Текст книги "Лето перемен"
Автор книги: Татьяна Гутиеррес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Глава тринадцатая
Рива
На следующий день я просыпаюсь, и мне кажется, что улыбка не сходила с моего лица всю ночь. Я пытаюсь встать, но мое тело протестует. Оно все ноет. Мое нежное ленивое тело не приучено к физическим нагрузкам. И я делаю мысленную заметку начать менять эту привычку. Глядя на Антона вчера, я поняла, парень не валяется на диване, поэтому он так чертовски восхитителен. Чтобы ему понравиться, мне тоже надо накачать кубики на животе. И я принимаю волевое решение бегать до моря по утрам, купаться там и возвращаться домой.
И когда одетая в короткие шорты и верх от купальника я прохожу мимо веранды с восхитительным запахом блинчиков с вареньем, то чуть не теряю самообладание.
Нет. Я решила стать секси. Блинчики не вписываются в мои планы.
Бабуля провожает меня взглядом и только успевает крикнуть в спину, чтобы я немедленно шла завтракать и бросила эти глупости. Что звучит крайне соблазнительно. Она почти меня убедила. Но мысли об Антоне придают мне решительности.
– Я на море, завтракать не буду, – бросаю я и выскакиваю за калитку прежде, чем бабуля за шкирку вернет меня.
На бегу вставляю наушники, делая мысленную заметку не орать песни тридцатилетней давности во всю глотку и подстраиваюсь под ритм Snow Patrol. Уже спустя минут пять от непривычки колет в боку и ужасно хочется вернуться на веранду к чаю с мятой и блинчикам.
Антон. Антон. Это ради него.
Вспомни о дьяволе…
Как по волшебству отворяются ворота частного дома – в том самом месте, где я вчера налетела на него – и оттуда выбегает Антон. Это что – шутка? Он тоже собрался на пробежку? Я уже подумываю над тем, чтобы незаметно смыться, но не тут– то было.
– Ты меня преследуешь? – ухмыляется он.
Как у него так получается сохранять самообладание? Он ни капли не удивлен. Хотя, будь на его месте кто другой, я бы тоже не эмоционировала так сильно.
– Для этого я должна обладать даром предвидения, а, поскольку его у меня нет, логичнее предположить, что именно ты меня преследуешь, а не наоборот.
Антон выгибает бровь дугой.
– Ну, было бы правильнее считать, что это ты стоял за калиткой, ожидая, что я буду пробегать здесь, а не я подгадала момент, – разъясняю я.
– И какого фига мне это делать?
– Не знаю, может, ты расскажешь?
– Рива, ты, видать, читаешь что– то не из школьной литературы этим летом. В шпионы я играть не люблю.
А во что любишь? Да ладно, я сама удивляюсь какой оборот принял наш разговор. Ничего такого я не говорю, а только возвращаю наушник в ухо, и бегу дальше. Велика честь.
За мной, в паре шагов, бежит Антон. Я чуть припускаю, чтобы не показаться слабачкой.
– Ты неправильно бегаешь!
– С чего это? – пытаюсь проговорить и не задохнуться одновременно.
– Дышишь неправильно. Слишком быстро бежишь. Тебе, как новичку, надо соблюдать правило смены бега и ходьбы.
Он бежит и дышит ровно…Совсем не хватает воздух ртом, как рыба. Или как я.
– С чего ты решил, что я новичок? Может, я каждый день бегаю…
– А это не так? – Он снова выгибает бровь, и я понимаю, что глупо отрицать очевидное.
Мое сердце бьется очень сильно. Во– первых, не считая уроков физ– ры, я никогда не бегаю. Во– вторых, одна мысль о том, что Антон рядом и разговаривает со мной, уже выводит мое сердце из строя.
– Что еще не так, тренер?
– Ну, твоя обувь ни к черту не годится для бега. Ты можешь повредить себе ноги, потянуть связки. Быстро устанешь.
– Другой у меня нет.
– Ты делаешь слишком широкие шаги, а еще руки у тебя прижаты к туловищу. Так у тебя устанут плечи, да и дышать тяжело.
Он дотрагивается до моей руки, и сгибает ее в локте под прямым углом.
– Вот так, – улыбается Антон.
Ну все. Теперь я точно дышать не могу.
