Текст книги "Чары Тьмы"

Автор книги: Танит Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

А что же за это время случилось с ее очаровательной сводной сестрой Йезадой, занявшей место невесты?

Через три часа после восхода луны свадьба завершилась, отгремели фейерверки, закончилось пиршество. Затем вперед выступил придворный Колхаша и объявил, что жених с невестой намерены отбыть.

Возражать ему никто не стал. Свадебные дары по своему количеству и ценности превосходили даже те, что были поднесены при помолвке. Невеста на протяжении всего пира не снимала фаты, и никто из ее домочадцев не требовал этого, опасаясь, что она окажется подурневшей от страха и слез. Колхаш в соответствии с обычаем приподнял фату перед алтарем и, вероятно, остался доволен. С себя же он не снял покровов, и часть лица, не закрытая пышным головным убором, пряталась под черной лакированной маской. Однако никто не счел такое начало медового месяца из ряда вон выходящим.

И вот супружеская чета двинулась в путь под звездным небом, в котором блекли последние розовые анемоны фейерверков.

Новобрачную несли в паланкине, ее супруг гарцевал впереди не черном жеребце… Впрочем, различить его среди огромной свиты было нелегко.

Процессия вышла за городские ворота и, освещаемая фонарями, двинулась по дороге в сторону леса.

Когда через час свадебный кортеж достиг леса, паланкин остановился. Призрачный слуга раздвинул занавеси и промолвил:

– Сударыня, вас хочет видеть господин Колхаш.

Невеста, все еще скромно таясь под фатой, спустилась на землю, ей помогли перебраться через струящийся поток, омывавший плоский камень, и она увидела перед собой блистающую перламутровую раковину шатра.

Его внутреннее убранство поражало своей роскошью, на серебряной жердочке восседала огненная птица с высоким хохолком и длинным хвостом. Она взирала на Йезаду холодным бледным глазом. В глубине шатра застыло некто черный с позолотой – его Йезада могла бы принять за статую, если бы не видела своего жениха на свадьбе. Она уже знала, что это «изваяние» умеет двигаться, протягивать руки с длинными черными ногтями к фате и поворачивать голову с маской и тяжелой диадемой. И Йезада смело обратилась к нему, сбрасывая фату:

– Приветствую тебя, мой господин.

Голова слегка шевельнулась. За прорезями маски едва заметно блеснули зрачки.

– Приветствую тебя, моя жена, – ответил ей скрипучий голос. – Не хочешь ли сесть и подкрепиться вином и снедью?

– Вы очень добры, мой господин. Однако я не съем ни крошки и не выпью ни капли, пока вы не присоединитесь ко мне, – промолвила Йезада.

– Я уже ел, дорогая жена, – донесся до нее голос.

– Тогда и я не притронусь к пище, – сказала Йезада. – Ибо не смею утолять голод, когда муж мой настолько недоволен мною, что даже не показывает своего лица.

За этим последовала пауза.

Вдруг словно дрожь пробежала по «изваянию», и на сей раз его голос зазвучал резко:

– Неужто, возлюбленная жена, ты желаешь посмотреть на то, что я скрываю исключительно ради твоего блага?

– Дорогой муж, – ответила Йезада, – поскольку ты взял меня в жены и пригласил в свой шатер, я не сомневаюсь в том, что еще до рождения нового дня отдам вам невинность. Я предстану перед вами нагой, как луна. И от вас я прошу лишь одного – чтобы вы открыли лицо. Неужели я не в праве просить об этом у своего господина и возлюбленного.

Последовала еще более длинная пауза.

– Дражайший супруг, – продолжала Йезада, – моя усопшая мать обладала даром предсказывать будущее. Она напророчила, что я получу богатство, но для этого придется выйти замуж за пришлого жениха. Я долго пыталась разгадать эту загадку, пока дочь моего отца и господина, с которой я схожа во всем, за исключением богатства и положения, не была помолвлена с пресловутым Колхашем, то есть с вами. И тогда, пользуясь унаследованными от матери чарами, я послала этой глупышке накануне свадьбы страшный сон и заставила ее бежать из дома. Я заняла ее место у брачного алтаря, и вот я здесь. Теперь вы видите, что я нисколько не боюсь вас и могу смело рассказать всю правду. Поэтому можете не сомневаться, что я не испугаюсь вашего обличья. Снимайте маску!

