Текст книги "Гнилое яблочко"
Автор книги: Т. Бернс
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 3
Штрафных очков: 110
Золотых звездочек: 45
– Пожалуйста, не стреляйте. Я сделаю все, что скажете, обещаю.
– Опять это слово. – Она прижимает дуло пистолета к моей голове. – Помаши им.
– Что?
– Помаши своим родителям. Они не уедут, если не будут уверены, что все в порядке. Дай им эту уверенность.
Не хочется врать, но у меня не то чтобы есть выбор. Стараясь, чтобы у меня не дрожал подбородок, я поднимаю руку. Пальцы даже не успевают распрямиться, а фары уже тускнеют, и машина устремляется вниз по подъездной дорожке.
– Хорошо. – Мисс Килтер опускает пистолет и отпускает мою руку. – Пить хочешь?
Теперь ее голос звучит иначе – не так грозно. Я медленно поворачиваюсь, опасаясь, что это ловушка, рассчитанная на то, чтобы усыпить мою бдительность. Мне становится еще страшнее, когда мисс Килтер улыбается – и направляет пистолет себе в рот.
– Не надо!
Я бросаюсь к пистолету, но она успевает спустить курок. Из ствола ей в горло ударяет струя воды.
– В тебя стрельнуть? – спрашивает она.
Я отступаю на несколько шагов и перевожу взгляд с пистолета на нее.
– Нет, спасибо.
Я едва слышу свой собственный голос – так сильно кровь стучит у меня в ушах.
– Вежливый, – кивает она. – В точности как говорил твой папа.
Мисс Килтер разворачивается и уходит, оставляя меня одного в дверях. Очевидно, я должен последовать за ней… но почему она перед этим не закрыла дверь на ключ? Она уже дошла до середины комнаты и ни разу не обернулась. Сбежать будет несложно.
Но двор наверняка заминирован. Стоит ступить наружу, как мне оторвет ногу гранатой. И вокруг наверняка притаилась сотня охранников, готовых броситься на меня, как только я сделаю неверное движение. Неудивительно, что маме удалось спасти меня от колонии для несовершеннолетних преступников – она, видимо, пообещала, что отправит меня в еще менее приятное местечко.
– Пошли?
Я закрываю тяжелые двери и поворачиваюсь к ним спиной. Когда мои глаза привыкают к тусклому свету маленькой настольной лампы, я вижу возле двери в другом конце комнаты мисс Килтер – и мне нужно время, чтобы убедиться, что это точно она. Вместо почти что военной формы на ней теперь белые легинсы, а сверху – что-то длинное и серое, то ли платье, то ли рубашка. Вместо черных ботинок – блестящие серебристые балетки. Темные волосы, раньше стянутые в тугой пучок, теперь распущены по плечам.
– Да, мисс Килтер, – осторожно говорю я, все еще не вполне уверенный.
Она улыбается.
– Звучит очень официально. Может, будешь звать меня по имени?
Разве не всем взрослым нравится, когда их называют по фамилии с приставкой «мистер», «миссис» или «мисс»? Должно быть, это очередной трюк мисс Килтер, чтобы отвлечь мое внимание и заманить в ловушку.
– Все хорошо, Симус. – Она выходит в центр комнаты и протягивает руку. – Меня зовут Анника. Приятно познакомиться.
Я оглядываю комнату, не поворачивая головы, ожидая, что сейчас кто-то огромный, сильный и вооруженный кое-чем пострашнее водяного пистолета выпрыгнет из темного угла и закричит: «Попался!»
Но никто не выпрыгивает. Поэтому я шаркающей походкой подхожу к Аннике и пожимаю ей руку. Рука теплая и мягкая.
– Хочешь посмотреть свою комнату? – спрашивает Анника. Не дожидаясь ответа, она возвращается к дальней двери и встает рядом с ней.
Я захожу в дверь и останавливаюсь как вкопанный.
– Кажется, я попал куда-то не туда.
– На самом деле ты попал именно туда, куда надо, – отзывается Анника.
