Текст книги "Стрелы на ветру"

Автор книги: Такаси Мацуока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

В конце концов Гэндзи взглянул на Хэйко и низко поклонился ей:

– Надеюсь, я сумею доказать, что заслуживаю подобной верности.

Хэйко опустила кинжал и поклонилась в ответ:

– Эта верность не нуждается ни в заслугах, ни в доказательстве, мой господин.

Невзирая ни на что, Гэндзи не смог удержаться от смеха.

– Она столь безоговорочна? Тогда я воистину в долгу перед вами.

– Да, – кивнула Хэйко и добавила, как истинная гейша: – И сможете ли вы хоть когда-нибудь его выплатить?

На этот раз рассмеялись все. Господин и госпожа вели себя совершенно непринужденно, словно ничего и не произошло. И разве могли бы они вести себя иначе? Слезы были забыты.

– Хэйко, что вы делали? – спросила Эмилия.

– Предъявила наглядные доводы, – ответила Хэйко. – Слов иногда не хватает, если имеешь дело с самураями.

– Эмилия, Мэтью, вы можете уйти, – повторил Гэндзи. – Мой враг вас не тронет.

– Уйти куда? – поинтересовался Старк.

– Каваками доставит вас целыми и невредимыми в резиденцию американского консула в Эдо. И вы сможете на первом же корабле отплыть в Америку.

– Мне нечего делать в Америке, – отрезал Старк и указал дулом револьвера на монастырь Мусиндо. – Мне нужно сюда.

– Мне кажется, князь Гэндзи, я уже говорила вам, что долг требует от меня остаться в Японии, – промолвила Эмилия.

– Мы окружены, – сказал Гэндзи. – Через каких-нибудь несколько минут сотни человек пустят в ход мушкеты и мечи и приложат все усилия, чтобы убить нас. Вы действительно хотите находиться здесь, когда это произойдет?

– На все воля Божья, – отозвалась Эмилия.

Старк лишь усмехнулся и взвел курки обоих револьверов.

Гэндзи поклонился и вновь повернулся к своим людям:

– Князь Каваками намерен вновь завладеть головой моего дяди, когда явится сюда за моей. Но я не намерен отдавать ему ни того, ни другого.

– Мы сами возьмем его голову, – заявил Хидё. – И оставим ее гнить под стенами его горящего замка!

– Правильно! – в один голос поддержали его самураи.

– Зачем же ждать? Давайте возьмем ее прямо сейчас!

– Стойте! – выкрикнул Гэндзи – и вовремя. Иначе его люди тут же ринулись бы в самоубийственную атаку на отряд Каваками, прямо под выстрелы. – Недавно мне было видение, проливающее свет на нынешнюю ситуацию. Это – еще не конец.

Гэндзи не стал уточнять, что видение обещало жизнь лишь ему, а о прочих ему ничего не ведомо. Главного он добился: его слова произвели нужное впечатление. К людям вновь вернулась уверенность в своих силах.

– Конечно, если кому-то просто не терпится покончить с собой, я разрешаю ему напасть на врага.

То ли это было случайным совпадением, то ли веселье обреченных переполнило чашу терпения Каваками, но в этот самый миг ударили мушкеты. Залп следовал за залпом. Пули рвали лошадиные туши с такой яростью, что в отдельных местах их просто разнесло в клочья, и со свистом проносились над головами людей.

А действительно ли то, что ему являлось, было истинными видениями? Гэндзи начал в этом сомневаться. Похоже, будто его голова и вправду скоро повиснет на луке седла Каваками, наряду с головой Сигеру. Впрочем, если вспомнить об утонченности Каваками, с него вполне станется передать головы своим адъютантам.

Но потом Гэндзи вспомнил одно правило, о котором ему когда-то сказал дед.

Предвиденное может исполниться совершенно непредвиденным образом.

Хидё увидел улыбку, играющую на губах Гэндзи, и уверенность его окрепла – несмотря на то, что дела их, казалось, шли все хуже и хуже. Лошадиные туши, разорванные пулями, начали распадаться на куски. Оторванная передняя нога ударила Хидё по плечу, отскочила и хлюпнулась в кровавую грязь. Все вокруг были забрызганы лошадиной кровью. Казалось, будто сама преисподняя вырвалась на волю. Однако же Гэндзи улыбался. Хидё крепче сжал рукоять меча. Теперь он окончательно убедился, что их ждет победа. Но как это произойдет, пока что оставалось полнейшей загадкой.

