Текст книги "Отсроченный шанс, или Подарок из прошлой жизни"
Автор книги: Татьяна Алюшина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
А ей ничего не надо, ей просто интересно.
– Это что сейчас было, Денис? – спросила недоуменно Алиса.
– Да… – сделал он какой-то непонятный пасс рукой, видимо, должный что-то пояснить. – Эм-м-м, что-то я так, Алиска… – не знал он, как объяснить.
А как объяснить? Себе-то толком не объяснишь, что он «так». Вернее, себе-то как раз объяснишь, а вот ей… Да и надо ли.
– …неискренне, – закончила за него фразу она, кивнув понимающе.
Ну да. Перед кем он тут что изображает? Она всегда его чувствовала безошибочно – абсолютно, как себя, словно дышала вместе с ним. И неважно, что они не виделись бог знает сколько лет, хоть десять-пятнадцать, хоть двадцать, ничего не изменилось. Конечно, он растерялся в первый момент и был откровенно обескуражен, совершенно не ожидая ее встретить, да и кто бы ожидал на его месте – они расстались в другой жизни и не виделись все эти годы, повзрослев, пройдя каждый свой путь и став другими людьми. И ему было неловко от своего замешательства, от того, что она застала его врасплох, от… еще кое-чего. И сидеть-общаться с ней он не мог совершенно точно, да и не хотел.
Не надо ему этого.
– Да ладно, Алис, устал я чего-то, – попытался объяснить он и признался: – И, честно говоря, не ожидал тебя увидеть. Растерялся немного. И того…
Что «того» и как закончить фразу, разговор, встречу на дружески-нейтральной ноте, Кедров не знал и не находил слов-интонаций. Но она его выручила. Она всегда умела его выручить в самый нужный момент.
– Иди. И не пугайся так уж, докучать тебе не стану и в гости не напрошусь, – усмехнувшись, «отпустила» его Алиса.
– Ох, Ёлкина, ты в своем репертуаре, – хмыкнул-вздохнул Денис, махнул усталым, безнадежным жестом. – Ладно, пока, действительно устал я сегодня.
И двинулся вперед.
– Угу, «рад видеть», – пробурчала себе под нос Алиса, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру и констатируя очевидный факт: – Только бежишь ты и приглашать меня в гости, хоть в каком-то там туманном будущем, все-таки не стал. Значит, что? – спросила она у самой себя и сама же себе ответила: – Значит, имеется у тебя, Кедров, в наличии либо жена любимая, либо подруга сердечная.
И, разворачивая телегу в другую сторону, проворчала:
– Надо было давно о нем справки навести, разузнать, что у него в жизни и как, Лильку Любавину расспросить, та наверняка все знает. А то такая Алиса бодрая, в восторге от встречи с бывшим другом, в гости собралась, а у человека семья или любовь какая…
Она расстроилась.
Да что там говорить, конечно, расстроилась, прямо до легкой обиды – он ведь от нее сбежал! Откровенно драпанул! Вот так взял и свинтил: «пока, устал, работа», – она оторопела даже, никак не ожидая именно от него такого жесткого фальшака.
Все эти годы где-то на периферии сознания жила в Алисе уверенность, что Денис Кедров – ее человек, близкий, надежный друг, мужчина, который вроде как принадлежит ей. По крайней мере, принадлежал в далеком-далеком прошлом. О том, что у этого «ее человека» давным-давно и вполне себе спокойно может иметься семья, жена-дети и другие сердечные привязанности помимо давней, очень давней и позабытой одноклассницы, подруги из их практически детской жизни, она как-то ни разу не задумывалась.
А, вообще-то, почему? Да потому что так удобней, потому что это придает какую-то женскую уверенность, опору, что ли, когда числится где-то в подсознании, в памяти надежный мужчина, который когда-то искренне тебя любил. И на кой это обдумывать и анализировать, когда просто теплее жить с таким ощущением?
М-да, такая вот психологическая фигня. Обманка.
