Текст книги "Потапов, «двойка»!"

Автор книги: Тамара Крюкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Все будто онемели. На удивление, только трусиха Синицына не потеряла самообладания.

– Он у врача, – быстро нашлась она.

Женька готов был расцеловать её за эту ложь. Всё-таки Синицына – человек!

Борясь с приступом гнева, Конан помолчал, а потом мрачно произнёс:

– Передай, что врач ему больше не поможет. Тут медицина бессильна.

Он взял со стола чью-то ручку и пальцами одной руки легко переломил её пополам.

Нервы у Женьки не выдержали. Он вздрогнул и, задев стоящий рядом стул, выдал своё присутствие. Конан нагнулся, и их взгляды встретились.

– А ну, вылазь, – приказал Конан.

– Конан, честное слово, это случайно, – пролепетал Женька, вылезая из-под стола.

Конан схватил его за шкирку и поднял, так что рубашка жалобно затрещала.

– Что с тобой сделать? Может, в окно вышвырнуть? – кровожадно спросил он.

Женька, точно опоссум в момент опасности, замер и не трепыхался. Такая покорность судьбе охладила пыл Конана. Он разжал пальцы, и Женька кулём повалился на пол.

– Где твои шмотки? – сурово спросил Конан.

Женька кивнул на стоящий под столом ранец. Конан подхватил его, поднёс к окну, высыпал всё содержимое вниз, а следом швырнул и ранец.

– Считай, что тебе повезло. Если я тебя ещё близко увижу, ты у меня, как Карлсон, будешь под крышей летать.

С этими словами Конан ушёл. Почти тотчас в класс влетел Петухов. Не скрывая огорчения оттого, что пропустил аттракцион «Конан во гневе», он сокрушённо воскликнул:

– Ну как, Москвич, ты ещё шевелишься? Эх, жалко, я опоздал!

– Не боись, Петух. Ты ещё получишь свою порцию жизненных радостей, – успокоил его Женька.

– Шутник, – усмехнулся Петухов, плюхнулся на своё место и озадаченно заглянул под стол:

– Я чё-то не догоняю, где мой портфель?

Женька загадочно улыбнулся и многозначительно посмотрел на окно.

Гений пера

Когда Лёха зашёл за Женькой, он сразу же понял, что нормального гулянья не получится. Женька задумчиво сидел в кресле, закинув ноги на подлокотник. Его вальяжная поза красноречиво говорила о том, что он был в философском настроении. А судя по количеству фантиков от конфет на журнальном столике, он пребывал в нём уже довольно долго.

– Ничего себе! Ты, наверное, целый килограмм конфет слопал! – удивился Лёха.

– Это не конфеты, – рассеянно произнёс Женька, как будто его мысли витали где-то далеко.

Лёха с подозрением покосился на сласти. Выглядели они на удивление натурально, но рисковать не стоило. Он поспешно убрал руку от суфле в шоколаде и спросил:

– А что?

– Питание для мозга, – пояснил Женька.

– A-а, ну тогда всё в порядке, а то я уж подумал…

Питание для мозга ещё никому не вредило, поэтому Лёха без промедления развернул блестящую обёртку и отправил конфету в рот.

– Что ты подумал? Договаривай, – Женька уставился на друга.

– Ну, мало ли. Может, ты пустые фантики завернул, чтобы приколоться.

– Эх, брат Лёха, какое же это ребячество! Пора бы тебе повзрослеть, – сказал Женька с видом человека, познавшего жизнь.

– Почему это ребячество? Ты же на прошлой неделе сам так Шмыгу разыграл, – обиделся Лёха.

– Вот и я о том же. Можно сказать, треть жизни уже прожита.

– Почему треть? Нам же только по двенадцать.

– С лишним. Считать умеешь? Вон Пушкин погиб в тридцать семь. Как раз получается треть жизни.

– А при чём тут Пушкин? – не понял Лёха.

