Текст книги "Все его жены"

Автор книги: Таррин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– С удовольствием, – радостно откликается она. – Я не из Орегона. Переехала сюда к мужу, и друзей пока немного.

– А откуда вы? – Я наклоняю голову набок, пытаясь вспомнить, рассказывал ли Сет.

– Юта.

По коже бегут мурашки. Сет тоже из Юты. Они с Ханной были знакомы, когда он там жил? Невозможно. Это первая жена – Вторник, и в Юте он был с ней. У Сета и Ханны большая разница в возрасте, вряд ли они учились вместе в школе.

Ханна достает из заднего кармана телефон, и я диктую ей свой номер.

Я иду в прихожую и надеваю туфли. Мне вдруг невыносимо захотелось уйти. О чем я вообще думала? Сет мог заехать домой в обеденный перерыв и обнаружить меня с Ханной. Что бы он сказал, обнаружив вместе двух жен? Я подхожу к входной двери и наклоняюсь поправить завернувшийся задник туфли. И вдруг вижу на полу возле окна осколок стекла – длинный и зазубренный. Поднимаю его и зажимаю в руке. Из стены торчит пустой гвоздь, там когда-то висела картина. Я поворачиваюсь и показываю стекло Ханне.

– Оно было на полу. Можно порезать ногу…

Она благодарит и забирает у меня стекляшку, но я замечаю, что у нее покраснела шея.

– Наверное, это от фотографии, которая там висела. Она упала со стены.

Я киваю. Бывает. Но потом, когда она отводит руку, осторожно зажав осколок двумя пальцами, я замечаю у нее на предплечье несколько внушительных синяков. Они только становятся синими. Я быстро отвожу взгляд, чтобы она не заметила, и открываю дверь.

– Тогда до свидания.

Она машет рукой и закрывает дверь.

Всю дорогу к машине я думаю о ее синяках. Похожи ли они на следы пальцев? Нет, – убеждаю я себя. – Ты выдумываешь.

5

У меня едва остается время вернуться в отель и принять душ, прежде чем встретиться с Сетом за ужином. Я вела машину рассеянно и едва не врезалась в почтовый фургон, остановившийся на светофоре. Ханна, Ханна, Ханна. Ее лицо проплывает перед глазами. На мне его любимое черное платье, обтягивающее во всех нужных местах, а волосы свободно лежат на плечах. Под платьем белье, купленное сегодня днем. Кружево натирает кожу, я представляю в таком же комплекте Ханну и мысленно сравниваю себя с ней. Нас ждет прекрасный вечер, напоминаю я себе. Мне не терпится наверстать украденные дни. Это немного напоминает измену и потому особенно меня возбуждает. Возможно, до Ханны мне далеко, но он предпочел провести вечер со мной. Я звоню Сету уточнить время бронирования, и достаточно одного звука его голоса, чтобы согреться.

– Сколько ты потратила? – спрашивает он.

Разумеется, он шутит. Ему нравится изображать бережливость, когда я трачу деньги, но он всегда просит показать ему, что я купила, и комментирует покупки. Я действительно интересна мужу, а это редкость.

– Много, – отвечаю я.

Он смеется:

– Жду не дождусь встречи. Весь день отвлекался от работы, думал о сегодняшнем вечере.

– Приедешь сюда или тебя встретить?

– Встретимся там. Ты привезла мое любимое черное платье?

– О да, – улыбнувшись, отвечаю я.

У меня до сих пор бабочки в животе, когда мы разговариваем по телефону. Иногда мне сразу становится легче: достаточно только услышать глубокий голос Сета, и я уже полностью принадлежу ему. Но сегодня я слушаю его без эмоций, чувствую легкий сбой в голове. Мы поддразниваем друг друга, как обычно, но я не ощущаю привычных эмоций. Возможно, кода я увидела Ханну, другую жену, во мне что-то изменилось. Заставило осознать ситуацию, от которой я эмоционально изолировалась. Этот ребенок. Их поездка в Мексику. Их дом. Жаль, нет времени выпить, – печально думаю я, забирая пальто с сиденья.

