Текст книги "Зловещие истории (сборник)"
Автор книги: Танит Ли
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Ваш слуга не может сидеть рядом с вами, преподобный отец, его место там, в тени.
Настоятель не возражал. Он пренебрежительно махнул Драгоценному рукой, и презренное создание село в тени, далеко от тепла и удобств.
Черный заяц исчез, зато из таинственного леса появилась группа гордо вышагивающих полосатых мартышек. Они подошли к священникам, омыли их руки и ноги душистой водой, а тем временем другие обезьянки принесли золотые кувшины, от которых исходил хмельной аромат вина. В кувшинах плавали лепестки роз. Но еще более торжественно выступала третья группа мартышек, они несли украшенные драгоценными камнями блюда такой красоты, что у всех трех священников заблестели глаза.
Начался пир горой. Молодые хозяева собственноручно украсили головы гостей миртовыми венками, регулярно наполняли их золотые кубки и подкладывали еду в тарелки. Во всех их движениях угадывалось искреннее желание услужить, в то время как сами они ничего не ели и не пили. А к Драгоценному они отправили мартышек с глиняным кувшином, в котором оказалась вода, и с деревянной тарелкой с травами.
Пока гости насыщались, волшебники внимательно наблюдали за ними. Князь расспрашивал Настоятеля о богах, почитаемых храмом, а скромная княгиня почти все время молчала.
За едой и питьем, под красноречивый монолог Настоятеля незаметно прошла большая часть ночи. Достопочтенный священник, обретя идеальных слушателей, несколько часов говорил без запинки и лишь изредка бывал вынужден промочить горло. И такое глубокое понимание сути вещей пришло к нему в ту ночь, такие блестящие мысли, что его полностью поглотили скромная гордость и счастье, которых он не испытывал с самого раннего детства. А хозяева так же умело поддерживали беседу, как деревья вокруг поддерживали лампы.
В конце концов словарный запас Настоятеля был исчерпан. На соседних диванах два других священника, видимо, пришли в такой экстаз от его лекции, что закрыли глаза, чтобы лучше слышать. Когда Настоятель умолк, они оба вздрогнули, будто очнулись от удивительных мечтаний или грез, если, конечно, не от глубокого сна.
Опять появились мартышки. Они подали засахаренные фрукты и вино, еще более восхитительное, чем предыдущие напитки. И даже Драгоценный получил второй кувшин с водой.
– Преподобный отец, – обратился князь к Настоятелю, – мы не знаем, какими словами выразить нашу благодарность за то, что получили от вас сегодня. И, поскольку слова тут бессильны, мы надеемся, что вы не откажетесь от нескольких подарков. Потому что ваши ум, сердце и дух требуют особого вознаграждения. Нам самим предстоит далекое путешествие, поэтому значительную часть нашего состояния, увы, приходится поберечь. Но мы надеемся, что вы, при вашем жизнелюбии, получите удовольствие от даров. Утром они будут ожидать вас. Кроме того, мы просим, возьмите что-нибудь приглянувшееся вам, например, блюда и кубки. И ваш слуга, – добавил князь, – может оставить себе кувшин и тарелку.
– Сын мой! – воскликнул Настоятель, и слезы набухли на его выпученных глазах. – Я ошеломлен! Единственное, что меня огорчает, так это невозможность еще раз увидеться с вами.
– Когда-нибудь мы навестим вас в вашем храме.
– Сын мой, этим вы невыразимо осчастливите меня!
– Добрый святой отец, не льстите мне. Я не могу в это поверить.
– Нет, это правда! Правда!
Так, не скупясь на комплименты, светлый как день князь оставил священников, а его красавица жена, которую Жук назвал дочерью ночи, последовала за ним без слов.
После их ухода в кувшинах осталось вино, а пища была горяча и ароматна, и священники не устояли перед соблазном подкрепиться.
Через некоторое время они услышали тихий перезвон и, подняв головы, увидели трех прекрасных дев, приближающихся к ним из леса. На девах были только колокольчики. Священники оторопело переглянулись.