Они тогда на самом деле были детьми, что уж вспоминать теперь. И какая такая опора и уверенность? Мало ли кто, кого и когда любил в прошлой, другой жизни…
Так рассуждала нерадостно Алиса, выходя с покупками из огромных, нерасторопных стеклянных дверей. После такой встречи слоняться по магазину ей стало совсем неинтересно и грустно до невозможности, и, махнув мысленно на то, что намеревалась еще купить и не купила, она ушла из супермаркета.
Чтобы ощутимо сократить путь к дому, надо было пройти через автостоянку перед супермаркетом по небольшой дорожке. Она и пошла, лавируя между машин. И вдруг остановилась, замерла, снова увидев Дениса. Тот закрывал багажник машины, внутри которого белели ручки пакетов с продуктами, хлопнул крышкой, сел на водительское место, завел автомобиль и начал медленно выруливать со стоянки.
А Алиса, не замеченная бывшим одноклассником, все стояла, провожая удаляющуюся машину взглядом, непроизвольно отмечая в памяти марку, цвет и номер.
М-да, надо что-то делать с этой ностальгией. И вообще, разозлилась вдруг она на себя невероятно: самолет в пять утра, а у нее еще конь не валялся – вещи не собраны, дела не доделаны, и надо обязательно просмотреть новые данные, поступившие от ребят на Байкале, а она стоит тут горестной Василисой, грустит о былом и несбывшемся, провожая коровьим печальным взглядом машину школьного друга.
Вздохнула, одернула себя, обругав мысленно парочкой нелестных эпитетов, и деловитым шагом скоренько направилась в сторону дома.
Кедров досадовал на себя ужасно!
Протупил он конкретно! Лепетать что-то там начал про работу и занятость. Бли-и-ин!
Хрена он сунулся обнимать-утешать ее, идиот!
Стоял вот так, гладил по голове, и пахнуло на него ее запахом, тем самым, от которого у него всегда немного голова кружилась, и он вдруг так остро почувствовал тепло тесно прижавшегося тела, что его шибануло, пробрало до потрохов. Вот так – в один момент.
Господи, он давным-давно забыл и эмоции, и те невероятные ощущения, которые она в нем возбуждала, то особенное, обжигающее, чувственное и одновременно нежное желание, которое испытывал к ней в том далеком прошлом.
Денис был совершенно не готов к тому, что все то далекое, почти позабытое, особенное, не испытанное больше им никогда ни с одной другой женщиной, вдруг обрушится на него, вызвав прилив настолько офигенного желания, приправленного какой-то печальной ноткой сожаления и грусти.
Охренеть! Твою ж метель!
Как щегол зеленый, как пацан завелся, возбудился и… и такое прочувствовал… М-да. Утешитель хренов!
Покидав кое-как в раздражении в холодильник и на полки продукты из пакетов, утеряв всякий аппетит, недовольный, разворчавшийся мысленно на себя Кедров послонялся по квартире, сел к мониторам, вроде бы отвлекся немного, стараясь сосредоточиться на программе, да какое там! Из головы все не выходила эта их встреча, ее лицо, улыбка, как она вдруг внезапно заплакала…
Алиса… Ах ты ж господи.
Принесло на его голову! Поднялся, вернулся в кухню, хлопнул по кнопке электрического чайника, тут же забыв про него, подошел к окну, сунул кулаки в карманы домашних брюк, в которые и не заметил, как и когда переоделся, так завелся на себя. И уставился задумчиво на улицу за стеклом.
И вспомнилась ему вдруг так живо, так ярко их первая встреча. Словно перед глазами встала реальная картинка из старого фильма его жизни.
Ему было пятнадцать, когда к ним в лицей пришла новая девочка.
Шел урок литературы, дверь открылась, и в класс вошла завуч, а за ней незнакомая девчонка. Тоненькая такая, хрупкая, симпатичная, улыбалась совсем не робко, а открыто и чуть иронично.
– Так, молодые люди и девушки, – обратилась к классу завуч и, указав на девочку, представила: – Это Алиса Ельская, ваша новая одноклассница. Любите, жалуйте, не обижайте.