Когда я останавливаюсь около портье, Сет уже ждет меня у входа. Ресторан старомодный и романтический – место, где образуются новые пары и воссоединяются старые. Меня восхищает, что он выбрал для нашего свидания именно это место: ничего помпезного, без белых льняных скатертей и официантов в длинных передниках. Сотрудница ведет нас к столику в углу, я занимаю место лицом к окну. Вместо того чтобы сесть напротив, Сет опускается рядом.

Я оглядываюсь по сторонам, чтобы посмотреть, как реагируют окружающие. Убедившись, что никто не показывает пальцами и не смеется, я расслабляюсь.

– Никогда не думала, что стану той самой девушкой, – говорю я, делая глоток воды.

– Мы всегда над ними смеялись, помнишь? – ухмыляется Сет. – Над странными парами…

Я улыбаюсь:

– Да, но теперь мне тебя все время мало. Возможно потому, что приходится делиться.

– Я твой, – просто говорит он. – Я так тебя люблю.

Голос кажется пресным. Неужели он звучал так всегда? Ты себя накручиваешь, придираешься к мелочам, – убеждаю я себя. – Это не он изменился, а ты.

Сложно не задаваться вопросом, насколько часто он говорит это остальным. В голове возникает лицо Ханны, меня охватывает неуверенность. Именно поэтому Сет нас и разделяет – чтобы мы циклились не на ревности и друг друге, а на отношениях с ним. Я сдерживаю чувства. Как всегда: отделяю, организовываю, расставляю приоритеты.

Сет заказывает стейк, я предпочитаю семгу. Мы обсуждаем больницу и новый дом, который он строит на озере Освего для пожилой актрисы. Это все до банальности нормально: типичная женатая пара обсуждает детали своей жизни. Мне почти становится лучше, вино смягчает острые углы тревоги, пока в ресторан не заходит молодая блондинка с младенцем на руках. У завернутого в одеялко ребенка видно только макушку с прядями темных волос. Меня охватывает горячая, удушливая ревность. Я не могу оторвать от нее взгляда. Спутник женщины суетится вокруг, нежно к ней прикасается и заботливо обнимает ее рукой, пока они вместе любуются своим крошечным созданием. Меня пробирает дрожь, я пристально смотрю на них, чувствуя знакомый прилив боли. Они так близки, потому что у них ребенок. Хотя это правило работает не для всех. У многих людей есть общие дети и больше ничего. Но я не могу перестать думать о Ханне и Сете – у них будет то, чего никогда не будет у меня.

Сет замечает, куда я смотрю, и берет меня за руку.

– Я люблю тебя, – говорит он, обеспокоенно глядя на меня.

Иногда мне кажется, что он понимает, когда я думаю о них, других женах, и спешит меня успокоить. Словесная поддержка для второй, бесплодной жены. Ты не смогла дать мне то, чего я желал сильнее всего на свете, но все же! Я очень тебя люблю.

– Знаю, – вздыхаю я, печально улыбаясь, и отвожу взгляд от счастливой семьи.

– Мне достаточно тебя, – уверяет он. – Ты ведь понимаешь?

Мне хочется наброситься на него, спросить: если меня достаточно, то почему у тебя скоро родится ребенок от другой женщины? Почему вообще есть другая женщина? Но я сдерживаюсь. Не хочу быть слезливой истеричкой. Моя мама была истеричкой. Я выросла, глядя на несчастное лицо отца, слушающего ее бесконечные крики, и мне было его жаль. С возрастом ее язвительность только усилилась, как и глубокие морщины на папином лбу. Его лицо напоминало изношенный кусок кожи, ее же лоснилось от ботокса и филлеров.

– Выглядишь расстроенным, – замечаю я.

– Прости, – извиняется он. – Тяжелая неделя на работе.

Я сочувственно киваю:

– Могу ли я чем-то помочь?

Сет смотрит на меня мягким взглядом. С сексуальной полуулыбкой берет за руку.