Под звуки неизвестно откуда льющейся музыки опоясанные колокольчиками девы принялись извиваться в необычном танце. Священники, забыв о еде, глядели на них во все глаза. Когда танец закончился, плясуньи разделились, подошли к диванам, сели и заключили священников в объятия.
Тогда, как и сейчас, уставы монастырей запрещали близость с женщинами, но этот закон никогда не признавался особо разумным. Танцовщицы улыбались, гладили и теребили священников, и те расслабились. Красотки явно собирались ублажить гостей. И тогда Настоятель заявил:
– Мы поступили бы неблагодарно и совершили бы непростительную ошибку, если бы отказались от последней услуги наших гостеприимных хозяев. Кроме того, они волшебники, и оскорблять их просто опасно.
В следующую минуту ему уже было не до слов. Вскоре раздались такие громкие вздохи, стоны и кряхтенье, что с ореховых деревьев посыпались изумруды.
На восходе солнца священники очнулись ото сна полные сил и нашли под рукой все необходимое, чтобы разговеться после очень короткого поста. И все до одного продемонстрировали отменный аппетит.
Хотя роскошные диваны и подушки остались на месте, ни хозяев, ни их помощников не было видно. Ореховые деревья и лампы пропали, поляну заливал только солнечный свет. Однако он лишь подчеркивал красоту новых одежд на священниках, напоминавших теперь те ночные светильники. На шеях и пальцах горели дивные каменья, а расшитые кошельки на золотых поясах были до отказа набиты изумрудами.
Между тем на поляну выбежали три серебряно-серые лошади, разнаряженные, словно для королевского выезда. Одна из них, предназначенная для Настоятеля – в пурпурной сбруе, с огромным количеством кистей, бубенцов, с слитков драгоценных металлов, ниток жемчуга, и вообще казалось удивительным, что она способна стоять на ногах под тяжестью всего этого великолепия. Следом пришла четвертая лошадь, нагруженная сундуками с ониксами и золотом. Среди них священники нашли тщательно упакованные драгоценные блюда и кубки, с которыми они пировали ночью, а кроме того одежду, украшения и разные музыкальные инструменты, наполнившие лес великолепным звоном, чтобы еще раз порадовать слух дорогих гостей.
Наконец на поляну медленно вышел мул Драгоценного. Он осмотрелся с оскорбленным видом. Драгоценный, одетый как обычно, лежал, свернувшись в калач под деревом, – спал. Разбуженный упреками Настоятеля, он поднялся, огляделся, открыл от изумления рот, зевнул и отвернулся.
– Возьми глиняный кувшин и деревянную тарелку – подарки почтенных князей. Не отвергай их с презрением…
Драгоценный недовольно засунул подарки во вьюк на боку мула.
– Сдается мне, эти волшебники заметили твое излучение, невидимое для моих глаз. Потому-то они и не пригласили тебя на пир, и не одарили ничем.
Драгоценный скорчил гримасу.
– Не дуйся, – сказал Настоятель. – То, чем мы были вынуждены заниматься этой ночью, могло бы только осквернить тебя. Поэтому поезжай спокойно. Никому ни о чем не рассказывай. Садись на мула.
И Драгоценный взобрался на мула. Священники же уселись на прекрасных коней, и один подобострастно взял под уздцы лошадь, нагруженную сокровищами. И кавалькада направилась в деревню. По пути всадники предвкушали, как на них будут пялиться зеваки. Солнце садилось, как и всегда по вечерам. Внезапно Жук услышал шум в соседней обители. В отсутствие Настоятеля он жил в палатах для высоких гостей, где его никто не беспокоил из страха навлечь на себя гнев волшебников. Жук коротал время, посещая трапезную священников и свою новую лошадь. К тому же он часами пересчитывал рубины и строил планы на будущее. Юноша не ждал возвращения Настоятеля, тем паче такого скорого. И потому сердце Жука ушло в пятки, когда он услышал в деревне шум.
