Текст книги "Потапов, «двойка»!"

Автор книги: Тамара Крюкова

Борец за права человека

Время от времени Лёхины родители принимались за воспитание сына. Обычно это случалось после родительского собрания или когда Лёха приносил «двойку». Но на этот раз гром грянул среди ясного неба. До окончания четверти оставалось ещё целых две недели. Казалось бы, радуйся жизни и дай радоваться другим. Ан нет! Папа ни с того ни с сего воспылал желанием посмотреть дневник сына. Нельзя сказать, что положение у Лёхи было катастрофическим, но и похвастаться было нечем.

Дневник выглядел настоящим ветераном. Он был засаленным и потрёпанным, как бестселлер с библиотечной полки.

Листая страницы, папа заметно мрачнел.

– Так-так. Сплошные «трояки», а по русскому «двойка».

Его тон не предвещал ничего хорошего.

– Я «двойку» исправил, – вставил Лёха.

– Всё равно. Хватит балбесничать. Скоро четвертные контрольные. Пора браться за ум. Вот тебе упражнения. Пока не сделаешь, на улицу не пойдёшь.

Щедрой рукой папа галочками отметил нужные задания.

– Ты что? Это же за неделю не переписать! – ужаснулся Лёха.

– Ничего. У тебя два дня впереди. За выходные управишься. Не грех иногда и напрячься, – безжалостно сказал отец, а мама подхватила:

– И так сколько гулял! Конец четверти на носу, а он и не чешется.

Лёха глянул в окно. Весна набирала силу, и всё живое стремилось к солнцу. В такую погоду запереть его дома было бесчеловечно. Лёха трепыхнулся было, чтобы донести до отца эту мысль, но хмурый родитель даже слушать не стал. Помилования ждать не приходилось.

После завтрака родители отправились по магазинам, а Лёха остался дома корпеть над ненавистными упражнениями. Когда за ним по обыкновению забежал Женька, Лёха тяжело вздохнул:

– Меня гулять не пускают. Говорят: контрольные на носу. Ну ты же моих знаешь.

Он с досадой махнул рукой.

– Что ж, ты так и просидишь все выходные, как последний дуралей? – спросил Женька.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – угрюмо огрызнулся Лёха.

– Выбор есть у каждого, – философски заметил Женька и добавил: – Ты своих предков совсем распустил. Их воспитывать надо.

– Ну и сказанул! Как же, воспитаешь их! – фыркнул Лёха.

– Воспитать можно кого угодно, только для этого сначала надо самому стать личностью, – твердо сказал Женька.

– Ха! Да мои родители какую угодно личность в бараний рог согнут и не заметят, – возразил Лёха.

– Это потому что ты бесхарактерный.

Подобное заявление задело Лёху не на шутку. Легко Женьке говорить, когда ему ещё ни разу не запретили выходить на улицу.

– Никакой я не бесхарактерный, – насупился он.

– Это мы сейчас проверим. Вот скажи, кто ты такой?

– В каком смысле?

– В самом прямом.

– Ну, пацан.

– А ещё?

– Ученик.

– А ещё?

– Ну, Потапов Лёха. Чего пристал?

– А то, что это без характера ты Лёха. А с характером ты уже не Лёха.

– А кто же я тогда, по-твоему, Пушкин, что ли? – усмехнулся Лёха.

– Ты – узник. Жертва родительского деспотизма.

– Чего-о??? – вытаращился Лёха.

– «Вскормлённый в неволе орёл молодой», – продекламировал Женька, – вот ты кто. Понятно?

На Лёхином челе отразилась усиленная работа мысли. Он медленно переварил сказанное, а потом решительно заявил:

– Да моему отцу хоть ястреб. Пока упражнения не напишу, гулянья мне не видать.

– Это потому, что ты сам в себе личность не чувствуешь. Ты должен заявить о себе во всеуслышание.

– Орать, что ли, что я личность?

