Текст книги "С праздником! Валентинов день (сборник)"

Автор книги: Татьяна Луганцева

Соавторы: Маргарита Южина,Екатерина Неволина,Елена Усачева,Елена Вернер,Елена Нестерина,Диана Машкова,Алиса Лунина,Ариадна Борисова,Лилит Мазикина,Марина Туровская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Сообразив, что находится она в квартире спасшего её Алексея, Ольга застеснялась. Где же он сам? Как его благодарить за спасение?

Держась за стенку, Ольга обошла квартиру. Пустая, даже Соньки нет. И что делать? Сил спуститься с третьего этажа дома на первый не было. За окном в соседних домах продолжал гореть свет. Сколько же сейчас времени?

Устроившись на кухне, Оля заварила себе чаю и, сев на угловой диван, заснула после первой же чашки.

Проснулась она от осторожного прикосновения к затылку и от заливистого лая Соньки.

– Крепкая у тебя голова, Оля. Ну-ка, посмотри на меня.

Моргнув, Оля посмотрела на Алексея. Поразительно интересный мужчина. Даже лёгкая небритость ему необыкновенно шла.

– Взгляд уже фокусируется.

– А сколько я у вас времени? Ещё четырнадцатое февраля или уже пятнадцатое?

– Пятнадцатое, Оля. Утро.

– Я пойду. – Оля встала, и тут её повело. Она чуть не упала.

Алексей отнёс её на диван.

– Тебе рано ещё ходить. Оставайся, буду тебя наблюдать. Через неделю вернёшься жить к Ангелине Вадимовне, если захочешь.

– Алексей, а вы кто? – с тихим любопытством спросила Оля.

– Я врач, травматолог. Завтра отвезу тебя в нашу клинику на томографию. Спи, а мне надо на работу.

На диван к хозяйке под бочок немедленно запрыгнула Сонька.

На третий день пребывания Оли в квартире Алексея в гости пришла Ангелина Вадимовна. В строгом костюме, опираясь на трёхногую палочку новой модификации.

– Алексей, – заявила она с порога, – Ольге пора возвращаться ко мне.

– Ей ещё рано, – ответил Алексей. – Проходите, мы ужинаем.

Дальше разговор продолжился за столом. От еды Ангелина Вадимовна отказалась, но чаю с коньяком выпила.

– Томография показала явное улучшение. Но пока хрящ на носу совсем не срастётся, я её не отпущу.

– А обо мне ты подумал? – чуть ли не до слёз обиделась Ангелина Вадимовна. – Третий день я схожу с ума от скуки и плохо готовлю. И ещё мне семьдесят пять лет!

Отпив из рюмки, Алексей хмыкнул:

– А кто будет выгуливать собаку, уважаемая Ангелина Вадимовна?

– Да у нас все соседки по очереди согласны это делать! Лишь бы Оля опять села в свою консьержную.

– Опять будете пить из неё энергию? – погрозил пальцем старушке Алексей.

Судьбу Ольги решил брат Саша, заглянувший в гости.

– Алексей, ты меня пойми, мужик ты хороший, но как-то негоже ей у тебя жить! – Жанна, которая увязалась с ним, хотела вставить слово, но Саша не позволил: – Пусть она всё-таки будет у Ангелины Вадимовны. И перед соседями приличнее, и мне спокойнее.

И Олю «спустили» на первый этаж на работу в будку консьержки. В течение недели в гости зашли все соседки, Саша с Жанной и, что особенно удивило Олю, семь «девочек»-подружек Ангелины Вадимовны. У Ольги начинала побаливать голова после их визитов. Раньше, до удара, она боли не ощущала. И вспомнились слова Алексея: «Пьют энергию».

Все знакомые и родные чего-то от неё хотели. Гене при ней удобно было пить, Светлане торговать, новым соседкам рассказывать о своих семейных проблемах, подругам Ангелины жаловаться на здоровье… А чего хотелось ей самой, Оле?..

Нарезая овощи для сотэ, Ольга чуть не порезалась из-за непрошеной мысли.

Даже Ангелина Вадимовна при всём хорошем отношении по большей части делает всё для себя. Ей удобно присутствие Ольги.

