Текст книги "Просто он работает волшебником"

Автор книги: Татьяна Луганцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 4

Она смутно слышала голоса, над ее закрытыми веками ощущалось какое‑то движение… Суета, шум, мелькание огоньков…

Мирабелла пришла в себя. Открыла глаза – и ослепла от солнечного света. Солнце висело над ней, почему‑то заключенное в пластиковую оболочку, и било лучом в глаза. Она не сразу поняла, что это всего лишь капельница.

– Очнулись? Просыпайтесь, пора уже! – донесся до Мирабеллы чей‑то приветливый голос.

Она повернула голову и увидела молоденькую девчонку в белом медицинском халатике.

– Где я?..

– В больнице, в травматологическом отделении, – охотно пояснила девушка. – Вас сюда доставили после автомобильной аварии.

Мирабелла заметила, что ее мысли путаются.

– Вчера? – испугалась Мирабелла. – Со мной все совсем плохо?

– Как раз, на удивление, ничего страшного – несколько ссадин, порезов и ушибов. То есть внешне все выглядело не очень хорошо, а на самом деле кости целы и органы тоже. Конечно, сотрясение мозга у вас сильное, – задумалась девушка.

– Поэтому у меня так голова гудит? – Мирабелла подняла руку к голове. – Меня что, побрили?!

– Успокойся! На голове бинт, ушибла ты ее, вот и все! Целы твои волосы.

– Слава богу! – выдохнула Белла.

– Женщины почему‑то боятся, что их побреют. А вот мужчинам все равно, – хихикнула медсестра. – Хотя, начиная лысеть, они паникуют.

– А почему я ничего не помню? – вновь забеспокоилась Мирабелла.

– Тебя накололи и обезболивающими, и снотворными, чтобы не возник болевой шок. Затем рентген сделали и МРТ. А ты все спала, спящая царевна. Оказалось – ничего страшного…

– Мутит, – поморщилась Белла.

– Тошнить долго может после аварии… Сотрясение мозга к тому же…

– Я еще посплю? – зевнула Мирабелла.

– Конечно, отдыхай, я зайду позже, капельницу сниму. Я сделаю все очень аккуратно, ты даже не почувствуешь…

– Спасибо, вы очень милая, – сказала Мирабелла, уже засыпая.

– Как вы можете лечить людей? – спросил у Беллы высокий мужчина в темном пиджаке, почему‑то с размытым лицом.

– Я их лечу уже лет шестнадцать, и претензий не было! – ответила она ему.

– Вы хоть на себя посмотрите! – строго сказал мужчина.

– Что? Что со мной не так?! – забеспокоилась она, чувствуя, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Сколько килограммов кариеса вы высверлили из их зубов?

– Что-о? – Она не ожидала такого дикого вопроса.

– Килограммы гнилых костей! И все это вы вдыхали! Вы растворяетесь! Вы гниете! У вас тоже выпадают зубы и волосы! На вас неприятно смотреть, уходите! Уходите, Мирабелла, и больше не возвращайтесь! – закричал он.

Мирабелла ошарашенно уставилась на свои руки и увидела, что они дрожат.

– О, нет! Я не хочу! Нет! Помогите! Я должна работать! Я еще не старая! Мне руки нужны для работы! Что вы делаете?!

– А мне уши нужны для слуха! Да приди же ты в себя! – Ее резко дернули за плечи…

Мирабелла открыла глаза и рывком села на кровати.

– О боже! Это всего лишь сон, страшный сон! О, такой ужас приснился! Просто кошмар! – еле отдышалась она и посмотрела на соседку по палате, пожилую женщину с гипсом на руке. – Здравствуйте…

– Здравствуй. Ты так кричала! Были бы тут врачи ночью, точно прибежали бы. Я сразу поняла, что сон плохой тебе снится. Ты все кричала про какую‑то работу, про зубы… Зубы во сне увидеть – плохо. Мне однажды приснилось, что я сама себе зуб удаляю, так через три месяца племянник мои помер.

– Я стоматолог.

– А! Ну тогда совсем другое дело. Если зубы снятся стоматологу, это не считается. Если рыба снится рыбаку – тоже не к болезни. Меня Еленой Станиславовной зовут.