– Балда ты. «Орать», – передразнил друга Женька. – Заявлять о себе надо. Что делают узники, чтобы привлечь к себе внимание?

– А я почём знаю? – пожал плечами Лёха.

– Объявляют голодовку – вот что, – со знанием дела сказал Женька.

– Ты думаешь, поможет? – неуверенно спросил Лёха.

– Факт. Объяви голодовку и выстави свои требования, чтобы твои права не попирали.

– В смысле, чтоб гулять отпустили?

– Ну да. Прикинь, ты день не ешь, другой. А на третий…

– Налопаюсь. Что же мне, и в понедельник голодным ходить?

– Ты, Лёха, мозг-то напряги. Я тебе дело советую, а ты всё портишь. Ты же должен их в перспективе воспитывать.

– Это как? – не понял Лёха.

– На будущее. Вот увидишь, на третий день родительское сердце дрогнет. И тогда проси, чего хочешь. Стоит только пригрозить, что объявишь голодовку, и они станут как шёлковые. Средство проверенное.

Перспектива выглядела заманчиво, но Лёху беспокоило одно обстоятельство:

– А вдруг я проголодаюсь?

– Наешься впрок, чтобы надолго хватило. Вон верблюд раз в три месяца ест – и ничего, – посоветовал Женька.

Не откладывая в долгий ящик, мальчишки достали из холодильника всякую снедь, и Лёха стал готовиться к предстоящему испытанию. Вообще-то он недавно позавтракал и есть не хотелось, но ради дела нужно было постараться. Он без особого труда одолел банку шпрот, окорок и три сосиски. Четвёртую сосиску пришлось пропихивать солёными огурцами. Дальше дело пошло ещё тяжелее, но Лёха проявил завидное упорство, прикончив яблоко и два апельсина.

Женька услужливо пододвинул вазочку с овсяным печеньем, но Лёха почувствовал, что у всякой личности есть предел возможностей. Кусок встал поперёк горла.

– Всё. Больше смотреть не могу на эту еду, – отдуваясь, пропыхтел он.

– Порядок. Значит, теперь ты готов. Всё пройдёт как по маслу, – потирая руки, подбодрил друга Женька.

Перед обедом Лёха с лёгким сердцем отказался от еды, но мама ничуть не обеспокоилась. Она заглянула в холодильник и покачала головой:

– Немудрено, что ты не голодный. Это сколько же ты умял?!

Сначала Лёху обескуражило такое пренебрежение к его голодовке, но потом он вспомнил, что надо выставить требования.

– Я вообще есть не буду. Я объявляю голодовку, – торжественно произнёс он.

– Что, объелся? – подмигнул папа, заходя на кухню. Его шутливый тон совсем выбил Лёху из колеи. Борец за свободу, заикаясь, пролепетал:

– Я требую, чтобы вы того… это… – Лёха тщетно пытался вспомнить умные слова, которые говорил Женька, но, как назло, под перекрёстным взглядом родителей все складные речи вылетели из головы.

Наконец Лёха выпалил:

– Чтоб вы не припирали мои права.

– Ах, вот в чём дело! – рассмеялась мама. – Ну вот что, припёртый, есть захочешь, придёшь.

– Тебе поголодать не вредно: освободится лишних полчаса на упражнения, – заключил папа.

Женькин план дал осечку. Голодовка началась явно не так, как ожидалось.

Лёха с тоской поплёлся к себе в комнату. В голове роились мрачные мысли. «Вот и голодай после этого. Хорошо ещё, наелся впрок».

Однако к вечеру Лёха основательно проголодался и был не прочь поужинать. К тому же мама затеялась печь его любимый яблочный пирог. Аромат витал по всей квартире. Лёха уже всерьёз подумывал завязать с голодовкой, когда ему позвонил Женька:

– Ну как?

– Мама пирог печёт. Яблочный.

– Подлизывается. Вот увидишь, скоро станут шёлковыми, – сказал Женька.

– Ты думаешь?

– Сто пудов! Главное, держись и не поддавайся на провокации.

