Текст книги "Двойной запрет для миллиардера (СИ)"
Автор книги: Тала Тоцка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Глава 3
Громов
– Забавная малышка, – говорит Мартин, кивая в сторону девчонки в сарафане, пока я выруливаю за ворота.
Слежу за его взглядом в зеркало заднего вида. Девчонка так и стоит посреди двора с видом потерявшегося ребенка. Перебирает пальцами подол сарафана, как будто ее отчитали в школе и теперь грозятся вызвать родителей.
– Обычная, – отвечаю неохотно, нет желания обсуждать Каро.
– Она на тебя смотрела как на божество.
– Не неси ерунды.
– Я тебе точно говорю. Я твоих фанаток вычисляю интуитивно.
Может он и прав, но сейчас это раздражает.
– Ты пристегнулся?
– Пристегнулся.
– Тогда погнали.
Выворачиваю на трассу и разгоняюсь. Мартин скучающе смотрит на дорогу, а я пытаюсь понять, почему мое настроение стремительно несется вниз.
И если это касается Каро, то как именно?
– Она тебя зацепила, – вдруг говорит брат, и я вопросительно хмыкаю.
– С чего такие выводы?
– Мне так показалось. Если я прав, то может, нам стоило остаться?
– Вот ты сейчас пошутил, Мартин?
– Нет, – качает головой брат, – гостевая у них приличная, кровать просторная, меня бы устроило.
– Тебя? – уточняю.
– Ну да. Тебя бы Каро к себе позвала.
– А если нет?
– Тогда ты пошел бы к ней сам.
– Ошибаешься, – качаю головой, – она не в моем вкусе.
– А мне показалось, что…
– Тебе показалось, – перебиваю брата, – вчерашние школьницы не мои влажные мечты.
– Что в них не так?
– Даю голову на отсечение, что она девственница. А я после Грейс зарекся с ними связываться.
– С Грейс ты себя повел как кусок дерьма.
– Сама напросилась.
– Ты и сейчас продолжаешь себя так вести.
– Не читай мне морали, Марти.
Брат замолкает, а я нехотя признаюсь, что он прав. Девчонка меня зацепила, только чем, понять не могу. Не могу сформулировать.
Не внешностью, нет, и не тем, что меня обычно цепляет. А вот это ее «Вы давно проверяли тормозные колодки?»
Ни одну из моих знакомых женщин, да и незнакомых тоже, никогда не интересовали мои тормозные колодки. Даже маму.
Вот это, похоже, и зацепило. Как и слова Мартина.
Мы с братом разные настолько, насколько похожи внешне. У него мозги нашего деда Бронского, именно поэтому я сразу после вступления в наследство выдал Мартину все возможные доверенности. Большую часть активов тоже перевел на него как инвестиции, так что теперь я только получатель дивидендов.
Меня это устраивает. Одна мысль о необходимости присутствия в офисе с утра до вечера вызывает приступ дикой тоски. От словосочетания «совет директоров» начинается паника. Даже секретарши меня напрягают.
Единственное, что у меня хорошо бы получалось, это трахать секретаршу на столе в своем огромном кабинете на самом высоком этаже, в котором одна стена обязательно панорамная.
С костюмами не так, костюмы я люблю, но это потому, что в костюме меня больше любят девушки и камеры. Как и Мартина.
Девушек я тоже люблю. Я бы не смог как брат жениться на незнакомке, которую за меня выбрал дед. А Мартин готов, уже сделал Анне предложение. Это все было прописано в завещании.
– Ты же ее не любишь, нахер она тебе? – я пробовал его отговорить, но бесполезно. Марти только сильнее хмурил лоб.
– Анна меня тоже не любит, она подчиняется воле семьи. Интересы бизнеса у них выше личного.
– А для тебя?
– Для меня тоже.
Размышления прерывает входящий сигнал. Смотрю на экран телефона – незнакомый номер. Ответить или нет? А пальцы уже сами тянутся к гаджету.
– Марк, привет, это Каро, – слышится из наушника, и меня почему-то пробирает, хотя голос у нее самый обыкновенный, – звоню узнать как вы. Ты больше не слышал ничего подозрительного?
– Да нет, все в порядке, – пожимаю плечами, хоть она меня точно не видит, – но приятно, что беспокоишься.
