Текст книги "Цвет читающей нации"
Автор книги: Татьяна Галан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Татьяна Галан
Цвет читающей нации
Все персонажи являются вымышленными и любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.
Цвет читающей нации
– Как сладко предаваться безделью! Все твердят, надо что-то сделать, что-то дать миру. А что мир дает нам? Кто-то назовет меня эгоисткой, но, может быть, я просто последний гуманист на планете?
Лиза медленно потянулась за коктейлем, наблюдая за реакцией подруг. Она знала, что в этих четырех предложениях уже превышена доза интеллектуальных бесед. Знала и то, что почти дословно процитировала «Адвоката дьявола», и радовалась, что источник никем не был раскрыт. Скоро, чтобы не прослыть занудой, она по большому секрету сообщит, с кем начала встречаться отсутствующая в тот день Алина, но перед тем нужно собрать похвалу за свой острый ум. Бытовой философ в компании может быть только один, и за эту роль нужно держаться.
– Муся, ты – прелесть! – воскликнула кудрявая Марина и послала своей vis-à-vis воздушный поцелуй.
Марина любила обнимашки и в такие моменты могла затискать подругу до умопомрачения. Но, сидя в низких креслах первого зала Vogue Cafe, легко почувствовать себя взрослым, затеявшим игровое чаепитие в кукольном домике. Марина боялась что-нибудь ненароком свернуть и потому ограничилась символическим жестом симпатии.
Популярности Лизы среди подруг во многом способствовал и тот факт, что ее мудрые речи срабатывали как безотказная приманка для мужчин. Они не были альтернативой большому бюсту и глубокому декольте, но естественным образом дополняли их.
Не проходило и двух дней, чтобы Лиза не вывешивала в инстаграме пост великой мудрости, содержащий ее размышления о смысле жизни, об отношениях и многом другом. Ее чаще всего очевидные и бесспорные слова не лайкнуть было чуть ли не кощунством.
Изюминкой же Лизиного инстаграма, безусловно, были фото в купальниках. Купальники она скупала в промышленных масштабах, стараясь не повторяться, и часто прикидывала, как пляжные фото будут выглядеть в ближайших пяти-десяти постах. «Красный с розовым рядом ставить нельзя. Слишком близкие цвета. Нужно чередовать. Фото из Сан-Тропе кончились. Надо найти, кто сфотографирует меня в бассейне», – шептала она себе, глядя на экран.
Чтобы как-то связать текст и изображение, Лиза позировала с книгой, подбирая цвет обложки под цвет купальника. Иногда начинались целые разыскания, включавшие поиск изданий на разных языках. Фото с книгой содержало в себе неоспоримые преимущества: позируя, можно было согнуть колени и подать корпус вперед. В иной ситуации это положение тела выражало бы эротизм, граничащий с развратностью. Но с книгой все становилось на свои места.
Система работала безотказно. Под каждым постом была масса восторженных откликов: от приятельниц, от малознакомых дам полусвета и тех, кто стремился к этому миру приобщиться, от не слишком зажиточных русскоязычных мужчин (зажиточные писали сразу в директ) и от арабов (куда ж без арабов!).
Лиза не расставалась с книгой и в жизни, считая ее лучшим аксессуаром. В минуты откровенности она говорила: «Мужику, похожему на примата, нужны ботанские очки и парфюм с нотой розы. Это сбалансирует образ. А блондинке нужна в руках книга, чтобы ее совсем за дуру не держали».
Эту мысль Лиза многократно озвучивала подругам и знакомым и всякий раз слышала в свой адрес оправдательные речи. Мол, вовсе ты не дура; у тебя ж целая библиотека в голове!
Имелись у Лизы и литературные предпочтения. На сей счет была разработана целая методология, доведенная до научной точности.
Во-первых, книга должна быть непременно толстой и с магическим именем на обложке. Кафка, Хемингуэй, Сартр, Достоевский были подходящими компаньонами для симпатичной девушки, одиноко сидящей за столиком в дорогом ресторане. Зайдя в заведение в их обществе, она непременно находила новых воздыхателей.
Во-вторых, имена писательниц-женщин строго возбранялись. У потенциального поклонника должно быть ощущение, что девушка морально подготовлена к диалогу со зрелым, опытным мужчиной.
В-третьих, книга может быть только художественной. Это романтичнее. Но проза, а не поэзия. Иначе примут за истеричку.