– Мирабелла. Меня так мутит…

– Лекарства сильные колют! Мне тоже кололи первое время, я очумевшей от них была. Не иначе как наркотики, – понизила голос Елена Станиславовна.

– Думаю, это просто снотворное… Ох! Что же я наделала?!

– Тише ты! Людей разбудишь, – зашипела на нее Елена Станиславовна.

– Я же всех подвела! Точно! – сокрушенно воскликнула Мирабелла.

– Не вини себя! Ты еще от травмы не отошла! – сказала Елена Станиславовна, ложась на койку и натягивая одеяло до подбородка.

– А мужчина? Я же ехала в машине с мужчиной! Я только сейчас о нем подумала! Кошмар!

– Твой родственник? – уточнила соседка.

– Да нет, я села к нему в машину, только не помню – зачем?.. Нет, я этого человека совсем не знаю. А что с ним? Он умер?! – ужаснулась Мирабелла.

– Нет, успокойся! Он лежит в мужском отделении, это под нами, на втором этаже. Я слышала, медсестры о нем говорили. Вроде в восьмой палате он, – ответила соседка.

– А с ним все в порядке?

– Ну, как сказать… Если в больнице человек, это риторический вопрос. Понятно, что с ним не все в порядке, я слышала, переломы у него.

– Я обязательно его навещу. Неудачно я села к нему в машину, он же меня чуть не угробил!

– Заодно и спроси у него, – зевнула Елена Станиславовна.

– О чем?

– Куда ты ехала‑то, голова горемычная. Если ты не помнишь, почему ты села в его машину, может, он об этом помнит? – здраво рассудила соседка по палате.

– Точно… А ведь дома – моя мама! Она ведь не знает, что со мной случилось! Она уже с ума сошла от беспокойства за меня! Я бы ее обязательно предупредила, если бы не смогла прийти домой. Мама, наверное, думает, что меня убили! – ахнула Мирабелла.

– Дай ей бог здоровья, чтобы сердце выдержало! – посочувствовала Белле Елена Станиславовна. – Но я думаю, что беспокоиться не стоит: твоя мама уже была здесь, когда ты спала.

– Правда?!

– Зачем мне тебе врать? – обиделась соседка по палате. – Ты не вернулась домой, и она пошла тебя искать. Вроде соседка ей сказала, что ты от нее уже ушла. Твоя мама стала звонить по больницам и моргам. Ей и сообщили, что ты здесь лежишь.

– Значит, моя мама знает, что со мной все в порядке? – выдохнула Мирабелла.

– Конечно! С ней и врач твой говорил. Успокоили ее, как могли. Придешь в себя – сама ей позвонишь.

– Хорошо. Одной проблемой меньше, – вздохнула Мирабелла и посмотрела на стул, где была сложена ее одежда, а сверху лежал листок с именем «Григорий». – Вот ведь черт!

– Что еще? Вспомнила, куда ехала? – Елена Станиславовна поняла, что вряд ли ей удастся поспать с такой активной соседкой.

Мирабелла судорожно надевала свою одежду, путаясь в рукавах.

– Мне идти надо…

– Как идти? Куда идти?! Да ты что, болезная?! Ночь на дворе, ты еле‑еле в себя пришла! Ну ты даешь!

– Я же всех подвела! – Белла встала, прислонилась лбом к стенке и перевела дух. – Как отсюда уйти?

– Да ты серьезно, что ли? Что я завтра врачу скажу? Я не пущу тебя, даже не думай!

– Вы спали и не видели, как я ушла, так им и скажите! Чувствую я себя нормально, кости у меня целы, что мне здесь делать?

– Ох, Мирабелла! Не знаю, не знаю, – покачала головой соседка, – больница закрывается на ночь. Как ты отсюда выйдешь? Хотя, может, через приемное отделение? Оно должно быть открыто круглосуточно. Считай, что я ничего не говорила и вообще не видела тебя…

Мирабелла еще раз попрощалась с Еленой Станиславовной и, держась за стенку, пошла из палаты. В прохладном пустом коридоре ей пришла в голову умная мысль.

«Что я делаю? Куда я собралась? Ведь даже о том, что со мной все относительно хорошо, я знаю только со слов моей соседки по палате. Может, она мне солгала, чтобы не расстраивать? Она же не врач. Почему у меня так сильно все болит? Прямо до слез!»

