Текст книги "13 Миров Даниэлы"

Автор книги: Таня Мороз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Привет, Томас. Познакомься, это мой давний друг Питер. – Она наблюдала, как мальчик обошел дерево, погладил ладонью могучий ствол.

– Привет! Да тебя и четверым не обхватить! Ты настоящий здоровяк, Томас! Приятно познакомиться!

Задрав головы, они посмотрели ввысь, потом Питер спокойно пожал плечами и сел под кроной, облокотившись о ствол.

– Знаешь, Даниэла, удивительная вещь – я учусь в девятом классе, но ни разу не подходил близко к этому дереву. Представляешь? Никогда! Думаю: почему? – Питер подтянул к себе колени, поправил гетры. – Знаешь, у меня сейчас странное ощущение какой-то пустоты, и в то же время будто вокруг меня витают электрические разряды. Высоковольтное напряжение! Даже волосы шевелятся! Вот сейчас щёлкну пальцами – и всё загорится! – Питер хихикнул. – Кажется, вокруг меня горит огонь, невидимый глазу! И это все из-за твоих страшных рассказов, Даниэлка! Присаживайся рядом, тут мягко. – Он похлопал ладонью по траве, приглашая её сесть.

Даниэла ещё с минуту рассматривала дерево – в такую безветренную погоду под ним было тихо и ничего не происходило. Тогда она обратилась к Томасу, старательно подбирая слова:

– О чём ты хотел рассказать мне, Томас, – о своем мире?

Питер ободряюще улыбнулся ей и махнул рукой, чтобы продолжала.

– Томас, ответь мне, пожалуйста. Ты звал меня, и я пришла. – Она нагнулась и набрала пригоршню осыпавшихся листьев. Влажные, наполовину сгнившие, перемешанные с землей, на ощупь будто после дождя. Запоздало подумала: «Не стоило Питеру садиться, он испачкается». Даниэла отряхнула ладони от прилипших листьев и обернулась к Питеру. Он замер, обхватив руками голые коленки, и, не мигая, смотрел в пустоту. Даниэла силилась понять, что с ним происходит, но мысль ускользала от неё. Тишина стала такой глубокой, такой оглушающе ненастоящей, что страх наполнил липкой слюной её рот. Она нервно сглотнула, наконец поняв, в чём дело. «Исчез цвет!» Даниэла вцепилась дрожащими пальцами в ещё совсем недавно голубую ветровку мальчика. В истерике она крикнула:

– Питер! Мне страшно, Питер! – Но мальчик не обернулся, продолжая безучастно смотреть в пустоту. И тут Даниэла услышала голос, тот самый, что так напугал её в прошлый раз:

– МОЙ МИР – ЧЁРНО-БЕЛЫЙ. НО ЧТО ЦВЕТ В МИРЕ ИЛЛЮЗИЙ? НИЧТО… ШИРМА. Я СТАРШЕ ВСЕХ ДЕРЕВЬЕВ ЭТОЙ ПАРАЛЕЛЛИ, ПОТОМУ ЧТО ВСЁ ЖИВОЕ В КОНЦЕ КОНЦОВ УМИРАЕТ. ДЕРЕВЬЯ ШЕПЧУТСЯ, СТОНУТ… НИТОЧКИ ВСЕХ ИСТОРИЙ СТЕКАЮТСЯ КО МНЕ. Я МУДР И НАИВЕН ОДНОВРЕМЕННО. Я НЕПОКОЛЕБИМ И ЕЖЕСЕКУНДНО ТЕРЗАЮСЬ СОМНЕНИЯМИ. СМЫСЛ ЖИЗНИ И ПОРОКА ЗАКЛЮЧЁН ВО МНЕ. Я СТАРЕЦ И МЛАДЕНЕЦ, НЕ ЦАРЬ, НО МУДРЕЦ.

По тёмному небу в свете луны медленно плыли белые облака. Даниэла шумно выдохнула и, пытаясь успокоиться, прижала ладони к животу. Потеряв всяческую волю к сопротивлению, она медленно сползла на землю и привалилась к плечу Питера.

– Что с Питером? Ответь мне!

– ПОКА НИЧЕГО. ЗАЧЕМ ТЫ ПРИХОДИЛА?!

– Я приходила из любопытства. А теперь ты снишься мне! Снишься! – Даниэла перевела дыхание. – Томас, ответь: я вижу твои воспоминания или мысли?

