Текст книги "Эра милосердия (СИ)"

Автор книги: Тала Тоцка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

5. Агнешка

Агнешка терпеливо ждала, когда мама уснёт. Соседка сделала маме укол, покормила Агнешку и ушла, мама закрыла глаза, и Агнешка, затаившись, вслушивалась в ее дыхание.

– Прости меня, моя девочка, – вдруг сказала мама. Агнешка подбежала к кровати и взяла тонкую мамину руку в свои маленькие ладошки.

– За что, мамочка?

– Сегодня Рождество, а я совсем расклеилась. Мне так хотелось, чтобы у нас с тобой был праздник!

Агнешку на самом деле звали Агния, ей было уже целых шесть лет, но папа называл ее Агнешкой, и маме тоже так больше нравилось. Агния с мамой недавно вернулись из Польши, где остались Агнешкин папа, бабушка и много-много родственников, которых Агнешка не успела запомнить. Мама сказала, что они с папой временно решили пожить отдельно, но Агнешка знала, что это неправда, она слышала, как бабушка ругалась с папой и называла маму «дзивка» и «жебрачка». Она не знала, что это значит, но судя по бабушкиной интонации, что-то совсем нехорошее.

Папа с мамой познакомились в Варшаве, мама там училась, а потом вернулась домой, и папа приехал к ней. Он работал в большой компании, они с мамой поженились, родилась Агнешка, а потом он стал уговаривать маму уехать назад в Варшаву. Збигнев Каминский был из очень богатой семьи, «шляхтич» – так иногда шутя называла его мама.

Папа Збигнев все-таки уговорил маму, и они все вместе отправились в Польшу. Агнешке там ужасно понравилось, но вот польская родня приняла их не очень доброжелательно. Вся вина мамы была в том, что она была сиротой, ее родители погибли в ДТП, и все, что от них осталось, это квартира, в которой сейчас и жили Агнешка с мамой.

Мария, Агнешкина мама, была очень красивой, Агнешке она вообще казалась принцессой из сказки – длинные светлые волосы, которые она заплетала в тяжелые косы, большие глаза и самая ласковая на свете улыбка. Когда они шли по улице, вслед маме оборачивались, и папа Збышек очень сердился, а мама Мария его обнимала и говорила, что ей никто не нужен кроме ее любимого шляхтича.

Бабушка – поначалу Агнешка не могла поверить, что эта строгая величавая тетенька ее бабушка! – в девичестве была Радзивилл и все время повторяла, что она «из тех самых Радзивиллов, а не от какой-то там младшей или побочной ветви, не сомневайтесь!» Агнешка даже спросила тайком у мамы, кто такие эти Радзивиллы, а мама тоже тайком объяснила, что это очень древний княжеский род. Почти королевский.

Агнешка тогда очень обрадовалась и некоторое время гордилась бабушкой-королевой и папой королем. Но ведь они с мамой теперь тоже стали королевского рода, правда же? И однажды она так и заявила бабушке, оскорбившей маму, что та не смеет так разговаривать с женой короля. И ее не смеет обижать, потому что она принцесса.

Бабушка сморщила нос, отчего ее красивое надменное лицо перекосило и сразу стало безобразным, и презрительно назвала Агнешку не принцессой, а «знайдой». И еще сказала, что у папы скоро будет настоящая жена, достойная их княжеского рода, а не такая приблуда как мама и ее нагулянный ребенок. Что это значит, Агнешка не совсем поняла, но мама на стала ей объяснять, побросала в чемодан вещи, схватила Агнешку и съехала в гостиницу.

Папа Збигнев несколько раз приходил к ним, они с мамой ругались, и мама все время плакала. Агнешка как ни прислушивалась, мало что понимала во взрослых разговорах, к тому же она не так хорошо понимала польский язык, на котором ругались родители. Мама увезла Агнешку в родной город, в квартиру, оставшуюся ей от родителей. И однажды Агнешка подслушала, как мама на кухне рассказывала подруге, что папе Збигневу поставили какие-то условия, нашли подходящую жену «из шляхты», и теперь у него будет другая семья.

