Текст книги "Небо для талисмана"

Автор книги: Татьяна Тарасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Ты откуда, приятель? – громко осведомился он, без труда перекрывая хрипловатым зычным голосом своим затихающий уже визг Мархит.

– Из Руха, – охотно ответил карлик, с брезгливой гримасой подымая мышь за хвост и швыряя подальше.

– Из Руха... Сейчас Дигону и на ум не пришло утреннее выступление хозяйки трактира против этого города – для него с Рухом была связана вся история рыжего талисмана, если, конечно, ублюдок Деденихи действительно потащил его туда... Но – ведь дохлая мышь! Значит... Дигон понятия не имел, что же это значит.

– Славный город! – обратился Херби к Мархит. – Не правда ли, милая?

– Правда, – завороженно прошептала добрая женщина, прижимая к сердцу подарок любимого – тончайшую розовую накидку хитайского шелка. Могучая длань её легла на узкую бледную ручку карлика, закрыв её всю, в порыве чувства сдавила, да так, что бедолага сморщился. С лица его, однако, не сошло выражение приятности и благодушия.

– А ты, незнакомец, бывал ли на родине моей? – вежливо осведомился Херби у Дигона.

– Приходилось, – кивнул капитан. – И сейчас туда еду.

– О-о-о! Как бы я хотел отправиться с тобой! – воскликнул карлик, но, посмотрев на Мархит, поспешно поправился: – Впрочем, я только что оттуда. Как звать тебя, северянин?

– Его зовут Дигон, – несколько пришла в себя хозяйка трактира. – Он из Аккерии и с ним я провела эту ночь.

– Что ж, – легко отреагировал Херби, улыбаясь. – Такой мужчина... Я тебя понимаю, моя красавица. А что нужно тебе в Рухе, Дигон? Могу я тебе помочь?

– Нет, – качнул головой аккериец, сомневаясь сам в своем ответе – а вдруг он может помочь? дохлая мышь ведь была в его мешке...

– Херби – большой человек в воню... в славном Рухе, – гордо проговорила Мархит. – Он – стражник в темнице!

– Уже десятник, милая.

– О, Х-х-херби... Взор влюбленной женщины преисполнился страсти. Тяжело дыша, она дернула карлика за руку, с целью уволочь его наверх, и там испытать любовь уже не простого охранника, но десятника, но тут вмешался отвергнутый и нимало этим не огорченный гость её.

– Потерпи, Мархит, – твердо сказал он, ледяным взглядом синих глаз пришпиливая обоих к стульям. – Мне надо кое о чем спросить твоего Херби.

– Потерпи, Мархит, – немедленно поддержал его карлик. – Ты долго терпела, любимая ("Восемь лет!" – проворчала она), так выпей пока этого чудесного пива, а я поговорю с твоим гостем. Что хотел узнать ты, Дигон?

– Прежде скажи, давно ли ты служишь в темнице?

– Два десятка лет и ещё три луны. Тебе надо вытащить оттуда приятеля? Я помогу.

– Нет... Сначала скажи – что сталось с человеком, которого посадили к вам что-то около семи лет назад. Его зовут Деденихи, лет ему... Вот как тебе примерно.

– Убийца? Вор? – деловито поинтересовался Херби.

– Бурган Безглазый его знает... Но забрали его на базаре с чужим кошелем.

– Погоди-ка... За все время у нас таких было только трое – остальные обычно откупаются по дороге в темницу... Это не тот, что кричал, будто вор не он, а другой парень, а он будто честный гражданин Тима и...

– Точно! Ты знаешь его?

– Я – нет. Но я много слышал об этом... Только не семь лет назад это было, а пять. Наши не любят вспоминать того парня, ибо... Прости, Дигон, если он твой друг, но...

– Не друг, – отказался капитан от младшего Деденихи. – Я его в жизни не видал, и, клянусь Стахом, не хотел бы увидеть. Но я должен знать о нем все.

