Текст книги "Владычица Рима"

Автор книги: Тамара Мизина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Нет.

– А на каких условиях ваш Совет предлагает нам начать переговоры о мире?

– Совет не обсуждал никаких условий мирных переговоров. Скорее всего потому, что римляне забыли попросить о них. Или не сочли нужным вежливо попросить.

Полководец вскочил:

– Варвар забыл, где он находится?!

– Помню. И потому ни разу не назвал тебя «римлянином», Гай Лициний Октавиан. Ты же, зная мое имя, только раз упомянул его, хотя, как ты мог убедиться, читая письмо, перед тобой муж, обличенный доверием, более того – участник Совета. Что же касается твоей угрозы, Гай Лициний Октавиан, то мы – воины, привыкшие смотреть в лицо смерти. Мы знали, куда едем и чем рискуем. Знай и ты, что наша гибель будет скоро отомщена. В нашем лагере римская голова – дешевый товар. Да и тебе с твоим единственным легионом вряд ли понравится жевать ремни в осажденном городе без малейшей надежды на помощь и спасение. Я сказал все!

Овазий хотел повернуться, но Октавиан поспешно остановил его, заговорив:

– Погоди, смелый воин, я ни словом не обмолвился ни о твоей смерти, ни о смерти воинов, сопровождающих тебя. Ты – посол и находишься под защитой законов Великого Рима. Если же я, по незнанию, нарушил ваши обычаи, слишком редко упоминая твое достойное имя, прошу простить меня…

– Если благородный Гай Лициний Октавиан заговорил об обычаях, – вступил в разговор Лигиец, – то он должен помнить, что во всем мире существует обычай возвращать беглых рабов их хозяевам. Разве вы не соблюдаете нормальных для цивилизованных людей обычаев? Разве вы совершенные дикари? И свет Великого Рима не озаряет вас?..

– Совет требует выдачи кого-то? – спокойно перебил Лигийца Октавиан.

– Нет, благородный Гай Лициний Октавиан. Чтобы Совет потребовал этого, надо сперва поставить вопрос на обсуждение Совета, а юная Лиина слишком молода для этого. Даже присутствовать на Совете она не может. Старшая же госпожа никогда не станет отнимать у Совета драгоценное время ради решения столь ничтожного вопроса. Но есть обычай, общий для всех земель и народов, и я прошу благородного Гая Лициния Октавиана понять меня правильно, ибо мне, бывшему рабу, на своей шкуре пришлось испытать непреложность этого обычая.

Лигиец говорил достаточно почтительно. Латынь его, звучавшая гораздо лучше, нежели латынь Овазия, придавала речи посланца оттенок подобострастия, мало вяжущегося с сутью слов. Овазий слушал речь своего спутника не без удивления. Он помнил, как отпустила госпожа его воинов, когда они повинились ей в том, что не смогли отыскать беглеца.

Старшая Лиина говорила тогда, что побег среди бела дня оскорбляет в первую очередь их самих, так как теперь все будут говорить, что они никуда не годные сторожа. Но ни она, ни ее дочь ни словом, ни жестом не дали понять, будто считают потерю пленника событием, заслуживающим даже самого ничтожного внимания. Поэтому, дождавшись, когда Лигиец прервет свою речь, он обратился к Октавиану:

– Доблестный и благородный Гай Лициний Октавиан, мы сказали все и потому просим позволения покинуть этот зал, этот дворец и этот город. Совет желает знать, как мы выполнили его поручение, и потому ни я, ни мои товарищи не смеем более задерживаться здесь.

Октавиан, обрадованный, что решение неприятного вопроса откладывается и ему не придется раздражать варваров решительным отказом, милостиво согласился:

– Ты, как я вижу, добрый воин, Овазий, сын Деифоба, раз так спешишь выполнить волю пославших тебя. Да будет так. Возвращайся в свой лагерь и передай Совету, что мы внимательно выслушали тебя и оценили слова и дары так, как они того стоили.