Она лоб в лоб столкнулась с пожилой медсестрой, спешившей куда‑то с подушкой в руках. Наверняка она шла в ординаторскую – спать.

– Вы почему тут бродите? – строго спросила она.

– Я?

– Ну не я же!

– Я навещала… – соврала Мирабелла.

– Как – навещала? Одиннадцать часов ночи!

– Заговорились, – потупила взгляд Мирабелла.

– С ума сошли? Нарушаете больничный режим! Из какой вы палаты? – сдвинула брови женщина.

– Так я вам и сказала! Чтобы этого человека из больницы выгнали? Нет уж! Заговорились мы, извините нас. И… дайте мне пройти!

– Ну‑ка, дыхни!

– Да вы что?! Мы не пили! Лучше помогите мне уйти отсюда. Будьте человеком, вы же должны помогать людям!

– А почему у тебя голова перевязана? Зачем врешь? Как не стыдно, чай, не девочка! – покачала головой медсестра, и Мирабелла залилась краской стыда. – Сбегаешь? – прищурилась медсестра, подбочениваясь.

– Очень надо… – всхлипнула Белла от боли и от жалости к себе.

– А в принципе мне все равно! Здесь не тюрьма и не психиатрическая клиника. Выглядишь ты плохо, но это твое решение – уходить отсюда или нет.

– Помогите мне выйти, – пискнула Белла.

– Иди за мной! – кивнула ей медсестра. – Плохо же тебе, шатаешься на каждом шагу…

– Тошнит…

– В аварию попала, что ли?

– Ага, но я об этом почти ничего не помню…

– Сильно ты головой стукнулась, с такими травмами лучше бы под наблюдением оставаться. Ты хоть домашний адрес свой помнишь? Я грех на душу брать не хочу, – покосилась на нее медсестра.

– Я всего лишь пострадала, а другой человек может пропасть… Потеряться в большом городе!

– И помочь ему можешь только ты?

– Только я знаю о нем, – пояснила Белла.

Медсестра вывела ее каким‑то длинным, с тусклым освещением и низким потолком коридором в приемное отделение.

– Меня не задержат? – запаниковала Белла.

– Ты же со мной. Тут не полицейский участок. Эй, Константин! – позвала она, и к ним подошел какой‑то молодой человек.

Белла струхнула. Она решила, что медсестра ее обманула и вызвала санитара, который сейчас лишит ее свободы. Но медсестра сказала:

– Костя, отвези девушку, куда она скажет. Ей срочно уйти надо, она только-только в себя пришла.

– Не вопрос, Ольга Леонидовна! Отвезем! – улыбнулся парень.

– Спасибо вам большое! – поблагодарила ее Белла.

– Мы же все люди, все понятно! Может, у тебя дома ребенок маленький один? – улыбнулась ей медсестра.

– Нету у меня ребенка, – вздохнула Белла и последовала за парнем.

Он оказался водителем больничной легковушки с красными крестами на белых боках.

– Садись, болезная… Поехали!

Мирабелла села рядом с ним.

– На Киевский вокзал, пожалуйста.

– Ого! Я думал, ты домой поедешь. Выглядишь очень хреново! Не доедешь ведь! Или тебе от вокзала еще куда‑то ехать надо?

– Пожалуйста. Мне человека одного надо найти.

– Ну хорошо, как скажешь. – Он пожал плечами.

«Действительно, как бы я поехала к вокзалу на общественном транспорте? И почему я вообще еду на вокзал? Гриша приехал в семь вечера, сейчас, наверное, уже часов одиннадцать, он же не идиот – ждать меня так долго? Давно уже уехал, наверное, взял такси, купил справочник, нашел адрес института… Но я все равно должна его поискать». Вслух она сказала:

– Какая хорошая мне медсестра попалась. Вошла в положение. Не уговаривала меня остаться, не ругалась.

– Поняла, наверное, что смертельная опасность тебе не грозит, – сказал парень.

– Откуда она могла об этом знать? Впервые меня увидела.

– Она заместитель главного врача, заслуженный врач России, лет сорок проработала в реанимации и сразу оценивает состояние больного, – пояснил Константин.

Они быстро доехали до Киевского вокзала.

– Тебя подождать? – спросил Костя.

– Спасибо, не надо… Я не знаю, сколько я здесь пробуду, да и ты на служебной машине.

