Текст книги "Мой суженый, мой ряженый"
Автор книги: Татьяна Бочарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Татьяна Бочарова
Мой суженый, мой ряженый
1
– Вот это загар! Класс! – Люба, не отрываясь, восхищенно глазела на Женю. – Везет же некоторым! А тут, сколько ни натираешься всякими кремами, сколько ни торчишь на солнце, все равно остаешься бледной поганкой.
Женя посмотрела на подругу с улыбкой. Люба была слегка рыжеватой блондинкой – и, как большинство рыжеволосых людей, имела молочно-белую кожу, которая под воздействием ультрафиолета в худшем случае моментально сгорала, а в лучшем просто покрывалась россыпью золотистых веснушек. В отличие от нее – смуглянка Женя загорала замечательно: ровно, красиво, без ожогов и красноты, при этом практически не используя никакой пляжной парфюмерии.
– Что ж ты хочешь, ведь Евпатория, – попыталась она утешить Любу, но та лишь досадливо отмахнулась:
– Да что мне твоя Евпатория! Я-то тоже не в Антарктиде была, а в Египте, и вот, полюбуйся! – Люба вытянула перед Жениным носом подернутые нежным пушком, девственно белоснежные руки. – Смотреть противно, сметана, да и только.
– Не расстраивайся. Лучше расскажи, как ты отдохнула в своей Хургаде.
Люба оживилась и открыла было рот, чтобы начать повествование, но в это время к остановке, на которой стояли девушки, подъехал трамвай. Вагон оказался набитым до отказа. Любе и Жене пришлось поработать локтями, чтобы попасть в число пассажиров. В салоне стояла жуткая духота. Путь подругам предстоял неблизкий, поэтому они потихоньку протиснулись подальше от дверей, к раскрытому окошку.
– Боже, так и задохнуться недолго. – Люба достала из сумочки крепко надушенный платочек и принялась энергично обмахивать разгоряченное лицо. – Так о чем бишь я? Ах, да, о Хургаде. Было классно. Отель пять звездочек, все включено, рядом бассейн, внизу ресторан, бильярдная, танцзал. Дискотеки всю ночь напролет, до самого утра. Я там познакомилась с обалденными парнями: двое голландцев и один турок.
– Турок? В Египте? – Женя весело рассмеялась.
– Да, турок! Хорошенький, просто загляденье, глаза огромные, черные. А ревнивый, жуть! Тарканчиком его звали. Такая у нас с ним любовь была, закачаешься. Потом, правда, он уехал.
– Куда?
– В Стамбул. Невеста там у него. Их родители в пять лет обручили, ослушаться нельзя, проклянут. – Люба горестно вздохнула и тут же задорно расхохоталась. – Вот так и отдыхала, Женюрочка. Теперь твой черед, ты рассказывай.
– Да что рассказывать? – Женя пожала плечами, придвигаясь ближе к окну, из которого неслась заветная прохлада. – У меня все гораздо более прозаично. Жила у тетки. Ее дом в ста метрах от моря. Жара там страшная, в шесть утра солнце уже вовсю шпарит. Спать невозможно, приходилось вставать. На завтрак абрикосы в саду собирала. Или черешню. Намою, положу в банку и на пляж. Там в такую рань благодать, народу никого.
– Так это ж скука смертная, когда никого, – встряла Люба.
– Наоборот, – возразила Женя. – Не люблю, когда кругом суета. Да и море с утра чистое, в воду заходить одно удовольствие. Я часок, другой поплаваю – и назад, к тетке. Возьму конспекты, учебники, засяду с ними в беседке, там тень, прохлада. До обеда не заметишь, как время пролетит.
Люба глянула на Женю, как на тяжелобольную, и покрутила пальцем у виска.
– Ты что, на юг учебники брала?
Та невозмутимо кивнула.
– И учебники, и прошлогодние рефераты. Не забывай, что нам предстоит диплом. Ты, кстати, выбрала тему?
