Текст книги "Мой суженый, мой ряженый"
Автор книги: Татьяна Бочарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
6
Женя решила, что будет ходить на хор. Лось произвел на нее приятное впечатление, репертуар показался интересным и многообразным, а сами хористы симпатичными и милыми ребятами. За два часа репетиции она действительно отдохнула душой, а главное, как и предсказывала Люба, полностью отключилась от своей работы. Голова ее стала свежей, настроение бодрым, от недавней апатии и уныния следа не осталось.
Было и еще кое-что, повлиявшее на Женино решение посещать занятия «Орфея», но об этом она предпочитала не говорить вслух. Да что там вслух, ей и в мыслях было стыдно признаться, что ее интерес к хору в большей своей части обусловлен еще и интересом к своему угрюмому сероглазому тезке Женьке Карцеву. Женя с тайным нетерпением ждала пятницы. Интересно, будет ли он снова на нее смотреть? И вообще, жутко любопытно, что у него на уме? Почему он ни с кем не дружит и почему такой мрачный? Вот бы найти ответ на все эти вопросы.
Впервые за последние недели Женя стала спать спокойно и крепко, есть с аппетитом и даже сократила часы пребывания в библиотеке. Мать сразу оценила произошедшие с ней перемены, повеселела, стала расхваливать Любу – вот, дескать, какой она тонкий психолог, решила проблему одним махом.
Сама Люба позвонила в среду вечером.
– Женюра? Тебе привет от Санька. Он просит дать номер твоего мобильника.
– Ни в коем случае!
– Вообще-то, я уже дала, – виноватым тоном призналась Люба, – так что жди звонка.
– Любка, ну что ты за человек! – взорвалась Женя. – Зачем мне нужен ваш Санек? У меня таких, как он, было человек двадцать.
– Не преувеличивай, пятнадцать. И вообще, Санек не такой, как другие. Я бы с радостью согласилась побыть на твоем месте.
– Вот и будь.
– Извини, – с завистью в голосе проговорила Люба, – я его настолько не интересую.
– Сочувствую. – Женя положила трубку.
Вскоре, действительно, позвонил Александр.
– Привет, Жень. Узнала?
– Да. Люба меня предупредила.
– Вот глупая! А я хотел сделать тебе сюрприз.
– Саш, ты не забыл, что это сотовая связь? У тебя деньги лишние?
– Мне на тебя денег не жалко. Ты что завтра вечером делаешь?
– Учусь.
– Понятно. А на хор придешь в пятницу?
– Приду.
Санек заметно повеселел. Они перебросились еще парой фраз, затем Женя отключила телефон. Она уже понимала, что в лице Санька обрела стойкую помеху к сближению с Карцевым. Трудно вообразить себе более разных людей, чем они: Санек по женской части – король, победитель, он и не предполагает, что может иметь соперников, тем более таких, как Женька. А Карцев… да он, пожалуй, и не подойдет к Жене, пока возле нее вьется этот ловелас.
Как она предчувствовала, так и вышло. Санек весь четверг слал ей эсэмэски, а в пятницу, едва Женя перешагнула порог зала, был уже тут как тут: улыбался, острил, сыпал комплиментами – словом, проявлял себя по полной программе. Карцев маячил где-то в отдалении, его отделял от Жени могучий торс Санька. Люба неотступно торчала рядом, от ее бесконечной болтовни и смеха у Жени даже голова начала болеть. То же происходило и в перерыв.
Женя с трудом дождалась второй половины репетиции – и, улучив момент, когда дирижер замешкался, быстро оглянулась назад. Взгляд ее, как и в прошлый раз, тут же столкнулся с сосредоточенным и пристальным взглядом Карцева – тот смотрел на нее в упор, будто знал, что когда-нибудь она обернется к нему. Женя чуть помедлила, надеясь, что он что-нибудь скажет, но Карцев молчал. Лицо его было по обыкновению пасмурным и отстраненным, на нем не возникло ни намека на улыбку.