– Неужели это возможно? – подумал Жук. – Не могли же волшебники одарить и этих негодяев! Где тогда справедливость?
Юноша поднялся на высокую крышу, где по вечерам зажигался маяк для богов. После визита к волшебникам Жук уже не жаловался на зрение, его взгляд стал по-истине орлиным. Поэтому он увидел внизу все как на ладони.
Когда священники поворачивали к деревне, один из них – тот, кто вел лошадь с сокровищами, – почувствовал укол в бедро и решил, что его укусила блоха мула. Но сразу вспомнил, что этого не может быть, ведь он ехал не на муле, а на прекрасной лошади. Заходящее солнце било священнику прямо в глаза. Он посмотрел на ближайшего соседа и увидел нечто странное. Или ему показалось, что брат не разодет, как иностранец при королевском дворе, а напротив, сидит на лошади совершенно голый, прикрытый лишь свеже-сорванными вьюнами и грязью? Но священник никак не выразил своего изумления, лишь протер глаза и поспешил взглянуть на Настоятеля.
– Фу ты! Это все солнце. Ведь это сам святой отец, и тоже голый, если не считать нескольких пятен вороньего помета на спине и пояса – уж не дохлый ли это червь? – на котором висит тыква, а в ней… Нет, нет, меня слепит солнце, вот и мерещится!
Священник отогнал эти мысли, решив рассмотреть все хорошенько в обители. Но вдруг увидел, как его собственный толстый живот, абсолютно голый, вздымается к насмешливому зареву заката. И в этот момент его снова укусила блоха, потому что он ехал на своем старом муле, чью уздечку украшали раковины улиток и шарики совиного помета, а на седле под обожженными ягодицами седока лежала крапива.
И розово-каменная деревня навсегда запомнила, как Настоятель и двое его сподвижников из святого братства ехали однажды вечером по улице верхом на мулах в чем мать родила, не считая пучков травы и пятен грязи. А вьючной мул вез за ними тыквы, полные кроличьего помета, сухой коры и испражнений лис и диких кошек. Поэтому деревенские жители и подняли такой шум. Неудивительно, что Жук, увидев все это, поспешил вниз.
Он встретил процессию на дороге перед воротами храма. Голые попы смущенно ежились в лучах беспощадного солнца.
– О, благочестивый отец! – воскликнул Жук. – Что с вами случилось?
С разных сторон летели крики изумления и угрозы, а Настоятель тем временем попытался проехать в ворота, но его собственный мул и Жук помешали. Тут наступила мертвая тишина, вызванная появлением Драгоценного, с которым, как и с его мулом, не произошло никаких перемен.
– Хотите, я все расскажу? – пронзительно закричал Драгоценный.
Деревенские жители, стараясь не смотреть на наготу Настоятеля, попросили Драгоценного рассказать обо всем.
– Я их выведу на чистую воду! – кричал Драгоценный. – Долго я был их слугой и наперсником, но они – порочные создания, и волшебники обнажили их грехи, а благодетельного Жука вознаградили.
И Драгоценный рассказал вот что. В лесу снедаемые скупостью попы встретили двух волшебников. Видимо, из-за их греховности пришельцев удалось без труда заколдовать. Но Драгоценного волшебники пощадили, позволили ему видеть сквозь чары.
