Текст книги "Одиссея самурая, Командир японского эсминца"

Автор книги: Тамеичи Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Тому не оставалось ничего, кроме как подчиниться армейским требованиям.

В начале ноября двадцать японских эсминцев начали доставку на остров частей и подразделений 38-й пехотной дивизии. Доставка и высадка войск проводилась эсминцами 2, 7, 8 и 10 ноября без какого-либо противодействия со стороны противника. Но американский флот, как и в предыдущих операциях, ждал только нужного момента.

И этот момент настал. В период с 12 по 15 ноября у Гуадалканала произошла серия ожесточеннейших морских сражений.

Нагумо предсказывал, что нам вскоре придется очень туго, и мне в этом пришлось вскоре убедиться, когда я попал в новую гуадалканальскую мясорубку.

Это было одно из наиболее фантастических морских сражений в истории, когда 14 японских и 13 американских кораблей сражались на дистанции прямой наводки. Японцы потеряли один линкор и два эсминца. Из американского отряда уцелели только три эсминца и один тяжело поврежденный крейсер. Погибло очень много старших офицеров американского флота. Возможно, это было самое тяжелое поражение американцев за всю войну на Тихом океане. Однако и нам было нечему радоваться. А наш адмирал за этот бой попал под суд и был уволен со службы с мотивировкой "за позорное руководство".

Сражение фактически было свалкой без соблюдения какого-либо оперативного плана или тактических схем. Подробности и детали его, не считая конечных результатов, наверное никогда не будут известны.

Я приложил много усилий в попытке восстановить картину этого боя объективно и непредвзято, насколько это вообще возможно.

Японским отрядом командовал контр-адмирал Коки Абе, имевший к тому времени уже большой боевой опыт. Он был известен своей крайней осторожностью, Некоторую недоброжелатели адмирала часто называли робостью.

В сражении у Санта-Круз он, командуя авангардом наших сил, не смог организовать преследование бегущего противника и завершить его разгром. Адмирал Абе без всякого энтузиазма воспринял приказ Ямамото, предписывавший его четырнадцати кораблям осуществить бомбардировку Гуадалканала, как это сделало соединение адмирала Курита в октябре. Абе считал, что повторяться опасно. Американцы не так глупы, чтобы позволить применять одну и ту же тактическую формулу дважды.

9 ноября мой "Амацукадзе" вместе с группой из восьми эсминцев, чьим лидером был легкий крейсер "Нагара", вышел с острова Трук.

На рассвете 12 ноября наш отряд соединился с эскадрой адмирала Абе, состоявшей из двух линкоров и трех эсминцев их прикрытия. Это произошло в районе острова Шортленд.

В 08:30 того же дня, когда наше соединение находилось еще в 300 милях от Гуадалканала, оно было обнаружено американской "летающей крепостью" "В-17". Опасаясь возможного удара с воздуха, мы запросили у адмирала Какута воздушного прикрытия и вскоре над нашими кораблями закружились истребители с авианосца "Дзунье". Действительно, через некоторое время появилась группа бомбардировщиков противника, но при виде истребителей она повернула обратно, не сбросив бомб. Однако было ясно, что американцам уже известно все о нашем приближении к Гуадалканалу.

Мы продолжали следовать на юг со скоростью 18 узлов. С линейного корабля "Хийя" катапультировали самолет-разведчик. Прошел час, но с самолета не поступало никаких сообщений. Не появлялась и авиация противника. Внезапно начала портиться погода. Небо затянулось свинцовыми тучами и хлынул тропический ливень, перешедший в грозу.

Было совсем темно, настолько, что невозможно было разглядеть ближайшие корабли отряда. Мы ожидали приказа уменьшить скорость и увеличить расстояние между кораблями, но такого приказа не последовало. Нервы у всех были напряжены до предела.