Я киваю головой, и подчиняюсь его инструкциям. У него есть какая– то магическая власть надо мной. Скажи он мне сейчас, что я должна до моря гуськом дойти, и я бы послушалась.
Следующие несколько минут мы бежим рядом, наши пятки ритмично отстукивают шаги о грунтовую дорогу, и вскоре я в самом деле начинаю замечать, что мои ступни молят о пощаде. Кажется, я натерла щиколотку идиотскими кедами. А еще у них тонкая подошва, и я ощущаю каждый мелкий камешек.
Антон замечает, что я сбавила темп. Хотя, будь на мне валенки, я все равно бы не смогла бежать дальше. Все. Я запыхалась. Выдохлась.
– Я…больше…не…могу, – выдавливаю из себя.
– Давай перейдем на шаг, а когда наберешься сил, снова побежим.
Я хотела было нагрубить ему, и поинтересоваться с какой такой радости мне с ним бежать, но он ничего обидного не сказал, а всего лишь желает помочь. Поэтому причин крыситься у меня нет.
– Кажется, мне на сегодня достаточно. Я не хочу тебя задерживать. Беги вперед.
Во мне борются два желания: чтобы он остался со мной и чтобы оставил меня в покое. Пусть выбирает сам. Я без сил.
– Мы почти у моря. Давай дойдем и искупаемся. Что скажешь? Я что– то тоже не очень настроен бегать.
Антон пловец. Кто– то мне говорил, что у него есть все шансы попасть в профессиональный спорт. Этой осенью будут проходить какие– то важные соревнования, и он на них собирается. Кажется, даже не в России.
– Ты часто бегаешь? – меня мало интересует ответ, но я не хочу казаться неспособной поддержать разговор.
– Я должен постоянно быть в форме. Иначе в воде не смогу думать ни о чем, кроме того, как бы выползти и сдохнуть.
– Плавание, значит…
Как будто я не знала этого. Ага.
– Да, мне нравится, когда мои руки врезаются в толщу воды, и каждый раз, касаясь бортика за рекордное для меня время, меня охватывает такое странное чувство. Эйфория, что– ли? Нет, эйфория – это слишком громкое слово.
– Круто.
– Держи воду, иначе не дойдешь до моря.
Что правда – то правда. Во рту у меня Сахара.
Антон протягивает спортивную бутылку, которая висит у него на поясе, и я делаю жадный глоток.
– Мне кажется, я еще неделю не решусь на очередную пробежку.
– Решишься. Мне одному скучно бегать и выбор я тебе не дам. Только тебе придется набирать темп. Иначе я развалюсь к следующему сезону.
– Что? Ты не дашь мне выбора?
От его нахальства у меня перехватывает дух. Или это от радости?
– У меня завтра гребаный серфинг.
Антон опрокидывает голову и громко смеется.
– Рива решила стать спортсменом года!
– Ты меня даже не знаешь! – делаю вид, будто обиделась на замечание. На самом деле наслаждаюсь тем, как звучит мое имя из его уст. – Может, я не хочу, чтобы меня разнесло к концу одиннадцатого класса?
– Похвально. – Антон окидывает беглым взглядом мою фигуру и краем глаза вновь замечаю, как выгибается его бровь. Что бы это не означало, я предпочитаю додумать, чем знать правду.
Мы выныриваем из тени деревьев и, спустившись по лестнице, выходим на набережную. От камней, сплошь заставленных лежаками, отражается палящее солнце, и мое лицо моментально обдает жаром. Антон, кажется, не замечает развалившиеся туши бабулек и тонны ведерок, заполненных водой и камнями, а также детей без трусов, резвящихся вокруг них. Закинув руки за спину, он стягивает свою футболку, обнажая ммм…фигуру атлета. Мне кажется, его можно использовать на уроках анатомии при изучении мышечного каркаса человека – настолько четко прорисовываются его мышцы сквозь смуглую кожу. И когда только успел загореть? Не прошло и недели еще, а он уже идеального кофейного цвета. Антон ухмыляется уголком рта, заметив то, как я разглядываю его, и я тут же отвожу глаза.
Черт. Как я могу так пялиться на него. Чуть слюни не потекли.
– Вперед, миссис Серфинг.
– Что? Я не пойду купаться. Вода холоднющая еще.