– Я сам выбрал такую жизнь. И справлюсь. Но я беспокоюсь о тебе. После…

– Волноваться не о чем. Со мной все в порядке, – обнадеживающе киваю я. Явная ложь! Если бы он не был отвлечен остальными, вполне понял бы это. Я не в порядке, но можно все изменить. В моменты слабости мне думается, что неплохо было бы поговорить с ним о своих сложностях, но у него достаточно собственных. К тому же, если Ханна справляется, справлюсь и я. Она ждет ребенка от мужчины, у которого несколько жен, но не проявляет никакого беспокойства. Наоборот, выглядит счастливой. Потом я вспоминаю синяки на ее руке, сиреневые отметины, сливово-темные, напоминающие пальцы, и мои глаза сужаются.

– Что? Что такое? – спрашивает Сет. – Твои брови…

Его рука находит под столом мое бедро, легонько сжимает, и я ощущаю покалывание между ног. Как обычно, мое тело предает разум; никакой дисциплины. Если дело касается Сета.

– Что брови? – уточняю я, хотя прекрасно понимаю, о чем речь. Просто хочу опять услышать это от него.

– Ты хмуришься, а потом кривишь губы, будто хочешь, чтобы тебя поцеловали.

– А может, и правда хочу! Тебе не приходило такое в голову?

– Приходило, – соглашается Сет, наклоняясь, чтобы меня поцеловать, и прижимается ко мне мягкими губами. Я близко ощущаю его запах, и у меня вдруг появляется желание, чтобы он увидел мое новое белье. Хочется понаблюдать, как в его глазах будет разгораться страсть, прежде чем он уронит меня на кровать. Хорошо, когда ты хочешь собственного мужа и радуешься его желанию, – думаю я.

Мы продолжаем самозабвенно целоваться, как пара подростков, и вдруг слышим неподалеку женский голос – презрительный, немного раздраженный. Сет отстраняется, чтобы посмотреть через плечо, а перед моим затуманенным взглядом по-прежнему лишь кровать в отеле.

– Любовная ссора, – сообщает он, поворачиваясь ко мне. У него за спиной в баре ругается какая-то пара.

Я вожу пальцем по краю бокала и наблюдаю за выражением его лица. Он сосредоточенно смотрит на свой бокал с водой и явно пытается услышать, что именно они говорят. Кажется, он наслаждается звуками их голосов, искаженных от напряжения. Пытаюсь понять, принимает ли он чью-то сторону, но нет – он просто слушает. Мы с Сетом ругаемся редко. Возможно потому, что мне привычно заставлять себя быть такой покорной. Видела ли я хоть раз, чтобы он терял терпение? Или был настолько рассерженным, чтобы ударить? Схватить? Толкнуть?

– Сет, – не выдерживаю я. – А ты со своими часто ссоришься?

Вино развязало мне язык, и фасад равнодушия постепенно разрушается. Я наблюдаю за лицом мужа.

Он избегает моего взгляда:

– Все ссорятся.

– Да, я понимаю. – Мне уже наскучили его ответы. – А из-за чего именно вы ссоритесь?

Сету явно неудобно, он тянется за бокалом. Разумеется, бокал пуст, и муж оглядывается вокруг в поисках официанта, чтобы смягчить мой вопрос алкоголем. Я не свожу взгляда с его лица. Мне нужно знать.

– Из-за обычных вещей.

– Почему ты такой уклончивый? – настаиваю я и ударяю пальцами по столу. Меня охватывает злость. Я редко задаю вопросы, а если задаю, то заслуживаю ответа. Заслуживаю за собственную кротость. У меня непростая роль.

– Слушай, у меня правда была очень тяжелая неделя. Я хотел побыть с тобой, от всего отвлечься. Мне лучше наслаждаться общением с тобой, чем заново переживать ссоры с ними.

Я смягчаюсь. Прячу под стол руки и примирительно улыбаюсь. Сет расслабляется. Действительно, неразумно. Зачем тратить наше совместное время на обсуждение других отношений, если можно сосредоточиться на укреплении нашей связи? Имеет смысл прогнать сейчас из головы Ханну с ее синяками.

– Прости, – говорю я. – Хочешь еще выпить или пойдем?

Сет заказывает еще две порции. Когда нам приносят напитки, смотрит на меня с выражением глубочайшей вины.

– Что такое? Я знаю этот твой взгляд. Говори.

Он с тихим смешком наклоняется ко мне, чтобы поцеловать в губы.

