Текст книги "Как найти Феникса"

Автор книги: Татьяна Форш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Я осторожно выглянула из-за ее плеча и, тихо ойкнув, снова спряталась за спину: на пороге, замахнувшись топорами, стояли Афон и дед Олесь. А у них за спиной, в сгущавшихся сумерках, Митяй катался по двору на Борьке. Но тут жеребец, явно узнавший мою тетю, вдруг остановился, со всего маху шлепнулся на пузо и под протестующие крики мальчишки бодро пополз по траве за дом, загребая ногами, как веслами.

Мужчины переглянулись и, опустив топоры, снова уставились на подбоченившуюся Мафаню, в упор не замечая меня, прячущуюся у нее за спиной.

– Едрит-гидроперит! – первым рискнул заговорить Афанасий. – Василиса?! Но… что с тобой случилось? Неужто тебя Пепельный превратил в такую древнюю развалину? Заговор не подействовал, да?

– Заговор? А какой, заботливый ты мой? – пропела Мафа, явно закипая от злости из-за столь неожиданного комплимента. – Не этот: поперек света оборотись, через голову кувыркнись, в свою сущность возвратись?

После этих слов Афона точно утащил ураган. Раздался обреченный крик. Сгорая от любопытства, я выглянула из-за тетиного плеча и вытаращила глаза, глядя, как неведомая сила приподняла Афанасия в воздухе и принялась крутить волчком, попутно болтая во все стороны. Дед Олесь, чтобы не быть в эпицентре военных действий, по примеру Борьки упал в траву, шустро откатился под телегу и оттуда громко принялся читать какую-то молитву.

– Тетя, не надо!

– Васька, молчи! – рыкнула родственница, не удосужившись даже взглянуть на меня. – Пусть этот кудрявый научится уважать всех встретившихся ему на пути женщин, а не только тех, кого бы ему хотелось затащить на сеновал! Ууу, ирод!

А тетя, оказывается, не на шутку взбешена!

Меж тем Афону было плохо. Очень плохо. Он почти превратился в вертящийся шар, и я, как ни старалась, уже не могла разглядеть ни рук, ни ног. Доносившиеся до меня вопли сменил обреченный вой, заставляя сердце сжиматься от жалости и вины. Ведь, по сути, открой дверь я – ничего бы этого не случилось!

– Тетя, пожалуйста!

– Вася, замолчи! Трансформация уже началась! Ты сделаешь только хуже!

– Тетя! – Почувствовав в голосе слабину, я вцепилась в нее мертвой хваткой, отвлекая внимание от Афона. – Он не виноват! Просто за меня боится! А сейчас глянь как темно! Тетя, он не хотел тебя обидеть! Афон… он добрый! Он просто перепутал! Ведь мы с тобой действительно похожи! Он думал, что ты – это я, а я на «древнюю развалину» никогда бы не обиделась! Потому что я – не она! А если ты обиделась, значит, тебя это задело! Но почему? Ты считаешь себя старой? Да всем известно, какая ты красавица!

Тетя сморгнула, и светящиеся ведьминские глазищи погасли, снова становясь вполне человеческими. Слава богу! Если честно, никогда не была свидетелем так называемого «ведьминского взгляда» и дюже струхнула!

– Ладно! Будь по-твоему. – Тетя криво усмехнулась, снова взглянула на вертящегося в воздухе Афона (тот, если честно, уже даже стонать перестал) и махнула рукой. Бедолага со всего маху шмякнулся о землю, да так и остался лежать. – Так даже лучше!

Я не стала уточнять смысл последнего высказывания, скользнула у нее под рукой и бросилась к другу, уже понимая, что с ним что-то не так!

На голове Афона вместо привычных волос топорщились не то иглы, не то шипы; на спине разошлась рубаха, выпячивая зеленый гребень, а портки прорвались, являя миру чешуйчатый хвост. Жалко, лица не видно, хотя… задницей чую, что теперь у Афанасия не лицо, а…

А вдруг он вообще… того?

Я бы после таких кульбитов точно богу душу отдала!

Ой, мамочки!

Упав перед ним на колени, я вцепилась в остатки его одежды и в отчаянии затрясла.

– Афон! Очнись! Скажи, что ты живой! Ты же не можешь вот так меня бросить! Просто не имеешь права! Афанасий!