* * *

– Постарайтесь, если получится, захватить Гэндзи и Хэйко живыми, – велел Каваками своему адъютанту. – И в любом случае лицо госпожи должно остаться невредимым.

– Слушаюсь, господин. Но они уже могли погибнуть, и лица их, возможно, изуродованы. Мы выпустили в них несколько сотен пуль.

– Пока что мы всего лишь раз за разом убиваем их лошадей, – возразил Каваками. – А люди ждут, пока мы сами явимся за ними. Тогда они будут сражаться. Отложите мушкеты и беритесь за мечи.

– Слушаюсь, господин.

– Погоди. Пусть десяток твоих лучших стрелков все-таки прихватит мушкеты. Вели им, чтобы застрелили Старка, как только увидят его.

– Слушаюсь, господин.

Каваками, как всегда, наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Его люди составили мушкеты в козлы и извлекли мечи из ножен. Прежде они рвались бы это сделать. Прежде – да, но не теперь. Теперь они верят в превосходство стволов и пуль. Не потому, что их шестьсот мушкетов взяли верх над десятком мечей, оставшихся на стороне Гэндзи. Нет. Это ничего не доказывало. Они поверили потому, что их мушкеты с легкостью прикончили непобедимого Сигеру. Такое было бы под силу даже простому крестьянину. Две недели обучения – и крестьянин с мушкетом сможет одолеть самурая, всю жизнь совершенствовавшегося в искусстве фехтования. И спорить с этим мог лишь тот, кто закостенел в излишней приверженности традициям.

Правда, требовалось еще выработать новую тактику для нового оружия. Или позаимствовать ее у чужеземцев. Чтобы использовать огнестрельное оружие для обороны укрепленных позиций или для засады, особого ума не требуется. Вот с атакой до сих пор остается много неясного, особенно если аналогичное оружие имеется и у противника. Ведь для того, чтобы перезарядить мушкет, необходимо остановиться, и это тормозит наступление. Пока что это препятствие казалось непреодолимым. Интересно, как поступают чужеземцы? Непременно нужно будет выяснить. Когда Каваками покончит с Гэндзи, то полностью сосредоточится на огнестрельном оружии и новой стратегии. Возможно, среди чужеземцев тоже найдется какой-нибудь свой Сунь Цзы. Тогда он, Каваками, непременно изучит его «Искусство войны». Власть Токугава над сёгунатом слабеет. И вскоре их свергнут – но не по старинке, не при помощи самураев с мечами. Новый сёгун придет к власти, опираясь на мощь пуль и пороха. И этим сёгуном вполне может стать он сам. Почему бы и нет, собственно? Если древние правила более не применимы к войне, значит, они не применимы и к традициям наследования. Вскоре огневая мощь будет куда важнее знатности рода.

Ему необходимо огнестрельное оружие. Новое и мощное. И как можно больше. И пушки. И военные корабли.

Стоп. Не стоит забегать вперед. Сперва нужно разобраться с Гэндзи.

Каваками двинулся вперед, осторожничая. У людей Гэндзи, как бы мало их ни осталось, тоже имеются мушкеты. Это было бы слишком прискорбно – умереть в миг величайшего своего торжества. И потому Каваками благоразумно прятался за деревья.

* * *

– Почему они перестали стрелять? – спросил Хидё.

– Моя голова, – пояснил Гэндзи. – Чтобы забрать ее, им придется пустить в ход мечи.

Таро осторожно выглянул из-за искромсанной лошадиной туши.

– А вот и они.

Гэндзи оглядел своих людей. Все уже взялись за мечи. Брошенные мушкеты валялись в грязи. Куда эффективнее было бы встретить врага залпом, прежде чем доставать мечи из ножен. Но люди Гэндзи думали сейчас не об эффективности. Они самураи. Когда речь идет о жизни и смерти, все должен решать меч.