В отношениях с парнями Женя никогда не отличалась робостью, запросто могла первой подойти к кому угодно, начать разговор. Но сейчас что-то мешало ей, лишая уверенности и естественности. Она чувствовала себя стесненно и неловко, точно подросток. Так ничего и не добившись, она отвернулась обратно к дирижеру и преувеличенно внимательно уставилась в свою партию.
В довершение ко всему по окончании репетиции Санек, воспользовавшись Жениной растерянностью, стал напрашиваться ей в провожатые. Она попыталась, было, отказаться, но тут на нее насела Люба, и вдвоем они быстро сломили ее сопротивление. Санек довел ее до самого дома, и Женя видела, что он увлекся не на шутку: глаза у парня блестели, он смотрел на нее, не отрываясь, кивая на каждое слово. Руки не распускал, чувствуя, что встретит отпор, лишь пару раз, как бы невзначай, коснулся ее волос.
«И зачем он здесь? – с недовольством думала Женя, глядя на красивое, точеное лицо Александра, покрытое бронзовым загаром. – Ох, уж эта Любка!»
Они немного постояли у подъезда, затем она решительно попрощалась и ушла. Дома ее встретила мать.
– Кто это с тобой был?
– Ты что, подглядывала? – удивилась Женя.
– Нет. Просто выглянула в окно, смотрю, вы стоите. Какой красивый мальчик, просто картинка. Где он учиться?
– В МАИ.
– Твой ровесник?
– Кажется.
– Женюша, почему такой недовольный тон?
– Потому что мне неинтересно его обсуждать.
– Вот как? – Ольга Арнольдовна покосилась на дочь в недоумении. – А я думала, у вас начался роман. Этот паренек тебе очень подходит.
– Откуда ты можешь это знать? – Женя вздохнула и принялась расчесывать перед зеркалом спутавшиеся волосы.
– Рост хороший, комплекция. Лицо открытое. Видно, что человек достойный.
– Мамуль, я и не знала, что у тебя такое бесподобное зрение, – язвительно пошутила Женя, – так много увидеть с третьего этажа!
– Мать и с пятого этажа увидит то, что касается ее ребенка. Впрочем, тебе этого не понять. – Ольга Арнольдовна обиженно поджала губы. – Ты у меня скрытная, упертая. То ли дело Любочка – вся, как на ладони. Нет с ней никаких хлопот, одно удовольствие.
Женя ласково обняла мать, поцеловала ее в ухо.
– Ну, мамуль, не сердись. Я же не виновата, что уродилась не такой, как Любаня. Есть ведь у меня какие-то положительные стороны.
– Есть, конечно, есть. – Ольга Арнольдовна улыбнулась, с нежностью глядя на дочь. – Скажи хоть, как его зовут, и я отстану.
– Александр. Саша.
– Как моего деда. Замечательное имя.
– Хорошо, хорошо, замечательное. И сам он замечательный. А ужинать мы будем по этому поводу, или как? Ксенофонт, кстати, тоже голодный. – Женя со смехом указала на кота, в ожидании сидящего у порога кухни.
– Что ж, пошли ужинать, – согласилась мать.
7
Весь следующий месяц, а за ним и другой, Женя на репетициях регулярно играла в гляделки с Карцевым, и так же регулярно проводила все перерывы в обществе Санька. Люба деликатно отделилась от них, и теперь они общались один на один. После хоровых занятий Санек неизменно провожал Женю домой, и в какой-то момент оказалось просто неприличным не пригласить его зайти.
Они пили чай в кухне, в обществе сияющей и любезной Ольги Арнольдовны, Санек обстоятельно рассказывал о своей учебе, о том, что после института решил поступать в аспирантуру, но одновременно с этим подыскивает какую-нибудь работу, чтобы не сидеть больше на шее у родителей. Ольга Арнольдовна с энтузиазмом кивала головой:
– Вот и моя Женечка такая же. Все должна успеть, нисколько себя не щадит.