– Хорошо, я расскажу тебе, что мне известно... – после некоторого замешательства сказал карлик. – Немного, Дигон, совсем немного... Хотя и того достаточно, чтобы опозорить единственную в городе темницу... Ребята говорили, что первые несколько дней он был самым тихим узником из всей тысячи, хотя рожа у него... Бр-р-р! Разбойничья! Такого встретишь ночью темной и... Хотя, и ты на вид так могуч и грозен, что я и тебя не желал бы встретить ночью темной...

– Он – лучше того недоноска, – вступилась Мархит за гостя. – И не отвлекайся, рассказывай скорее!

– Конечно, лучше, – успокоил её Херби. – Что и говорить! А недоносок... Когда он понял, что никто не собирается его отпускать... Одному нашему парню он чуть было не перегрыз глотку, когда тот вошел к нему с вечерним кувшином воды! Если б рядом не было пяти охранников (а как раз происходила смена караула), то Хаму точно пришлось бы покинуть мир сей раньше срока...

– Он ещё и буйный? – хмуро спросил Дигон, забыв о том, что и сам ради собственного освобождения ломал шеи и разбивал головы.

– Отцом нашим Адонисом клянусь, он не простой карманник, Дигон! Он бандит! После случая с Хамом его просто опутали цепями и посадили в подвал, так на следующий день обнаружили, что он уже порвал цепи на ногах и начал рвать на руках! Ну, приковали к стене... Так он и провисел почти полтора года...

– А потом? – насторожился аккериец, в уме подсчитывая, как совпадало время заточения младшего Деденихи с исчезновением талисмана.

– Потом-то и произошло это... непонятное... Отчего все и знают у нас его историю... Одним прекрасным утром... То есть совсем не прекрасным утром, конечно... то есть само по себе утро было очень даже прекрасное, а...

– Тьфу ты! – сплюнула Мархит. – Мы поняли тебя, Херби. Ты можешь не рассказывать про утро?

– Могу, – заверил Херби, нежно целуя её в тугую щеку. – Я и не то ещё могу... Ладно, продолжаю. Короче говоря, однажды утром охранник обнаружил, что в камере никого нет! Цепи – есть, так и висят на стене, а его – нет. Как он сумел оттуда выбраться? Никто не знает. Окошко там с твою ладонь, Дигон; на двери кроме замков – наружные засовы, уже не говоря о том, что стражи полны все коридоры. Но не только это поразило нас... Спустя пару лун Хам увидел его в городе. Парень он неглупый, а потому не стал бросаться к нему с криками, а проследил, куда это Бурганово отродье пойдет. И что вы думаете? – Херби сделал паузу и посмотрел на слушателей, с удовольствием находя в глазах их интерес к его повествованию. – Он оказался владельцем огромного дома под Рухом! Сколько там слуг – говорил Хам – столько нет охранников в нашей родной темнице!

– Это был не он, – убежденно сказала Мархит, качая головой. – Твой Хам все перепутал. Так не бывает.

– И я думал. Но на другой день к тому дому пошел охранник, который видел эту рожу полтора года подряд, и он тоже узнал его! Роскошно одетый господин оказался тем самым карманником!

– О, светлая Астан... – пробормотала ошарашенная Мархит. – Не могу поверить... С таким богатством и...

– Тебя удивляет, любимая, что он украл кошель? В этом как раз нет ничего странного. У нас...

– Меня не удивляет то, что он украл кошель, – перебила хозяйка трактира. – Я и сама знаю богачей, что воруют почем зря у самых нищих. Но что мне непонятно, так это то, почему он полтора года просидел в темнице? Такие не сидят...

– Ты права, моя умница, – снова чмокнул её в щеку карлик. – Ты как всегда права. Только кто ж знал, что он у нас? Он мог бы передать послание, конечно, но после его нападения на Хама ни один охранник не хотел иметь с ним дела. Ребята говорили, что он проделывал такие подлые штуки... Мол, зайдешь к нему – он вроде глаза прикрыл, спит... И вдруг как плюнет в рожу! Бр-р-р... Как ещё наши его не убили, не понимаю...

– Если все так, то почему ты сказал, что история эта непонятная?