Гэндзи извлек свой катана. Возможно, он – последний Окумити, и потому все его видения ложны. Не будет никакого убийства, поджидающего его в будущем. Не будет ни госпожи Сидзукэ, ни рождения ребенка, ни третьего видения. Все это было обманом, заблуждением, иллюзией. Гэндзи взглянул на Хэйко и поймал ее взгляд. Они улыбнулись одновременно. Нет, не все было иллюзией, не все.

– Приготовьтесь! – велел Гэндзи своим людям. – Мы атакуем их.

Именно так надлежало умирать самураю в атаке, лицом к врагу. Подобно камню, рушащемуся с бесконечной высоты в бездну.

– Вперед…

Залп, ударивший из-за стен монастыря Мусиндо, заглушил его слова. Половина самураев Каваками, шедших в первом ряду, рухнули замертво. Наступление мгновенно превратилось в беспорядочное отступление; перепуганные люди разбегались в разные стороны, прочь от монастыря. Мушкеты ударили снова, продолжая косить соратников Каваками.

Гэндзи увидел над стеной дула – их было около четырех десятков. Но откуда они взялись? Впрочем, размышлять некогда. В тылу у отряда Каваками что-то произошло, и земля задрожала от топота копыт.

– Кавалерия! – вскрикнул Хидё. – Кто-то атакует Каваками!

– Подкрепление! – радостно воскликнул Таро.

– Откуда? До нашего княжества отсюда три дня пути, да и то если скакать во весь опор.

– Смотри! Они возвращаются!

И вправду, перепуганные люди Каваками, пытаясь спастись от кавалерийской атаки, кинулись бежать обратно, к Мусиндо. Многие попадали от очередного залпа. Но пока стрелки перезаряжали мушкеты, поток отступающих захлестнул крохотное укрепление. Гэндзи и его воинам пришлось биться изо всех сил, чтобы их не затоптали. Клинки так и сверкали. Кровь умирающих смешалась в грязи. Гэндзи слышал, как револьверы Старка выстрелили двенадцать раз и смолкли.

У Старка просто не было времени их перезаряжать. Он подобрал чей-то меч, ухватил его обеими руками и принялся работать им, как топором, кроша тела, дробя черепа и отсекая руки.

Хэйко и Ханако стояли в середине, прикрывая Эмилию с двух ctodoh, и рубили всякого, кто подбирался слишком близко.

Один из подчиненных Каваками подскочил сзади к Хидё, занятому сражением сразу с несколькими противниками, и занес меч.

– Хидё! – выкрикнула Ханако, пытаясь предупредить мужа, и кинулась к нему.

Опускающийся клинок отсек ей руку выше локтя.

Из-за леса вылетели всадники. Над ними реяли самодельные флажки с изображением воробья и стрел. Они врезались в убегающую толпу и принялись прорубать себе дорогу к Гэндзи, выкрикивая его имя как боевой клич:

– Гэндзи!

– Гэндзи!

– Гэндзи!

– Мой господин, вы видите, кто это? – потрясенно спросила Хэйко.

– Вижу, – отозвался Гэндзи. – Но не верю своим глазам.

* * *

– Я приказал больше не стрелять! – гневно произнес Каваками.

– Это не мы, господин. Кто-то стреляет из-за монастырской стены.

– Невозможно. Всякий, кто находился там, должен был погибнуть во время взрыва.

– Может, подоспел кто-то из людей Гэндзи? – Адъютант боязливо оглянулся через плечо. – Это сразу казалось странным, что он едет со столь малочисленным сопровождением. Господин, а вдруг это ловушка?

– Тоже невозможно, – отозвался Каваками. – Будь это ловушкой, Гэндзи никогда бы не согласился встретиться со мной. Он не пошел бы на такой риск, не будь у него иного выбора.

Каваками видел, как его люди отступают от монастыря, стремительно превращаясь из отряда в беспорядочную толпу.

– Похоже, наши воины движутся не в ту сторону.

– Неожиданный обстрел несколько сбил их с толку, – признал адъютант.

– Значит, иди и наведи там порядок.

– Слушаюсь, господин, – отозвался адъютант, но не сдвинулся с места.

