Текст книги "Кассандра"
Автор книги: Татьяна Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Она пошла к себе, писать письмо Долли, а Лиза поднялась в свою спальню, собираясь к подруге.
На улице было уже по-зимнему холодно. Княжна надела бархатное платье цвета темного шоколада, такую же шляпку и закуталась в черную соболью ротонду – подарок от Долли, переданный на днях герцогом, приезжавшим в Лондон на заседание Палаты Лордов.
Княжна давно обдумывала, что же подарить Кассандре на Рождество, и решила, что образ Святой Елизаветы, который написал в Москве брат Киприан, будет самым лучшим подарком девушке. Но после получения письма брата Лиза была так счастлива, что ей хотелось одарить весь мир, ведь ее дорогая Елена нашлась. Она посмотрела на свой палец, где переливалось всеми оттенками синего кольцо с сапфиром, так напоминающим глаза ее сестры, и суеверно решила, что если его будет носить Кассандра – носительница доброй силы, то с Еленой все будет хорошо. Девушка сняла кольцо, положила его в шелковый ридикюль вместе с миниатюрой и поехала к подруге.
Сегодня спектакля в Ковент-Гарден не было. В доме сеньоры Джудитты готовили праздничный ужин и украшали зал ветками омелы, а в камине уже горело огромное рождественское полено. Услышав шум подъезжающего экипажа, Кассандра радостно выбежала навстречу подруге.
– Дорогая, как я рада, что ты приехала, пойдем, мама сейчас будет петь рождественские песни.
В большой гостиной собрались все слуги дома. За фортепиано сидела хозяйка. Удивительно моложавая в светлом голубом платье и роскошном ожерелье из нескольких нитей крупного жемчуга, скрепленных аграфом с большим ярким сапфиром, она улыбнулась девушкам и поманила их к себе. Кассандра взяла Лизу за руку и повела за собой к фортепиано.
– Дорогая, сегодня мы поем вместе, – обратилась примадонна к дочери, – сегодня – святой день, поют все.
Она заиграла рождественские гимны, а потом запела. Волшебный низкий голос великой певицы заполнил комнату, как всегда производя ошеломляющее впечатление на людей. Лиза краем глаза заметила, как замерли слуги, попав под очарование пения хозяйки, когда к контральто матери присоединилось глубокое бархатное меццо-сопрано. Это запела Кассандра. Два волшебных голоса то сливались, усиливая друг друга, то разлетались, оттеняя красоту каждого. А Лиза ясно поняла, что никогда ничего подобного она в своей жизни больше не услышит. Такое чудо можно услышать только один раз в жизни. На глаза ее навернулись слезы. Она плакала и слышала, как за ее спиной плачут слуги.
Наконец, Кассандра взяла серебристые ноты верхней октавы, а примадонна – последний аккорд, и музыка смолкла. Несколько мгновений тишины показались Лизе вечностью, а когда раздались аплодисменты, она как будто вернулась на землю, поняв, что это выражают свой восторг простые люди, стоящие за ее спиной.
– Спасибо вам, – просто сказала сеньора Молибрани, – счастья вам в этот святой день, здоровья и удачи.
Он поднялась и начала раздавать подарки, лежащие в большой корзине на столике у фортепиано.
– Пойдем в сад, – предложила Кассандра, – ты еще не сняла ротонду, а я накину теплую шаль.
Она закуталась в огромную кашемировую шаль, и девушки пошли в сад. Морозец, прихвативший лужи тонким ледком, к вечеру отступил, и сейчас было свежо, но не холодно.
– Как же ты хорошо поешь, – восхитилась Лиза, – а вдвоем с матушкой вы поете просто божественно. Я даже не представляла, что такое может быть.
– Спасибо, – обрадовалась Кассандра. – Это – мой самый любимый подарок на Рождество, когда я пою вместе с мамой песни надежды и любви.
– У меня тоже есть для тебя подарок, – вспомнила Лиза, – это – образ, написанный в Москве одним святым художником-монахом.
Она открыла ридикюль и протянула подруге миниатюру.
– Наверное, это – Святая Елизавета? – спросила Кассандра.
– Да, ты правильно поняла, – подтвердила Лиза.