– Еще чего! – Люба презрительно наморщила аккуратный носик. – На отдыхе голову всякой ерундой забивать! Мне было не до этого. И вообще, Женюр, напрасно ты так заморачиваешься. Девушке это ни к чему. Все равно – ученых из нас не выйдет. Окончим институт, найдем себе женихов с бабками – и будем в шоколаде.
Женя слушала подругу спокойно, слегка прищурив зеленовато-карие глаза. Дождалась, пока та закончит, тряхнула головой, откидывая назад роскошную гриву блестящих темных волос, и произнесла задумчиво, но в то же время твердо:
– Это ты найдешь.
– А ты? – встрепенулась Люба.
– А я и искать не буду. У меня другие планы.
– Какие? – ревниво поинтересовалась Люба.
– Остаться на кафедре. Начать работу над кандидатской. А там видно будет.
Люба хотела, было, что-то возразить, но передумала. Ее остановил веский и решительный тон подруги. В глубине души она завидовала Жене. Завидовала ее целеустремленности, способности иметь свое мнение, не подстраиваясь под других, ее спокойной и вместе с тем непоколебимой уверенности. И, конечно же, ее красоте, хотя сама Люба была отнюдь не дурнушка.
Они с Женей дружили с первого курса и отлично смотрелись вместе – обе стройные, высокие, у обеих правильные черты лица и длинные волосы, только масть разная. Кавалеров у них было великое множество, у Жени, впрочем, больше, чем у Любы, но она относилась к ним прохладно, охотней интересуясь лекциями и семинарами. А Люба быстро загоралась и так же быстро остывала, влюбляясь по три раза в год и столько же раз разочаровываясь в предмете своих воздыханий. Да, они были разные, как говорится «стихи и проза», «лед и пламень», и все-таки они всегда были вместе. Как и сейчас, встретившись по обыкновению на остановке у метро Полежаевская, откуда до их института ходил трамвай.
Разговор, до этой минуты текший живо и непринужденно, сам собой иссяк. Обе девушки замолчали, думая каждая о своем. Женя – о том, что подруге легко рассуждать: в институт она пошла безо всякого интереса, просто потому что так решил ее отец. Он же оплачивал Любе репетиторов, которые подтягивали ее перед сессиями, снабжал заграничными путевками и шикарными шмотками, и, без сомнения, он уже держал на примете подходящего человека на роль Любиного мужа.
Женя же была напрочь лишена такого надежного тыла. Ее отец ушел из семьи, когда ей исполнилось тринадцать. Его уход был как гром среди ясного неба. Он молча собрал вещи, потом так же молча вышел в кухню, где, повалившись головой на стол, рыдала Женя. Осторожно обнял ее за плечи.
– Прости, дочка. – Голос его звучал глухо и простуженно.
Она дернулась, сбрасывая с себя его руку, резко выпрямилась, отвернув к окну мокрое лицо.
– Прости, – повторил отец. Помолчал немного, затем прибавил совсем тихо: – Я не перестану тебя любить. Просто буду жить в другом доме.
– Почему? – шепотом спросила Женя, прижимаясь лбом к холодному стеклу.
– Потому что… я не могу без нее. Без Инги. А она не может без меня. Так уж вышло, и ничего с этим не поделаешь, пичужка.
Она едва заметно кивнула и вытерла слезы, но заставить себя обернуться так и не смогла. Продолжала сидеть спиной к отцу, до боли впившись пальцами в подоконник. Он постоял еще минуты три, потом Женя услышала тихий скрип половиц. Хлопнула дверь.
Она не могла простить его почти два года. Если он звонил, бросала трубку, приходил – запиралась у себя в комнате, врубая на адскую мощность стереоколонки. Мать постепенно смирилась, перестала страдать, а Женя нет. Стоило кому-то из родственников или друзей упомянуть об отце, она превращалась в дикую кошку. Ей казалось, она его ненавидит.
Потом, годам к пятнадцати, ее сердце смягчилось. Пришла первая любовь, а вместе с ней понимание того, что произошло с отцом. Женя уже не бежала от телефона, а по воскресеньям отец забирал ее к себе на весь день. Она познакомилась с его Ингой – та, действительно, была красавица из красавиц, в такую кто угодно влюбится до безумия. Да к тому же моложе отца на целых пятнадцать лет.