Мама до конца не верила, что отец согласится на развод, но с ней связались адвокаты, их с папой быстро развели, а потом маме прислали ссылку в инстаграмм, где было много фотографий со свадьбы Збышека и умопомрачительной голубоглазой красавицы.

Мама тогда много плакала, а Агнешка как-то утащила ее телефон и долго разглядывала фотографии. Почему-то папа ей казался везде грустным и невеселым, несмотря на сияющую рядом невесту и счастливо улыбающуюся бабушку.

А потом мама заболела. Она даже в больнице лежала, Агнешка жила у маминой подруги Лены, та ругала маму и уговаривала обратиться к какому-то бывшему за помощью. Это потом Агнешка поняла, что «бывший» означало бывший муж.

– Слушай, Маш, ну у него денег немерено, не так много тебе и надо, – твердила Лена, но мама упрямо стояла на своем.

– Не надо мне от него ничего, дочке деньги присылает, и на том спасибо. Без него обойдемся.

Теперь уже точно было известно, что маме нужна операция, но денег на операцию у них не было. Зато был план. Сегодня, накануне Рождества, Агнешка решила делать добрые дела. Недавно мама прочитала ей книгу, где много говорилось о том, что если делать добрые дела, они воздадутся сторицей. Что такое сторица, Агнешка не знала, но мама объяснила, что это значит вознаграждение с избытком, если буквально, то в сто раз. Это было как раз то, что нужно.

Если Агнешка сделает много-много добрых дел и ей вернется в сто раз больше, то может быть тогда мама выздоровеет, и ей не понадобится операция? В книге было написано, что добрые дела должны делаться от всего сердца, и Агнешке не терпелось начать, теперь она сидела и ждала, когда мама уснет, вслушиваясь в ее дыхание.

Когда оно стало тихим и ровным, Агнешка надела теплую шапку, натянула пуховичок, повязала шарфик и вышла из дома, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить маму. Недалеко от них был большой четырехполосный перекресток, туда и направилась маленькая девочка, чтобы успеть сделать как можно больше добрых дел вечером перед Рождеством.

6. (не)Последняя битва

– Перерыв пять минут, – спохватился старший архангел, присутствующие зашевелились и принялись выбираться из-за стола.

– Сейчас Она Его снова за них просить будет, – прошептал архистратиг соседу, тот усмехнулся в усы.

– Она всегда за них заступается! Я, если честно, так и думал, что этим все закончится.

– Ну и ладненько, мне тоже Мир жаль, а тех уже как-то построим.

Наконец в зале осталось только двое, Мать и Сын.

– Послушал своих военачальников, уговорили они тебя?

Он вздохнул и несколько виновато взглянул на Мать.

– Уговорили. Мам, ну они тоже хороши!

– Они люди, сынок, – Она встала, подошла к Нему и взъерошила длинные волосы, – твои архистратиги да архангелы людьми не были, а мы с тобой были. Вспомни, каково это!

– Ужасно! – Он вздрогнул и поежился.

– Им тяжело, – продолжила Она тихо, – пожалел бы ты их, сынок, а? Они хорошие, добрые, просто…

– Только не говори про квартирный вопрос, мам, заезженная шутка, – поморщился Он.

– Не буду, – Она пригладила Ему волосы, и Он блаженно откинул голову. – А ты дай им шанс, ты же знаешь, они способны на многое, надо только постучаться в их сердца.

– Постучаться, – проворчал Он, – да я иногда и головой долблюсь туда, и ногами, не слышат и не видят, – Он безнадежно махнул рукой, но Она поймала Его за ладонь и заглянула в глаза.

– Ты стучись, стучись, сынок, пока сердца не закаменели, всегда можно достучаться. И лед растопить получается, даже когда мхом поросло пробиться можно. Вот когда камнем станет, тогда все уже, тогда и нажмешь свою кнопку.

Он взглянул на экран.

«Обработано двенадцать процентов, до завершения осталось пятьдесят минут».

– А им я что скажу? – кивнул Он в сторону коридора.