– Что же тут понимать, если она похожа на тебя. Наверное, монах и писал ее с тебя?
– Да что ты! Не может быть, – не поверила Лиза, – никогда не замечала ничего подобного.
Она взяла миниатюру и всмотрелась в лик Святой Елизаветы. Действительно, тонкие черты и совсем светлые волосы напоминали Лизу, а золотисто-карие, янтарного оттенка глаза делали сходство еще сильнее.
– От этого сходства Святая Елизавета стала только лучше, – мягко улыбнулась Кассандра и забрала миниатюру из рук княжны.
– Ты знаешь, сегодня брат прислал нам письмо, где сообщил, что моя пропавшая старшая сестра, наконец, нашлась. Я так счастлива, и почему-то подумала, что ты такая сильная и добрая, и если ты будешь носить сапфир, который одного цвета с глазами Елены, то у нее все будет хорошо. Прошу тебя, прими это кольцо от нашей семьи.
Она протянула кольцо Кассандре, с надеждой ожидая ее решения.
– Хорошо, – улыбнулась ее подруга, – я возьму кольцо, но с условием, что ты будешь носить мое. Тогда твоя сила поможет моей семье.
Она сняла с пальца кольцо с большим овальным бриллиантом и надела его на руку Лизы, а та надела на руку Кассандры свое кольцо с ярко-синим сапфиром. Оба кольца оказались впору. Потом Кассандра поцеловала подаренный образ и сказала:
– Теперь Святая Елизавета будет оберегать души нашей семьи. Но если мы сейчас не вернемся в дом, я простужусь, и ты больше никогда не услышишь моего пения.
Девушка пошла вперед и потянула на себя ручку балконной двери, ведущей в гостиную. Лиза пошла за ней, но ее ботинок попал в выбоину на мощеной камнем дорожке, и у нее подвернулась нога. Княжна упала на одно колено, больно ушибив ладони, когда услышала душераздирающий крик подруги. Кассандра кричала слова на незнакомом языке. На том же языке что-то сказал мужской голос, и в то же мгновение прозвучал выстрел. Лиза поднялась на ноги и бросилась к дому. Пока княжна, прихрамывая, бежала к открытой двери, за стеклом поднялись языки пламени.
«Боже мой, Кассандра! И сеньора Джудитта должна ждать нас в гостиной, – в ужасе подумала она. – Кто стрелял? И что же случилось?»
Княжна влетела в открытую дверь, и ужасная картина заставила ее замереть на месте. Около фортепиано на полу лежала примадонна. В груди ее торчал нож. Глаза женщины были открыты, но было ясно, что она мертва. Ее дочь лежала почти около выхода в сад, на ее груди, прямо напротив сердца расползалось огромное ярко-алое пятно. Лиза бросилась к девушке и, встав на колени, наклонилась к лицу подруги, надеясь услышать дыхание. Ее сердце забилось быстрее, когда она услышала хрип подруги. Кассандра была ранена, но она была жива.
– Дорогая, пожалуйста, очнись! – взмолилась княжна, – я сейчас перевяжу тебя, нужно остановить кровь.
В отчаянии, Лиза отвернула подол, сильным рывком оторвала оборку нижней юбки и попыталась этой тканью зажать рану подруги. Кассандра пошевелилась, мучительно застонала, но открыла глаза.
– Уже поздно, – тихо сказала она, – дай мне руку и пообещай, что выполнишь мою последнюю просьбу.
Лиза наклонилась над девушкой и схватила ее за руку, по щекам княжны текли слезы, но она их не замечала. Она близко наклонилась к лицу подруги, ловя ее слова. Кассандра прикрыла глаза, собираясь с силами, и прошептала:
– Нас убили не случайно. Один из бандитов, увидев меня, крикнул по-испански: «Вот и вторая». Когда они поджигали факелами шторы, думая, что я уже мертва, то обсуждали, что теперь им за нас заплатят три тысячи золотых. Прошу тебя, возьми мой медальон, поезжай в Гранаду к герцогу Молибра и передай ему эти слова. И еще скажи, что я его простила и за себя, и за мать. А теперь дай мне образ и держи мою руку крепче.