Женя рассеянно помешивала ложечкой в чашке, и ей уже казалось, что все, что происходит, так и должно быть. Санек виртуозно вписывался в их с матерью спокойное и мирное сосуществование, он понимал и оправдывал все Женины поступки, готов был согласиться с любой ее идеей, все предсказать и предусмотреть заранее. Он даже чай любил пить с тремя ложками сахара – в точности, как Ольга Арнольдовна.
А Женька Карцев как был загадкой, так ею и оставался. Он не говорил Жене ни «здрасьте», ни «до свидания», не подходил к ней в перерывах, и вообще напоминал ходячую тень. Впрочем нет, иногда Женя видела его в окружении других ребят. Он что-то рассказывал, они слушали и смеялись. Смеялись искренне, от души, просто животики надрывали. Им было весело. Женя подловила момент, когда Санек ушел в курилку, и подошла к компании. Карцев, увидев ее, тут же замолчал. Народ постепенно расползся кто куда, и Женя осталась рядом с ним одна. Она тут же почувствовала знакомую болезненную неловкость, резко повернулась и отошла в сторону. Ей было непонятно, почему Женька себя так повел – то ли тоже стеснялся ее, то ли считал недостойной слушать его шуточки.
Она так привыкла тайком от всех наблюдать за ним, что, закрыв глаза, могла в деталях представить себе его лицо: всегда бледное с синеватыми кругами под глазами, угрюмо сведенными светлыми бровями и упрямо сжатым ртом. Ничего красивого или хотя бы просто симпатичного в нем не было, разве только глаза. Иногда Женя отчетливо различала в них тоску, а иногда и злость, но они всегда что-то выражали, манили ее какой-то скрытой от посторонних сущностью, притягивали, как магнитом. И одновременно отталкивали, держа на расстоянии, делая застенчивой и робкой.
Ее работе над дипломом хор не мешал. Столбовой был доволен. После его консультаций Женя чувствовала себя выжатой, как лимон, но беспредельно счастливой. Они все больше сближались, Столбовой во время занятий держался свободно, добродушно, весело пошучивал и уже не казался Жене недосягаемым гением, почти божеством. Она не переставала удивляться его уму, а, главное, непредсказуемости, умению любой вопрос рассмотреть под таким углом, что смысл его кардинально менялся. Его знания были воистину безграничны и огромны – задавая читать Жене массу научной литературы, он всегда был в курсе всех мельчайших подробностей – и требовал от нее подобной же педантичности и скрупулезности.
После занятий Столбовой собственноручно заваривал чай, и они с Женей подолгу пили его из стаканов в старинных серебряных подстаканниках, беседуя о том о сем. Столбовой любил рассказывать о своей внучке – та не пошла по стопам родителей и деда, окончила Строгановку и уже имела несколько персональных выставок. Профессор гордился ею чрезвычайно, называл «умницей» и «талантищем» и все обещал принести и показать Жене ее работы.
Сама Женя так же охотно делилась со Столбовым домашними проблемами, он знал, что они живут вдвоем с матерью, и часто передавал ей приветы. Об одном в своих разговорах Женя умалчивала – о том, что ходит на хор. Занятия в «Орфее» казались ей недостаточно серьезными для профессорского внимания…
…Так незаметно прошла осень. Отшумел листопад, пусто стало на улицах, сиротливо стояли голые деревья, дожидаясь первого снега. Он выпал рано, в самом начале ноября, сразу укрыв промерзлую землю пышными сугробами. Вечерами и ночами играли ядреные морозцы, поэтому снег не таял, лежал себе, будто зима была в самом разгаре. Женя перелезла в теплое стеганое пальто и любимые ботинки на меху.