– Потому что я до сих пор не могу догадаться, как он удрал... Зато Дигону не надо было и догадываться – он знал отлично всю схему побега. Как бы ублюдочный Деденихи ни обидел этого Хама, как бы он ни плевался, все равно нашелся кто-то, кто за порядочную мзду передал на волю его записку. А потом слуге или наперснику его оставалось только надуть доверчивого Кармио Газа печальной легендой о несчастном узнике и его умирающем дедушке, забрать талисман и уехать в Рух. Прах и пепел! Как же просто!

– Прах и пепел... – прорычал капитан, вставая. – Ты скажешь мне, Херби, где тот дом?

– Я скажу тебе, где найти Хама – он покажет и дом, и ублюдка. Только... Я хочу предупредить тебя, Дигон: охранник, который полтора года носил ему еду и воду, утонул в мелком водоеме у городской стены...

– Перепил? – коротко осведомилась Мархит.

– Возможно, – пожал плечами Херби. – Хотя почему-то к его шее был привязан камень... И это случилось через треть луны после того, как он узнал в важном господине ту тварь!..

* * *

За два дня пути вороная совсем выбилась из сил, и как Дигону было ни жаль, пришлось оставить её на постоялом дворе в деревеньке близ Руха. Взамен он взял могучего, серого в яблоках коня, который был далеко не столь красив, но зато домчал его до стен города задолго до сумерек. Теперь аккериец особенно чувствовал время: он ступил наконец на верный путь, и чем ближе был его конец, тем ближе было и начало пути иного. Поэтому, наверное, он не стал заезжать в знаменитые своими винными погребами забегаловки Руха, а погнал коня сразу к дому Хама, благо карлик Херби подробно описал ему дорогу туда. Крошечная деревянная развалина стояла в ряду таких же унылых бедных конурок на самой окраине, у городской стены; Дигон, опознав её ещё издалека по огромному гнезду на крыше, стрелой пролетел мимо изумленных его богатым видом и прытью горожан, и осадил коня прямо у низкого разбитого крыльца. Хам оказался дома. Это был чернявый низкорослый крепыш с курчавыми волосами, большими выпученными глазами, крупным носом и тонкими, весьма подвижными губами. Стоило Дигону произнести имя Херби и напомнить историю с младшим Деденихи, как парень тотчас разразился бешеными ругательствами в адрес последнего, видимо, оставившего поистине кровавый след в его душе или, вернее, на его шее. Изощренная брань, потоком низвергающаяся из его уст, в другой раз немало повеселила бы капитана, но только не сейчас. Хмурясь, он потягивал из глиняной кружки некрепкое домашнее пиво, и пытался прояснить для себя два вопроса. Первый: почему Деденихи, судя по рассказу Кармио Газа, человек почтенный и нравом тихий, вел себя в заточении как прожженный бандит? И второй: почему Хам сказал, что имя его он слышит впервые, и что за полтора года так и не удалось установить, как его зовут или хотя бы прозывают? Что-то не похоже было все это на обычную печальную историю тимитского простолюдина, по ошибке попавшего в темницу. Между тем Хам продолжал:

– И вот тут на тебе! Вижу – наш придурок! У меня сразу шея заныла. Во, погляди, погляди, вон где укусил... – тыча себе толстым пальцем куда-то между ухом и плечом, сердито сказал парень. Дигон приподнял брови, вроде как сочувствуя, и тем самым окончательно расположил к себе Хама, которому и в голову не могло прийти, что гость его просто-напросто недоумевает, как злоумышленник сей смог вцепиться зубами в шею, если её вовсе не было.

– Идет важный такой, разодетый, гладкий! Чтоб его к богу Шакалу в пасть... Я – за ним. Дай, думаю, погляжу, где эта гнида проживает. И что ты думаешь, господин? (то есть ты думаешь именно то, что нужно, если Херби все тебе рассказал) Приводит он меня... нет, не к дому – ко дворцу! Я сроду таких не видывал! Размером, понятно, поменее императорского будет, зато красотой точно не уступает. Я-то поначалу не очень и удивился: мало ли, где он прислуживает. Но потом увидел, как охрана перед ним чуть не на колени падает, а разодетый в богатое барахло старикашка кланяется и ручку лобызает...