Лиза подобрала образ, который Кассандра, падая, уронила, положила его на грудь девушки и, крепко взяв подругу за руку, начала молиться. Ее не покидала надежда, что Бог не заберет Кассандру, а оставит ей жизнь. Но та последним движением сжала руку Лизы, и поток огня потек через пальцы княжны. Это было мучительно больно, но поняв, что это душа подруги, покидая ее земное тело, передает ей свою силу, Лиза крепко сжимала пальцы Кассандры. Княжна дрожала всем телом, ей казалось, что сердце сейчас разорвется от невыносимого напряжения, но она не разжала руки. Внезапно боль отступила, и сердце Лизы перестало колотиться как заведенное. Холод сковал ее тело. Княжна подняла глаза, посмотрев на лицо подруги, и поняла, что все кончено.
Только сейчас она вспомнила, что кругом полыхает огонь. Если она собиралась выполнить последнюю волю Кассандры, нужно было выбраться из огня. Лиза перекрестила закрытые глаза девушки, сняла с ее шеи тяжелый медальон и поправила на груди подруги маленький образ Святой Елизаветы. Она поцеловала еще теплый лоб Кассандры и поднялась на ноги.
Кругом полыхал огонь, дверь, ведущая внутрь дома, уже занялась огнем, но еще можно было проскочить в открытую в сад балконную дверь. Надеясь спасти лицо от пламени, Лиза накинула на голову ротонду и направилась к узкому проходу между горящими занавесками. Она уже почти проскочила между столбами пламени, когда тяжелый мраморный карниз, который уже не держали оплавившиеся медные штанги, рухнул ей на затылок. Ротонда смягчила удар, и карниз соскользнул по черному меху на пол. Лиза даже смогла сделать еще один шаг и вывалилась наружу, на дорожку сада. Но на второй шаг сил у нее уже не хватило. Княжна рухнула лицом на мокрую пожухлую траву зимнего газона и потеряла сознание.
Глава 6
Особняк сеньоры Молибрани горел как факел. С треском вылетали стекла, рушились перекрытия, и хотя крыша пока уцелела, ни у кого из зевак, выстроившихся вдоль противоположной стороны улицы, не было сомнений, что скоро и она рухнет, окончательно погребя то, что еще несколько часов назад было богатым и уютным домом первой певицы Европы.
Слуги примадонны в наспех накинутой верхней одежде и с непокрытыми головами жалкой группкой собрались около ворот, беспомощно глядя на стену огня, пылающего за лопнувшими окнами. В соседних домах хозяева, опасаясь за свое имущество, тревожно ожидали финала трагедии.
– Я говорила, что соседство с певицей принесет нам беду, а ты мне не верил, – истерически кричала своему мужу баронесса Рочклиф, – что будет, если ветер подует в сторону нашего дома?
Женщина стояла перед окном, заламывая руки. Горящий дом соседей являл собой ужасное зрелище, и в воображении бедной баронессы уже вставали кошмарные картины горящих ковра и штор в ее собственной гостиной.
– Да, ты права, становится опасно, – согласился с ней муж, подойдя к соседнему окну. За двадцать лет крепкого английского брака он хорошо усвоил, что подходить к жене, находящейся в нервном состоянии, опасно. – Но слуги уже час поливают крышу и стены нашего дома водой из пруда – даже если в нашу сторону полетят головешки, загореться может только крыша. Но на самом деле следовало бы начать заливать и сам пожар.
– Я не собираюсь посылать своих слуг, чтобы спасать имущество иностранки, – пренебрежительно фыркнула баронесса.
– Дорогая, я, как всегда, полностью с тобой согласен, – привычно сообщил ей муж, – я хотел спасать наше имущество, но если ты возражаешь…
– Ты хочешь сказать, что я против того, чтобы защитить наше имущество? – изумилась баронесса. – За кого ты меня принимаешь? Немедленно распорядись, чтобы слуги начали заливать пожар, и раздай ведра всем этим бездельникам, торчащим перед домом своей хозяйки. Пусть поработают.