Истекла третья пауза, еще более длинная, чем две предшествующие.

Йезада, не получив ответа ни на свое признание, ни на просьбу, встала и решительно двинулась в глубь шатра. Огненная птица со смешком повернулась к ней спиной, однако фигура Колхаша не шелохнулась.

– Ну же! – Подойдя к «изваянию», Йезада подцепила край маски и сорвала ее с лица Колхаша.

Страшный крик сотряс шатер, и Йезада замерла с широко раскрытыми глазами.

На ковер скатилась голова Колхаша, ибо «изваяние» оказалось куклой, заводной игрушкой – в глазницах перекатывались стеклянные глаза, а из шеи торчали пучки искрящих проводов.

И по мере того, как истекала странная энергия из сломанного механизма, свет в шатре тускнел, краснел и наконец вовсе погас с тихим вздохом.

Вокруг наступила кромешная тьма. Йезада обнаружила, что стоит на траве под деревьями, а вокруг ни шатра, ни людей, ни лошадей, ни единого источника света. Одна среди ночного леса.

– Как ты наивна, Йезада, – раздался рядом отчетливый мелодичный голос.

Йезада резко обернулась и увидела, что она не одинока. Рядом на ветке восседала красновато-желтая, как далекая звезда, огненная птица.

– Что это значит? – воскликнула Йезада, стараясь держать себя в руках.

– Что Колхаш, который не является чародеем и все же владеет кое-какими волшебными способностями, не любит, когда его обводят вокруг пальца, – ответила птица и раскинув крылья, вытянула шею в сторону Йезады. И в этом движении было что-то настолько грозное, что волна ужаса захлестнула девушку. Она скомкала в руке фату, развернулась и бросилась наутек, а отвратительный лес царапал и бил ее ветвями, цеплялся за ноги и валил навзничь; казалось, ночные джунгли ожили и терзают ее, и насмехаются над ней. Так она бежала до тех пор, пока земля не оборвалась под ногами. И она полетела вниз, в бездну, в ничто.

И, ударясь о твердь, уже не увидела восхода солнца, лучи которого вскоре окрасили небосвод, не увидела она и дня, прошедшего над лесом, и новых сумерек.

Йезада ничего не видела и не слышала, она лишилась способности чувствовать и думать, и даже видеть сны. Впрочем, возможно, ей снилось, что заросли, в которых она запуталась на дне бездны, тихо нашептывали: «Баю-бай, засыпай», а камень, о который она стукнулась головой, отвечал им: «Я прослежу за тем, чтобы она не просыпалась». А издалека доносился еще один голос, он повторял: «Колхаш не любит, когда его обводят вокруг пальца».

А затем наступила новая ночь – она пришла в лес, к Йезаде и ко всем живущим на Плоской Земле.

3. Вторая ночь: влюбленные встречаются и вступают в брак

Пока Йезада весь день спала волшебным мертвым сном на дне ямы, изможденная Марсина дремала под деревом.

Она не чувствовала, как в разгар полуденной жары мимо нее прошла пятнистая рысь с детенышем, как они остановились и втянули ноздрями цветочный запах ее волос (Марсина уже сняла мужскую головную повязку). А потом, когда солнце клонилось к закату за резным лиственным шатром и золото полдня сменилось мягкой бирюзой, из леса вышел старый олень, чьи рога напоминали раскидистые ветви. Постояв мгновение, он посмотрел на Марсину и вновь бесшумно широким шагом двинулся прочь.

Марсина крепко спала в объятиях своего горя. Лишь раз она всплакнула во сне, и бабочка, порхавшая, как клочок цветной бумаги, осушила ее слезы.

С приближением ночи в огромном лесу становилось все темнее и прохладнее. Проходы между высокими древесными колоннами подергивались сумраком.