– Разве ты не собиралась купаться после пробежки?
И зачем я только поделилась с ним своими планами? Делаю умственную пометку научиться держать язык за зубами.
– Да, после пробежки, а не прогулки.
– Ха, так это ты же сдохла через сто метров, не я!
– Факт остается фактом – я не бежала, и купаться не буду.
– Не будь занудой.
Меня почему– то обижают его слова. Знаю, он говорит ради того, чтобы взять меня на слабо – и это почти работает – но я так отчаянно стараюсь не быть занудой, что его замечание выводит меня из равновесия.
– Ты первый.
Антон закатывает глаза и, скинув кроссовки и носки с себя, бегом устремляется в воду.
Я не то, чтобы бегать, ходить– то не могу по ним. Теперь, когда я вижу, как он четким брасом плывет от берега, я тоже скидываю обувь – только гораздо ближе к воде – и осторожно захожу по колено.
Вода ледяная. Нет, мальчишки рождаются без нервных окончаний – это точно! Пока он рассекает поверхность Черного моря своими безупречными мышцами, я стою и думаю, как же неожиданно повернулось все. Еще несколько дней назад я мечтала, чтобы он посмотрел на меня, сегодня я уже непринужденно веду с ним беседу. И хотя мое сердце подпрыгивает каждый раз, как я гляжу на его идеальный профиль, мне уже гораздо проще дается его присутствие рядом.
Солнце безбожно печет, и я скидываю с себя футболку, оставаясь в верхе от купальника и шортах. Я закрываю глаза, наслаждаясь пришедшим летом и надеждами, которые оно мне сулит, и вдруг секунду спустя уже кричу от неожиданности. Нега сменяется ощущением холодной воды на коже. Я оказываюсь в море. Падаю попой на камни, и меня тут же накрывает соленая волна. Я отчаянно пытаюсь ртом заглотить воздух, но глотаю воду.
О, как же я ненавижу это! Ненавижу, когда мелкие дети брызгаются, когда ты пытаешься зайти в воду. Ненавижу, когда меня толкают в нее. И смеются подлым голосом. Как Антон сейчас.
– Это было низко!
– Я помог тебе зайти, – смеясь, он подает мне руку и притягивает к себе.
О, боже! Холод сменяется жаром в моем теле. Антон выше меня на полголовы, и когда я оказываюсь рядом, мои губы почти касаются его шеи. Я тяжело выдыхаю, и горячее дыхание обдает его кожу. Он поворачивает голову, и мое сердце замирает.
Давай же, поцелуй меня!
– Извини, – его низкий голос выводит меня из транса, – это было по– детски глупо. Но в свое оправдание скажу, что ты сама напросилась, – теперь мы уже оба улыбаемся.
– Тебе придется искупить свою вину. Я такие вещи не прощаю.
– Я к вашим услугам, миледи, – протягивает он, и в этот раз я толкаю его в воду.
Но Антон делает шаг назад и даже не думает падать. Я толкаю его с большим рвением, и хохочу во весь голос. Но он стоит, как вкопанный. Что с ним такое? Он сделан из железа? Его пресс точно. Твердый как камень.
– У тебя ничего не выйдет. Можешь не стараться.
Но азарт уже разыгрался во мне, и я продолжаю пихаться. В какой– то момент Антон падает и тянет меня за собой. От неожиданности и от истерического смеха я чуть не захлебываюсь водой, пытаясь встать обратно на ноги на ужасном каменном дне.
– Какой же ты подлый!
Я посылаю волну ему в лицо, но он делает странное движение, и я снова скребу дно ногтями.
– Мне кажется, мне надо в больницу – сделать промывание желудка, – жалуюсь я. – Я наглоталась воды. А они, – показываю жестом на голожопых детишек у берега, – сюда писают.
– Надо выбирать себе врага по зубам, – сквозь смех наставляет меня Антон.
– У меня не было выбора, ты первый напал!
– Да, но надо было сдаваться сразу, тогда бы ты выпила всего литр против пяти, которые теперь плещутся у тебя в желудке. И помни, половина – это не вода, а…
– Теперь меня точно тошнит. Я пойду на берег.
– Вода не такая уж и холодная, – как ни в чем ни бывало замечает мой спутник.