– Что ещё за старикашка? – буркнул капитан скорее по доброй привычке все знать в подробностях, чем из действительного интереса.

– Да не знаю... Противный такой... Старый!

– Ясно что старый, – пожал плечами Дигон. – Ладно, после поглядим... А далеко отсюда этот дом?

– Как тебе сказать... Не в Рухе. Но рядом с ним, – туманно пояснил Хам. – Мне поехать с тобой? Парень смотрел на могучего гостя своего с нескрываемой надеждой, явно подозревая, что он собирается расправиться с его обидчиком, и, конечно, желая при сем поприсутствовать. Но гость ничего не отвечал. Нахмурив низкий широкий лоб, он медленно прихлебывал пиво, как-то вдруг погрузившись в некие важные думы и совсем позабыв о хозяине дома. Хам не любил, когда о нем так внезапно забывали, а потому, помолчав с пару вздохов не столько из уважения, сколько из боязни рассердить огромного северянина, он тихонько кашлянул и повторил:

– Так мне поехать с тобой?

– Да, – коротко заключил аккериец, поднимаясь.

* * *

Достоинства Хама как проводника были несомненны: он знал в Рухе каждый закоулок, и к тому же имел собственную, низкорослую и широкую как он сам, лошадь, перебиравшую мохнатыми ногами ничуть не реже, чем Дигонов серый в яблоках конь. Белое жаркое солнце ещё только приготовилось опускаться к горизонту, а спутники уже подъезжали к восточной окраине города, где, к удивлению аккерийца, стены не было, а граница Руха обозначалась пустырем, сплошь заросшим растрепанным и сухим бурьяном, в проплешинах коего виднелись насыпи песка. Хам уверенно направил свою кобылку через пустырь, потом через редколесье, узкой полосой проходящее вдоль него, и наконец остановился у ручья, от коего так и несло гнилью.

– Теперь близко, – объявил он, обернувшись к Дигону. – Но лошадей привяжем здесь. Он спешился, быстро зацепил узду за ветку сухой смоковницы, затем, подпрыгивая от нетерпения на одном месте, подождал, пока капитан сделает то же самое, но только более обстоятельно.

– Идем скорее! Дом – там, за холмом. Дигон двинулся за ним, про себя удивляясь, как ловко он сумел выследить младшего Деденихи и не попасться ему на глаза – стоило тому раз оглянуться, и он несомненно заметил бы крадущегося за ним охранника темницы. Будто услышав эти его мысли, Хам скороговоркой пояснил:

– Я почти все время полз. Хорошо, он был пеший, а то точно б упустил... Знаешь, Дигон (парень впервые назвал его не господином, но по имени)... Я так боялся, что он обернется и увидит меня... Один на один мне б его не одолеть... Дигон хмыкнул, но ничего не сказал. Из того, что он уже знал о младшем Деденихи, становилось ясно, что человек этот далеко не так прост, как представил его дед купцу Кармио Газа. Что-то мало был он похож на скромного хозяина постоялого двора, вечного холостяка, что вынужден смиренно ухаживать за двумя древними стариками. Впрочем, кто же он таков на самом деле, выяснится очень скоро – не успеет огненное око светлого Митры коснуться краем своим черты горизонта... Да и был ли он вообще, этот Деденихи? Был ли отец его? Был ли дед?..

– Вот этот дом! – выдохнул Хам, останавливаясь. – Смотри, какой... В розовых лучах заходящего солнца дом белого и черного мрамора казался настоящим дворцом. Окруженный сравнительно невысокой, в полтора человеческих роста каменной стеной – такую капитан запросто мог перепрыгнуть с первой же попытки, – он тянул к небу четыре шпиля, венчавших небольшие изящные башенки; каждая из них смотрела на спутников всего одним окном – узким и высоким, зато стена имела ряд крошечных бойниц, сквозь которые легко было обозреть все подходы к дому. С презрением игнорировав возможное наблюдение за ними, аккериец спрыгнул с холма и не таясь направился к воротам.

– Хей... Хей, Дигон! – испуганно зачастил сзади Хам. – Ты куда это? Я не пойду.