– Да живой я! Живой! – глухо раздался его ворчливый, но такой знакомый голос. От радости я вцепилась в него с утроенной силой и перекатила на спину.

Ну вот! Я так и знала!

– Афонюшка! Как же я за тебя испугалась! Скажи, с тобой ничего плохого, кроме хребта, хвоста и этой милой чешуйчатой морды, не случилось? – Я с искренним сочувствием уставилась в привычную жабью морду нашего Змея. Афон распахнул желтые навыкате глаза и только отмахнулся.

– Да все со мной хорошо, Вась! Только, видимо, с самогонкой перебрал. Ты мне примерещилась годков на дцать постарше. А потом будто меня что-то подкинуло, да так завертело, что… – И тут до него дошло. – Что ты сказала? Хребет, хвост и морда? Зе-зеленая? У меня что… снова все это отросло? Только не молчи! Скажи, что… что…

– Что у тебя снова появились чешуя, хребет и недлинный хвост? – елейным голоском вместо него закончила тетя. Подошла и, не смущаясь изумленно вытаращенных глаз Афона, присела с нами рядом. – И это если не считать мерзкой зеленой морды… Значит, ты – Афанасий? Тот самый?

Не получив ответа, тетя взглянула на меня, ожидая подтверждения.

– Тот самый! – кивнула я и взмолилась: – Тетя! Прошу! Не мучай его больше! Это он не со зла…

– Что – не со зла? – Глаза Мафани сощурились, заставив меня позавидовать деду Олесю, выглядывающему из-под телеги. – Что меня дважды старухой страшной обозвал? Понимаю! Только вот вопрос: кто из нас теперь страшный?

– Если учитывать то, что вы обе смотрите на меня как на бесплатный блошиный цирк, рискну предположить что… я? – Афон с опаской нащупал хвост, коснулся гребня, недоверчиво поглазел на когтистые руки, и тут до него дошло. – Твою ж… душу грешную! Я что, снова стал недоделанным змеем?! Из-за какой-то ведьмы предпенсионного возраста?! – Он подскочил и, покачиваясь на чешуйчатых лапах, выпрямился во весь свой заметно увеличившийся рост, закрыв над нами звездное небо. – И не надо на меня так сверкать своими зелеными ведьминскими глазами! Забыла?! Мне уже все равно! Я и так встрял по самые… – И мстительно закончил: – А все из-за ведьмы, у которой прогрессирующий маразм уже заменил склероз и ревматизм!

– Нет, ну каков нахал?! – Тетя поднялась, ничуть не испугавшись его налившихся кровью выпученных глаз. Боже, как же я соскучилась по нашему Змею! Наслушавшись за последние несколько дней нотаций и напутствий Афона, я сделала вывод, что его человеческая сущность не так интересна и явно проигрывает второй ипостаси! – Мало того что при дамах ругается, как портовый грузчик, так еще и недоволен той услугой, что ему оказали!

– Что-о-о?! – взревел Афанасий. Из-под темно-зеленых губ показались внушительные клыки, подсказывая, что наступил именно тот момент, когда нам надо начинать собирать вещи, плавно переходя на четвертую скорость. Дабы не злить Змея Подгорного! – Да какую такую услугу ты мне – ведьма бешеная – оказала, кроме того, что снова сделала уродцем? Да я, может, впервые в жизни влюбился! Да я, может, жениться хочу! Только какая дура теперь меня такого на порог пустит?

– А такую услугу! – холодно отчеканила тетя, будто не замечая взбесившегося чудища. – Рано тебе пока к своей влюбленности на порог мылиться! Сначала слово свое сдержи, товарищам помоги и выгоду искать перестань! А когда твоя человеческая сущность будет видна даже сквозь зеленую чешую – твоя любовь сама тебя найдет! Это я тебе говорю не как ведьма страшная, а как предсказательница мудрая!

– Да в каком месте ты мудрая?! – снова завелся Афон, но тетя его перебила:

– В месте фамилии! Марфа Премудрая я. Может, слыхал, а, жертва обстоятельств?

И тут Афона словно переклинило.

– Ма-ма-ма-мамочки вы мои! – наконец справился он с этим трудным словом. – Мафаня из рода Премудрых?! Неужели та самая??

– Вижу-вижу! Узнал! – прервала она поток его слов, подала мне руку и, дождавшись, когда я ее сожму, резко дернула, поднимая меня с травы. – А еще я родственница вот этой глупой девице! Васька, ну кто после бани на земле холодной сидит?!