Каваками уже готов был разразиться потоком брани, но тут сзади раздались крики:

– Гэндзи!

– Гэндзи!

– Гэндзи!

Выкрикивая боевой клич Окумити, конные самураи ударили в незащищенный тыл отряда Каваками. Кавалеристы Каваками, оказавшиеся вдалеке от собственных лошадей и мушкетов и зажатые между отрядом стрелков и атакующей конницей, окончательно утратили дисциплину. Многие побросали мечи и помчались по единственному еще не перекрытому направлению – к дороге на Эдо. А пули, клинки и лошадиные копыта тем временем косили бегущих. Каваками с его адъютантом тоже далеко не ушли – их окружили и схватили, несмотря на сопротивление. Впрочем, они особо и не сопротивлялись.

– Стойте! – воскликнул Каваками. – Живой я для вас ценнее мертвого! Я – князь Каваками.

Несмотря на пленение, его ощущение собственной значимости нисколько не умалилось. В конце концов, это не поражение, а всего лишь временная неудача.

– Хоть вы и сражаетесь под знаменем Окумити, вы не принадлежите к этому клану, верно? Кто ваш господин? Отведите меня к нему!

* * *

На протяжении пятнадцати лет Мукаи оставался верным, подобострастным помощником главы тайной полиции сёгуна. Он делал то, что велел ему его господин, Каваками, и не задумывался о частых страданиях и немногочисленных радостях, которые доставляла ему работа. В конце концов, цель жизни не в поиске радости, а в том, чтобы чтить вышестоящих, повиноваться им и повелевать нижестоящими. То есть так он думал.

Он слишком поздно узнал, что это существование – не жизнь, а всего лишь смерть заживо.

Жизнь – вот она.

Грубая животная сила скакуна, несущего его в бой, была лишь слабой тенью жизненной энергии, переполняющей сейчас все существо Мукаи.

– Гэндзи!

– Гэндзи!

– Гэндзи!

Мукаи был охвачен экстазом. Сейчас, ведя свой отряд в атаку ради спасения Гэндзи, он чувствовал себя живым воплощением божества – повелителя молний. Любовь указала ему возможности, о которых он не смел и мечтать. И деяния, свершенные во имя этой любви, навеки освободили его. Мукаи переполняло счастье – эгоистичное, личное, чистейшее счастье. Он позабыл о долге, семействе, положении в обществе, истории, традициях, обязательствах, репутации и стыде. Все это было полнейшей чепухой по сравнению с любовью. Сейчас имело значение лишь одно – поскорее соединиться с Гэндзи.

Сто восемьдесят верных вассалов покинули его небольшое имение и отправились вместе с Мукаи в этот отчаянный поход. Их подвигло на это пророчество Гэндзи о полной и окончательной победе. Насколько было известно Мукаи, подобного пророчества Гэндзи не изрекал никогда. Мукаи просто солгал, и солгал необычайно искусно. Любовь загадочным образом наделила его необходимым красноречием. Вассалы Мукаи, привыкшие видеть своего господина неуклюжим, незаметным, косноязычным, были так изумлены, что поверили всему.

И теперь, летя под знаменем с воробьем и стрелами – как тогда, во сне, – Мукаи пребывал выше страха и надежды, жизни и смерти, прошлого и будущего. Все это не имело сейчас ни малейшего значения. И Мукаи радостно и самозабвенно прорубал себе путь.

– Гэндзи!

Он выкрикивал это имя, словно объяснение в любви, словно боевой клич, словно священную мантру.

Обезумев от страха перед пулями и лошадиными копытами, многие из подчиненных Каваками попытались спрятаться в укрытии, устроенном воинами Гэндзи. И поток охваченных паникой вооруженных людей грозил вот-вот завершить то, чего не удалось организованной атаке. Над Гэндзи и его спутниками нависла смерть.