Для адмирала Абе разразившаяся гроза была милостью Небес, поскольку закрыла его эскадру со всех сторон от возможного обнаружения авиацией противника, а также его надводными кораблями и подводными лодками. Когда один из штабных офицеров посоветовал Абе уменьшить скорость, тот раздраженно ответил:

– Нам нужно подойти к цели вовремя. В мирное время ни один командующий не повел бы через слепящий шторм свои корабли на такой скорости и в столь тесном строю. В подобных условиях могло случиться все что угодно. В этом же походе через ливень и грозу, который продолжался более семи часов, не произошло ни одного ЧП, что прежде всего свидетельствует о высочайшей боевой подготовке экипажей наших эсминцев. Именно благодаря столь высокому боевому искусству мы даже в суматохе ночных боев никогда не стреляли друг по другу, а американцы, свидетельствующие об обратном, совершенно не правы.

На мостике линкора "Хийя" адмирал Абе на глазах у своих штабных приходил в самое отличное настроение, сказав своим вымокшим офицерам:

– Эта благословенная гроза движется с той же скоростью и тем же курсом, что и мы.

В это же время поступило первое сообщение с разведывательного самолета: "Обнаружил более дюжины кораблей противника у побережья Лунга". Прочтя сообщение, адмирал Абе рассмеялся:

– Если Небеса будут по-прежнему на нашей стороне, то, возможно, что нам и не придется иметь с ними дело.

Вскоре была перехвачена радиограмма с армейского наблюдательного поста на Гуадалканале, сообщавшего, что на острове очень плохая погода. Разведывательный самолет с "Хийя" в эфире появился еще раз, сообщив, что направляется на Бугенвиль, поскольку не может в такую погоду отыскать соединение. Адмирал Абе, поняв, что в такую погоду трудно будет организовать бомбардировку береговых целей, решил все-таки выбираться из-под прикрытия идущей на юг грозы. С линкора "Хийя" на ультракоротких волнах передали приказ: "Всем кораблям приготовиться к повороту "все вдруг" на 180 градусов".

Я немедленно отрепетовал по радио о получении подготовительного сигнала и стал ждать исполнительного, который обычно подавался через 30 секунд. Я напряженно смотрел на часы. В таких условиях очень важным является точное время передачи сигнала, чтобы избежать столкновений друг с другом. Прошла минута. Исполнительного приказа не было. Прошло еще 30 секунд. Тишина. Такого еще не бывало! Я крикнул по переговорной трубе в радиорубку:

– Был ли исполнительный? Нервный голос ответил:

– Не было, командир. Эсминцы авангарда "Юдачи" и "Харусаме" не подтвердили получение подготовительного сигнала.

Прошло еще три минуты. Переговорная труба из радиорубки снова ожила:

– Командир, линкор "Хийя" разговаривает с "Юдачи" и "Харусаме" на средневолновой частоте.

– Быть не может! – завопил я. – Они там все с ума посходили на линкоре!

Средневолновые диапазоны очень легко перехватываются противником. Поэтому все преимущества, которые нам дал идущий на юг грозовой фронт, были растрачены на флагманском линкоре.

В 22:00 из радиорубки доложили, что флагман дал исполнительный приказ на поворот. Я дал команду на руль, с тревогой наблюдая, чтобы какой-нибудь корабль не появился передо мной на курсе столкновения. Однако все обошлось. Корабли сманеврировали успешно. Затем с "Хийя" передали следующий приказ: "Всем кораблям уменьшить скорость до 12 узлов".

Абе не хотел рисковать. Многолетний опыт подсказывал ему, что после следования вслепую в течение семи часов и резкого поворота на обратный курс от первоначального строя должно было уже мало что остаться. И он был прав. Наш строй фактически распался. Позднее я узнал, что еще до сигнала с флагмана пять эсминцев авангарда, что шли в 8000 метрах впереди крейсера "Нагара", вынуждены были лечь на обратный курс, чтобы не выскочить на рифы Гуадалканала.

Таким образом, авангардная дуга разломилась на группу из двух и трех эсминцев, расстояние между которыми постоянно увеличивалось. Этот фактор сыграл важную роль в будущем сражении.