– Ничего не говори, – улыбнулась Она, – дай им мечами помахать, размяться, они тебе только «спасибо» скажут!

– Ладно, мам, я подумаю, – сдался Он, – если найдутся хотя бы трое людей, которые захотят изменить свою жизнь, я остановлю процесс. И без меня! – Он предупредительно вскинулся.

– Найдутся, вот увидишь! И даже без тебя обойдутся, ты посланников своих вместо себя пошли, – Она хотела еще что-то сказать, но тут в зал потянулись архангелы, и Она присела в кресло в углу.

– Мы вот тут подумали, – прокашлялся старший архангел, – а что, если…

– Да вы только посмотрите на этот беспредел! – возмущенно воскликнул архистратиг, показывая на один их экранов. Все обернулись, на экране Бес, закусив от боли губу, поднимал над головой сверкающий ангельский меч.

– Никак Перебежчик наш! – ахнул стрший.

– Жжет ведь! – тоже закусил губу один из архангелов. – Представляю, как ему больно!

– Конечно, больно! – хмуро кивнул архистратиг. – Там наверняка кожа вся на руках облезла. Все. Я так не могу, – он решительно поднялся, сжимая рукоять меча, – вы как хотите, а я на это смотреть не собираюсь. Надеюсь, вы не станете возражать? – он вопросительно взглянул на руководство.

– Ни в коем случае, – качнул Он головой, – собирайте воинство и выдвигайтесь.

– Отлично!

– Наконец-то!

– Дождались!

– Сейчас мы им наваляем!

 Архангелы радостно вскакивали и облачались в искрящиеся доспехи, снаружи раздавались звуки горна, возвещавшего общий сбор. Через несколько минут зал опустел, и Мать с Сыном снова остались вдвоем.

– Пускай, они там сами разберутся, – сказала Она, отзывая сына к другому монитору, – ты сюда смотри.

На экране было видно, как маленькая девочка, семеня ножками, обутыми в теплые сапожки, останавливается и смотрит на проезжающие мимо машины.

– Агнешка? – спросил Он удивленно. – Что она здесь делает?

* * *

Агнешке, чтобы добраться до людного места, нужно было перейти широкий четырехполосный Перекресток. Она издали увидела высокого мужчину, стоявшего спиной и сцепившего сзади руки. Перед ним колыхалось едва видимое облако со смутными тенями, но Агнешка решила, что это фонари отбрасывают колеблющиеся тени. Она подошла к мужчине, задрала голову, потому что тот был ну очень высоким, и звонко спросила:

– Дяденька! Можно поколядовать?

Мужчина медленно обернулся, из-под темных бровей сверкнули глаза, обведенные красными ободками.

– Что-о-о?

– Поколядовать! – храбро повторила Агнешка. Их стали окружать тени, напоминающие людей, из тумана вдруг выступил еще один мужчина, показавшийся ей странно знакомым. Он вытер потный лоб, оперся на длинную палку, похожую на лыжную, и сказал хриплым голосом:

– Давай, Агнешка!

– Вы меня знаете! – обрадовалась девочка.

– Нет! – взревел высокий мужчина, сунул руку в карман и достал оттуда пачку денег. – Вот, держи. Забирай, все твое, только не пой, уходи!

Агнешка растерянно смотрела, как он бросает ей под ноги деньги, сверкающие и переливающиеся камешки, какие-то желтые металлические слитки… Может, если это все взять, маме хватит на операцию?

– Нет, Агнешка, не бери, возьми лучше вот, – странный мужчина покачнулся, отлепил руку от лыжной палки и тоже принялся рыться в кармане. Протянул ладонь, которая показалась Агнешке подозрительно красной, и она увидела конфету. Леденец, ее любимый, все правильно, за деньги добрые дела делать нельзя, а конфету ведь нельзя считать платой, да?

– Ну же, Агнешка, – продолжал едва стоявший на ногах мужчина, – смелее!