Марсина пробудилась. Она продрогла, но какое это имело значение? Где-то по диким тропам леса в веселую таверну возвращался Дер, уже позабывший о мальчике-беглеце. А в другом месте щипал траву осел, если еще не достался на ужин лесному хищнику. И Марсина снова залилась слезами, оплакивая забывчивость Дера и кончину осла. И вдруг ей послышался дивный звук, или она уловила необыкновенный аромат, а, может, что-то другое отвлекло ее… Как бы там ни было, больше она не плакала, а оглядывалась и прислушивалась.

В лесу стояла мертвая тишина, вокруг царила кромешная тьма, лишь призрачный звездный свет струился на вершины деревьев.

Марсина от страха не осмеливалась ни заговорить, ни шелохнуться.

Наконец тьма перед ней сгустилась и, отделившись от остального мрака, начала приближаться. Марсина от изумления и ужаса затаила дыхание.

Не далее чем в шаге от нее появилось странное бледное лицо. Не было никаких сомнений в том, что оно принадлежало юноше, но какому прекрасному! Лицо было обрамлено черными как смоль волосами, а угольки глаз, обращенные к Марсине, горели таким ярким огнем, что она не могла его вынести. Пронзительная истома заполнила ее. Она отшатнулась в сторону и уже готова была броситься наутек, но тут таинственное существо прикоснулось к ее руке. Длинные тонкие пальцы скользнули по щеке Марсины, и были они легче крыльев бабочки, и все же она всем телом ощутила его прикосновение. И это прикосновение словно исцелило ее от всех кошмаров человеческой жизни – от горя и разочарования, от страха и лицемерия. Оно сняло даже физическую боль. И поэтому, когда незнакомец протянул к ней руки, предлагая встать, она поднялась и замерла рядом с его стройной и сильной фигурой, сотканной, казалось, из теней, листьев и звезд. И он погладил ее волосы, и это было музыкой, словно виртуоз коснулся янтарных струн. А потом он вздохнул, и аромат его дыхания показался Марсине слаще всех благовоний мира. И, прильнув к нему, она промолвила:

– Ты, верно, бог леса, так ты прекрасен. Да, я понимаю, что говорю, и сама не верю своим ушам. Но мне больше не интересны люди. Мне больше никто не нужен. Никто, кроме тебя.

И лесной бог притронулся губами к закрытым глазам Марсины, а когда она размежила веки, показалось, что темный лес озарился ярким лунным сиянием. Ибо все лучилось дивным первозданным мерцанием, которое еще и не было светом. Марсина могла различить каждую пластинку коры на стволах деревьев. Над головой бриллиантовым дождем сверкали листья. В траве тут и там блестели ночные цветы. Марсина подняла руки и почувствовала, что кожа у нее стала хрустальной.

– Пойдем со мной, – промолвил юноша, не открывая рта.

И Марсина пошла.

Они двигались сквозь чащу с легкостью ветерка. Просеки, залитые звездным светом, блестели как серебряные зеркала. Черно-белые барсуки крутились под ногами. Выскользнувшая из пруда змея струилась рядом и ласкала стопы.

И вот они на опушке, выстланной бархатистым ковром мха, где шиповник, раскрывший белые цветы, затопил ночь мускусным ароматом, и примулы расстелились покрывалом под балдахином виноградника, усеянного гроздьями ягод, мерцавших как агаты. И здесь она возлегла вместе с юношей, не венчанная жена, и наступила ее вторая брачная ночь, ставшая первой. Без сомнений и возражений она отдавалась тому, имени чьего не знала и чей голос не слышала. Познала радостное безумие любви…

Незадолго перед рассветом он оставил ее. Она ощутила, как напрягся лес, перед тем как его пронзил первый луч света. Но он, отделяя свою плоть от ее плоти, не обратил на это внимания. Уходя, безмолвно пообещал вернуться. Оставил ее облаченной в лепестки роз, виноградные листья и тени. Она тоже молчала, обучившись его красноречивому безмолвию. Не хотелось кричать ему вслед: «О, как я тебя обожаю, любовь моя». Ибо он подарил ей не земную любовь, но такую, на которой зиждился мир. Он ушел, но они не расстались. И Марсина не могла вспомнить ни как ее зовут, ни кто она такая. Лес стал ее домом и вошел в ее душу. Она беззвучно смеялась, видя, как юноша исчезает, словно лезвие в ножнах увядающей ночи. И, свернувшись калачиком, она задремала среди примул и папоротников.