Глядя в спины уходившим варварам, он сделал шаг в сторону и чуть не упал: из-под ног его скалилось обескровленное лицо римского воина.

Октавиан с трудом удержался от того, чтобы не ударить по нему ногой.

Гонец по-прежнему стоял на коленях, ожидая решения своей участи. Октавиан спросил у него:

– Где они вас захватили?

– У первой же рощи. Охрану перебили стрелами из засады.

– Вижу. Ступай, – и, подозвав телохранителя, приказал: – Гальбу ко мне.

Все молчали, потом кто-то пробормотал: «Набили воинами зал, будто не два десятка варваров приехали, а по крайней мере двадцать тысяч».

Октавиан обвел взглядом всех бывших в зале, отыскивая того, кто посмел высказаться, но лица римлян были бесстрастны, как у часовых на посту, только Гальба в дверях что-то пытался втолковать телохранителю.

– Гальба, подойди! – позвал его Октавиан, а когда юноша подошел, спросил: – Ты узнал кого-нибудь из варваров?

– Да, узнал. Лигийца – помощника Зефара, того самого, чьи воины закрыли ущелье, после того как легионеры вошли в него. Овазия я не знаю, ни разу не видел его. Еще я узнал Остия – это один из простых воинов Авеса.

– Овазий может быть членом Совета.

– Может.

– А Зефар? Он в Совете?

– Если так написано в послании, то да.

– А этих, – Октавиан указал на две первые головы, – знаешь?

Валерий носком сапога повернул одну из голов. Посмотрел. Подумал…

– По-моему, это Стафанион. Второго не знаю. Зефар говорил о каком-то. Смелости, говорил, отчаянной, но и подлец отчаянный. Наверное, он.

– Зефар говорил с тобой?

– Ничего не значившая болтовня.

Положив руку на плечо юноше, Октавиан повел его из зала. Стали расходиться и остальные.

– Ну, а о старшей госпоже что ты можешь сказать? – спросил полководец Гальбу, когда они остались одни.

– Ничего, кроме того, что болтали воины у костра. Я только раз и видел ее вблизи.

– А что болтали у костра?

– О том, как она подняла восстание, назвав себя сестрой Богов и вызвав гром с дождем; о том, как она сожгла Кривого Ксифия за то, что он напал на их лагерь; про надпись на свитке, в которой говорится, что она была женой царя и великой царицей; о том, что лучшей гадалки нет во всем мире и… Боги, о чем только не болтают у костра!

– Немного нам известно о ней, если помнить, что все это просто разговоры. Впрочем, свиток! Он еще существует?

– Да, но я его не видел.

– Значит, и это может быть болтовней. Ну а про ее дочь? Что ты можешь сказать про свою бывшую хозяйку?

Валерий криво улыбнулся:

– Про ее родословную – ничего, про ее дела – кое-что. Она может испортить или исправить кости, взяв их в руку.

– Испортить кости? Что это значит?

– Сколько потом эти кости ни бросай, – на них выпадает одинаковое число точек.

– Это невозможно! Как она делает это?

– Берет их в руку и бросает. Только и всего. И кости можно выбрасывать на помойку – больше не поиграешь. Все воины прячут от нее игральные кости.

– Зачем она это делает?

– Просто так. Балуется. Во многом она еще дитя. Кроме того, она может предсказывать судьбу. Мне как-то она предсказала мое будущее на три дня. Гадала она мне, конечно, как бы в шутку, но сбылось все по-настоящему.

– Что она нагадала тебе?

– На оставшиеся полдня – что меня ударят два раза, на следующий день – что мне будет очень плохо. Куда уж хуже, когда тебя приковывают к камням.

– К камням тебя приковали по приказу Германика?

– Да. А про третий день она сказала, что у нее будет свободное время, а это значит, что я должен к ней прийти. И я пришел.

– И в этот же день сбежал от нее?

– Может быть, она не захотела смотреть дальше, а может быть, заглянула и увидела, что я от нее никуда не денусь.

– Не надо придавать значение словам паршивого раба, который к тому же говорил от себя.