Я снова бросила виноватый взгляд на Афанасия и, пожав плечами, тут же попыталась ей возразить:

– И ничуть она не холодная! – Нет, ну а чего? Как реальная помощь нужна, так никого! Иди, деточка, сама от своего муженька избавляйся! А как деточка справилась со всеми проблемами и перестала быть «деточкой» – нотации перед всеми читают! Где справедливость?! Знала бы, что она ко мне телепортнется, ни за что бы с ней на связь не выходила, заодно и Пепельного тогда бы не увидела…

Но мой протест остался незамеченным. Более того! Тетя вдруг получила неожиданную поддержку в лице деда Олеся, который, как я думала, уже мирно дремлет под телегой, но, как выяснилось, тот не дремал, а выжидал подходящего момента, чтобы потом примкнуть к стану победителей.

– Неправильно, девушка, ты рассуждаешь! Родственников слушаться надо! Особливо если они тебя старше! К тому ж у нас тут по ночам холодом от озера тянет. От душ неприкаянных. – Он с кряхтением выбрался из-под телеги. Оглянулся на темнеющий вдалеке лес, поежился и посоветовал: – Лучше вообще домой зайти.

– Да, дома лучше! – пискнул откуда-то голос Митяя. – Деда, а чудище зеленое теперь вместо Афанасия с нами будет? А оно не кусается? А эта тетя меня в какого-нибудь чебукарашку не превратит?

Все дружно обернулись, разглядывая мальчонку. Вывернув из-за угла дома, он тянул за собой упирающегося Борьку.

– Малец, а кто тебе сказал, что Афанасий в человеческом облике – настоящий? А может, его истинное лицо как раз такое? – улыбнулась тетя, бросив быстрый взгляд на Афона, и поприветствовала Борьку. – А вот и любитель «болтанки чашелистной»!

В ответ на это жеребец категорично помотал башкой и замер у Митяя за спиной, решив притвориться статуей.

– Ах ты, обжора беспричинная! Ах ты, проглот еремеевский! Ах ты, вша на поводке! Еще и башкой мотать научился?! – расхохоталась тетя и уже серьезным тоном произнесла: – Хочешь снова заговорить?

Жеребец настороженно прянул ушами, но подходить не спешил.

– Тогда быстро ко мне! – Тетя состроила грозное лицо. В ответ Борька выдал несколько па, но остался стоять на месте. – Боишься, значит, что я и из тебя то же самое сотворю, что сотворила с этим зеленомордым? Правильно! Бояться надо. Но в планах у меня пока этого нет, так что смело шагай ко мне. Или, может, ты не хочешь вновь научиться говорить? Тогда что я на тебя время трачу?

После этих слов Борька не выдержал, фыркнул, стряхнул испуганного мальчишку с удил и осторожно потрусил к тете.

– Значит, хочешь? Эх, и в кого ты такой разумный уродился? – Она ласково почесала ему за ухом, достала из пояса щепотку какого-то порошка и дунула им Борьке в морду. – Стань говорящим с ветром летящим, в небе парящим, как трехголовый ящер.

– А-апчхи, твою ж… чхи… да чтоб… чхи… В глаз-то зачем? – Борька зашелся в чихе и принялся кататься по траве, пытаясь копытами стереть налипший на морду порошок. – И вообще! За опыты над животными штраф полагается!

– Ах, и ты тоже недоволен?! – Тетя, пряча усмешку, уперла руки в боки.

Борька еще пару раз чихнул, потерся о траву и, вскочив, отпрыгнул от нее подальше.

– Так это не сон?! Я опять говорю, и вы все меня понимаете?!

– А ты думал, что это твои мысли так громко звучат? – Мафа снова нахмурилась и приказала: – А теперь брысь под навес овес жевать! И чтоб до утра ни звука мне!

– Сегодня самый лучший день! Я могу общаться с братьями по разуму! Я… – Борька хотел что-то сказать еще, но, видимо, решил не рисковать и покорно поплелся к навесу.

– Как у вас, госпожа, хорошо колдовать получается! – Дед Олесь воспользовался затишьем и возжелал познакомиться с гостьей поближе. – Меня зовут Олесь Веха. К вашим услугам, госпожа.

– Очень приятно! – Тетя с улыбкой посмотрела, как хозяин неумело приложился к ее руке, и предложила: – Так, может, все-таки в дом? Что-то и впрямь холодает.