В-четвертых, имя писателя должно быть известным, но текст в силу пугающего объема – толком никем не читанным. Эта уловка позволяет избежать предметного обсуждения. Краткий пересказ, просмотр фильма и знание двух классических цитат способны всякого человека превратить в знатока.
Однажды Лиза задумала подготовить однотомное издание «Братьев Карамазовых» для новой охоты. Найдя в сети аспиранта Литинститута, она сделала ему уникальный в своем роде заказ. Юноше предстояло подчеркнуть все классические фрагменты и снабдить текст цветными закладками. А еще – широко раскрыть роман и слегка пожамкать каждую страницу.
К утру книга стала «читанной». Аксессуар получился более эффектный и, безусловно, более необычный, чем новая сумка Gucci.
Уже в обед Лиза медленно прошествовала по ресторану на Бронной, прижимая томик к груди. Это был Достоевский с эффектом пуш-ап. Конечно, декольте могло сработать и само по себе, но книга-оберег как бы намекала, что с девушкой нужно вести себя прилично.
Ноги Лизы в обуви на высоких каблуках пружинили, будто подкашиваясь под тяжестью интеллектуальной ноши. Когда наша героиня завершила свое дефиле, она уже была замечена всеми. Не прошло и десяти минут, как прозвучал голос: «Мне стало интересно, что вы читаете».
Самое сложное – убедительно выказать реакцию на фразу, которую слышишь в сотый раз. Этот заход успел Лизу несколько утомить. Но, как всякая хорошая актриса, она блистательно отыгрывала партитуру роли, расписанную по долям секунд. Сначала надо было вздрогнуть всем телом, словно выйдя из забытья, потом медленно поднять туманный взор и, увидев собеседника, мягко улыбнуться. Последнее следовало сделать так, будто перед ней предстал прекрасный принц, даже если на его месте окажется сущий Квазимодо.
Роль была сыграна, и через минуту Лиза уже вела поверхностный интеллектуальный разговор, который со всей очевидностью должен был завершиться вручением номера телефона. Сидя в обнимку с томиком «Карамазовых», Лиза кокетливо призналась, что читает книгу во второй раз и с удовольствием поделится чтивом. «Знаете, там есть мои личные пометки на полях. Считайте, что попадете ко мне в голову. А чтобы вы точно все прочли, я запишу номер на случайной странице». С этими словами она раскрыла том и записала на полях свой номер. Рядом заботливой рукой ботаника-аспиранта были подчеркнуты слова старца Зосимы: «Главное – самому себе не лгите».
Настоящий мужчина
Я давно хотела написать роман. Не рассказик какой, а настоящий романище, с эпическим размахом. Чтобы были в нем боль, страдание, преодоление и пронзительная мировая печаль, суть которой не всякий постигнет. И чтоб спорили мои читатели до хрипа о том, что я хотела сказать.
Но есть проблема. Если хочешь плюнуть в вечность, пиши что-нибудь мужицкое и отчаянно брутальное. Никакой ванили! Только запахнет милым уютом и намеком на хороший конец, как сразу окрестят твой опус бабским чтивом и определят его место на кофейном столике. Мужчины такое не откроют, да и женщины с претензией на литературный вкус непременно станут ругать. Что поделать! It’s a man’s world[1]1
«Это мир мужчин» (англ.) – строка из песни Джеймса Брауна.
[Закрыть]!
От такой безысходности хоть член отращивай. И я решила: почему бы и нет? Разумеется, чисто в символическом смысле. Почему бы не написать роман с главным героем – мужчиной?
Сказано – сделано. Я заточила карандаш и написала первую фразу. «Виктор не отводил взгляда от линии горизонта. Его мускулистое тело напряглось, чувства обострились. Каждая доля секунды была важна в свете надвигающейся угрозы».
Победа! Маленькая, но победа! Главное – хорошо начать, а потом роман сам сложится. Я уже вообразила себе этого Виктора – небритого и загорелого, готового ринуться навстречу опасности. Правда, еще не решила, сделать героя пилотом истребителя или безжалостно забросить несчастного в дебри тропических лесов. Одно было ясно: мужика ждут нечеловеческие испытания.
Минула неделя, а мой бедный Виктор так и смотрел на горизонт, напрягая мускулатуру. Может, он просто нужду решил справить в чистом поле? Я уж и так произносила эту фразу, и эдак. Хорошее ведь начало! Но герой мой не двигался с места, равно как и угрожавшая ему смертельная опасность не давала о себе знать.