– ТЫ ПРОНИКАЕШЬ В МОЙ МИР. КАК? Я НЕ ЗНАЮ. МЕЖДУ НАМИ ЕСТЬ НЕЧТО ОБЩЕЕ, НО ЧТО? Я ПОКА ДУМАЮ ОБ ЭТОМ.

– Томас, так все растения на земле не видят цвет? Просто мне казалось, я всё же вижу цвет, но неявно, через глубину тона.

– ТЫ – ЧЕЛОВЕК, У ТЕБЯ ЦВЕТ ВНУТРИ. ЭТО КАК ОТКЛИК. ЕСЛИ ЕСТЬ ЦВЕТ, ТЫ ЕГО УЗНАЕШЬ ВЕЗДЕ. МИР РАСТЕНИЙ ЯВЛЯЕТСЯ ЭТИМ ЦВЕТОМ. ВНУТРИ НАС ЦВЕТА НЕТ.

– Так вы с другими растениями постоянно общаетесь?

– ДА, МЫ ГОВОРИМ… ПОДОЛГУ. ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ – ЖДЁМ ПОПУТНОГО ВЕТРА, ПЕРЕДАЕМ ПОСЛАНИЯ.

– Томас, мне показалось, этот рисунок на стекле… Веточка, которую я нашла… мне нужно вернуть её тебе?

– А ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ С ОТРЕЗАННЫМИ НОГТЯМИ, ДАНИЭЛА? МЕНЯ ЭТО ДАВНО НЕ БЕСПОКОИТ. А СЕЙЧАС УХОДИ – ИНАЧЕ ТВОЙ ДРУГ СТАНЕТ ТАКОЙ ВЕТОЧКОЙ НАВСЕГДА.

Даниэла быстро обернулась к Питеру, встряхнула его за плечи – голова мальчика безвольно запрокинулась, рот приоткрылся.

– Питер! Очнись, Питер!

В оглушительной тишине собственный дрожащий голос напугал её еще больше. Выдохнув, она подхватила Питера под мышки и поволокла, упираясь ногами в мягкий грунт. Всю последнюю неделю шли дожди, и его кроссовки, приминая листья, оставляли в земле глубокие колеи. С небольшими передышками Даниэла наконец выволокла его из-под дерева. Запыхавшись, облокотилась спиной о сетку ограждения игровой площадки, уложила белокурую голову к себе на колени. Цвет возвращался медленно. Сначала Даниэла заметила синие полоски на гетрах Питера, потом – красные. Мальчик, не дыша и не мигая, смотрел вдаль, радужка его глаз постепенно окрашивалась голубой лазурью. Лицо приобрело едва заметный румянец, он вздрогнул. С шумом втянул в себя холодный воздух, с шумом выдохнул и громко закашлялся. Даниэла повернула его голову набок, придерживая ладонями виски. Под пальцами его кожа показалась ей разгорячённой и влажной. Качнувшись, Питер медленно сел, подтянул сползшие, выпачканные грязью гетры. Потом с удивлением покосился на Даниэлу.

– Я уснул, да? Надо же, сам не заметил. Разве я не у дерева сидел? – Даниэла промолчала. Питер завернул рукав ветровки, взглянул на часы – за треснувшим циферблатом стрелки замерли на 19.44. Питер тряхнул запястьем.

– Неужели я разбил часы? – Он тряс их, то и дело прикладывая к уху. – Это же спортивная модель! Алмазное стекло! Даниэла, как это могло произойти? – Питер, похлопав себя по карманам, достал телефон. Экран засветился заставкой с его фотографией. – Уже полдевятого! Как быстро время пролетело. Мне нужно позвонить домой, мама волнуется! – Он почесал в затылке, озадаченно выдохнул и обернулся к ней.

– Даниэла, так разговор с Томасом удался, мы не зря пришли? – Питер взял её за плечо, развернул лицом к себе. – Почему ты молчишь? Что здесь произошло? Даниэла?

Девочка подала ему руку, он ухватился за неё и с трудом поднялся. Помогая ему отряхнуть куртку от налипших листьев и грязи, она сказала:

– Спасибо, что прогулялся со мной. Одна я бы не решилась прийти сюда ещё раз. И да – Томас со мной поговорил, объяснил кое-что. Под деревом аномальная зона, и это очень опасно для людей. – Её объяснение почему-то развеселило Питера.