Ливень кончился в 22:40, примерно через 30 минут после начала нашего разворота на обратный курс. Затем Абе приказал совершить еще один поворот на 180 градусов, чтобы приблизиться к острову. Я считал, что теперь нам нужно построиться в одну кильватерную колонну.

Наш походный ордер совершенно не годился для боя с крупными силами противника. Однако Абе не дал приказа перестраиваться, и, возможно, впервые я начал сомневаться в правильности его действий.

Идти в бой, сомневаясь в правильности действий командующего, всегда тягостно, да и опасно. Я считал бессмысленным идти прежним курсом, когда враг нас уже совершенно точно обнаружил из-за радиопереговоров на средних волнах. Такой строй создаст противнику благоприятные возможности для нашего обнаружения и внезапного удара. Мои мысли были прерваны криком сигнальщика:

– Слева по носу по пеленгу 60 градусов небольшой островок! Прямо по курсу вижу вершины гор! Из темноты слева выплыли массивные очертания острова Саво, а прямо по курсу на фоне облаков вырисовывались вершины гор Гуадалканала. Каким-то звериным инстинктом я почувствовал неизбежность боя. Задрожав от возбуждения, я глубоко вдохнул освежающий ночной бриз и скомандовал:

– Орудия и торпедные аппараты на правый борт! Дистанция 3000 метров. Угол раствора торпед 15 градусов!

Мертвая тишина царила на корабле. Все были на своих местах по боевому расписанию. На флагманском линкоре "Хийя" адмирал Абе изучал последние разведывательные сводки. Наблюдательные посты на Гуадалканале доложили, что дождь кончился и они больше не видят кораблей противника у Лунга. С Бугенвиля сообщили, что с острова к Гуадалканалу посланы разведывательные гидропланы.

В 23:42 на частоте чрезвычайных сообщений поступил рапорт с эсминца "Юдачи": "Вижу противника!". И все.

– Пусть сообщит расстояние и пеленг! – заорал Абе. – И свое место!

Адмирал не успел закончить, как сигнальщик, находящийся на верхнем ярусе надстройки линкора, доложил срывающимся на крик голосом:

– Четыре черных объекта прямо по курсу... Пять градусов право по носу... Похожи на военные корабли. Дистанция 8000 метров.

И после паузы добавил:

– Не уверен в докладе. Очень плохая видимость. "Юдачи", находившийся в 10 000 метрах справа по носу от флагманского линкора, молчал. Его начальник штаба капитан 2-го ранга Судзуки пытался уточнить расстояние у сигнальщиков: 8000 метров или нет.

– Возможно, 9000 метров, – ответили с дальномерного поста.

Адмирал Абе, заметно нервничая, приказал в башнях главного калибра "Хийя" и "Киришима" заменить фугасные снаряды на бронебойные. Затем он приказал линкорам лечь на обратный курс, но передумал. Нерешительность командующего стоила потом очень дорого.

На линкорах же был объявлен аврал. Почти весь экипаж, покинув свои места, принял участие в перегрузке и замене снарядов.

На ультракоротких, средних и коротких волнах звучали истерические голоса радистов линкора "Хийя", которые, отбросив все правила безопасности и радиодисциплины, оповещали о появлении противника.

Прошло восемь долгих минут, но противник почему-то не открывал огня.

Наши соединения сближались с суммарной скоростью 40 узлов или 1200 метров в минуту. А орудия молчали! Как тут было не вспомнить сражение в Яванском море, где огонь был открыт с дистанции 25 000 метров!

Аврал на линкорах закончился. Фугасные снаряды были спущены в погреба, бронебойные – поданы к орудиям.

Почему противник дал нам эти бесценные восемь минут, которые фактически спасли нас от катастрофы? B поисках ответа я прочел американский послевоенный отчет об этом бое. Точного и простого ответа не давалось, поскольку большая часть американских старших офицеров, имевших право принимать решения, погибли в этом бою. Из воспоминаний уцелевших я понял, что американцы не открыли огонь из-за невозможности быстрого развертывания в боевой порядок и путаных команд.