– Ты так хорошо меня знаешь!

Я откидываюсь на гладкую кожаную спинку дивана и жду плохих новостей.

– Вообще-то, мне правда нужно с тобой поговорить.

– Хорошо…

Я наблюдаю, как он делает новый глоток виски, тянет время, подбирает слова. Если он давно собирался сказать мне что-то плохое, то должен был продумать речь заранее. Я начинаю раздражаться при мысли, что он пригласил меня сюда только для того, чтобы подготовить к плохим новостям.

– Дело в Понедельнике.

Внутри все сжимается, меня охватывает паника. Неужели он узнал, что я была у Ханны? Я облизываю пересохшие губы, уже придумывая, как буду перед ним оправдываться.

– Понедельнике?

– С ребенком все в порядке. Пока. Но я подумал, что ехать нам с тобой с отпуск в этом году – плохая идея. Из-за ее беременности и…

Он умолкает, не закончив фразу, и мне остается лишь ошеломленно на него смотреть. Дела не так плохи, как я полагала, но все равно плохи.

– Почему? – вырывается у меня. – Какая разница? Мы можем поехать до родов.

– К сожалению, нет, – возражает Сет. Подходит официант, и Сет передает ему карту, не глядя на счет. – Мне придется взять отпуск, когда родится ребенок. Я не смогу уехать. К тому же очень много дел на работе. Я должен быть там.

Складываю руки на груди и смотрю в окно, вдруг перестав чувствовать себя особенной и любимой, как несколько часов назад. Теперь я ощущаю себя выброшенной, нежеланной. Это не я жду от него ребенка – она и потому мои нужды менее значимы. Господи, он позвал меня в Портленд, чтобы смягчить удар! Внезапно осознаю: все это – нежные слова, флирт, приятный ужин – вовсе не романтическая поездка, а банальная манипуляция.

– Я многим пожертвовала, Сет, – начинаю я и чувствую, как меня раздражает горечь в собственном голосе. Мне не хочется вести себя как капризное дитя, но украденное время – невыносимо.

– Знаю. Мне больно тебя об этом просить, – признает он.

Я теряюсь. Он словно вразумляет ребенка, пытаясь призвать его к порядку.

С тревогой смотрю на Сета, пытаясь преодолеть желание наброситься на него и сказать что-нибудь обидное.

– Просить? Складывается впечатление, что ты просто ставишь меня перед фактом.

Начинается дождь, и какая-то пара спешит из ресторана к парковке. Я наблюдаю за ними и пытаюсь представить, каково это – быть с мужчиной, который хочет только тебя. До Сета у меня имелся совсем небольшой опыт отношений. Я была из тех серьезных студенток, которые избегали парней, чтобы сосредоточиться на учебе. Будь я поопытнее, то, может, и не согласилась бы с такой легкостью на предложенную Сетом жизнь.

– Ты же знаешь, что это не так, – возражает он, протягивая ко мне руку, но я убираю ладонь, опустив ее под стол, себе на колени. Глаза наполняются слезами.

– Я хочу уйти, – уверенно произношу я и вижу, что у Сета даже хватает наглости нахмуриться.

– Ты не можешь вот так убежать. Нам надо все обсудить. Так работают отношения. Когда я женился на ней, ты знала о возможных последствиях. И согласилась.

Я в такой ярости, что вскакиваю, выбираюсь из-за стола, опрокинув по дороге пустой бокал, и спешу к двери. Слышу, как он кричит мое имя, но теперь меня уже не остановить. Мне нужно побыть одной, все обдумать. Как он смеет читать мне нотации о браке?! Он-то идет самым легким путем.