– Конечно! Проходите, гости дорогие. Стол накрыт. Чем богаты, тем и рады! – Дед развернулся и зашагал к дому.

– А как же баня? – обиженно взревел Афон.

– Ты в ней уже все равно не поместишься! – усмехнулась тетя. Не слушая возмущенное бормотание Змея, взяла меня под руку и направилась вслед за хозяином.

Глава 3

В доме и впрямь было куда уютнее и теплее. Свечи сквозь матовые стекла светильников заливали комнату мягким, молочно-белым светом, отгоняя разглядывающую нас в окна ночь. Мне на миг даже показалось, что темнота за окнами плотная и живая.

– Вот тут я, сколько себя помню, век и коротаю. А раньше еще батька и мамка жили с братовьями. – Дед Олесь, сообразив, что гроза пронеслась мимо, теперь трещал без умолку, расхаживая по комнате. – Да только чума всех забрала в лихую годину. Теперь вот мы с внучком, да племяш иногда заходит… Жинка еще была, да сгинула. Говорят, призрак в Лиходеевском озере утопил. Правда аль нет, не знаю, до сих пор не нашли!

– И не найдут, если ты сам в это веришь. – Мафаня, довольно прицокнув, оценила котелок с картошкой, шмат сала, тарелку с огурцами и миску помидоров, щелкнула острым ногтем по стеклу наполовину пустой бутыли и недолго думая уселась во главе стола. Я под шумок примостилась сбоку. – Кто такой бред придумал? Призрака еще доказать надобно! А на бесплотное нечто – каждый грешить мастак!

– За призрака точно не скажу, он грех на душу принял али нет – не знаю. Но в том, что такое в наших местах имеется – побожусь! – Дед Олесь убежденно блеснул глазами. – Эта нечисть в нашем селе как раз незадолго перед исчезновением супружницы завелась!

– Почем знаешь? – недоверчиво буркнула тетя, сцапала кругляш уже остывшей картохи, наколола на вилку огурчик и аппетитно захрустела.

– Дык знаю, и все. На то мы и ведуны. – Хозяин подбоченился, хотел сказать что-то еще, но его перебил мальчишка, от нетерпения уже подпрыгивающий рядом:

– Вот! Я же говорил, что волчий призрак у нас на озере озорничает! Дед соврать не даст! Он как раз в тот год появился, когда жинка Головы укатила с полюбовником!

– Угу. – Тетя похрустела огурцом и подтянула к себе бутыль с… молоком? – Тогда вот вам сразу несколько вопросов. Отвечать на них надо быстро и доходчиво! Что случилось после бегства супружницы вашего Головы? Если вы – род ведунов, то как проморгали налет Пепельного на деревню? И как ты, старик, коли ты ведун, можешь не знать об участи собственной жены?

Последний вопрос задел деда Олеся за живое. Он нахмурился, ногой выдвинув из-под стола табурет, тяжело опустился на него. Взял нож и отточенными движениями прямо на дощатом столе принялся кромсать сало. Как только от шмата остались одни ломти, он начал резать красные бока помидоров. Наконец, когда кромсать оказалось больше нечего, он обвел нас ясными, совсем не старческими глазами.

– Значит, поговорить хотите, госпожа заезжая волшебница? – Он уставился на Мафу так, словно она сперла у него рубль в праздничный день, и угрюмо усмехнулся. – Что ж, можно и поговорить, раз хочется. Только не думай, что ты способна эти проблемы решить! Хотя… Чего уж тут… – Старик опустил глаза и, разглядывая изрезанную столешницу, вздохнул. – Не колдуны мы… С даром предвидения не больно-то с призраками повоюешь!

– Ладно, забыли. – Мафа тоже перестала изображать крутого спецмагагента. Тихо откупорила бутыль и, нюхнув левой ноздрей, опознала содержимое, чем и была несказанно обрадована. – Олесь, ты того, не серчай! Спасибо за хлеб да соль. Давай, может, по чарочке? Мне после баньки так самое то!

Дед задумчиво пожевал усы, с сомнением покосился на бутыль, нежно прижимаемую тетей к необъятной груди.