Йезада, как и ее сестра Марсина, проснулась, когда день клонился к вечеру, однако ее переполняли совсем иные чувства. Вспомнились таинственный ужас перламутрового шатра и обезглавленная кукла Колхаша, и безумное бегство от огненной птицы с ледяными глазами… Она слишком хорошо понимала, что это ей не приснилось, – голова все еще болела от удара о камень.

Она угодила в тенета колдовских чар, и вот лежит, оплетенная паутиной растений, и смотрит на нависающую сверху ночь. Во что бы то ни стало надо выбраться отсюда. Цепляясь за каменистые стены ямы и растения, она полезла наверх и наконец, израненная и обессиленная, выбралась на поверхность.

После мрака ловчей ямы огромный лес показался светлым. Йезада подняла голову и принюхалась, как вышедшая из норы лисица, – постаралась уловить запах чар. Но ночной воздух был чист, или магические силы просто потеряли к ней интерес. На всякий случай Йезада пробормотала оберег, который тоже унаследовала от матери.

Колхаш оказался могущественным волшебником. Йезада подозревала, что он заколдовал ее с самого начала, чтобы жестоко посмеяться над ней. Уже то, что жизнь столь подробно воспроизвела все кошмарные видения Марсины (если не считать таких мелочей, как жердочка у зловещей птицы, наяву оказавшаяся не золотой, а серебряной) заставляло Йезаду задуматься.

Где теперь это чудовище? Наверняка, Колхаш пустился на поиски Марсины. Но тут от Йезады уже ничего не зависит. Теперь она сама обездоленная изгнанница, пророчество матери обмануло ее, и любая другая на ее месте разрыдалась бы, но Йезада лишь топнула ногой и нахмурилась.

И в это самое время из глубины леса донесся странный звук. Он напоминал крик осла, и Йезада вспомнила легенды этого леса – будто бы его населяют призраки и неведомые твари… Но она уже пережила столько страха, что лишь повернулась к источнику замирающего звука спиной. Различив тихий лепет бегущей воды, она поняла, что умирает от жажды.

Йезада не была ведьмой, но ей достались от матери кое-какие способности вместе с несколькими заговорами, которые она запомнила, как попугай. Поэтому, не дойдя до воды, она вдруг резко остановилась и прижалась к дереву. А зачем Йезада это сделала, она и сама не смогла бы объяснить.

Перед ней лежала поляна, покрытая травой в рост семилетнего ребенка. И вдруг она увидела, что в траве мелькают огоньки бледно-лазурного и палевого цветов. Они плясали, сливались и снова разъединялись, а потом вдруг вспыхнули и погасли, и на их месте возникли прекрасные человекоподобные существа, которые продолжали двигаться в изящном мерцающем танце.

Их кожа была бела как звездный свет (если звездный свет может стать плотью), а длинные волосы черны как полуночные облака. Одеяния также были черными, но отливали серебром. Молодые, как сама юность и старые, как время, мужчины и женщины возникали и исчезали. Горящие глаза были подернуты таинственной поволокой грез. Это были те, кого люди иногда величают Детьми Ночи, опасаясь называть иначе. Они были демонами. Йезада сразу их узнала и вспомнила частые предостережения матери, которой в детстве не всегда верила. Да, это демоны, безмолвные странники, обитатели Нижнего Мира, Эшвы, что в переводе с их языка означает «сияющие порознь».

О, как они сверкали в неземном мраке! Йезада взирала на них, и сердце ее переполнялось невыразимой тоской, которую испытывали многие смертные при виде этих существ.

И тут произошло нечто еще более страшное и удивительное.

В дальнем конце поляны бесшумно полыхнуло, и разверзлась земля. Из трещины вырвались три черных и блестящих коня с гривами и хвостами из голубых искр, а на их спинах восседали три господина, схожие, как единоутробные братья, и в то же время разные, как звезды. Они были бледны и черны, как остальные Эшвы, танцевавшие на поляне, только если те сияли, эти сверкали. И снова любой увидевший тут же узнал бы их, ибо это были князья Ваздру – высшей касты демонов, и теперь Йезаду обуял настоящий ужас.