И лишь Алексей ничего у неё не просит. Он только помогает.

В дверь позвонили.

Ольга пошла открывать. В квартиру сразу влетела радостная Сонька, Алексей, который в это утро выгуливал её, стоял за порогом.

– Оля… – нерешительно начал он. – Понимаю… Ангелина Вадимовна, брат, соседи… Ты будешь приходить помогать Вадимовне каждый день. Но! Откажешься быть консьержкой. Переезжай ко мне. И разводись со своим Геной. Пожалуйста.

Забыв, что синяк из чёрного превратился в жёлто-фиолетовый, а потому выглядела она совсем не романтично, Ольга кинулась Алексею на шею.

Так что для Ольги День влюблённых четырнадцатого февраля не закончился, а начался. И пусть он длится как можно дольше.

Елена Усачёва
Змея

Василий не любил ходить в гости к Игорьку. Вместе зависать на ступеньках института, мотаться по общаге, пить пиво на парапете Москвы-реки – пожалуйста. А к Игорьку – нет. Он лучше в подъезде подождёт.

Хватило ему пары раз таких походов. В большой высокопотолочной квартире Василий терялся. Коридор ему казался бесконечным, множество дверей уводили в подземные царства или глубокие пещеры.

Из такой пещеры однажды выплыла, как будто Хозяйка Медной горы, Ирка, старшая сестра Игорька. Была она в зелёном искрящемся платье. Платье делало Ирку похожей на змею: большая голова со взбитыми в высокую причёску волосами, узкое тело и бесконечный хвост, то есть ноги.

– Мелочь сидит на кухне, – приказала Ирка и скрылась в ванной.

Обращение возмутило. То, что она не поздоровалась с только что пришедшим братом и его другом, возмутило тоже. То, что заперлась в совмещённой с туалетом ванной, а парням после пива нужно было именно туда – они и зашли-то на минутку, – возмутило особенно.

Василий собрался сказать вслух то, что он думает про Ирку, но за него это сделал Игорёк. Разведя руками и округлив глаза, он долго орал ругательства в закрытую дверь ванной комнаты.

За этой дверью шумела вода. Ирка его не слышала.

– Мелочь, рассыпалась! – бросила Ирка, проходя сквозь ринувшихся в освободившуюся ванную Игорька и Василия.

Игорь заскочил первым. Василий задержался, чтобы оглянуться. Зелёное платье тонуло в темноте прихожей, создавая полное ощущение ползущей змеи. И даже не ползущей, а перемещающейся в пространстве. Дискретно – здесь, там, дальше.

– Ты чего, запал? – с ходу прочитал мысли приятеля радостно выскочивший из туалета Игорёк. – На неё все западают. Она парней одним взглядом перерубает.

И затем, уже в своей пыльной комнате, Игорёк рассказывал о подвигах сестры, о жертвах её коварства, как сбрасывала она ещё сопротивляющихся с балкона и складывала бездыханные тела у порога квартиры. Выходило, что часть этих подвигов как будто отражались на самом Игорьке, что победы сестры давали бонусы брату.

Василий слушал, а сам думал, что в большой душной квартире очень неуютно жить, что люди в ней одиноки, а поэтому кажутся то змеями, как эта Ирка, то уродами, как Игорёк, который нёс уже полную чушь про себя, про сестру и отца – секретного шпиона.

В туалет Василий так и не сходил, отчего время от времени вспыхивала острая боль внизу живота, и всё происходящее тогда становилось словно в тумане.

А Игорёк всё рассказывал… Каждая история была нелепей предыдущей, и уже казалось, что более глупой ситуации не встретить. Оставалось только дивиться, какие люди вокруг невнимательные и наивные. Или они рядом с Иркой такими становились?

Поэтому – нет, не любил Василий бывать у Игорька в гостях. И если уж по прихоти судьбы его заносило к Игорькову дому, то наверх Василий не поднимался, ждал в подъезде, ловя странное чувство, словно опять хочет в туалет, отчего неизменно возникала та самая боль внизу живота.

Здесь же, в подъезде, Василий видел тех, кого «убила» коварная Ирка. Были эти люди вполне вменяемыми. Чего они на Ирку запали?