– Да, господин, – вздохнул Валерий.

Объяснять Октавиану, что Лигиец – помощник Зефара, а тот слов на ветер не бросает, не имело смысла. Надо побыть там самому, чтобы понять такое.

– Расскажи еще о девочке. Ты говорил, что она все делает по приказу матери?

– Не я. Так говорил Стафанион. Он был уверен в этом, но мудрость старухи он оценил слишком низко. Стафанион красиво говорит, но взгляд его неглубок.

– Тебе жаль его?

– Он единственный был добр ко мне, правда, не без расчета, и еще он верил в Рим и стремился служить ему. Он выучил меня ходить без троп, и его наука пригодилась мне при втором побеге.

– Ходить без троп? Зачем?

– Все тропы были закрыты для меня.

Октавиан задумался.

Он знал, что горные тропы топчет немало оборванцев и бродяг самых разных пород и народов, и если гонец не будет выделяться среди них…

Но как выйти из города? Всех покидающих его, наверное, строго проверяют. Вот если бы людей из города уходило побольше…

Например, пусть по городу пройдет слух, что варвары решили начать осаду. Горожане тут же побегут прочь, как клопы от пожара, и тогда…

Конечно, из двух десятков посланцев дойдет хотя бы один, но когда он дойдет? А послание еще надо доставить в Рим, а в Риме должны послание обсудить, собрать войска, послать…

А пошлют ли их? Во всех провинциях смута, и захочет ли римский Сенат продолжать войну в Земле Камней, принесшую уже такие убытки. А если согласится Сенат, то что скажет император? Он стар и скуп, а непотребные забавы привлекают его куда больше, нежели военная слава.

А тут еще зима, которая начнется через два-три месяца!.. Не теплая, италийская, а местная. Резкие ветры, а иногда и снег в лицо…

Остается только тянуть время любыми способами. И с Гальбы глаз не спускать. Выдавать его, конечно, недостойно посланцев Великого Рима, но кто знает… Может быть, варвары решатся выкрасть его? Что это там Валерий говорит?

– …мог бы отвезти письмо или просто передать на словах…

– Ты хочешь сам доставить письмо в Рим?

– Да. Я знаю язык, немного знаю обычаи…

– А варвары знают тебя в лицо. Нет, здесь ты в безопасности. Ты же слышал, что нам пока дозволено оставаться в городе! Нам! И кем? Безродной гадалкой, у которой даже имени своего нет! Великие Боги! Хорошо еще, что наш один-единственный легион внушает этим дикарям некоторое почтение. Ведь они сочли лучшим договориться, а могли бы… Да, могли бы!..

* * *

Вечером по рынку пополз слух: варвары будут штурмовать город, а на рассвете люди хлынули из городских ворот.

Римляне на этот раз не мешали горожанам уходить, даже подгоняли: мол, чем меньше варваров в городе, тем надежнее.

Двадцать гонцов с письмами, скрытыми под одеждой, в поясах, в подошвах, в… да мало ли где можно спрятать тонко скатанный папирусный листок, смешавшись с толпой, покинули город, и в тот же вечер колдунья читала первое перехваченное послание. Сперва про себя, потом вслух, для ознакомления, как она сказала, после чего спросила:

– Что думают о письме благородные мужи? Овазий?

– Почему он? – возмутился Авес, но женщина успокоила его.

– Последней буду я. Мы слушаем тебя, Овазий.

– Поднять армию и стереть римлян с лица земли, пока к ним не подошла подмога.

– Авес?

– Стереть их в пыль, и как можно скорее.

– Зефар?

– Не знаю… Сколько было писем?

– Очень много, и хотя бы одно из них дойдет.

– А вот когда дойдет? Мне думается, что помощь римляне получат не скоро. Поэтому я предлагаю продать пленных и, развязав себе руки, начать осаду. Запасы в городе невелики, так что к зиме мы с городом вполне справимся, ну а там, если помощь к римлянам подойдет, встретим и ее.

– Урл?