– Ну тогда прощаемся?

– До свидания.

– Не хворай!

– Спасибо.

Мирабелла оказалась на привокзальной площади. Территория была ярко освещена. Народу было относительно немного. Стояли с сигаретками в руках таксисты, носильщики с металлическими тележками в ожидании пассажиров с тяжелым багажом.

Белла поежилась, оказавшись на прохладном ветерке, и поспешила в здание вокзала.

Постоянные обитатели вокзала выглядели особым образом. Были тут и пьяные, и бомжи, и люди разных национальностей, целыми семьями, с детьми, большими тюками. Бомжи обратили на Беллу внимание из‑за ее бинтов, приняв за свою, и что‑то приветственно ей закричали. Мирабелле стало неуютно, она почувствовала тяжесть в ногах и головокружение. Она нашла зал ожидания и принялась за поиски Гриши, всматриваясь в лица дремавших пассажиров. Белла подходила к молодым крепким мужчинам, легонько трясла их за плечи и спрашивала:

– Извините, вы не Григорий?

– Что?.. Нет!.. Пошла ты!.. Зачем разбудила?.. Чего надо?.. – отвечали ей. Она начинала понимать всю тщетность своих усилий, и тут за ее спиной нарисовались два парня в кожаных куртках. Один «качок» похрустывал костяшками пальцев, словно разминая их перед решающим ударом.

– Привет, болезная… Чего ты тут шаришь?

– Вы что? – шарахнулась от них Белла. – Я… Гришу ищу…

– Я Гриша! – улыбнулся один из них. – Отойдем?

– Куда? – испугалась она.

– Отойдем, тут недалеко.

– Зачем?

– Поговорим, – нехорошо улыбнулся парень.

– Извините, я пойду… я обозналась… – попыталась было увильнуть в сторону Белла, но ее уже подхватили под руки с двух сторон и поволокли в неизвестном направлении. Она попыталась воспротивиться, и ее вырубили грубым ударом в солнечное сплетение. У Беллы сразу перехватило дыхание. Она не могла произнести ни звука, ноги у нее отнялись…

«Караул!» – пронеслось в голове.

Глава 5

Максим Жемчужный родился в семье богатого цыганского рода, члены которого уже много лет оседло жили в Москве и выступали в цыганском театре. В семье он был единственным ребенком. Отец его был уважаемым человеком – он возглавлял цыганскую диаспору. Мама, Рада Жемчужная, была ведущей артисткой цыганской труппы: темпераментная, очень талантливая женщина. Поклонников у Рады Жемчужной было не счесть, после спектаклей ее гримерка ломилась от обилия цветов и открыток с восторженными признаниями ее таланта. Многие известные люди хотели бы видеть темпераментную цыганку в роли своей любовницы. Но она была верна своему мужу, Яше Жемчужному. Появившийся в их семье чудный мальчик еще больше скрепил их семейный союз. С рождением его брата или сестры Рада вовсе не спешила, она считала, что век артистки короток: «Сколько мне осталось работать в театре с этими танцевальными нагрузками? Хорошо, если продержусь до сорока лет…» Однако на главных ролях Рада оставалась еще долго и со временем начала считала своей главной ошибкой бездумно упущенный шанс стать матерью во второй раз.

Тем более ценным для семьи Жемчужных был их единственный сын – Макс. Природа или Бог наградили его красотой, артистичностью, темпераментом матери, умом и рассудительностью отца.

Яша Жемчужный всю жизнь боролся с невежеством своих соплеменников, уговаривал цыган отдавать своих детей в школу, вести оседлый образ жизни. И очень расстраивался, когда ему не удавалось побороть многовековые традиции. Он очень переживал, когда про цыган говорили, что они все – воры, шарлатаны, перекати-поле. Жемчужный больше всего переживал за детей, у которых был шанс начать другую жизнь. Иногда, если их родителей сажали за воровство, продажу наркотиков или доказанное мошенничество, он пристраивал таких детей в другие семьи или в школу при театре, где дети учились и готовились стать артистами в будущем. Но все равно многие цыганские дети заканчивали только начальную или неполную среднюю школы. Были такие и у них в театре, но за счет таланта оставались на сцене.