– Даниэлка, теперь я точно убеждён: ты – фантазёрка, каких этот мир ещё не видывал! Но не смей таиться, я хочу слушать всё новые и новые истории! – Пытаясь приободриться, он хлопнул её по плечу. Даниэла, прищурившись, посмотрела на Питера и промолчала.

Да, она, Даниэла, всё время в мечтах. Родители часто делают ей замечания: «Смотри под ноги, сейчас упадёшь!» Или: «Опять размечталась? Ешь завтрак быстрее, опаздываем! Нельзя всю жизнь витать в облаках! Даниэла, ты опять забыла ключи! Сколько можно, будь внимательнее! Шапку! Надень шапку!» И хотелось бы девочке быть как все, но получалось не очень. Фантазии захватывали Даниэлу. Она не просто мечтала – тысячи разных миров, придуманных ею, оживали. Даже засыпая, девочка мысленно продолжала описывать всё новые и новые приключения. Бывало, некоторые истории захватывали её надолго, сюжет разворачивался перед ней изо дня в день, герои спорили, совершали подвиги, ошибались. Даниэла частенько и сама не знала, чем именно закончится та или иная придуманная ею история. Но Томас… это было нечто иное. Она не ПРИДУМАЛА Томаса, это уж точно! Нет! Тем не менее спорить с Питером по этому поводу не имело никакого смысла. Весь путь от школы до её дома они проделали молча.

Глава вторая

Параллель Лимб

Нынешняя Верховная лимба, Брумхильда, нашла Даниэлу совершенно случайно. Гуляя по торговому центру маленького немецкого городка, она услышала таинственный голос, принадлежащий человеку. А поскольку это было в принципе невозможно, Брумхильда вздрогнула и обернулась. В эту минуту она держала в руках замысловатую чашку китайского костяного фарфора – тончайшей работы, с изображением летящего ввысь золотого дракона.

– Вам завернуть? – Продавец подобострастно заглядывала ей в глаза.

– Да. Заверните, пожалуйста, как можно аккуратнее, не хотелось бы случайно разбить. – Передав чашку продавцу, Брумхильда медленно и очень внимательно огляделась, но никого из представителей параллельных миров поблизости не наблюдалось. Люди безостановочным потоком сновали туда-сюда, занятые покупками и разговорами друг с другом. Хотя… В магазине RENO крутился варн – Брумхильда заметила его через стекло витрины. Гнусаво споря о чём-то с продавцом обуви, он оглаживал тщательно подстриженную рыжую бороду. Ладно сидящий на нём пиджак говорил о хорошем вкусе и наличии денег. Продавец, склонившись перед ним, пытался затянуть шнурки на дорогих кожаных туфлях. У всех жителей параллели Варн широкие ступни, человеческую обувь на такие подобрать возможно, но с трудом. Вот и сейчас варн был явно недоволен нерасторопностью продавца. Почувствовав на себе взгляд Брумхильды, он обернулся и сухо кивнул, приветствуя, хотя они не были лично знакомы.

Брумхильда ещё раз внимательно огляделась. Человеческий голос неразборчиво бормотал что-то несанкционированное, преодолев шесть степеней защиты и шифрования. Первая мысль – «Это диверсия» – не оставляла Брумхильду. Приняв пакет с чашкой из рук продавца, она последовала за голосовой нитью к придорожному кафе в трёх кварталах от торгового центра. Стараясь случайно не оборвать нить, решила пойти пешком. Когда голос зазвучал в её голове максимально чётко, Брумхильда остановилась. На другой стороне дороги она увидела за стеклом кафе маленькую девочку – голос принадлежал ей.

Рыжеволосая малышка сидела на высоком стульчике и болтала ногами, обутыми в красные лакированные сандалии. Она скучающе рассматривала улицу через запылённое стекло. Печенье в её руке было совершенно замусолено, она грызла его, запивая молоком из бутылочки. Её родители, занятые общением друг с другом, совершенно не обращали на ребёнка внимания – Брумхильде показалось, что они ссорились.

– Элена, ты не права! Мы не можем забрать Даниэлу из сада! Ей необходимо общение с другими детьми! – Мужчина перевёл взгляд с жены на дочку.

– Нет, она другая, понимаешь, другая! И я не желаю показывать нашу дочь психиатру лишь потому, что она бывает слишком задумчивой и тихой! Не желаю! Я заберу её из сада – и точка! Уволюсь и буду сидеть с ней дома!