Вся эта неприятность так бы и канула в прошлое – мало ли раздражающих нас людей ходит по Земле, – если бы однажды Василий не встретил Ирку у себя в институте. На Ирке были джинсы и зелёная водолазка, что ещё больше сделало её похожей на змею. И что удивительно – она разговаривала с Ви-Ви.

Мир с гордой надписью на боку «Титаник» покачнулся и понёсся навстречу айсбергу.

Виктор Викулов был неуклюж и хромоног. Всё он делал на два такта, за что и был прозван Ви-Ви: ходил, приволакивая ногу, говорил, заикаясь, даже смотрел с подмаргиванием.

Удивление и готовность утонуть в ледяной Атлантике были написаны на лице Василия, поэтому Игорёк пропустил эпизод с вопросами, сразу перейдя к объяснениям.

– А чему ты удивляешься? Ирка любит подбирать убогих. На их фоне она выглядит королевой.

Василий очень старался не удивляться. Ему в адрес Ирки не только удивляться, смотреть не хотелось.

– А здесь-то она что делает? – только и спросил он.

– Так она ведь с нами учится.

Эта новость была достойна первых полос газет. Потому что никогда раньше Василий в институте Ирку не видел. А она, оказывается, училась здесь уже четыре года, двумя этажами выше, на факультете социологии. И вот теперь каким-то чудом оказалась на их вотчине, на четвёртом этаже.

– Мелочь, рассыпалась! – фыркнула Ирка, проходя сквозь толпу второкурсников.

И «мелочь» охотно выполнила этот приказ.

«Ну и правильно, что я не хожу к ним, – подумал Василий. – Доказывай потом…» Что и кому он собрался доказывать, Василий разобраться не смог.

…Новый год был пьян и жесток. Игорёк звал к себе, но Василий не шёл. Навязчиво клеился к Оле с исторического, но она злилась и ругала его «деревней». Он не слышал этих слов – лез и лез к ней, ходил тенью, ловил в коридоре общежития. И даже пощёчина, звонкая, удивившая пощёчина, его не остановила. Лишь укрепила в мысли, что все бабы – дуры. Во главе «всех» почему-то стояла Ирка. В дурном сне она забиралась на развалины только что рухнувшего из-за неё дома и размахивала флагом. Рука с древком вытягивалась, превращая хозяйку в змею.

О том, что змея сожрёт всех, кого победит, Василий додумывал уже, сидя на кровати, ожидая, когда из головы уйдёт сонный морок, когда дышать станет легче. Ну и ногу на ногу закинул, а то опять родилась неприятная резь внизу живота.

Надо было сдавать экзамены, но всё валилось из рук. Василий часами сидел у Оли, мучил её, не давал спать, решал за неё задачи. Он уже ненавидел Олю, но всё ходил и ходил за ней. Они ругались. Она снова дала пощёчину.

Говорила Оля злые и обидные слова – что он глуп, что некрасив, что неумён, что ничего не может, что ему не к девушке подходить, а в замочную скважину подглядывать. За такие слова её хотелось ударить, хотелось повалить и сделать всё быстро, зло, чтобы она не успела засмеяться.

Чтобы заставить замолчать, Василий её поцеловал. Прямо около расписания в коридоре четвёртого этажа, где Оля в очередной раз ругала его, объясняя, как надо делать, чтобы жить достойно. Но смех продолжал звучать в ушах, он бился внутри головы – и одновременно снаружи…

Смеялась Ирка. Она шла на корпус впереди Ви-Ви, поворачивалась, чтобы он слышал, что она говорит. Ви-Ви кисло улыбался на её смех, отводил взгляд.

Ирка обернулась и увидела Василия. Взгляд её был странным. Это оттолкнуло Василия от Оли. Чему сама Оля сначала была рада – стала активно вытирать губы, а потом разозлилась, потому что Василий приклеился взглядом к зелёной спине.

– Вот стерва, – прокомментировала Оля Иркин проход. – У неё глаз дурной. Видел? Посмотрит – приворожит.

Василий молчал. Смотрел, как ковыляет Ви-Ви, как ползёт Ирка. «У, змея!» – пронеслось в голове.