– Да уж, для тех, у кого вес меньше пятидесяти килограммов, в воде ниже тридцати градусов, купаться строго запрещено.
– Это ты– то весишь меньше пятидесяти килограммов?
– Пятьдесят, хорошо. Ровно. Так что я еще попадаю в эту категорию.
Следующие полчаса мы ведем ленивый разговор, сидя на камнях у моря, пытаясь высушить одежду, чтобы в более– менее приличном виде вернуться домой. А после Антон говорит, что ему надо тренироваться, и оставляет меня, убегая по кишащей туристами набережной.
Это самый лучший день в моей жизни! Я бью кулаком в воздух и замечаю, что мальчик лет пяти повторяет это движение за мной.
– Давай вместе, – предлагаю я.
И мы вдвоем празднуем мою маленькую победу, рассекая воздух кулаками несколько раз подряд, пока урчание в моем животе не напоминает, что я с утра ничего не ела.
Глава четырнадцатая
Антон
– Лет с пятнадцати меня окружали красивые девушки. Мне никогда не надо было стараться, чтобы им понравиться. Не надо было специально качать тело – тренировок было достаточно. – Я похлопываю себя по щекам. – Не надо было изводить прыщи на лице – спасибо маминому наследству. Папино наследство оказалось скромнее: голубые глаза и совершенно идиотский вспыльчивый характер. Но главный козырь – это моя гитара. Она действует магически на девчонок.
Дама лет пятидесяти, в строгом костюме цвета старого лимона, как и положено психотерапевтам, сидит в кресле напротив меня. Я же развалился на странном далеко не удобном желтом диване, повидавшем огромное количество психов разной степени и этимологии. Она кивает головой и делает какую– то бесполезную отметку у себя в тетради. Как отец только умудрился найти ее в Сочи? Мне хочется смеяться, но я не могу. Я проделывал это уже раз пять – и ни один так называемый специалист не дал мне ни одного толкового совета, ни разу не заставил меня чувствовать себя лучше. Это полный бред – пересказывать свою биографию снова и снова разным людям, не имеющим ко мне совсем никакого отношения. Но я обещал. И вот я здесь.
– Давно ты встречаешься с девочками? Много их у тебя было?
О, если бы она знала, то сочла бы меня грязной тварью. Я чувствую, как уголок моего рта ползет наверх. Только бы не засмеяться!
– Поначалу я пустился во все тяжкие, уходя из пабов не с отцом, а с очередной красоткой в мини– юбке. Я не чувствовал к ним ничего, кроме сексуального желания, а иногда даже и этого не было. Их не смущало даже, что мне не было и семнадцати. – Дама поднимает бровь, и перестает записывать. – Я давно перестал радоваться откровенным взглядам мимо проходящих женщин разных возрастов. Иногда меня даже подташнивает, когда я прикидываю в уме, что некоторые из них годятся мне в бабушки.
– Если ты об этом говоришь, наверное, тебя волнует этот вопрос. Беспорядочных связей?
– Уже нет. Прошлый год все изменил. Отец, поняв, что я беру от пьянок не меньше него, ничего проще не нашел, как вернуть меня обратно в Сочи, где с этим поспокойнее, чем в Москве. – Я делаю паузу, размышляя рассказывать дальше или нет. – Знаете, чтобы быть под присмотром дедов. И год назад я перебрался сюда. Отец, надо сказать, сделал все возможное, чтобы вернуть их доверие. – Я задумываюсь. Почему– то слова так и лезут из меня, какой– то неконтролируемый поток. Словно я пьян. – Много лет они не общались – слишком тяжело было для всех. Но кроме мамы у них было еще одно связующее звено – это я. И со мной творились не самые лучшие вещи. Я вырос заносчивым, самоуверенным нахалом с пагубными привычками. Во мне мало хорошего. Я знаю только одно – моя память о маме.
– Что с ней случилось? Если можешь, расскажи мне.
– Да это не секрет. Родители развелись, когда мне было шесть с половиной лет. – Снова запись в тетрадь. Это меня немного раздражает, но я делаю над собой усилие. – Осенью я должен был пойти в школу, и очень радовался этому факту. Но потом она умерла. Говорят, просто не хотела жить. Говорят, она пила. Но я – то знаю, было что– то еще. – Я тру ладонями лицо, чтобы избавиться от кома в горле. – И эти мысли не дают мне покоя, приходя в ненужные моменты: во время соревнований или тестов в школе, во время секса или исполнения песни в клубе. Почему она не стала бороться с ядом хотя бы ради меня?