Мужчина после минутного раздумья примирительно кивнул и сжал ладони жены в своих.

– Мне просто жаль, что ты лишишься карьеры врача. Ты только начинаешь, и тебе сейчас как никогда нужна практика. Может, мы наймём для Даниэлы няню?

Женщина вырвала ладони из рук мужа.

– Нет! Своей дочерью я буду заниматься сама! И ты не отговоришь меня Патрик, не отговоришь! – Элена, такая же рыжеволосая, как и её малышка, видимо, не совладав со своими эмоциями, прижала ладони к лицу и тихо заплакала.

Брумхильда, нарочито громко хлопнув стеклянной дверью кафе, зашла внутрь. Она не переносила публичные ссоры с выяснениями отношений, но ей нужно было сюда по другому поводу. Брумхильда заняла пустующий столик и заказала себе чашку чая. Она полностью настроилась на мысли ребёнка и, поражённо застыв, слушала. Это было исключительно, волшебно, необыкновенно талантливо. Девчушка рассказывала историю запредельного мира, полную драматизма, и при этом в таких подробностях! Девочка попросту не могла этого знать, и придумать не могла! У ребёнка не могло быть столь богатого жизненного опыта и знаний. Брумхильда искала объяснение происходящему, но не находила. Может, мозг девочки, подключённый к невидимому источнику, просто транслировал чьи-то воспоминания и мысли? Поскольку Брумхильда столкнулась с таким впервые, она решила прояснить ситуацию, отложив все другие дела на потом.

Вскоре семейная пара прекратила спорить, они рассчитались и покинули кафе. Мужчина толкал коляску с ребёнком, женщина, взяв его под руку, мирно шла рядом. Они миновали набережную, спустились к проспекту, перешли дорогу. Заинтригованная Брумхильда проводила семейную пару до самого дома, шагая позади и оставаясь никем не замеченной. Малышка Даниэла вскоре уснула в коляске, и история оборвалась.

Брумхильда провела около девочки больше шести человеческих суток – за это время она окончательно убедилась в исключительности ребенка. Девочка была гением.

С этим вопросом быстро разобрались Высшие инстанции. Оказалось, душа Даниэлы, рождённая среди людей, – следствие ошибки. Даниэла – из мира Дарк, седьмой параллели – между вайсмирцами и народом Варн, и должна была достаться милейшей семейной паре, весьма обеспеченной и влиятельной. Девочку они заказали заранее, со всем возможным набором опций. Отобрали из древнейшего рода, к которому принадлежала её мать, оплатили в Институте душ. Но вместо этого их младенец умер при родах, так и не вдохнув, не получив души при рождении. Ошибки случаются везде и всегда – это неизбежно. В результате хаотичного движения энергий между мирами девочка впервые закричала в четвертой параллели – мире людей, дав жизнь недееспособному телу с аномалиями развития мозга. Совершенная душа вскоре сама вылечила тело, однако сбой всё же произошёл. Семейная пара параллели Дарк заказала максимально возможную функцию – талантливого ребенка, но в результате сбоя программ девочка стала гением, причём во всех областях. Душа Даниэлы выбрала литературу.

Общим решением Совета тринадцати параллелей к Даниэле были приставлены писари. Розалинда и Мирабель, исполнительные, умные и подтвердившие свой профессионализм тринадцатью высшими образованиями, имели допуск к этой девочке в постоянном режиме невидимок. Запрет на видимость был зафиксирован официально – Розалинда и Мирабель подписали немало всяческих бумаг. Лимбы слыли настоящими бюрократами – на каждое действие или бездействие в девятой параллели имелся соответствующий документ.

Писари не пропускали ни одну мысль – всё записывалось в специальные толстые тетради, которые нумеровались, чтобы избежать ошибок и путаницы. Бывало, Даниэла вечерами долго не могла уснуть – все придумывала и придумывала. Она не знала, что это лимбы не дают ей спать, шепчут на ухо: «А дальше что? Расскажи, расскажи!» И Даниэла рассказывала.

Весть о новом авторе разлетелась быстро, популярность её росла, особенно после выхода двух первых книг – о жизни существ высшего ранга; некоторые моменты и названия совпадали настолько точно, что объяснений этому не было ни в одной параллели на планете Земля. Книги Даниэлы проливали свет на спорные вопросы в разных областях, а некоторые её произведения воспринимались как художественная литература. В итоге после всех споров и согласований на такие произведения установили минимальный запрет, приравняв к сказкам и предоставив всем параллелям доступ к ним. Но каждая новая книга вновь вызывала ожесточённые споры, перед тем как попасть в библиотеку.