– А Ельская, Светлана Аркадьевна, это от слова «елка»? – спросил громко Денис у учительницы.
– Нет, Кедров, – не самым благостным тоном пояснила она, – Ельская, как я понимаю, от слова «ель».
– А какая между ними разница? Они обозначают разные деревья? – не унимался Денис, ободренный смешочками одноклассников и отметивший про себя, что девчушка улыбаться не перестала, а смотрит на него с явным интересом.
– Нет, слова «ель» и «елка» обозначают одно и то же хвойное дерево, – явно преодолевая желание одернуть Дениса и выговорить ему, все же ответила Светлана Аркадьевна. – Почему существуют в русском языке два этих слова, обозначая один и тот же предмет, неизвестно. Есть разные версии. По одной предполагается, что словом «ель» пользовалось в основном высшее сословие, а словом «елка» – простонародье, но эту версию опровергли некоторые летописные источники. Лингвисты склоняются ко второй версии, по которой считается, что просто в разных регионах страны это дерево называли по-разному, а с объединением земель оно вошло в наш обиход в обоих вариантах. – И не удержалась, отчитала все же, правда только интонацией: – Надеюсь, я дала достаточно развернутый для тебя ответ, Денис.
– Вполне, – изобразил он благодарный поклон в сторону преподавательницы, но не угомонился. – То есть получается, Светлана Аркадьевна, что по первой версии Ельская – это так, для изыска, а по-простому это все та же Ёлкина?
Давно ожидавший развязки этого неожиданного разговора класс грохнул дружным смехом.
– Денис, остановись, – предупреждающим тоном охладила его завуч.
– Да я к тому, Инга Валерьевна, что в нашем ряду прибыло, – веселился он. – Раньше у нас были только Кедров и Сосновский, теперь полный комплект хвойных: Кедров, Сосновский и Ёлкина. А это уже целый лес!
Народ уже откровенно хохотал, веселясь от души, и новенькая девочка посмеивалась, и эта ее необидчивость и легкость, и этот ее тихий смех необычайно понравились Денису.
Так она стала Ёлкиной. Никогда не обижалась на эту вариацию своей фамилии, но использовать прозвище позволяла только самому автору, то есть Денису, каким-то непостижимым образом: не открыто противостояла, а мягко, исподволь, но достаточно твердо не разрешала никому другому обращаться к ней так же. Просто игнорировала, когда кто-то иной пытался назвать или окликнуть ее Ёлкиной. Мило, без разговоров и объяснений, всегда открыто улыбаясь, но как-то так, что очень быстро одноклассники и пробовать перестали шутить и подначивать на тему ее фамилии. Было что-то такое в новенькой девчонке – особый характер, эдакий гвоздь в мягкой, улыбчивой и милой упаковке.
А он, Денис, влюбился. Сразу, в тот же день.
Первый раз в своей жизни. Ему пятнадцать, девочке Алисе, пошедшей в школу в шесть лет, четырнадцать.
М-да… Денис с силой потер лицо ладонью, прогоняя непрошеные воспоминания. Ладно, хорош лирику разводить, надо на самом деле поработать, а для начала неплохо все-таки поужинать.
Алиса запретила себе думать о Денисе Кедрове и прокручивать раз за разом в голове их встречу в супермаркете и как он откровенно сбежал от нее, наговорив сто бочек ерунды про работу и занятость.
Запретила, строго так, как умела освобождаться и отделываться от всякой лишней, отвлекающей ерунды, которая лезла порой в голову. Но что-то в этот раз пошло не так, и привычная схема не сработала – и Алиса все думала и думала о нем, и всплывало перед глазами то их далекое прошлое, словно она просматривала чью-то чужую жизнь, от которой остались лишь воспоминания и потрясающее послевкусие ослепительно ярких чувств и эмоций.
Не то чтобы прямо только о Денисе она и думала, но в какие-то моменты вспоминала. Пока добиралась до байкальской научной станции и там, в часы отдыха. И даже сейчас, когда снова входила в свой подъезд, закатывая чемодан, бросила случайный взгляд на просматриваемый отсюда угол дома, в котором раньше жила бабушка Анюшка, а теперь вот обосновался ее внучок, – и сразу же вспомнилось лицо Дениса и эта его приподнятая бровь.
