Текст книги "Дневник пани Ганки (Дневник любви)"

Автор книги: Тадеуш Доленга-Мостович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Понимаю, – недолго думая, ответила я.

– И обещаешь, что будешь точно выполнять все мои указания?

– Да, охотно.

– Вот и хорошо. Так вот, первым делом я хочу сказать тебе, что я обо всем этом думаю. По-моему, дело это нелегкое. Вероятнее всего, что та женщина действительно состоит в браке с твоим мужем. Какие-то исключительно важные причины заставили ее разыскать Яцека. Упоминание о чувствах, которые якобы побудили ее к этому, не вызывает у меня доверия. Ни одна женщина, которая не видела мужа несколько лет, не вспомнит вот так вдруг, что она его любит.

– Да.

– Итак, я готов видеть здесь попытку шантажа.

– Таки похоже на то.

– Прежде всего, – продолжал дядя, – нужно установить факты. Мы знаем, что особа, которая подписывается буквой «Б», находится в Варшаве и живет в отеле. Живет или жила, потому что возможно и такое, что она вместе с твоим драгоценным муженьком сегодня уезжает. Тогда прежде всего нужно убедиться, едет Яцек один, или с ней. Ты должна быть на вокзале и выяснить это. Конечно, можно бы нанять детектива…

– Я уже и сама об этом думала, – добавила я.

Дядя отрицательно покачал головой.

– Нет, это было бы очень рискованно. Детектив может копнуть глубже, а, следовательно, узнать, что твой муж – двоеженец. Если бы такое произошло, он держал бы его в руках и получил возможность без конца его шантажировать. Нет. Здесь никому нельзя доверять. Дело очень серьезное. Ты сама проведешь мужа на вокзал и проследишь, не ищет ли он глазами ту женщину. Если они и едут вместе, то наверняка будут весьма осторожны. Возможно даже, что возьмут билеты в разные вагоны.

Я забеспокоилась.

– Вы, дядюшка, считаете, что Яцек хочет бежать вместе с ней?

– Ничего я не считаю, – пожал он плечами. – Но допускаю и такую возможность.

– Это было бы ужасно. А что же мне тогда делать?

– Нужно предпринять какие-либо ухищрения, чтобы задержать Яцека. Например, сделай так, чтобы он не смог зайти в вагон. Понимаешь, малышка?

– Но каким образом?

– Какая ты еще неопытная! – засмеялся дядя – Это же совсем не трудно. Сделай вид, что потеряла сознание. Тогда ему придется хлопотать возле тебя, и он останется. А мы выгадаем время, чтобы придумать что-то другое. Я в свою очередь попробую разыскать ту женщину. Просмотрю письма в нескольких крупных отелях. Способ не бог весть какой, но поскольку другого нет… Значит, договорились. Вечером я тебе позвоню: расскажешь, как все было.

– А какую причину придумать, чтобы поехать провожать Яцека? Я никогда этого не делаю.

– Тебе совершенно ни к чему его провожать. Приедешь на вокзал через несколько минут после него и скажешь, что забыла дать ему какое-то поручение в Париж.

Ей-богу, у этого дяди Альбина ума на троих хватит! Конечно, я точно выполнила все его указания. Домой вернулась вовремя, даже раньше Яцека. Его несессер и чемоданчик были уже упакованы. Когда он пришел, как раз зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала незнакомый женский голос. Сердце мое забилось сильнее.

– Пана Реновицкого можно?

Сама не знаю почему, но я была уверена: это она. Яцеку звонит много людей, и на этот раз я бы голову дала на отсечение, что это она. Поэтому спросила:

– А кто его просит?

И тут же Яцек неожиданно, почти грубо выхватил у меня трубку и сказал:

– Позволь, это меня.

Я вышла в соседнюю комнату, однако оставила дверь открытой и хорошо слышала все, что он говорил. Но, к сожалению, Яцек был слишком осторожен. Кроме «да» и «нет», я не слышала ни слова. К тому же и разговор длился всего минуту или две.

Яцек подошел ко мне с преспокойным выражением лица и объяснил:

– Это секретарша Лясковского.

Наверняка врал. Да еще так бессовестно. Я едва сдержалась, чтобы не сказать этого ему в глаза. Но, пожалуй, Яцек и сам заметил, что не верю ему. Не потому ли он и попрощался так ласково и сказал, что будет скучать по мне. Сколько же неискренности в этих мужчинах!..