– Не ходи, – пожал плечами капитан, не оборачиваясь и не замедляя шаг. Он не знал еще, что будет делать, что скажет, постучав в ворота, но хорошо знал другое: он и в глаза не видал этого Деденихи, из чего следовало, что и Деденихи его, Дигона, тоже не видал. Если можно решить спорный вопрос об обладании талисманом мирным путем, то лишь благодаря тому, что обе стороны пока не знакомы друг с другом. Аккериец не склонен был доверять себе дипломатические сношения с кем-либо – проще оставить слова болтунам и поднять меч; он бы так и поступил сейчас, если б не тайна судьбы рыжего. Ныне все сложилось так, что прежде чем обнажать клинок, надо все-таки открыть рот и попробовать договориться, как бы его от этого не тошнило... Совсем иное дело Хам с его недогрызенным горлом. Конечно, его-то бандит узнает сразу, поэтому ему и не следует сейчас Дигона сопровождать. Рассуждая таким – или почти таким – образом, капитан подошел к мощным железным воротам (без удивления уже обнаружив на них выгравированные целые стада слонов – третьего числа, призванного избавить его от сомнений), рядом с которыми обнаружил ещё маленькую дверь. Только он со всей силой ударил ногой, обутой в сапог с кованым носком, в низ ворот, как дверь эта открылась, и перед аккерийцем, любезно улыбаясь, предстал сам хозяин дома. Дигон узнал его в тот же миг. Звали его – Деб Абдаррах.

Глава 7

За прошедшие пять лет он ничуть не изменился, и это было довольно странно, особенно если учитывать то прискорбное обстоятельство, что как раз пять лет назад он утонул. Те же приятные твердые черты гладкого белого лица; та же гнусная вкрадчивость в жестах, в походке – во всем; тот же холодный взгляд, от бывшего когда-то отличный тем лишь, что теперь он и не пытался его смягчить. Он молча посторонился, предлагая войти, и Дигон, спиной ощущая протесты перепуганного Хама, следившего за ним из-за кустов у холма, решительно перешагнул порог и оказался на вражеской территории. Прямо от ворот к крыльцу вела ровная дорожка, посыпанная белым песком, а по обе стороны от неё стройными рядами росли плодовые дерева, пышными кронами затеняя небольшое пространство. Так же молча Красивый Зюк провел капитана за дом, где в глубоком квадратном наузе плавала совершенная, только в два раза уменьшенная, копия того галеона, с борта коего пять лет назад бандит сиганул в море Запада за золотой пастушкой. Здесь же, в полукруге буйно цветущего кустарника, находилось место отдохновения хозяина – низкий, по колено Дигону, стол дорогого хитайского тополя, и два плетеных кресла с причудливо изогнутыми ножками – одно синее с фиолетовым отливом по краям, другое желтое. Не дожидаясь приглашения, аккериец уселся в то, что побольше – синее, и с удовлетворением заметил промелькнувшую на красивом лице бандита гримасу раздражения: по всей видимости, это было его личное кресло. Принужденно улыбнувшись, он занял желтое, предварительно повернув его так, чтобы видеть и Дигона и галеон; потом забросил на стол скрещенные ноги, обтянутые черными бархатными штанами, и уставился на гостя своими жуткими, так пугавшими когда-то талисмана, черными глазами.

– Я ждал этой встречи, северянин, – тихо и медленно проговорил он. Давно ждал...

– Отдай рыжего, – мрачно рыкнул аккериец, не желая слушать болтовню Красивого Зюка. А то, что тот просто обожал помолоть языком, он помнил отлично. – И без лишней трепотни, приятель. Ну?

– Капитан, – качнув головой, резюмировал бандит. – Капитан и есть. Ладно, я отдам тебе Висканьо – что ж, он все равно не приносит мне пользы. Но, как ты знаешь (а если не знаешь, то вот я тебе говорю), ничто в мире не должно доставаться даром, а посему...

– Даром? – фыркнул Дигон, с презрением глядя в мутные змеиные зрачки бандита. – Он не твой, и никогда твоим не был. Но ладно, – он поднял руку, видя, что Деб собирается возразить, – я не стану спорить с тобой, пес. Клянусь Стахом, лучше ослиного дерьма нажраться... Говори, чего ты хочешь за рыжего?