Агнешка забрала леденец, набрала в грудь побольше воздуха и запела:

«Нова радість стала, яка не бувала

Над вертепом звізда ясна на весь світ засіяла»

Вокруг начали собираться люди, подъезжать машины, люди смотрели на поющую девочку и тоже ей подпевали. Герман Тарасов хотел объехать образовавшуюся пробку, но не вышло, пришлось выйти из машины. С другой стороны остановил машину Кирилл Савин. Не сговариваясь, они подошли к кругу и с удивлением рассматривали маленькую девочку, возле которой присел на корточки тоже застрявший в пробке Андрей Крестоносцев.

– Как тебя зовут, чудо?

– Агнешка!

– Что ты здесь делаешь, где твоя мама? – спросил Андрей.

– Мама спит, она болеет, ей нужна операция, я дождалась, пока она уснет и вышла делать добрые дела, – простодушно ответила та.

– Ничего себе, – присвистнул кто-то, – а мы думали родители тут рядом. Давайте деньги собирать, люди добрые, а?

– Нет, – Агнешка чуть не плакала, – нельзя деньги! Тогда не считается!

– Что не считается?

– Доброе дело не считается!

Андрей задумчиво почесал подбородок, посмотрел на часы и протянул Агнешке руку.

– Показать, где ты живешь, сможешь? Я отвезу тебя домой.

– Эй, мужик, – остановил его Герман, – ты кто вообще такой? Я сейчас полицию вызову, оставь ребенка!

– Все нормально, – Крестоносцев достал права, – можешь записать мои данные.

– Я юрист, – протиснулся наперед Кирилл, – давай сюда свои права, я сниму их на телефон.

– Молодцы, мужики, – одобрительно хмыкнули из толпы, – только вот деньги мамочке куда отправлять?

– Меня зовут Андрей Крестоносцев, найдете меня в Фейсбуке, я там выложу контакты волонтеров, которым передам это дело, – объявил Андрей, продолжая держать за руку притихшую Агнешку.

Он сел вместе с ней в машину на заднее сиденье, Агнешка показывала, куда ехать, а Андрей становился все мрачнее и мрачнее.

* * *

– Кто эта девочка? – Ангел очнулся и слушал, подняв голову, Бес бережно поддерживал его за плечо, стараясь не смотреть на безвольно повисшие крылья. Меч по-прежнему жег ладонь, но Бес уже начинал привыкать.

– Это Агнешка, моя подопечная.

Пока люди пели, исчадия затыкали уши и извивались, визжа и стеная, Первый полыхал красными глазницами, но люди их не видели, видели лишь талый снег да туман, окутывающий фонари. Наконец все разошлись, и на Перекрестке стало тихо.

– Отдохнули и за дело, – устало сказал Бес, поднимаясь и снова беря обеими руками меч. Одна песня не могла победить исчадий, она лишь оглушила их на некоторое время. Первый взмахнул руками, и Беса с Ангелом накрыло облаком пепла.

– Хватит с ним церемониться, – прошипел он сквозь зубы.

– Что там? – Ангел смахнул пепел, его взгляд заискрился надеждой. Он дернул Беса за полу плаща. – Погляди!

Бес потер слезящиеся глаза, на Востоке горизонт разгорался ярким белым свечением.

– Наши! – проговорил он и радостно всхлипнул, сжимая меч. Он и не заметил, как рукоять совсем перестала обжигать, лишь слабо грела, а раны понемногу начали затягиваться сами собой.

7. Счастливый конец первой истории

Герман смотрел на дорогу, а мысли все время возвращались к маленькой девочке с Перекрестка, которую никак не получалось выбросить из головы. Очень на него непохоже, как правило, он мало обращал внимания на чужих детей. До сегодняшнего вечера, пока не въехал в эту пробку на Перекрестке.

Герман посмотрел на себя в зеркало внутреннего обзора и поморщился. Дело было не только в Агнешке, целый день у него из головы не шла Лиза, она ему не звонила, а когда Герман спохватился, телефон Лизы оказался выключен.

Он успокаивал себя, что Лиза рассеянна, могла забыть поставить телефон на зарядку, а сама уснуть, с тех пор, как она забеременела, она стала много спать… Вдруг подумалось, а каким мог быть этот ребенок, если бы Герман не решил отправить свою девушку на аборт?