Промелькнуло – и ушло. Особенно когда она обнаружила какую-то непонятку с дверными замками.
– Что за фигня? – не поняла Алиса.
Она совершенно отчетливо помнила, что, уезжая, закрывала дверь на оба замка – верхний и нижний, причем нижний запирается с усилием, и, чтобы его закрыть, надо немного придавить плечом дверь. Она же точно помнит, как торопилась и, поругиваясь сквозь зубы, упиралась в эту неподдающуюся дверь плечом. А сейчас она заперта только на верхний замок.
Десять напряженных рабочих дней, проведенные на научной станции на Байкале, с дикими какими-то перепадами погоды и атмосферного давления, фигово-проблемными для людей обычных и сказочными для ученого-климатолога, сильно вымотали Алису. Но сей факт она осознала только в самолете, когда села в кресло, расслабилась, а потом обнаружила, что вставать приходится, прилагая усилия, собирая себя в кучку и чуть ли не постанывая-поскрипывая.
Ехала в такси, мечтая, представляя себе, как завалится домой, наберет полную ванну горячей воды, отварит чудодейственного травяного сбора, что лично собрали и подарили ей коллеги с арктической станции, зальет его в ванну и будет блаженствовать целый час. Или даже больше.
Лежать, балдеть и ни о чем не думать – вообще ни о чем. Красота!
А тут какая-то непонятка с замками. Хрень какая-то.
Готовая к любым неожиданностям, с опаской открыв дверь, Алиса вошла в прихожую и осмотрелась. Все вроде бы на своих местах, и на проникновение со взломом ничего не указывает. И без взлома тоже не указывает.
Хотя какие свои места? Из всех коробок Алиса разобрала только две, с самым необходимым и насущным, а остальные так и стоят по всей квартире, надежно заклеенные скотчем. К тому же по каким местам и что она разложила, вот так с ходу, навскидку, Алиса реально не могла сейчас вспомнить, поскольку пока не выработала никаких закрепившихся привычек и определенных мест для каждой вещи в этой квартире.
Скинув сумку с рюкзачком на пол, Алиса все так же медленно, сторожко пошла осматриваться дальше. В кухне никаких изменений не обнаружилось – те же нераспечатанные коробки, стоявшие друг на друге в ожидании часа, когда их наконец разберут, и минимальная кухонная утварь из расчета на нее одну: несколько вилок, ложек, чашка, сковорода и кастрюлька, да кое-что по мелочи. Да когда и что ей было распаковывать – она провела-то в этой квартире всего два дня и две ночи.
Ладно, пошли дальше, не все так страшно, как казалось.
В спальне также ничего настораживающего и никаких признаков постороннего пребывания она не обнаружила.
– Паранойя у меня, что ли? – недоумевала Алиса, уже без всякого опасения заглянув по ходу в ванную и туалетную комнату, пожала недоуменно плечами. – Но я точно запирала на два замка, я ж еще не…
И замерла, не закончив фразы, когда вошла в гостиную…
Признаки чьего-то пребывания со всей бросающейся в глаза очевидностью наконец явили-таки себя взору Алисы Юрьевны.
– Это что?… – обалдела она, глядя на зияющую дыру в стене.
Нераспечатанные коробки с ее вещами были сдвинуты в центр комнаты, освобождая свободный доступ к правой от входа стене. И вот в ней на уровне пола зияла дыра сантиметров двадцать длиной, высотой около восьми сантиметров, аккурат размером с высокий дизайнерский плинтус. Отпиленный кусок самого плинтуса валялся недалеко от дыры, посреди небольшой кучки мусора: опилок, мелкой бетонной крошки, обрывков какой-то бумажной упаковки типа пергамента, куска какой-то плотной ткани…
– Охренеть! – поделилась впечатлениями с самой собой Алиса и у себя же и спросила: – И что теперь?