– Вообще, непонятно, что она у вас здесь делает. Ей давно пора морду набить, чтобы она так не смотрела. Вы-то чего ей разрешаете? И хватит на неё пялиться! На меня смотри!

– Да пошла ты!

Василий побрёл к лестнице. Конечно, надо было извиниться. Сказать, что Оля не виновата, что сегодня такой день, пасмурный и снежный. Короче, фигня всё. И как-то поднадоело.

Больше Василий к Оле не ходил. Она звонила и спрашивала, что случилось, говорила, что не обижается.

Были каникулы – эти бесконечные две недели, больше похожие на целую жизнь, чем на короткий её отрезок. Оля сама пришла к Василию. Случилось всё то, о чём он думал. И даже как он хотел – быстро. И никто в конце не засмеялся.

Первые два дня нового семестра были головокружительны, наполнены удивлённым вглядыванием в тетрадь, где каждое раньше написанное слово кажется тарабарской грамотой.

Игорёк вещал. О квесте, о чём-то ещё, снова о квесте. У Василия в голове бродила вялая мысль, что надо как-то отделаться от Оли. Ну зачем она за ним ходит? Зачем пытается на чём-то поймать?..

– Ну что, мелочь?

Ирка положила руку на плечо брата. Игорёк закатил глаза, Игорёк фыркнул, Игорёк стал говорить гадости. Она отошла, а он всё говорил. Как она его достала, что он сделает, когда придёт домой, какая она змея и что зимой холоднокровные должны спать.

Ирка стояла около окна, опершись о подоконник, смотрела на улицу. Она так изогнулась, словно хотела сунуть голову сквозь стекло, присела, готовясь к прыжку. Игорёк смотрел на её откляченный зад и наливался злобой. Слушать его было скучно. И тут Василий заметил, что Ирка что-то сунула под подоконник. И сразу выпрямилась, снова посмотрев на друзей. А на Василия как-то особенно. Даже улыбнулась. Улыбнулась, чуть дольше, чем обычно, задержав взгляд. На нём. На Василии. Этот взгляд ткнул горячей иголкой в мозг. Сразу захотелось в туалет. Василий должен был что-то понять, о чём-то догадаться. Вот только о чём?

– Иди, иди, – крикнул напоследок Игорёк и потянул Василия прочь.

Рывок выдернул его руку из кармана. На пол посыпалась мелочь, запрыгала, зазвенела. Ирка бросила взгляд через плечо и засмеялась.

Василий присел на корточки, собирая деньги.

– Ну, что ты? – Игорёк топтался рядом. Спешил.

– Иди, я сейчас!

Одна монетка катилась, виляя, стремясь добраться до батареи под окном. Остановилась она в паре метров от цели, и Василий подпихнул её, чтобы цель была достигнута. Он честно тянул пальцы, сопел. Под батареей было пыльно. Монета не находилась. Ну и плевать на неё! Потому что Василий уже увидел под подоконником щель. Кто-то старательно выскреб цементную крошку, чтобы сделать дыру вместительной. И в эту щель была вложена записка.

Он не помнил, как вытащил эту записку, как сунул в карман. Пришёл в себя уже на ступенях института. Записка жгла сквозь ткань. Казалось, она пролезает между нитями, из которых сделан материал куртки и брюк, между молекулами тела, пытаясь прорваться к печени и селезёнке. Чтобы уже там превратиться в змею. Превратится – и будет есть по куску. Ждать, когда печень восстановится, и снова есть.

Листок был розовый. В углу летели бабочки. Фоном шло что-то розово-пушистое. Почерк у Ирки был круглый.

 
«Моё сердце не льдинка —
Вот тебе валентинка».
 

Это было не ему. Конечно, не ему. С чего вдруг Ирка отправит ему валентинку? Это она написала кому-то. Очередной жертве. Записку надо положить обратно.

Василий повернулся к дверям, потом ещё раз повернулся – от дверей. Потому что в этих самых дверях стояла Оля. И была она вся в розовом – всё-таки День святого Валентина, надо праздновать.

И они пошли праздновать. К концу этого бесконечного дня, когда он лежал на Оле, а она так старательно стонала, чтобы не показать, что Василий неловок, так вот в этот момент он и понял, что записка могла быть и ему. Что это можно проверить, написав ответ. И нужно торопиться, ведь Ирка не будет ждать долго. Она ж змея! Хихикнет и уползёт.