– И тогда, – рассказывал Драгоценный, – эта троица разлеглась на грязной земле при свете миллионов светлячков, и позволила украсить себя гирляндами жгучих сорняков и сухих папоротников. Когда же прохвостам предложили болотную воду, они пили ее и умывались ею, потом с удовольствием поглощали тухлые яйца, старые птичьи гнезда и другие гадости. Мне же волшебники дали хорошую воду и съедобные растения. Затем они предложили Настоятелю порассуждать о природе богов, и он болтал пять или шесть часов кряду, изрекая богохульства, подобных которым я не слышал, даже проходя мимо таверны. Он утверждал, что голоса богов напоминают говор гусей и собак, при этом они несут чепуху и создают мир из навоза, а ко всему прочему Настоятель высказал нелепое предположение, будто земля круглая и вертится в пустоте. Во время этой речи один из его приспешников громко храпел, показывая тем самым, что полностью поддерживает богохульника. Когда наконец ужасная проповедь закончилась, двое волшебников удалились. Тут из леса появились три обезьяны и пустились в пляс, а вскоре эти гнусные прелюбодеи, попы, схватили обезьян, повалили в грязь и там вытворяли такое, что я даже не мог на это смотреть. На восходе солнца все трое проснулись в том, что вы на них видите, и пришли в неописуемый восторг. Потом уселись на мулов и всю дорогу хвастались своим успехом. Я, единственный незапятнанный колдовством, тоже вернулся и свидетельствую против них. Виной всему, что с ними произошло, вероятно, недостойная священнослужителей страсть к еде, крепким напиткам и запретное влечение к женщинам и золоту.
Рассказав обо всем, Драгоценный закрыл лицо руками, что позволило слушателям перевести дух. Но затем кое-кто закричал, что святые отцы угодили в тенета черной магии, что праведные служители культа ни в чем не виновны, особенно в происшествии с обезьянами. Драгоценного же просто-напросто обманули.
– Вы думаете, они безгрешны? – воскликнул Драгоценный.
Он схватился обеими руками за свой балахон и разорвал его от шеи до колен. И тут оказалось, что Драгоценный вовсе не послушник, а пухленькая смазливая молодица, вся зардевшаяся от стыда и гнева.
– Они купили меня еще ребенком и с тех пор выдавали за мальчика. Я была тайной наложницей святого отца и его приспешников. Чтобы скрыть правду, они одевали меня, как мальчика, заставляли туго перевязывать грудь и угрожали, если я открою правду, наслать на меня такие проклятия, что я умру в муках. Я могла бы убежать, но куда? Кроме того, у меня были причины остаться, и одна из них – надежда, что боги когда-нибудь освободят от повязки мои груди и позволят оголить их, как сейчас.
С этими словами Драгоценный набросила на свои плечи балахон и убежала. Настоятель и его спутники сидели на мулах ни живы ни мертвы, и тут послышался жуткий смех. Повернувшись на звуки, деревенские жители увидели трех хорошо одетых обезьян, торопливо приближающихся по дороге. Толпа расступилась, и животные прыгнули в руки сопротивляющихся священников, и покрыли их мерзкими поцелуями, сопровождая изъявление своих чувств непристойными жестами и грубыми объятиями. Короче говоря, они вели себя, как заправские шлюхи.
Снова Жук выехал из деревни. На сей раз он держал путь к югу, и на сердце у него теперь было легко, потому что с недавних пор судьба его изменилась.
Но не успел он далеко отъехать, как из-за деревьев появился человеческий силуэт. Это была Драгоценный в простой домотканой одежде, но с цветами в кудрях. Жук ненавидел Драгоценного, пока тот был любимцем священников и подлизой-мальчишкой. Но, когда Драгоценный оказался симпатичной девушкой, Жук переменил свое мнение.
За спиной Жука в деревне священники платили свои многочисленные долги, но Драгоценный не обращала на них внимания. Она смотрела на Жука.
– Я полюбила тебя еще до того, как ты стал таким красивым. Я оставляла свечи там, где ты мог их найти, стащить и съесть, и поливала их бараньей подливкой. Когда ты отправился в лес, я молилась и предлагала жертву богам, чтобы тебя защитили. Я поклялась, что однажды приду к тебе и расскажу обо всем. Но теперь, смотри, я принесла свое приданое.
И она показала серебряное блюдо, украшенное драгоценными камнями, и кубок из чистого золота.
Жук поднял ее на своего прекрасного коня и поцеловал.. Это был самый сладкий поцелуй в жизни обоих.