В декабре ей пришлось-таки пропустить несколько репетиций кряду – Столбовой ездил в Дубну на симпозиум и позвал ее с собой. Когда они вернулись, он предложил заниматься вместо двух раз в неделю три. Женя поняла, что с хором пора заканчивать. По правде сказать, она особо не расстраивалась по этому поводу. Наоборот, предоставлялся шанс избавиться от ухаживаний Санька, с которым они виделись исключительно на репетициях – в остальное время он был занят не меньше самой Жени. Что же касается Карцева, то его таинственность и нерешительность ей постепенно наскучили. Она сочла, что Люба права, и он просто-напросто малообразованный и серый тип, действующий по принципу «молчи – и сойдешь за умного». Короче, Женя постановила для себя, что в ближайшие дни поговорит с Лосем и скажет ему о том, что больше не придет.
Так она и поступила. Дирижер выслушал ее спокойно, без эмоций и обид и, покачав головой, проговорил:
– Жаль. Очень жаль. Ты только-только распелась.
– Мне самой жаль, – вздохнула Женя. – Но ничего не поделаешь, слишком много дел.
– Хотя бы до Нового года дотяни, – произнес Лось просительно.
– А какой смысл? – удивилась Женя.
– Смысл есть. Я как раз сегодня хотел всем объявить – нас приглашают на фестиваль в Санкт-Петербург. Прямо на новогодние праздники, тридцатого, тридцать первого и первого. Два концерта, один из них в филармоническом зале. После них – гулянка до самого утра, фуршет, дискотека, словом, все, что вам, молодым, надобно. Днем экскурсия по городу, обед в ресторане и отъезд.
– Какой отъезд? Вы о чем? – Из-за Жениного плеча высунулась любопытная физиономия Любы.
– Да вот, уговариваю Женю не бросать пока что хор – предстоит интересная поездка.
– Что за поездка? – оживилась Люба.
– В Санкт-Петербург, – объяснила Женя.
– Класс! Просто супер! – Люба просияла от восторга и тут же набросилась на подругу. – И ты хочешь слинять? Нет уж, дорогая, ничего у тебя не выйдет! Когда мы едем, Всеволод Михалыч?
– Под самый Новый год.
– Значит, новогоднюю ночь будем вместе праздновать?
– Разумеется. – Лось улыбнулся и выразительно глянул на Женю.
Та стояла, раздираемая сомнениями. С одной стороны, конечно, заманчиво смотаться на праздники в Петербург, тем более, это город ее мечты. С другой – что делать со Столбовым? Он как раз только вчера говорил, что намерен сразу после Нового года показать ее работу одному из коллег по университету. Это значит, что нужно пахать весь декабрь напролет, не поднимая головы.
– Значит так, – прервала ее размышления Люба, – вы ее не слушайте, Всеволод Михалыч. Никуда она не уйдет, поедет с нами, как миленькая.
– С каких это пор ты за меня решаешь? – недовольно проговорила Женя.
– С таких! Только дурак откажется от того, что тебе предлагают. Давай хоть кого спросим, вон, Анжелку, например. – Люба кивнула в сторону хорошенькой и застенчивой Анжелы Бабченко.
– Да брось ты! – Женя поспешно дернула ее за рукав. – Оставь человека в покое.
Люба пожала плечами.
– Не хочешь – пожалуйста, можем кого-нибудь другого спросить. – Она пошарила глазами по залу. Взгляд ее наткнулся на Карцева, который с отсутствующим видом направлялся мимо рояля к окну. – Его! Он у нас глупей всех.
– Перестань! – прошипела Женя, но Люба, весело смеясь, уже шагнула вперед.
– Эй, Карцев! Иди сюда, дело есть.
Тот остановился и вопросительно поглядел на Любу.
– Какое дело?
Кажется, это были первые слова, которые Женя услышала из его уст – до этого в ее присутствии он только пел или молчал.
– Иди сюда, говорю, – велела Люба.