Решила я тогда обратиться к коллективному разуму. Разослала начальную фразу романа друзьям и приятелям. Даже если ерунду посоветуют, непременно новые мысли появятся. Иногда нужно услышать полный бред, чтобы найти правильное решение. Я не догадывалась, что к утру получу развернутые рецензии, предложения и даже критику. Славно: роман еще не написан, а его уже критикуют!
Приятельница Света отозвалась первой:
«Таня, если уж взялась мускулатуру описывать, то не останавливайся. У твоего сюжета явно есть перспектива развития в эротическом направлении. Я б такое точно почитала! Прямо не стесняйся! Больше анатомии! Используй фразу «под рубашкой». Пусть читатель (к слову, это будут только читательницы) включит воображение. Неважно, что там под рубашкой случилось: хоть пресс напрягся, хоть титька дрогнула! Лишь бы был намек на перспективу разоблачения. Все просто: есть повод для обнаженки – есть сюжет».
Подруга Маша, всегда отличавшаяся крайней прямотой, написала кратко:
«Офигеть! Точка на горизонте! И че? Хоть намекни, чего боимся! Годзилла сейчас покажется?»
Следующий комментарий и вовсе заставил задуматься, правильно ли я понимаю мужскую психологию. Приятель по имени Андрей посоветовал:
«Если хочешь вывести в книге образ настоящего мужика, дай ему дело. Пусть двигается, мчится куда-то. Этот твой герой какой-то странный. Смотрит вдаль, ждет чего-то. Женственный он очень».
Шапочная знакомая Вероника, числящая себя интеллектуалкой, была категоричнее всех:
«Татьяна, это никуда не годится. Хочешь стать уважаемым автором, пиши о серьезных вещах. Важно не что угрожает герою, а что он об этом думает, как переживает ситуацию. Подумай, в чем его боль, какие противоречия он пытается разрешить. Может, что-то в прошлом? Какая-то травма… Может, у твоего Виктора были сложные отношения с отцом и теперь он хочет что-то доказать? Это классика! Будет отлично, если внешний и внутренний планы личности окажутся как-то связаны. Нужно, чтобы герой сумел разрешить конфликт только после того, как разберется со своими демонами. А для этого ему придется вернуться к истокам травмы и приехать в места, откуда он родом. Но не стану вторгаться в твою писательскую кухню. В конце концов, ты же автор!»
Ясно, мнения собраны. Я поняла, что где-то в параллельной вселенной живет этот идеальный Виктор. В начале романа он бежит по шоссе, чтобы деятельно убить главного злодея. В процессе бега под его рубашкой напрягается все, что может напрячься. Но при этом мыслями он в детских воспоминаниях. Вжих! Флешбэк уносит нас в тамбовский двор середины девяностых. Вжих! Батя заносит над юным Виктором свой кулак. Сможет ли герой разобраться со всем этим? Победит ли он главного злодея? Пожалуй, это загадка, которую мне не хочется разгадывать.
Пусть герой из параллельной вселенной, так и не осчастлививший своим появлением русскую словесность, дальше всматривается в горизонт. А я, пожалуй, напишу ироничный рассказ о пышногрудой блондинке. Она оказывается всегда в движении, ее мышцы станут напрягаться во время ежедневных фитнес-тренировок, а прошлое непременно будет скрывать какие-то тайны. Она и есть новый Виктор.
Что разбито, не склеишь
– Рот закрой! – рыжая копна волос затряслась в припадке гнева, изображая медузу Горгону. – Ты вообще соображаешь, что делаешь?
– А что я такого делаю? – робко парировала потеющая лысина.
– Да ничего! Слышал когда-нибудь, что бездействие тоже бывает преступлением. НЕ оказал помощь, НЕ уплатил налоги… Давай-ка продолжу: не любил жену, не думал о ее благополучии, не спрашивал, чего она хочет. Понял?
– А ты теперь прокурором заделалась? – парировала лысина уже сильнее и напористее. Раз печальный конец неизбежен, можно совершить последний акт бесстрашия.
– Нет, я не прокурор! – снова затряслась рыжая шевелюра. – Я твоя судья! И я приговариваю тебя к пожизненному лишению моего тела, моей любви, а после расторжения брака и половины имущества.
– Ты давно себя-то видела? Тела ее лишусь! Больно надо!