– Это как?

– Когда тебя позовут ужинать, прояви себя личностью. Ничего в рот не бери, пока все требования не выполнят. Держись, Лёха.

– Ладно, – вздохнул Лёха и повесил трубку.

Женьке было легко советовать. Попробовал бы он на голодный желудок нюхать мамин яблочный пирог. Лёха стал ждать, когда его позовут. При этом он не был уверен, что сумеет проявить себя личностью. Впрочем, ему даже не дали возможности это сделать.

Мама с папой как ни в чём не бывало уселись за стол и принялись уписывать пирог. Они даже не подумали о том, что в мире есть люди, которые голодают. Положение становилось катастрофическим. Надо было срочно вызывать Женьку. При нём родители точно постесняются оставить сына без еды. Лёха набрал номер телефона друга и, прикрывая ладонью трубку, прошептал:

– Жень, это я. Приходи. Срочно.

– А что такое?

– С родителями проблема. Я от голода умираю, а им хоть бы хны. Может, ты поможешь.

Не прошло и пяти минут, как в дверь позвонили. Увидев Женьку, Галина Васильевна – Лёшкина мама – радушно пригласила:

– Женечка, проходи. Я только что пирог испекла.

Она усадила гостя за стол и положила ему на тарелку большой кусок пирога.

– А Лёха? – как бы невзначай спросил Женька.

– Он не хочет, – беспечно ответила Галина Васильевна.

Лёха от возмущения и обиды даже не нашёлся, что сказать. Это была явная ложь. Вместо Лёхи ответил папа:

– У него разгрузочный день. Впрочем, Алексею не помешает немножко похудеть. Правда, сын?

Между тем мама продолжала потчевать Женьку:

– Да ты ешь, не стесняйся. Если Лёша не хочет, зачем тебе сидеть впроголодь?

Женька обернулся к Лёхе и одобрительно сказал:

– Молодец, Лёха. Сильный характер.

Он в знак солидарности поднял сжатый кулак, а потом смачно откусил пирог.

Лёха смотрел, как трое садистов на его глазах уплетают его любимое лакомство. Зрелище было жестоким и мучительным. Чтобы напомнить о себе, Лёха слабым голосом сказал:

– Голодающие иногда даже сознание теряют. За ними «скорая помощь» приезжает.

– Тебе это не грозит, – возразила мама.

Лёхе было обидно до слёз, но при Женьке он решил выдержать характер. Пускай знает, кто тут личность, а кто садист-самоучка.

На следующее утро Лёха подошёл к папе и молча положил перед ним исписанную тетрадь.

– Уже сделал? – удивился отец.

Он просмотрел упражнения и одобрительно сказал:

– Смотри, как после голодовки на тебя просветление нашло. Можешь ведь, когда захочешь.

– Завтракать-то будешь? – поинтересовалась мама.

«Наконец-то спохватилась», – мрачно подумал Лёха. Он был ещё обижен, поэтому решил выдержать характер.

Пускай поупрашивает.

– Что-то не хочется, – с деланным безразличием отказался он.

– Как знаешь, – пожала плечами мама.

В этот момент Лёха понял, что уже достаточно проявил себя как личность, и поспешно сказал:

– Разве только чуть-чуть.

Он никогда не ел с таким аппетитом. После завтрака папа сказал:

– Иди погуляй, а после обеда займёмся математикой.

– Хорошо, – безропотно кивнул Лёха.

Сытый и довольный, он вышел во двор.

– Ну что, порядок? Воспитал своих? – спросил Женька.

– Угу, – немногословно ответил Лёха.

– Я же говорил: станут как шёлковые.

– Точно, – согласился Лёха и подумал: «Ничего, что после обеда придётся задачки решать. Может, оно даже к лучшему. Контрольные ведь на носу».