Снова на ум пришла Агнешка, надо же, такая маленькая, а переживает за свою маму. Герман вспомнил, как маленьким тоже очень любил маму и отца, он и сейчас их любит, но это совсем по-другому. А тогда он отца просто обожал, и если бы его ребенок родился, то может быть, он также любил бы Германа и переживал за него? И если бы это была девочка, она была бы такая же забавная как Агнешка.

Но этот ребенок не сможет родиться, потому что собственный отец ему этого не позволит. Потому что он его не хочет. Герману внезапно стало трудно дышать, он съехал на обочину, остановился, обхватил руками голову и лег на руль. Внутри жгло так, что даже глазам было больно.

Как он посмел спрашивать Лизу, его ли это ребенок? Да как у него язык не отсох? Ведь он прекрасно знал, что у нее никого кроме него не было. Герман подумал, что Лиза вполне могла успеть сделать аборт, и ему сделалось совсем дурно. Может она поэтому не отвечает?

Но тут же сказал себе, что сегодня Рождество, наверняка она не стала портить праздник, она сделает это после выходных, потому что очень его любит, и вообще, она хорошая и послушная девочка. Тогда может… может, пусть он будет, этот ребенок? Если родится девочка, ее можно будет назвать Агнешка, и у нее будут такие же красивые светлые волнистые волосы, как у Лизы.

А может, это будет мальчик, неважно, он уже есть, он должен родиться, этот ребенок, ведь Герман любит Лизу, они поженятся, у них будет настоящая семья. И они вместе будут ждать этого ребенка, неважно, девочку или мальчика, Герман Тарасов одинаково обрадуется и сыну, и дочке.

Герман поднял голову и завел двигатель. Сначала в торговый центр за подарками своей будущей жене и будущему ребенку, а потом домой, к своей семье. Он загрузил багажник пакетами с покупками и всю дорогу напевал мотив колядки, которую пела на Перекрестке Агнешка.

Когда Герман ввалился в дом, нагруженный пакетами, он не сразу понял, почему там темно, свет выключен. А где Лиза? И тут его взгляд упал на тумбочку. Пачка денег лежала там, где он их оставил, а рядом темнел клочок бумаги. Что это за хрень?

Герман покрутил непонятный рисунок, а потом заметил надпись, сделанную рукой Лизы. «Я выбрала». Его прошиб холодный пот, он сразу понял, что за снимок в его руке. И сразу понял, что Лиза от него ушла, потому что не захотела предать своего ребенка, как это сделал Герман. И между ними двумя она выбрала не Германа.

Бросился в гардеробную, хоть уже заранее знал, что ее вещей там не будет. На минуту замер посреди квартиры, соображая, куда Лиза могла пойти. Если не взяла деньги, значит, к родителям, поезд уходит ночью, она что, все это время провела на вокзале?

Герман гнал свой внедорожник, молясь про себя, чтобы с его девочкой все было в порядке, ей было так плохо в последнее время из-за беременности. Что он будет делать, если с ней что-то случится?

Припарковал машину и бегом бежал к зданию железнодорожного вокзала, а потом в зал ожиданий, хорошо хоть она додумалась выбрать зал повышенной комфортности. Он сразу ее увидел, Лиза сидела на самом дальнем диване в углу зала, сняв ботинки и подобрав ноги. Его красивая, любимая, стойкая девочка...

Глаза заплаканные и совсем потухшие. И хоть сердце болезненно сжалось от вида ее зареванного личика, с души будто свалилась глыба льда. Лиза уставилась на него изумленным взглядом, а Герман поцеловал ее в ладошки и сказал:

– Вы когда-нибудь меня простите?

– Кто «вы»? – почему-то шепотом спросила Лиза.

– Ты и наш ребенок, – серьезно ответил Герман и осторожно вытер ладонью ее мокрые щеки, – я люблю вас, Лиза, тебя и его, и если ты сейчас мне поверишь и вернешься, я больше никогда тебя не предам.

Карие глаза хлопнули ресницами, раз, два, потом быстро-быстро заморгали, и тонкие руки обхватили его шею.