Внезапно задумываюсь, а не был ли это повод мне позвонить? Кажется, кто-то погорячился, давая свой настоящий номер, он у меня только для избранных.
Девушка извиняется, прощается торопливо, и я выбрасываю ее из головы. Еще и потому, что самому чудится негромкий писк. Слышится и пропадает. Снова появляется.
На заднем сиденье начинает трезвонить телефон, а я слышу писк даже за громким звуком динамика. Давлю на тормоз и холодею, потому что педаль под ногой пружинит. Прокачиваю ногой – бесполезно, машина упрямо несется вперед.
Слышу щелчок, а дальше как в поганом кошмаре. Боковым зрением вижу, что Мартин отстегивает ремень безопасности и тянется назад за телефоном. Он его забросил на заднее сиденье еще когда мы толкали машину по трассе.
– Марти, брось телефон, пристегнись! – кричу как гребаная истеричка.
Автомобиль бросает в сторону, кручу руль – он будто игрушечный. Я его хоть совсем открутить могу, какой теперь в этом смысл, если колеса заклинило?
Успеваю увидеть в лобовом широкий ствол дерева. Слышу глухой удар, скрежет сминаемого металла.
И проваливаюсь в темноту.
Карина
Не могу понять, что со мной происходит. Такое было когда-то давно, всего один раз, когда мама сильно заболела, и папа увез ее в больницу. Я осталась с бабушками, и не могла спать от страха – мне казалось, что мама из больницы уже не вернется. Что случилось непоправимое.
Сейчас меня охватывает похожее состояние – безотчетный страх, перемешанный с тревогой. Бездумно слоняюсь по дому, варю кофе, который так и остается нетронутым.
Иду в спальню и сажусь на заправленную кровать. Марк улыбается мне с постера, но я в ответ не улыбаюсь, только смотрю мрачно исподлобья. Как можно быть таким беспечным, а?
Взгляд как магнитом притягивается к визитке с номером телефона, которую дал мне Громов. Я положила ее на тумбочку, стоящую напротив постера с его изображением.
А в ушах стоит тонкий противный писк.
Я не могла его ни с чем спутать. Я не могла ошибиться. Но если это так, то…
Писк в ушах нарастает и уже завывает настоящей сиреной, в голове загорается огромный сигнальный фонарь с надписью «Danger»[1]1
Danger – опасность (англ.).
[Закрыть]. И я сдаюсь.
Хватаю телефон, набираю номер, указанный на визитке. Пальцы не попадают по цифрам на экране, несколько раз удаляю и набираю правильно. Наконец с пятого или шестого раза получается ввести номер, и я нажимаю на вызов.
Сердце в груди не бьется, оно надрывно хрипит как испорченный механизм, работающий на грани своих возможностей, и который в любой момент может остановиться.
– Слушаю, – говорит в ухо живой и здоровый Марк. Марк постерный улыбается широко и открыто. Еще чуть-чуть, и он мне подмигнет.
Из динамика доносится музыка, громыхающая в салоне спорткара, шум двигателя, звук трущихся об асфальт шин. Голос Марка звучит расслабленно, и сумасшедшее напряжение, натягивавшее нервы струнами, потихоньку начинает отпускать.
В горле сухо, губы тоже пересохли. Облизываю их и тяну руку к бутылке с водой.
– Марк, привет, это Каро, – говорю сиплым голосом, каждое слово обдирает горло как наждачка, – звоню узнать как вы. Ты больше не слышал ничего подозрительного?
– Да нет, все в порядке, – отвечает Марк, в его голосе сквозит вполне различимое замешательство и едва уловимое недовольство, – но приятно, что ты беспокоишься.
Громов говорит как будто вежливо, только внутри не покидает ощущение, что он ухмыляется. И догадка вмиг накрывает ледяным душем.
Он решил будто я звоню просто так. Выдумала повод и позвонила. Еле выдержала необходимые приличия и набрала.
От волнения вспыхиваю как спичка.
Его называют королем автодрома. Но похоже, Марк Громов в силу своей природной скромности решил, что так слишком длинно, и что прекрасно можно обойтись без второй части.
Король. Просто король. Вот так звучит намного лучше. Полнее и ярче передает уровень величия.
А еще лучше, бог.