– Зефар говорит разумно, только мне кажется, что госпожа не согласна с ним. Наверно, она знает что-то еще?

– Не знаю, но догадываюсь. И с Зефаром согласна. Если мои предположения верны, римляне в драку не полезут, и через день-два здесь у нас будет их покорное прошение о мире.

– Им? Мира?!

– Им, Авес, но условия будем ставить мы.

– Какие условия?

– Ну, Авес, неужели не знаешь? – снисходительно осклабился Зефар. – Город наш, за пленных пусть платят выкуп, остальных разоружить и пусть убираются, пока целы.

– Слово в слово, Зефар. Прибавь сюда, что они должны вернуть награбленное, – серьезно закончила речь Зефара женщина.

– А если они не запросят мира? – не желал сдаваться Авес.

– Начнем продавать пленных. Если и тогда не одумаются, будем брать город штурмом, но ударим неожиданно. Ты, Авес, держись поближе к городу, но на глаза римлянам не лезь. Твое дело: следить, чтобы римляне не пополняли запасы. Это тоже осада, но тихая и бескровная.

– Понял, – не слишком радостно согласился Авес.

– Если случится что-то неожиданное, Урл тебе поможет. И еще вот что: Урл, Зефар, вы ведь знаете купцов? Так вот, передайте им, что мы хотим продать пленных, а уж они найдут покупателей, если римляне не поторопятся с договором.

Урл поспешно ответил за двоих:

– Конечно, поторопятся, если, как говорит госпожа, пустить весть по языкам.

– На этом и решим?

Гонца Октавиан послал четыре дня спустя, в открытую и без охраны. И остановили гонца так же в открытую, на виду у часовых на стене:

– Куда спешишь?

Воин наклонился к варвару, вцепившемуся в узду его коня, сказал:

– Благородный Гай Лициний Октавиан шлет послание Совету.

– Где письмо? – быстро спросил варвар.

– Приказано передать из рук в руки.

– Хорошо, Гелен! Азин! Покажите римлянину дорогу, – и пока воины седлали коней, спросил: – Что там у тебя?

Римлянин успокоил пляшущего коня, сказал негромко, но внятно:

– Мира просим.

Потом его долго передавали из рук в руки, а вместе с ним катилась и весть: римляне запросили мира. Обратно гонец вез письмо Совета, в котором перечислялись требования варваров, а также говорилось о том, что Гай Лициний Октавиан может приехать сам или прислать для переговоров доверенных лиц. На переговорах Совет милостиво рассмотрит то, что смогут предложить римляне, и назовет окончательную цену.

Получив такое послание, Гай Лициний задумался. Варвары требовали от него все, что у него было, и даже более того. Конечно, на переговорах он, возможно, и уговорит их снизить запрошенную цену, но намного ли? А еще надо будет сделать подарки вождям варваров…

А как отнесутся в Риме к тому, что он вместо семи легионов приведет в Италию толпу разоруженных воинов? Конечно, то, что он собирался сделать сейчас, противоречило закону, но не выше ли любого закона благо хранимого Богами Рима?

– Рубелий, вели разыскать Дардана, Хриса и Меропа. Я хочу видеть их.

Купцов Гай Лициний принял очень сдержанно и сразу начал деловой разговор:

– Мне нужны деньги. Пятьдесят миллионов сестерций.

Купцы переглянулись. Улыбаясь, Хрис ответил за всех:

– У нас нет таких денег.

– Может, вам подворачивается выгодная сделка? – лицо римлянина перекосилось от ярости, глаза засверкали, как уголья, голос стал низок, зазвучал приглушенно. – Смотри, Дардан, смотри, Мероп, смотри, Хрис, как бы эта сделка не стала для вас последней в жизни!

– О какой сделке идет речь? – возразил Хрис. Лицо и голос его выражали полное недоумение. Пожалуй, даже слишком полное, чтобы быть искренним. – Если у нас нет денег?

– Лжете, подлые греки! – голос Октавиана загремел, отражаясь от высокого потолка. —Лжете! Вы хотите нажиться, торгуя сыновьями Рима!