С мыслями о спешке Василий стал довольно активно действовать. Не ожидавшая этого Оля получила первый в своей жизни оргазм.

Сочинялась записка тяжело – Василий совершенно не умел писать. Выходило что-то корявое о пойманном привете и сборах в дальнюю дорогу.

На следующее утро записка была отправлена в щель, а сам Василий посадил своё ничего не чувствующее тело на лавку в лекционном зале.

Две пары лекций он чувствовал только гул в голове да мерные удары сердца. Глухие, как в пустой банке.

Наконец решился проверить – записка исчезла. Оставалось ждать. И это было самое тяжёлое. Он заметался, наткнулся на Олю, сам не понял, как оказался с ней на чердачной лестнице. Заторопился, потому что ответ уже мог прийти, стал входить в неё резко, а Оля стонала и требовала: «Ещё! Ещё!»

Ответа не было. Василий без дела слонялся по этажам, чуть не согласился пойти к Игорьку в гости, наорал на Олю, звавшую его на вечеринку с продолжением. Он был готов заделаться привидением и остаться в институте на ночь, но его остановило сообщение о том, что Ирка дома.

– Что? – переспросил Василий, старательно щурясь, словно от этого мог лучше слышать.

– Ирка, говорю, дома, – повторил Игорёк и вздохнул: – Пошли ко мне. Хотели новый диск слушать.

Василий не помнил, чтобы он на что-то соглашался, но само сообщение, что Ирка дома, наконец пробилось в ту зону мозга, которая отвечала за понимание происходящего.

Сидеть дома одному было невыносимо, и он оказался у Оли, много пил, а поэтому в ответственный момент был уже не в состоянии что-то делать.

Записка появилась через два дня. Теперь бумага была жёлтая, но в уголочке порхали всё те же бабочки. Слов разобрать не получалось. Они прыгали перед глазами, всё почему-то попадался «привет», остальное смазывалось, пока глаз опять не натыкался на «привет».

– Чего там?

Василий, видимо, долго вглядывался в записку, Игорёк заметил, что в их разговоре появилась заметная пауза.

– Ща, я приду, – буркнул Василий и рванул в сторону туалета.

Это был текст песни. Василий узнал. Тот же почерк. Последняя «а» с игривым хвостиком.

Записка произвела неожиданный эффект – Василий разучился думать. Надо было писать ответ. Надо было торопиться. Но ответа не было. Нечего ему было сказать Ирке. Ни про её глаза, ни про ноги, ни про любовь к зелёному. За окном шёл снег. И Василий написал про снег. Как он идёт. Как ложится на землю. Как делает всё холодным.

Теперь предстояло положить записку в тайник под окном, но от Игорька было не избавиться. Он назойливо шёл следом, успевал выскочить из туалета до того, как Василий сворачивал за угол, пил компот на бегу, бросал куртку на руки гардеробщице, не беря номерок.

Спасла Оля. Игорёк Олю не любил. Он считал её разлучницей их дружбы. При появлении Оли Игорёк сразу ушёл.

От Оли сбежать было легко. Для этого Василию даже не пришлось прятаться в туалете. Он просто рванул по лестнице. Оля что-то кричала. Но он уже стоял у нужного окна. Записка нырнула в щель.

На улице шёл не снег, а дождь. И под этим дождём Василий шагал, ощущая себя героем, совершившим подвиг. В больной башке родилась мысль, что надо бы присмотреться к Ви-Ви. Что это Ирка с ним ходит? Как только они начнут встречаться, запретит ходить. И пускай все свои зелёные одежки выбросит. Нечего! Есть и другие цвета.

О том, что голова мокрая – он шёл домой, забыв про капюшон, – вспомнилось уже дома, когда Василий упал на подушку и почувствовал: холодно.

А потом стало жарко, потому что Василий заболел. В голове крутилась мысль о том, что хотя бы через два дня он должен оказаться в институте. Два дня – срок для Иркиных записок. Два дня!