Теперь, вообще-то, по всем правилам следовало вызывать полицию, чем она и занялась. Но родная полиция вызываться не стремилась и всячески отнекивалась, открещивалась. Алису долго мурыжили уточняющими вопросами, после чего предложили сфотографировать «место преступления» на камеру смартфона со всех ракурсов, после чего приехать самолично в отделение и написать заявление.
Да, сейчас! А расследовать за вас уголовные дела не надо? Оказалось, не надо, и товарищ капитан осерчал на такое ее предложение, строго попеняв разбушевавшейся гражданке. Возмущенная Алиса поднажала обещанием предать что-то там огласке, напомнила об уликах, еще чего-то наговорила дежурному своим особым академическим тоном – она умела, эдак по-ученому, весомо и со значением.
В общем, приблизительно через час полиция таки прибыла на «место преступления» и провела следственные мероприятия: то есть сняли отпечатки пальцев Алисы, обсыпали и извозюкали какими-то химикатами ручки-двери-косяки, сняв отпечатки возможных преступников, и принялись составлять протокол.
– Значит, вы, Алиса Юрьевна только что переехали в данную квартиру? – повторил очередной раз старший лейтенант, заполняя лист протокола.
– Да, – коротко подтвердила Алиса.
– И только что вернулись из командировки?
– Да, товарищ следователь, – ровненько, без эмоций в который раз повторила она и напомнила: – Документы о которой вам представлены.
– Представлены, – подтвердил старлей и продолжил опрос: – Что-то из ценных вещей пропало?
– Нет, не пропало, – тем же ровным тоном отвечала Алиса. – Из ценных вещей в этой квартире есть только компьютерная техника, рабочий стол, стул, холодильник и матрас. Все они, как вы могли удостовериться, находятся на месте и в полной исправности. Остальные ценные вещи я еще не перевезла.
– У кого есть ключи от вашей квартиры?
– Ни у кого. Только у меня. Я пока не передала запасные ключи никому.
– Хорошо, – кивнул старлей, проверяя уже написанное в протоколе. И вдруг задал вопрос, который до этого еще не задавал: – А какая фирма меняла вам замки после переезда?
– Я не меняла замки, – пожав плечами, сообщила Алиса.
И тут как-то разом все затихли. До этого момента находившиеся в квартире люди (участковый, вызванный для чего-то оперативниками, криминалист с помощником и соседка-бабулька в качестве понятой) шумно о чем-то переговаривались, передвигались по всей квартире – и вдруг разом замолчали, уставившись недоуменно на Алису.
– То есть как не меняли? – вкрадчиво-подозрительно переспросил старлей.
– Мне было некогда, – пояснила Алиса, – я провела здесь всего две ночи и улетела в научную командировку.
– Так, – сказал обескураженный старший лейтенант. Откинулся на спинку стула, побуравил хозяйку взглядом и повторил: – Так. То есть вы пользуетесь ключами бывших хозяев?
– Пока да, пользуюсь, – подтвердила Алиса.
– А кто у нас бывшие хозяева? – поинтересовался полицейский.
Под пристальным взглядом старлея Алиса поднялась, прошла к тумбе с документами, нашла и достала папку, в которой хранилась вся документация по квартире, и протянула ее лейтенанту.
Вся эта бодяга с протоколами, вопросами, подписями затянулась больше чем на час, за который Алиса уже сто раз успела пожалеть, что связалась с доблестной полицией, проникнуться неприязнью к старшему лейтенанту, дважды сварить на всю их компанию, исключая соседку, кофе и устать до разболевшейся головы.
– Поменяйте замки, – посоветовал ей, перед тем как выйти за дверь, криминалист.
– Да уж, – поддержал его старлей, – замки-то, Алиса Юрьевна, при переезде люди меняют прежде всего.
И в его ернической интонации отчетливо слышалось недоговоренное «нормальные люди».
– Обязательно, – пообещала она, захлопывая за ним дверь.
Собственно, как сказали полицейские, ничего страшного не случилось – скорее всего, бывшие хозяева вспомнили о своей «заначке», пришли и вытащили ту, не навредив и ничего не тронув у новой хозяйки, только прибирать за собой не стали, но вряд ли придут еще раз, даже для того, чтобы исправить эту оплошность. Так что Алиса Юрьевна смело может спать спокойно.