Сбиваясь и заикаясь, лепечу в трубку, как я жутко рада и дико извиняюсь, что побеспокоила. Не дожидаюсь ответа, нажимаю отбой и отбрасываю телефон на кровать.
Моему возмущению нет предела. Щеки пылают, прижимаю к ним ладони, стараясь хоть немного их охладить. А заодно остудить охваченный пламенем мозг.
– Самовлюбленный наглый павлин, вот ты кто, Марк Громов! – говорю строго, глядя ему прямо в глаза, но мой постерный Марк на редкость необидчивый парень. Он готов мне простить абсолютно все в отличие от своего оригинала. – Ты решил, что я в тебя втрескалась с первого взгляда.
«А разве нет?» – мне чудится, что отпечатанный на постере Марк удивленно приподнимает брови.
– Будешь язвить и умничать, сниму тебя и спрячу в кладовку, – предупреждающе тычу пальцем в глянцевую грудь Громова, но ответить бумажный Марк не успевает.
Экран лежащего на кровати телефона загорается, звучит сигнал вызова, и я громко ахаю, увидев на экране тот же номер, который только что набирала.
Марк? Марк мне перезванивает?
– Не буду я тебе отвечать, обойдешься, – бубню сердито, но вовремя соображаю, что просто так Громов вряд ли стал бы мне звонить. И страх вперемешку с тревогой вновь сдавливает горло.
– Что, Марк? Что случилось? – кричу в трубку, принимая вызов. – Алло!
Но из динамика доносятся все те же звуки – шум двигателя, шорох шин. Музыка, правда, звучит тише. И никакого Марка.
Догадываюсь, что скорее всего у Громова телефон включился на автодозвон, а последний номер, с которого ему звонили – мой. Уже собираюсь отключиться, как вдруг улавливаю все тот же характерный писк. И слышу, как тихо сквозь зубы матерится Марк.
Прижимаю телефон к уху обеими руками. Сердце сжимается, внутри появляется неприятный холодок от нехорошего предчувствия.
– Марти, брось телефон, пристегнись! – внезапно кричит Марк, а затем динамик взрывается характерным ударным звуком и металлическим скрежетом.
Я выросла возле трассы и автозаправки. Я слишком хорошо знаю, что означают эти звуки, чтобы у меня еще остались какие-то сомнения.
Вбиваю номер Марка в локатор мобильных номеров. Вероятность, что у него на телефоне включена геолокация – девяносто девять процентов.
Не ошибаюсь, о чем красноречиво докладывает метка геолокации.
За развилкой трасса уходит влево, объезжая гору, а вправо сворачивает дорога, пролегающая над морем по извилистому горному серпантину. Я безо всяких геометок уверена, что парни свернули направо, но обязана была убедиться.
Вылетаю во двор и бегу в гараж, не переставая всхлипывать и захлебываться слезами. Впрыгиваю в родительский пикап и выруливаю со двора.
Давлю на газ и несусь с запредельной скоростью. Заставляю себя не о чем не думать и ничего не представлять, иначе сойду с ума прямо здесь, в кабине пикапа. Размазываю по щеками горячие злые слезы.
Ну почему они меня не послушались? И почему они приехали именно сегодня, в выходной? Я бы попросила Остина посмотреть спорткар в гараже, там есть и яма, и эстакада.
И почему я сама не научилась чинить тормозные колодки?
Выезжаю на трассу и вдавливаю педаль газа до упора. Долетаю до развилки, сбрасываю скорость, въезжаю на серпантин. Дорога здесь достаточно широкая, но сложная, большинство предпочитает сделать крюк по трассе, чем кружить по извилистым поворотам.
Дорогой меня грызут сомнения, что дело в колодках. Разве Марк не мог банально не справиться с управлением?
И тут же сама себя поднимаю на смех. Марк Громов обкатывал трассы и похуже, для него такой серпантин – привычная стихия.
Спорткар замечаю издали, и внутри меня сковывает ужас. Автомобиль вынесло за ограждение, он одним колесом наезжает на обрыв, упираясь капотом в растущее на самом краю дерево. Внизу опасно плещется море.
Бросаю пикап на обочине и пробираюсь к спорткару. Вблизи все выглядит еще хуже.
Капот сложился гармошкой и выгнулся по обе стороны ствола. Бросаюсь к кабине и осторожно, чтобы не раскачивать машину, распахиваю дверь.