– Чего я хочу? – задумчиво протянул Красивый Зюк, наконец отнимая взор свой от Дигонова лица и переводя его в сторону галеона. – Да я пока и сам не знаю, чего... Знаю одно: так просто я тебе его не отдам. В бессильной ярости капитан сжал кулаки, понимая, что сила его сейчас стоит не более медной монеты – он понятия не имел, где Деб может прятать Висканьо. В доме? В подвале? На галеоне? И в Рухе ли вообще? А сколько у него тут слуг? Пока Дигон не видел ни одного, но чувствовал их присутствие, да и Хам говорил, что народу здесь не меньше, чем охраны в темнице... И словно в подтверждение последней мысли звякнули створки ворот и по саду разнеслись голоса прислуги, вернувшейся с базара; как только они затихли, растворившись во чреве дома, как на фоне его белой стены, что ярко блистала под снопом лучей заходящего уже солнца, появились сначала тени их, а потом и сами три огромные черные фигуры с секирами за мощными плечами. Ростом они, как показалось капитану, намного его превосходили, в злобных красных глазах, направленных именно на него, сверкала ненависть, присущая дикарям Ло-Дакхе – это в их характере ненавидеть просто затем, чтоб ненавидеть. Иные чувства более сложны, а потому и менее доступны для их безмозглых маленьких головок. Кстати – и Дигон не раз замечал это прежде, – головы у них действительно крошечные, особенно по сравнению с могучими телами...

– Понравились? – самодовольно ухмыльнулся Деб, проследив за взглядом своего гостя. – Я привез их из Ло-Дакхе. Тупы как бараны, зато сильны как львы. А большего от них и не требуется.

– Чего ты хочешь за рыжего? – повторил аккериец основной вопрос. Он уже решил для себя, что если бандит начнет тянуть и торговаться, он продырявит его шею своим верным мечом, и дальше схватится с чернокожими. Что будет потом – только Митре известно, но если талисману суждено быть свободным и вообще быть, то подарит ему небо над головой именно Дигон, и никто другой... В конце концов, от этого зависит его дорога к Учителю...

– Не спеши, – Деб вдруг поднялся с желтого кресла, с раздражением отшвырнул его ногой в кусты. – Поведай мне раньше, как ты нашел меня. Конечно, я ждал твоего появления, но не так скоро... Он с размаху уселся прямо на землю, выжидающе посмотрел на Дигона. То ли его и в самом деле интересовал путь капитана к его обители, то ли он просто тянул время сейчас это не имело значения. Мрак царства мертвых уже возник за его спиной, а кого там волнует, как Дигон из Аккерии нашел бандита Деба Абдарраха...

– Что ж ты молчишь? – с улыбкой вопросил Красивый Зюк. – Или ты не меня искал? А кого? Не Деденихи ли? Аккериец вздрогнул. С того момента, как он увидел здесь Деба, он ни разу не вспомнил о злополучном Деденихи и его истории, приведшей Дигона именно сюда. Холодные синие глаза его, до этого равнодушные будто рыбы в пруду, потемнели; гнев полыхнул в них с такой силой, что бандит невольно отшатнулся к кустам – впрочем, всего на миг.

– Кто приходил к Кармио Газа? – сквозь зубы процедил Дигон, думая, что если Красивый Зюк назовет сейчас свое имя, он размозжит ему башку вот этим самым столом – хитайский тополь плотнее камня и крепче железа, так что бандиту мало не покажется.

– Лау-Ко, – пожав плечами, ответил Деб, – мой дядька. А что ещё нам оставалось делать? Ублюдки тимиты повязали меня на базаре как вора – между нами, северянин, кошель-то действительно увел я, не удержался – и потащили в темницу. Будь их хоть десяток, я б сумел уйти, но на мне повисло с полсотни потных козлов, чтоб их к Золотому Павлину Сабатеи всех... Бледное лицо Красивого Зюка заметно оживилось, и Дигон понял вдруг, что ему просто очень хотелось поговорить – для того и затеял сей бессмысленный поначалу спор. Такая слабость, по мнению сурового аккерийца, была достойна всяческого презрения, особенно если она присутствует в столь сильном и твердом характере как у Деба. И он бы не преминул оскорбительным словом задеть собеседника, но все мысли и чувства сейчас не проявлялись четко, заглушенные единственным желанием – узнать истинную историю происшедшего.