В 23:41, когда эсминец "Юдачи" доложил об обнаружении противника, американцы шли кильватерной колонной, направляясь прямо на ядро нашего соединения, то есть на линкоры. В таком строю огонь мог вести только головной корабль. Это как-то объясняет задержку в открытии огня, но оставляет множество вопросов поводу дальнейшей пассивности американцев. В этом бою произошло немало других не совсем обычных вещей.

В 23:50 линкор "Хийя" открыл свои прожектора и обнаружил, что в 2000 метрах впереди нет крейсера "Нагара", как то было положено по диспозиции. Вместо этого крейсер находился на расстоянии 5000 метров, совершая поворот влево и обрезая нос эсминцу "Юкикадзе", который шел в 2000 метрах впереди меня.

Когда прожектор "Хийя" обнаружил также на дистанции примерно 5000 метров американский крейсер "Атланта", тот мгновенно дал залп из своих двенадцати пятидюймовок. Все двенадцать снарядов легли с большим недолетом.

Через тридцать секунд "Хийя", положив руль вправо, открыл огонь из своих восьми 14-дюймовых орудий. Для орудий столь большого калибра расстояние в 5000 метров является дистанцией прямой наводки. Несколько огромных снарядов сразу же поразили "Атланту", убив контр-адмирала Нормана Скотта и всех других находящихся на мостике американского крейсера офицеров.

Однако включение прожекторов дорого обошлось и линкору "Хийя". Четыре американских эсминца, идущие впереди "Атланты" обрушили на линкор яростный концентрированный огонь с расстояния от 2000 до нескользких сотен метров. Идущий впереди всех эсминец "Кашинг" даже прошил мостик линкора очередями крупнокалиберных пулеметов. Многие снаряды и трассы крупнокалиберных очередей летели мимо линкора и падали каскадами вокруг моего "Амацукадзе". Стоял невероятный грохот.

Совершенно ослепленный я в течение некоторого времени стоял на мостике, ничего не видя. К счастью, в эсминец не было ни одного попадания.

"Кашинг" выпустил по "Хийя" шесть торпед (если верить его рапорту), но ни одна из них не попала. Во всяком случае, мы с "Амацукадзе" ни одну из них не заметили.

Между тем все снаряды, не попадающие в "Хийя", продолжали ложиться вокруг нас. Опасность нашего положения увеличивалась еще и тем, что впереди уже отчетливо виднелись очертания острова Флорида с его многочисленными прибрежными рифами. Я приказал отвернуть вправо, увеличить скорость и отойти от линкора.

Отойдя подальше от "Хийя", я пристроился в кильватер к эсминцу "Юкикадзе", идущего полным ходом с правого борта крейсера "Нагара". Справа я увидел множество американских кораблей, идущих призрачными тенями вдоль берега Гуадалканала.

Положив руль право на борт и дав полный ход, я решил атаковать корабли противника, прежде чем они смогут выйти в позицию для удара по нашему громоздкому ордеру. Однако в следующий момент призрачные силуэты кораблей противника исчезли на фоне берега острова. Я вглядывался в темноту, пытаясь что-нибудь там различить.

Внезапно с правого фланга линкора "Хийя" появились три наших эсминца, закрыв мне видимость берега Гуадалканала. Мой боевой порыв был сорван. Я оглянулся на "Хийя" и в отчаянии громко выругался.

Массивная надстройка линкора была охвачена пламенем. Три наших эсминца, которые так некстати появились между мной и противником, начали поворот влево, видимо, желая прикрыть линкор с тыла. Это были "Акацуки", "Инадзума" и "Икацучи" – более новые и быстроходные эскадренные миноносцы, чем мой. Я уже было решил пристроиться замыкающим в их колонну, но в этот момент непроглядная темнота ночи была освещена двумя яркими ракетами, выпущенными, как я узнал позднее, с крейсера "Нагара". И мне стали ясно видны 5 или 6 американских кораблей, идущих кильватерной колонной. Ближайший из них находился у меня справа по носу по пеленгу 30 градусов на расстоянии примерно 5000 метров. Причем почти на параллельном курсе! Мое сердце подпрыгнуло. Представлялся уникальный шанс проверить на практике мою теорию торпедных стрельб.