Барон тут же поднялся и отправился отдавать приказания. Ему соседка нравилась, а когда он летом через открытые окна слышал ее пение, особенно на два голоса с дочерью, барону казалось, что его душа уже переселилась в рай. Если можно было хоть что-то сделать для примадонны и ее красавицы-дочери, он был готов попытаться. Объединенными усилиями слуги обоих домой и желающие из толпы начали ведрами таскать воду из пруда Рочклифов, успешно сбивая пламя через окна. На небесах, видимо, оценили благородный жест барона, потому что оттуда тоже пришла помощь: из черных грозовых туч хлынул холодный дождь, перемешанный со снегом. Окончательно залив первый этаж, добровольные спасатели поднялись на второй, и воду передавали уже не по цепочке, как раньше, а поднимали на веревках. Количество людей с ведрами все увеличивалось за счет слуг с соседних улиц, и менее чем через час пожар был окончательно потушен.
Барон, стоя на крыльце своего дома, попыхивал сигарой, ожидая возвращения своих людей, когда к нему подошел высокий человек в черном пальто.
– Ваше сиятельство, – обратился он к барону, – я Гаррисон, сыщик с Боу-стрит, мы собираем сведения для судьи – похоже, что пожар устроили нарочно, чтобы скрыть другое преступление. Мы сейчас ищем ваших соседок. Вы видели что-нибудь подозрительное?
– Дайте подумать, – начал вспоминать барон. – Ничего подозрительного я не помню, но видел из окна, как перед входом долго стояла роскошная карета, запряженная парой белоснежных лошадей. Она и раньше часто стояла перед соседним домом. Обычно в ней приезжали молодой человек и две девушки.
– А кто эти люди, вы не знаете? – уточнил сыщик.
– Нет, не знаю, но вы можете спросить это сами, – заметил барон, указав на приближающийся к ним экипаж, – именно про эту карету я и говорил.
Гаррисон откланялся и поспешил к экипажу, остановившемуся напротив сгоревшего дома. Он подошел как раз в тот момент, когда спрыгнувший с запяток лакей распахнул дверцу и протянул руку бледной как мел пожилой даме, помогая ей спуститься на землю. За дамой стремительно спрыгнула девушка лет шестнадцати с бескровным лицом и огромными голубыми глазами, в которых плескался страх. Девушка подхватила даму под руку, не давая ей упасть, и с ужасом уставилась на пожарище.
– Простите, мэм, – тихо окликнул даму сыщик, – вы кого-то ищете?
– Да, сэр, помогите нам, пожалуйста, – тут же вцепилась в его руку дама, – в этом доме в гостях находилась моя внучатая племянница, светлейшая княжна Черкасская, кучер ждал ее возвращения, когда увидел, что дом горит. Ничего не сумев добиться от здешних слуг, он поехал за мной. Вы что-нибудь знаете? Где моя девочка?
– Мы еще ничего не знаем, мы только начали осмотр. Сейчас слуги разбирают завалы, мы ищем погибших, прошу вас подождать в карете. Если мы кого-нибудь найдем, я позову вас.
Графиня Апраксина покачнулась, но лакей подхватил ее, не дав упасть. Даша Морозова схватила женщину за руки и начала тихо успокаивать. Вдвоем они проводили Евдокию Михайловну в карету, девушка укутала ноги старой дамы пледом и сама села рядом, приготовившись ждать.
Гаррисон бродил по пепелищу. Он уже осмотрел все комнаты, выходящие окнами на улицу – ни примадонны, ни девушек там не было. Сейчас слуги растаскивали упавшие балки, перекрывающие вход в большую гостиную, выходящую французскими окнами в сад.
– Там мы в последний раз видели хозяйку, ее дочку и вторую девушку, – объяснил сыщику один из слуг, оттаскивая в сторону конец толстой балки, упавшей с частично разрушенного потолка.
Он дернул обугленную, но уцелевшую дубовую дверь и открыл проход в комнату. В гостиной полностью выгорела стена, выходящая в сад. Судя по копоти, пожар начался со штор, и вся примыкающая к этой стене часть комнаты была полностью засыпана обгоревшими головешками. У противоположной стены мебель обуглилась, но уцелела, а фортепьяно, стоящее в дальнем углу комнаты, практически не пострадало, даже ковер, на котором оно стояло, еще сиял яркими красками, что казалось совсем диким на фоне ужасных разрушений дома. И на этом ярком пятачке лежало тело женщины с ножом в груди. Оно совсем не обгорело, и не было никаких сомнений, что это – звезда Ковент-Гарден Джудитта Молибрани.