– Твое детство рано закончилось, – делает странный вывод психотерапевт.
– У меня на хрен не было никакого детства.
Она вскидывает брови и кивает, беря кончик ручки в рот, чем внезапно располагает меня к себе.
– Тогда папа принял правильное решение – он взял и перевез меня в Москву. Проревев пару месяцев на уроках, я попросил у него год на то, чтобы оплакать маму. Желательно не прилюдно.
Сейчас я сам себе улыбаюсь, вспоминая.
– Это было достаточно взрослое осмысленное решение – замечает лимонная дама. Я так и не удосужился запомнить ее имя, хотя прихожу во второй раз. В первый я негодовал по поводу того, как Лаура меня бросила. Но, честно говоря, на ее месте я бы сделал то же самое. Мне совсем не хотелось в тот раз говорить о родителях, и признаюсь, немного переиграл тогда.
– Чертовски отважное и верное, – улыбаюсь я. – И спасибо отцу – он на следующий же день написал заявление в школе. – Я задумываюсь на секунду. Хоть я и проделывал это уже несколько раз, каждый новый – это как эксгумация моих чувств. – Я отсидел год дома, выбираясь только на уроки гитары и пения. И сдержал свое слово. – Мои пальцы без остановки крутят кожаный браслет на запястье. Я не очень люблю говорить о маминой смерти. – Ровно через год я перестал рыдать в неожиданных местах от того, что видел, как чья– то мама забирает своего сына из школы, или вообще при виде любой семьи. Я знал, у меня никогда не будет ни брата, ни сестры.
– Значит, ты пошел в школу уже в Москве?
– Мне было восемь лет, и я был самый старший в классе. Тогда я дал маме самое первое свое обещание – приложить все усилия, чтобы стать примером. И до шестнадцати лет остервенело его придерживался. Со мной не было никаких проблем.
Я встаю, потому что мой зад уже затек на каменном диване. И начинаю прохаживаться по безликому офису, разминая конечности, и попутно рассматривая разные вещицы.
– Я делал уроки за барными стойками, в гримерках, попивая кока– колу. Я учил стихи, затыкая уши от громкой музыки. Я привык не обращать внимания, когда меня трепали за щеки и спрашивали, не потерялся ли я.
Я подхожу к шкафу, на котором стоят книги разных именитых психологов – ну насколько я могу предположить это. Никаких фотографий семьи или вообще личных вещей, выдающих хоть какую информацию о человеке, которому я сейчас выдаю всю свою биографию.
– Ты говорил, что год назад переехал сюда?
– А, ненадолго. Учеба в Сочи была проще. Дед с бабой плясали надо мной, создавая все условия, чтобы я бездельничал. – Беру в руки стеклянную собачку и тут же возвращаю ее: какая же безвкусица. – А я не привык к гиперопеке, проявление заботы воспринимал как покушение на мое личное пространство. Мне было тяжело дышать.
Дама все пишет. Я снова хватаюсь за браслет – мне надо сдерживать себя, я обещал.
– Время от времени я убегал на кладбище к маме – от нашего дома оно в двух километрах. Иногда я оставался там по многу часов, рассуждая о разных делах, рассказывая маме различные истории, словно она сидела рядом, и пила чай, и слушала мою трескотню в пол– уха. А потом я уходил и напивался. Затевал идиотские драки. Целовал чужих девчонок. Или играл на гитаре у себя в комнате. Я был полнейшим засранцем. – Я возвращаюсь на желтый диван, так и не найдя ничего интересного в кабинете. – А потом появилась Лаура. – Я делаю взмах рукой. – И все стало еще хуже.
Я говорю заученными фразами – всем одно и то же. Мне ничего не надо от этих псевдоврачей. Они маму не вернут. А на остальное мне наплевать.
– Лаура – та самая, что ушла от тебя к твоему другу?
Я вот не понимаю зачем она сейчас это сказала. Напомнить о том, что моя девушка предпочла мне моего друга, или просто указать на то, что она не забыла, о чем мы говорили почти неделю назад? Черт побери этих херовых специалистов. Лучше бы отец сам со мной поговорил.