Питомцы

 
Мне не дают с утра поспать.
Щенок запрыгнет на кровать
И носом тычется: «Вставай!»
– Проснись! – прикрикнет попугай.
«Умойся», – промурлычет кот,
И сам пример мне подаёт.
Мне не дают лежать без дела.
Как эта живность надоела!
Лишь я из школы на порог —
Кот трётся ласково у ног:
«Со мной немножко поиграй».
– Привет! – воскликнет попугай.
«Пойдем гулять!» – зовёт щенок
И сразу тащит поводок.
Готов поспорить, в целом свете
Питомцев лучше нет, чем эти.
 

Сочельник

Лена Синицына влюбилась. Её чувство длилось уже долго, с прошлого года, а точнее целых шесть дней. Началось всё тридцать первого декабря. Ленка столкнулась в лифте с Эдиком Завьяловым из десятого «А». Он жил этажом ниже и прежде её в упор не видел. Старшеклассники редко снисходят до общения с малолетками. Но в тот роковой день Эдик вдруг улыбнулся:

– Привет, соседка. Ишь, какая симпатичная выросла.

От неожиданности Ленка впала в ступор, как опоссум, у которого над ухом разорвалась хлопушка. И было от чего. По Эдику сохла половина школы. Комплимент от него означал – подружки помрут от зависти. Пока Ленка изображала из себя статую «Я не столб, я притворяюсь», лифт остановился. Двери открылись. Эдик бросил «пока» и вышел.

В этот миг Ленка поняла, что влюблена окончательно и бесповоротно.

Начались зимние каникулы – самое развесёлое время. На Синицыну буквально посыпались приглашения. Вадик Груздев звал её в филармонию на концерт, Женька Москвичёв – в кино, Петухов – на ёлку в Дом культуры, у него там мама работает. Прежде Ленка без оглядки бросилась бы в водоворот развлечений, но теперь одноклассники казались ей слишком мелкими и недостойными внимания. Детский сад! Какой нормальный человек в шестом классе пойдёт на ёлку? Да Эдик её после этого станет презирать!

Просидев несколько дней в добровольном заточении, Синицына поняла, что погорячилась. Любовь любовью, а каникулы проходили скучно. Ближайшая подружка Майка как конь носилась с младшим братишкой по детским утренникам. А идти на попятную и обзванивать мальчишек Ленке не хотелось. Вообразят невесть что!

Её одиночество скрашивала только «Вампирская сага». Вот это любовь! Укусить и выпить кровь до капельки! Ленка представляла, как Эдик впивается зубами ей в шею, и она без чувств падает в его объятия. Жалко, что он не вампир, но должен же у него быть хотя бы один недостаток.

Неделя страданий подходила к концу, когда позвонила Майка. Услышав голос подруги, Ленка укоризненно сказала:

– Наконец-то! Я уж думала, ты мой номер забыла.

– Так Ванечка с утра до ночи на мне, – оправдывалась Майка. – Каждый день ёлки. Столько подарков, а у него диатез. Я уже объелась этим шоколадом.

У Ленки от возмущения пропал дар речи. Пока она терзается от любви, лучшая подруга радуется жизни и уплетает шоколад.

– Ты знаешь, какой сегодня день? – заговорщицки продолжала Майка.

– Среда.

– При чём тут среда! Сегодня Сочельник. Нужно гадать.

– А ты умеешь? – загорелась Ленка.

– Спрашиваешь! Приходи.

– А как же Ванечка?

– Его бабушка забрала. Так что я дома одна.

Ленка не заставила себя ждать, благо, Майка жила в том же доме, через два подъезда. Не прошло и пяти минут, как подружки уютно устроились на диване.

– Кто у нас суженый-ряженый? Груздев? – спросила Майка с видом человека, посвящённого в сердечные тайны.

Ленка состроила недовольную гримасу.

– Почему обязательно Груздев? Как будто других мальчишек нет.

– А кто ж тогда? Женька Москвичёв, что ли?

– Нашла суженого! А то я без гадания не знаю, что он за мной бегает!

– Ну, не на Петухова же гадать, – развела руками Майка.