Неужто он зашел так далеко лишь затем, чтобы опоздать на считанные мгновения? Мукаи проклинал себя за глупость: он не угадал, где именно Каваками устроит засаду. Будь он наделен талантом военачальника, он давно бы понял, куда нужно двигаться, и добрался бы сюда еще несколько дней назад. Он ненавидел себя за неумение ориентироваться: как он мог свернуть не на ту тропу в горах! Если бы он лучше разбирался в движении звезд, в ветрах, в перелетах птиц, он ни за что не потерял бы несколько драгоценных часов, двигаясь вместо запада на восток. Он горько раскаивался в том, что пятнадцать лет безвылазно просидел в камерах для допросов, не видя белого света. Если бы он вел более подвижный образ жизни, то лучше знал бы здешние края, и это возместило бы ему недостаток стратегического мышления.

Нет! Если они с Гэндзи умрут, то вместе! Иначе и быть не может, раз любовь и судьба позволили им оказаться рядом! Мукаи оторвался от своих телохранителей и очертя голову ринулся в бушующее море людей и мечей.

– Гэндзи!

Бешено рубя налево и направо, Мукаи пробивался к укрытию Гэндзи. Врагов было так много, что вскоре его конь рухнул. Мукаи почти не замечал сыпавшихся на него ударов копий и мечей. Гэндзи. Он должен добраться к Гэндзи. Он продолжал сражаться, шаг за шагом продвигаясь вперед.

– Господин Мукаи! Подождите!

Вассалы Мукаи пытались прорваться за ним следом.

– Гэндзи!

– Мукаи!

Мукаи перепрыгнул через вал из лошадиных туш и оказался перед Гэндзи.

– Мой господин, – с поклоном произнес он. – Я прибыл, как и обещал.

– Берегитесь! – Гэндзи отбил чей-то удар, нацеленный в спину Мукаи. – Нам придется сейчас обойтись без обмена любезностями. Должен сказать, что я чрезвычайно удивлен – и очень рад вас видеть, Мукаи.

– Мой господин, – повторил Мукаи. Любовь, прежде наделившая его красноречием, теперь лишила его дара речи. – Мой господин…

И это было все, что он мог сказать.

Гэндзи был весь в крови, с головы до пят. Мукаи не мог бы сказать, чья эта кровь – самого Гэндзи, вражеская или лошадиная. Да и какое это имело значение? В этот драгоценный миг обреченности, когда он плечом к плечу с Гэндзи сражался против великого множества врагов, всякая разница между понятиями «я» и «не я» исчезла. Не существовало больше ни субъекта, ни объекта, ни отсутствия субъекта и объекта. Время не шло, но и не стояло. Что происходило сейчас в нем, а что – вовне? Мукаи не мог бы ответить на этот вопрос. Этот вопрос просто не имел смысла.

– Мой господин…

Несколько отчаянных мгновений казалось, что их конец настал. Людей Каваками было слишком много, а людей Гэндзи – слишком мало. На место каждого зарубленного врага вставало трое. А потом, в тот самый миг, когда круг вражеских мечей уже готов был сомкнуться, со стен монастыря ударил очередной залп, и бой прекратился. Сподвижники Каваками, словно услышав некую безмолвную команду, принялись бросать оружие и падать ниц.

Все было кончено.

– Вы победили, мой господин, – сказал Мукаи.

– Нет, – возразил Гэндзи. – Это вы победили, Мукаи. Победа принадлежит вам, и только вам.

Мукаи улыбнулся – улыбка была столь сияющей, что ему самому показалось, будто от его тела исходит свет, – и рухнул.

Гэндзи едва успел подхватить его.

– Мукаи!

Тут подоспели вассалы Мукаи.

– Господин!

Мукаи взмахом руки велел им отойти. Он неотрывно смотрел в лицо Гэндзи.

– Куда вы ранены? – спросил Гэндзи.

Но Мукаи ни капли не волновали его раны. Он хотел сказать Гэндзи, что пророческие сны приходят не только к провидцам, но и к простым людям, таким, как он, Мукаи, если ими движет искреннее чувство. Он хотел сказать, что уже видел эту сцену – совершенно отчетливо, в малейших подробностях: кровь, объятия, смерть, бесстрашие, и самое главное – вечное экстатическое единение, превосходящее всякие пределы восприятия, ощущения и понимания.

А потом даже это желание ушло, и осталась лишь улыбка.

– Господин!