Как только машина отъехала от дома, я быстренько оделась и выбежала к такси. Нельзя было терять ни минуты. Когда такси остановилось у вокзала, я чуть не стремглав выбежала на перрон и, к счастью, успела встретиться с Яцеком. Он шел вдоль поезда за носильщиком с его чемоданчиками. Я внимательно присмотрелась к нему и заметила, как он каждый раз осматривается вокруг, видимо ища кого-то глазами. Вдруг обернулся и заметил меня.

Наверное, я очень забавно выглядела и так бестолково объясняла ему, какие именно чулки мне нужны, что Яцек смотрел на меня с нескрываемым удивлением. Потом, словно ничего не произошло, сделал запись в блокноте о чулках и снова оглянулся.

Я не выдержала и спросила:

– Ты кого ищешь?

– Да, – кивнул головой Яцек. – Со мной едет пан Мельхиор Ванкевич, и я боюсь, чтобы он не опоздал. У нас спальное купе на двоих.

К моему удивлению, оказалось, что он сказал правду. Перед самым отходом поезда действительно появился пан Мельхиор, немного запыхавшийся, но, как всегда, очаровательный. Он буквально засыпал меня комплиментами. Вот глупый вид я имела!..

Я прошла через все вагоны и не увидела ни одной женщины, достойной внимания. Нет, Яцек ехал без той. Я вернулась домой намного спокойнее. Около десяти позвонил дядя Альбин, я обо всем отрапортовала и узнала, что он тоже начал поиски.

Очень напряженный был день.

Четверг

Этот Тото – настоящий кретин. Уверен будто весь мир вертится вокруг него. Мое волнение он объясняет тем, что его видели вчера в «Коломбине» с Мушкой Здроевской. Вот бы я стала еще ревновать к какой-то Мушке! А этот бестолковый еще извиняется и клянется, что его с ней ничего не связывает. Да пожалуйста, пусть себе имеет хоть сотню Мушек и с каждой по пять близнецов. Я так ему и сказала. Здесь у человека такая трагедия, а он о каких-то Мушках… К тому же она косоглазая.

Сегодня вместе с Тото и Рисем Платером завтракала в «Бристоле», а обедала в «Европе». Тото был очень рад. Он жизнь себе не представляет без застолья. Я чуть не засмеялась, потому что была уверена: он думает, что пошла с ним для того, чтобы отвлечь его от Мушки. В жизни не видела такого самоуверенного мужчины.

Я пристально разглядывала все вокруг. Если она живет в отеле, то, вероятно, и ест там же в ресторане. И в одном, и во втором действительно было довольно много молодых и красивых женщин.

Только теперь я поняла, какие большие трудности стоят передо мной. Меня даже одолевали сомнения, будет ли какая-то польза от дядиной помощи, хотя и имела возможность убедиться, что он не бьет баклуши. Сама ведь только что видела его в холле отеля. Он сидел, делая вид, что читает газету. К счастью, со мной он не поздоровался. Надеюсь, завтра уже зайдет ко мне. И дай бог, чтобы с какими-нибудь новостями.

Пятница

Только этого не хватало! Своих забот достаточно, а тут еще эта Гальшка Корниловская! И надо же так глупо попасться! Прибежала ко мне взволнованная, возбужденная, когда я еще сидела в ванной. Я сразу догадалась, что здесь какие-то амуры, и спросила:

– Поссорилась с Павелом?

– Ох, милая, что ты говоришь! Ты же знаешь, как я безумно его люблю. И никогда, право, никогда ему не изменяла. И вот прошлым летом в Кринице. Сама не понимаю, как это произошло… Просто какая-то минутная слабость… Ты знаешь, у тебя прекрасная фигурка. Это все от массажа. А вот у меня нет на это ни минуты свободной, и Кароль уже ворчит, потому что платит массажистке, а она ежедневно уходит от меня без работы. Кароль стареет и становится скрягой. Но я не об этом хотела сказать. Так вот, в Кринице я подружились с одним молодым человеком… Знаешь, эдакое курортное приключение без последствий. Я даже не представляла, кто он такой. Хорошо одетый мужчина, такой представительный, спортивного типа. А танцевал как! Разве могла я подумать, что это какой-то ловелас!