С тех пор на храме близ деревни не горел сигнальный огонь. Несомненно, и боги, и волшебники забыли про обитель. А Жук с Драгоценным (носившие, впрочем, уже совсем другие имена) поселились далеко, в иной стране. Через год они воздвигли алтарь князю летнего дня и темной госпоже, которую они называли дочерью ночи. Драгоценный, правда, молилась и другим богам, но Жук – только этим. Когда Жук возлагал дары и благовония к ногам дочери ночи, он с улыбкой вспоминал всегда голодного юного послушника и думал о том, какие сюрпризы иногда преподносит человеку судьба.
КОРОЛЕВСТВО ВОЗДУХА
– КТО ТАКОЙ ЭТОТ рыцарь, что проезжает мимо?
– Его зовут Седревир. Он занят Поисками.
– Бледный как смерть. Глаза как у слепого. Думаю, его хорошо выдрессированный конь и сам отлично знает дорогу. А сам всадник ранен невидимыми стрелами.
– Это рыцарь из древнего братства. Он дал обет отыскать священные реликвии, какие бы опасности не стояли у него на пути, независимо от того насколько опасны путешествия или странная его цель. Но, как мы видели, многие возвращаются домой не солоно хлебавши.
– А этот Седревир? Какова цель его поисков? Ты это знаешь?
– Да, и я расскажу тебе…
ОНИ ВСТРЕТИЛИСЬ НА праздник Летнего равноденствия в Замковой башне, как было принято в братстве рыцарей, там.
В самом сердце замка был сокрыт большой зал, вход в который известен был лишь посвященным. Зал имел форму половинки идеального шара, его пол и стены были выложены блоками полированного камня. С высокого купола свисали тысячи мечей и щитов, флаги и вымпела всех рыцарей, входивших в братство. Высоко на стенах в клетках горели факела. И выкованы клетки были таким образом, что внешне напоминали головы змей и чудовищ которые дышат огнем. На полу чудесной мозаикой был выложен огромный солнечный диск, на ободе которого стояли рыцари, повторяя круг власти во плоти и стали.
Каждый, явившийся в зал, был полностью закован в броню и носил кольчугу, одетую поверх некрашеного простого льняного нижнего белья, забрало его шлема было опущено, руки в перчатках сжимали рукоять меча, а на доспехах не было никаких знаков.
Но рыцарей можно было узнать даже при этих обстоятельствах. По росту, по телосложению, по голосу, по манерам или выражению глаз.
Так стояли они в праздник Летнего равноденствия, в полночь, в тусклом свете факелов-драконов. Они уже провели свои обряды и подтвердили свои обеты. Кроме того, они покаялись в свои прегрешениях против Бога, человека или Братства. Они похвастали своими подвигами и предъявляли доказательства, которые могли оказаться чем угодно – от дамского шарфика до отрезанной руки врага.
Однако в этом зале была еще одна вещь. На высоком постаменте в восточной части зала стояли водяные часы в виде золотого меча и мраморного сердца. По мере того как жидкость капала в нижнюю чашу, вес той увеличивался, и все утро меч медленно приподнимался, пока в полдень не ударял в звонкое золотое яблоко. Потом, по мере того как вода продолжала наполнять чашу, её вес становился все больше. Постепенно из воды появлялось сердце, а меч опускался, пока, а в полночь, когда клинок пробивал его насквозь, по залу разносится долгий громкий звенящий звук.
Незадолго до полуночи в ночь Летнего равноденствия, меч бил по мрамору, и тогда раздавался звук, призывающий всех рыцарей круга. Есть те, кто утверждает, что в это время рыцари пьют определенное вино, едят вафли и жгут ладан. А потом каждый из рыцарей замирает, склонив голову, и ожидает, что привидится ему. Вот меч входит в мраморное сердце, и оно сладко плачет…
Седревир услышал эту ноту, точно такую же, как слышал раньше двенадцать раз, потому что он уже шесть лет был рыцарем круга. В первый раз он был напряженным, выжидал и действовал поспешно. Но с каждым годом эмоции все больше притуплялись. Он прошел через множество приключений, и большая часть его поисков оказалась успешной. Как воин он был отважным и умелым, а как служитель Бога– целомудренным и страстным. Он старался не совершать ничего плохого, боролся с честью и мастерством, но пока ни одно видение не пришло к нему ни в полночь Иванова дня, ни в темноте Зимнего равноденствия.