Но замки все же поменять не мешало бы.
Завтра. Она поменяет их завтра, а сейчас у нее сил не осталось даже на вожделенную ванну, хоть с отваром целебных трав, хоть без него. И на неспешный душ не осталось – так, быстро повозюкала себя мочалкой, кое-как вытерлась – и спать, спать! Рухнула на свой суперматрас и мгновенно отключилась.
Замки она поменяла и стену заделала, вернув на место плинтус. Не сама, понятное дело, а вызванные специалисты: слесарь и строитель, но не на следующий день, а в выходные. А утром, собрав кое-какие вещички, Алиса уехала пожить с бабулей и дедулей несколько дней.
Испытывая навязчивый внутренний дискомфорт при мысли о том, что какой-то посторонний человек свободно так зашел в ее квартиру, трогал и передвигал ее вещи… Неприятный осадочек. А еще она постоянно думала: а что бы делали те хозяева, вернее хозяйка – владелицей этой квартиры долгие годы была женщина. Ну так вот – что бы делала та бывшая хозяйка, обнаружив, что Алиса, как любой нормальный человек, сменила замки сразу же после того, как купила эту недвижимость? Наняла домушников? Или подошла к Алисе и попросила: «Вы знаете, я там небольшой кладик забыла, так, кое-какие вещицы на черный день, вы позволите мне раскурочить теперь уже вашу стену и достать их?»
Или не вещицы, а деньги, документы, ценные бумаги?
Алиса представляла этот дикий разговор и задавала себе вопрос: а что бы она ответила на эту просьбу? И как поступила? Да-да, конечно, пожалуйста – приходите, забирайте! Или что? Послала бы подальше и полицией пригрозила, а сама бы продырявила все стены в поисках клада забывчивой хозяйки, как Киса Воробьянинов стулья?
Что-то в этой истории не давало ей покоя. Что-то тут было не так, нелогично. Ну вот представьте себя на месте той женщины. Вот вы бы могли забыть при переезде нечто настолько ценное, что оно было специально запрятано в стене? Это как-то совсем с головой не дружить…
Правда, в жизни всякое бывает, люди такое порой могут учудить, что только диву даешься. Да и мало ли, какие мысленные процессы у той дамы в голове происходят. Она, кстати, так торопилась продать эту квартиру, прямо как от пожара сбегала, поэтому и цену такую заниженную поставила. Могла и забыть второпях. Хотя Алиса, общаясь с ней, не заметила, чтобы та была чем-то сильно взволнована или нервничала. Наоборот, держалась она спокойно, уверенно и с большим достоинством.
Или просто умеет владеть собой? В таком случае чего можно настолько испугаться, чтобы при столь высоком самоконтроле забыть важные ценности, замурованные в стене? Или кого?… Так, может, не второпях забыла, а от испуга?
На этом месте, как правило, Алиса себя останавливала – ну его, понимаешь, на хрен, так можно до таких страшилок додуматься и так себя накрутить, что впору продавать новое жилье и подыскивать что-то взамен.
Продавать и подыскивать у нее не было никакого желания и сил, да и надобности, в общем-то, тоже не наблюдалось.
А через пару дней горячесть происшествия подостыла и все виделось уже не таким странным и напряженным, а скорее комичным, чему в немалой степени поспособствовало общение с бабулей и дедулей. Особенно, когда они, сидя втроем за столом и попивая чай с бабушкиными пирожками, красочно обсуждали предполагаемую мизансцену, в которой дама вспоминает о своей заначке. И хохотали, подыгрывая друг другу, дополняя деталями эдакую фильму.
Мама жила с Никитой в его новой квартире под предлогом дизайнерского обустройства жилья. Никто и не сомневался вот ни разу, что именно так и будет, и полная сепарация Никитоса от матери – это утопия, в которую никто не верил с самого начала, кроме, понятное дело, самой Эммы, все так же любующейся собой в жертвенной роли, на сей раз роли матери, отрывающей от себя сына, отпуская того в самостоятельную жизнь. Да сейчас, не смешите родню, отпустит она от себя и из-под своего контроля Никиту. А страдания? А Я – Мать? Теперь еще и Мать Великого Артиста.