– Ловелас?

– Ужасный!

– Какой-то жиголо?

– Нет, даже не то. Да и что мне в нем! Ты же знаешь, как я люблю Павела. А этот новенький подталкивает меня к измене. Я в ужасном положении. Ведь он прибрал меня к рукам и пригрозил, что расскажет обо всем мужу и Павелу.

– О, это уже неприятно, – заметила я. – А не требует ли он от тебя денег?

– Да что там деньги! Я согласна сто раз заплатить ему, но он влюбился в меня до потери сознания. Ты даже не представляешь, какой он безжалостный и жестокий. А хуже всего то, что Павел начинает следить за мной.

Я пожала плечами.

– Не понимаю тебя, дорогая. Если он и расскажет нечто твоему мужу или Павелу, ты же можешь все отрицать прямо ему в глаза.

– К сожалению, не могу, – вздохнула Гальшка. – Я допустила страшную оплошность. У него мои письма. Эх, если бы эти письма как-то отобрать у него, тогда – я свободна. Он буквально шантажирует меня ними. Что делать… что делать?

– Искренне сочувствую тебе, – сказала я и подумала, что мы с ней оказались почти в одинаковом положении. Но мое, конечно, намного хуже. Ах, если бы я могла ей обо всем рассказать! Тогда бы она знала, что такое настоящая драма.

Пока я одевалась, Гальшка стала просить:

– Дорогая, ну посоветуй, что мне делать. Это же просто ужас – жить в беспрестанной тревоге между трех безумно влюбленных мужчин. Не знаю даже, и что они нашли во мне особенного. Я ведь такая же, как и все. Разве что немного красоты…

– Ну, ты очень хорошенькая, – сказала я, хотя и терпеть не могу, когда кто-то так настойчиво напрашивается на комплименты. Мне хотелось добавить, что, очевидно, тем трем мужчинам весьма по душе кривые ноги. А они у Гальшки таки кривоватые. Но она смертельно обидится, если ей об этом сказать.

– Ты моя подруга, поэтому и относишься ко мне снисходительно. А я в последнее время все-таки подурнела. Вот и кожа портится. Пани Адольфина пользуется устаревшими рецептами. Придется, наверное, обратиться к твоей косметичке. Она очень дорогая?

– Очень, но уже лучшей в Варшаве не стоит и искать… А ты не пыталась выкрасть эти письма?

– Это все бесполезно. Он держит их под замком.

– А помнишь, что в них написано? Может, там нет ничего такого, что компрометирует тебя?

– Ого! Хватило бы Каролю послужить поводом для развода. Впрочем, вряд ли он расстанется со мной, поскольку я уверена, что без меня жить он не в силах. И все же я не могу допустить, чтобы эти письма попали ему в руки.

Я удивленно взглянула на нее. Неужели она не знает того, что ни для кого давно не секрет? Ведь ее Кароль уже кто знает с каких пор путается с другими женщинами. Или она действительно ничего не знает, или так хитро притворяется?

– Кроме того, этот подлец живет на Познанской, через три дома от Павела. Можешь себе представить, как я переживаю, чтобы они не встретились…

– О, это же ужас, – согласилась я. – На твоем месте я бы, наверное, его убила… Ну, а ты не пробовала попросить кого-нибудь поговорить с ним? Ведь твой брат офицер, человек храбрый. Он мог бы пойти к тому шантажисту…

– О нет, нет. Я ни за что не решилась бы признаться Владеку. Разве ты его не знаешь? Он порвал бы со мной всякие отношения. Я уверена, что он никогда не изменял своей жене. Это такой моралист… Честное слово, я уже скорее доверилась бы Павелу.

Вдруг мне пришла в голову замечательная идея.

– Слушай, Гальшка! А что, если бы я с ним поговорила?

– С Павелом?

– Да нет, с этим… Не может же он быть мерзавцем без чести и совести. Я постараюсь его убедить.

– Нет-нет. Это ничему не поможет, – возразила Гальшка. – Это человек, лишенный каких-либо человеческих чувств. Однако, веришь, он так меня любит…

– И все же можно было бы рискнуть. В конце концов, не съест же он меня! Надеюсь, он не какой-то разбойник?

– Да нет. Как на первый взгляд, то даже хорошо воспитан.