– А Деденихи тогда кто? – спросил он, сим вопросом настраивая Деба на продолжение разговора.

– Послушай, все это так запутано... Деденихи и в самом деле отец Лау-Ко, но...

– Так кто приходил к купцу? – потерял терпение Дигон. – Деденихи или Лау-Ко? Красивый Зюк с сожалением посмотрел на гостя, при этом в душе безумно радуясь его интересу. Капитан с его первобытным чутьем угадал верно: трепливый бандит изнывал от желания поболтать, и ради этого готов был рассказать все, от начала и до конца, тем более, что ему тоже чудился мрак царства мертвых – только за спиной Дигона, – а кого там волнует, что произошло в действительности... Значит, тайна Деба умрет вместе с этим угрюмым грубым парнем, что и требуется...

– Я же сказал тебе – Лау-Ко... – произнес он торопливо, словно опасаясь, что гость перебьет его и вернет к вопросу о талисмане (тем не менее, едва Дигон подумал, что вот он – настоящий признак старости, Деб усмехнулся и продолжал уже совершенно спокойно). Ясно было, что он вовсе не опасался этого вопроса, ибо ответ приготовил заранее, а лишь считал его незначащим и недостойным внимания. – Что ж... Я вижу, пытливый ум твой требует правды? Хорошо, я поведаю тебе её. Почтенный Деденихи, коему ныне перевалило б уже за сто лет, давно поселился на скалах Ущелий – я даже и не помню, когда. Он – непутевый дядюшка моего бедного отца, в юности покинувший родной дом (к слову сказать, он появился на свет не в какой-то там поганой горной деревушке, а в Рухе, у знатных и богатых родителей). Шлялся Деденихи по миру всю свою жизнь, так что сия часть рассказа Лау-Ко глупому купцу есть истина, равно как и та часть, где говорится о его благочестивой супруге Те-Минь и её пребывании с сыном в Кью-Мерри. Она, бедняжка, познала и нужду и беду, потому как в чопорной Гертунии женщина с ребенком, но без мужа, считается кем-то вроде бродячей собаки, особенно если эта женщина имеет другой разрез глаз... Надеюсь, тебя не очень удивит, если я скажу, что и сам такого же мнения? Хитаянка и тимит... Фу! Все равно что обезьяна и гиена... От этого-то противоестественного союза и родился мой отвратительный дядька Лау-Ко... Мать его после внезапного и бесследного исчезновения возлюбленного перебралась в Тим, и поселилась в качестве прислуги на постоялом дворе у одного сладострастного старика. (Отступая от прямой тропы моего рассказа несколько в сторону, замечу, что постоялый двор сей находится рядом с моим нынешним домом, а если быть совсем точным, так на этом самом месте, где мы с тобой сидим.) Так вот. Клянусь тебе грудью Астан, капитан, даже я содрогаюсь, только представлю, чем он заставлял её заниматься! Но боги были милостивы к этой женщине: хозяина её вскоре прибил до смерти пьяный постоялец, и она осталась одна. Мерзавец Лау-Ко подрастал, понемногу проявляя в своем характере самые что ни на есть гнусные черты полукровки, и мать нарадоваться не могла на ненаглядного сыночка, который заправлял всем хозяйством почище её убиенного мучителя. Спустя там-там-там лет (прости, я не стану придерживаться точных дат жизни моей семейки) на постоялом дворе, якобы случайно, появился этот идиотский Деденихи – как водится в таких случаях, весь в слезах и соплях. Те-Минь, чуть не умирая от счастья, зовет сыночка: мол, вот он, твой родной отец, тимит, бродяга, и... А-а, больше она ничего о нем не знала... И вот лицемер Лау-Ко бросается на чахлую грудь родителя и тоже рыдает (хотя ему к тому времени было уж к тридцати, не меньше), называет его любимым и долгожданным, клянется в сыновней верной любви и так далее. Дигон, ты не устал слушать? Дигон не устал. Рыжий талисман был прав, когда-то рассказывая ему об удивительном обаянии этого бандита – в его интонациях, мимике, жестах не было ничего лишнего, и если б аккериец не наблюдал его в иных обстоятельствах, сейчас слушал бы его повествование без той настороженности, что отравляла естественный интерес. Кивнув Красивому Зюку в знак своего внимания, он достал из мешка бутыль с хорайским вином, взятом в трактире Мархит, и, вытянув зубами пробку, приложился к узкому горлышку.