Вассалы Мукаи потрясенно смотрели, как Гэндзи опускает тело их господина на землю. Мукаи сказал им, что Гэндзи предрек победу. Но ни словом не упомянул, что сам он при этом погибнет.

– Господин Мукаи умер, – сказал Гэндзи.

– Князь Гэндзи, но что же нам теперь делать? Раз господин Мукаи умер, мы остались без хозяина. У него нет наследников. Наверное, сёгун конфискует его владение.

– Вы – верные вассалы вернейшего и самоотверженнейшего из друзей, – сказал Гэндзи. – Всякий из вас, кто пожелает, может поступить ко мне на службу.

– Тогда отныне мы – ваши вассалы, князь Гэндзи. – Бывшие военачальники Мукаи низко поклонились новому господину. – Ждем ваших распоряжений.

– Превосходно! – подал голос Каваками. – Как это трогательно, как драматично! Возможно, когда-нибудь это превратится в эпизод из пьесы кабуки, посвященной вам, князь Гэндзи.

Он восседал на коне и смотрел на них сверху вниз, с обычным своим самоуверенным видом. Его окружали люди Мукаи, но из трепета перед его высоким рангом обращались с Каваками скорее как с гостем, чем как с пленником. На фоне всех окружающих, только что вышедших из горнила боя, одежды Каваками и его адъютанта казались просто-таки вызывающе чистыми.

– Сойди с коня, – велел Гэндзи.

Каваками нахмурился:

– Я бы посоветовал вам не увлекаться сверх меры. Ничего ведь не изменилось, за исключением ваших шансов выжить.

Каваками никогда не был особенно искусным фехтовальщиком. Его искусство заключалось в другом. Это было знание, которым Окумити якобы владели лучше, чем кто-либо другой. Какая, однако, ирония судьбы!

– Если вы поведете торг разумно, то можете на самом деле получить значительную выгоду. Я бы предложил…

Гэндзи схватил Каваками за руку, сдернул с седла и швырнул на землю.

Каваками, кашляя и отплевываясь, поднял голову. Теперь его лицо было измазано в кровавой грязи.

– Вы!..

Меч Гэндзи взлетел над его головой и опустился, перерубив шею почти у самых плеч. Голова хлопнулась на землю. В воздух мгновенно ударил алый фонтан – и быстро иссяк, когда давление крови в жилах упало. Труп распластался в грязи; голова, удерживаемая хрящом, валялась между плечами; на лице, обращенном к небу, застыло ошеломленное выражение.

Гэндзи взглянул на адъютанта. Когда Каваками говорил о происхождении Хэйко, тот находился в шатре.

– Князь Гэндзи!.. – взмолился адъютант.

– Убейте его, – приказал Гэндзи.

Двое воинов, стоявших по бокам от адъютанта, ударили одновременно. Труп рухнул на землю тремя кусками: голова, правое плечо и все прочее.

Гэндзи перевел взгляд на сбившихся в груду пленников. Их было около трех сотен. Рядовые самураи. Вряд ли они знали что-нибудь важное. Каваками всегда стремился быть самым осведомленным и терпеть не мог делиться сведениями. Так что мало кто мог быть посвящен в эту тайну. Адъютант ее знал. Возможно, Мукаи тоже. Кто еще? Жена Каваками? Его наложницы? Другие гейши? Даже если он примется убивать направо и налево, всегда останется возможность упустить кого-то. Но теперь, когда Каваками мертв, это уже не так страшно. Кто посмеет выступить с таким вопиющим утверждением, не имея надлежащих доказательств? Вот он, ключ ко всему! Надлежащие доказательства!

– Проверьте монастырь, не заложена ли еще где-нибудь взрывчатка, – распорядился Гэндзи. – Если все чисто, приготовьте купальню.

– А как быть с пленными, господин?

– Отпустите их. Но без оружия.

– Да, господин.

С доказательствами он разберется – сразу же, как только сможет. А пока надо подумать о предстоящей встрече с сёгуном.