– При том, что пора подумать о вечности.

– Чего?!

– Вот ты, Лёха, что в жизни хорошего сделал?

– Вчера «четвёрку» по алгебре получил, – с гордостью сказал Леха.

– Это не считается. Не будешь же ты потомкам хвастать своей «четвёркой». Им глубоко фиолетово, что у тебя было по алгебре.

– Может, мне тоже фиолетово, что они там подумают.

– А вот тут ты не прав. Нужно оставить свой след в веках.

Лёха скептически усмехнулся:

– Как же ты его оставишь?

– Например, хорошо бы Нобелевскую премию получить.

От такого заявления Лёха чуть не подавился. Видимо, с питанием для мозга Женька переборщил. Человеку с нормальными умственными способностями такая идея сроду не пришла бы в голову.

– Как же ты её получишь? – спросил Лёха. – Для этого лаборатория нужна, чтобы опыты ставить. Некоторые учёные целый год с утра до ночи работают, пока открытие сделают. Думаешь, тебя в школе за прогулы похвалят?

– Меня больше смущает шпионаж, – задумчиво проговорил Женька.

– А шпионаж-то тут при чём?

– Наивный ты, Лёха. Как только ты решишь получить Нобелевскую премию, за тобой сразу начнут следить. Сделаешь открытие, а кто-нибудь его перехватит.

– Ну вот. И стоит из-за этого целый год корпеть, – радостно подхватил Лёха.

Он уже надеялся, что философское настроение у Женьки прошло и они пойдут на улицу, но не тут-то было. Женька продолжал развивать мысль:

– Наука – дело трудоёмкое и неблагодарное. Лучше податься в литературу. Взять хотя бы Пушкина. Писал в своё удовольствие, а мы до сих пор наизусть учим.

– Сравнил! То Пушкин.

– Ну и что? Он же не сразу поэтом родился? Поначалу он тоже те ещё вирши сочинял. «Сашино пузо хочет арбуза» – прямо скажем, не вершина поэзии, – хмыкнул Женька.

– Да кому нужны твои стихи? – скривился Лёха.

Его тяга к поэзии угасла ещё в том нежном возрасте, когда он понял, что Дед Мороз – это уловка взрослых, чтобы заставить детей зубрить стихи. До этого он принимал как должное, что гостинец в обмен на стишок – это честный обмен. Но оказалось, подарки под ёлку кладут родители, а стихи вообще не имеют никакой практической ценности. Лёха не мог позволить другу тратить жизнь на столь бесполезное занятие. Он боялся, что Женьку придётся долго убеждать, но, как ни странно, тот сразу согласился:

– В точку. Стихи сейчас никто не читает.

Лёху нисколько не насторожила покладистость друга. Видимо, жизнь его ничему не научила. Он по наивности полагал, что тема исчерпана, и радостно улыбнулся:

– Вот и я говорю: чего зря париться?

– Да, стишками сейчас никого не удивишь, – кивнул Женька. – Надо писать прозу.

– Рассказы, что ли? – скептически усмехнулся Лёха.

– Нет, это как-то мелко. Чтобы заявить о себе, надо создать что-то монументальное, – задумчиво проговорил Женька.

– Моментальное? Это как смешные стишки, которые сочиняют с ходу? – переспросил Лёха.

Женька посмотрел на него со снисходительной улыбкой.

– Темнота ты, Лёха. Такие стишки называются эпиграммами. А монументальное – значит, эпическое. Страниц на тысячу.

– Ну ты загнул. Это ж надо год писать.

Теперь Лёха воспринимал Женькино заявление как шутку. Кто же будет по доброй воле целый год над сочинениями пыхтеть? Однако Женька был настроен серьёзно.

– А ты как думал? Шедевры за день не рождаются.

И тут на начинающего литератора снизошла новая идея. Он щедро предложил:

– Хочешь, я тебя в соавторы возьму? Вдвоём у нас дело пойдёт быстрее.