6

На следующее утро я просыпаюсь от звука открывающейся двери. Я так спешила попасть в кровать, что даже забыла повесить табличку «Не беспокоить». Слышу осторожное «Уборка номера…» и сдавленно откликаюсь: «Позднее!» Жду, когда дверь снова закроется, переворачиваюсь в кровати и вижу семь сообщений и пять пропущенных звонков от Сета. Если бы я звонила столько раз, когда он пропал, то выглядела бы неуверенной и привязчивой. Выключаю телефон, не читая сообщений, и слезаю с кровати, чтобы собрать немногочисленные вещи. Я хочу домой. Эта поездка оказалась ошибкой. Мне нужно скорее оказаться в своей уютной квартире, где в холодильнике ждет холодная бутылка колы. Там я смогу забиться под одеяло и не вылезать, пока не придет пора возвращаться на работу. Мне хочется позвонить маме или Анне и рассказать им, что случилось, но тогда придется открыть всю правду, а к этому я еще не готова. Уже по дороге в холл я вспоминаю о Ханне и чувствую внезапное желание ее увидеть. Она единственная, кто знает, что это за пытка – делить с кем-то собственного мужа. Отправляю ей сообщение и спешу к парковке. Вчера вечером я настолько расстроилась, что забыла, где припарковала машину. Обхожу ряды автомобилей, передвигая тяжелую сумку вперед-назад по руке. Когда наконец нахожу свой и открываю дверь, то вижу букет лавандовых роз на переднем сиденье и открытку на руле. Перекладываю их на пассажирское сиденье, не читая открытки, сажусь в машину и завожу мотор. Мне не нужны его цветы и открыточные извинения. Мне нужен он: его внимание, его время, его благосклонность. Уже почти выезжаю на шоссе, моментально забыв о сообщении, отправленном Ханне, когда приходит новое смс. Я спрашивала, не хочет ли она встретиться на поздний завтрак, пока у меня есть такая возможность. От ответа сердце начинает биться сильнее.

«С удовольствием! Встретимся в 10 в «Орсон’с»? Вот адрес».

Вбиваю в телефон адрес и резко разворачиваюсь. Сегодня утром, выходя из номера, я едва посмотрелась в зеркало. Дожидаясь зеленого сигнала на светофоре, я опускаю солнцезащитный козырек, открываю зеркало и изучаю собственное лицо. Бледное и безжизненное, с опухшими от вчерашнего плача глазами. Копаюсь в сумочке в поисках помады и быстро крашу губы.

«Орсон’с» – скромная забегаловка. Над дверью – крупная вывеска с печатными буквами. В букве «О» дыра размером с мячик для гольфа и паутиной трещин вокруг. Захожу внутрь, где стоит насыщенный запах яиц и кофе, и оглядываюсь в поисках свободного столика.

Местечко переполнено людьми, которых я никак не могу представить друзьями Ханны. Ирокезы, розовые волосы, татуировки. У одной женщины семь сережек только на лице.

Нахожу столик у окна, откуда видно дверь, и кладу сумку на пустое сиденье напротив. Я слишком часто бывала в кофейнях, где отчаявшиеся люди пытаются стащить стулья. Ханна заходит минут через десять, в красном платье и блестящих черных туфлях. Волосы собраны на затылке, но некоторые пряди падают на лицо, словно их растрепало ветром.

Она с измученным видом присаживается к столику и заправляет пряди за уши.

– Прости, опоздала. Когда получила сообщение, только выходила из душа.

Она снимает солнцезащитные очки, кладет на стол, и складывает пальцы на переносице.

– Болит голова? – спрашиваю я.

Она кивает:

– Нехватка кофеина. Я пытаюсь от него отказаться, но сегодня, думаю, выпью чашечку.

– Я могу принести нам кофе, если ты скажешь, чего еще хочешь, – предлагаю я, поднимаясь с места. У меня возникает внезапный порыв ее защищать. Она кивает, оглядываясь вокруг:

– Да, иначе мы рискуем потерять столик.

Она говорит мне заказ, я иду к кассе и становлюсь в очередь. И в этот момент меня прошибает пот. Что я творю? Это что, месть Сету? Нет, – убеждаю я себя, продвигаясь ближе к кассе. – Это поиск друзей по интересам. Мне необходимо понять себя, а единственный способ – познакомиться с женщиной, сделавшей аналогичный выбор. Вряд ли мне удастся найти себе группу по полигамии, наподобие кружка для молодых матерей.

Делаю заказ и несу к столику табличку с номером. Ханна грызет ногти и рассматривает кофейное пятно.

Бросаю взгляд на ее руку, где вчера видела синяки. Они превратились из сиреневых в светло-синие.

