Текст книги "За роялем без слез, или я - детский педагог"

Автор книги: Татьяна Юдовина-Гальперина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРЕИМУЩЕСТВЕ РАННЕГО ОБУЧЕНИЯ

От пятилетнего ребенка до меня – только шаг, от новорожденного до пятилетнего – страшное расстояние!

Л. Н. Толстой

Принято считать само собой разумеющимся, что начинать обучение детей музыке следует с пяти–шести лет. Но существует и другое мнение: музыкальное воспитание следует начинать с внутриутробного периода. В принципе это совершенно верно. Экспериментальные исследования подтверждают предрасположенность новорожденных детей к слушанию и восприятию классической музыки.

Большинство детей начинают учиться в пять лет. Но многие из них, подавая большие надежды, прекрасно выдерживая конкурсные экзамены в самые престижные музыкальные школы, впоследствии так и не могут реализовать свои природные музыкальные данные.

На мой взгляд, это объясняется рядом причин, и прежде всего тем, что пятилетний возраст – не лучшее время для начала занятий музыкой. А среди тех, кто начинал учиться музыке после десяти лет, выдающихся музыкантов практически нет (по крайней мере – очень и очень мало).

Ребенок в своем развитии проходит несколько так называемых «критических периодов». Эти периоды характеризуются высокой степенью восприимчивости и ярко выраженной пластичностью мозга. Если встреча с музыкой приходится на трех–четырехлетний возраст – на один из наиболее мощных по своей интенсивности «критических периодов», происходит то, что выдающийся российский генетик В. П. Эфроимсон назвал «запечатлеванием», пли «импрессингом».

Импрессинг – это избирательное активирующее воздействие внешней среды, падающее на наиболее чувствительный период развития и способное в некоторых случаях определить, направить всю последующую жизнь человека. Несвоевременное начало, пропущенный «критический период» – это и есть те основные причины, в силу которых так редко раскрываются и еще реже реализовываются в полной мере врожденные способности и задатки.

По мере накопления педагогического опыта, работая с детьми разного возраста – как с трехлетними, так и с пятилетними, я пришла к убеждению, что занятия музыкой лучше всего начинать в трехлетнем возрасте. Пятилетний ребенок уже в значительной степени является сформированной личностью. Круг его интересов, эмоциональные впечатления часто уже столь многообразны, что многие ученики не в состоянии проявить большой заинтересованности, а следовательно – возникнут проблемы с формированием мотивации и целей обучения.

Многолетний опыт убеждает меня в том, что развитие ребенка во многом зависит от того, как рано начинается его погружение в мир музыки. Я уверена, что занятия музыкой улучшают характер детей и благотворно воздействуют на их психологическое состояние. Музыка не только способствует общему развитию, но и обладает целебными свойствами.

Как часто физический недуг, неправильное воспитание, ошибки родителей приводят к критической ситуации. И все же ее можно победить, преодолеть, с ней можно справиться, если начать обучение музыке в трехлетнем возрасте. Занятия музыкой – это не только терапия, но и ранняя диагностика.

Приобщение к музыке с трех лет позволяет педагогу своевременно обнаружить и скорректировать слабые стороны или даже дефекты в развитии ученика, потому что они выявляют себя в наиболее пластичный период, когда устанавливаются психо–физиологические параметры будущей личности. Детским неврологам хорошо известно, насколько важно как можно раньше выявить дефекты развития и установить их причину: «связаны ли они с первичным поражением нервной системы, являются ли результатом других заболеваний или так называемой педагогической запущенности» (Л. О. Бадалян, 1982).

В 1994 году группа тамбовских ученых (Т. Н. Маляренко с соавторами) в замечательной работе, посвященной активации созревания мозга у детей при помощи воздействия музыкой, пришла к выводу, что это воздействие «обладает наибольшей эффективностью… в период ускоренного развития мозга. Возрастной период от 2 до 5 лет является наиболее подходящим для восприятия сенсорного (музыкального) притока…» Именно в этом возрасте воздействие внешней среды оказывается наиболее мощным, начинают реализовываться генетически обусловленные природные задатки, ребенок переходит к осмысленной «продуктивной» деятельности – от манипуляции предметами к игре как таковой. Следовательно, раннее начало обучения музыке является эффективным средством развития психической и интеллектуальной сферы.