Члены семьи Жемчужных были людьми образованными. Учиться Максим любил. Он закончил эстрадно-цирковое училище, затем – институт культуры, учась на двух факультетах: организации культурно-досуговых мероприятий и на факультете продюсирования. Выступал в цирке как артист оригинального жанра, показывал фокусы. Мама немного обижалась, что он предал их театр, но радовалась его успехам в целом. Максим придумывал такие замечательные фокусы, что был замечен и приглашен в международный цирк, где весьма успешно продолжил свою карьеру.

В сложные годы перестройки, когда различные театры вообще почти перестали посещать, когда упали сборы и зарплаты артистов, семью Жемчужных постигло двойное горе. Умер отец, потерявший большие деньги, вложенные в некую финансовую пирамиду. Умер и старый руководитель театра, достигший весьма почтенного возраста. Максим вернулся в Россию – чтобы похоронить отца, поддержать мать и не дать развалиться цыганскому театру. Он выступил спонсором, очень грамотно организовал рекламу, гастроли, параллельный бизнес в виде открытого театрального кафе. Так он и не позволил сгинуть театру, вытянул его. Труппа единогласно избрала его своим руководителем. Максим не очень‑то хотел всем этим заниматься, но подвести людей он тоже не мог. Все‑таки это было дело его отца – святое для него. Ему пришлось уйти с арены – катастрофически не хватало времени, а ведь он был еще молод и грезил цирком. Фокусы с картами он мог проделывать какие угодно. Точность его рук была отточена до совершенства. Распиливание женщин, иллюзии с огнем, левитация – все это было в его творческом арсенале, но пришлось оставить эти занятия.

Максиму было уже тридцать семь лет, он стал владельцем театра, хозяином цирка во Франции и развитой сети бизнеса – галерей искусств по всей Европе. Он состоялся как личность – и в профессии, и в человеческом плане. Кризис миновал, театр в России процветал. Теперь бо́льшую часть своего времени он проводил в Европе, в Москве появлялся наездами. Макс был высоким спортивным мужчиной с прожигающими насквозь черными глазами, с роскошной копной иссиня-черных волос и потрясающей улыбкой. Ни одна женщина не могла устоять перед ним. Максим относился к этому вполне спокойно – он любил женщин. По молодости парень пускался во все тяжкие, а позже решил, что не на ком ему жениться. Совсем уж молоденькую девушку брать в жены он не хотел, ему бы с ней было неинтересно. Дамы постарше прыгали к нему в постель в первую же ночь, словно изголодавшиеся кошки, и вскоре он разочаровался в женщинах: они казались ему несерьезными и корыстными особами. Его мама волновалась, думая, что он так и останется закоренелым холостяком-гулякой.

– Дорогой Максим! Рядом с тобой столько красивых женщин! Ну почему ты до сих пор не можешь выбрать одну-единственную?

– Может, именно потому, что их слишком много? – смеялся Максим.

– Я серьезно с тобой говорю об этом!

– Чего ты хочешь от меня? Внук же у тебя есть!

Он имел в виду своего незаконнорожденного ребенка от французской актрисы Мишель Дюк. Она ради него даже ушла от мужа-режиссера, но Максим так и не сделал ей предложения, хотя полностью взвалил на себя всю материальную сторону воспитания сына, стараясь как можно чаще видеться с ним. Сейчас Дюку было десять лет.

– Вот именно! Ты даже не женился на женщине, родившей тебе сына! Уж до чего она хороша! Талия, глаза… Все при ней, и она до сих пор ждет тебя! А ты – бесчувственный чурбан!

Максим пожал плечами. Отношения с Мишель были очень сложными. Она для него стала просто очередной подружкой, она обманула его с этой беременностью, подстроив ее специально, нарочно. Потом вскрылись неприглядные факты, что в молодости она снималась в порно, и Максим четко осознал, что не хочет жениться на такой женщине. Этот факт из ее биографии он скрыл от всех, даже от мамы, чтобы как‑то сохранить и так весьма хлипкие отношения несостоявшейся невестки и свекрови.

Сына Максим обожал. Мишель пыталась шантажировать – если не женишься, не дам тебе с ним видеться, но фокус не прокатил. Мишель смирилась, испугавшись, что по решению суда Дюка отдадут отцу, как более состоятельному, положительному человеку. Максим беспрепятственно мог общаться со своим сыном.