Выбравшись на поверхность земли, они натянули поводья и окинули надменными взглядами Эшв, а те, как почтительные слуги, склонились перед ними. А потом один из всадников заговорил, и голос его был прекрасен и ужасен.

– Наш господин Азрарн отправился на охоту. Нашел ли он ее?

– Кажется да, – ответил второй, не менее блистательный и ужасный.

– Время истекло, и им пора расстаться, – промолвил третий.

Похоже, беседа не успокоила их, они раздраженно крутили перстни на пальцах и бранили изящество юной луны.

Наконец первый проговорил:

– Со старой распрей пора покончить. Нет ровни нашему господину, князю князей.

– И все же, – заметил второй, – этот лес пропитан безумием.

– Хотя в нем больше ароматов, порожденных забавами демонов, – добавил третий.

Они развернули лошадей и помчались между деревьями, словно огненный ветер поднял их над землей. И Эшвы исчезли вместе с ними.

Йезада рухнула на колени. Она ничего не поняла из услышанного, зато узнала голос одного из всадников, так как слышала его накануне ночью. Именно этим жутким и мелодичным голосом разговаривала ледяноокая птица, заставившая Йезаду бежать прочь сломя голову. А она-то возомнила, что ей противостоит всего лишь могущественный волшебник! При мысли о том, что ее враги – Ваздру, она вся обмерла.

– Матушка, на что же ты меня толкнула? – укоризненно прошептала она.

Йезада отыскала огромное дупло и в нем провела остаток ночи.

Ваздру же говорил о тех самых двух любовниках – Владыке Обмана Чузаре и дочери князя Демонов Азрине-Соваз, о которых шла речь в таверне «Горлица».

Азрарн искал их и нашел, чтобы наказать и разлучить навеки. И на протяжении всего описанного нами времени этот лес являлся ареной великих событий, о которых рассказано в иной летописи. И по мере того, как близость этих двух сверхъестественных существ видоизменяла облик леса, он заполнялся чарами приходящих в него Эшв. Не упускали случая обрушить свой гнев на лес и Ваздру, которые прислуживали князю – впрочем, их колдовство было не более, чем шахматной партией скучающих перед битвой воинов. Лишь сила духа Азрарна мешала им свершить большее. Его гнев и непрерывные страдания мешали им проводить досуг по своему усмотрению, и ничего другого не оставалось, как огрызаться, смиряясь под ударами меча. И это означало, что им многое не удалось закончить здесь.

Однако все же кое-что успело произойти – свадьба Колхаша и соединение Марсины с Эшвой, обуреваемым пылкими ночными грезами и нашедшим с ней утоление своей страсти. Грядущее было чревато и другими событиями.

Лишь рассвет мог спугнуть демонов, ибо дневной свет означал для них смерть. Но иногда они так увлекались своими потехами, что не замечали даже восхода солнца.

4. День второй

Дер покачивался на волнах сна, полагая, что находится в уютной таверне. Но постель его за ночь поросла травой, бокал вина опрокинулся и разлился росой, а мягкие, изящные бедра певицы затвердели в камень.

Дер открыл глаза и уныло огляделся.

– Пусть боги учтут, что меня довела до этого моя доброта.

Однако боги и не подумали это сделать.

Юноша потянулся, достал фляжку с вином, сверток с хлебом и мясом и утолил голод. Его заливал зеленоватый солнечный свет и пропитывал цветочный аромат. Неподалеку в фиалках резвилось и завтракало целое племя кроликов, не обращая на него никакого внимания. Дер с детства охотился в этом лесу и ни разу еще не плутал и не боялся. Повстречайся ему свирепый волк или рысь, у него всегда при себе лук, копье и нож. А что до предрассудков, он никогда не верил ни в духов, ни в вурдалаков, ни в эльфов, ни в демонов. На его взгляд, все они – вымысел поэтов.