– Ну, какие же они сыновья Рима? – Мероп, в отличие от Хриса, даже не пытался разыгрывать ни недоумения, ни сожаления. – Сброд, собранный по всем провинциям!

– Молчать! – циничная улыбочка Меропа свидетельствовала о том, что гнева его купцы не слишком уж испугались. – Или вы даете мне деньги, или…

Мероп опять скривил губы. Теперь уже презрительно:

– Благородный Гай Лициний Октавиан забывает, что Рим далек только для него.

Октавиан впился в купца бешеным взглядом, но того мог пронять разве что расплавленный свинец.

Скинув с лица гримасу гнева, полководец заговорил вновь. Негромко, жестко, властно:

– Я сказал: молчать! Или в течение недели я получу требуемую сумму и расплачусь с варварами, или… Во втором случае ответа из Рима вы не дождетесь.

Купцы опять переглянулись.

Положение Октавиана было почти отчаянное, и потому поступки его тоже могли оказаться самыми отчаянными. Он был смертельно опасен. Надо осаживать назад.

– Не слишком ли горячится благородный Гай Лициний Октавиан? – заговорил Хрис. – Пятьдесят миллионов – немалые деньги…

– Возможно, мне понадобится и больше. Не тяните время, бездельники. Какой вы хотите процент?

– Процент и обеспечение.

Октавиан посмотрел на купца, как на слабоумного.

– Побойся Богов, грек. Будь у меня обеспечение, стал бы я обращаться к вам? Нет, вы дадите мне деньги под запись, без залога. И не вздумайте ломить проценты!

– У нас нет таких денег.

– А я говорю, что деньги будут, или я выцежу из вас по капле всю вашу вонючую кровь. Впрочем, – он ласково улыбнулся, словно нашел выход из безвыходного положения, – если у вас нет денег, я возьму любые ценности. Варвары не станут разбираться, чем я заплачу им: золотыми и серебряными монетами или золотыми и серебряными украшениями. Да хоть слитками. Лишь бы цена их устроила.

– Благородный Гай Лициний Октавиан, прошу выслушать нас, – опять заговорил Хрис. – Подумай сам, откуда у нас такие деньги? Земли здесь небогатые, то золото, что мы взяли с собой, – давно стало твоим. Им мы заплатили за пленников, продать которых, увы, не смогли. Варвары освободили их по праву силы. У нас сплошные убытки. Жить нечем. А ты взял всю царскую казну.

– Хрис, когда ты видел полную царскую казну? Она была пуста. Две-три монетки, и те запылились. Но даже и эти крохи придется вернуть.

– В таком случае выслушай нас, благородный Гай Лициний Октавиан. Тридцать тысяч воинов не стоят пятидесяти миллионов сестерций. За такие деньги можно без труда навербовать и вооружить новые легионы. Не лучше ли будет, если Гай Лициний Октавиан покинет город?

– Бежать? Мне?! Бросить воинов и бежать?! Да если бы я и имел безумие решиться на такое, через два дня я бы стоял перед старухой и ее Советом нагой и со связанными руками. И поделом. Нет, я заплачу варварам все, что они запросят, иначе они возьмут это сами. Вы хоть знаете, какие у них силы?

– Мы слышали только, что у Зефара более пяти тысяч воинов, а есть еще Урл и Авес.

– И Овазий.

– Это охрана госпожи. Их чуть больше тысячи.

– Около пятнадцати тысяч против одного легиона…

– Но этот легион укрыт за неприступными стенами города.

– Молчать! Я буду воевать, а вы погоните на рынок пленных римлян? Я бы и с одним легионом вышел против всей их армии, не будь старухи с дочерью. Тот, кто с девятью тысячами сброда бьет десять тысяч опытных воинов, с пятнадцатью раздавит шесть, как муху! Впрочем, к чему я говорю все это подлым грекам? Мне нужны деньги, и я их получу. Пишите заемные письма, записки, но пока денег не будет, вы отсюда никуда не выйдете. Рубелий! – громко позвал он и, когда телохранитель вышел из-за ковра, приказал: – Вызови охрану. Пусть этих скупцов запрут в подвале. Подстилкой им будет солома, хлеба – один круг на всех в день, пьют пусть воду, зато чернил, перьев и папирусов дай им вдосталь. И свечей дай. Пусть подумают. Вдруг жить захотят?