Но все это Раде Жемчужной совсем необязательно было знать. Она безумно любила своего смышленого внука, баловала его и мечтала о других внуках от любимого сыночка. Мишель вкралась к ней в доверие, проявив некоторые актерские способности, она желала, чтобы Рада помогла ей «образумить» Макса и заставить его жениться на ней. Упирала на тот факт, что Дюк сильно скучает по Максиму и ему необходимо общение с отцом каждый день. Поняв, что это бесполезно, общение с Радой Мишель свела до сугубо формального. Расчетливой и весьма холодной дамочкой оказалась эта Мишель…

Имелся у Максима давнишний друг, Гена Столяров, с которым, казалось бы, ничего общего у него и быть не могло. Цыганский отпрыск, посещавший специальную школу и выбравший специфическую профессию, – и Геннадий Викторович Столяров, фигура весьма уважаемая в определенных кругах, работавший следователем по особо важный делам. Максим никогда не нарушал закон. Дружили они с детства, жили в одном дворе и были абсолютно разными, но в итоге стали лучшими друзьями. Максим рос в обеспеченной семье, Гена жил только с мамой, излишне увлекавшейся спиртным. Гена часто прятался от дружков матери у Максима. Рада не понимала, почему ее сын предпочитает дружить с русским мальчиком, но препятствовать их отношениям не стала. Рада частенько подкармливала Гену, отдавала ему вещи своего сына. Несколько раз пьяная мамаша Гены врывалась к ним в квартиру с дикими криками:

– Где мой сын? Что вы с ним делаете?! Поганые цыгане! Вы его хотите украсть и продать на органы?! Я вызову милицию!

– Это отвратительно, – только пожимала плечами Рада. Она хотела бы, чтобы ее сын прекратил общение с мальчиком из неблагополучной семьи, но Макс не мог бросить товарища.

В подростковом возрасте над их дружбой нависла серьезная опасность. Как и следовало ожидать, Гена связался с очень плохой компанией: шпаной, ориентированной на кражи, грабежи, угоны машин… Он стал злым, замкнутым, перестал общаться с Максимом, ушел из дома. Максим не опустил руки и начал бороться за своего друга. Он в одиночку пришел на страшный пустырь, в самое логово шайки, состоявшей из двадцати человек. Среди них болтался и Гена. Макс появился там, когда парни делили награбленное и пили дешевый портвейн. К сигаретам Геннадий тоже успел пристраститься.

– Ого! А что это за мальчик к нам пришел? – зло сплюнул глава шайки, Серега.

– Я пришел за своим другом, – спокойно ответил Максим.

– А я думал, ты хочешь погадать или настучать на нас! – засмеялись пацаны. – Проваливай! Тебе здесь не место! Уходи, пока жив!

– Я не уйду без него, – упрямо ответил Максим.

– Подожди, Серый… Я с ним поговорю. – От шайки обступивших Максима парней отделился Гена. Он вплотную подошел к Максиму: – Уходи!

– Нет.

– Тебе чего надо?

– Я пришел за тобой!

– Зачем? Здесь – моя семья.

– Это не твоя семья. Ты пьешь и куришь… В семье все друг друга любят, а здесь каждый за себя, как стая волков, – сказал Максим.

– И что? – засмеялся ему в лицо Гена. – Что хочу, то и делаю! Легко так говорить, когда ты сам в шоколаде, а мне не дана другая семья! Пойми, Максик, у тебя есть мама, папа, квартира, машина… Ты так же, как другие цыгане, будешь плясать и петь в театре! Вот и иди, и пляши! Забудь меня!

– Я не могу, ты мой друг! Я не сдаю друзей и не бросаю их.

– Я тебе не друг! Гусь свинье не товарищ! У тебя своя дорога, а у меня она… здесь.

– Человек сам выбирает себе дорогу, и ты вправе выбрать другой путь.

– Заткнись! Я не хочу тебя слушать! Мне с ними хорошо, я чувствую, что я среди своих. А ты какой мне друг? – презрительно сплюнул на землю Гена.

– Друзья познаются в беде. А мне со стороны виднее, что ты попал в беду, и я на то и друг, чтобы вытащить тебя отсюда, – все так же спокойно сказал Максим. Он смотрел в глаза Гены и не верил, что приятель превратился в одного из этих волчат, окруживших его со всех сторон. Потому он и не боялся их.