Мысли о прошлом никогда не покидают мою голову.
Но спустя день после моего визита к психотерапевту, когда я бегу вдоль набережной, запруженной туристами в купальниках и кошмарных плавках, я думаю не о нем. А о той смешной девчонке, Риве, с которой только что провел, пожалуй, лучшие минуты за последнее время. Она не похожа на девочек из моего окружения. Она не боится показать себя такой, какая есть. Мне кажется, она вообще не задумывается над тем, что о ней думают другие. Носит дурацкую одежду, и совсем не пользуется косметикой. Ее волнистые волосы такого необычного темного пепельного оттенка, что я специально бежал чуть позади нее, чтобы рассмотреть их. Таких не бывает, наверняка крашеные. Девчонка умеет отдаваться моменту. Поет она, безусловно, отвратно. Но сколько энергии вкладывает! Я ей завидую черной завистью. Я тоже, черт возьми, так хочу.
Глава пятнадцатая
Рива
После ужина я набираю номер Насти, но она не берет трубку. Мне не терпится вылить на нее все новости. Она с ума сойдет, когда услышит все это. Но тут я вспоминаю, что в ее жизни тоже много чего происходит. И я должна знать все, потому что на мне висит ответственность за то вранье, которое я уже успела выдать моей маме и бабуле.
Через несколько минут снова набираю ее номер. На экране высвечивается ее фотография в черных очках и соломинкой во рту. Я сейчас готова отдать все свои накопления лишь бы она оказалась рядом со мной.
– Але, – наконец отвечает знакомый голос.
– Насть, ты где?
На заднем фоне слышатся голоса и громкая музыка.
– В баре. Саша выступает сегодня, а я сижу и пускаю на него слюни и посасываю коктейль, одновременно отгоняя стаи поклонниц. Они с ума сходят по нему, представляешь? Я здесь, перед ним, он меня даже поцеловал в перерыве, а они чуть не закидывают его трусиками!
Подруга возмущается, но в голосе полным– полно гордости за своего парня. Я и забыла уже, насколько у нее с ним серьезно.
– Я должна знать, что говорить твоей маме, если она позвонит, – я пытаюсь перекричать гул в телефоне.
– Все в порядке. Она не станет звонить. Они с отцом уехали на неделю. Так что я…Живу у него.
– Что?
– Да, мы живем вместе, Рива. Ты не представляешь, как это – быть на седьмом небе от счастья! – По– моему меня тошнит. Она, что – читает женский роман из библиотеки моей бабушки? Но я, конечно же, ничего подобного не говорю. – Мы занимается любовью каждый день, и это чертовски круто!
– О, боже…ты осторожнее. Он взрослый парень. А тебе еще нет восемнадцати.
– Рива, какая же ты зануда!
Да что же такое сегодня со всеми?
Чтобы доказать обратное, в двух словах описываю события последних дней, но Настя слушает меня в пол– уха. Конечно, все что происходит у меня – детский сад по сравнению с ее взрослой жизнью.
Мне хотелось бы, чтобы наш разговор был более душевный, и дружеский. Хотелось бы обсмаковать все детали с ней, но я понимаю, что она в баре, и там шумно. К тому же ее любимый начал петь песню, посвященную ей. Так что я прощаюсь и прошу перезвонить, как только она вспомнит о моем существовании.
Ну и ладно, оставлю сегодняшний день самой себе. Я сладко улыбаюсь. Лето еще не началось, а у меня уже событий на целый дневник.
Утром я понимаю, что никак, ну просто никак не могу пойти на занятие по серфингу. Болит все и даже больше. Ноги не держат меня, и при каждой попытке передвижения подгибаются в коленях. Я наворачиваю огромную тарелку каши с клубникой. Мне плевать. Я люблю вкусную еду, тем более что с моей фигурой я могу себе это позволить. Я даже всерьез подумываю над тем, чтобы сачкануть сегодня, но мысль о том, что Антон спросит меня как прошло занятие, заставляет взять себя в руки.
Что я ему отвечу? Что не пошла, потому что вчера пробежала сто метров и у меня отвалились все конечности? Мое тело не может быть таким слабым.