– А по чарочке не великовато ль будет? Все-таки на меду настоянная! Может, стопками обойдемся? Это я не оттого, что жадный, это я к тому, что побеседовать бы надобно, а разговор долгий намечается…

– Хочешь сказать, что я пить не умею? – Тетя заняла наступательную позицию. – Да я, если хочешь знать, такое экспериментальное пойло употребляла, ради прогресса науки, естессно, тебе и не снилось! И ничего! Жива!

– Это ты сейчас про почечуйник? – уточнила я, жуя уже остывшую картошку, не забывая макать ее в свежайшую сметану.

– И про почечуйник тоже! – кивнула тетя и приказала Митяю: – Давай, малец, метнись за стаканами!

Пацан покосился на деда, дождался кивка и бросился в сени.

– Ну, стаканы так стаканы! – Олесь вдруг усмехнулся в усы и неопределенно буркнул: – Может, так даже и лучше.

– Так всяко лучше! – Тетя не стала вдаваться в расспросы. Только уточнила: – Может, еще и квасок найдется?

Дед Олесь с тяжким вздохом поднялся…

Вскоре на столе появились запотевший кувшин с квасом и три стакана. Митяй уселся рядом с дедом и принялся уплетать нехитрый ужин. Тут скрипнула входная дверь, впуская убитого горем Афанасия. Оглядев нашу честную компанию, он скорбно поинтересовался:

– Я тут случайно услышал что-то про стаканы… и картошку… и квас… и вообще… – Он всхлипнул. – Вот вы, значит, как? Поизгалялись, чуть не убили и бросили ночью одного, холодного и голодного! Хорошо хоть, друг верный овсом поделился. Или думаете, что раз я снова Змеем стал, так, значит, не вашего поля ягода и могу овсом перебиться?

Я всмотрелась в печально выпученные глазищи Афона и пристыженно вскочила с места:

– Так мы думали, что ты сам решил пока в дом не заходить! Иди, садись на мое место!

– Кто думал, а кто рядом с такими друзьями на одном поле и… клад не закопает! – Тетя невозмутимо наполнила доверху два стакана, покосилась на шмыгавшего носом Змея и милостиво плеснула в третий. – Ладно уж, недоразумение ходячее, иди, выпей с нами чарку примирения, и забудем все наши разногласия. Все равно стаканов три, а Васька горюче-смазочные материалы у нас пока не употребляет!

– О, миль пардон, мадам! – Афанасий перестал стонать, прошел к столу и, плюхаясь рядом со мной прямо на пол, зло уточнил: – А о каких разногласиях идет речь? Может, об этих глазах или хвосте чешуйчатом? Или о зеленом цвете кожи?

– А что тебе не нравится? – мило улыбнулась ему тетя. – Могу сделать тебя желтым или красным. О, а может, лучше серо-буро-малиновым? В крапинку!

– Издеваемся? – Афон сгреб когтистой лапой пузырь самогонки и надолго припал к широкому горлышку. Когда белесой жидкости изрядно поубавилось, он громко рыгнул и отставил бутылку. – А мне все равно! Ну не быть мне человеком – и ладно! И не такое переживал! Да и тебе, мамаша, покоя больше не предвидится! Это я, ведьма страшная, как Змей Подгорный говорю!

– Вот таким ты мне больше нравишься, парниша! – Тетя никак не отреагировала на его угрозу, подняла стакан и, чокнувшись с дедом Олесем, сделала пару глотков. – Будешь достоин стать человеком по нутру, а не по ситуации – подмогну. А теперь сиди и помалкивай! Требуху набивай. – И кивнула притихшему деду Олесю: – Рассказывай, уважаемый, все, что ты хотел, чтобы мы знали.

Хозяин не спеша откусил огурчик, сосредоточенно им похрустел и в замешательстве пожал плечами.

– А чего рассказывать? Все и так всем известно, и в народе молва до сих пор ходит, успокоиться не может. Другое дело, вы-то не местные… Эх, не хотел бередить старые раны, да, видать, придется…

– Деда, а может, я начну? – Митяй под шумок слупил полкотелка картофана и теперь ерзал на стуле так, что явно рисковал нашпиговать свой тощий зад отборными занозами. – Ну можно?

– А, начинай! – Дед, как мне показалось, с облегчением махнул рукой и заново наполнил стакан. – А я пока посижу, подумаю.