* * *

Весть о том, что Октавиан вымогает деньги у купцов, быстро достигла лагеря варваров. Отнеслись здесь к ней по-разному.

– Пусть потрясет их немного, – высказал свое мнение Урл.

– А честь страны? – возразила ему женщина. – Это наша земля и властвовать над ней должны наши законы, а не произвол Октавиана. Он должен быть благодарен уже за то, что мы ждем.

– Нужно ударить по римлянам! Что мы с ними тянем?! – Авес своего мнения о римлянах все так же не менял, что бы ни случилось, но, высказавшись столь решительно, он вдруг пожелал выказать уважение и к другим членам Совета и спросил: – А что думает осторожный Зефар?

– Пошлем письмо, а если он греков не отпустит – ударим. Повод подходящий.

– А если отпустит?

– Заставим греков поделиться. Чтобы и они нас уважали. Но может быть, госпожа опять не согласна со мной?

– Согласна, Зефар. Почему мне не согласиться с разумными речами?

– Бить их надо!

– Да, Авес, я тоже начинаю думать, что без боя не обойтись, но, прошу, потерпи еще немного. Совсем немного. Пусть Октавиан уверится в своей безнаказанности. Я думаю, что письмо не должно угрожать.

– Секретарь госпожи хорошо составляет такие послания…

Пропустив обычное начало, Октавиан внимательно прочел:

– «…Мы милостиво дали благородному Гаю Лицинию Октавиану время на раздумья, но Гай Лициний Октавиан употребляет нашу доброту во зло и, вопреки обычаям и законам нашим, захватил и держит под стражей трех купцов: Дардана, Меропа и Хриса, вымогая у них деньги и драгоценности. Избегая пролития крови, мы, однако, желаем…».

Октавиан бросил на стол недочитанное послание, громко позвал:

– Рубелий, Марц! – затем спросил у слуги: – Где посланцы?

– Ждут ответа, мой господин.

– Сколько их?

– Двое, мой господин.

В письме варваров нет ни одной угрозы и, даже требуя освободить купцов, дикари ссылаются только на обычаи и законы. Похоже, они боятся чего-то. Может, поняли, что перехватить всех гонцов не удалось и скоро Рим пришлет подкрепление? Или услышали нечто такое, что заставило их сбавить спесь? Но в любом случае они явно боятся и страх этот надо использовать.

– Рубелий, пусть одному гонцу вручат голову другого. Это мой ответ.

– Да, господин.

– Передай приказ: готовиться к осаде. Завтра варвары будут под стенами.

– Да, господин.

– Исполняй.

* * *

Солнце еще не поднялось над пологими вершинами гор и не разогнало скопившийся за ночь в долине осенний туман, а Рубелий уже разбудил своего начальника:

– Они в городе!

– Что?! – Октавиан вскочил так быстро, что едва не задохнулся.

– В темноте они взобрались на стены, порезали дозорных и открыли ворота.

– Как они успели?!

– Не знаю, господин.

– Боги, будьте свидетелями! Это невозможно! Они не могли появиться у стен до рассвета! Они не могли успеть! Но почему так тихо? Почему не было шума ночью? Где они сейчас?

– Взять вторую стену им не удалось. Горожане заметили чужих воинов и всполошились. Если бы не это… Можно предположить, что на настоящий штурм у них просто нет сил. Пока. Наверное, это была просто разведка боем…

– Ты слишком много говоришь! – перебил подчиненного Октавиан. – Сколько воинов у нас здесь, во дворце?

– Около тысячи. Остальные несли охрану на внешней стене и были в казармах. Скоро они проснутся. Если проснутся… Они должны проснуться!