Однако с первого дня этой день охоты его тревожили мысли о городе. Он размышлял о странной свадьбе соседской девушки с таинственным чужаком. А вечером того неудачного дня к нему явился глупый мальчишка, сбежавший от Колхаша. Дер посмеялся над ним и разрешил прислуживать на охоте, но мальчик вместе с ослом, принадлежавшим отцу Дера, потерялся, и более того – охота снова не удалась. Они не встретили ни единого зверя, если не считать молодой оленихи, которая медленно перешла им дорогу со своим детенышем, словно зная, что благородные юноши не станут ее преследовать.

На склоне дня они повернули к таверне, и Дер, знавший все тропинки не хуже, чем улицы родного города, отстал, чтобы поискать заплутавшего мальчишку с ослом. Не желая не портить веселья спутникам, он отослал их в «Горлицу», наказав выпить по лишнему бокалу вина и наградить девушек лишним поцелуем от его имени, если он задержится.

По дороге он удивился, с чего это ему вдруг взбрело в голову беспокоиться о мальчишке, который наверняка просто сбежал. И почему он прикидывался перед сопляком, что едва припоминает Колхаша и его матримониальные планы?

Чувствуя себя в лесу уверенно, Дер ощутил лишь досаду, когда наступили сумерки. Раз ему послышался крик осла, но ни поиски, ни призывы ни к чему не привели – Дер загрустил, однако то была сладкая грусть. Он устроился между деревьями, разжег костер и поужинал, а его стреноженная лошадь убрела щипать свежую траву. Мысли Дера легко перенеслись к полузабытой девушке благородного происхождения, которая когда-то очаровала его, но которой он уделил слишком мало внимания и даже забыл, как ее звали. Естественно, ее отец был богат, так как она носила платье из расшитого шелка и золотые браслеты на запястьях. А волосы ее источали тепло…

И, слагая гимн безымянной красавице, Дер погрузился в сон.

Ему приснилось, будто он лежит под деревом рядом с догорающими углями костра, а из-под арок ветвей к нему подъезжают три князя на черных скакунах. Это были именно князья, ибо никто другой не мог носить такие одежды и гарцевать на таких лошадях.

И хотя Дер спал, он все видел сквозь закрытые веки. Видел, как князья остановились и посмотрели на него.

– Этот лес кишмя кишит смертными, – заметил один из них.

– Они повсюду, – ответил другой. – Заполонили мир. Но мы сами научили их любить, и это была наша ошибка.

Все трое рассмеялись, и третий, приблизившись к Деру, заглянул ему в лицо.

– Тебе повезло, что ты так красив, – молвил он. – Если б ты мне не понравился, я бы прикончил тебя на месте. – И, склонившись с необычайной, не свойственной людям грацией, этот князь, сам писаный красавец, поцеловал Дера в лоб. И поцелуй этот обжигал – как пламя, как лед, как кислота. Дер хотел вскочить, но непосильная тяжесть сковала его, – ни проснуться, ни пошевелиться. Как будто его опоили волшебным зельем, и он во сне провалился в сон.

Он слышал, как князья уехали прочь, и поступь лошадей казалась шуршанием парчи по траве, и бубенцы едва звучали. Потом конь Дера заржал и, разорвав путы, бросился вслед за князьями. А Дер, обездвиженный поцелуем, не мог даже послать ему вслед проклятие.

– Но это ведь был всего лишь сон, – произнес он утром, тщетно оглядываясь в поисках лошади. И тогда Дер исторг ругательство, да так громко, что кролики навострили уши и уставились на него из зарослей фиалок.

– Как сон мог похитить у меня лошадь? – воскликнул Дер.

Никто ему не ответил, хотя весь лес должен был это знать. И Дер пришел к выводу, что лошадь убежала сама.

– Проклятый мальчишка, если найду, отправлю обратно к Колхашу, – пообещал Дер кроликам. – Он уже стоил мне приятного вечера в таверне, отцовского осла и лошади.

Но Дер недолго гневался – он был не из злопамятных, как, впрочем, и не из сообразительных.

Он встал со своего ложа и пошел прочь, как он полагал, в сторону таверны.