– Боже мой! – произнес испуганный голос за спиной Гаррисона, и тот сердито обернулся.
За его спиной стоял белый как мел молодой слуга, открывший дверь.
– Это ваша госпожа? – спросил сыщик.
– Да, сэр, – пролепетал молодой человек, – какое безумие, убить такого ангела под Рождество!..
– Вы что-то знаете? – насторожился Гаррисон.
– Да нет, сэр, просто хозяйка пела нам сегодня рождественские гимны, и все плакали, так было прекрасно, как будто ангел пел.
– Ну, ладно, – разочарованно сказал сыщик и отвернулся.
– Только, сэр, такой нож с костяной ручкой я вчера видел у Хавьера, – тихо добавил слуга, – спросите у него об этом ноже.
– Кто такой Хавьер? – тут же отреагировал Гаррисон, похоже, дело было не так безнадежно, как показалось сначала.
– Новый конюх, его неделю назад взяли в дом, он говорил, что из Испании бежал из-за Наполеона, только, по мне, он никакой не конюх: лошадей не любил, работать не хотел. Да, хозяйка добрая была, всех людей жалела. Она разрешила взять иностранца без рекомендаций, сказала, что тот был вынужден уехать из своей страны, ему нужно помогать.
– Приведи мне этого Хавьера, – велел сыщик и начал обходить комнату, ища остальных погибших.
Второе тело он не увидел под грудой обгоревшего дерева, но догадался, что оно должно быть там. Две балки, рухнувшие сверху, еще тлели, придавив то, что осталось от прекрасной молодой девушки. Здесь был эпицентр пожара, поэтому понять, которой из двух девушек принадлежит тело, было невозможно. Сыщик наклонился, пытаясь найти хоть что-то, что подскажет ответ. На груди покойной лежало что-то, напоминающее миниатюру в оплавленной серебряной рамке. Овальный кусок слоновой кости с растрескавшимися красками обгорел и крошился, но в середине сквозь трещины еще можно было различить женское лицо с темными глазами и светлыми волосами. Сыщик осторожно поднял то, что осталось от миниатюры, и вдруг заметил, что горящая балка не коснулась руки погибшей. На безымянном пальце, даже не закоптившись, сверкало сапфировое кольцо.
– Будем опознавать по вещам, – печально вздохнул Гаррисон.
За его спиной послышались шаги. Молодой слуга, сообщивший ему про нож и Хавьера, привел солидного человека средних лет в черной одежде. Тот выступил вперед и, откашлявшись, сообщил:
– Простите, сэр, я – дворецкий в этом доме. Мы не можем выполнить ваше приказание: Хавьера нигде нет.
– Понятно, – протянул сыщик. – Скажите, если хозяйка собирала вас, чтобы поздравить с Рождеством, она сама была нарядно одета?
– Да, сэр, на ней было красивое платье и очень дорогое жемчужное ожерелье с сапфировым аграфом. Хозяйка его очень любила, говорила, что это – память о счастливом времени ее жизни.
Гаррисон подошел к телу примадонны и посмотрел на ее шею, ожерелья не было.
– Вот так принимать в дом иностранцев без рекомендаций, – скептически констатировал он, – ограбили, убили, а потом, чтобы скрыть преступление, подожгли дом.
Он отпустил слуг и начал искать вторую девушку. Но больше тел в комнате не было. Он выглянул в маленький сад, окруженный с трех сторон стенами дома. Это крохотное ухоженное пространство просматривалось полностью. Ни живого человека, ни тела в нем не было. Значит, одну из девушек бандит убил, а вторую увел с собой, или она ушла добровольно. Нужно было понять, кто та, которую он нашел. Гаррисон снял с пальца погибшей кольцо и направился к выходу.
Графиня Апраксина сидела в экипаже, закрыв глаза. Время тянулось мучительно долго, но она не хотела, чтобы что-то менялось, женщина была согласна находиться в неведении, боясь, что ей принесут ужасную весть. Но в стекло кареты легонько стукнули, и высокий сыщик отворил дверцу.
– Мэм, мы нашли хозяйку дома и одну из девушек. Они мертвы, – сообщил он.