– Ах, значит, я тебе не нужна?! Ну и проваливай к черту!
Пора представить наших героев. Рыжеволосую Горгону звали Эльвирой. Или просто Элей. Эльвирой она была для мира: жесткой, готовой в любой момент завестись и вцепиться собеседнику в глотку. В общем, идеальной героиней светской хроники. В Элю – нежную и любящую – она превращалась в краткие минуты просветления, с годами все более редкие.
Ее незадачливый муж – обладатель потеющей лысины и тучной фигуры – в миру именовался Владимиром, но в семейной жизни не поднялся выше Володи и Володьки. Супруги стояли друг против друга, и каждый видел перед собой бездну. Бездна чернела пустотой и отзывалась гулким эхом. Эту черную дыру, высасывающую все жизненные силы, он и она культивировали последние десять лет своего несчастного брака. Казалось, что единственное избавление – начать смотреть в другую сторону.
– Что, ничего не скажешь? Силенок не хватит? – произнесла она. Эльвира уже обрела спокойствие и теперь цедила каждое слово с садистической расчетливостью.
– Да пошла ты… – прошептал он, вложив в свой громкий шепот весь подавленный гнев последних лет жизни.
Володька на глазах становился Владимиром, и в этом качестве был неинтересен своей без пяти минут бывшей жене. Он молча взял заранее собранный чемодан и вышел за дверь. Она спокойно повернула замок на два оборота. Наступил миг блаженного опустошения.
Владимир пересекал двор, удаляясь от дома, в который так любил возвращаться десятилетие тому назад. И хотя пространственно супруги становились все дальше, душевно они были как никогда едины. Их сближало единодушное желание больше никогда не быть вместе.
Эльвира оглядела гостиную и с удовольствием отметила, что для финальной сцены декорации подходили как нельзя лучше. Ее змеевидные локоны внезапно расправились, как бывало всегда после удачного завершения конфликта.
Мысль летела вперед. Несколько минут Эльвира воображала свою жизнь после выгодного развода. Потом представила заголовок: «Эльвира дает первое интервью после трагического разрыва». Она уже начала сочинять наряд для этого знаменательного события. «Подходящего ничего нет. Придется шить на заказ. Интересно, Валяев согласится отработать за self promotion?»
Потом фантазия унеслась еще дальше, на пять лет вперед, когда полная сил, пребывая в блеске славы, окруженная кольцом прихлебателей, она будет заливаться смехом на светском мероприятии и даже не заметит притаившегося поодаль Володьку. Эльвира представила, как он попытается потихоньку уйти, а она громко его окликнет. Все обернутся, и он будет пристыжен, словно провинившийся школьник. О, великая сила воображения!
Эльвира парила над своей биографией, как орел над прериями. Она уже мысленно писала новый абзац википедической статьи про болезненный развод, попытку суицида и возрождение в новом грандиозном проекте. Собственно, предыдущие разделы тоже писала и многократно редактировала она. Никто не заподозрил Эльвиру в этом занятии, ибо кто же сам себя станет так чернить. Статья изобиловала свидетельствами о скандалах, судебных процессах и даже уличных потасовках, в которых участвовала героиня. Эльвира тщательно документировала свою жизнь, снабжая полотно википедического текста бесчисленными ссылками.
Лучший способ спрятать неудобную правду – замаскировать ее обилием не менее спорных сведений. Читатели биографии Эльвиры не подозревали, что статья, свидетельствующая о довольно скандальной жизни фигурантки, о многом и умалчивает. Здесь не было рассказа про отчаявшуюся выпускницу журфака, которую никто не брал на работу. Девушке пришлось придумать проект книги о российских миллионерах, чтобы перед ней открылись хоть какие-то двери. И двери открылись. Правда, с первым же из своих героев ей пришлось переспать ради интервью. Так, с неудобной офисной кушетки, началась ее журналистская карьера.
Потом была книга-расследование о звездах шоу-бизнеса, закончившаяся коротким браком с набиравшим тогда популярность поп-певцом. Счастья этот союз не принес. Зато благодаря склочному нраву Эльвиру заметили светские хроникеры. В период бракоразводного процесса наша героиня обошла все мыслимые и немыслимые ток-шоу, рассказывая, что супруг ее поколачивал. На самом деле все было наоборот, но об этом тсс! Мачо и сердцееду не идет роль жертвы. Продюсер строго запретил своему подопечному раскрывать истинное положение дел, и история была похоронена.