Решением Совета доступ к Даниэле был предоставлен всем параллелям без исключения. Единственным требованием было оставаться инкогнито при любом контакте с ней и не набиваться в помещение больше пяти представителей одновременно. Так как девочка была чрезвычайно мила, появилась традиция целовать Даниэлу в щёку, здороваясь с ней, а покидая, целовать на прощание. Так как лимб было очень много, Даниэлу, бывало, целовали до тысячи раз в день. С её щёк никогда не сходил розовый румянец, и в четвёртой параллели этому не было никакого разумного объяснения. Родители даже показывали Даниэлу врачу, и окончательный диагноз «здорова» всех обрадовал и успокоил. Знаменитая и любимая в тринадцати параллельных мирах Даниэла была совершенно обычной девочкой в мире людей.

Когда очередная книга была закончена, желающих приглашали на её день рождения, где читали вслух яркие эпизоды, высказывая только восторженные мнения и отзывы. Новорожденную книгу нужно было хвалить, хвалить и хвалить! Каждое худое слово приравнивалось к оскорблению, нарушитель мог тут же лишиться жизни. Актёры, пожелавшие навсегда поселиться на её страницах, в точности демонстрировали написанное. Это был ни на что не похожий живой театр – сыграв свои эпизоды, они постепенно перемещались в книгу, страница за страницей. Смелое решение – обессмертить себя навеки! Прощаясь с ними, родственники плакали, но у них оставалась возможность явиться в библиотеку и общаться сколь угодно долго. Книгу помещали в общую библиотеку земных параллельных миров, где каждый мог её прочесть. Поклонники с нетерпением ждали новых историй Даниэлы, сплошь состоящих из волшебства, магии и мечты.

Даниэле исполнилось четырнадцать человеческих лет, и её истории становились всё интереснее и интереснее. Лимбы переживали, что девочка захочет писать книги для людей – ведь слова, написанные на бумаге, навсегда стирают мысли, написанные в голове. Как только Даниэла напишет на бумаге первую строчку новой книги, мир Лимб больше не услышит не единого её слова.

Совет принял решение следить за мыслями каждого человека, общающегося с Даниэлой, и, как только кому-то придёт идея посоветовать ей стать писателем, сразу прервать эту мысль – даже если она придёт в голову самой Даниэле! Для этой цели было решено приставить к каждому общающемуся с Даниэлой лимбу-надсмотрщика. К выполнению плана приступили немедленно.

* * *

Шло обычное занятие в студии – урок акварели. Хелена шепотом рассказывала о покупке породистого щенка спаниеля. Как он необыкновенно хорош, какой у него покладистый нрав, как он заливисто лает, радуясь Хелене. Даниэла слушала вполуха, старательно рисуя. Ей давно хотелось научиться передавать цвет голубого стекла на картине как можно реалистичнее. Но ваза, как назло, получалась кривая, веточка розы лезла вперед, никак не желая уйти в глубь изображения. Даниэла нервничала, пытаясь хоть как-нибудь закончить акварель. Лимба-надсмотрщик стояла сразу за этюдником Хелены – оттуда ей удобно было следить за мыслями Даниэлы.

Писарь Даниэлы – Мирабель – прилегла на подоконнике, спрятавшись за шторой. Она радовалась возможности отдохнуть и поспать хоть минутку, а тут выдался целый урок, наполненный блаженством! Даниэла в последнее время так бурно фантазировала, что у писаря болела рука. Голова лимбы склонилась на грудь; стараясь не помять платье, она обняла колени. До конца занятия она практически уснула и тихонечко сопела, издавая звук, похожий на едва слышную трель. Когда лимба засыпает, она обесцвечивается, становясь прозрачной. Теряя цвет, в глубоком сне лимбы невидимы даже для представителей их мира.

– Даниэла! – позвала Хелена. Наклонившись близко к её уху, шепнула: – Я не могу выбрать имя собачке. Как тебе Питти? – Она тихонечко засмеялась.

Даниэла скривилась, сморщив нос:

– Питти! Фу… Нет уж! Это имя подойдёт разве что цыплёнку! Хелена, я поищу сегодня в Интернете красивое собачье имя. О! Я придумала – может, Кико?