– Какую девушку? – чуть слышно прошептала графиня. Безумная надежда родилась в ее душе и тут же погасла: сыщик держал на ладони оплавленную миниатюру и сапфировое кольцо.
– Вы узнаете эти вещи? – спросил он.
Графиня не ответила, она потеряла сознание.
В маленькой комнате, отведенной для писцов, работающих на судью Бигла, Гаррисон диктовал отчет по результатам своего расследования. Уставший сыщик, довольный завершенным делом, радовался окончанию работы, предвкушая спокойный вечерний отдых. Он уже почти закончил диктовать, когда в комнату постучали, и на пороге появился богато одетый смуглый господин в щегольском пальто и в модной высокой шляпе-цилиндре.
– Простите, сэр, – обратился он к Гаррисону, безошибочно выделив в нем главного, – я ищу сыщика, проводившего расследование в доме сеньоры Молибра.
– Вы хотели сказать Молибрани? – поправил его Гаррисон.
– Нет, я имею в виду герцогиню Молибра, но она выступает на сцене под тем именем, что вы назвали.
– Час от часу не легче! – воскликнул сыщик. – А вы, сэр, кто такой?
– Простите, я забыл представиться, такой ужасный случай, все испанское посольство в страшном смятении, – извинился посетитель, – я – советник посла граф Монтойа, и представляю здесь мужа пострадавшей дамы – герцога Молибра. Прошу вас сообщить мне все подробности сегодняшнего несчастья.
– К сожалению, сеньора погибла. Ее закололи ножом, потом сорвали с шеи дорогое жемчужное ожерелье с сапфировым аграфом. Вместе с ней убили гостью – русскую княжну Черкасскую, а дочь певицы либо похищена, либо пропала. Ее нигде нет.
– Кто совершил убийство сеньоры? – спросил испанец. – У вас есть какие-нибудь предположения?
– За неделю до убийства пострадавшая разрешила взять на службу конюха-испанца по имени Хавьер, у того не было рекомендаций, и, по отзывам слуг, конюхом он не был. Слуги видели у него нож с костяной рукояткой, которым была убита сеньора. Я уверен, что убийца – он. Возможно, что у него были сообщники, которых он впустил в дом, но сам Хавьер – один из убийц.
– А девушка, дочь герцогини? – уточнил граф Монтойа, – вы ничего больше не можете сказать о ней?
– Ничего, кроме того, что с нее сняты подозрения в соучастии. Мы считаем ее жертвой, она не могла вступить в сговор с убийцами матери, поскольку все слуги в доме подтвердили нежную любовь дочери к сеньоре Молибрани.
– Благодарю вас, сэр, – испанец встал и протянул сыщику визитную карточку, – прошу, если что-нибудь станет еще известно об этом ужасном преступлении, сообщите мне. Муж сеньоры – кузен нашего короля, он очень богатый и могущественный человек, и будет признателен за любую информацию об убийцах своей жены. Если же что-нибудь станет известно о девушке – в любое время дня и ночи я буду ждать вашей информации.
Граф Монтойа поклонился и вышел. Сыщик уставился на маленький кусочек картона с титулом испанца и адресом посольства. Дело начинало пахнуть политикой, что было совсем плохо, но на нем можно было подзаработать, что было хорошо. Решив отложить решение на завтра, он быстро закончил отчет и, кивнув усталому писцу, отправился домой. По дороге Гаррисон все же решил попробовать заполучить деньги, которые плыли к нему в руки.
А в это время советник испанского посла, сидя в большой гостиной, обставленной черной старинной мебелью, с портретом короля кисти придворного художника Франсиско Гойи над камином, докладывал своему патрону о том, что узнал.
– Бедный герцог, – вздохнул посол, – какая потеря. Я никогда не понимал того, что он разрешил жене петь на сцене, а тем более таскать по Европе дочь, но в каждой семье – свои проблемы. Он хотел, чтобы мы присматривали за его женщинами и сообщали ему об их здоровье и делах, мы это делали. Предугадать убийство и ограбление мы не могли. Напишите бедняге отчет, особенно напирайте на то, что о судьбе дочери пока ничего не известно, возможно, что девушка жива. Сейчас это – единственное, что может поддержать герцога в его горе.