– Что ты привязалась к нашему классу? Разве нельзя погадать просто так?

Судя по тому, как Ленка разозлилась, Майка почуяла, что тут скрыта сердечная тайна, и, как хорошая гончая, взяла след.

– А в каком он классе? В параллельном?

– Может, у меня суженый вообще не из нашей школы, – сказала Ленка, чтобы помурыжить докучливую подругу.

– Иди ты! А откуда?

– Ниоткуда. На то и гадают, чтобы узнать. А то получается не гадание, а заказ.

– Ладно, – согласилась Майка. – На чём будем гадать? На книжке или на кофейной гуще?

Выбор был очевиден:

– На кофейной гуще.

Кофе был запрещённым напитком. Как примерная девочка, Лена всегда слушалась маму. Но если нужно для дела, то запретом можно пренебречь.

Хозяйственная Майка со знанием дела засыпала кофе в турку и поставила ее на плиту. Как только пенистый напиток полез через край, она разлила его по чашкам и стала наставлять подружку:

– Пока пьёшь, думай: «Суженый-ряженый, покажись мне».

– Как же он покажется? – заинтересовалась Ленка.

– Там увидим, – загадочно произнесла Майка.

Кофе оказался той ещё гадостью. Мама могла бы его и не запрещать. Если б не гадание, Ленка ни за что не осилила бы чашку. Как только Майка пьёт, не давится? Наконец они перевернули чашки на блюдца.

Выждав минуту, Майка подняла свою. Остаток кофе растёкся по стенке широкой полосой. Видно, время любви для неё ещё не пришло. Зато в Ленкиной чашке гуща размазалась затейливым узором, в котором чётко угадывались очертания голенастой птицы.

– Петухов, – уверенно заявила Майка.

– Почему Петухов? – возмутилась Ленка.

– Видишь, тут петух.

– Нет тут никакого петуха!

– Как же нет, когда есть. Вот гребешок, крылья и ноги, – не уступала Майка.

– Даже если тут петух, это ещё ничего не значит. Мало ли фамилий с петухом.

– Какие?

– Например, Петушинский.

– Ага, скажи ещё Петушидзе, Петушкявичус или Петухье, – съязвила Майка.

– Всё равно это неправильное гадание. По-моему, на петуха совсем непохоже. И потом, зачем мне этот дуболом? Сила есть – ума не надо.

Синицына представила себе Эдика: с бледным лицом, весь в чёрном, с развевающимся за спиной плащом, он смотрелся очень эффектно. Что-то вампирское в нём всё же было. А красномордого Петухова к склепу подпускать – только покойников пугать. С ним ничего возвышенного рядом не стояло.

– Погадай лучше на книжке, – попросила Ленка.

– Назови страницу, строчку сверху и номер слова.

Цифры слетели с Ленкиных губ сами собой:

– Семнадцать, один, четыре.

Номер квартиры, подъезд и этаж, где жил Эдик. Он снова нарисовался в её воображении. Чёрный плащ вздымался на ветру, точно крылья. Голос Майки вернул Синицыну с небес на землю.

– Потапыч.

– Чего? – не поняла Ленка.

– Потапыч, – повторила Майка. – Вот, смотри.

Майка протянула яркую книжку про трёх медведей.

– Ты бы ещё «Репку» взяла! – рассердилась Ленка.

– Но ведь прикольно получилось. Лёшка Потапов – твоя любовь, – засмеялась Майка.

– Это не считается! Тоже мне, нагадала какого-то троечника. Бери нормальную книгу и гадай.

Книжек в доме у Майки было не густо. Все они, за исключением учебников, принадлежали Майкиному младшему братишке. Единственным печатным изданием была стопка журналов «ТВ-парк».

– Гадай по журналу, – приказала Ленка.

– Тебе не угодишь. Называй цифры, – проворчала Майка.

На этот раз Синицына назвала три цифры наобум. Майка пошелестела страницами, отсчитала нужную строчку и зашлась в смехе.