Она ловит мой взгляд и прикрывает их рукой с идеальным маникюром.

– Несчастный случай, – объясняет она.

– Похоже на следы от пальцев, – небрежно замечаю я. Она выглядит ошарашенной. Вглядываюсь ей в глаза – безупречно-синие, словно нарисованные, с мастерски накрашенными ресницами. Все слишком идеально. Когда все настолько идеально, что-то не так.

Дожидаясь заказа, мы обсуждаем еще одно изменение в доме, которое она мечтает произвести, но процесс тормозится из-за мужа. Я мечусь между симпатией и ненавистью, продолжая улыбаться и кивать. Какая неблагодарность – жить в таком красивом месте и быть вечно недовольной! Конечно, она уже измотала Сета своими требованиями. Думаю, скоро он мне все расскажет, спросит, что я думаю о ее идее. Сет всегда обсуждает со мной подобные вещи, даже как будто спрашивает разрешения. Разумеется, я посоветую ему удовлетворить ее желание. Это представит меня в выгодном свете. Внезапно Ханна меняет тему, начинает расспрашивать меня о моей квартире и о том, как я ее обставила. Ее интерес смущает меня, сбивает с толку. Чувствую облегчение, когда нам приносят еду и напитки. Смотрю на свой омлет и размышляю, что, будучи одна, я бы заказала нечто куда менее полезное. А сейчас мне отчаянно хочется рассказать ей что-нибудь личное.

– Вчера вечером я узнала, что муж мне изменяет.

У Ханны из рук выпадает вилка. Со звоном опускается на тарелку и соскальзывает на пол. Мы обе озадаченно смотрим на нее.

– Что? – спрашивает она. Реакция настолько замедленная, что становится почти смешно.

Я пожимаю плечами:

– Не знаю, что делать дальше. Прошлым вечером мы поругались, и я ушла.

Ханна опускает голову и наклоняется, чтобы поднять вилку. Вместо того, чтобы попросить новую, она достает из сумки антибактериальную салфетку и начисто вытирает прибор.

– Мне очень жаль, – говорит она. – Господи, а я тут болтаю про… Мне правда жаль.

Она кладет вилку на место и смотрит на меня.

– Серьезно, это ужасно. Не представляю, как бы я справилась. Как ты вообще держишься?

– Не знаю, – честно признаюсь, слегка пожимая плечами. – Я люблю его.

Ханна кивает, словно этого ответа достаточно.

Она разглядывает меня, забыв о своей тарелке с яичными белками. Она почти не прикоснулась к еде. Мне хочется сказать ей, чтобы она поела, ведь в ней растет ребенок.

– А я беременна, – произносит она.

Изображаю удивление. Особенно стараться не приходится, я действительно изумлена, что она рассказала это мне, абсолютно чужому человеку.

Опускаю взгляд на ее живот, плоский и упругий.

– Срок еще небольшой, – объясняет она. – Я никому не рассказывала.

– А… мужу? – уточняю я. Хотя хочется спросить: – Нашему мужу?

– Да, – вздыхает она, – он знает.

– И как… Он счастлив?

Разумеется, ответ мне прекрасно известен – Сет на чертовом седьмом небе, но я хочу услышать об этом из уст Ханны. Как она видит восторг моего мужа?

– Он счастлив.

– Ты чего-то недоговариваешь, – резюмирую я и бросаю на нее выразительный взгляд. Мама терпеть не может эту мою черту, считает меня слишком прямолинейной. Но Ханну мое заявление, похоже, не смущает. Она вытирает рот салфеткой и вздыхает.

– Да, так и есть. Мне нравится твоя прямота.

Я прикусываю щеку, чтобы сдержать улыбку.

– Так в чем дело? Нужно ведь с кем-то это обсудить, верно?

Пытаюсь изобразить равнодушие, но пальцы в туфлях сжимаются и нога беспокойно покачивается под столом. Я чувствую себя наркоманкой. Мне нужно еще, нужно услышать все подробности, нужно понять.

Она смотрит на меня сквозь острые черные ресницы и поджимает губы.

– Он прячет мои противозачаточные.