– Ну ты фантазерка! Такое смешное имя, это же как магазин косметики! Хотя спасибо, Дени. Надо же, Кико! Кико! В этом имени есть шарм. Чувствуется вкус, что-то французское – Кико! Звучит как шоколадное печенье. Кико! И подходит для моей маленькой собачки! Спасибо! Спасибо! Спасибо! – И только собралась сказать: «Пора тебе, Даниэла, книги начинать писать», как в эту секунду лимба выплеснула грязную воду из стаканчика для промывки кистей прямо на акварель Хелене.

– Ой! – вскрикнула девочка, отскочив. Брызги полетели в разные стороны, заляпав грязными каплями голубую блузку. Принявшись оттирать пятна, Хелена оправдывалась:

– Что это такое? Это точно не я! Говорю вам – не я!

Подошедший учитель с сожалением осмотрел испорченную работу. Он сложил руки на груди и, склонив голову, рассматривал рисунок.

– Ваша болтовня начинает портить вам жизнь, Хелена! Роза была замечательной, дышала. Я бы даже рассмотрел возможность оформить её в раму. Теперь же работа безнадежно испорчена. Ваша мама, Хелена, исправно оплачивает уроки, а вы всё время болтаете без умолку, мешая остальным! Почему?

Хелена сконфуженно молчала и совсем забыла, что хотела сказать Даниэле о книгах. От гомона и возни проснулась писарь и выглянула из-за шторы: «Ты молодец, отличная работа!» Лимба-надсмотрщик развела руками, внимательно прислушиваясь к мыслям Хелены. Они сплошь состояли из щенячьих имен, красок, пятен на блузке и желания скорейшего окончания урока. С чувством выполненного долга лимба снова заняла место за подрамником Хелены.

* * *

Прошла неделя. В один из дней папа Даниэлы за обедом заметил мечтательный взгляд дочери. Окликнул её:

– Даниэла! Ты котлету ешь или продолжаешь мечтать? В конце концов, я куплю тебе тетрадь для за…

Закончить предложение он не успел – подавился кусочком хлеба, закашлялся. Даниэла разволновалась, похлопала его по спине, принесла тёплой воды. А придя в себя, папа и вовсе забыл, что хотел сказать.

Ещё через неделю мама как-то готовила гороховый суп и завела разговор с дочкой о книгах, об известных писателях, о прочитанных в последнее время произведениях.

– Даниэла, кого из современных авторов вы читаете сейчас в школе?

Как разволновались лимбы! Они тут же включили конфорку на полную мощь – суп моментально закипел и убежал на плиту. Зашипело всё, закоптило! Мама с Даниэлой сразу забыли, о чём беседовали, и бросились убирать. Распахнули настежь окна, чтобы проветрить квартиру от гари. Но больше всех лимб волновал мальчик – друг Даниэлы.

* * *

Питер давно хотел посоветовать подруге стать писателем – он с удовольствием слушал её бесподобные, ни на что не похожие истории, которые она рассказывала только ему. Он относился к этому как к безобидному увлечению Даниэлы, считая её хорошим рассказчиком. Только вот история с Томасом смущала его – синяки и царапины на её лице не давали покоя, тревожили. После их недавнего похода на школьный двор его спортивные часы оказались вдребезги разбиты. Даже ремонту не подлежали! Часовой мастер заподозрил, что Питер уронил их с моста и просто не признаётся. Отец задал ему хорошую трёпку, крича: «Как? Как можно разбить часы с алмазным стеклом и не заметить?»

Питер и сам сокрушался по этому поводу – он прекрасно помнил, как уселся под деревом, облокотившись о шершавую кору. Было жутко неудобно, он дрожал от холода, ругая себя, что не переоделся после тренировки. Помнил, как незаметно от Даниэлы натягивал гетры на голые коленки, пытаясь согреться, – не хватало ещё девчачьего сочувствия! А очнулся, лёжа на земле в десяти метрах от проклятого дерева, с разбитым стеклом на часах. Кстати, после этого происшествия у него всю неделю несносно болела голова. Даже занятия в школе Питер не посещал, не говоря о футбольных тренировках, – валялся дома. Томас… У ребятни он разузнал о нём любопытные подробности. Оказывается, школьные дворники не выметают листья под деревом – боятся! Понятно, почему ему было так мягко сидеть под ним, на многолетней перегнившей листве. Оказывается, лес вырубали частями и когда-то на месте школы был городской парк. Лишь сорок лет назад парк вырубили и построили здесь школу, а оставшуюся территорию засадили новыми деревьями. Из старых деревьев выжил только Томас. При загадочных обстоятельствах строительные фирмы, занимавшиеся постройкой школы, разорялись и объект переходил от одной компании к другой. Здание строили семь организаций в течении полутора лет.