Независимо друг от друга тамбовские ученые и их американские коллеги К. Ленг и Дж. Л. Шоу пришли к одинаковому выводу: раннее музыкальное обучение является эффективным средством активации высших функций мозга и, в частности, абстрактного мышления. С его помощью можно корректировать задержки психомоторного развития, лечить аутизм, эпилепсию и болезнь Паркинсона.

Раннее музыкальное образование открывает доступ к врожденным нейронным механизмам («существующего у совершенно разных людей общего универсального набора врожденных пространственно–временных нейронных паттернов»), ответственным за восприятие, понимание и воспроизведение музыки, и расширяет их использование для образования других высших функций мозга.

Мозг человека с момента рождения способен к восприятию музыки, и она является своего рода предъязыком.

Почему раннее обучение музыке действительно обладает таким мощным воздействием на интеллектуальное развитие? Исследования, проведенные в 1973 г. в лаборатории М. М. Кольцовой, показали особую роль в созревании мозга задействованности именно пальцев рук. Это, по–видимому, обусловлено наибольшим представительством в коре больших полушарий кисти руки.

Проведенные учеными из группы Т. Н. Маляренко экспериментальные исследования показали, что упражнения для пальцев рук ускоряли процесс образования и закрепления условных рефлексов. Совершенно определенно доказано, что тренировка пальцев рук с помощью точных координированных движений является мощным средством активации коры головного мозга. Движения кисти руки в значительной степени ускоряют созревание не только сенсомоторных зон коры мозга, но и центра речи, а также способствуют интеграции деятельности мозга. Например, развитие бимануальной координации у детей сопровождается усилением межполушарных связей, так как ускоряется созревание мозолистого тела.

До недавних пор считалось, что представительство различных сенсорных участков в коре головного мозга в течение всей жизни человека остается неизменным. Однако современными исследованиями доказано, что корковые карты подвергаются непрерывной модификации, зависящей от эксплуатации сенсорных систем. Поскольку разные люди воспитываются в различных условиях и испытывают воздействие внешней среды в различных сочетаниях, а также по–разному применяют сенсорные и моторные навыки, архитектура мозга модифицируется у каждого ребенка по–своему.

Аргументируя свои концептуальные установки о преимуществе раннего обучения на основе личных наблюдений, а также сведений, накопленных психофизиологами, я тем самым преследую определенную цель: убедить детских педагогов воспользоваться этим удивительным возрастом и не пройти мимо маленького человека.

Раннее начало обучения имеет ряд значительных преимуществ. Пианистический аппарат трехлетнего ребенка гораздо податливее, чем, скажем, у пяти–шести летнего. У детей трехлетнего возраста очень пластичны мышцы, навыки координации движений легко формируются и закрепляются, так как еще не окончательно сформирована костно–мышечная система. В 5–6 лет она уже вполне сформирована, а к 11–12 годам этот процесс завершается и подвижность мышц снижается.

В трехлетнем возрасте уже отчетливо проявляются индивидуальные особенности физического и интеллектуального развития – памяти и внимания, эмоциональной восприимчивости, богатства воображения, фантазии, зрительно–пространственных представлений.

Вглядитесь в пятилетнего ученика, которому педагог предлагает играть стандартный музыкальный репертуар для начинающих. Ему, как правило, уже довольно скучно знакомиться с простейшими мелодиями, которые в гораздо большей степени подходят и прекрасно воспринимаются трехлетними малышами. Не так скучно, быть может, тем, кто впервые видит инструмент. Гораздо хуже детям, выросшим в наполненной музыкой среде. Чаще всего они испытывают разочарование от примитивного репертуара, хотя более сложный им еще недоступен. Здесь возникает серьезный разрыв, своеобразные «ножницы» между интеллектуальным развитием и пианистическими возможностями ученика.

Конечно, можно начинать обучение и в пятилетнем возрасте, но в огромной степени это будет запоздалое начало. В таком случае работа должна быть более интенсивной, процесс обучения ускоренным, а это может вызвать нервозность у ребенка, и в итоге возникнут значительные провалы в знаниях.