Подушки безопасности сработали, сдулись и теперь безжизненно свисают с фронтальной панели. Марк сидит на водительском месте с закрытыми глазами, откинувшись на сиденье и сжимая одной рукой руль, а второй ремень безопасности. И я снова дышу, потому что он тоже дышит.
А Мартин…
Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять – из двух клонов Громовых теперь остался только один.
Глава 4
Карина
Ужас сковывает тело.
Надо вызвать полицию и скорую, но только сейчас я осознаю, что телефон остался в моей комнате. Вижу телефон Марка, закрепленный на фронтальной панели, тянусь к нему и внезапно слышу короткий глухой стон.
– Марк! – у меня из глаз брызжут слезы. – Марк, как хорошо, что ты живой!
Он открывает мутные глаза, пытается сфокусировать взгляд.
– Ты… Кто… ты… – он еле шевелит губами. Наклоняюсь над ним, и слезы капают ему на шею.
– Это я, Карина, – вытираю глаза ладонями. Громов закрывает глаза, снова открывает, на этот раз его взгляд более осмысленный.
Он проводит ладонями по лицу, делает усилие, чтобы привстать. Поворачивает голову вправо…
Я зажимаю руками рот, слезы ручьями текут по пальцам, а Марк смотрит в потухшие глаза.
– Мартин… – хрипит он, – Марти…
Я никогда не слышала, чтобы так кричали. И я не могу это слышать. Обхватываю голову Марка и шепчу как заведенная:
– Успокойся, Марк, миленький. Он тебя не слышит. Пожалуйста, Марк…
– Он мой брат, – Громов хватает меня за плечи и встряхивает так, что у меня в ушах начинает звенеть, – он мой брат, поняла?
– Да, – плачу я и вытираю мокрые дорожки на его щеках, – да, я знаю…
– Почему я тебе не послушался, Каро, – в отчаянии хрипит Марк, – почему? Ты же говорила про колодки, и ты была права. Это я его убил! Я убил своего брата…
Он резко замолкает, мы вперяемся друг в друга взглядами. Не знаю, читает ли он это в моих глазах, или догадка приходит нам в голову одновременно. Но первой заговариваю я.
– Не ты, Марк, – у меня тоже голос звучит хрипло, я наревелась и наглоталась пыли, – не ты, а тот, кто хотел убить вас обоих.
– Да, – он не сводит с меня жуткого, безжизненного взгляда, – и этот кто-то подобрался к моей семье очень близко.
Он со снисходительной улыбкой объяснял мне, что техосмотр автомобиля проводили специалисты их собственной станции техобслуживания. Семейный бизнес…
Не просто близко. Близко пугающе.
– Ты уверен… – сглатываю, комок в горле мешает говорить, – что это тормозные колодки? Как же ты сумел направить машину на дерево?
– Я и не сумел, – тяжело дышит Марк, крупные капли пота усеивают его лоб, – вышло случайно. Если бы этого дерева здесь не было, мы бы уже ехали по дну моря.
Снова зажимаю рот. На минуту представляю ощущение, когда машина теряет управление и несется в сторону, к обочине, за которой крутой обрыв и вода…
Громов щелчком отстегивает ремень безопасности, отбрасывает его и пробует подтянуться на руках. Но его ноги зажало педальным узлом и вдавившейся при ударе об дерево обшивкой салона.
От его дерганых, судорожных действий машина начинает опасно покачиваться.
– Стой, не торопись, – останавливаю его, – попробуй отодвинуть сиденье.
Марк смотрит безумным взглядом, но все же перестает дергаться. Я молюсь, чтобы механизм оказался неповрежденным, и мои молитвы доходят до адресата – сиденье медленно отъезжает назад.
Громов наклоняется и распахивает дверцу со стороны пассажирского сиденья. Наклоняется к брату, ерошит волосы на макушке.
– Марк, – зову, не в силах сдержать всхлип, – почему? Подушки ведь сработали.
Марк оборачивается, и мне хочется зажмуриться, так опаляет горящая в глубине глаз ярость.
– Он отстегнул ремень, чтобы взять телефон. Я не сразу увидел. А когда увидел, то…
– Ты кричал, чтобы он пристегнулся, – шепчу, глотая слезы, – я слышала.