Питер давно дружил с Даниэлой, но некоторым вещам просто не находил никакого объяснения. Вот зачем Даниэле сдалось это дерево? Какая чушь! Питер встряхнул головой, прогоняя скверные мысли. Он не общается с другими девчонками – они все как одна зазнайки, а ещё воображалы. У него и так много друзей-мальчишек – и в школе, и в клубе. Но самый настоящий его друг – всё же Даниэла. Об этом все знают. И что? Они вдвоем катаются на велосипедах в парке, она часто приходит к нему тренировки. Некоторые мальчишки даже завидуют этой дружбе. Он замечает, какие взгляды они бросают на Даниэлку. И что? Она красивая, с этим никто не спорит. И в обиду он её никогда не даст, это точно. И ещё, этот дурачок Михаэль – жуткий задира. Надо бы серьёзно поговорить с ним, встряхнуть как следует этого здоровяка.

* * *

Параллель Лимб в срочном порядке созвала открытый Совет. Состоялся он на Лысой горе, на пересечении всех миров. Попасть на гору можно было из любой реальности, все блокировки и степени защиты с 1 по 117 были сняты. «Лысой» гору назвали из-за отсутствия растительности, так как состояла она из чёрного металла – латия. Гора имела внеземное происхождение и была создана существами высшего порядка, так называемыми «Высшими инстанциями», для удобства общих собраний. Огромная, с остроконечной вершиной, она была словно подвешена под облаками; её плиты, находя одна на другую, образовывали скамейки, уходящие спиралью в центр, к возвышению, и заканчивались узкой площадкой метр на метр. Сегодня на этот постамент встала Брумхильда – хоть Совет и был объявлен открытым, но организовали его лимбы.

Все места были заняты, многие стояли, плотно прижавшись к друг другу. Главной темой заседания Совета был Питер – мальчик из четвёртой параллели людей. Брумхильда ударила по металлической пластине увесистой дубиной, поднесённой ей секретарем. Звук гонга оповестил о начале пяти минут слова, ведь всем известно – в споре рождается истина. Несусветный гвалт и гомон заполнили площадь – сущности перекрикивали друг друга.

– Как нам избавиться от него? Просто убить мальчика? Пусть его собьёт машина! Несчастный случай, да мало ли что! Он может подавиться котлетой! А лучше – на тренировке. Знаете, так бывает – сильный удар мяча по голове? Чтобы дети больше не общались. Задушить! – Представители параллелей пихали друг друга, стараясь перекричать, донести, казалось, самую главную мысль, и жались ближе к постаменту. Брумхильда держала в руках секундомер, следя за временем.

– Я, я сделаю это! Нет! Нет! Перетащить Питера в мир Домхан, тогда в мире людей он просто исчезнет. Пусть уснет! Кома – вот выход! Даниэла не сильно расстроится, ведь этот поганец всё же будет жив! Да! Нет! Да! Это не так! Зачем? Убить Питера, и всё!

Задачей Брумхильды было беспристрастно выслушать всех и принять решение. Её мнение было не окончательным, но важным. Двенадцать официальных представителей параллели Лимб тоже имели свое мнение. Окончательное решение принималось голосованием. Неожиданно всех перебила ничем не примечательная старушка. Оттолкнув от себя здоровяка слева и треснув палкой соседа справа, она громогласно возмутилась:

– Это что же делается на белом свете? У вас что, ума нет? Убить ребёнка! А как же Даниэла? Вы подумали о ней? Вдруг она расстроится и перестанет так хорошо придумывать? Питер – её единственный друг! А если девочка не переживёт разлуки и на её сердце останется рана? Что, если она погрузится в печаль? Мы не можем этого допустить! Вдруг это скажется на книгах, отразится в сюжетах? Она всё-таки наш единственный автор! Вдруг из-за этого из историй пропадёт первозданная прелесть и чистота? Она станет придумывать мрачные, страшные романы. Да, пусть гениальные, – и что? Мы будем их читать – и впадать в меланхолию вместе с автором. В мире и так много печали, зачем ещё новые книги об этом? Мы любим произведения Даниэлы за бесконечную доброту и свет, за торжество справедливости, а сами желаем уничтожить всё это? Убить Питера – не выход. Думаю, лучшим решением будет отправить его тренироваться в другой футбольный клуб! Пусть он переедет в другой город! Послушайте же, будьте благоразумны! – сказав всё это, старушка села.