– Давай сразу на цирковую конструкцию, – Памела кивает головой в сторону ненавистной балансировочной фигни.
– Мммм. Мы это каждый раз будем делать?
– Конечно. Пока ты на ней стоять не сможешь, я тебя на доску не поставлю.
– Скорее закончатся мои оплаченные уроки.
– Да ладно, все не так сложно.
Пам бросает беглый взгляд на меня, и ей самой трудно поверить в правдивость своих слов.
– Как прошел скейт? Я слышала у тебя неплохо вышло для первого раза.
Улыбка помимо моей воли расплывается на моем лице.
– О да, Раф очень здорово учит.
Пам фэркает, и я силюсь понять, что вызывает такую реакцию.
– Раф, значит? Ты так его зовешь?
– А ты как его зовешь?
– Я, как раз, так и зову.
Каламбур какой– то. За нашим странным разговором я не замечаю, как балансирую на доске. И только когда фурия легонько толкает меня, я теряю равновесие.
– Зачем это?
– Надо всегда следить за сменой обстановки. И держать баланс при любых условиях.
– Ладно, – недоверчиво бормочу я.
Мне кажется, или она меня недолюбливает? Мимо проходит Раф – как и в прошлый раз, он здесь в то же самое время. И когда он мне подмигивает, я совершенно теряю концентрацию.
Нет, серьезно? Как я могу держать баланс, когда такие парни, как он, сшибают с ног?
Поравнявшись с Пам, он легонько щипает ее за идеальную попу, но при этом улыбается мне. Что это, черт возьми, значит?
Пам тут же отправляет меня в бассейн, и я не слышу их разговора. Но плюс в том, что и она– то на меня не смотрит, а поэтому можно не пыхтеть, а поплавать в свое удовольствие.
– Эй, красотка, это что – брас? Или кроль?
Мммм. Я стону, опустив голову под воду. Как же я это все ненавижу! Зачем только папа придумал такую пытку для меня?
Вытащив голову из хлорированной воды, я замечаю, что Раф раздевается. Он стягивает с себя фирменную футболку, и остается в борд– шортах.
Я чуть не пищу от восторга. Его тело выглядит словно его только что фотали на рекламу нижнего белья для мужчин. Он шире в плечах и мускулистее Антона. И по сравнению с ним, выглядит как…Мужчина. А не мальчик. Хотя, Антон тоже далек от этого определения.
– Чего застряли? Дыхание перехватило? – Ядовитое замечание вылетает из уст Памелы, но решаю, что самым правильным будет сделать вид, что в бассейне слишком шумно, и я ничего не расслышала.
Раф прыгает в воду с бортика, и доплывает до меня в наносекунду.
– Ухты! – не могу не восхититься я. – Ты тоже так можешь.
Вода намочила его ресницы, и от этого его глаза стали еще ярче. Почти эталонного синего цвета вечернего неба. Возможно, дело в том, что растрепанные кудри выгоревших прядей сейчас не отвлекают моего внимания.
Вдруг я понимаю, что не слышу Рафа, а таращусь тупым взглядом на него. На его лице вдруг возникает усмешка, и я уже готова провалиться сквозь дно гребаного бассейна.
А я– то думала мои мучения закончились с последним звонком в школе. Ага. Я мысленно издаю стон: толи от горячего парня рядом, толи от необходимости еще полчаса причесывать бассейн.
Раф аккуратно берет мою руку в свою и пытается что– то мне объяснить. Я силюсь понять, но моим мыслям сейчас тяжело придать нужный вектор.
«Так, Рива, сосредоточься!» – ругаю себя.
– Вот так? – проплываю пару метров, усердно крутя руками, словно мельница.
– Почти, – улыбается Раф.
Боже, я сейчас на дно уйду от того, что он рядом со мной. Парень до неприличия хорош собой.
– Смотри, у тебя рука прямая, когда заходит в воду, а она должна быть согнута. Вот так.
Раф берет мою руку в свою, и я чувствую, как напрягаются все мои мышцы.
– Расслабься. Это просто.
Угу, просто. Но все же усилием воли я расслабляю руку. Мне кажется, или она дрожит от его прикосновения?
– Похоже, ты замерзла…Давай выйдем, и я тебе покажу, как правильно совмещать движения и дыхание?