– Ну вот, значится! Дело было пять лет назад. Я не больно-то помню, но говорят, в тот год засуха случилась, не вышептать какая, – затарахтел Митяй, словно опасаясь, что его остановят. – И цирк бродячий к нам пожаловал. А жинка Головы заприметила среди циркачей одного трюкача. Только это потом стало известно. Когда цирк уехал, хватились, а ее тоже след простыл. Голова любил ее сильно, ну и знамо дело – двоих детей одному-то на ноги поднимать несладко! Вот и запил.

Я едва сдержала усмешку. Надо же, такой маленький, а рассуждает так, будто ему сто лет в обед. И покосилась на тетю, но та предельно серьезно ему внимала:

– Ага. И цирк уехал, и клоунов не осталось. А Голову, я так понимаю, другого выбрали?

– Та не, тот же остался. Так-то он мужик толковый: ежели какие неприятности случатся, вмиг все наладит. Грех другого выбирать, – включился в беседу дед Олесь. – Что только наши поселяне ни делали, какими только травами его ни лечили – а все одно. Грусть-тоска съедает нашего Василя Силыча. И вот уж не знаю, откель сельчане узнали о знахарке пришлой, но решили, что с ее помощью вылечат нашего Васю от тоски. Да только еще хуже сделали.

– Потребовала в уплату эта ведьма заморская души детей его, – снова встрял мальчонка, но дед так цыкнул на него, что тот обиженно замолчал, а после и вовсе залез на печь.

– Цыц, мелюзга! Негоже байки чужие пересказывать. Скажу, как увидел все сам, а после решайте, правда это или ночное видение. – Олесь обвел нас взглядом и продолжил: – И впрямь та ведьмачка в уплату потребовала у Головы его деток, не то жизни, не то души, не то в услужение к себе. Голова, ясен перец, был под ентим делом и знахарку ту, вместе с советом старейшин, что ее привели, чуть с крыльца высокого не спустил. Отвоевал, значит, ребятишек своих, да чуть погодя сон его сморил. В общем, что произошло той ночью у него в доме – не знаю. Да только утром детей и след простыл. Впрочем, как и ведьмы. А с той поры объявился у нас на озере волк, как ночь черный, да русалка. Те, кто видел ее, говорили, что лицом утопленница на Анну похожа, дочку Василь Силыча. Вот и весь сказ.

Старик снова разлил самогон. Тетя и Змей подняли стаканы, звонко чокнулись стеклянными боками, осушили и дружно захрустели соленьями. Наконец Змей выдвинул свою гипотезу:

– Значит, как я полагаю, таинственный волк – это брат Анны?

– По всему выходит так, – осоловело кивнул старик, бросил взгляд в темноту, что плескалась за окнами, и затейливо обмахнулся кулаком, зигзагообразно начертав в воздухе знак оберега. – Вот эту ночь переночуем, и год можно жить да не тужить! А то, что племяш мой с невесткой именно накануне, это не просто так… Эх…

Из уголка его глаза скатилась слеза, да так и исчезла в морщинках, оставив лишь блестящий в свечном свете мокрый след.

– Так-так!

– Поподробнее, милейший! – Змей с тетей сказали это почти одновременно, переглянулись и снова разом заговорили: – Что не так с этой ночью?

Снова посмотрели друг на друга и хором рявкнули:

– Цыц!

Затем одинаково удивились:

– Это ты мне?

– Слушайте, а может, хватит говорить одни и те же фразы в унисон? Ну, честно, даже неинтересно стало. – Я сцапала пузырь с самогонкой и демонстративно спустила его под стол. – Вот когда снова научитесь внятно излагать мысли, тогда и получите назад!

– Ладно. Ты права, племяшка. Сначала дело, потом отдых. – Тетя хлопнула по столу рукой и наставила палец на Змея. – А ты даже не пробуй со мной бодаться!

– А я и не бодаюсь! Как бодаться с тем, у кого рогов по природе своей нет? – запальчиво выдал Афон и тоном работника царских спецслужб заявил: – Но я слежу за тобой! И твой провал станет моей победой!

– Да ради бога, – отмахнулась тетя и посмотрела на Олеся. – Так что не так с этой ночью?

Тот снова покосился в окно, посмотрел ей в глаза и пробормотал:

– Сегодня та самая ночь, когда свершилось черное колдовство Кудыки!

– Куды-куды… Чего?! – Услышав знакомое до боли имечко, я тоже заговорила так, словно перепила самогонки. – Чего-чего?! Как?!