Однако в этот раз, когда нота стихла Седревир услышал ещё один звук, и в первый момент ему показалось, что его сердце сжалось. А потом он осознал, что услышал голос девы – пение. Её голос был чистым и тонким, словно из кованого серебра, и ее слова были таковыми:
Голос звучал, словно в полом черепе, отдавая эхом. Седревир поднял голову, уверенный, что все рыцари это слышат. Он уставился в пустоту, выпучив серые глаза. Перед ним в центре мозаики появилась колонна света, такого чистого и яркого, что свет факелов побледнел. Седревир уставился на это сияние наполовину ослепленный, а потом разглядел какой-то движущийся объект внутри колонны. В первое мгновение он не мог понять, что это. И, хотя он не видел ничего такого раньше, он с первого раза понял, что перед ним, и слабый стон вырвался из его горла. Рыцарь упал на колени, и дикие колокола зазвенели… и ужасные болезненные голоса запели…
А потом в пол ударила колонна белого огня, словно серебряное копье с горящим острием, которое блистало ещё более ярко, и от него отлетали малиновые лепестки, напоминающие бабочек, которые, отлетев на небольшое расстояние, исчезали. А потом горящее и кровоточащее копье покрылось окровавленными шипами, которые, полопавшись, превратились в золотые розы, сверкавшие, как луна и сами звезды. Наконец это призрачное создание стало насыщенного зеленого цвета, таким что казалось бездонным, как море. И от острия копья протянулась кровавая дорожка, но эта кровь была, как жидкое золото, и сверкала ярче, чем солнце. А потом из-за правого плеча рыцаря послышался новый голос, и, судя по теням, это было весьма странное создание, напоминающее человека со сложенными за спиной крыльями.
– Седревир, ищи Копьё Боли, Корону Скорби и Кубок Крови Жизни. Они – цель твоих Поисков, и, обретя их, ты, быть может, познаешь истину.
Седревир отлично понял, что открылось ему в видении. И когда он пришел в себя в замке башни и рассказал о том, что видел, ни один из Братства не смог подтвердить его слова. В великом свете ему были показаны три святые реликвии Христа: копье, которое пронзило Ему ребра; терновый венец, который венчал Его чело; чаша с Тайной Вечери, в которую было налито вино, а потом кровь из Его настоящей раны. Эти реликвии почитали как элементы мученичества, которое еще осталось на Земле. В самом деле, многие говорили, что знают, где они находятся, но это смотря с какой стороны посмотреть. А место это, как вы, наверное, слышали, крепость – замок Драгоценностей Добра, некоторые называли его Карба Банем. Там сокровища охраняли таинственные стражи. Вокруг Карба Банем протянулась огромная пустошь, где нет времен года, но порой бывает холодно или жарко, но само место бесплодно, как Ледяные земли. Там есть мертвый лес, который называется Лес Дикого Оленя. Но лес, пустошь, тайный замок Драгоценностей Добра расположены на краю любой карты, и ни один проводник не знает туда дороги. Невозможно забрести туда случайно или добраться целенаправленно. Так священники рассказали Седревиру, пока он стоял перед ними на коленях с низко опущенной головой, держа руки на рукояти меча.
После этого он много дней постился, созерцал и советовался с мудрыми людьми. И все это время образы видения ясно маячили передо мной, как будто он видел их только минуту назад, и в ушах его пели голоса:
А потом голос приказал ему просыпаться и отправляться на поиски.
– Это твой Путь. Не отступай.