– Обойдешься, – холодно проговорил Карцев. – Я отсюда неплохо слышу. – Лицо его, как обычно, выражало угрюмость и неприветливость.
– Ладно. – Люба улыбнулась. – Скажи нам, ты поедешь в Петербург выступать? Там фестиваль хоров, как раз под самый Новый год. Поедешь или нет, признавайся!
– Не знаю. – Он неопределенно пожал плечами. Подумал секунду, потом добавил. – Поеду, наверное.
– Вот, видишь! – Люба победоносно оглядела Женю. – Даже Карцев поедет! Даже он!
Жене стало неловко и противно. И зачем Любка так издевается над парнем? Будто он, действительно, полный отстой, которого никто за человека не считает. Она посмотрела на Карцева и виновато улыбнулась. Тот на ее улыбку никак не отреагировал, лицо его осталось все таким же непроницаемым и отчужденным.
Было ясно, что Любины слова его ни малейшим образом не задели и ему на них наплевать с высокой колокольни, равно, как и на Женино сочувствие.
– Это все? – язвительно произнес он, немного погодя. – Можно идти?
– Иди, свободен. – Люба шутливо помахала ему рукой.
Карцев молча повернулся и продолжил свой путь.
– Зачем ты так? – с укором проговорила Женя.
– Правда, Люба, зачем? – поддержал Лось. – Мне казалось, у нас в хоре все друг к другу хорошо относятся.
– К нему никто хорошо не относится, – отрезала Люба и тут же затормошила Женю. – Не увиливай от темы. Главное мы выяснили: если уж такой лох, как Карцев, понимает, что нужно ехать, то тебе и сам Бог велел.
– Хорошо, – тихо сказала Женя. – Хорошо. Я поеду.
Она удивлялась самой себе. Снова этот Карцев вынудил ее действовать против собственных принципов, и как вынудил – без малейших уговоров и усилий, одним своим присутствием! Действительно, Женя просто не могла не поехать, если он сказал, что едет. Значит, нисколько он ей не надоел на самом деле, а по-прежнему вызывает симпатию и жгучий интерес.
Женя вдруг испугалась, что Люба поймет, почему она изменила решение. Однако та уже позабыла о Карцеве и принялась с жаром выпытывать у Лося подробности предстоящей поездки.
Через несколько минут пришел Санек и, узнав о фестивале, принялся с ходу строить радужные планы.
– Девчонки, надо будет стопудово сходить в Петропавловку. Говорят, там классно.
– Лучше в Эрмитаж, – заспорила Люба. – А еще лучше съездить в Петергоф, только жаль, фонтаны зимой не работают.
Постепенно вокруг дирижера собралась большая компания. Все шумели, спорили, высказывая свое мнение. Лось, отвечая на вопросы, смеялся:
– Ну, раз все уже все знают, можно ничего не объявлять, а сразу начать репетицию.
Женя встала на место и тут же спиной ощутила взгляд Карцева. «Не буду оборачиваться, – твердо решила она. – Хватит с него и того, что я еду в эту дурацкую поездку. Пусть поймет, что когда ему улыбается девушка, нужно в ответ тоже улыбнуться, хотя бы из вежливости». Она демонстративно расправила плечи и вскинула голову, а когда репетиция окончилась, ушла домой в обществе Санька, даже не оглядев зал.
8
Столбовой размашистыми движениями чертил на доске схемы и формулы. Женя сидела за столом и задумчиво смотрела на его удивительно ладную и стройную для своего возраста фигуру. Интересно, как он отреагирует на то, что она сейчас скажет?
Столбовой закончил писать и обернулся к Жене.
– Как вам такой вариант?
Она пожала плечами.
– Если честно, мне это даже в голову не приходило.
– Напрасно. – Взгляд Столбового сделался серьезным и суровым. – Должно было придти. Должно было обязательно придти, Женечка. Если вы хотите участвовать в конференции, да еще в качестве моего ассистента…
– Николай Николаевич! – перебила его Женя. «Сейчас или никогда, – стучало у нее в мозгу, – потом будет поздно и неловко».