Мой минно-торпедный офицер лейтенант Миеси уже стонал от нетерпения. Я приказал приготовиться к стрельбе торпедами и дал указание штурману, повернув вправо, немного сблизиться с противником и выходить на гиперболический курс.

Мы сближались с противником на суммарной скорости 60 узлов. Торпедным аппаратам была дана команда "Товсь!" и Миеси смотрел на меня жадными глазами, ожидая команды "Пли!"

Противник почему-то не открывал огня. Но даже если бы он это сделал, на гиперболическом курсе им меня не достать.

– Пли! – скомандовал я.

Восемь толстых "рыбин" выскочили в воду из аппаратов и пошли к цели. Было 23 часа 54 минуты. Я ждал, затаив дыхание и читая молитвословие. Брызги обрушивались на мостик от буруна, поднятого полным боевым ходом эсминца, но никто на мостике их не замечал.

Я отвернул немного влево, чуть сбросив скорость, когда еще пара ракет осветила сцену ночного боя. Я видел колонну из четырех американских эсминцев, идущих с интервалами не более 200 метров друг от друга. На них, обрезая им курс и ведя яростный огонь из всех орудий, несся "Юдачи". Казалось, что он собирается таранить головной эсминец противника "Аарон Вард", который резко отвернул в сторону, чтобы избежать столкновения.

Следующий за ним вторым в колонне эсминец "Бартон" вынужден был на короткое место застопорить машины, чтобы не столкнуться с "Аароном Вардом". В этот момент – через две минуты после выпуска мною торпед – два столба пламени поднялись над "Бартоном". Этот прекрасный фейерверк так быстро погас, что я даже не поверил своим глазам, увидев, что "Бартон" переломился пополам и мгновенно затонул.

Зрелище было в самом деле впечатляющим и экипаж устроил мне шумную овацию, хотя я, признаться, ничего не услышал. Я испытывал скорее чувство удовлетворения ученого, убедившегося на практике в достоверности своей теории, чем ликование военного, быстро и эффективно уничтожившего противника. Все получилось как-то слишком легко.

Ракеты сгорели и погасли. Нас снова окружила тьма.

Через несколько минут я обнаружил тусклые, мигающие огоньки слева, очертившие расплывчатый силуэт большого корабля. Я приказал приготовиться к новой торпедной атаке:

– Цель слева по борту по пеленгу 70 градусов! Я проинструктировал Миеси использовать на этот раз четыре, а не восемь торпед и дал команду:

– Аппараты! Товсь! Пли!

Было 23 часа 59 минут, когда четыре смертоносных рыбины снова вылетели из аппаратов "Амацукадзе" и ринулись к цели. Через три минуты и 40 секунд над нашей целью поднялась огромная алая стена пламени. Жертвой оказался американский легкий крейсер "Джуно", который в этот момент вел артогонь по "Юдачи". Мои моряки снова взвыли от восторга.

Лейтенант Шимицу хотел добить противника артогнем, но я не разрешил. Орудийные залпы только бы выдали наше местонахождение.

Придя в себя, я огляделся. В темноте стоял оглушительный грохот орудий, сверкали вспышки выстрелов.

Американский эсминец "Кашинг", выйдя в атаку на линкор "Хийя", попал под огонь нашего эсминца "Теруцуки". Японский эсминец находился в темноте с левого борта линкора, а "Кашинг" попал в перекрестие наших прожекторов. В итоге "Теруцуки" просто расстрелял его прямой наводкой.

Другой американский эсминец "Лоффи" почти врезался в "Хийя". Отвернув в последний момент, "Лоффи" промчался под бортом линкора, поливая его надстройку очередями крупнокалиберных пулеметов.

Капитан 1-го ранга Судзуки – командир линкора – был убит на месте. Другие, включая и адмирала Абе, ранены. Огромные орудия линкора и торпеды "Теруцуки" настигли американский эсминец на отходе и потопили его в течение нескольких минут.