– Вот я и думаю, что мне удастся уладить для тебя это дело. Ты же знаешь, я умею это делать. Помнишь, как убедила Люту не разводиться с мужем? Он тогда еще прислал мне большую корзину орхидей. Так что, нечего и раздумывать. Я пойду к нему, и увидишь, что все улажу наилучшим образом. В конце концов, могу даже прибегнуть к обману. Заверю его, что и ты его любишь, но не можешь дальше выносить этой муки и жить под постоянной угрозой. Понимаешь? Таким образом ты получишь свои письма и обретешь свободу.

Гальшка еще немного посомневалась, и наконец согласилась. Она назвала мне фамилию, телефон и адрес того человека. Оказалось, его зовут Роберт Тоннор. Гальшка полагала, что он, возможно, иностранец, но не была в том уверена. Умоляла меня, чтобы я, боже упаси, не обмолвилась, что она называла его шантажистом.

– Он тогда упрется и непременно отомстит мне. Это очень страшный человек. Бога ради, будь с ним осторожна!

Я успокоила ее на этот счет. Мне очень понравилась эта миссия. Кто знает, что может постигнуть меня в дальнейшем в моих личных делах, а они куда серьезнее. Так что определенный опыт в таких случаях мне не помешает.

К часу я должна была ехать в Гусен-Кэтли, где мне шьют два бальных платья. Однако примерку пришлось отложить, потому что пришел дядя. Вот так пренебрегаешь самыми важными делами. Теперь придется с ними некоторое время погодить – и все это по милости Яцека! Если разобраться, то это большое свинство с его стороны. Я просто понять не могу, как это мужчина в своем уме – и двоеженец. Не теряю надежды, что как-то удастся все уладить, но пусть он и не надеется, что я ему когда-нибудь это прощу. Так или иначе, свое он получит.

Дядя Альбин показал себя настоящим чародеем. Он уже имел длинный список женщин, которые жили в крупнейших отелях и чьи имена или фамилии начинались на букву «Б». Таких было более сорока. Некоторых из них дядя уже видел, воспользовавшись услужливостью портье и коридорных. Но ни одна не вызвала подозрения.

– А как вы додумались, дядюшка, что среди них нет женщины, которая нас интересует?

– Я принимал во внимание некоторые предположения. Прежде всего – возраст. Поскольку Яцек женился на тебе где-то года три назад, он уже наверняка не сомневался, что бывшая жена покинула его навсегда и не будет разыскивать. Чтобы прийти к такому выводу, ему нужно было время – от двух до трех лет. Итак, имеем минимум восемь лет. Выйти замуж она могла не раньше, чем в восемнадцать. Восемнадцать да добавить восемь – будет двадцать шесть, это минимальная граница ее возраста. Однако нам надо определить и максимальную. Здесь дело сложнее. Восемь лет назад Яцеку было двадцать четыре. Таким молодым часто нравятся женщины, намного старше чем они сами. Скажем, сорокалетние. Но здесь должны учесть одно обстоятельство. Та женщина ушла от Яцека. А ты сама со временем убедишься, что немолодая женщина вообще не очень склонна бросать мужа, а тем более младше себя…

– Дядюшка, вы – гений, – убежденно сказала я.

– К этой мысли ты пришла не первая, – кивнул головой дядя. – Ты вторая. Первый был я сам. Итак, слушай. Все это говорит о том, что тогда эта особа считалась еще молодой и пользовалась успехом у мужчин. Тогда ей было лет двадцать восемь, не больше. Двадцать восемь и добавить еще восемь – будет тридцать шесть. Значит, этой «пани Б.», которую мы разыскиваем, может быть от двадцати шести до тридцати шести лет. Теперь относительно ее внешности. Насколько я знаю, Яцеку нравятся женщины определенного типа. Высокого роста, темноглазые блондинки. Следовательно, и здесь есть некоторые приметы. Кроме того, я готов поклясться, что «пани Б.» хороша, даже очень. Можно еще предположить, что она обладает тактом и приличными манерами.

– Почему вы так думаете? – удивилась я.

– Потому что если бы это была просто авантюристка, она обратилась бы к тебе, а не к Яцеку. Подняла бы шум, вероятнее всего – публично. А теперь подытожим: это молодая, красивая, высокая блондинка с темными глазами, хорошо воспитанная. Такую, собственно, я и ищу.