Степень развития интеллекта двух–трехлетнего ребенка педагог может определить при общении с ним. Обучение музыке можно начинать тогда, когда в определенной мере сформированы речевые навыки, существует «речевая готовность». До того, как малыш начнет говорить, погружение в мир музыки может быть лишь пассивным.

Речь – это не только умение связно произнести ту или иную фразу, выразить хотя бы простейшую мысль. Это – показатель общего развития. Я говорю о здоровых, нормальных детях, каждый из которых отличается собственным темпом развития. В группе двух–трехлетних детей лучше говорящие дети свободнее двигаются, легче делают простейшие гимнастические упражнения. Им проще выполнять просьбы педагога – протянуть правую или левую руку, разыграть небольшую сценку с куклами, надевающимися на пальцы рук, и пр.

Дети, которые испытывают затруднения в подобных играх, несомненно тоже должны учиться музыке, но лучшим способом их обучения будет групповой. Для этого и предназначены музыкальные занятия в детских садах. Малыши, еще не готовые к индивидуальным занятиям, могут участвовать в детском оркестре.

В процессе игр ребенок приобретет необходимые знания: разовьется его музыкальный слух, сформируются пространственно–зрительные навыки. Нотная грамота может быть усвоена при помощи цветных нот.

Слуховое развитие, свободное сольфеджирование, гимнастика, знакомство с цветными нотами, ритмическая импровизация, пение, музыкальные игры, – все это вполне можно ввести в программы всеобщего музыкального образования в возрастных группах от трех до четырех лет.

Что же касается детей, речь которых к трехлетнему возрасту уже в достаточной мере сформирована, то как не воспользоваться их стремлением к знаниям и общению? Музыка воздействует на душу ребенка. Раннее погружение в музыку способствует раскрытию его творческой индивидуальности, дает возможность самовыражения.

Особенностью работы с трехлетними детьми является достаточно длительный период, который я называю подготовительным. Это период, когда ученик еще не играет на инструменте. Его готовность к практической игре – это сугубо индивидуальный момент, который при определенном опыте и навыке педагог может легко определить.

В зависимости от личных качеств ученика, от уровня его музыкального восприятия, интеллектуального развития и физического состояния педагог устанавливает продолжительность подготовительного периода, терпеливо выжидая момент, когда сам малыш потянется к фортепиано. Иногда достаточно трех–четырех месяцев, иногда приходится ждать год–два. Главное – не торопиться! Это чрезвычайно важно для успешного обучения. Многократное повторение пройденного – но в особой, игровой, форме – приносит лишь пользу.

Разумное, бережное отношение к ребенку, ранее погружение его в музыку и замедленный, нефорсированный процесс обучения позволяют педагогу полностью раскрыть творческий потенциал ученика и способствовать быстрейшему развитию его творческой индивидуальности.

Три года – радостный период в жизни человека. И нам, педагогам, необходимо воспользоваться этим прекрасным возрастом. Трехлетние дети вызывают симпатию и живой интерес. Они беспрерывно тренируют свои речевые возможности, а с развитием речи чрезвычайно расширяется внутренний мир ребенка. Он любопытен, беспрерывно задает массу самых разнообразных вопросов, и эти вопросы нельзя оставлять без ответа.

Трех–четырехлетние дети чрезвычайно чувствительны. Музыкальные шедевры, с которыми они знакомятся, производят на них неизгладимое эмоциональное впечатление. Такая музыка развивает ум, вызывает чуткость и доброту, совершенствует нравственно и духовно. Когда ребенок «колдует» за роялем, постигая тайны переживания художественных образов, лицо его преображается. Эти моменты всегда в наивысшей степени волнуют меня. Как меняет музыка выражение детского лица! Создавая музыкальный образ, как бы сочиняя сказку, рассказывая вам историю, ребенок в звуках проявляет всю свою непосредственность, артистичность, одухотворенность.

Воздействие музыки безгранично и полно таинственности. По–моему, музыка влияет и на внешность малыша. Более того, раннее погружение в музыку приобщает к труду как к потребности души. Маленький ребенок уже личность, способная на независимое мышление, на волевые усилия, на выражение собственного «Я». В воспитании музыкой эти качества являются главенствующими.

В последнее время я начала заниматься с детьми еще более младшего возраста – с двухлетними. Известно, что интеллектуальный и физический потенциал человека формируется до трех лет, а затем происходит лишь развитие сложившихся качеств. Быть может, и общее музыкальное воспитание стоит начинать, не дожидаясь трех лет – в тот период, когда лишь начинают развиваться высшие психические функции, способности, память, эмоциональная сфера?..

Недавно в мой класс пришел малыш, которому едва минуло два года. Как поразило меня расположение души ребенка к живейшему восприятию музыкальных впечатлений! На уроке он слушал тщательно отобранную музыку из произведений Вивальди, Баха, Бетховена, Моцарта, Шуберта, Брамса. Однажды после исполнения отрывка из «Неоконченной симфонии» Шуберта он закапризничал. Тогда я посадила его на колени и начала играть тему из этой симфонии. Он моментально успокоился, замолк и неожиданно начал сопровождать мою игру ритмическими движениями ног. Чем дальше, тем все больше удивляла его реакция на музыку. Например, он так сильно раскачивался, когда я играла тему из концерта Э. Грига, что приходилось все время быть настороже – иначе он мог упасть. Постоянно сольфеджируя темы известных музыкальных произведений на улице, в транспорте, в гостях, малыш вызывал бурную реакцию окружающих. Слушая классическую музыку, он абсолютно забывал о присутствии на уроке своей мамы. Однако потребность в психологической защите возникала сразу же, как только я начинала играть ему детские песенки. После каждого урока малыш был переполнен музыкальными впечатлениями – не хотел уходить домой, старался передать свою радость, свой восторг окружающим.

Вполне возможно, что через некоторое время педагоги смогут разработать систему обучения и двухлетних детей. Глубоко убеждена в благотворном влиянии раннего соприкосновения с музыкой на души детей.

ТРАДИЦИОННЫЕ ФОРМЫ ВСТУПИТЕЛЬНЫХ ЭКЗАМЕНОВ

Музыке нужно учить всех в той или иной форме и степени, а воспитывать профессиональными музыкантами нужно не только не всех, но лишь немногих.

А. Гольденвейзер

Современные педагоги в большинстве своем осознают несовершенство форм отбора детей в музыкальные школы. Даже если в районных школах действуют дошкольные группы, то при переводе учеников в первый класс ничего не меняется, и отбор проводится по тем же принципам.

В чем же состоит, по моему мнению, несовершенство приемных экзаменов?

В молодости мне приходилось наблюдать за вступительными экзаменами в музыкальных школах. Я часто не выдерживала этой процедуры и выходила из класса. Было стыдно смотреть в глаза детям, видеть, как они дрожат от страха, слышать фальшивые интонации экзаменатора, который и сам, как правило, осознавал всю нелепость ситуации.

Мое участие в работе экзаменационных комиссий прекратилось уже на четвертый год педагогической деятельности – никогда не могла понять, каким образом можно определить музыкальные способности за считанные мгновения, как можно принимать или не принимать в музыкальную школу ребенка только на основании того, как он интонирует и повторяет заданный ритм.

Ритмическая одаренность – это прекрасно! Но есть дети, которые, например, не могут воспроизвести ритм, испугавшись незнакомой обстановки. Па экзаменах чувство ритма определяют умением двигаться под музыку, повторить, простучать несложную ритмическую фигуру. Но ведь при этом точное воспроизведение ритма в гораздо большей степени зависит от уровня моторного развития ребенка.

Известный советский педагог и музыковед А. Д. Алексеев утверждает, что «правильное и выразительное пение песен уже служит достаточным свидетельством того, что у ребенка есть музыкальные данные». Однако из этого вовсе не следует, что неправильное интонирование может свидетельствовать об отсутствии таковых.

Наличие вокального слуха не означает музыкальной одаренности – необходим целый комплекс дарований. У ребенка может быть гениальный внутренний слух, но голос по каким–то причинам не справляется с точным интонированием. Как правило, отсутствие вокального слуха отождествляют с музыкальной неодаренностью.

Обратимся к диалогу между выдающимся пианистом и педагогом К. Н. Игумновым и музыкальным исследователем Б. М. Тепловым.

«Б. М. Теплов: У вас абсолютный слух?

К. Н. Игумнов: Да.

Б. М. Т.: Только на узнавание или и на воспроизведение?

К. Н. И.: Петь я вообще не могу – фальшивлю… А вот что заведомо бывает – это абсолютный слух и полная немузыкальность».

Существует целый ряд чисто физиологических и психологических моментов, которые мешают ребенку проявить свои дарования и способности в нервозной обстановке экзамена. И понимая, что одноразовое прослушивание на экзаменах не может дать полного представления о музыкальных способностях поступающих, педагоги пытались разработать новые формы экзаменов.

Профессора П. С. Столярский и М. Н. Баринова в своих школах более пятидесяти лет назад применяли иные методы отбора.

В 1962 году группа ленинградских педагогов (А. В. Барабошкина, С. С. Ляховицкая, Л. А. Фирсов) решила усовершенствовать методику приемных испытаний. По их рекомендациям в одной из ленинградских музыкальных школ приемные экзамены проходили по группам из 8 детей в течение двух дней.

Так сложилось, что два хорошо знакомых мне ребенка держали экзамены именно в эту школу. Первый из них, подготовленный мною, поступил, хотя у него не было ярких музыкальных данных. Второй – с более яркими данными – «провалился». Я, как никто другой, могу дать объективную оценку этой «усовершенствованной методике испытаний». Дело в том, что в эту школу пришли крепкие профессионалы, и им скучно и не интересно было работать с обычными детьми, а с проблемными тем более. Поэтому на экзамены шли заранее подготовленные дети, и, следовательно, это ни в коей мере не был прием в рядовую музыкальную школу: предложенный метод был методом отбора одаренных (или «натасканных») детей. А сегодня эта школа, как и следовало ожидать, стала «филиалом» школы для одаренных детей.

Я наблюдала за детьми и их родителями во время тех экзаменов. Педагоги не учитывали, что дети в пять–шесть лет уже прекрасно понимали, что происходит. Одна девочка, увидев расстроенную маму, сказала: «Чем же я хуже других? Я хорошо себя вела, все–все делала хорошо… Почему меня не приняли?» И горько заплакала. Мы успокаивали девочку, стоя на улице, и видели, как выходили из школы дети с родителями. Одни были очень печальные, со слезами на глазах, другие – радостные. Этот контраст в настроении и взрослых, и детей создал такую гнетущую обстановку, что забыть ее невозможно. С тех пор я не выношу приемные экзамены и конкурсы, особенно детские.

Глубоко убеждена, что начальное музыкальное образование должно быть доступно всем. Поэтому недопустимо применять дискриминационные формы отбора в музыкальные школы. Нельзя подходить с шаблонными мерками и требованиями к детям, тем более – сравнивать их между собой и определять наилучших и наидостойнейших. Видя слезы отвергнутых приемной комиссией, я порой не выдерживала и брала их в свой класс. Они прекрасно занимались, а некоторые впоследствии стали музыкантами.

Г. Г. Нейгауз сказал: «Из тысячи человек, любящих музыку и умеющих играть на фортепиано, мы с трудом найдем 4–5 пианистов, которых нам действительно хотелось бы слушать».

Можно ли уже в детстве определить, кто из сотен тысяч учеников музыкальных школ станет выдающимся пианистом, которого «хотелось бы слушать»?

«Не кажущаяся, а реальная сложность этой проблемы всегда осознавалась теми, кто пытался проникнуть в загадки психической деятельности человека, в загадки интеллекта, мышления, творчества. Да, существует бесконечное разнообразие индивидуальностей – и это непосредственный результат бесконечного разнообразия типов конституций, уровня восприимчивости, темпов созревания, скорости протекания физиологических процессов, быстроты и глубины понимания, степени стандартности мышления, чувствительности к звукам, ритмам, краскам… Но для того, чтобы понять, к какому конкретному типу из всего этого бесконечного разнообразия принадлежит данный, живой, настоящий, сидящий перед нами или бегающий около нас ребенок, необходимо уметь определить степень развития у него если не всех, то хотя бы основных, наиважнейших, ключевых психологических, психических, физиологических особенностей…» (курсив мой. – Т. Ю. – Г) – это слова крупнейшего отечественного генетика профессора В. П. Эфроимсона из его книги «Загадки гениальности».

Безусловно, дети одарены в разной степени. Существуют специальные школы, направление которых – подготовка профессиональных музыкантов. И строгий отбор, дифференциация уровня одаренности при приеме в них – нормальное явление, потому что для обычного ребенка поступление в такую школу может стать причиной психологической травмы.

Однако определение степени музыкальной одаренности – очень сложный процесс. Его невозможно вместить в рамки стереотипного прослушивания. Не ошибиться в нем можно, лишь наблюдая ребенка длительное время. Почему? Потому что музыкальные задатки и музыкальная одаренность – это вовсе не одно и то же. Я хочу сослаться здесь на Л. А. Гарбер и привести пространные цитаты из ее статьи, относящиеся к интересующему нас вопросу.

«Общая картина развития человеческих функций, всей центральной нервной системы в целом дает основание предполагать, что музыкальные задатки в прямом, биологическом понимании этого слова вначале представлены в малодифференцированном виде. В результате системного влияния окружающей среды происходит дифференциация, «доразвитие» природных данных до определенного уровня, верхние границы которого преимущественно определяются этими данными, но в ряде случаев могут и не определяться ими. Общая система музыкального воспитания, музыкальная среда оказывают влияние на развитие этих природных данных, хотя в некоторых случаях наблюдаются и исключения».

Л. А. Гарбер, с которой я совершенно согласна, считает, что главной задачей психологов и музыкантов–педагогов должно быть изучение специфики развития первичных элементов музыкальных способностей. «Музыкальные способности, развивающиеся на основе музыкальных задатков, есть сочетание не только чисто сенсорных качеств, но и всех особенностей и склонностей личности, обеспечивающих успешную музыкальную деятельность…

Понимая под музыкальными задатками анатомо–физиологические основы для музыкальной деятельности, следует в них выделить различные компоненты, существующие как разрозненно, так и в едином комплексе… (курсив мой. – Т. Ю. – Г.).

Музыкальное развитие детей может быть условно дифференцировано на несколько этапов, из которых первый основывается на природных данных, а все последующие включают формирование способностей ребенка в процессе его воспитания…

Определение музыкальных способностей детей только на основании изучения их музыкальных задатков малообоснованно, т. к. стойкость музыкальных интересов у детей и их стремление к активной музыкальной деятельности имеют преимущественно возрастной характер. Включение характерологических черт личности помогает внести ясность в определение потенциальных возможностей ребенка к музыкальной деятельности… Так, трудолюбие и настойчивость в овладении музыкальными навыками способны резко изменить картину развития музыкальных способностей ребенка…

Бытующая в настоящее время точка зрения, заключающаяся в том, что всякий наблюдаемый процесс развития задатков есть уже их превращение или переход в способности, неверна, ибо при этом смешиваются разные стадии развития. Даже наиболее яркие задатки не должны приравниваться к способностям, поскольку здесь еще не включены многие, находящиеся пока в стадии формирования особенности личности, в частности ее характерологические черты и др. Без этого возможности превращения задатков в способности достаточно проблематичны и неопределенны. Задатки могут в дальнейшем превратиться в способности, но могут и не превратиться. Здесь возможны различные случаи. В одном случае музыкальные задатки могут развиваться до уровня музыкальных способностей. Для этого необходимо равномерное развитие их отдельных сторон. В другом случае поздно диагностируемое слабое развитие отдельных сторон задатков может надолго затормозить общее развитие способностей».

Но если наличие первичных задатков не является гарантией музыкальных способностей, то каким же образом происходит отбор и распределение детей по уровню одаренности в музыкальных школах? Более того: пока существует столь порочная система приемных экзаменов, слишком часто возникает опасность того, что в итоге многолетних и упорных занятий музыкальные задатки позволяют пианисту развиться до профессионального уровня, стать «крепким музыкантом», однако этого оказывается недостаточно для плодотворной творческо–исполнительской деятельности.

Множество раз на концертах мне довелось слушать игру посредственных музыкантов – поразительно, как много тех, кого «не хочется слушать»!

Убеждена, что абсолютно невозможно выявить музыкальные способности, пока они не проявятся непосредственно в игре. Главная задача педагога: не определять музыкальные задатки, а выявлять и формировать способности, во всяком случае, это должно быть так в системе музыкального и эстетического воспитания.

Многие из выпускников консерваторий, не став концертирующими музыкантами, вынуждены заниматься педагогической деятельностью. Безусловно, они по возможности стремятся работать со способными учениками, чтобы через успех ученика компенсировать собственный комплекс несостоявшегося музыканта–исполнителя. Среди таких музыкантов есть много талантливых педагогов – ведь работа со способными детьми требует особого педагогического дара. Но все же остается только поражаться, насколько велико число тех, кому педагогика просто–напросто противопоказана. Однако что делать? Закончены музыкальная школа, училище, даже консерватория… Зачем же растить и направлять на продолжение учебы детей с весьма посредственными данными? Почему педагоги не задумываются над будущим своих учеников?

Другое дело, если у ученика есть педагогические наклонности или особый талант. Только в этом случае можно продолжать профессиональное музыкальное образование.

Необходимо учить музыке всех детей, не ориентируя их на музыкальную карьеру.

Почему с самого раннего детства проводится отбор и профессиональная ориентация в музыке? Потому что в музыкальном образовании нельзя упускать ни одного года. Мне кажется, что начиная обучать музыке с трехлетнего возраста, мы решаем эту проблему. Не будет упущено время, и к шести–семи годам педагог сможет гораздо точнее определить способности ребенка. И уж во всяком случае можно будет избежать многочисленных ошибок.

Уверена, что педагог обречен на неудачу, если он не испытывает глубокой симпатии и интереса к ребенку.

К сожалению, современный метод распределения детей в классы к педагогам, которые даже не знакомы с будущими учениками, напоминает старинные обряды, когда жених и невеста, не видя друг друга, становились мужем и женой только по соглашению родителей.

При приеме детей в музыкальную школу надо помнить о важнейшем праве педагога познакомиться со своими будущими учениками!

Бесспорно, нельзя стать детским педагогом без любви к детям, но не надо путать любовь к детям вообще и интерес к данному, конкретному ребенку. Принцип психологической совместимости – один из важнейших в обучении музыке.

Для меня было чрезвычайно отрадно убедиться в том, что ученики, которых я выбирала самостоятельно и которые пробуждали во мне чисто человеческий интерес, как правило, достигали больших успехов.

В процедуре приема в музыкальную школу меня всегда поражал еще один момент. «Не прошел» на фортепиано – предлагают виолончель, скрипку, арфу, гобой. Часто ученик вообще не слышал, как звучит арфа или гобой. Но взрослые решают за него и без него.

Конечно, можно проводить распределение, предварительно познакомив учеников с разными инструментами. Например, в школу, где учился мой сын, приглашали музыкантов, которые за ширмой играли на каком–либо инструменте, а дети отгадывали по звуку, какой инструмент звучит – виолончель или контрабас, мандолина или балалайка, фагот или гобой. После одного из таких концертов сын загорелся желанием учиться играть на кларнете и саксофоне.

Для того чтобы порекомендовать ребенку тот или иной инструмент, педагогу необходимо время. Иногда я советую ученикам перейти на другой инструмент. Это не только благотворный шаг для некоторых из них, но и прекрасная возможность раскрыть свой талант. Желание родителей, чтобы их дети обучались только игре на фортепиано, фактически перекрывает им возможность реализовать свои задатки и закрывает путь для рождения талантливых скрипачей, виолончелистов, кларнетистов и пр.

Для того чтобы преодолеть существующие недостатки в системе отбора и приема детей в музыкальные школы, о которых я написала выше, по–моему, необходимо изменить сам подход к начальному музыкальному образованию. И начинать реформу надо с самого раннего этапа – с детских садов. Создание дошкольных групп в стенах музыкальных школ должно быть вторичным этапом. Первоочередное назначение музыкальных школ – содействовать организации музыкальных занятий в детских садах. Мы знаем, к чему сводятся сплошь и рядом такие занятия – прежде всего к подготовке праздников для родителей. Хотя именно в детсадовском возрасте наилучшим образом можно закладывать основы музыкального образования, выявлять и развивать способности у детей.