Третий в строю противника эсминец "Стеррет" выпустил по "Хийя" торпеды, но промахнулся. Четвертый американский эсминец "О'Веннон", оставаясь в темноте, открыл беглый огонь по нашему линкору, добившись множества попаданий и выведя из строя всю систему внутрикорабельной связи на "Хийя", что вынудило линейный корабль выйти из боя.

В темноте ночи бой продолжался в условиях, когда никто толком не знал общей обстановки и сил противника. Эсминец "Акацуки", чье место в ордере было в 2000 метрах с правого борта "Хийя", ринулся вперед и выпустил торпеды, которые поразили американский крейсер "Атланта". Но сам "Акацуки" попал под убийственный перекрестный огонь с американского тяжелого крейсера "Сан-Франциско" и эсминцев и погиб почти со всем экипажем. "Сан-Франциско" еще вел огонь по "Акацуки", когда сам попал под огонь подошедшего линкора "Киришима", который вскоре, однако, вынужден был покинуть район боя, подчиняясь приказу адмирала Абе.

Между тем, эсминец "Юдачи", перерезав вражескую колонну, увидел следующий с ним параллельным курсом американский крейсер. Эсминец выпустил в него 8 торпед, но промахнулся. Крейсер обрушил на него всю мощь своего артиллерийского огня. Капитан 2-го ранга Киккава считал, что ему пришел конец, но в этот момент над крейсером противника поднялся огромный столб пламени, видимо, от попадания торпед.

Когда был потоплен эсминец "Акацуки", следовавшие за ним два японских эсминца пошли в яростную атаку на американские крейсеры "Сан-Франциско" и "Портленд", которые встретили их убийственным огнем.

Воспользовавшись суматохой, непредсказуемый "Юдачи", выскочив из темноты со стороны нестреляющего борта американского крейсера, выпустил в него восемь торпед и сам попал под огонь американских эсминцев, получив тяжелейшие повреждения.

А мой "Амацукадзе" шел на север к нашему подбитому линейному кораблю "Хийя". Стояла странная тишина. Вдали сверкали вспышки выстрелов, но было уже невозможно определить, кто с кем сражается. Единственным кораблем, который еще можно было опознать по пожару, полыхающему на палубе, был линкор "Хийя". И я решил присоединиться к нему. Я запросил радиорубку: не было ли каких-нибудь важных сообщений.

Радисты ответили отрицательно, добавив, что они вообще не слышат флагманского линкора. Видимо, на нем вышли из строя все средства связи.

Я взглянул на часы. Было 13 минут первого ночи. Вспышка вдали показала, что там горит еще какой-то корабль. Позднее выяснилось, что это был "Юдачи". Пока я наблюдал это зарево, прямо передо мной из темноты появился силуэт большого корабля. Чтобы избежать столкновения лейтенант Мацумото резко положил руль право на борт. Казавшееся неизбежным столкновение удалось чудом избежать.

Что это был за корабль? Мы прошли мимо него настолько близко, что я не смог охватить взглядом весь силуэт. Над нами просто проплыла темная громада борта. Какой-либо активности на его палубе заметно не было. Не было видно и артиллерийских башен, но это было явно не торговое судно. Почему-то этот вышедший тьмы корабль напомнил мне "Джингей" – плавбазу наших подводных кораблей. Но как "Джингей" мог сюда попасть? Но уже через мгновение я понял, что это вовсе не "Джингей", а, скорее всего, какой-то из кораблей противника.

Я приказал комендорам и торпедистам приготовиться к бою. Командиры артиллерийской и минно-торпедой боевых частей Миеси и Шимицу немедленно доложили о своей готовности. Но в последний момент я снова заколебался. А вдруг это кто-нибудь из своих?

В отчаянии я приказал включить прожектора и сразу же увидел, что таинственный неопознанный корабль является американским крейсером. И немедленно приказал открыть огонь.

Мы выпустили последние 4 торпеды (из 16 имеющихся на борту) и открыли огонь первый раз за время этого боя из всех шести 127-мм орудий. К нашему удивлению, противник не отвечал.