Посол отпустил графа и отправился в спальню жены.
– Как хорошо, дорогая, что ты – верная католическая жена, – ласково сказал он супруге, ожидавшей его прихода. – Ты всегда находишься при муже, а наши дочери, как положено приличным девушкам, воспитываются в монастыре.
Дом Черкасских на Аппер-Брук-стрит застыл в горе. Графиня Апраксина лежала в своей спальне. Она уже перестала рыдать, но была в очень подавленном состоянии, и Даша Морозова, просидевшая с ней почти сутки, каждую минуту боялась, что у старой женщины откажет сердце. Не надеясь на свой английский язык, девушка продиктовала письмо дворецкому и попросила немедленно отправить его с нарочным в Гленорг-Холл, сделав приписку на конверте, что письмо должно быть передано только в руки герцога.
Лиза перед своим злополучным отъездом в дом сеньоры Молибрани сказала ей, что Долли написала о своей возможной беременности, и Даша боялась, что ужасная новость может повредить будущей матери. По ее расчетам герцог должен был приехать с минуты на минуту. Девушка подложила подушку под бессильно соскользнувшую руку задремавшей графини и, сделав знак горничной Марфе, сидевшей по другую сторону от кровати своей хозяйки, поднялась с кресла, в котором провела последние сутки. Марфа коротко кивнула, поняв, что Даша уходит, и пододвинулась поближе к кровати, взяв руку Евдокии Михайловны. Девушка тихо прикрыла за собой дверь и поспешила вниз. Когда она спустилась в вестибюль, входная дверь открылась, и, отряхивая с пальто капли дождя, перемешанного со снегом, в дом стремительно вошел герцог Гленорг.
– Ваша светлость! – всхлипнула Даша, и слезы побежали по ее щекам. – Какое несчастье! Что же теперь делать?
– Тихо, тихо, сначала расскажите мне все по порядку, – попросил герцог и, обняв девушку за плечи, повел ее в гостиную.
Растерянная Даша, справившись с рыданиями, начала рассказывать о событиях вчерашнего дня, путаясь и начиная все с начала. Герцог успокаивал ее и задавал наводящие вопросы, наконец, ему удалось воссоздать цельную картину. По крайней мере, девушка назвала ему фамилию сыщика Гаррисона. Хотя надежды практически не было, все же следовало поговорить с ним. Чарльз отправил Дашу обратно в спальню графини, а сам, несмотря на то, что уже начинало темнеть, отправился на Боу-стрит.
Ему повезло, Гаррисон был еще на месте. Герцог представился и попросил рассказать ему обо всем, что сыщик увидел в доме сеньоры Молибрани.
– Ваша светлость, я могу сказать вам только то, что сказал представителю мужа этой сеньоры: ее закололи ножом и ограбили. Дочь сеньоры мы не нашли – в доме нет ни ее тела, ни ее самой. Ваша родственница лежала около выхода в сад, но преступник или преступники подожгли шторы на окнах, поэтому в этом месте был эпицентр пожара. Опознать тело невозможно, но на груди у нее лежал миниатюрный образ, как мне объяснила девушка, прибывшая с тетушкой погибшей, Святой Елизаветы. На пальце погибшей сохранилось сапфировое кольцо, которое также опознали как принадлежавшее княжне Черкасской. За неделю до пожара в дом сеньоры Джудитты взяли на работу конюха-испанца. Его ножом она и убита. Этот конюх, по имени Хавьер, исчез вместе с ожерельем убитой.
– Какое было ожерелье? – уточнил герцог.
– Несколько нитей крупного жемчуга, а застежка – аграф с большим сапфиром в окружении крупных бриллиантов, – посмотрев в свои записи, ответил Гаррисон.
– Вы уверены, что опознанная вами девушка – княжна Черкасская? – спросил Гленорг, уже не сомневаясь в ответе.
– Кольцо, которое я показал вашим родным, я снял с ее пальца, а образ лежал у нее на груди, – сочувственно глядя на герцога, ответил сыщик, – можно, конечно, верить в чудо, но я в моей работе чудес пока не встречал.
– Вы сказали, что сеньора была женой герцога? – вспомнил Чарльз.