Они с Женей даже подружились. Сообща обсуждали шмотки, косметику, модные диски. Инга научила Женю грамотно краситься, готовить настоящий итальянский «капуччино» и ухаживать за волосами, чтобы они всегда выглядели потрясающе. В общем, все шло совсем неплохо.
Как-то осенью отец позвонил, сказал, что достал билеты в Большой, на «Аиду». Это была любимая Женина опера. Ей хотелось хлопать в ладоши от радости, но вместо того, она сдержанно поблагодарила отца и ревниво поинтересовалась:
– Мы вместе с Ингой пойдем?
Тот усмехнулся.
– Нет, вдвоем.
– Только вдвоем? Не может быть! Папа, ты супер! Отец снова усмехнулся, как показалось Жене, с грустью.
Она готовилась загодя. Продумала наряд, купила новую помаду, дорогие колготки. На всякий случай перечитала либретто оперы, хотя знала его наизусть. Вечером накануне спектакля позвонила Инга.
– Жень, отец не сможет пойти с тобой. Придется мне. Не возражаешь? – Она старалась говорить бодро, но голос ее предательски звенел.
Женя почувствовала неладное, во рту у нее пересохло, руки мигом оледенели.
– Что случилось?
– Ничего. Ничего страшного. Ты только не волнуйся. Просто аппендицит. Обыкновенный приступ. С кем не бывает. Вот только, жаль, некстати. – Инга нервически хихикнула.
– Где он? – запинаясь спросила Женя.
– В больнице. Час назад его прооперировали.
– Я поеду к нему.
– Нельзя. Сейчас пока нельзя. Он в реанимации. Что-то неладное с кровью. Врачи говорят, это пустяки. Так бывает. И очень часто. – Инга говорила быстро, почти тараторила, словно хотела убедить саму себя в том, что ничего дурного не происходит, и все в полном порядке. От ее сбивчивой скороговорки отчетливо веяло ужасом.
– Ты из дому звонишь? – спросила Женя.
– Нет. Из приемного.
– Я все-таки приеду. Скажи адрес.
Инга послушно назвала станцию метро и улицу. Женя быстро записала. Повесила трубку, обернулась и вздрогнула: рядом стояла мать.
– Поехали вместе. Я знаю, где это.
Они ничего больше не сказали друг другу. В полной тишине оделись, заперли пустую квартиру. Потом так же молча ехали через весь город. Женя искоса смотрела на мать, силясь уловить в ее лице следы тревоги, но та выглядела спокойной. И Женя тоже успокоилась, решив, что Инга по молодости и неопытности сгустила краски.
Отца она больше никогда не увидела. Он умер в тот же вечер – после операции образовался тромб, закупорив сердечный сосуд. До самой смерти он находился в сознании, но к нему никого не пустили: ни Женю, ни ее мать, ни рыдающую, обезумевшую от горя Ингу.
После его смерти Женя мучительно вспоминала их последний разговор по телефону. Свой глупый и жестокий вопрос по поводу Инги. Горечь в отцовой усмешке. Она должна была успеть сказать, что простила его. Должна была успеть! Но не успела. А вместо этого продемонстрировала в очередной раз, что по-прежнему ревнует его и злится…
…Женя прервала поток грустных воспоминаний и глянула в окно: они почти приехали, их остановка была следующей. Она потормошила разомлевшую от духоты, сонную Любу.
– Хватит мечтать. Пора пробираться к выходу.
Та кивнула и двинулась вперед.
Вагон плавно затормозил, девушки сошли на тротуар, с облегчением вдыхая свежий воздух.
– Сколько времени? – спросила Люба, доставая из сумочки пудреницу.
– Половина одиннадцатого.
– Наши, небось, уже все в сборе. Сейчас глянем, к кому нас распределили на преддипломную, и поедем тусить.