Примерно через 20 секунд после начала стрельбы мои акустики обнаружили четыре мощных подводных источника звука. Я затаил дыхание, ожидая взрывов. Прошло еще 10 секунд, но никаких взрывов не случилось, но "Амацукадзе" тяжело закачался с борта на борт. И я понял, какую глупость сам и совершил.

Каждая японская торпеда имела специальное предохранительное устройство, предотвращающее взрыв в пределах 500 метров от места выпуска торпеды, а наша цель находилась менее, чем в 500 метрах от "Амацукадзе". Я выругал себя. В спешке и суматохе я упустил стопроцентную возможность отправить американский крейсер на дно.

За первой ошибкой, как известно, всегда следует и еще одна. Так случилось и со мной. Злясь на самого себя, что попусту истратил последние торпеды, я забыл отдать приказ выключить прожекторы.

Между тем, американский крейсер, по которому мы продолжали вести огонь, горел по всей длине корпуса. Это был тяжелый крейсер "Сан-Франциско", и наша встреча в темноте, видимо, произошла после того, когда погибли адмирал Каллаган вместе с командиром крейсера и офицерами своего штаба. Артиллерийские башни, чье отсутствие так сбило меня с толку, были сметены с "Сан-Франциско" 14-дюймовыми снарядами нашего линкора "Киришима".

"Сан-Франциско" не отвечал на огонь, но снаряды падали вокруг "Амацукадзе". Опьяненные боем и горя желанием прикончить противника, мы не обращали на это внимания. Я тоже не отрывал глаз от пылающего американского крейсера и это была моя третья ошибка.

Через грохот орудий я услышал крик сигнальщика Ивата с его наблюдательного поста над мостиком:

– Командир! Еще один крейсер режет нам курс. Пеленг 70 с левого борта!

Я резко повернулся в указанном направлении и увидел еще один крейсер противника. На какое-то мгновение я застыл от ужаса, а потом скомандовал:

– Закрыть прожектора! Прекратить огонь! Ставить дымзавесу!

Я еще не успел закончить команду, когда залп нового противника (это был американский крейсер "Хелена") накрыл мой эсминец. Два снаряда рванули у самого борта. Я напряг спину и вцепился в ограждение мостика. Взрывом меня чуть не выбросило за борт, грохот оглушил. Я еле устоял на ногах. Но мысль работала четко, и я понял, что не ранен. Я увидел бледное лицо Ивата и его неестественную позу. Сигнальщик как бы висел не дальномере.

– Ивата! – крикнул я. – Что с тобой? Он не отвечал и не шевелился. Тут я заметил, что кровь течет из его пробитой осколками головы, капая на настил. Мой лучший сигнальщик был убит наповал! Снаряд, видимо, взорвался на дальномерной площадке.

Я наклонился к переговорной трубе и вызвал лейтенанта Шимицу. Но ответа не было.

– Радиорубка! – закричал я. – Доложите обстановку!

Гробовое молчание.

Второй снаряд пробил борт эсминца чуть ниже мостика и взорвался в радиорубке, убив всех находящихся там.

"Амацукадзе", совершая разворот вправо, неожиданно пошел на полную циркуляцию.

– Корабль не слушается руля! – доложил штурман Мацумото.

Из-под мостика, очевидно из радиорубки, вырвалось пламя. А над нами зависли осветительные ракеты. "Хелена" явно намеревалась нас прикончить.

Прибежавшие на мостик рассыльные доложили, что вышла из строя вся гидравлическая система корабля: башни не вращаются, рулевая машина не работает.

Приятно было узнать, что машины эсминца не пострадали. Целыми остались и цистерны с топливом.

Между тем, "Амацукадзе", совершив полную циркуляцию, пошел на второй круг. Снаряды с "Хелены" продолжали падать вокруг нас, осыпая эсминец осколками. Наши орудия молчали, торпеды были израсходованы. Мы были беспомощны как овечка, которую повели на бойню.

К счастью, противник не имел намерения с нами покончить. Огонь стал ослабевать и вскоре прекратился совсем.