Но Никитос неожиданно явил маме характер и начало того самого ожидаемого «возмужания» и каким-то образом сумел отправить маман пожить в собственной квартире, узнав о чем, Алиса тут же быстренько собралась и смотала к себе домой.
За неделю история с извлеченным кладом практически забылась, перекочевав из разряда «пугающе и неприятно» в разряд веселых легенд, да и новый замок в двери вкупе с полной ликвидацией дыры в стене действовали успокаивающе. Алиса улетела на два дня на научную конференцию во Владивосток, где делегация от их института представляла большой научный проект. Возвращалась уставшая, но невероятно довольная, все было здорово: удачное представление проекта, общение с коллегами и учеными из других стран, интересные встречи и коллоквиумы за круглым столом. Да они обсуждать и спорить продолжали весь обратный полет и даже в Москве все остановиться не могли, из-за чего, вместо того чтобы разъехаться по домам, зависли в кафе после прилета.
И, поднимаясь в лифте на свой этаж, Алиса мысленно все продолжала нескончаемое обсуждение с коллегами, погрузившись в обдумывание доводов, аргументов и полученной интересной информации.
Но, выйдя из лифта на свою лестничную площадку, замерла, оторопев. Нет, на сей раз не из-за замков, с ними-то как раз все было в порядке. Ну, по крайней мере, визуально, а как на самом деле обстоят дела с запирающими устройствами, работают они исправно или нет, проверить в данный момент у Алисы не имелось никакой возможности, поскольку, опершись на ее дверь спиной, уронив голову на грудь и вытянув ноги, сидел прямо на полу какой-то парень.
– Так, – произнесла от растерянности и замешательства Алиса и повторила, но с другой интонацией, более решительной, подбадривая себя: – Так! – И окликнула сидевшего: – Молодой человек! Ау!
Парень не отозвался, не шевельнулся и никаким иным образом не дал понять, что услышал ее призыв. То ли был пьяный в хлам, то ли обколотый до изумления и зеленых человечков, бог знает. Алиса продвинулась на пару осторожных шагов вперед и принюхалась. Не, ничем таким особенным от него не пахло, по крайней мере, с такого расстояния. Откуда-то тянуло дорогим кофе (уж в кофе-то она разбиралась, безошибочно умея отличить дрянной напиток от качественного), еле уловимо пахло моющими-чистящими средствами… И больше вроде бы ничем. Нет, чуялся еще какой-то странный, непонятный запах, но на алкогольный выхлоп или что-то химическое он точно не походил.
Продвинувшись еще на полшага, Алиса присмотрелась. Прямо скажем, на маргинального вида личность этот парень определенно не походил вот ни разу. Очень дорогие кроссовки из последней коллекции известной фирмы. Никитос ей недавно показывал такие в каталоге и посмеивался, что платят не столько за качество, сколько за бренд. Брюки, кстати, той же фирмы и ценовой категории, да и куртка хоть и другой фирмы, но не менее высокого уровня. И несколько сопутствующих деталей… Например, состояние волос (свисавших сейчас длинной ухоженно-уложенной, стильно подкрашенной челкой, скрывая лицо) и явно дизайнерская стрижка, легкий аромат дорогого парфюма, который с этого расстояния Алиса смогла уловить, даже отполированные, покрытые бесцветным лаком ногти на безвольно лежавшей на ноге ладони – все вкупе говорило о том, что молодой человек со всей очевидностью относится к категории давно и добротно богатых людей.
Алиса, закинув небольшую дорожную сумку на плечо, чтоб не мешалась, подошла к парню и присела перед ним на корточки. И только с этого расстояния, оказавшись совсем близко, она смогла определить, что непонятный запах ей неприятно знаком: терпко-насыщенный, что-то органическое…
– Парень, – позвала Алиса и, не дождавшись никакой реакции, осторожненько потрясла его за плечо. – Эй, мужчина!