– Дядюшка, вы ангел!

– В определенной степени, – согласился дядя. – Видишь ли, детка, ангел – это бесплотный дух, способный проходить сквозь стены. Такому деньги ни к чему. И когда он берет на себя роль детектива, ему не надо ни кого-то подкупать, ни сидеть в отельных ресторанах. А на это ведь нужны деньги.

Я вскочила, чтобы принести сумочку, но дядя остановил меня движением руки.

– Нет, детка. Я взялся помочь тебе по двум причинам: во-первых, это и мне интересно, а во-вторых, хочу доставить тебе удовольствие. Никаких денег я у тебя не возьму. Да и вообще не упоминал бы о них, но в последнее время мне никак не везет в игре. Все приличные партнеры, вместо того, чтобы приходить играть, транжирит свои денежки в другом месте. Вот хотя бы твой Тото. Ему ничего не стоит выбросить на ветер несколько сот злотых. Играет же он, между нами говоря, как теленок. И вот уже две недели ни разу не заглянул в клуб.

Меня это удивило. Я знала, что Тото почти ежедневно посещает Охотничий клуб. Но вряд ли туда пускали дядю Альбина. На всякий случай я спросила:

– Вы, дядюшка, об Охотничьем клубе?

– Ну что ты! – он иронично скривился. – Охотничий клуб – это для меня прошлое, которое никогда уже не вернется. Я говорю о неком заведении, которое громко именуется клубом, но там потихоньку играют на деньги.

– Дядюшка! Зачем вы туда ходите? – укоризненно спросила я.

– О, там бывает немало важных персон. Даже полицейские чины заглядывают изо дня в день. Правда, не для того, чтобы поиграть в покер или бридж, но и проверка такого заведения – достаточно увлекательная игра.

Я молча понурилась. Подумать только, как низко пал этот гордый аристократ, некогда пользовавшийся славой одного из самых утонченных бонвиванов, считавшийся прекрасным женихом, бывший джентльменом высшего класса!.. Значит, правду говорил отец: этот человек – шулер, этим и живет. Да пусть бы он даже и играл без обмана – все равно такой образ жизни никому не делает чести.

Дядя поправил монокль и, рассматривая свои опрятные ногти, сказал:

– А ты, между прочим, спроси Тото, не играет ли он в последнее время. Это напомнило бы ему о клубе. Или, например, дай ему какую-то банкноту и скажи, что нашла ее на улице. А если бы ты еще попросила его попытать счастья с той купюрой… Ничего больше я бы от тебя и не желал.

Я поняла. Он хотел, чтобы я стала его союзницей и заманила Тото в заведение, где его хорошенько надуют. Какая гадость! Вся моя симпатия к дяде вдруг исчезла. Лучше бы я сама дала ему денег, даже настояла, чтобы взял их. Но дядя решительно отказался.

Но, впрочем, я подумала, что какой-то там проигрыш для Тото ничего не значит. А оно бы и неплохо было так наказать его за тщеславие. Да и глупую Мушку тоже. Однако когда я хорошо подумала, то пришла к выводу, что, если бы я присоединилась к этой махинации, меня замучила бы совесть. Дяде я, конечно, сказала, что согласна. Но сама надеялась уладить это дело другим способом.

Когда дядя ушел, я позвонила Тоннору. Сказать правду, сердце мое беспокойно билось, пока я ждала ответа. Я ведь никогда еще не звонила незнакомым мужчинам такого типа. Поэтому решила быть поосторожнее. Оставлю дома письмо с его адресом и напишу, пусть ищут меня там, если в назначенный час я не вернусь домой, а себе в сумочку положу револьвер Яцека.

В трубке раздался низкий мужской голос. Я спросила, это ли пан Роберт Тоннор, и, получив утвердительный ответ, сказала:

– Простите, что не называю своей фамилии, так как она не имеет для вас значения, а я предпочитаю остаться неизвестной. Мне нужно с вами встретиться. У меня к вам дело, очень важное, можете мне поверить, и я прошу уделить мне несколько минут. Не смогли бы вы меня принять, ну, скажем, завтра утром?

Он, видимо, удивился, потому что спросил:

– А мы с вами знакомы?

– Нет.

– Может, я где-то вас видел?

– Мы с вами никогда не виделись.