Лёха не оценил широты души закадычного друга. Его вовсе не манила слава гения русской словесности. Более того, он воспринял это заявление, как посягательство на собственную свободу, и поспешно отказался:

– Не, у меня почерк плохой.

– Ерунда. У Толстого тоже почерк был жуткий, а вон сколько томов написал, причём пером. А мы текст будем сразу на компьютере набирать.

Петля затягивалась. Лёха привёл ещё один довод:

– У меня же по русскому «тройка». Я с ошибками пишу.

– Не парься. В «Ворде» все неправильные слова подчёркиваются. Главное, чувствовать в себе талант, – успокоил его Женька.

Перед Лёхой забрезжила надежда на спасение. Никогда ещё он так остро не ощущал отсутствие таланта и не радовался этому обстоятельству.

– Не чувствую, честное слово.

Искренность в его голосе не оставляла сомнений, что писателя из Лёхи не получится. Женька сдался:

– Ладно, будешь моим первым читателем.

Лёха с радостью согласился. Тысяча страниц – это не писулька на тему «Как я провёл каникулы». Пока Женька напишет роман, пройдёт о-го-го сколько времени. К тому же нельзя исключать, что он вообще передумает.

* * *

На выходных новоиспечённый писатель был полностью потерян для общества. Он с головой ушёл в работу. Лёха несколько раз звонил ему, чтобы напомнить, что в мире есть много интересного, но Женька отмахивался от жизненных наслаждений. Лёха уже не на шутку обеспокоился, когда в воскресенье вечером Женька явился к нему с таким довольным видом, будто выиграл промокод на новенькую игру. Он раскинулся на диване как человек, уставший от праведных трудов, и объявил:

– Принёс!

– Тысячу страниц?! – опешил Лёха.

– Первую главу. Писать роман от начала и до конца – это прошлый век.

Сейчас модно выкладывать своё произведение онлайн. Говорят, у Стивена Кинга новая глава стоит десять долларов. Прикинь, если её прочитают человек сто. Тысяча баксов в кармане. А если в романе глав сто? Сечёшь размах?

Внезапно эта мысль открыла для Женьки новые перспективы. На некоторое время писатель уступил в его душе место коммерсанту. Он продолжал размышлять вслух:

– Для начинающего автора десять долларов – это перебор. А вот десять рублей вполне нормальная сумма. Как ты думаешь? Вот ты отдал бы десять рублей, чтобы прочитать мою главу?

Лёха хотел ответить честно, но Женька смотрел на него с такой надеждой, что он не смог сказать правду и уклончиво произнёс:

– Ну… может быть. Наверное. Нет, точно отдал бы. Но сейчас у меня нет денег. Я всё за выходные потратил. Так что придётся читать в следующий раз.

Женька проявил себя человеком широкой натуры и не стал размениваться по мелочам.

– Тебе, как другу, всё бесплатно, – щедро предложил он. – К тому же настоящему писателю нужен редактор. Так что, если тебе что не понравится, не стесняйся. Критикуй.

Лёха обречённо кивнул. Женька достал из сумки несколько напечатанных на принтере листов и начал читать:

«Зловещая тьма зловеще сгущалась над землёй. В её кровожадных отблесках был виден всадник. Его доблестный конь в мыле говорил о том, что скачет уже много дней. Широкие поля скрывали его измождённое лицо.

Неожиданно донёсся свист стрелы. Пронзённая шляпа взмахнула полями, слетела с головы Храбромысла и замертво воткнулась в дерево, не оставив на лице героя ни тени страха.

Зло опять зашевелилось. В кустах раздался леденящий душу шорох. Храбромысл обнажил свой меч, но вовремя остановился, потому что из кустов вылез гном Шмыгрин Тук.

Из-за причины хилого телосложения он использовался как гонец, а не для битвы, потому что его мог побить даже самый захудалый гоблин.