Прижимаю ладонь ко рту, подавившись глотком кофе. Да она шутит! Сет прячет противозачаточные? Сет из тех мужчин, кто получает желаемое без дешевых трюков. Хотя возможно – только со мной.

– Откуда ты знаешь, что он их прячет? – уточняю я, опуская чашку на стол. Ханна ерзает на стуле, беспокойно блуждая взглядом, словно ожидая, что Сет сейчас появится из ниоткуда.

– Он шутил на эту тему, и, разумеется, таблетки пропали.

– Бывает, что женщины протыкают дырки в презервативах, чтобы удержать мужчину беременностью, – покачиваю головой я. – Но зачем ему удерживать тебя беременностью?

Рот Ханны превращается в прямую линию, она отводит глаза. У меня перехватывает дыхание, взгляд падает на синяки на ее руке.

– Ты хотела уйти?

Она смотрит на меня, но ничего не говорит. Я почти вижу правду в ее глазах, спрятанную за частым морганием. Голову переполняют лихорадочные мысли. Для меня немыслимо, что Сет мог ударить женщину, мог прятать противозачаточные таблетки. Хочу спросить, любит ли она его, но язык словно прилип к нёбу.

– Ханна, ты можешь мне рассказать?

Мимо нашего столика проходит женщина с дредами и ребенком, привязанным к груди шарфом-слингом – из тех, что используют хиппи. Ханна наблюдает за ней с живым интересом, видимо, представляя с ребенком себя. Я делала так тысячу раз, представляя вес маленького человечка в руках и воображая, каково осознавать, что ты сотворил нечто столь маленькое и прекрасное. Пристально всматриваюсь в ее красивое лицо. Ханна не та, кем кажется: идеальный дом, идеальное лицо, идеальный наряд… И синяки. Я хотела узнать ее поближе, понять, но с каждой секундой запутываюсь все сильнее. Несколько часов назад я была в ярости на Сета, а теперь, когда сижу напротив другой жены собственного мужа, мой гнев переходит на нее. Меня раздирают противоречивые эмоции – виноватыми кажутся то он, то она. Зачем она вообще на все это согласилась, если не ради ребенка? Ведь ради этого… Ради этого он нашел новую жену. Потому что я не могла родить ребенка.

– Это он поставил синяки? – заканчиваю я и, подавшись вперед, пристально изучаю ее лицо, чтобы определить ложь еще до ответа.

– Все сложнее, – отвечает она. – Он не нарочно. Мы поругались, и я хотела уйти. Он схватил меня за руку. У меня нежная кожа… – неуверенно добавляет она.

– Это не нормально.

Ханна отводит взгляд. Похоже, ей хочется как можно скорее покинуть забегаловку. Она бросает тоскливый взгляд на дверь; я опускаю ладонь ей на руку и смотрю ей прямо в глаза.

– Он бил тебя до этого?

Это глубокий вопрос. Я не просто спрашиваю у Ханны Оварк, бьет ли ее муж, – я спрашиваю, бьет ли ее мой муж.

– Нет! Он никогда меня не бьет. Слушай, ты все неправильно поняла.

Собираюсь спросить, как именно я все неправильно поняла, но вдруг кто-то врезается в наш столик. Пытаюсь увернуться, но слишком поздно: надо мной наклоняется кружка и содержимое выплескивается на одежду. Девушка с кружкой в руках в ужасе смотрит на меня, раскрыв рот.

– Черт, – отпрыгивает она. – Простите, пожалуйста. Он со льдом, слава богу, со льдом.

Хватаю сумку, убирая ее с пути растекающейся по столу коричневой лужи. Ханна пихает мне салфетки, по одной вытаскивая их из коробки. Я беспомощно смотрю на нее, вытирая брюки.

– Мне нужно идти, – говорю я.

– Знаю. – Она понимающе кивает. – Спасибо за завтрак. Приятно с кем-то поговорить. В последнее время у меня это получается не слишком часто.

Я слабо улыбаюсь и пытаюсь что-то вспоминать, чтобы отвлечься. Но мысли все равно возвращаются к Ханне. Она лжет. С Ханной Оварк что-то не так, и я собираюсь выяснить, что именно.