Списки с распределением на преддипломную практику должны были выверить еще вчера, и Женю очень занимал вопрос, к кому она попала. Хорошо бы – к Носову или Григорянцу. Оба считаются отличными преподавателями. Григорянц, правда, совсем молодой, но, тем не менее, очень перспективный. По прикладной математике Женя одна из самых сильных в группе, по идее, он должен быть не против курировать ее. А Любку наверняка запихнут к Перегудовой – ей вечно сваливают двоечников, благо она все равно две недели из четырех ежемесячно проводит на больничном.
Размышляя подобным образом, Женя вошла вслед за подругой в институтский дворик. Неподалеку от крыльца курила компания парней. Один из них, долговязый и лохматый очкарик, приветственно помахал девушкам рукой.
– Ну, наконец-то! Что так долго? Мы вас заждались.
– Трамвая не было, – весело объяснила Люба, подходя ближе. – Здорово, Костик!
Она и лохматый поцеловались в щечку. Затем Люба чмокнула поочередно всех остальных парней. Долговязый Костик горячо обнял Женю.
– Выглядите блестяще. Хоть сейчас на подиум. Как отдыхалось?
– Хорошо. – Женя сдержанно улыбнулась. – Вы списки видели?
– Да. Я у Носова. Пашок с Гогой у Григорянца. Любашка и Соня у Перегудовой.
– Так я и знала! – недовольно протянула Люба. – Как всегда, подфартило.
– Да ладно тебе, – утешил ее румяный, светловолосый толстяк, стоявший сбоку от Костика, – Перегудова совсем неплохая тетка, и работой перегружать не будет. Моя сеструха у нее курсовую писала, осталась довольна. Правда, она на девятом месяце была. – Толстяк захохотал, довольный своей остротой, и облапил Любу пониже талии. Та добродушно усмехнулась и скинула его руку.
– Заткнись, Вовик, а то в лоб дам.
– А я у кого, не видел? – спросила у Костика Женя.
Тот пожал плечами.
– Точно, что не у Носова. У него всего трое – кроме меня еще Никита и Галка Соболева.
– Может, у Григорянца?
– Не помню. Чем гадать, ты сбегай да посмотри. Потом возвращайтесь, сходим в кафешку.
– Правда, пошли. – Люба, которой надоело отбиваться от липнущего к ней Вовика, ухватила Женю под локоть и потащила к лестнице.
Девушки поднялись на третий этаж, где находился деканат. На щитке висели отпечатанные на компьютере листки с фамилиями.
– Ну вот, гляди. – Люба принялась водить пальцем по строчкам. – Паршин, Непомнящий, Кудинов – у Чибисова. Шарапов, Соболева, Романов – у Носова… Анисимова, Чакина, я то есть, – у Перегудовой. Литовченко, Мирзоев – у Григорянца. – Она дошла до конца страницы. – Здесь тебя нет. Посмотрим дальше.
Женя сама уже внимательно изучала оставшиеся листки. Перед ее глазами одна за другой мелькали знакомые фамилии, однако отыскать среди них свою ей не удавалось. Она прочла списки до конца.
– Странно. Меня здесь нет.
– Может, мы проглядели? – предположила Люба. – Давай глянем по новой.
– Давай, – согласилась Женя.
Они просмотрели списки еще раз, для верности проговаривая фамилии вслух. Результат оказался тот же.
– Не нравится мне это, – задумчиво проговорила Женя.
– Не пори горячку, – успокоила ее Люба. – Зайди к декану и спроси, где они тебя потеряли. Наверняка, ты тоже у Григорянца – тебе ведь этого хочется?
Женя промолчала и решительно толкнула тяжелую дверь. Декана на месте не оказалось, но зато в кабинете была замдекана Мурашова, симпатичная и довольно молодая женщина, прозванная студентами Мурашкой.
– Здравствуйте, Наталья Леонидовна, – поздоровалась с ней Женя.
Мурашка приветливо улыбнулась.
– Здравствуйте, Зимина. Выглядите отдохнувшей.
– Вы тоже.
Мурашка ничуть не обиделась на Женину фамильярность и, продолжая улыбаться, поинтересовалась:
– Вы что-то хотели?
– Да. Узнать, почему меня нет в списках.
– Как нет? – тонкие брови Мурашовой удивленно взлетели кверху.