– Так какое же вы можете иметь ко мне дело? Только предупреждаю заранее: если речь идет о пылесосах, галстуках или новом образце бритвы, то все это у меня уже есть.

Я чуть не засмеялась и сказала, что деньги здесь ни причем. Тогда он задумался и ответил, что завтра не будет иметь свободного времени. А вот сегодня в восемь сможет меня принять.

Другого выхода не было, и, чтобы скорее уладить дело бедной Гальшки, я согласилась.

Я выбрала черное платье, но никаких драгоценностей надевать на себя не стала (от такого типа можно ожидать всего). На мне было только обручальное кольцо и нитка жемчуга. Он в последнее время снова входит в моду. Затем написала письмо, нашла в ящике у Яцека револьвер, перекрестилась и вышла из дома.

Только бог один знает, что со мной может случиться…

Суббота

Расскажу все по порядку. Когда я вчера поднималась по лестнице в его квартиру, у меня дрожали коленки. На двери не было никакой таблички. Я перекрестилась и нажала кнопку звонка. Дверь открылась так быстро, что я даже испугалась. Передо мной стоял рослый плотный брюнет с проницательными серыми глазами. На нем был темно-синий костюм и черный галстук. (Может, он носит траур?) С виду вполне порядочный человек. Даже благородный. Мужчина посмотрел на меня внимательно и сказал:

– Пожалуйста. Я жду вас.

У него был довольно приятный голос. Подумать только, встретишь этакого где-то на улице или в кафе и даже понятия не будешь иметь, что это опасный шантажист.

– Я заберу у вас минут пять, не больше, – начала я и направилась было в комнату. Зачем бы мне действительно снимать меха. Однако этот наглец бесцеремонно взял меня за рукав и сказал:

– Сделайте одолжение, снимите меха, у меня здесь жарко, как бы вам потом не простудиться.

Ну, станешь ли с этим спорить? Страшный тип… Квартира у него небольшая, но приличная. Он указал мне на кресло, сам сел напротив.

– Так чем могу служить?

– Я приятельница Гальшки Корниловской… – начала я не очень уверенно.

Он слегка поднял брови и сказал:

– Очень приятно.

– Я бы не хотела, чтобы вы меня неправильно поняли. Я пришла объяснить вам нечто.

– Объяснить? Что именно?

– Это очень деликатное дело. Но поверьте, я умею хранить тайны. Поэтому, хоть вам и кажется, что Гальшка вас избегает, я хочу сказать вам, что это неправда. Она любит вас.

Я таки смогла произнести эти слова с глубоким убеждением. Но он как-то странно поморщился и ответил:

– Вполне возможно, уважаемая пани. Но это для меня не такая уж и новость.

Ну, наглости ему не занимать! Думает, если он так хорош и имеет такие холодные глаза, то все женщины должны души в нем не чаять, и находит это вполне естественным. Я с удовольствием бросила бы ему в лицо, что Гальшка ненавидит его. Однако пришлось держаться дипломатично.

– Тем лучше, что вы об этом знаете. Я тоже нисколько в этом не сомневаюсь, – сказала я, – Мы с ней близкие подруги. Но вы сами понимаете, что определенные обстоятельства мешают вашей любви. Признайтесь, что постоянная опасность отнюдь не способствует счастью.

– О какой опасности вы говорите? – спросил он почти иронически. – Я не из пугливых.

– Ах, да я же не о вас! Речь идет о Гальшке. Вы имеете… у вас есть ее письма. Я понимаю, они дороги вам как воспоминание о тех днях, когда началась ваша любовь. Это хоть кому понятно. Я и сама хотела бы сохранить такие письма. Даже и после того, как чувство угасло. Ведь так приятно иметь увековеченное на бумаге доказательство чьей-то преданности, чьи-то искренние любовные признания. Но, как вам известно, Гальшка – замужем. И опасения, что эти письма каким-то образом могут попасть в руки мужа, угнетает ее… Нет, не перебивайте меня! Я уверена, вы сами никогда бы такого не сделали, но, боже мой, их могут у вас похитить, вы можете их потерять, с вами может произойти какой-нибудь несчастный случай… Надо это учитывать. Тогда письма попадут в руки посторонних людей, и это может погубить жизнь женщины, которая вас любит.