– Проваливай отсюда, иначе это плохо для тебя закончится, – так же спокойно ответил ему Гена.

– Да что ты с ним разговариваешь? Ты с нами? – спросил у него Сергей.

– С вами…

– Вот! А этого щенка отпускать нельзя, он знает, где мы тусуемся, видел, чем мы занимаемся. – Сергей выдвинулся вперед и набросился на Максима с кулаками.

Максим достойно ответил ему. Что-что, а к этому его тоже подготовил отец, с детства отдав сына в секцию восточных единоборств. Максим был бесстрашен, но Сергей подло ударил его на глазах у всех ножом в живот. Все произошло очень быстро. Гена потом много раз в уме прокручивал этот эпизод и понимал, что никто не успел бы помочь Максиму. Юноша шарахнулся от малолетнего бандита и посмотрел на свои руки: ладони окрасились в ярко-кровавый цвет.

– Макс! – кинулся к нему Гена, у которого в тот момент земля ушла из‑под ног и весь мир в глазах перевернулся.

Ребята тоже притихли.

– Серый, ты же человека завалил! – выдохнул один из них.

– Да какого человека?! Черномазый цыган! Они все твари!

Пацаны испугались вида крови и не поддержали своего вожака, бросились врассыпную. Что и следовало доказать: здесь друзей не было, никто никого не поддерживал.

Гена остался один с умиравшим Максимом на руках. Он сумел дотащить его до дороги, где были люди, и попросить о помощи.

Рада чуть с ума не сошла… Она билась в истерике и кричала:

– Я так и знала! Нельзя было водиться с этим мальчишкой из плохой компании! Вот что получилось! Мой мальчик!.. Мой добрый мальчик, который никому не сделал плохого!.. Он же – само солнышко!

Гена, абсолютно опустошенный душевно, несколько дней просидел в больнице, пока состояние Макса не улучшилось. Рада прогоняла его, но он не уходил. Следователю Гена рассказал все, как это произошло, и позже задержали всех участников банды. Сергея лишили свободы, остальные были приговорены условно и поставлены на учет в соответствующих организациях, и Гена – в том числе. Зато больше никогда в жизни он не то что не свернул в сторону, но даже и не пытался это сделать. Он взялся за ум, поняв, что сам выберет в жизни что‑то лучшее. Он решил стать следователем, ему пришлось быть на голову выше других абитуриентов, чтобы ему поверили, несмотря на уже истекший срок условной судимости.

– А ведь если бы не ты, я бы уже сидел, да и не в первый раз! Так бы и покатился по наклонной, – как‑то раз признался Гена Максиму.

– Да… Я «отмыл» тебя своей кровью, – засмеялся Максим.

Они выросли крепкими, здоровыми мужчинами и больше никогда в разговорах не возвращались к тому роковому случаю. Максим часто приезжал в Россию и встречался со своим другом. Иногда им приходилось общаться и по работе. Когда на бизнес Макса начались наезды со стороны бандитов, ему здорово помог Гена, и во время захвата банды, обещавшей вырезать всю семью Жемчужных под корень, «словил» пулю.

– Теперь мы квиты! – радовался Геннадий, лежа в больнице после операции.

– Ну и дурак же ты! – ответил ему Макс. Он бросил все дела и вот уже второй месяц пребывал в России.

Гена наконец вышел из больницы и уже ходил с тростью, слегка прихрамывая. Ему дали три месяца на восстановление, затем Гена должен был пройти комиссию и получить доступ к работе. Но без работы Гена не мог прожить и дня и поэтому ввязался в одно частное расследование. Заклинило старшего следователя: полиция трудится, а толку‑то особого нет… Преступность множится, разрастается, словно плесень!

– А все почему? – спрашивал Гена у Максима.

– Почему? Я не знаю, я как‑то далек от проблем преступности, я больше спец по праздникам, нежели по похоронам! – ответил Максим.

– Потому что мы мелкую сошку загребаем периодически, а она снова плодится. Потому что остаются боссы с деньгами в карманах. Преступность – как ящерица, способная к регенерации. Мы отрываем хвосты, а надо бы – головы!

– Никому еще не удавалось голову оторвать… Подчищают мелкие притоны, плесень эту соскребают со стены то там, то здесь, а стена‑то огромная, она прямо в небо уходит… Ты‑то тут при чем? Один в поле воин? – спрашивал у него Макс.