* * *

Каким-то чудом Сэйки уцелел во время мощного взрыва в монастыре. Когда стрелки Мукаи извлекли его из-под изуродованных трупов Масахиро и его коня, Сэйки был жив. Он с трудом держался на ногах, и когда отряд двинулся к Эдо, Сэйки понесли на носилках. В ушах у него до сих пор звенело, и за этим звоном он почти ничего не слышал. Но сильнее всего Сэйки печалило то, что он не видел, как Каваками лишился головы. Вот на что он с удовольствием бы полюбовался. Сэйки решил, что попросит Хидё рассказать об этом во всех подробностях, как только его слух восстановится хоть отчасти.

* * *

Итана Круза в монастыре не оказалось. Но где-то он да был, и он был жив. Старк оглянулся на монастырь. Он проезжал здесь уже во второй раз и запомнил дорогу. Теперь он сможет добраться сюда из Эдо.

И он найдет Итана Круза.

* * *

Эмилия не ощущала под собою седла. Она почти не чувствовала собственного тела. Глаза ее были открыты, но окружающие картины не доходили до сознания девушки.

Она была в шоке.

Столько крови!

Столько смертей!

Эмилия пыталась припомнить что-нибудь утешающее из Библии. Но ей ничего не приходило на ум.

* * *

В тот миг, когда казалось, что все они вот-вот умрут, Гэндзи встретился с ней взглядом и улыбнулся прежней, знакомой улыбкой. Но теперь он снова принялся избегать ее. Он старался этого не показывать, но от Хэйко это не скрылось. Она вообще очень хорошо улавливала всяческие нюансы и оттенки.

Что же такого Каваками сказал Гэндзи во время их встречи?

* * *

Лежавшая на носилках Ханако смотрела на Хидё. Она очень гордилась им. С каждым критическим моментом он совершенствовался и становился все храбрее и сосредоточеннее. Он даже на коне теперь сидел по-иному. Хидё постепенно становился прекрасным самураем. Ему теперь не хватало лишь одного – подходящей жены.

– Я освобождаю тебя от супружеской клятвы, – сказала Ханако и отвернула голову.

Ни единой слезинки не скатилось по ее щеке. Ханако старалась дышать ровно, чтобы не выдать своей боли.

Хидё повернулся к едущему рядом Таро:

– Она бредит.

– Я больше не гожусь тебе в жены, – повторила Ханако.

– Да, совершенно явственный бред, – согласился Таро. – Но ведь даже самые могучие воины, страдая от ран, в бреду часто бормочут какую-то нелепицу. Наверное, причиной тому потеря крови и сильное потрясение.

– Тебе нужна здоровая спутница жизни, – добавила Ханако, – а не калека, вызывающая насмешки или жалость.

Хидё и Таро продолжали игнорировать ее слова.

– Ты видел, как она бросилась под меч? – спросил Хидё.

– Это было потрясающе! – отозвался Таро. – Я видел такое только в пьесах кабуки, а в жизни – ни разу!

– Всякий раз, увидев ее пустой рукав, я с благодарностью буду вспоминать, как она спасла мне жизнь, – сказал Хидё.

– Я не смогу ни удержать поднос, ни правильно взять чайничек или кувшинчик с сакэ, – сказала Ханако. – Кто захочет, чтобы ему прислуживала однорукая калека?

– К счастью, ее правая рука цела, и она может держать оружие, – заметил Таро. – Мало ли, вдруг опять случится такое, что ей придется встать рядом с тобой.

– Да, верно, – согласился Хидё. – И одной руки вполне хватит, чтобы поднести к груди младенца и чтобы поддержать малыша, который учится ходить.

Ханако не могла больше сдерживаться. Она дрожала от переполнявших ее чувств. Из глаз ее хлынули горячие слезы. Ей хотелось поблагодарить Хидё за постоянство, но рыдания мешали ей говорить.

Таро поклонился, извиняясь, и перебрался в хвост отряда. И там, среди бывших вассалов Мукаи, тоже дал волю чувствам.

И лишь Хидё не плакал. Со стальным самообладанием, приобретенным в бою, он не позволил себе лить слезы. Увечье Ханако глубоко печалило его, но эта печаль была ничтожна по сравнению с почтением к ее истинно самурайскому мужеству и всевозрастающей любовью.

Безжалостность войны и радость любви. Воистину, они едины.

Покачиваясь в седле, Хидё двигался к Эдо.