Марк молча кивает, тоже шумно сглатывает, но я и так догадываюсь. При ударе Мартин вылетел вперед и ударился о подушку. Система, предназначенная сохранить жизнь, тоже умеет убивать.
Марк берет за плечи брата и привстает на сиденье.
– Каро, помоги.
Он глухо матерится сквозь зубы и морщится от боли. Замечаю, что он старается опираться на левую ногу.
– Что ты хочешь сделать… – начинаю, но он перебивает довольно грубо: – Шевелись, сказал!
Бросаюсь на помощь, мы осторожно перекладываем Мартина на водительское сиденье. И пока возимся, лихорадочно соображаю.
Открытая пассажирская дверь, один брат за рулем, значит второй…
– Ты хочешь, чтобы думали, будто ты утонул? – озаряет догадкой. Марк хмуро кивает.
– Пусть думают, что у них получилось, а я пока попробую выяснить, кто это сделал. И лучше, чтобы никто не знал, что я жив.
Марк упирается одной рукой в руль, второй в сиденье, прикладывается губами ко лбу Мартина, и я сдавливаю горло, заглушая рыдания.
– Я отомщу, клянусь, Марти, – выдыхает он, снимает с торпеды телефон и захлопывает дверцу. – Иди сюда.
Теперь ясно, что он не может стать на правую ногу. Опирается о кузов, морщится от боли. Подхожу ближе, и Громов переносит опору на меня.
– Быстро к машине, – командует отрывисто и хрипло, будто рыкает хищный зверь. – Я вернусь к вам на заправку, а ты дождешься полицию.
– А как я объясню им, как сюда попала?
– Соври что-нибудь. Скажешь, ехала с другом, увидела аварию, попросила высадить.
– Здесь машины проезжают одна за полдня. Водители предпочитают ехать в объезд.
– Ты можешь со мной не спорить? – говорит он недовольно.
– Я забыла дома телефон, с твоего собиралась звонить.
– Кстати, спасибо, что напомнила, – достает из кармана телефон, размахивается и забрасывает в море. Кивает на заднее сиденье. – Возьми.
Дрожащими руками беру телефон Мартина, вызываю полицию, называю координаты. Понимаю, что Марк держится из последних сил, старается себя контролировать, чтобы не сорваться. Поэтому лучше я.
– Из багажника достань аптечку, дай мне.
Послушно выполняю все, что он говорит. Отключаю мозг и эмоции, мне тоже важно не сорваться.
Подаю Марку аптечку. Он находит в ней коробочку со шприц-ампулами, жестом приказывает положить аптечку обратно.
– Подгони машину, – снова командует. Кажется, я уже начинаю привыкать.
Подгоняю пикап к спорткару. Пытаюсь помочь Марку забраться в кабину, но он сцепляет зубы и сам подтягивается на руках.
Открывает коробку, достает шприц-ампулу и вгоняет себе в ногу.
– Это что? – спрашиваю недоуменно.
– Обезбол, – коротко отвечает Громов, – скорая помощь на случай травмы или ушиба. Хватает на пару часов. Он термоядерный, поэтому использую в крайних случаях. Давай ключи, я поехал. Ты помнишь, что надо говорить?
– Помню, – вздыхаю.
Мне все это не нравится. Интуиция, которая сигналила о поврежденных тормозах, теперь вновь завывает сиреной, а фонарь с надписью «Danger» в моей голове светится так ярко, что я вполне могу заменить собой береговой маяк.
– Марк, послушай, – начинаю неуверенно, внезапно на моих глазах мужчина начинает сползать по сиденью вниз.
Черт. Черт, черт, черт.
Он такой тяжелый. Когда на меня опирался, мне казалось, что я подпираю покосившуюся многоэтажку. Или Пизанскую башню.
У меня не хватит сил пересадить Громова на пассажирское сидение, поэтому я аккуратно ссаживаю его на пол. Значит, провидение на моей стороне, оно догадалось, что Громову наплевать на собственную жизнь.
Стараюсь не думать, что было бы, успей он отъехать, сразу ледяные мурашки ползут по позвоночнику. И еще кое-что не дает покоя…
Быстро снимаю видеорегистратор, из бардачка достаю повербанк и изоленту. Стрелой несусь на противоположную сторону дороги, оглядываюсь.