И когда остался час до восхода, когда птицы заскользили над лугами, а небо стало бледным, Седревир покинул Замок Башен. Он снарядился так, словно собирался на битву. Меч, щит и копье он держал наготове, а сам был одет в стальные доспехи. И он и его конь были драпированы в ткани его цветов: сине-серые цвета путешествий. И на его чепраке и щите, покрытом эмалью, и рукояти меча был выгравирован один и тот же знак – серебряно-сине-золотой каракал.
Трудившиеся в полях женщины и дети подняли головы из высокой кукурузы, чтобы наблюдать за проезжающим Седревиром.
– Вот еще один рыцарь братства отправился на бессмысленные поиски, – говорили они.
А Седревир проехал через Ближние Земли на север, туда, где лежит Дом Зимы, в северные горы. Общее направление – все, что он знал, а ведь ему нужно было найти место, которое находилось на Земле и в то же время не на Земле – место, которое некоторые мудрецы считали мифом, хотя оно должно было существовать.
За Ближними Землями лежали другие менее известные земли. Но все они были погружены в богатство лета. В садах, виноградниках и на полях селяне готовились к уборке урожая, трудясь с раннего утра до позднего вечера под бескрайним золотистым небом. У рек и колодцев собирались женщины с ведрам и грязным бельем, а также у рек, которые прорезали низины, поросшие камышом. Часовые на стенах замков, стоящих на холмах, наблюдали за одиноким рыцарем. Некоторые из обитателей этих замков могли приветствовать одинокого рыцаря или бросить ему вызов, но никто так ничего и не сделал. А вечером рыцарь-путник завернул к одинокой часовне, и священник предоставил ему кров, дал благословение, угостил хлебом и вином, не расспрашивая ни о чем…
Два месяца Седревир ехал на север, расспрашивая тех, кто попадался ему по дороге, если ему казалось, что те отмечены знаком знаний. Среди них был отшельник, старая крестьянка и даже маленький ребенок с веснушками на лбу, похожими на звездочки. С другой стороны, иногда рыцарь сам готов был предложить свою помощь, ведь он, как защитник, должен был бороться со злом и несправедливостью. А еще были те, кто пытался соблазнить его свернуть в сторону, чтобы посмотреть на чудо – таинственный цветок, который вырос в разрушенном языческом храме, вещицу, которая творила чудеса, или фонтан, который бил из скалы, стоило только ударить по ней кулаком. Порой встречались и те, кто хотел его развратить, к примеру, женщина в красном платье с белыми плечами. Она высунулась из своего окна, так что её длинные волосы, надушенные какой-то пряностью, едва не коснулись лица Седревира, когда он проезжал мимо. Но он так и не остановился.
Как-то в сумерках, когда небеса были еще светлы, словно кристалл, а землю уже укутали тени, Седревир выехал к разрушенной башне на берегу озера. Через окна башни словно копья били последние лучи заходящего солнца, а само озеро напоминало огромный кусок неба, упавшего на Землю. Ни одного облачка не было на небе, ни одно дуновение ветерка не нарушал стеклянную водную гладь. У шатра, установленного неподалеку, в бронзовой клети горел факел. А когда Седревир подъехал поближе, внутри шатра вспыхнули еще огни, залив полуразрушенное строение мягким светом. Потом из шатра вышли два рыцаря. Они были из другого братства, и на щите одного из них был нарисован сокол, а у другого – белый бык с крыльями.
– Куда ты направляешься, рыцарь? – спросил тот, у которого на щите был нарисован сокол.
– На север, – ответил Седревир. – Это путешествие согласно обету.
Оба рыцаря кивнули. Потом заговорил рыцарь с быком на щите.
– Мы охраняем нашу сестру, госпожу Марисм.
– Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела и не представляю никакой угрозы для вашей сестры.
– Дело не в этом… Наша сестра – пророчица, прошедшая обучение в искусстве Просвещения, – объявил рыцарь с соколом на щите.
– Если бы вы посоветовались с нашей сестрой, то, я уверен, она сделала бы все возможное, чтобы помочь вам, – продолжил рыцарь с быком на щите. – Только сегодня она воспользовалась своим искусством, а потом позвала нас и сказала: «Остановимся тут и подождем путешественника с юга. Он ищет три святыни, и, возможно, я смогу ему помочь».