Он улыбнулся, закурил сигарету и сел поудобнее. Я видела, что моя речь не произвела на него никакого впечатления. Неужели такой бессердечный?..

Но вот он непринужденно спросил:

– Если я правильно вас понял, вы хотите, чтобы я вернул Гальшке ее письма?

– Да. Умоляю вас, не откажите мне. Я понимаю, что нет оснований надеяться на особую любезность с вашей стороны. – Тут я улыбнулась ему так трогательно, как только могла: разве только бездушный пень устоит против такой улыбки. – Но прошу вас удовлетворить мою просьбу.

Он посмотрел на меня из-под опущенных век и тоже улыбнулся.

– Как раз наоборот. Как по мне, то вы имеете даже больше оснований, чтобы оказать вам и не такую любезность. Не понимаю только, почему Гальшка обращается ко мне через вас. Я, конечно, нисколько ее за это не упрекаю, потому что познакомиться с вами – немалое удовольствие. Но почему она не обратилась ко мне сама?

– Ах, разве вы не знаете, какая она чувствительная!.. Может, даже немного и истеричная, – добавила я после минутного размышления.

– Да и немного ли?

– Вы правы. Но вы не можете не понимать, что при таких обстоятельствах трудно быть спокойной.

– О боже, при каких еще обстоятельствах? – раздраженно поморщился он.

– Ну, когда каждую минуту тебе грозит беда.

– Это же смешно, – сказал он. – Можете передать своей приятельнице, что я верну ей эти письма.

Я не поверила своим ушам, но тут же мне пришло в голову, что это какое-то надувательство. Сейчас обещает, что отдаст, а как только Гальшка обратится к нему, наверняка поднимет ее на смех.

– Нет, простите, – ответила я твердо. – Моя приятельница просила, чтобы я забрала эти письма сама.

Он ничего не ответил. Встал, пошел к письменному столу и с минуту копался в бумагах. Когда вернулся, в руках у него была большая пачка писем.

– Вот, пожалуйста, – сказал он.

Я очень удивилась. К тому же не могла понять, почему этих писем так много. А пан Тоннор с улыбкой добавил:

– И еще я хотел бы вас попросить, чтобы вы уговорили свою приятельницу не писать мне больше. У меня много дел, и читать такую литературу не хватает времени.

– Как вас понимать?

– Да вы сами посмотрите. Там все, что хотите, вплоть до описаний природы. Пани Гальшка зря наделала вам хлопот. Ума не приложу, зачем это ей.

Я взяла письма. Несомненно, это была рука Гальшки. Я чувствовала себя так, будто совершила бог знает какую глупость. Мне даже слов не хватило. И пока я стояла так, сама не своя от стыда, этот человек совершенно неожиданно – я не успела даже отшатнуться – взял руками мою голову и поцеловал меня прямо в губы.

– Как вы смеете?! – воскликнула я и гневно посмотрела на него.

Но это был еще тот нахал. Он не только не смутился, но еще и сказал с усмешкой:

– Прошу прощения. Это с моей стороны было, так сказать, злоупотребление. Но должен признаться, что раскаяния я не ощущаю. Да и, наконец, вы сами виноваты.

Я была искренне возмущена.

– Вы… Вы… Это неслыханно! Я виновата!..

– Да, – ответил он спокойно. – И не просто виновны, а с умыслом. Сами подумайте. Под каким-то жалким предлогом вы приходите к молодому мужчине да еще и имеете красивое личико. Такие действия безнаказанно не проходят.

Я даже онемела, а он продолжал:

– Было бы даже нелюбезно с моей стороны, если бы я делал вид, что не понимаю ваших намерений. И если я чем-то и обязан Гальшке, то это, собственно, тем, что она прислала вас ко мне.

Я была вне себя от возмущения. Сначала хотела было сразу уйти, но не могла же я оставить его при мысли, что его подозрение справедливо! Это я-то должна прибегать к таким способам, чтобы познакомиться с еще одним мужчиной!

Автор дневника, на мой взгляд, ошибается относительно причин, которые ее к этому подтолкнули. Сознательным мотивом ее поступка, тем, что склонило ее пойти к п. Тоннору, было, разумеется, стремление спасти подругу. Однако подсознательно она, наверное, имела желание познакомиться с новым человеком, или, точнее говоря, с человеком из рода так называемых «опасных мужчин» или шалопаем. Я отнюдь не попрекаю этим п. Реновицкую и прошу ее не считать этот комментарий за проявление недоверия к ее словам. (Примечание Т. Д.-М.)