Примеряюсь. Как будто здесь будет незаметно, а вот обзор, наоборот, отсюда прекрасный. Закрепляю видеорегистратор между камнями в расщелине скалы, изолентой приматываю повербанк. Включаю.
Отхожу на несколько шагов – не видно. Надо очень постараться, чтобы разглядеть, и то если знать, что ищешь. Уже подхожу к пикапу и в последний момент сворачиваю к спорткару. Беру с заднего сиденья телефон, тщательно протираю корпус футболкой и бросаю обратно, не касаясь пальцами.
В кабину не сажусь, взлетаю. И клянусь, пикап сам заводится, стоит мне оказаться за рулем. Марк издает негромкий стон.
– Потерпи, миленький, – шепчу, а сама лихорадочно вращаю руль, выруливая с обочины, – сейчас мы тебя починим.
Вдавливаю педаль газа до упора и лечу по направлению к заправке, но успеваю пролететь всего какие-то два-три километра, как над головой раздается грозный вертолетный гул.
***
Ну гул и гул, почему бы здесь не полетать вертолетам. Но внутри растет убежденность, что это не просто вертолет, пролетающий мимо.
Если братья Громовы кому-то помешали настолько сильно, что он решил от них избавиться, то этот кто-то просто обязан убедиться, что его план сработал. И лучший способ это сделать – увидеть своими глазами.
Конечно, старенький пикап, который спокойно едет по своим делам, не должен привлечь к себе особого внимания. Но проблема в том, что мы движемся как раз оттуда, где произошел несчастный случай. А значит, могли что-то видеть. Как много пройдет времени, прежде чем нас станут преследовать?
Немного. Выходит, у меня еще меньше времени, чтобы сориентироваться.
В отчаянии высматриваю хоть какой-то каменистый выступ, под которым можно было бы спрятаться, но как назло ничего подходящего нет. С высоты на трассе пикап виден как на ладони.
Марк рядом снова стонет, дергается и открывает глаза.
– Я что, отключился? – проводит ладонью по волосам и хватает меня за колено, вслушиваясь в гул. – Каро…
– Они нашли нас, Марк, – мне хочется плакать, – сейчас найдут.
– Сука… – он так сцепляет зубы, что слышно негромкий скрежет. А я так надеялась, что это у меня развилась паранойя и мания преследования!
– Нас прикрывает гора. Как только они из-за нее вывернут, сразу нас увидят. Здесь даже спрятаться негде!
Громов упирается здоровой ногой, подтягивается на руках и падает на пассажирское сиденье, щелкая ремнем безопасности. Во внутреннем зеркале заднего вида вижу, как его взгляд жадно рыщет вокруг. Внезапно глаза морской лазури торжествующе вспыхивают.
– Не найдут. Туда! – он показывает кивком на дорогу и резко дергает руль.
С ужасом упираюсь взглядом в улавливающий тупик для остановки грузовых автомобилей. Он покрыт толстым слоем гравия, переходящим в песок, и заканчивается каменистой насыпью. За ним начинаются густые лесные заросли.
– Что значит, туда? – издаю угрожающий писк, но мою ногу уверенно отталкивает мужское прокачанное бедро.
– Крепко держись и жми на газ, остальное я сделаю сам.
– Ты с ума сошел, Марк, мы же разобьемся? – от страха у меня пропадает голос, я могу только сипеть.
– Делай, что тебе говорят, – Громов левой ногой давит на педаль сцепления и перехватывает руль. – Отпусти.
Но я упрямо мотаю головой, потому что не могу разжать руки. Не получается. Цепляюсь за руль как за спасательный круг, хотя больше хочется вцепиться в Громова.
– Жми, Каро! – рычит он, и я вдавливаю педаль до упора.
Марк рулит одной рукой, второй переключает скорости. Мертвой хваткой держусь за руль, а сердце бьется так громко, что я почти не слышу рев двигателя.
Пикап проносится по короткому участку, предназначенному для аварийной остановки, взлетает как с трамплина и переваливает через каменистую насыпь. Я в страхе зажмуриваюсь и прячу лицо на груди у Громова.