Спорили с жаром, выкрикивая ругательства. Мнения разделились.

– Нельзя оставлять Питера, они будут общаться по телефону, он всё равно ей рано или поздно скажет, что ей надо стать писателем!

К концу третьей минуты начали склоняться к идее рассорить детей, как к более гуманной.

– Пусть они вовсе не дружат! Зачем вообще у Даниэлы в друзьях этот никчемный мальчишка?! Говорят, он футболист! Неужели? Какая глупость! Да, да, представьте, он играет в мяч! Рассорить их – и всё!

И тут случилось непредвиденное. Одна из сущностей – из седьмой параллели Дарк, полупрозрачная, словно дымок от догорающего костра, едва-едва видимая, – бросилась на сидящую рядом лимбу, с невиданной силой вцепилась в её чёрные волосы и завизжала:

– Вы одурели?! Они могут помириться в любой момент! Кто будет следить за этим? Чтобы вам всем тут пусто было! Девчонка из нашего рода, сами знаете, из Дарков! А если среди людишек растёт, так у нас и прав на неё нет, так выходит? А душу то, душу, из нашего банка взяли! Что ж теперь, из-за вонючего мальчишки рисковать будем и Даниэлой, и её книгами!? Надо убить этого мальчишку!

Многие бросились разнимать их, но никак не могли отцепить полупрозрачные руки одной от чёрных волос другой. Возясь, одна лимба локтем попала другой в глаз. И началась чехарда – кубарем покатилось несчётное количество тел. Тут наконец прозвучал гонг – пять минут свободного слова истекли. Но, нарушая все правила и запреты, никто и не собирался умолкать.

Пытаясь перекричать толпу, слово взяла Верховная лимба – Брумхильда. Величественная и неприступная, как эта гора из латия, она подняла правую руку вверх, указательным пальцем тыча в небеса. Её седые, собранные в тоненький хвост волосы развевал ветер. Глаза, окружённые сеточкой морщин, смотрели остро и многозначительно. Алый плащ, подбитый мехом золотого леопарда, пойманного в двенадцатой параллели, окутывал Брумхильду с головы до ног.

– Нужно рассказать Даниэле об устройстве нашего мира. Она получит незабываемые впечатления и станет писать ещё лучше! Она умная девочка, мы сможем ей всё объяснить! И я не предлагаю открывать перед ней все секреты, нет! Я предлагаю познакомить её только с параллелью Лимб. – Брумхильда медленно опустила руку. Присутствующие с ней в большинстве своём не согласились.

– Нет! Нет! Нет! Даниэла перестанет фантазировать, она станет писать о нас! А это неинтересно. Мы хотим новых, свежих историй! Не нужно так рисковать. Рассказать всегда успеем! Нужно тянуть время, чуть-чуть подождать! Нужно разлучить Питера и Даниэлу!

Мнения снова разделились. Спор шёл целую неделю, а для параллелей это целая вечность или миг, как знать? Время в разных мирах течёт по-разному. Наконец решение сделать так, чтобы Питера пригласили тренироваться в другой город, и таким образом избавиться от мальчика, было принято. Следить за их телефонными переговорами, а через какое-то время стереть память Питера, чтобы он забыл Даниэлу. Так и поступили. Только один фактор лимбы не учли – это случайность или судьба. Произошло непредвиденное.

* * *

Это случилось в самый обычный воскресный день. Даниэла придумывала историю, одновременно поглощая спагетти с сыром. Сыр тянулся, провисая длинными белыми нитями, она медленно накручивала его на вилку и отправляла в рот. Писарь – это была Розалинда – торопливо записывала. Лимба-надсмотрщик, примостившись на подоконнике, внимательно следила за мамиными мыслями и караулила телефон. Мог позвонить Питер – этого рокового звонка они ждали вторую неделю. И тут мама подумала о молоке. Она обернулась к Даниэле и, повозившись в кошельке, протянула ей пять евро и пакет.