– Что ты тут делаешь, старина Шмыгрин? – спросил Храбромысл.

– У меня плохие вести, доблестный герой. За мной гонится толпа орков. Коварный гоблин Груздежор уже в замке королевы эльфов Елендил, чтобы коварно её соблазнить.

– Ха-ха! – рассмеялся Храбромысл. – Что может этот пузатый негодяй? Этот толстяк, нашпигованный жиром. Я даже не буду тратить нервы, чтобы посмотреть на него.

– Это правда. Моя жена гномиха Майкатупс служит служанкой у королевы эльфов и сказала, что Елендил от страсти влюблена в тебя насмерть. Но Груздежор вынашивает коварный план.

Храбромысл так и не узнал про гнусный план гнусного Груздежора, потому что вторая стрела со свистом пронзила Шмыгрин Тука, и он упал замертво».

– Так чего, Шмыгу насмерть убили? А как же тысяча страниц? – спросил Лёха.

Замечание заставило Женьку задуматься. В самом деле, если Шмыгунова убьют в самом начале романа, то дальше ему читать будет неинтересно. Это минус десять рублей с каждой главы.

– Молодец, Лёха! Пусть у тебя нет таланта, но в литературе ты кое-что понимаешь, – похвалил друга Женька. Он взял ручку, внёс поправку и продолжил чтение:

«Стрела со свистом пронзила Шмыгрин Тука, но он ловко увернулся и упал в обморок от страха, как будто замертво.

Из-за деревьев выскочили орки. Они изрыгали злобные проклятия и ругательства и наступали на героя. Но он даже ухом не провёл. Его нервы оставались, как железные канаты, даже крепче. Он выхватил меч и разрубил орков на сто кусков, но на их место тут же встали другие. Двое орков подкрались сзади, чтобы его разрубить, но он разгадал их манёвр. Он стремительно повернулся, и их отрубленные головы покатились по земле, глумливо скалясь черепами. Другие орки испугались от такой картины и бросились трусливо бежать. Храбромысл настигал их, и его возмездие обрушивалось на них в виде острого меча».

По мере того, как Женька читал, Лёха всё больше проникался уважением к его литературному дару. В какой-то момент он даже решил, что мог бы пожертвовать десятью рублями, чтобы узнать, что будет дальше. Правда, было немного обидно, что Женька ни словом не упоминал в романе о нём, хотя он был его самым близким другом, но с другой стороны, о себе Женька тоже не писал.

На крыльях Женькиной фантазии они перенеслись в замок королевы эльфов Елендил, где «гнусный Груздежор плёл свои паучьи сети и пытался соблазнить Елендил игрой на лютне».

Тут Лёха вспомнил о своей задаче редактора и внёс поправку:

– Гоблины на лютне не играют.

– Почему это не играют? – вскинулся Женька.

– Потому что на лютне играют только эльфы.

В глубине души Женька чувствовал, что редактор прав, но вся его творческая душа протестовала против того, чтобы сделать Вадика Груздева эльфом.

– Где ты видел эльфа с таким пузом? – возмущённо воскликнул он.

– Я вообще эльфов не видел, – спокойно возразил ему Лёха.

– Вот именно, а туда же, поучаешь, – проворчал Женька, но всё же дописал:

«Несмотря на то, что гоблины не играют на лютне, Груздежор коварно выучился, чтобы лютней соблазнить Елендил. Он плёл свои гнусные интриги и приглашал её на концерты, но она отворачивалась от отвращения. Сердце Елендил было занято. Долгими ночами она шептала имя Храбромысла. Когда она его видела, её сердце выпрыгивало из груди».

– Как это выпрыгивало? Как мячик, что ли? – прыснул Лёха.

– Чего ты ржёшь? – возмутился начинающий литератор. – Это метафора такая. Если ничего не понимаешь, то молчи.