– Так. Мы с Чакиной два раза просмотрели.
Мурашка на мгновение задумалась. Затем кивнула и проговорила, обращаясь к себе самой:
– Ну да. Ясно. Яков Борисович просто решил не афишировать.
– Не афишировать – что? – Женя в недоумении уставилась на замдекана.
Лицо той сделалось серьезным.
– Видите ли, Зимина, тут дело вот в чем. Вы ведь знаете, что ваши прошлогодние курсовые подписывал профессор Столбовой.
– Да, знаю. Но какое это имеет отношение к делу?
– Сейчас поймете. – Мурашова подошла поближе к Жене и остановилась, глядя на нее в упор. – Столбовой заинтересовался вашей работой. Весьма заинтересовался. Он назвал ее лучшей на всем потоке. И это еще не все. Он выразил желание лично руководить вашей преддипломной практикой, а впоследствии и дипломом.
Женя слушала Мурашку затаив дыхание. Она не могла поверить, что все происходит в реальности, а не во сне. Ее курсовой заинтересовался сам Столбовой! Маститый профессор, автор множества научных книг и методик, широко известный за границей, много лет преподающий в университете и два года назад параллельно с этим возглавивший кафедру прикладной математики у них в институте! Он предлагает ей руководство дипломом! Ей, ничем не примечательной студентке, девчонке! Да быть этого не может!!
Мурашка молчала, наслаждаясь произведенным впечатлением. Жене, наконец, удалось овладеть собой.
– Вы шутите, – проговорила она, сверля замдекана пристальным взглядом.
– Нисколько. Завтра в двенадцать вам нужно быть на кафедре. Столбовой будет вас ждать. Честь высокая, но нужно еще и оправдать ее. Так что – старайтесь, Зимина. Старайтесь, вы ведь девушка серьезная.
– Да, да, конечно, – пробормотала Женя, чувствуя, как лицо и шею заливает жар, – я буду стараться. Спасибо. – Она резко развернулась и почти вылетела из кабинета.
– Ну что, узнала? – тут же набросилась на нее Люба, ждавшая за дверью. – Да что с тобой! Ты вся красная как рак.
– Угадай, к кому меня распределили! – потребовала Женя, скрестив на груди руки.
– Неужели к Перегудовой? – изумилась Люба.
– К Столбовому!
– Чего ты мелешь! Столбовой не ведет дипломников.
– Теперь ведет. Завтра я должна быть у него на кафедре.
– Мама мия! – Люба всплеснула руками. – Что творится! Бедная твоя головушка! Мы ж тебя теперь не увидим.
– Почему это? – удивленно проговорила Женя.
– Да он тебя загрузит так, что мало не покажется. Он же маньяк, этот Столбовой, все говорят. Сам работает сутками напролет – и от других того же хочет.
– Я согласна работать сколько угодно, – решительно отрезала Женя. – Такой шанс представляется раз в жизни. Будь уверена, я его не упущу!
– Конечно, не упустишь. – Люба вздохнула и покачала головой. – Эх, Женька, Женька, тебе бы парнем родиться. Замечательный вышел бы карьерист. А так жалко – красота без дела пропадает. Ты в кафе-то пойдешь или сразу домой помчишься – к завтрашнему готовиться? – Она с надеждой глянула на подругу.
– Пойду, пойду, успокойся, – смягчилась Женя – и тут же предупредила: – Но только учти, ненадолго. Дел полно.
2
Назавтра без четверти двенадцать она уже стояла возле кафедры прикладной математики. Настроение у Жени было приподнятым, если не считать овладевшего ею легкого волнения. Она дождалась, пока стрелки на часах сойдутся на отметке «двенадцать», и, предварительно постучав, осторожно приоткрыла дверь.
Столбовой был на месте. Он сидел за столом в полном одиночестве и сосредоточенно проглядывал лежащие перед ним записи, делая на полях пометки карандашом.
– Здравствуйте, – негромко, но внятно проговорила Женя.
Столбовой, не глядя на нее, кивнул, продолжая свое занятие.