От него пахнет потом, пылью, железом и остатками дорогого мужского парфюма. Марк рвано дышит, когда пикап приземляется всеми четырьмя колесами на землю. Нас встряхивает так, что кажется из меня сейчас выпорхнет душа. Вместе с мозгами.
Но уже через секунду автомобиль катится по траве, и я рискую приоткрыть глаза.
Марк умело маневрирует, филигранно вклинивается между двумя развесистыми деревьями и одновременно вжимает тормоз до упора. Остатками сознания отмечаю, что мы успели. Сверху уже надвигается тень выныривающего из-за вершины горы вертолета.
Продолжаю прижиматься к широкой, вздымающейся груди, сама почти не дышу. Громов глушит двигатель, а я пробую разжать руки. Но ничего не получается, и я жалобно всхлипываю.
– Что с тобой? – Марк заглядывает в лицо. – Ты так сильно испугалась?
Поспешно киваю, продолжая судорожно цепляться за руль.
– Я ннн… ннн… нн-никогда так… нн-не езд…ила…
– Да? – он удивлен или делает вид. – Ты хорошо водишь. Я думал, ты водитель со стажем.
– Ннн… Н-нет… – поднимаю голову и честно моргаю, – тт-только ввв… маг-газин… З-за хле-бб-бом…
Не только за хлебом, конечно, тут я преувеличиваю. Папа давно научил меня водить, и неплохо. Но он учил меня быть ответственным и аккуратным водителем. Перелетать через препятствия меня точно никто не готовил.
Марк смотрит на меня со странным выражением, осторожно, по одному отцепляет пальцы от руля. Затем обеими руками берет за голову и крепко целует в макушку.
– Ты самая отважная девушка, которую я когда-либо встречал.
Сомнительный комплимент, если честно. Я бы предпочла быть самой красивой.
– Лучше чтобы самая красивая, – вырывается у меня так неожиданно, что я перестаю заикаться. Зато теперь начинают громко стучать зубы.
– А это даже не обсуждается, – серьезно отвечает Громов и в изнеможении откидывается на спинку сиденья, увлекая меня за собой.
– Как твоя нога? – спешу сменить тему, ругая себя за то, что вообще ее затронула.
– Я ее не чувствую, – морщится Марк. – Зато не болит.
– Это временный эффект, – возражаю, – ты же колол обезболивающее. Тебе надо показаться врачу.
– Я не могу, Каро, – протестующе мотает головой Громов. – Сама все понимаешь.
Конечно, понимаю, но мне не нравится цвет его лица и дерганые, судорожные движения,
Мы сидим в полном молчании, глядя на лес через стекло. Марк обнимает меня за плечи, я прижимаюсь к его груди. Время тянется медленно, и от близости Марка сердце продолжает колотиться еще сильнее.
Но это совсем не та близость, о которой я мечтала. Мыслями Громов далеко, его действия скорее механические чем чувственные. А я полулежу в объятиях мужчины, в которого влюблена с детства, и думаю, что лучше бы это был сон. Дурной, кошмарный сон, от которого можно проснуться.
Внизу по трассе мимо нас с воем проносятся полицейская машина и машина скорой помощи, следом появляется знакомая тень. Уши закладывает от гула работающего винта.
– Все, свалили, – говорит Марк, прислушиваясь.
– Их спугнула полиция? – не спрашиваю, скорее утверждаю, и Громов согласно кивает.
– Жаль, нельзя узнать, кто это был, – говорит он, нахмурив лоб, но я пока решаю ничего не говорить о спрятанном в камнях видеорегистраторе.
Потом скажу. Не факт, что удалось что-то записать. Может он упал, или его нашли.
– Заводи двигатель, будем отсюда выбираться, – к Марку снова возвращается командный тон.
– Как мы отсюда выедем? – мне уже заранее страшно, но Громов неумолим.
– Как въехали, так и выедем. Я буду говорить, а ты делай.
Он несколько раз проговаривает последовательность действий, потом заставляет меня несколько раз все это повторить.
– Я рядом, не бойся. Буду тебя страховать.
И все равно, когда я выезжаю на трассу, у меня мокрые от пота не только руки. Меня всю можно выкручивать и вывешивать сушиться на ветерке.
Сжимаю руль крепче и выравниваю машину. Пикап послушно набирает ход, пока я уговариваю себя не думать о неопределенности всего, что нас ожидает.