– А я устал от этой нечисти. Работа такая – избавляю общество от нее. Иначе я плохой работник!

– Опять на опасный путь встаешь, – отметил Макс. – У этих криминальных боссов денег немерено, наверняка связи есть, и в правоохранительных органах – тоже.

– Меня это не волнует! Я их всех выведу на чистую воду!

Гена был высоким здоровым мужчиной с открытым лицом, светлыми глазами, густыми вьющимися волосами светло-русого цвета. Он напоминал русского богатыря, готового спасать всех и каждого, и Россию-матушку – в том числе.

Максим был высоким, жилистым, худощавым. Короткие волосы цвета вороного крыла, жгучие, живые черные глаза, правильные черты лица, легкая небритость… И потрясающая улыбка. Он часто улыбался и был очень обаятелен, просто чертовски обаятелен… Лицо же Геннадия всегда было очень серьезным и сосредоточенным.

Максим сидел за рулем своего спортивного «Ламборджини», ехал очень быстро, но у Киевского вокзала ему пришлось сбавить скорость. Только что пришел поезд, и из здания вокзала повалили пассажиры, которых встречали родственники. Вокруг суетились таксисты и носильщики.

– Останови‑ка! – вдруг попросил Гена.

– Что такое?

– Стой!

– Здесь вроде нельзя…

– Тормози! Все тут останавливаются! – резко ответил Гена, и Максим остановил машину.

Он повернулся и увидел, как за углом двое молодых мужчин в темной одежде бьют какого‑то бомжа.

– Это омерзительно, – отметил Максим, – разборки с бомжом… Что он им сделал?

– Их полно на вокзалах! Небось мало принес побирушка денег своему хозяину, и вот – «воспитание»…

– Мы не можем на это просто так смотреть! Они же убьют его. Я пойду разберусь! – сказал Максим, быстро вышел из машины и, не дожидаясь реакции друга, поспешил к месту потасовки. – Э, мужики! Что тут происходит?

Один из мужчин небрежно бросил ему через плечо:

– Чувак, проходи дальше! А то и ты получишь!

– Я спрашиваю: за что вы избиваете человека? – Максим не боялся ничьих угроз.

– Не твое дело! – грубо ответили Максу.

Макс скосил глаза – и содрогнулся. Они били женщину! Один из парней рявкнул:

– Тебе больше всех надо?! Это наша разборка! Негоже ходить по нашему прикормленному месту и требовать милостыню! Станет хорошей девочкой – больше бить не будем, мы же не звери! Мужик, не парься, проходи мимо, не то и сам получишь!

– Я заберу эту женщину с собой, – сказал Максим твердо.

– Да кто же ее тебе отдаст!

– Я иду, Максим! – раздался голос Гены.

– О, глянь, еще один калека бежит! Может, тоже на нашем вокзале подработать хочет?

Парень набросился на Максима. Тот схватил нападавшего за руку и резко вывернул ее. Парень упал, корчась от боли. Его друг ринулся на Максима и нарвался на мощные удары в челюсть и в грудь. Этого ему вполне хватило. Он сложился пополам и рухнул на землю рядом с приятелем.

Максим хмыкнул:

– Давно не практиковался. Чуть пальцы не разбил.

– Ну вот, – разочарованно протянул Гена, – я только сюда дохромал, а все уже закончилось.

– Лечите ногу, Сеня… лечите! – Максим протянул руку Мирабелле. – Вставай! Вот звери… как разукрасили… Ты сама сможешь подняться?

Белла затравленно смотрела на него. У нее дежавю?! Она никогда не видела этого красивого мужчину. Но Белла иногда мечтала, что ее когда‑нибудь спасет прекрасный принц… И вот, похоже, это и произошло! Принц был выше всяких похвал. Лицо, глаза, фигура… Дорогой костюм… а как лихо он уложил обоих бандитов! Нет, определенно он выглядел даже лучше, чем она представляла в самых радужных мечтах. Но что‑то не вписывалось в «картинку». Белла хлопнула ресницами. В ее мечтах принц поднимал ее на руки и заявлял, что мечтал о ней всю жизнь, и сразу вел в ЗАГС… И тогда мед у всех потечет по усам… А реальный «принц» отвернулся и сказал приятелю: