Текст книги "Мой суженый, мой ряженый"

Автор книги: Татьяна Бочарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

12

По квартире летал аромат свежесваренного кофе. Ольга Арнольдовна в халате и бигуди бросилась навстречу вошедшей Жене.

– Женюся! Дорогая! Я так соскучилась!

– Я тоже, мамуль, – сонно проговорила Женя и, не раздеваясь, опустилась на банкетку, стоящую в прихожей.

– Ты какая-то бледная. – Мать встревоженно вгляделась в ее лицо. – Не простыла, часом? Не отравилась?

– Нет, нет, я здорова. – Женя улыбнулась и принялась снимать сапожки. – Ты-то как? Отпраздновала Новый год?

– Не спрашивай! Отвратительно отпраздновала. Тосковала по тебе. У Сони все сели телевизор смотреть, а по нему полная муть. Но ты не бери в голову. – Ольга Арнольдовна потрепала дочь по щеке. – Главное, что тебе было весело. Ведь было?

– Было, – подтвердила Женя.

– Ты раздевайся, мойся и за стол. Я пирожков напекла, твоих любимых, с капустой. Да, пока не забыла, тебе звонил Столбовой.

– Не может быть! – Женя застыла с сапогом в руке.

– Может. Поздравлял с Новым годом. У него такой приятный голос. Он и меня, между прочим, поздравил. Мы с ним немного поболтали.

– Поболтали?

– О тебе. – Ольга Арнольдовна рассмеялась. – О том, какая ты у нас замечательная и целеустремленная. Сегодня вечером, часиков в семь-восемь, ты должна ему позвонить, он хочет, чтобы завтра вы уже начали заниматься.

– Вечером я должна уйти, – рассеянно проговорила Женя, вешая пальто в шкаф.

– Куда уйти? – Ольга Арнольдовна остановилась на полпути в кухню.

– Так, в одно место.

– Я думала, ты будешь весь вечер готовиться к консультации. Сначала поспишь с дороги, а потом засядешь за книги.

– Все так и будет, – успокоительно произнесла Женя. – Я посплю и засяду за книги. Но в шесть уйду.

– Странно. – Мать пожала плечами. – Не похоже на тебя. Вы что, собираетесь какой-то компанией?

– Можешь считать, что да.

– Что значит «можешь считать»? – Ольга Арнольдовна обиженно поджала губы. – Ты что-то не договариваешь. Люба пойдет с тобой?

– Нет. Она не дружит с этими людьми.

– А ты дружишь?

– Да, дружу.

– И давно?

– Мам, ты меня допрашиваешь? Я ведь совершеннолетняя даже по западным меркам – там в двадцать один год позволено все.

– Я просто пытаюсь понять, – задумчиво проговорила Ольга Арнольдовна. – Ты ведь не с Сашей идешь?

Женя покачала головой.

– И вид у тебя… какой-то чумовой. Женюся, кто эти люди? Они из хора?

Ей стало ясно, что мать не отвяжется. Все равно придется ей сказать, так лучше раньше, чем позже.

– Мамуль, ты только не волнуйся. У меня… роман. – Она счастливо улыбнулась.

– Роман? С кем же это?

– Потом расскажу. Дай сначала привести себя в порядок. – С этими словами Женя скрылась в ванной.

Душ, однако, ее нисколько не освежил, наоборот, она почувствовала, что падает с ног от усталости. «Выпью кофе и лягу спать», – решила Женя и побрела в кухню.

Мать ждала за столом. На скатерти красовалось блюдо, полное пышных, румяных пирожков, и две чашки дымящегося кофе. Женя надкусила пирожок, глотнула обжигающую, ароматную жидкость и ощутила полное блаженство.

– Ты меня вернула к жизни, – пошутила она, обращаясь к матери.

Та в ответ даже не улыбнулась.

– Я тебя слушаю. – Тон ее был серьезным и требовательным.

Женя беззаботно пожала плечами.

– Ну что я могу тебе рассказать? Он давно мне нравится, я ему тоже. – Она взяла еще пирожок.

– Давно – это как?

– С самого первого дня в хоре. Он классный, непохожий на других. Мне с ним очень хорошо.

– В постели?

Женя дернулась – и едва не вылила кофе.

– Ма, зачем ты так?

– Затем, что ты выглядишь как выжатый лимон. У тебя круги под глазами и щеки ввалились. Так бывает после медового месяца.

– После медового месяца вовсе не выглядят как выжатый лимон, – возразила Женя.

– Ошибаешься. Я сама была молодая и отлично все помню. Он… этот парень… он что, имеет богатый сексуальный опыт?

– Ничуть. – Женя весело рассмеялась. – Совсем наоборот. Скорее, он полный профан.

– Тогда, прости, я не пойму, откуда взялась такая страсть? – Мать отхлебнула из чашки и поморщилась.

– А вдруг это любовь с первого взгляда? Как тебе такая гипотеза? – Женя, продолжая улыбаться, пристально смотрела на Ольгу Арнольдовну.

Та покачала головой.

– Не верю я этому.

– А чему веришь?

– Ну… положим… существует влечение, счастливое совпадение физических данных.

– Разве это плохо?

– Неплохо. Даже хорошо. На первых порах. Но только – на первых. Потому что страсть имеет свойство угасать, и тогда становится необходимым другое совпадение – совпадение душ. А для этого недостаточно знать друг друга три дня.

Женя вдруг вспомнила слова Женьки: «Сомневаюсь, что у меня есть душа». Зачем он так говорил? Не для того ли, чтобы не допустить ее до своей души, уберечь от вторжения собственный внутренний мир?

Ольга Арнольдовна смотрела на дочь выжидающе.

– Молчишь? Значит, понимаешь, что я права.

– Ма. – Женя отодвинула от себя чашку. – Постарайся не обидеться на то, что я сейчас скажу. Мне… все равно, права ты или нет, я останусь при своем мнении.

– Но ты не должна тратить на него столько времени!

– Должна. Столько, сколько он захочет.

– Господи, Женюся, ты, похоже, потеряла голову! Иначе твое поведение не объяснить.

– Вот и не объясняй. Спасибо за завтрак. Я пошла спать. – Женя, не дожидаясь ответной реплики матери, убрала чашку в раковину и вышла из кухни.

Очутившись у себя в комнате, она быстро разобрала диван – и улеглась, предварительно поставив будильник на три. На этот раз сны ее не атаковали – видимо, организм настолько утомился, что полностью выключил мозг. Женя проснулась точно по звонку. Ополоснула под краном лицо и засела за американскую монографию. В мыслях у нее крутился один и тот же навязчивый вопрос – как быть со Столбовым? Позвонить ему в семь из дома она не сможет. Звякнуть с сотового? Но на завтра договариваться все равно бессмысленно – за три часа она ничего толком не сделает.

«Позвоню с Пушки, скажу, что очень устала. Попрошу перенести консультацию на послезавтра», – решила, наконец, Женя.

Время неслось стремительно и неумолимо: не успела она оглянуться, как стрелки уже показывали без четверти шесть. Женя захлопнула книгу и начала одеваться.

На пороге появилась мать.

– Уже уходишь?

– Да, мне пора.

– Ты же ничего не успела!

– Завтра докончу. Не поеду на занятия.

– И тебе не совестно перед профессором?

– Ма, мы уже обо всем договорились. – Женя вышла в прихожую и принялась натягивать перед зеркалом шапочку.

Ольга Арнольдовна стояла за ее спиной, как страж.

– Когда ты вернешься?

– К девяти. Или к десяти. Максимум – к одиннадцати.

– Что можно делать на улице столько времени?

Женя обернулась и посмотрела на мать.

– А ты предлагаешь позвать его сюда?

Та поспешно замахала руками.

– Нет, нет, ни в коем случае!

– Ну вот, и нечего спрашивать. Пока. – Женя, уже полностью готовая, помахала Ольге Арнольдовне рукой и скрылась за дверью.

По дороге ей в голову пришла мысль, что она так и не обменялась с Женькой мобильными номерами. Мало ли, какая может выйти нестыковка? «Как только увижу его, сразу спрошу», – решила она.

Женька прогуливался у памятника Пушкину взад-вперед, несмотря на то, что до семи оставалось еще десять минут. Женя незаметно подошла сзади и закрыла ему глаза ладонями.

– Угадай, кто?

Он обернулся и сходу заключил ее в объятия.

– Я почему-то думал, что ты не придешь.

– Я похожа на лгунью? – Женя обиженно похлопала ресницами.

– Ты похожа на сон, – серьезно проговорил Женька. – И мне бы не хотелось просыпаться.

– Не просыпайся. Только скажи, куда мы пойдем. Холодно стоять на месте.

– Скоро тебе станет жарко, – пообещал он. – Поехали в парк Горького.

– Что мы там будем делать?

– Кататься на коньках. Умеешь?

Женя глянула на него в изумлении.

– Ты серьезно?

– Вполне.

– Но у нас же нет коньков.

– Ну и что? Возьмем напрокат.

– Да я сто лет не каталась! Я себе нос расквашу.

– Не расквасишь. Я тебе, так и быть, помогу.

– Ну идем. – Она кивнула.

Они вошли в метро и доехали до Парка Культуры. Отстояли очередь, взяли напрокат коньки. Женька помог Жене зашнуровать высокие ботинки.

Лед переливался под лучами прожектора. Играла музыка. Жене показалось, что она вновь стала девочкой. Так легко и беззаботно ей бывало лишь в детстве, до того момента, когда ушел отец. Сначала она скользила довольно робко, потом приноровилась и даже стала закручивать лихие пируэты. Женька на коньках держался мастерски, как на ногах. Он возил Женю за руки по льду, кружил ее, как волчок, ловко подхватывал, если она спотыкалась. Они прокатались два часа кряду и не заметили, как прошло время. В конце концов, Женя заехала в сугроб, звонко взвизгнула и упала навзничь, раскинув руки. Было не больно, а мягко. Над головой медово сияла полная луна. Женька тоже опустился рядом. Обычно бледное лицо его слегка порозовело, глаза блестели. Женя взяла его за руку.

– Я все-таки тебя люблю. Это точно.

Он наклонился к ней, она думала, чтобы поцеловать. Но он не поцеловал, а проговорил, пристально глядя ей в лицо:

– Если любишь, поехали ко мне.

– Так сразу? Неловко как-то.

– Глупости. Поехали.

– А ты с кем живешь, с родителями?

– С матерью.

– А отец? Ушел?

– Его и не было никогда, – небрежно проговорил Женька. – Идем, пожалуйста. Я тебя прошу.

Женя вдруг вспомнила, что так и не позвонила Столбовому, но теперь ей было все равно. Она нисколько не расстроилась. Потом, все потом, не сейчас. Сейчас главное – это Женька. Главное, что он зовет ее, говорит «пожалуйста», и в глазах его страсть. Та самая, что кипит внутри нее самой, прогоняя прочь остальные мысли, делая малозначительным и ненужным все, чем она жила до сих пор.

– Хорошо, поехали.

Он помог ей подняться, бережно отряхнул со всех сторон, за руку довез до павильона, усадил на лавочку, снял коньки. Женя чувствовала себя настоящей королевой. Ей вдруг пришла в голову забавная мысль.

– Женька, а вдруг мы родились в один день?

Он глянул на нее, стоя на коленях с ботинком в руке.

– Вряд ли.

– Ну все-таки. У меня день рождения семнадцатого августа. А у тебя?

– Седьмого сентября.

Женя разочарованно качнула головой.

– Чуть-чуть не совпало. И сколько тебе стукнуло? Двадцать один?

– Двадцать.

– Так ты еще и младше. – Она посмотрела на него с нежностью.

– Какое это имеет значение? – недовольно произнес Женька, поднимаясь на ноги.

– Ты прав, никакого.

Он пошел сдавать коньки. Женя осталась сидеть на лавочке, ноги с непривычки ломило, но от утренней усталости не было и следа. «Хорошо, что я выспалась», – подумала она с удовольствием.

Минут через десять Женька вернулся.

– Все, пошли.

– К тебе далеко ехать?

– Прилично.

Женя с тревогой глянула на часы. Была уже половина десятого.

– Когда ж я домой-то вернусь?

Он посмотрел на нее с недоумением.

– А зачем тебе возвращаться? Останешься у меня до утра.

Женя представила себе, как будет объясняться с матерью, и грустно улыбнулась.

– Ты чего? – встревожился Женька. – Не хочешь ехать?

– Хочу, хочу, успокойся. Просто, у меня тоже есть мать. Она не любит, когда я не ночую дома.

– А тебе не плевать, что она любит и не любит?

– Нет, – тихо и горячо проговорила Женя. – Мне ее жалко. Мы одни друг у друга. И не надо о ней в таком тоне.

– Ладно, – произнес он безразлично.

Застегнул куртку и пошел к выходу. Женя встала и на негнущихся ногах последовала за ним. В одно мгновение она словно спустилась с небес на землю. И как только уживаются в Женьке эта трогательная нежность, заботливость, с которой он минуту назад ухаживал за ней, и моментальное колючее отчуждение в случае, если их мнения расходятся?

«Мне придется всегда и во всем поддакивать ему, – думала Женя с обреченностью. – Иначе нам не сладить. Но ведь это ужасно – постоянно подлаживаться под кого-то!»

Женька на ходу обернулся.

– Женя, нам на троллейбус. Давай быстрей.

Она прибавила шагу, насколько позволяли натруженные мышцы, но этого явно оказалось недостаточно. Троллейбус уже выехал из-за поворота и плавно катил к остановке.

– Бежим. – Женька схватил ее за руку и потащил за собой.

Снова он был прежний, ласковый, опекающий, падежный. Они успели, запрыгнули на подножку. Женя увидела свободное место и поспешила сесть.

– Много остановок?

– До конечной.

– Это ты в такую даль ездишь на хор? – удивилась она.

Женька кивнул.

– А как ты вообще попал к Лосю? Меня вот Любка привела. А тебя?

– Тетя Аня.

– Это кто? – Женя непонимающе глянула на него.

– Концертмейстер. Она наша соседка.

– Анна Анатольевна?

– Ну да.

– И давно она тебя привела в хор?

– Давно, еще четыре года назад. Сказала, чем болтаться по улицам, лучше пой, тем более, что слух и голос есть.

– А ты болтался по улицам?

Он поморщился недовольно.

– Лучше об этом не распространяться – неинтересно. Ты о себе расскажи. Говорят, ты круглая отличница в своем институте?

– Верно говорят. – Женя улыбнулась.

– И чем ты занимаешься?

– В общем-то, математикой.

– Вот как. – Он кивнул и замолчал.

Жене показалось, он думает о чем-то своем.

– Жень, – тихонько позвала она.

– Что?

– А тебе нравится математика?

– Терпеть ее не могу. Равно, как и физику, и вообще все точные науки.

– А гуманитарные?

– Те еще туда-сюда.

Разговор снова не клеился. Женя стала смотреть в окно. Пейзаж постепенно становился все более серым и однообразным, мелькали типовые дома, похожие друг на друга, как близнецы, между ними белели снеговые пустоши.

– Господи, ну и занесло тебя, – невольно вырвалось у Жени. – Это же у черта на рогах.

– Потерпи, уже близко, – утешил Женька.

Троллейбус, действительно, проехал еще квартал и остановился на кольце. Немногочисленные оставшиеся пассажиры двинулись к выходу. Женькин дом находился на возвышении, к нему вела довольно крутая уличная лестница. У подъезда он достал ключ, отпер железную дверь – и пропустил Женю вперед. Под ногами валялся мусор, обрывки бумаги, апельсиновая кожура. Лифт не работал. Они поднялись пешком на пятый этаж.

Квартира оказалась крошечной и давно не ремонтированной, но, тем не менее, очень чистой и прибранной. Пока Женя раздевалась в узком коридорчике, из двери напротив вышла полная и рыхлая женщина неопределенных лет. Лицо ее было красноватым и точно обветренным, над светлыми, прозрачными глазами кустились белесые брови. Волосы на затылке туго стягивала резинка.

Женщина молча уставилась на Женю. Та ощутила неловкость и опустила глаза. В прихожей повисла гнетущая тишина.

– Женька, это кто? – наконец спросила рыхлая. Голос у нее был низкий и странно осипший, точно она непрерывно курила.

– Тебе какое дело? – грубо и равнодушно бросил Женька. – Топай к себе.

Тетка послушно повернулась и скрылась в комнате.

– Это твоя мама? – почему-то шепотом проговорила Женя.

– Да. Ты не обращай внимания, у нее… проблемы.

– Она выпивает? – догадалась она.

Он усмехнулся и покачал головой.

– Нет. Наоборот, она не переносит спиртного. Просто… у нее много разных болезней. В том числе и с головой не все в порядке. Но ты не бойся, она вообще больше не появится.

– Тебе не кажется, что ты с ней слишком резок?

– Не кажется. – Женька аккуратно отодвинул в сторону Женины сапоги и сунул ей тапки. – Надевай и пошли в кухню.

На кухне было так же тщательно прибрано, плита и раковина блестели, на крючке висело накрахмаленное полотенце.

– Садись, – велел Женька.

Женя уселась за маленький, квадратный столик, покрытый бежевой клеенкой.

– Замерзла? Хочешь чаю?

Она кивнула, продолжая с любопытством осматриваться кругом. На окне, занавешенном пестрой шторой, стоял горшок с разросшимся столетником. Рядом лежала горка каких-то лекарств в разноцветных коробочках. В углу ютилась старенькая стиральная машинка «Эврика», на ней красовались позабытые очки в темной роговой оправе. Отчетливо пахло хлоркой.

Женька тем временем налил под краном полный чайник, поставил его на плиту и включил газ. Затем достал из холодильника сыр, масло и несколько яиц. Вытащил из шкафа сковородку.

Женя с удивлением наблюдала за тем, как ловко и умело он хозяйничает: поджаривает яйца, режет тонкими ломтями хлеб, сверху кладет сыр, помещает бутерброды на противень и сует в духовку. В считанные минуты кухню окутал вкусный и соблазнительный запах. Чайник весело булькал. Женька налил в чашки темную заварку, аккуратно разрезал глазунью и разложил ее по тарелкам. Затем вынул из духовки душистые гренки.

– Ешь.

– Тебе бы поваром работать, – с восторгом проговорила Женя.

– Еще чего. Охота была напрягаться.

– Но ведь у тебя явные способности.

– Ерунда. Просто мать редко готовит, да еще так, что ее стряпню в рот невозможно взять. Так что, волей-неволей, пришлось кое-что освоить. Вкусно?

– Обалденно!

– Ну и ешь, не болтай.

Женя в два счета уничтожила глазунью, и Женька подсунул ей свою порцию, к которой не прикоснулся.

– А ты?

– Я не голоден.

Она глянула на него с сомнением.

– Тебе надо есть, вон какой ты тощий.

– Это конституция такая, ничего не поделаешь. Даже если я буду лопать, как бегемот, все равно не поправлюсь.

– Везет, – проговорила Женя с улыбкой.

С глазуньей было покончено, от гренок в тарелке остались лишь золотистые крошки. Женя и Женька сидели за столом и молчали, глядя в упор друг на друга.

«Снова он тормозит, – думала Женя, ощущая ту же странную скованность, как и позавчера, на чердаке. – И я вместе с ним». Она чувствовала, как ее тянет к нему, и, вместе с тем, словно что-то мешало, что-то стояло между ними. То, чего не было, когда вокруг находились люди, и что появлялось, лишь когда они оставались наедине.

– Женька, мы приехали сюда ужинать?

Он встал. Ни слова не говоря, вышел из кухни. Женя шла за ним. Женька свернул в свою комнатушку, крепко прихлопнул дверь.

– Я маме забыла позвонить, – спохватилась Женя.

– Звони. – Он принес из прихожей телефон, протянул ей трубку, но она неожиданно отвела его руку.

– Потом.

Они стояли лицом к лицу – и слышали дыхание друг друга. Затем Женька медленно коснулся застежки на Женином джемпере. Она не двигалась, только опустила ресницы – и ждала. Он начал раздевать ее и делал это очень неловко и неумело, не в пример тому, как управлялся на кухне. И, тем не менее, его прикосновения заставляли ее тело трепетать от желания. Потом она сама помогла ему снять рубашку. Мгновение спустя они оказались на старенькой, продавленной тахте, покрытой клетчатым пледом. Женя покосилась было на дверь, за которой слышались шаркающие шаги, но тут прямо над ней возникли Женькины глаза, немигающие, как у кобры, и она позабыла обо всем…

…Домой Женя все-таки позвонила, но лишь в двенадцать. Вопреки ее ожиданиям, голос матери казался вполне спокойным.

– Это ты?

– Я. Прости, что так поздно…

– Ты у него? – перебила Ольга Арнольдовна.

– Да. Ты только не переживай понапрасну. Я утром приеду и весь день буду заниматься. Весь день. И ночь.

– Женя, я говорила с Любой.

– Зачем?

– Затем. Я позвонила ей узнать, с кем пропадает моя дочь. Я имею на это право, я много лет растила тебя одна. Мне было трудно. И я…

– Мам, не надо, я тебя прошу. Я все и так прекрасно понимаю. – Женя прикрыла рукой трубку. – И не вздумай слушать Любку. Не смей!

– Я уже послушала. И я в шоке. Ты не могла найти ничего более подходящего?

– Все! Спокойной ночи! – Женя надавила на «отбой».

Женька полулежал на тахте и смотрел на нее спокойно и внимательно. Скомканный плед валялся на полу. Она положила телефон, подошла, нагнулась, подняла его и аккуратно сложив, повесила на спинку стула.

– Что она сказала? – спросил Женька, отодвигаясь к самой стенке, чтобы дать ей место.

– Ничего хорошего. Любка уже успела наговорить ей всякого про нас. Тоже мне, подруга! – Женя сердито сверкнула глазами и улеглась рядом.

– Не хочешь иметь врагов, не заводи себе друзей, – философски заметил он и обнял ее.

– Мне не нравится это изречение!

– А мне нравится.

Она прижалась щекой к его щеке.

– Ты очень злой. Очень. Я даже не пойму, почему.

– Если бы ты жила, как я, ты бы тоже была злой.

– А как ты жил? – Женя снова невольно прислушалась к шагам в коридоре.

Она уже понимала, что скорей всего, тяжесть Женькиного характера обусловлена странностями его матери.

– Это неинтересно, – проговорил он тем же тоном, что и тогда, в троллейбусе. Осторожно отстранил от себя Женю и лег, закинув руки за голову.

– Неправда. Мне интересно все, что тебя касается.

– Только не это.

Она ласково погладила его по волосам.

– Может быть, твою мать можно вылечить?

– Женя, не лезь не в свое дело. Ее нельзя вылечить. Вернее, ее уже лечили. Много раз.

– И что? Безрезультатно?

– Почему? – Женька усмехнулся. – То, что ты сейчас видела, называется состоянием ремиссии.

Она молчала, закусив губу. Значит, Женькина мать душевнобольная? И он вынужден жить с ней под одной крышей, общаться каждый день. А вдруг она болеет уже много лет? С самого его детства?

– Жень, а отца ты разыскать не пробовал? Может, он помог бы вам?

Его лицо напряглось.

– Я же тебе ясно сказал – отца не было. Никогда.

– Но не от Святого же Духа ты родился? – мягко пошутила Женя.

– Именно, что от святого. Все. Не будем об этом. Я не хочу.

– Как хочешь. – Она прижалась к нему и поцеловала в губы.

Он ответил на поцелуй. Половицы за дверью по-прежнему скрипели, тягостно и непрерывно, будто по ним ходил слон. «Все это теперь мое, – мелькнула у Жени в голове. – Все, что до этого нес он один. И эта убогая квартирка, и эта жутковатая, оплывшая женщина с рыбьими глазами. И едкий запах хлорки, от которого в лице не остается ни кровинки. Все это не менее важно, чем институт, диплом и дальнейшая карьера».