– Да. – В светлых, пронзительных глазах Столбового промелькнуло удивление. – Вы что-то хотите мне сообщить?
– Я… да… – Женя моментально залилась краской. – Дело в том, что… что до Нового года я, возможно, не успею привести материалы в нужную готовность. Возможно. – Она подчеркнула последнее словно.
– Почему? – деловито осведомился Столбовой.
– Это глупо, Николай Николаевич. Это так глупо. И мне… мне очень стыдно.
– Да говорите же! – Он заметно повеселел. Видимо Женино смущение его не злило, а забавляло.
– Понимаете, я… хожу в хор, – одним махом выпалила она.
– В хор? – Лицо профессора вытянулось от удивления.
– Ну да, в хор. Это занимает совсем немного времени, всего два вечера в неделю. И от дома недалеко. И вот сейчас, вернее, ближе к Новому году, там ожидается поездка в Петербург. Вы… презираете меня, да? – Женя опустила голову, не осмеливаясь взглянуть на профессора.
Тот положил мел и легкой, пружинистой походкой сошел с кафедры. Приблизился к Жене, сел рядом с ней на скамейку.
– Почему я должен вас презирать? – Его голос звучал мягко и даже участливо.
– Потому что… я такая дура. Мне предлагают ехать на конференцию, а я… я…
– А вы любите классическую музыку, – закончил Столбовой с улыбкой. – Что ж в этом плохого, милая Женя? Нельзя же существовать только расчетами и формулами, должно быть что-то для души.
«Он говорит как Любка», – с удивлением подумала Женя. Она чувствовала невероятное облегчение. Значит, профессор не сердится на нее и готов отпустить на несколько дней.
– Я сам очень люблю петь, – признался Столбовой, похлопывая Женю по плечу. – И я прекрасно понимаю, что вам необходим отдых, разрядка. Вы же совсем еще юное существо, а вкалываете, как зрелый научный сотрудник. Конечно, поезжайте куда хотите, мы все успеем. Конференция лишь в конце января, до этого времени можно написать новый учебник или, на худой конец – статью.
– А как же наши занятия три раза в неделю? – робко поинтересовалась Женя.
– Что ж, пока отменим это решение. Будем встречаться, как раньше, два раза. По правде говоря, вы так плодотворно трудитесь дома, что мои советы в скором времени станут вам без надобности.
– Что вы говорите, Николай Николаич! – Женя смотрела на преподавателя счастливыми глазами. Его лицо с суховатыми, волевыми чертами под ее взглядом смягчилось, разгладилось.
– Я знаю, что говорю. Вот увидите, Женя, вас ожидает большое будущее. Только не вздумайте лениться, и все будет в порядке.
– Ни в коем случае! – горячо пообещала Женя.
Дома она, прежде всего, поделилась своей радостью с Ксенофонтом.
– Ксён! Ты представляешь, мне прочат большое будущее! И меня отпускают в Питер!
Кот, которого Женя держала в тесных объятиях, недовольно заурчал и сделал попытку схватить ее зубами за руку. Она ойкнула, увернулась со смехом, Ксенофонт соскочил с ее коленей на пол и гордо поднял трубой пушистый хвост.
– Завидуешь, – укорила его Женя.
– Мяу! – патетически возразил Ксенофонт.
– Иди, ешь свой «вискас», там полная миска.
Кот пристально поглядел на нее желтыми глазами-плошками и степенно удалился на кухню. Вскоре пришла мать. Женя встретила ее в прихожей с сияющей физиономией.
– Привет, Женюра, как дела?
– Все о’кей.
– Обедала?
– Не совсем. Чай пила.