Я киваю. Потому что не могу вымолвить ни слова. Раф пропускает меня вперед, и я представляю, как он таращится на мою задницу, когда я с грацией пьяного носорога вытаскиваюсь из бассейна по лестнице. Не могу не оглянуться и не убедиться в том, что он именно это и делает. Да, так и есть. Мне совсем не холодно, мне очень даже жарко. Не может быть, чтобы такой парень как Раф заинтересовался мной. Я не Пам. И грудь у меня средненького размера. И глаза огромные, как у кота из Шрека. Мне кажется, из– за них мое лицо всю жизнь будет иметь младенческий вид. И тело, хоть и худое, но совсем не спортивное. Не то, что у Пам. У нее ноги и руки рельефные, загорелые, особенно на фоне длинных белокурых волос. Даже мне хочется на нее смотреть.
Бросаю на нее взгляд, и замечаю раздражение в ее глазах.
– Ты же пришла сюда серфингом заниматься? Давай, пойдем, повеселимся!
Раф нахмурился.
– Что ты затеяла?
– Послушай, у тебя, что своего занятия нет?
Раф поднял руки вверх, и бросил на меня извиняющийся взгляд.
– Послушай, все что я хочу сказать – она не готова. Ты ее покалечишь.
– Что– то, мне кажется, я не настроена веселиться, – мямлю я.
– Да брось ты, Раф просто думает, что ты еще маленькая.
На этом мой герой резко разворачивается и уходит, и я замечаю, как победоносно вздернулся подбородок Пам.
– Идем, иначе скукота какая– то. Если бы ты хотела учиться плавать кролем, то пошла бы на курсы плавания.
– Аллилуя! Именно это я и пыталась донести с первого занятия!
Мы переходим через душевую в другой бассейн. И у меня от удивления открывается рот. Один конец гигантского бассейна загнут вверх на добрых полтора этажа. И вода там бурлит как в адовом котле.
– Бери вон ту, маленькую доску. Цепляй ее к ноге. Будем кататься.
Пам берет себе такую же доску, ловко пристегивает велкроу к своей щиколотке, и с улыбкой на лице, призванной подбодрить меня, терпеливо ждет.
Мне кажется, мои ноги утратили способность передвигаться. Клянусь, их будто свинцом налили. В животе нарастает тревога.
«Я сейчас убьюсь, я сейчас убьюсь», – повторяю мантру в голове.
Однажды папа взял меня в аквапарк в Турции и заставил скатиться с Камикадзе. С тех пор я ненавижу водные горки, но по сравнению с тем, что я вижу и готова сделать сейчас, то было детской забавой.
Мимо меня проходит парень в Квиксильвере и с такой же доской. Он подкидывает ее и прыгает на ходу. Потоки воды уносят бедолагу, и только встав на цыпочки, я убеждаюсь, что паренек жив и доволен.
Я неуверенно поворачиваю голову на Пам.
– Не заставляй меня это делать, – молю ее.
– Не, мы пока стоя не будем. Мы покатаемся как детки. Это просто, чтобы тебе не было страшно потом вставать на нее.
– Ложись на доску, как будто собралась грести, – говорит она и плюхается животом на свою.
Я послушно выполняю, хотя уже все мои конечности мне отказывают. Я отчаянно цепляюсь пальцами ног за край, чтобы меня раньше Пам не унесло в пучину.
– Давай пока просто съедем, а потом я научу тебя подниматься на доску.
Если я пережила пение перед Антоном, то переживу и это.
Это я попискиваю? Мне кажется, я выпила половину этого бассейна.
– Вам придется доливать бассейн, большая его часть оказалась во мне, – произношу эти слова, задыхаясь от смеха. – Это было очень круто!
– В следующий раз закрывай рот, – Пам, похоже, довольна.
Да и я тоже. Это было неожиданно весело.
Остаток занятия я прошу Пам просто дать мне привыкнуть к доске, и катаюсь, как ребенок. А когда выхожу на парковку, через которую надо прошлепать по направлению к автобусу, замечаю Рафа, прислонившегося к спортивной машине красного цвета. Крыша у авто откинута, отчего я решаю, что он собрался уезжать. Он мне машет рукой, на что я отвечаю таким же жестом.