Дождь смыл с улиц снег. Вспоминалось письмо. Зачем он писал про этот снег? Между сном и пробуждением путались мысли. Если, думал Василий, он сам не дойдёт до подоконника, кого послать? Может, Олю? Соврать, что он шпион, и отец у него шпион, и они вместе выполняют тайное задание, что отслеживают переписку вражеских агентов, что от этого зависит жизнь планеты?..

Василий переворачивался на другой бок и понимал, что первое, что сделает Оля, это прочтёт записку…

Есть ещё Игорёк. Его уже можно никуда не посылать, можно прямо спросить про Ирку. Как она там? Что делает? Ждёт ли записки?

Лихоманка крутила, сворачивала мысли в жгут. Они теперь тоже представлялись змеями, холодными, скользкими, белесыми, вылезшими из темноты.

Через четыре дня Василий был около окна. Записки не было.

Вариантов придумалось несколько.

Ирке не понравилось его письмо, поэтому игра закончилась.

Она уже ответила, но записку вынул кто-то другой.

Она вообще не получила записку. И виновата в этом была, конечно, Оля. Это Василию только показалось, что он оторвался от неё тогда. А вышло, что нет, не оторвался.

…Оля пучила глаза и поначалу вообще не понимала, почему Василий на неё орет. Она пыталась вставить своё слово, напомнить, что в их паре как раз Василий глупый и неуклюжий, а никак не она, но Василий не слышал. Оля убежала в слезах. Теперь надо было придумывать, что делать дальше. Ещё какое-то время надо последить за «почтовым ящиком». И хорошо бы самому написать записку.

Вопросом, что нравится, а что не нравится Ирке, Василий поверг Игорька в долгое раздумье. Вышел он из него с логичными вопросами: «А тебе зачем?» и «И с какого бодуна тут Ирка?»

Болезнь ещё не оставила Василия, поэтому Игорька хотелось ударить, а не объяснять ему что-либо.

Бить не пришлось. Игорёк отлично справился с задачей, ответив на вопрос сам:

– С Олей поругался? Хочешь мириться? Так купи ей что-нибудь! Когда Ирка с кем-то ссорится, то в следующий раз ей тащат всякую парфюмерию. Или цветы.

Про цветы мысль понравилась, и Василий вложил в записку бледно-розовый цветок герани.

Ответ был уже на следующее утро. Василий вертел в руках жёлтую бумажку и пытался сообразить, когда Ирка успела её принести. Записка была оставлена вчера вечером, сейчас раннее утро. Она здесь была ночью? Как спецагент, влезла по стене, алмазом разрезала стекло и забралась под подоконник?

Содержание записки было уже не так важно. Ведь они просто перебрасывались словами. Ну и бабочки в углу страницы.

Был последний день февраля, когда начался ремонт. Перекрыли пол-этажа, на полу появилась известка. Подоконники были сняты в первую очередь – меняли окна.

Два дня Василий ходил вдоль перегородки, не понимая, что делать дальше. Ирка в институте не попадалась. Она тоже расстроилась? Она придумывает, как быть дальше?

Нашёл её Василий на шестом этаже социологов. Она сидела на банкетке, закинув длинные ноги одну на другую. Сапоги у неё были зелёные. Игорёк старательно тащил прочь, шипел, что им попадёт. И вообще делать им тут нечего.

– А, мелочь, – грустно произнесла Ирка, глянув на них, и тут Василий понял, как надо действовать.

Впереди был праздник. 8 Марта. Тот самый день, когда мужчина может исправить любую ошибку. И даже если этой ошибки нет, всё равно исправить – жизнь, судьбу, отношение. Это самый странный день в году, когда одни хотят чуда, а другие это чудо устраивают. Новый год не идёт ни в какое сравнение – тогда чуда ждут все. Ото всех. А тут только женщины. От мужчин. И даже старательно кривят губы, говорят, что это вообще не праздник, что никто уже не знает ни Розу Люксембург, ни Клару Цеткин. Что это не о том, что сейчас – не о женщинах, а о правах этих самых женщин. И что дарить цветы и вести в ресторан – это унижение, умаление прав. Но кричали так только те, кому никто ничего в этот день не дарил, кто был одинок в борьбе за внимание к себе. Другие этот день ждали. Ирка тоже должна была ждать.