– Что там такое? – с подозрением спросила Ленка.

Майка давилась от хохота не в силах вымолвить ни слова. Синицына вырвала журнал из рук подруги и стала считать строчки.

– Москвич!.. – умудрилась выдавить из себя Майка.

– Ты что, издеваешься? – не на шутку разозлилась Ленка.

– А что? Москвичёв отличник. Ты же не хотела троечника, – никак не могла отсмеяться Майка.

– Ты всё нарочно подстраиваешь! – обиделась Ленка.

Она обиженно отвернулась от подружки, подошла к окну и сделала вид, что её захватило зрелище пустой улицы. И тут она увидела Эдика. Он шёл мимо. Ей на ум пришли строки стихотворения:

 
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали…
 

Недолго думая, она побежала в прихожую. Конечно, замызганные, растоптанные угги – это не хрустальные туфельки и не атласные черевички, но выбирать не приходилось.

Ленка вернулась в гостиную и бросилась к балкону.

– Ты чего? – недоумевала Майка, наблюдая за манёврами подруги.

– Под Сочельник башмачок бросают, – пояснила Синицына.

– С ума сошла! А если он кому-нибудь на голову свалится?

– В том и суть! Кто поднимет, тот и суженый.

– Стой! Мне от родителей попадёт! Майка рванула наперерез, но не успела. Балконная дверь распахнулась, и войлочный сапог птицей вылетел на улицу. Девчонки замерли: Майка – от ужаса, Ленка – от любопытства: поднимет его Эдик или нет? Выглянуть наружу они не решились. Через пару минут в дверь позвонили.

– Он! – воскликнула Ленка и на крыльях счастья полетела открывать.

На пороге стоял Вадик Груздев. В руках он держал стоптанный войлочный сапог.

– Лен, кажется, это твой? – спросил он.

– Не мой! – в сердцах выпалила Ленка.

– Ладно, – покорно согласился Вадик и повернулся уходить.

– Ты куда?! – властно остановила его Ленка.

Вадик пожал плечами.

– Пойду в мусоропровод выброшу.

– Стой! Дай посмотреть.

Синицына вырвала сапог из рук Груздева, оглядела его, как эксперт, оценивающий подлинность произведения искусства, и вынесла вердикт:

– Похож.

Майка прыснула со смеху и спросила:

– А как ты узнал, что сапог надо нести сюда?

– Один парень видел, откуда он выпал. Хотел сам прийти, но я сказал, что тут живёт моя одноклассница.

Сердце у Ленки забилось часто-часто.

– А зачем вы сапог-то выбросили? – спросил наивный Вадик.

Майка открыла было рот, но Синицына её опередила.

– Не задавай глупых вопросов, – сказала она и захлопнула дверь.

Майка с завистью смотрела на подружку.

– Счастливая ты, Ленка! За тобой столько мальчишек бегают.

– Малолетки, – презрительно скривилась Синицына.

Теперь она точно знала, кто её суженый. И зачем только этот Груздев вмешался!

На другой день Ленка, спускаясь по лестнице, услышала голоса. Эдик с другом беседовал на площадке. Ленка остановилась и прислушалась.

– Прикинь, вчера меня чуть валенком не пришибли, – жаловался Эдик. – Какая-то дура из окна выбросила. Не двор, а помойка. Хотел пойти, нахлобучить ей этот валенок по самые уши.

– Ну и?

– Парнишка мимо шёл, сказал, что знает, чей это шкрёбальник. Я велел ему передать этой идиотке всё, что я о ней думаю. Её счастье, что я на свиданку с Ксюшей опаздывал, не то заставил бы её босиком в Африку бежать.

Ленка развернулась, поднялась на свой этаж и нажала на кнопку вызова лифта. Идти мимо Эдика не хотелось. Ей вообще не хотелось его видеть. Как она могла в него влюбиться! Она-?? думала, что он тонкий, возвышенный, а он… Одно слово – не вампир.