– Я могу допить? – вежливо спросил Деб, когда Дигон поставил опустевшую на треть бутыль на стол.

– Пей, – пожал плечами капитан. Он не привык отказывать в последней просьбе человеку, который в скором времени отправится в царство мертвых и более уже никогда не отведает хорошего вина (да и плохого тоже). Красивый Зюк со своей стороны полагал, что человеку, который в скором времени переселится в Ущелья, хорошее вино без надобности, а потому выпил его до капли, а бутыль выбросил в кусты.

– Итак, Дигон, я остановился на том, что Лау-Ко приветил отца как и подобает доброму сыну, то есть оросил его дорожное платье слезами, а может, и слюнями – не ведаю. С этого счастливого дня Деденихи прочно уселся на шее своих близких, радуя их тем лишь, что много спал и редко выходил из комнаты. Вскоре Те-Минь ушла туда, откуда возврата нет, и Лау-Ко, по привычке слегка поплакав, решил заняться наконец воспитанием нахлебника. Дважды он подсыпал ему в мясо отраву в небольших дозах, дабы тот помучился – и тот мучился, не понимая, конечно, происхождения колик и рвоты. Но, поскольку оба раза убирать за отцом приходилось опять же ему, Лау-Ко вспылил и прекратил земное существование Деденихи обыкновенным тесаком, то есть взял да и вонзил его старику в грудь. Так что, ты понимаешь теперь, что престарелый скиталец никак не мог прийти к купцу с печальным рассказом о своей и моей участи, ибо его к тому времени вовсе не существовало. Сынок же его был живее всех живых – он быстро разыскал в Рухе моего отца (благодарение Адонису, не с тем, чтоб и его прибить), поведал ему о внезапной кончине его дядюшки Деденихи от неизвестной болезни, и поселился в нашем доме на правах близкого родственника. Потом пришло мое время: я вырос и... Впрочем, это к нашему делу не относится. Короче говоря, Лау-Ко вновь появился в моей жизни не так давно, лет шесть тому назад. Я приютил его здесь, на сей раз не на правах близкого родственника, а на правах прислуги и сторожа, ибо мне самому приходилось скрываться в иных местах...

– В Собачьей Мельнице? – ухмыльнулся капитан.

– Там. Далее следовала та история с пастушкой и овцами, которая тебе хорошо известна, и в ней Лау-Ко, разумеется, не принимал никакого участия. Когда я утонул – а я действительно утонул по твоей милости, капитан, и спасло меня в последний момент то лишь, что пальцы мои вдруг захватили со дна золотую пастушку, против коей дар талисмана не властен, – я еле вынырнул, и после этого несчастного случая долго болел. Лау-Ко привез меня сюда и ухаживал за мною заботливо и преданно, словно родная мать (Истины ради открою тебе, что как-то раз он и меня попытался отравить, но не со зла, а так, вследствие привычки... Я, конечно, поругал его, а потом простил. Я добросердечен и незлобив, такая уж у меня натура). Вот и все, неожиданно заключил Красивый Зюк.

– Не все, – возразил аккериец. – Где Гана и Мисаил?

– Мои неблагодарные дети... – сморщил нос бандит. – Ну их к богу Шакалу, капитан... Они разбили мое нежное сердце на тысячу кусков, каждый из которых до сих пор стонет от невыносимой боли. Но – если тебе так хочется знать... Последний раз их видели на пути в Аркадию, года два назад... А после – ничего. Может, они давно уже гуляют по тропам и скалам Ущелий...