Игорёк рвался поехать в лес. Ехали историки, с палатками, с гитарой. Ехала Оля. Игорёк звал, даже не пытаясь скрыть, что об этом его попросила Оля – они вдруг подружились.

Василий собирался с духом два дня, а потом сообщил, что придёт к Игорьку домой.

– Что мы там хотели? Музыку слушать?

От такой радостной новости Игорёк тут же забыл все просьбы Оли и с жаром стал убеждать, что да, надо идти к нему. Что у него не только музыка, что он и игрушку покажет. И ещё кое-что у себя на компе, что пересылать ни в коем случае нельзя.

Это было самое сложное письмо, которое когда-либо писал Василий. На письмо он потратил три лекции, от постоянного переписывания заболела рука. Ещё нужен был букет. Самый большой. Чтобы Ирка не сомневалась.

Игорёк понимающе хмыкал, но говорил, что денег у него нет.

– Зачем тебе цветы? Олька уходит в поход! Да она и без цветов ничего себе. И так даёт.

Просить у матери – значит все объяснять. Зарабатывать было уже поздно.

И тут нарисовалась Оля. Зачем Игорёк её помянул?

– Что делаешь завтра?

– Он цветы тебе собирается покупать! – полез вперёд Игорёк.

Оля отвела глаза:

– Нужны мне твои цветы!

Не уходила.

– Ты же уезжаешь! – напомнил Василий.

– А я передумала! – с вызовом произнесла Оля. – У меня другие планы!

Вероятно, она ждала, что Василий начнёт спрашивать. Но ему было всё равно.

– И ты в эти планы не вписываешься! – прошипела Оля.

Она была готова уйти. Василий сам не ожидал, что спросит:

– У тебя денег, случайно, нет? На неделю. Отдам.

Оля смотрела на него во все глаза. И ненависти там уже не было.

Она потянулась к кошельку. Бормотала, что может не торопиться. Что ей сейчас не очень нужно, что деньги откладывала на поездку, но раз она не едет…

Василий очень хотел спросить Игорька, когда Ирка будет дома. Но решил понадеяться на удачу. Он боялся убеждать сам себя, что Ирка должна его ждать. Что по запискам выходило – будет, будет ждать. Такой уж это день, когда ждут. Когда уже можно обойтись без подоконников.

– Ты чего с цветами? – ахнул Игорёк и, как всегда, сам себе ответил: – Потом к Оле идёшь? А говорил, что бросил!

Василий окинул взглядом прихожую. Вещей здесь было много. Не было только зелёной куртки и зелёных сапог.

– Ирка-то? – Игорёк лениво пинал тапок. – Поползла очередного ухажёра душить. У, змеюка!

Они что-то слушали, что-то смотрели, пили кислое вино. Названивала Оля. 8 Марта. Она хотела праздника. Голова гудела, действительность плыла.

Выходя из квартиры, Василий чувствовал равнодушие. Букет он оставил. Там же была записка. Плевать. Пускай читает.

Телефонный звонок не придал его мозгам ясности, только дал направление ногам. Оля, как всегда, ругала и строила его, объясняла, что он неуклюж, глуп, некрасив, неудачлив. У него был только один способ сделать так, чтобы она замолчала. И не успела рассмеяться.

Утром Оля долго отпаивала его чаем, давала таблетки, плотно застёгивала куртку, чтобы не продуло. На лекции он идти не собирался.

Звонок Игорька выдернул его из ватного равнодушия.

– Ты прикинь! – орал он жизнерадостно. – Эта дура решила, что букет от Ви-Ви! Вчера примчалась, стала прыгать, всё трясла какой-то запиской. Оказывается, они переписываются. Записки куда-то там суют, а потом читают. Говорила, что они поссорились. А теперь – как здорово! Вот дура-то! Идиотка! Я видел эту записку – чушь полная! Не знаю, как она в твой букет попала, наверное, сама змеюка её туда сунула, чтобы мне показать. Я обплевался. Ты чего букет-то забыл? Как у вас там с Олькой? Было что?

Василий что-то отвечал, но всё это было уже бессмысленно. Выходит, что писала она не ему. И отвечала тоже. Вот змея какая!

Было сыро и промозгло. Начиналась весна.