Она, стараясь двигаться как можно бесшумнее, пересекла комнату и уселась на стул, стоящий у стены. Оттуда ей хорошо было видно лицо профессора, склоненное над бумагами. До сего времени Женя видела Столбового лишь мельком – и теперь с любопытством изучала его внешний облик.
Она не могла не признать, что он красив, а в молодости, пожалуй, был и вовсе покорителем женских сердец: безупречно прямая, благородная осанка, седые, но замечательно густые и элегантно подстриженные волосы, ясные черты лица. Крепкий подбородок и довольно тонкие губы выдавали упорный и твердый нрав. Одет Столбовой был вполне демократично – в темно-синий пуловер и легкие шерстяные брюки под цвет ему. Треугольный вырез пуловера украшал жемчужно-серый галстук.
Жене пришлось подождать минут десять, пока профессор завершил чтение и посмотрел на нее. Взгляд у него был необыкновенно глубоким и пристальным, он окутал Женю с головы до ног, буквально вобрал в себя, подчиняя какой-то особой ауре. Она почувствовала себя точно под гипнозом, не в силах оторваться от светлых и пронзительных глаз Столбового.
– Простите, – произнес тот низким, звучным голосом, – запамятовал, кто вы у меня?
– Зимина, из второй группы. Вы назначили мне придти к двенадцати. – Женя удивилась тому, что может говорить так легко и свободно: внутри у нее все дрожало от волнения.
– А, да, да. Зимина. Вспомнил. – Столбовой улыбнулся и скрестил перед собой длинные, холеные пальцы. – Как вас зовут?
– Евгения.
– Женечка. – Взгляд профессора потеплел. – Славное имя. Вы не против, если я так и буду вас называть – по-свойски, на правах старика?
– Какой же вы старик? – Женя позволила себе слегка стрельнуть глазами на Столбового, совсем капельку, чуть-чуть, в пределах допустимой нормы. Он тут же отреагировал на ее кокетство, заулыбался, вольготно откинувшись на спинку кресла.
– Не нужно лести, милая Женечка. Для вас я, безусловно, старик. У меня внучка вам ровесница. Но все равно, мне приятен ваш комплимент. А теперь оставим любезности и поговорим о деле. – Его лицо в мгновение ока стало серьезным и сосредоточенным, каким было несколько минут назад. – Знаете ли вы, что ваша курсовая произвела на меня огромное впечатление. Это не просто работа, это научный труд. Да, да, зря улыбаетесь, научный труд зрелого и чрезвычайно целеустремленного человека. Превыше всего я ценю в людях именно эти качества – серьезность и целеустремленность. Судя по тому, что я имел честь изучить, вы ими обладаете. Стало быть, мы сварим с вами кашу. Надеюсь, у вас уже есть какие-нибудь задумки и наработки для будущего диплома?
Женя поспешно кивнула.
– Есть.
– Славно. Это означает, что летом вы не только отдыхали на югах, но и работали головой, хотя загар у вас великолепный, ничего не скажешь. – Столбовой снова улыбнулся, но уже по-другому, сдержанно и корректно, и наклонился к Жене. – Записи у вас с собой? Покажите все, что считаете нужным.
– Конечно. – Женя поспешно достала из рюкзачка кипу толстых тетрадей и разложила на профессорском столе.
– Так, – протянул Столбовой в задумчивости, открывая одну из них, – сейчас посмотрим. – Он замолчал и углубился в изучение каллиграфического Жениного почерка.
Она стояла рядом, затаив дыхание, чувствуя, что в эти минуты решается ее судьба. Столбовой пролистывал страницу за страницей, иногда взгляд его цеплялся за тот или иной абзац, он задерживался на несколько секунд, затем снова методично продолжал чтение. Наконец он дошел до конца тетради, поднял голову и глянул на Женю.
– Как называлась ваша курсовая?
– Экономико-математическое моделирование выброса вредных веществ на примере завода химических волокон.
– Да, верно. Вы хотели бы развить эту тему и дальше? Сделать на ее базе диплом?
Женя пожала плечами.
– Возможно. А возможно и нет. Я бы взялась и за что-то другое, если бы вы посоветовали.