А он вдруг как-то неправильно-тяжело, неотвратимо, словно всей массой расслабленного тела, начал заваливаться на правый бок, и его безвольно раскрытая кисть соскользнула с ноги на керамическую плитку пола, издав неприятный костяной звук.
Алиса даже не попыталась его удержать, зацепившись остановившимся взглядом за одну существенную деталь: при падении полы куртки парня распахнулись, и она увидела, что на белоснежной футболке растеклось огромное бурое пятно, успевшее подсохнуть по краям прорези сбоку. Пятно крови.
Медленно, словно боялась спугнуть лежащего человека, Алиса поднялась, непроизвольно отступила назад и уставилась туда, где после его падения стала видна темно-бордовая лужа, натекшая под ягодицы и ноги парня. Смотрела, со всей отчетливостью понимая, что это кровь и что именно ее запах она почувствовала.
– Это что? – охрипшим от шока голосом спросила Алиса. – Ты что тут, помер, что ли, мужчина?
Почему-то он не ответил на ее прямой вопрос.
Четким мышлением ученого, привыкшего мгновенно осмысливать факты, когда того требовала необходимость и ситуация, она осознала сразу же, что этот молчаливый незнакомец окончательно и бесповоротно того, ну о чем она спрашивала…
Нервно, судорожно-громко втянув в себя воздух, словно задыхаясь, Алиса шумно сглотнула и заозиралась по сторонам.
– Так, – соображала она в некоторой легкой панике. – Что надо делать?
Делать, разумеется, надо обязательно, только что? «Звонить!» – обрадованно-облегченно вспомнила Алиса. Ну конечно, звонить, в полицию! А куда же! Нет, можно еще куда-нибудь позвонить, но лучше все-таки в полицию.
И одернула себя строго: не тупи, не паникуй!
Собралась в один момент. Смотреть на лежащего сломанной куклой мертвого парня она не могла – рассматривать с любопытством труп зрелище, прямо скажем, на любителя, к коим Алиса уж точно не относилась, – оттого и отвернулась, торопливо и потому неловко выкорчевывая из кармана куртки смартфон. Руку потряхивало, и аппарат криво-косо все барахтался в пальцах, никак не ухватывался правильно, не переворачивался, как надо, а освободить вторую руку и поставить дорожную сумку на пол она не сообразила.
«Да и на какой пол? – подумала вдруг она. – Туда, где лежит человек?»
В том смысле, что уже не человек? И эта темная лужа под ним…
Нет, не будет она ставить сумку на пол.
– Соседи! – разозлилась внезапно Алиса. – Где вас носит, когда вы нужны? Когда не нужны, так из всех щелей вас несет спросить-познакомиться, на каждом шагу по любопытствующему соседу…
С телефоном она все ж таки справилась: перевернула, активировала, как надо, и код разблокировки ввела… и зависла.
– А куда звонить-то? – тормознула на пару секунд. – Сто двенадцать же!
И искренне обрадовалась: хорошо, что не помню, значит, поводов нет помнить-звонить по экстренному номеру спасения от всего.
В этот раз никто не мурыжил ее по телефону. Стоило Алисе сообщить о трупе, поделившись с дежурным своими умозаключениями о том, что, скорее всего, это убийство, как ее четко, ровно и коротко расспросили по делу и предложили ожидать опергруппу, никуда не отлучаясь с места происшествия.
– Да куда я отлучусь? – устало заметила Алиса, закончив разговор. – За море-окиян, в царство славного Салтана?
После самых первых минут растерянности и легкого шока, нормальных для любого человека, найди тот труп на пороге своего дома, Алиса, привыкшая к разного рода экстремальным случаям и ситуациям, достаточно быстро успокоилась. Спустилась на нижнюю площадку, туда, где между этажами располагалось большое окно, освободилась наконец-таки от сумки, поставив ту на широкий подоконник, и сама уселась рядом, понимая, что надо ловить последние более-менее спокойные минуты.