Приблизительно в это же время взлохмаченная, с застрявшими в волосах грибами Йезада выбиралась из дупла. Вид ее был плачевен после всех злоключений.

Она не представляла, куда идти, но надо было по меньшей мере выбраться из леса. В этом деле можно было полагаться лишь на удачу, которая последнее время не слишком ей благоволила. К тому же ее мучила жажда. Вновь услышав журчание воды, она поспешила к ручью.

Вскоре она достигла края прогалины с камнем посередине. Его обтекал ручей, а на том берегу виднелась лачуга из прутьев и мха. Что-то насторожило Йезаду, но жажда пересилила опасения, к тому же лачуга выглядела слишком обветшалой, нежилой, поэтому она поспешила к ручью, легла на берег и приникла губами к воде.

Она еще не успела утолить жажду, как вдруг почувствовала движение рядом, а в следующее мгновение ее кто-то грубо схватил. Йезада закричала.

– Похоже, это человек, – промолвил тот, кто держал ее за правую руку.

– Я даже днем не доверяю этому лесу, – откликнулся тот, кто держал ее за левую.

Оба дружно встряхнули Йезаду, и она вскрикнула.

– Великодушные господа, я всего лишь…

– Умолкни, дерзкая девчонка! Наш господин разберется, кто ты такая.

– А кто ваш господин? – с тревогой осведомилась Йезада.

– Вот он, – промолвил тот, что справа.

Йезада глянула на другой берег ручья. У входа в лачугу возвышался человек в черном одеянии, расшитом золотыми солнцами и звездами. На голове сияла золотая диадема, лицо закрывала черная лакированная маска.

– Это господин Колхаш, – произнес тот, кто держал Йезаду за левую руку.

И девушка лишилась чувств.

Полдень рыскал по лесу, метал яркие стрелы. Дер стоял, оглядываясь по сторонам и подозревая, что заблудился. Эта часть леса казалась незнакомой, но ничем не отличалась от других.

Оставалось ориентироваться по солнцу. Однако полуденный лес, как хрустальный кубок темно-зеленого вина, был пронизан этим солнцем со всех сторон. Казалось, все перепуталось, и все тропинки походили друг на дружку.

И тут Дер снова услышал крик осла.

– Ах ты, безобразник! – радостно ухмыльнулся охотник и поспешил на звук.

Через некоторое время он заметил между деревьями светлую шкуру. Несомненно, перед ним был осел. И Дер бросился за ним, все больше углубляясь в лес.

Йезада очнулась. Она все помнила и понимала, что погибла. Ее мать ошиблась дважды, предсказав ее свадьбу и уверив, что при свете солнца демоны не ходят по земле.

Ибо перед ней восседала черная позолоченная кукла, изготовленная демонами. Отсутствовала лишь огненная птица, образ которой принял Ваздру.

Отсутствовало и все остальное, виденное ею накануне. Вся прежняя роскошь исчезла, и кукла Колхаш теперь восседала на поваленном дереве. Приспешники, стоявшие за его спиной, были облачены в лохмотья, как и сама Йезада, от свадебного платья которой остались одни воспоминания.

– Но это всего лишь бедная девушка, пустившаяся в путь, как и мы, – промолвил Колхаш. – Не бойся, голубушка, и поведай мне о своих бедах.

Но Йезада не могла вымолвить ни слова.

– Лишилась от страха дара речи, – заметил Колхаш. – Неужто ее так пугает моя маска? Дитя мое, хочешь, я ее сниму?

– Нет! – воскликнула Йезада.

– Ах, вот оно что! Всему виной страшные слухи обо мне! – простонал Колхаш. И, схватившись за голову золотыми руками, потянул ее с плеч.

Йезада вновь потеряла сознание.

Осел дворецкого, увлекаемый смутно знакомым сиянием в глубине леса, как свет упавшей луны, брел все дальше и дальше, лишь изредка останавливаясь, чтобы сорвать лист папоротника или испить восхитительной лесной влаги. Еще никогда в жизни ему не доводилось наслаждаться такой свободой. Сначала на нем ездил толстяк-дворецкий, а затем легкая, но неумелая девочка-мальчик. Поэтому, обретя свободу, осел не преминул ею воспользоваться. Однажды он уловил запах рыси, и пришлось уносить ноги, но он быстро позабыл об этом приключении. Лес казался безопасной чашей изобилия. Раза два до него божественной музыкой доносились крики сородичей: Иа! Иа!