Посланный вниз капитан-лейтенант Мацумото доложил, что рули переведены на ручное управление. Гидравлика полностью вышла из строя.

Для устранения некоторых повреждений неплохо было бы остановить машины. Останавливать эсминец в такой близости от противника было, конечно, очень опасно. Но "Хелена" полностью прекратила огонь, и мы ее визуально больше не видели. Позднее я узнал, что в темноте "Хелена" нарвалась на три наших эсминца: "Асагумо", "Мурасаме" и "Самидаре", которые вместе с "Юдачи" и "Харусаме" составляли авангард нашего соединения, но разошлись с ними, запутавшись в адмиральских приказах по маневрированию. Открыв яростный огонь по американскому крейсеру, вовремя подошедшие эсминцы спасли нас от гибели.

"Хелена", пораженная торпедой с "Мурасаме", получила смертельный удар. Каким-то чудом крейсер продержался на плаву еще несколько часов, а затем затонул.

В это время с японских эсминцев заметили мигающий опознавательный позывной в восточном направлении. Позывной подавал американский эсминец "Монссен", который ошибочно принял наши эсминцы за свои. Передача своих позывных явилась для "Монссена" самоубийством. Несколькими артиллерийскими залпами и торпедами с "Асагумо" с ним было покончено.

А мой "Амацукадзе", переведя руль с гидравлического на ручное управление, продолжал движение на север. Управлять вручную кораблем в 2500 тонн водоизмещения дело очень нелегкое. Хотя нам и удалось увеличить скорость до 20 узлов, шли мы как пьяные, все время рыская на курсе. На руль пришлось поставить десять здоровенных матросов, но и они выбивались из сил, выполняя постоянные команды, которые я кричал им через Мацумото.

В 03:00 Миеси доложил, что все пробоины временно заделаны, а пожары в нижней части корабля потушены.

Через несколько минут слева по курсу я увидел линкор "Хийя". Пожары на нем уже были потушены, но флагманский линкор качался на волне без хода. Что у него случилось с машинами, я не знал. Вокруг флагмана не было ни одного нашего корабля, а мой "Амацукадзе" находился в таком состоянии, что никакой помощи предложить не мог.

Единственно, что я мог сделать – это указать линкору направление на север. Собрав все свои силы и энергию, я продолжал управлять эсминцем, крича команды через переговорную трубу.

С первыми же лучами рассвета появились самолеты противника. Это было очень неприятно, поскольку из всех наших орудий более-менее могло действовать только одно – No 1. Когда самолеты приблизились, оно открыло огонь. К счастью, бомбардировщики неверно определили нашу скорость и сбросили бомбы слишком рано. Ближайшая из них упала в 300 метрах у нас по носу. После чего американские самолеты повернули обратно к Гуадалканалу. Можно было предположить, что вскоре появятся и другие самолеты противника, но у нас не было времени на волнения. Все свои силы мы тратили, чтобы корабль продолжал идти вперед.

Не успели мы порадоваться уходу самолетов, как на горизонте появился корабль, идущий прямо на нас. Дистанция до него была 9000 метров.

Я взглянул на растерянные лица своих офицеров и прокричал в переговорную трубку:

– Мацумото! К нам приближается какой-то неизвестный корабль. Дайте максимальную скорость. Если это противник, то по крайней мере попытаемся его таранить!

Неизвестный корабль приближался со скоростью более 30 узлов. После нескольких напряженных минут я облегченно вздохнул. Это был японский эсминец "Юкикадзе". На расстоянии 3000 метров с него передали флажным семафором: "Сердечные поздравления "Амацукадзе". Мы идем на помощь "Хийя". Можем ли мы чем-либо помочь вам?"

Мои сигнальщики быстро передали ответ: "Благодарим за поздравления. Не беспокойтесь о нас. Следуйте по назначению полным ходом. Авиация противника уже обнаружила нас. Весьма вероятно, что "Хийя" обнаружен также. Будьте готовы к ударам с воздуха. Удачи".