– Сам же сказал, критикуй, – обиделся Лёха.

– Так ты по-хорошему критикуй, а не придирайся.

– Ладно, я же не нарочно. Читай дальше, – примирительно сказал Лёха.

Сюжет его захватил. Надо отдать Женьке должное, тот умел плести интригу. Лёха с самого начала гадал, кто же скрывается под маской стремительного и отважного героя Храбромысла, и только теперь до него дошло, что это Эдик из десятого «А». В него не только Ленка Синицына, половина девчонок школы влюблены по уши.

Однако Лёха явно недооценил дарование новоявленного литератора. Женька оказался настоящим мастером неожиданных вывертов. После того, как Храбромысл одной левой нокаутировал Груздежора и разбил лютню о его гнусную голову, он пообещал Елендил спасти мир, а поскольку в одиночку сделать это было совсем не просто, герой встретился со своим другом.

«Хоббит Леханбо Потапинс поджидал его на перекрёстке дорог, которые вели в самое зловещее и кровожадное место на всей земле – крепость орков. Леханбо не боялся отправиться к оркам. Он даже смеялся над опасностью, потому что был преданным другом и смелым, как сто львов, которые не боялись выступать против сотни гоблинов. Он уже устал и еле передвигал свои лохмоногие ноги…»

– Почему это у меня ноги лохмоногие? – обиделся Лёха.

– Как почему? Ты же хоббит.

– Не хочу я быть хоббитом. Значит, ты человек, а я хоббит? – надулся Лёха, который только теперь осознал всю правду о главном герое.

– Чудак! Так же интереснее. Если все будут людьми, тогда и писать незачем, – оправдывался Женька.

– Никакой ты не Храбромысл. Тоже мне, быстрый как молния. На физре последним прибегаешь.

– В книге должен быть домысел. Иначе неинтересно. К тому же это моя книга, что хочу, то и пишу. Вот если ты захочешь написать, что ты круглый отличник и тебя выбрали для полёта на Марс, я возражать не стану. Честно, – искренне заверил друга Женька.

– Всё равно я не хочу быть лохмоногим, – заупрямился Лёха.

– Ладно. Хочешь, я напишу, что ты ноги побрил? Только это же курам на смех – хоббит с бритыми ногами, – в сердцах сказал Женька.

Лёха внимательно перечитал абзац и признал, что он написан неплохо. Особенно Женьке удалась фраза про сто львов.

– Нет, брить не надо, – милостиво согласился он. – Но лохмоногого убери.

Далее повествование развивалось так, что у Лёхи захватило дух. Он отчётливо видел, как буйное воображение гнало Женьку прямо на опасные рифы реальности. Это был уже не какой-то заурядный остросюжетный роман, а настоящий шедевр среди триллеров. Стивен Кинг отдыхает.

«Леденящий ужас окутывал чёрный замок. В этом логове орков были везде разбросаны кровавые черепа и кости, которые скалились всеми своими зубами. Именно здесь жил самый злобный и гнусный из всех кровавых и зловещих орков, Петухагх».

Охваченный смутным чувством тревоги, Лёха прервал чтение:

– Про Петухагха не надо бы. Если узнает, он тебя в порошок сотрёт.

– Спокуха, Лёха. Откуда он узнает? Петух в жизни ни одной книжки не прочёл. Сам прикинь, станет он на это десять рублей тратить?

– Пожалуй, не станет, – неуверенно согласился Лёха.

– Вот и я о том же. К твоему сведению, у него даже «В Контакте» профиля нет. Это ж пещерный человек. Одно слово – орк.

– Так ты правда хочешь выложить это в Интернет? – опешил Лёха.

– А ты как думал? Это раньше писатели писали «в стол». А теперь время мировых коммуникаций, – широко улыбнулся Женька.