Меж тем все оказалось не зря. Эльвира засела в уютном глянце в те времена, когда это еще было модно. Редактор с радостью пригрел бедную брошенку, обладающую известным именем и дипломом журналиста. Ошибочность этого решения стала ясна позже.
Эльвира по натуре была не столько бытописателем светской жизни, сколько ее активным участником. Проникая на мероприятия (а ради этого и становятся глянцевым журналистом), она тут же пускалась во все тяжкие, что приносило редакции много проблем, но с лихвой окупалось за счет скандальной популярности новоявленной акулы пера.
План Эльвиры состоял в том, что в какой-то момент известное имя должно монетизироваться. Разумеется, не через журналистику. Она рассудила, что где светская жизнь, там и богатые люди, и ждала своего часа, попутно вступая в короткие отношения, скорее бросающие на нее тень, нежели сулящие выгоду.
Шли годы, но к Эльвире тянулись лишь те, кто не боялся ореола скандальности, неизменно сопровождавшего каждое ее появление. Ее тело в последние пятнадцать лет прельщало немногих, ее ум вызывал сомнение. Оставалось только сеять всюду зерна конфликта и терпеливо взращивать их, доводя до поистине эпических масштабов.
Посреди полного штиля в жизни Эльвиры появился Владимир. Он внезапно материализовался на очередном фуршете и выказал рыжеволосой бестии столько расположения, что она сразу нарисовала себе перспективу безбедной жизни. Хотя капитал Владимира – некогда успешного медиаменеджера – в те годы порядком поубавился, Эльвира верила, что ее чуткое руководство исправит дело. Какая женщина не живет иллюзией, что сможет переменить своего мужчину!
В цепких руках Эльвиры Владимир стал податливее, постепенно скукожившись до Володьки. Супруга брала на себя все больше функций, и к концу десятилетия брака стало окончательно ясно, что от некогда могущественного человека не осталось и следа. Володька устранялся от любых, даже самых ерундовых дел, а после семейных скандалов, которые случались нередко, уезжал в загородный дом и там до беспамятства напивался.
Впрочем, нынешний отъезд отличался от предыдущих. Он явно был окончательным и ставил точку в затянувшихся деструктивных отношениях.
– Да, у меня паршивый характер, – подумала Эльвира, почему-то испытав при этом удовлетворение. – Только так, только через скандал от моего и можно было чего-то добиться.
Она оглядела свою гостиную в стиле ар-деко. Этот интерьер нравился далеко не всем. Было мнение, что обстановка получилась какая-то холодная, даже стерильная, и уж точно не жилая. Но Эльвира испытывала подлинное удовольствие, глядя на мраморный пол, расписные панели, огромных размеров люстру и коллекцию антикварных ваз.
Вазы были ее страстью. Она искала их на аукционах, в антикварных магазинах, даже на блошиных рынках. Подлинным Рене Лаликом нынче никого не удивишь. Но у Эльвиры были и аскетичный глазурованный фаянс Эмиля Девёра, будто только что привезенный с археологических раскопок, и вазы Рене Бюто, украшенные изображениями томных дев, и даже работы Шрекенгоста – цветистые чаши для пунша.
Эти вазы были, как она. Внешне – броские, блещущие глазурью. Но стоило приблизиться, как сразу бросались в глаза следы многолетней эксплуатации: потемнения и досадная сеточка микротрещин, покрывавших всю поверхность. Главное – вазы были полые внутри.
В душе Эльвиры всегда боролись тяга к созиданию и тяга к разрушению. Вазы были тем единственным, что ей никогда не хотелось уничтожить. Компактная, но дорогостоящая коллекция антиквариата стала итогом когда-то многообещающих, но неудавшихся отношений.
Взгляд Эльвиры уперся в затейливо расписанный сосуд работы Шарля Катто. Она помнила, как Володька долбанул эту вазу в аэропорту о металлическое ограждение, как после возвращения напился и укатил в загородный дом, чтобы избежать гнева супруги, как они потом склеивали вазу по кусочкам и, казалось, преуспели. Внешне изделие выглядело безукоризненно, но Эльвира знала печальную правду. Разбитого не склеишь… На глаза Эли навернулись слезы. В голове пронеслась фраза, которая в нынешних обстоятельствах звучала как приговор: «Она навсегда утратила инвестиционную ценность».