– Я тоже тебя люблю, Герман.

– Тогда поехали домой, будем праздновать Рождество.

Ближе к ночи, когда его зацелованая будущая жена уже засыпала, Герман взял ее руку с надетым на безымянный пальчик колечком и сказал:

– Давай, если у нас родится девочка, назовем ее Агнешка?

– Давай, – пробормотала сонная Лиза, поцеловала будущего мужа в грудь и прижалась к ней щекой.

–  Я тебя люблю, – прошептал Герман, поудобнее обхватил ее руками и закрыл глаза.

8. Счастливый конец второй истории

Кирилл докуривал третью сигарету, хоть уже года два как официально бросил курить. Иру тошнило от запаха дыма, а он так берег ее, так хотел этих малышей… Свернув с Перекрестка, не вытерпел, заскочил в ближайший магазин и купил пачку. И теперь смотрел в вечернее небо, курил и думал.

Перед глазами стояла девочка, поющая колядку, такая маленькая на фоне широкого Перекрестка, окутанного густым туманом. Кто-то спросил ее, где родители. Мама больна, отца, по ходу, нет. И это грызло и не отпускало Кирилла, мучило и выворачивало душу.

Он ведь был у нее отец, у Агнешки – имя-то какое забавное! – куда же он мог подеваться? Как мог бросить такую чудесную девочку и свою больную жену, а может, он и ушел от того, что та заболела. Или может… может, он изменил своей жене, она забрала Агнешку и ушла?

Они тогда только узнали, что Ира беременна двойней, смотрели какую-то ерундовую мелодраму, обнявшись. Кириллу было не то, чтобы интересны слезливые девчачьи киношки, просто нравилось обнимать жену, поглаживая по еще совсем плоскому животу, и слушать, как она сопит ему в шею.

Экранные страсти разгорались, главный герой изменил жене, и она сбежала от него с ребенком в другой город. Ирка притихла, а потом завозилась у него под рукой.

– Если ты мне когда-нибудь изменишь, я тоже уйду, – услышал он ее прерывающийся голос.

– Что за глупости, Ириш, ты ведь знаешь, я самый верный муж на свете! – он поспешил перевести все в шутку, потому что под воздействием буйства гормонов вызвать у жены слезы сейчас мог даже упавший с дерева листик.

– Знаю – серьезно ответила она, – потому и вышла за тебя замуж.

– А вообще, я считаю, что нельзя рубить с плеча, – захотелось вдруг Кириллу пофилософствовать, – измена не конец света, это может быть и случайность, и банальная скука. Эта девица даже не подумала, что лишает ребенка отца, разрушает семью.

– Это он разрушил семью, – все так же серьезно ответила жена, и Кирилл почувствовал, как она напряглась, – если человек один раз предал, он будет предавать еще и еще. Как можно потом ему доверять?

– Ну ты чересчур с ним, милая, – засмеялся Кирилл, – подумаешь, отымел девку в ночном клубе!

– Разве ты не понимаешь, – Ирка привстала на локте и посмотрела на него затуманенными глазами, – он любовь предал, Кир! Разве стоила эта самая девка целой любви?

Кирилл, поняв оплошность, принялся успокаивать разревевшуюся любимую, выключил к чертям собачим идиотское кино и старался впредь подобные темы обходить стороной, а теперь вот вспомнилось.

Он представил своих детей, выросших, не таких смешных карапузов как сейчас, а таких, как Агнешка или даже старше. Которые спрашивают у него: «Папа, почему ты с нами не живешь?» И что он скажет, глядя в глаза своих сыновей? В глаза, в которые смотрит не один десяток лет, каждый раз, когда смотрится в зеркало. Хватит ли ему духу рассказать им, как сильно однажды ему захотелось отодрать собственную секретаршу, что он предал целую любовь?

Конечно, можно уговаривать себя, что Ира не узнает, но почему-то Кирилл не сомневался, узнает. Почувствует. Она всегда хорошо его чувствовала, безошибочно распознавала его настроение, его желания, как же ему сейчас ее не хватает…

Хотел подкурить четвертую сигарету, но вместо этого достал телефон. Подумал, набрал номер Карины.