– Да, мне об этом сообщил вчера советник испанского посла граф Монтойа. – Гаррисон порылся в ящике стола и достал маленький листочек картона. – Здесь его имя и адрес, можете поговорить с ним сами.
– Спасибо, мистер Гаррисон. Возьмите и мою карточку, – предложил герцог, протягивая сыщику визитку, – я буду очень благодарен за любые сведения по этому делу: все, что касается пропавшей девушки или предполагаемого убийцы. Меня интересует все.
Он поднялся и, попрощавшись с сыщиком, поехал в испанское посольство. Граф Монтойа принял герцога Гленорга немедленно. Высокий смуглый человек средних лет смотрел на Чарльза любезно, но хорошо изучивший людей герцог не сомневался, что за любезностью прячется настороженность.
– Ваша светлость, что привело вас к нам? – осведомился испанец, пригласив гостя садиться.
– Моя жена – родная сестра русской княжны, погибшей в доме сеньоры Молибрани, – объяснил герцог, – нашей семье необходимо знать, как погибла ближайшая родственница. Мне сказали, что сеньора Джудитта на самом деле – испанская герцогиня. Может быть, именно здесь кроется причина произошедшей трагедии? Кто мог хотеть ее смерти, и куда исчезла девушка, дочь певицы?
– К сожалению, наше посольство не обладает этой информацией. Могу сказать только, что сеньора, выступавшая под сценическим псевдонимом Джудитта Молибрани, является герцогиней де Молибра. Ее супруг поручил нам ежемесячно сообщать ему о жизни и здоровье его жены и дочери, что мы и делали. Ни о каких причинах, которые могли привести к случившейся трагедии, мы не знаем.
– Ну, что же, извините меня за беспокойство, – сказал герцог, вставая, – если вдруг вы что-нибудь узнаете, пожалуйста, сообщите мне в мое поместье Гленорг-Холл, я могу записать вам адрес.
Он написал на листе бумаги, поданном испанцем, адреса поместья и своего лондонского дома, попрощался и поехал домой. Закрыв за посетителем дверь, граф Монтойа вздохнул с облегчением. Он подошел к столу, порвал лист бумаги с адресами, написанными английским герцогом, так некстати появившемся в этом деле. Потом достал из ящика стола шелковый мешочек, развязал шнурок и вынул из него роскошное жемчужное ожерелье, аграф которого украшал большой сапфир в окружении крупных бриллиантов. Ожерелье стоило баснословно дорого, и графу стало жалко его отдавать, но оно было в розыске, а рисковать репутацией граф не мог, он и так постоянно ходил на грани скандала из-за своих карточных долгов. Но дон Альваро обещал ему целое состояние за это маленькое дельце. Из аванса граф уже расплатился с исполнителями убийства и отправил их с глаз подальше, теперь следовало получить с баснословно богатого племянника герцога Молибра вторую половину обещанной суммы.
Запаковав ожерелье в плотную бумагу, он написал письмо, состоящее из одной фразы:
«Я выполнил свою часть сделки, жду, когда вы выполните свою».
Не подписывая письмо, он положил его в коробку, туда же поместил жемчуг. Тщательно заклеив коробку со всех сторон, он написал адрес мадридского дворца герцога Молибра, пометив, что посылка предназначена дону Альваро. Вызвав дежурного, он сдал посылку в дипломатическую почту и, надеясь на скорейшее получение денег, отправился в игорный клуб, где проводил все свои вечера.
Граф так и не получил обещанные деньги от дона Альваро: спустя десять дней его убили ударом ножа в сердце при выходе из его любимого игорного клуба. После его смерти вскрылось, что Монтойа был должен огромные суммы за карточные проигрыши, и посольство Испании предпочло замять дело и не выносить сор из избы.
Печальный кортеж подъезжал к Гленорг-Холлу. Карета герцога следовала сразу за катафалком, на котором стоял гроб с телом бедняжки Лизы. Чарльз ехал вместе с Дашей Морозовой и графиней Апраксиной, находившейся в полубессознательном состоянии. Во втором экипаже няня и горничная графини везли маленького Павлушу Черкасского. Герцог решил, что все родственники его жены вместе со слугами переедут в Гленорг-Холл и будут под его опекой, пока не вернется из Вены князь Алексей.