Даже когда осел обнаружил, что его кто-то преследует с руганью и бормотанием, он понял по запаху и звукам, что это всего лишь человек, – то есть, бояться следует только новой подневольной службы. Впрочем, и покоряться легко осел не желал. Он продирался сквозь колючие заросли, вынуждая страдать и своего преследователя, спускался с каменистых уступов, перебирался через ручьи, заросшие дикими лилиями, из чьих чашечек поднимались целые тучи пчел.

Солнце давно миновало зенит и клонилось к закату, и деревья отбрасывали призрачные тени. Тогда-то осел достиг своей цели – берега широкого озера. Над головой опрокинутой золотой чашей виднелось небо, окаймленное вершинами деревьев, а чашу озера точно так же окаймляли подступившие к самой воде заросли. И небо отражалось в озере, и оба полушария так чисты и неподвижны, что их можно было перепутать и принять настоящие деревья за отражения водорослей.

Эти красота и благодать заставили Дера остановиться, и он позабыл, что искусан пчелами и стер ноги в кровь. Он затаил дыхание, наслаждаясь представшим ему видом, но через мгновение увидел осла, который стоял на берегу озера (или неба) и пил воду.

Однако, что намеревался сделать Дер, так и осталось тайной. Внезапно он заметил за стволами деревьев слабое мерцание, как будто звезды небесные спустились на землю.

Дер обмер, затем беззвучно отступил в кусты.

По берегу в теплом сиянии двигалась прекрасная девушка. Кожа ее была бела как лучшая слоновая кость, волосы отливали янтарем, и облачена она была лишь в цветы и ветки плюща.

– Это же она, та, которую я вспоминал, – пробормотал Дер. – Но та была не столь прекрасна, как эта, ибо она была смертной. Эта же настоящая лесная сильфида, в чье существование я не верил.

Сильфида вошла в воду и принялась беззвучно плескаться в воде и потоках света, и движения ее были как танец. Заметив осла, она приблизилась к нему и поцеловала в морду, и тот с радостью принял ласку.

«Еще бы, – ухмыльнулся Дер, прислоняясь к дереву. – Недостойная тварь. Будь у богов сострадание, они предоставили бы мне возможность поменяться местами с этим животным. Тогда бы она обнимала и целовала меня».

Но Дер был слишком благоразумен, чтобы приблизиться к видению. Если легенды о сильфидах правдивы, стоит ей увидеть смертного, и она убежит или растворится в воздухе.

Поэтому пришлось сказать себе, что такова, видать, его судьба – безответно влюбиться в эфемерное существо.

Наконец купальщица, чуть не сведя с ума соглядатая, вышла из воды. Прелестная дева двинулась к деревьям, и осел поспешил следом. Зачарованному Деру ничего не оставалось, как пойти за ними.

И так все трое, один за другим, снова углубились в темную чащу.

Йезада замертво пролежала несколько часов в шалаше, не открывая глаз, хотя чувства ее продолжали бодрствовать. Она произнесла заклинание, чтобы тело стало неподвижным, как камень, и то ли сила чар, то ли вера в них возымели действие. Через некоторое время она услышала голос Колхаша.

– Будь я хоть наполовину таким магом, за какого себя выдаю, я бы ее оживил. Воистину, нам всем пора убираться отсюда.

И оба приспешника энергично поддержали его. Предложив поискать какой-нибудь еды, они вышли из шалаша.

Тогда Йезада прочитала другое заклинание, чуть приоткрыла глаза и увидела, что Колхаш по-прежнему сидит на колоде. У его ног покоилась голова с черной маской на лице и диадемой. Однако теперь это зрелище не показалось ей столь ужасным, так как на плечах Колхаша она увидела совсем другую голову – седовласую, с горестным выражением на старческом лице.