– Я уже готова, ты когда заедешь? – низкий голос с придыханием, который совсем недавно казался ему безумно сексуальным, почему-то больше не волновал. Скорее, напротив, показался несколько наигранным.

– Послушай, Карина, отбой, все отменяется. Прости, что расстроил твои планы.

Она начала допытываться и возмущаться, по итогу обматерила его и бросила трубку. Кирилл с облегчением выдохнул и набрал жену.

– Ирка, – сказал он, улыбаясь, почему-то хотелось улыбаться, – я тебя люблю.

– Кир, – послышалось из трубки сдавленное, – пожалуйста, не уезжай в свою командировку. Я тоже тебя люблю.

– Не поеду, – он и не заметил, как пошел снег, падал на асфальт, на его ботинки, на капот машины крупными лохматыми снежинками. – Я сейчас за тобой приеду, собирайся. Мы едем за город.

Кирилл смотрел в небо, ловил, как в детстве, снежинки ртом и счастливо улыбался. Как мало иногда надо, чтобы почувствовать себя сильным – всего лишь попробовать один раз не пойти на поводу своих желаний. Он набрал родителей и попросил приехать переночевать с детьми, мать всегда была рада помочь, но отец никуда ее одну не отпускал, поэтому Кирилл позвал обоих.

– Я за вами заеду.

– Не надо, сынок, езжай домой, собирайтесь, отец еще машину в гараж не загонял. Какие же вы молодцы с Ирочкой, что решили поехать отдохнуть, она совсем с детьми зарылась…

Это был целый квест выйти из дома так, чтобы малыши не заметили и не подняли рев. Кирилл чувствовал себя сбежавшим с уроков школьником, когда они, закинув сумку в багажник, плюхнулись на сиденье машины, переглянулись и рассмеялись.

– А куда мы едем? – спросила Ира, когда приступ веселья миновал.

– Увидишь, – загадочно ответил Кирилл, с удовольствием поглядывая на жену.

Он вдруг заметил как она похудела и похорошела. Новая прическа? Дома жена ходила с неизменным хвостом, наверное, потому и не заметил. Но что-то еще неуловимо изменилось, ему сейчас нравилось абсолютно все – как она заправляла за ухо свесившуюся прядь, как мечтательно улыбалась, вглядываясь в дорогу, как усаживалась поудобнее на сиденье, а у него кровь от мозга отливала, когда воображение подбрасывало ему альтернативные видения.

Кирилл снова чувствовал себя молодым влюбленным парнем, ухаживающим за понравившейся девушкой, он протянул руку и накрыл ладонь Ирки своей. Она вздрогнула и посмотрела на мужа, а его совсем повело.

Они целовались, наверное, минут сорок, съехав на на обочину, а потом героически держались у ресепшена, пока им оформляли забронированный номер. Но стоило оставить мир за закрытой дверью люксовых аппартаментов, у обоих отказали тормоза, и время как будто остановилось.

В ресторан решено было не идти, хоть они и пытались пару раз одеться. Но затем одежда каким-то образом вновь оказывалась разбросанная по всему номеру, и все попытки закончились тем, что праздничный ужин им принесли в аппартаменты.

Вечер, начавшийся так волшебно, плавно перешел в такую же волшебную ночь, а завтра был еще целый день, можно было никуда не спешить, наслаждаться сказочными видами искрящихся снежных равнин за окном, СПА-процедурами, сауной, бассейном и друг другом.

– Спасибо, Кир, – сказала жена, устроившись у разомлевшего Кирилла на груди, – я счастлива, что ты остался и не уехал.

– Я тоже счастлив, любимая, – ответил он, приподнимаясь и целуя ее в припухшие губы, – потому что я очень тебя люблю.

А когда оба уже засыпали, Кирилл спросил жену:

– Котенок, тебе нравится имя Агнешка?

– Ммм, – ответила Ирка ему в шею, – хорошее имя. А что?

– Когда наши парни подрастут, мы с тобой родим дочку и назовем ее Агнешка.