– Ведьму звали – Кудыка! – подтвердил мои худшие опасения Олесь. – Не ахти, конечно, имечко, но зачем так реагировать? Так вот, рядом с ней я всегда чувствовал присутствие какой-то темной силы. Даже силы не из мира сего!

Значит, здесь были Кудыка и Пепельный! Куда ведет этот след?

– А как отработать это колдовство, ты не знаешь? – Мафа чуть прищурилась, и на дне ее глаз, блестящих огоньками свечей, зажегся азарт. Она, словно батюшкина гончая, взяла след.

– Если бы я точно знал, что дети мертвы, – я бы мог отпустить на небеса их души, а так… – Старик качнул головой и снова тяжело вздохнул. – Не знаю я такой волшбы. Правда, вычитал в свитках похожее колдовство, так там черным по белому сказано, что надо найти то место, где произошло такое колдовство, и просидеть там ночь, ничего не боясь! Ибо даже собственную смерть будешь ты переживать и, не убоявшись, – жить останешься.

– А чем мне в эту ночь грозит, например, прогулка до отхожего места? – влез в разговор Змей. Тетя, может, и хотела его осадить, но приняла уместность вопроса и посмотрела на деда Олеся.

Тот поморщился, словно ему только что нанесли тяжелую рану.

– В эту ночь происходит нечто нехорошее. Сегодня все селяне сидят дома и носу боятся высунуть в темноту, а я вот с вашими превращениями и перемещениями даже ставни не закрыл! А вдруг они сейчас стоят под окнами и смотрят на нас? – Старик снова обмахнулся защитным знаком.

Я почувствовала, как у меня по спине пробежался холодок. А вдруг на нас и впрямь кто-нибудь из темноты таращится?

– Ой, да ладно тебе переживать! – отмахнулась Мафа и снисходительно бросила: – Никто под окнами не стоит и не смотрит! Я на твою халупу заклятие одно хорошее наложила. Так что ты, вместо того чтобы страшилками заниматься, лучше покажи, где нам с пути-дороги кости бросить. Спать хочется – аж жуть! А вот завтра и подумаем, как беде вашей помочь!

Дед Олесь со Змеем смерили ее разочарованным взглядом, а высказываться пришлось, естественно, мне:

– Тетя, но ведь именно сегодня особая ночь. Может, попробовать, воспользоваться советом дедушки?

– И что ты хочешь? Прийти без спросу в дом Головы и переночевать там? Вот мужик удивится! – Тетя усмехнулась. – Нет, нет и нет! Мы не можем так рисковать! Тем более все это вилами на воде писано! К тому же слышали? Опасно сегодня в темноте гулять! Быстро спать! – Она поднялась и мило улыбнулась все еще недоверчиво пялящемуся на нее хозяину. – Так не найдется ли для гостей какой овчины?

Старик нехотя кивнул. Поднялся. Прошел к печи. Встал на табуретку и, по пояс забравшись на полати, чем-то там пошуршал и под недовольное бурчание уже прикорнувшего внука скинул на пол две подушки и два овчинных одеяла.

– Чем богаты! – А сам полез на печку под бок к Митяю.

– Сгодится! – Тетя подошла, прихватила одеяла, подушки и принялась сооружать постель в двух шагах от печки. Причем одно одеяло она использовала как матрас, а второе по его прямому назначению. Затем обратилась ко мне: – Ну, доня, чего сидишь, точно медом к табуретке примазана? Иди, ложись. Утро вечера мудренее! Это вас всех касается!

– Раскомандовалась! – Змей зевнул во всю пасть и растянулся прямо на полу.

– А тебя никто и не заставляет! – тут же отреагировала тетя. – Домашним животным место на улице!

– Это… что же получается? – Змей даже с кряхтением поднялся. – Это значит, после всех твоих неудачных магических опытов я еще и домашнее животное? И долго я буду терпеть такое поведение от престарелой злопамятной «бабы-яги»? А все из-за того, что я тебя с Васькой перепутал? Да?

– Не-е-ет! Что ты! Я не злопамятная! Просто злая и у меня память хорошая! – звонко расхохоталась тетя. Я заметила на дне ее зеленых глаз разгорающееся свечение и мысленно пожелала Змею удачи. – Обожаю, знаешь ли, когда кудрявые толстяки называют меня старухой. Прям тащусь, как питон по гвоздям!