Лёха подумал, что, может, в образе главного героя не всё выдумка. Во всяком случае, полная бесшабашность и отчаянная храбрость были налицо. Однако у Женьки всё же сохранились остатки благоразумия. На мгновение задумавшись, он заявил:

– Надо взять псевдоним. Что ни говори, а от имени автора многое зависит. Вот скажи, стал бы кто-нибудь раскошеливаться, если бы Стивена Кинга звали Евгений Москвичёв?

– Главное, чтобы Петухов не догадался, – вздохнул Лёха, но Женька был занят своими мыслями и пропустил его реплику мимо ушей.

Псевдоним выбирали долго и наконец утвердили краткое, но ёмкое – Юджин Кингсайз.

На прощание Женька успокоил друга:

– Не трусь, Лёха. Петух будет последним, кто это прочитает.

Остаток вечера Женька провёл в заботах.

Открыл на «Яндекс-деньгах» счёт, куда должны были течь средства от нового предприятия.

Предварил роман текстом следующего содержания: «Всякий честный человек, кто начнёт читать, должен положить десять рублей на „Яндекс-кошелёк“…» Далее шёл номер счёта.

Выложил главы в Сеть.

Провёл рекламную кампанию, отправив всем друзьям «В Контакте» и в «Моём мире» ссылку с заметкой, что такого захватывающего романа они ещё не читали.

Шёл одиннадцатый час, когда Женька наконец завершил дневные труды. Перед сном начинающий автор на всякий случай проверил «Яндекс-кошелёк», но денежный дождь пока не хлынул. Впрочем, было уже довольно поздно. В такое время родители разгоняют народ от компьютеров.

Женька не разбогател и на следующий день. Он уже забеспокоился, что реклама оказалась не достаточно завлекательной, и только после уроков ему открылось, что честных людей не так уж много. Судя по суровым лицам одноклассников, которые поджидали его во дворе, главы романа они прочитали, хотя его счёт не пополнился ни на рубль. Более того, вопреки его прогнозам, Петухов всё же приобщился к большой литературе. Он расправил плечи и неспешной походкой направился к гению пера.

– Ну всё, Хромойтрусл, прощайся с жизнью.

– Я не хромой… – начал было Женька, но Петухов его перебил и со зловещей ухмылкой пообещал:

– Будешь.

– Дай ему в ухо! – подначила Майка.

– Ага, надавать ему – и дело с концом, – пискнул Шмыгунов, хотя он мог бы и не выступать, поскольку служил прототипом вполне респектабельного гнома.

Но самое обидное – Ленка была со всеми заодно, как распоследняя гоблинка, а не возвышенная эльфийка. Вот и делай из женщины королеву. Если бы не верный друг-хоббит, Женьке досталось бы куда сильнее. Побитые, они брели домой. Под глазом у неудавшегося писателя наливался кровоподтёк. Гений пера был необычайно тих.

Лёха тоже молчал. В глубине души его даже радовал неудачный дебют Юджина Кингсайза. Синяки и ссадины – пустяки. Зато теперь Женька наверняка забросит писательство и вернётся к нормальной жизни. Однако он недооценил своего друга. Неожиданно Женька остановился и произнёс:

– А ведь это даже хорошо, что нас побили. Было бы куда обиднее, если бы нас никто пальцем не тронул.

Лёха с опаской покосился на друга. Видимо, во время драки того сильно ударили по голове. А Женька покровительственно положил руку Лёхе на плечо и объявил:

– Знаешь, что отличает настоящую литературу? Она умеет задеть за живое.

Грамотей

 
Леф, леопарт,
носорок и верблют
В моём зоопарке
тетрадном живут.
Ребята узнали
про лъфа с леопартом,
И все покатились
от смеха под парты.
Верблюты мои
и мои носороки
Весь класс потешали
вчера на уроке.
Жаль, нету в природе
подобных зверей.
Ну, что же, отныне
я буду умней.
И, чтоб не смешить
понапрасну народ,
Я вывел:
жирав,
утконоз,
бегемод.