– Безобразие, – возмутилась Ольга Арнольдовна. – Заработаешь себе язву. – И тут же загадочно заулыбалась. – Угадай, кого я сейчас встретила в метро.
– Не знаю. Тетю Иру?
– Даже не тепло. Думай лучше. И отнести в кухню вот эти пакеты.
Женя послушно подхватила две полиэтиленовые авоськи с продуктами и потащила их к кухонному столу. Мать, переодевшись и вымыв руки, вошла следом за ней.
– Ну, так какие твои предположения?
– Ma, не доставай! У тебя такой обширный круг знакомых, что я буду перечислять их полчаса, а то и больше. – Женя вытащила из пакета батон копченой колбасы и, принюхавшись, блаженно закатила глаза. – Ух ты, как пахнет! Можно отрезать кусочек?
– Сначала суп! – категорично отрезала Ольга Арнольдовна. – И потом, почему ты решила, что это мой знакомый? – она хитро уставилась на дочь.
– Знакомый? – Женя понимающе кивнула. – Значит это «он»?
– Вот, вот. Уже теплее. – Мать достала из холодильника большую запотевшую кастрюлю.
– Костик, что ли? Или Никита?
– Снова холоднее.
– Да ну, мам, что за детские игры! Неужели, Генка из трудового лагеря?
– При чем тут Генка? – Мать потеряла терпение. – Это был Саша. Мы встретились с ним на Театральной. Он ехал в институт и передавал тебе привет. А еще он сказал, что вы собираетесь с хором куда-то ехать на самые праздники. Это верно?
– Верно. – Женя зажгла газ и поставила суп на плиту.
– И ты решила ехать с ними? – лицо Ольги Арнольдовны приняло озабоченное выражение.
– Да, я решила.
– А как же занятия?
– Я уже договорилась со Столбовым. Он разрешил мне отдохнуть пару дней.
– Честно говоря, я не в восторге от такой идеи. И Новый год мы привыкли встречать вместе.
– На этот раз встретим его раздельно, – мягко проговорила Женя. – В конце концов, надо же когда-то начинать. А вдруг я выйду замуж – мне ведь уже двадцать один.
– Что ж, замуж – это замуж. – Ольга Арнольдовна вздохнула и опустилась на табурет. – Тут я мешать не намерена, был бы человек хороший. Например, как Саша.
Женя весело расхохоталась.
– Кто про что, а вшивый про баню. Мамуль, как ты не можешь понять – ну не нравится мне твой замечательный и любимый Саша. Совсем не нравится. Вот вернусь из Питера, перестану ходить на хор и увидишь, он здесь больше не появится.
– Жаль, – с печалью в голосе проговорила Ольга Арнольдовна. – Смотри, суп сейчас выкипит, снимай скорее.
В дальнейшем разговор о Саньке больше не поднимался. Мать и дочь мирно обедали, Ксенофонт сновал взад-вперед около стола, выпрашивая куриную ножку. Затем Женя ушла к себе заниматься, а Ольга Арнольдовна взялась за хозяйство.
Уже глубоко за полночь, лежа в кровати, Женя вновь подумала о Карцеве. И как ее угораздило запасть на такого мизантропа и бирюка? Кажется, его абсолютно не интересует происходящее вокруг. Возможно, и сама Женя тоже не входит в сферу его интересов, а тот факт, что во время репетиций он пялится ей в спину, так это просто оттого, что больше смотреть некуда. Тем не менее, настроение у Жени было отличное. Она уже считала дни, оставшиеся до поездки. Почему-то ее охватила твердая уверенность, что там, в Питере, что-то произойдет. Что-то хорошее и очень важное.
«Глупости, – укорила Женя саму себя. – Если что-то и случится, так это то, что Санек объяснится мне в любви. И придется его глубоко разочаровать. Жаль, как говорит мама, очень жаль».
Она еще немного полежала, думая о своем, и заснула крепким, здоровым сном молодого человека, предвкушающего грядущие радости жизни.