Теперь оба рыцаря стояли в тени, и их лица были скрыты под блестящими и темными шлемами. Тут Седревир неожиданно поймал себя на том, что совершенно не верит этой парочке. Однако, похоже, они не врали. На них лежала какая-то оккультная тень, но не зла, а тьмы сродни ночной, что скрыла озеро…
Именно тогда драпировки шатра разошлись, и из него вышла женщина. Она встала так, что была хорошо видна в свете факела. Она была молодой, таинственной, но у неё был немного диковатый взгляд. Её белое платье было отделано драгоценными камнями, больше напоминающими водяные капли. Но её темные волосы плыли по воздуху, словно сеть серебряных брызг.
Она ничего не сказала Седревиру, словно смотрела не на него, а сквозь него. Это был ужасный взгляд, потому что она, казалось, видела его рождение и смерть, а также знала ответы на все другие вопросы, которые могли появиться. Потом она вернулась назад в шатер и поманила его.
– Последуйте за ней, – предложил рыцарь с соколом на щите. – Она достопочтенная, точно так же, как вы. А если вы совершите какую-то глупость, она достаточно сильна, чтобы себя защитить. К тому же мы здесь.
Седревир двигался, словно в каком-то трансе. Взгляд госпожи Марисм заинтересовал его. Он спешился и зашел в шатер следом за дамой. Внутри на полу оказался толстый ковер, а факелы висели в бронзовых клетках. Дама остановилась посреди шатра, где находился постамент из резного дерева. А на этом постаменте возвышалась чаша с водой.
– Иди сюда и взгляни, – пригласила госпожа Марисм.
Седревир подошел к пьедесталу и заглянул в чашу.
Вначале в золотой чаше была лишь вода. А потом вода забурлила, и стало казаться, что где-то в её толще зародилась какая-то пленка. Там, в чаше, открылась картина, явив битву. Это была великолепная и ужасающая битва. Во вспышках молний сверкали драгоценности и металл воинских доспехов, клинки мечей, отделанных инкрустациями, а над головой воинов развевались вымпелы и знамена со странными и мистическими знаками, которые легко было сразу распознать. Но солнце стало садиться, и облака аметистовые, пурпурные и алые, как парадное снаряжение рыцарей, начали опускаться, скрыв сцену. Потом прозвучала труба, и, хотя звука слышно не было, но её отлично было видно – длинная огненная черта, словно комета. По сигналу через облачную массу проскакали двое могучих владык, и воинство расступилось, давая им место. Выглядело все это очень страшно, потому что сразу стало ясно: рыцари-противники – братья. Оба были в золотых доспехах, оба невероятно красивы и сверкали так, словно сами были из солнечного вещества, и наверное, из-за этого на них было больно смотреть. Один из них был одет исключительно в золотое и белое, и на его шлеме был крест, словно выложенный звездами, а на его щите – девиз, который невозможно было разобрать, там ничего не было ни написано, ни нарисовано, однако сердце Седревиру который взглянул на щит, переполнилось радостью и ужасом. Другой рыцарь был облачен в одежды цвета жаркого огня, а на груди у него горела драгоценность, напоминающая удивительный глаз. На его щите не было никаких девизов, но на вымпеле у него за спиной были вышиты слова: Non Serviam[8]8
Не служить (лат.).
[Закрыть].
Эти двое столкнулись с грохотом, от которого дрогнуло само небо, их копья столкнулись и разлетелись на куски, рассыпавшись в щепки, которые посыпались на Землю. Потом они выхватили мечи из ножен, и когда сшиблись, показалось, что удары молнии рассекли небо. Но они словно не замечая ничего вокруг, продолжали сражаться. Солнце зашло, но одежды из золота безумно ярко сверкали даже в темноте. Они продолжали сражаться, не замечая, как луна постепенно выползает на небо.