Столбовой усмехнулся.
– Отчего ж не посоветовать, если я отныне ваш куратор? Видите ли, наша кафедра занимается математическим моделированием оценки техногенных рисков в крупных промышленных центрах. Поэтому выбранная вами тема не противоречит общему направлению. Более того, она весьма объемная и работы тут непочатый край. Но лично я всегда сторонник новизны. Идите дальше, попробуйте обдумать, например, следующее: «Обоснование и использование линейного программирования при оценке рисков технических катастроф». Как вам такая тема? Впоследствии из нее может выйти неплохая диссертация.
– Интересно, – проговорила Женя. – Но, честно сказать, то, над чем я работала летом, имеет к этому мало отношения.
– Я бы даже сказал, никакого, – засмеялся Столбовой. – Но ничего страшного тут нет. Сходите в библиотеку, почитайте Дуброва, «Моделирование рисковых ситуаций в экономике и бизнесе», Курицкого. «Поиск оптимальных решений». Можете еще взять американскую монографию профессора Принстонского университета, Вандерхуэлла. Пару дней, я думаю, вам хватит, чтобы бегло ознакомиться с литературой. Кое-какие материалы есть и в Интернете, так что придется засесть за компьютер. А к этому, – Столбовой похлопал по стопке тетрадок, – к этому мы всегда сможем вернуться. Всегда. Поняли?
– Да.
– Ну вот так. Жду вас, милая Женечка, в среду в это же время. Подготовьтесь как следует, мы сразу же начнем работать. Рад был знакомству.
– Я тоже. Большое спасибо. – Женя сложила тетради и покинула кабинет.
Настроение у нее было двойственным. С одной стороны Столбовой покорил ее, с другой несколько озадачил, чтобы не сказать – испугал. Видимо, правду про него говорят, что он фанатик от науки и его требования к студентам безумно завышены. Два дня на такую гору нового материала – это совершенно нереально. Хотя… как сказать. Если очень собраться, возможно, все получится. Во всяком случае, игра стоит свеч: она, Женя, не далее как вчера, призналась Любе, что мечтает о диссертации – и вот, ее мечта начинает осуществляться.
Едва Женя вспомнила о Любе, как тотчас увидела ее саму, бодро поднимающуюся по ступенькам.
– Приветик, – весело поздоровалась та, – ну что, пообщалась со своим профессором?
– Пообщалась.
– И как? Вид у тебя не слишком.
– Да нет, все просто замечательно. – Женя улыбнулась. – Столбовой – мировой дядька. И умница, и красавец.
– Правда? – Люба многозначительно усмехнулась. – Смотри, не втюрься в него.
– Нет, для этого он все-таки, слишком стар. Но вообще, был бы Столбовой помоложе лет на тридцать, я бы с удовольствием приняла его ухаживания.
– А сколько ему? – поинтересовалась Люба.
– Не знаю точно. Что-то около шестидесяти. У него уже внуки взрослые.
– Ну и Бог с ним, – махнула рукой Люба. – Слушай, я сейчас к Перегудовой. Думаю, через час уже освобожусь. Подожди меня, махнем по магазинам. Сейчас повсюду летняя распродажа, скидки до семидесяти процентов.
– Да ты что? – Женя решительно помотала головой. – Я сейчас прямехонько в библиотеку. Мне нужно Курицкого читать. И монографию американского профессора.
Люба закатила глаза.
– Обалдела, девушка? Ведь еще только второе сентября. Что ж ты весь год делать будешь?
– Все то же самое. Ходить в библиотеку и сидеть за компом. Так что, гуд бай.
Люба безнадежно посмотрела на Женю.
– Гуд бай. Так я и знала, что Столбовой запряжет тебя, как сивку-бурку. Ты хоть звони, когда выдастся свободная минутка. И не забудь – в следующее воскресенье у Ленчика день рождения. Он, как всегда, позвал нас к себе на дачу, на шашлыки.
– Насчет шашлыков не уверена, а позвонить, позвоню обязательно. Пока. – Женя чмокнула Любу в розовую щеку и стала спускаться по ступенькам.