Когда я увидела, что мои заверения нисколько его не убедили, то решила детально передать ему мой разговор с Гальшкой. Пан Тоннор выслушал меня с большим интересом и, кажется, наконец поверил. Очень над всем этим смеялся и уверял меня, что никакой он не таинственный и коварный ловец женщин, Гальшку ничуть не любит и не может понять, зачем она затеяла всю эту интригу.

Он извинился за свои подозрения и так мило просил у меня прощения, что постепенно я перестала на него сердиться. Он рассказал мне кое-что, из чего я поняла, что не он преследует Гальшку, а скорее она его. (Ну и врушка же эта Гальшка! Я начинаю думать, что она посвятила меня в свои дела только для того, чтобы похвастаться передо мной. Или, может, просто Павел закатил ей сцену ревности. Не пойму, как это можно увлечься этим Павелом. А впрочем, для нее и он слишком хорош.)

Затем пан Тоннор рассказал о себе. Оказалось, что он вовсе не авантюрист, а представитель нескольких иностранных фирм, у него здесь своя контора, он часто ездит во Францию, Англию и Германию, имеет собственный автомобиль. Та кретинка наверняка знала все это, и я не понимаю, зачем она понавыдумывала о нем столько глупостей. Тоннор оказался очень остроумным и милым собеседником. Единственное, что Гальшка не выдумала: этот мужчина действительно своеволен. Во время разговора он то и дело брал мою руку и держал ее в своих руках. Мне просто неудобно было сопротивляться. А он держал мою руку и не отпускал. Казалось, не замечал даже, как я стараюсь ее высвободить.

Беседа была такая приятная, что я и не заметила, что уже десять часов. К счастью, он сам обратил на это внимание, встал и сказал, что именно на десять у него назначено одно дело.

Подавая мне меха, он спросил:

– Когда я снова вас увижу?

Я, конечно, ответила, что никогда, затем добавила:

– А квартира у вас хорошая.

Тогда он сказал:

– Около шести я почти всегда дома. Так что жду вашего звонка.

– Прощайте, – кивнула я ему и вышла.

На лестнице мне встретилась весьма интересная женщина. Я бы не обратила на нее внимания, если бы не ее умопомрачительный наряд. Жакет trios quart из шиншиллы и очень элегантная черная шляпка с ярко-красным пером. (Три четверти (франц.).) Волосы у нее рыжие (конечно, крашеные), а своим хрупким телосложением немного похожа на Клару Бау.

Я не ошиблась: она шла к нему. Он, пожалуй, тот еще бабник. Но хуже всего то, что я забыла взять Гальшкны письма. Ничего не поделаешь, придется прийти еще раз. Он, конечно, бог знает что обо мне подумает, однако другого выхода нет.

Сегодня днем ходила с Тото на выставку новых моделей мехов. Очень понравилось мне одно норковое манто. Я даже цену спросила. Неслыханно: тридцать две тысячи! Вряд ли удастся уговорить на такое отца. Тото ошалел бы от радости, если бы мог купить мне эту норку, но не могу же я принимать от него такие подарки.

С дядиным поручением я справилась весьма ловко. Все сильнее убеждаюсь, что сообразительности мне не занимать. Я дала Тото пятьсот злотых и попросила его сыграть в покер на мой счет, потому, что мне якобы приснилось, что он должен выиграть для меня много денег. Простодушный Тото не заметил в этом никакого подвоха и охотно согласился. Даже пообещал в тот же вечер пойти в игорное заведение. Думаю, что пяти сотен дяде хватит. Он позвонил мне около трех и сказал, что никаких существенных новостей пока нет. Это меня очень огорчило. Послезавтра возвращается Яцек, и я хотела бы к этому времени что-нибудь знать, как-то ориентироваться в ситуации. Гальшке я даже не позвонила – так была возмущена ее поведением. Но, впрочем, я знала, что мы с ней встретимся вечером на обеде у Гавронских. Мне не терпится узнать, как ладят между собой Топневцы после того происшествия с поездкой Лели в деревню к Франю Радзивиллу. Сильно смеялись тогда над Жоржем, и все предрекали, что они разведутся.