– Фу! Мадам! Откуда у колдуньи с таким известным именем такой портовый лексикон? – Змей явно рисковал. Причем сильно! – Теперь понятно, в кого пошла Василиса с ее-то воспитанием! И это, прошу заметить, она сейчас на порядок воспитаннее вас будет. А все потому, что те несколько недель наших совместных путешествий не прошли для нее даром.

– Ах, значит, я не умею детей воспитывать?! – Тетя подбоченилась, а ее глаза и вовсе превратились в два горящих мертвенным светом фонаря. – Отлично! Вот заодно и проверим на тебе! Путь наш будет долог… Кстати, команда была спать! И… закрой за собой дверь с той стороны!

– Не дождешься, ведьма злая! Я тебе не жертва, типа Василисы! Я ухожу! – Змей развернулся на сто восемьдесят градусов, тяжело протопал к двери и так жахнул ею, что с притолоки отвалилась прибитая подкова.

Мы с тетей услышали, как под лапами Афанасия захрустели старые ступени крыльца и глухо хлопнула калитка.

– Будет знать, на кого свою клыкастую пасть разевать! – наконец отмерла она. Улеглась на импровизированную кровать и, сложив руки на одеяле, посмотрела на меня. – Ну а тебе чего, особое приглашение нужно?

– Знаешь… – Я покусала губы, пытаясь сдержать все то, что рвалось из меня наружу. Не получилось… – Ты не права! Ты не имела права обижать моих друзей! И я тебя сюда не звала! И… да! Из тебя плохой воспитатель!

На тетю было жалко смотреть. Ее ведьмин взгляд потух, и она часто-часто заморгала. Так, словно собиралась заплакать. Только в ее голосе по-прежнему оставались командные нотки.

– Доня! Немедленно скажи, что твои слова следствие нервного переутомления. Или я…

– Или ты – что? – Я прищурилась, чувствуя, как раздражение, обида сменились гневом. Вот почему? Зачем она так со мной?

– Или я… Боженьки ты мой! – Тетя вытаращилась на меня так, словно увидела призрака. – Это чего такое? А? Ну-ка быстро говори – чего это такое, а?

Плавали, знаем! Тетя – актриса от бога! Виновата, а признаться невмоготу! Вот и устроила цирк!

– Самогонка это, на белене настоянная! Пойду прогуляюсь! – и, не слушая угроз тети по поводу ремня, угла, гороха, я прошагала к двери, распахнула ее и вышла в ночь.

Никакой жути во дворе меня не поджидало. Просто ночь. Ароматная от скошенной травы и летнего зноя, теплая, как бархат папенькиного одеяла, мелодичная от оркестра сверчков, лягушек и ветра в камышах, разноцветная от огоньков светлячков и рассыпанных щедрой рукой по небу самоцветов-звезд.

Просто ночь!

За спиной послышались вопли Мафани, и я, дабы не усугублять нашу ссору, бросилась бежать по невидимым в темноте, но таким ощутимым под ногами грядкам, к распахнутой настежь калитке. Вдруг получится догнать Афона?

Отбежав к деревьям, я остановилась. Я видела, как по двору ходит Мафаня. Уже не ругаясь, она только просила меня вернуться, но я не вняла просьбам. Постояв немного, развернулась и пошла вперед куда глаза глядят.

Я не хотела этой ссоры. Не хотела того, что произошло. Я понимала, тетя переместилась ко мне, чтобы помочь. Чтобы в тяжелые для меня дни я была не одна. Чтобы я чувствовала поддержку. Но! За то время, пока мы с Ником и Афоном искали кольцо, я незаметно для себя изменилась. Я стала взрослой, я научилась отвечать за принятые мной решения, и мне больше не нужны были няньки.

А еще – мне очень не нравится, когда обижают моих друзей! Тем более что их так мало!

Село и впрямь точно вымерло. Может, жители действительно боялись выйти на улицу из-за «страшной ночи», а может, мы настолько увлеклись ссорой, что совсем позабыли о времени и селяне уже попросту спят.

Я прошла по главной улице, сопровождаемая редким бреханьем собак, постояла у большого дома (надо полагать, Головы) и, не заметив ничего подозрительного, уже собралась вернуться в избу деда Олеся, как вдруг над головой что-то просвистело, клинком разрезав ночной воздух. Чувство, что за спиной кто-то стоит, пришло внезапно, заставив меня поспешно развернуться.