Она, наверное, с кем-то меня путает. Я должен был оказаться в месте вроде вестибюля Академии Килтер, только меньше, темнее, без мебели и без единого выхода. Но по другую сторону двери растет пышная зеленая трава. Там цветы. Фонтаны и статуи. Вымощенная камнем дорожка вьется к другому зданию, которое наполовину скрыто за цветущими лозами.
– Это чтобы напомнить мне, чего я буду лишен в заключении? – спрашиваю я.
– Твой папа говорил, что ты вежливый, но не говорил, что ты остряк, – улыбается она и ступает на каменную дорожку.
Я спешу последовать за ней. Страх частично уступает место любопытству. Дорожка длинная, и здание, к которому она ведет, находится дальше, чем мне сперва показалось. Так что у меня хватает времени, чтобы заметить различия между этим местом и двором перед школой – например, воздух здесь теплее, а над головой щебечут птички. Интересно, мама пропустила это место в видеоролике об Академии Килтер? Наверняка, иначе она бы меня сюда не отправила.
Мы срезаем путь через сад и входим в новое здание с окнами во всю стену. Анника ведет меня по коридору.
– Это Адреналиновый павильон, – сообщает она.
Я гляжу туда, куда она показывает, и вижу в окно бассейн, баскетбольную, волейбольную и бейсбольную площадки, беговую дорожку и огромные деревянные лестницы и перекладины. Все это пустует.
– Это медиазал.
Мы проходим через огромную комнату со стеклянными стенами, и я замедляю шаг. Внутри я вижу высокие шкафы, забитые дисками, огромный телевизор с плоским экраном… и моих собратьев-преступников, развалившихся на диванах и креслах. Они молча глядят в телевизор, завороженные видом того, как почти двухметровый Фродо куда-то бежит по экрану.
– Ты со всеми познакомишься за ужином, – окликает меня Анника.
У меня холодеет в животе. Приятно узнать, что я не один, но вряд ли я буду заводить здесь друзей. Кто знает, почему эти ребята сюда попали?
– Кстати, об ужине, – говорит Анника, когда я ее нагоняю. – Как насчет рыбных палочек?
– Простите, что?
– Рыбные палочки. – Она останавливается перед светло-зеленой дверью. – Хрустящие снаружи, слоистые внутри. С послевкусием, которое длится несколько суток. Это же твои любимые, так?
Мое сердце начинает бешено колотиться. Ну конечно. Теперь все ясно. Почему я избежал колонии. Почему мама с папой так быстро уехали. Почему здесь красивый сад, восхитительная спортплощадка, «Властелин колец» больше чем в натуральную величину. И рыбные палочки.
Есть только одно условие, при котором в подобном месте убийце готовят его любимый ужин.
Если это его последний ужин.
– О, здорово, Лимон на месте, – жизнерадостно сообщает Анника.
Она стучит в светло-зеленую дверь. Когда та открывается, я понимаю, что низкий пульсирующий звук, от которого под ногами дрожит пол, исходит вовсе не из моей груди, а из двух небольших круглых динамиков.
– Добро пожаловать домой!
По крайней мере, мне кажется, что она говорит именно это. Музыка – если так можно назвать грохот барабанов и визг синтезатора – настолько громкая, что мне приходится читать по губам.
Она говорит что-то еще, но я перестаю смотреть на нее и оглядываюсь по сторонам. Эта комната в два раза больше, чем моя собственная, стены здесь такого же цвета, как и дверь, а на деревянном полу лежит кремовый коврик. Высокое окно выходит на поле. В комнате стоят кровати, шкафчики и столы – всего по два. За одним из столов спиной к нам сидит мальчик.
– Лимон, – произносит Анника, показывая на него.
Мальчик склонил голову, будто что-то сосредоточенно читает или пишет. Он не обращает на нас внимания. Возможно, он даже не заметил, что мы вошли, потому что динамики грохочут у него под самым локтем. Анника подходит к нему, заглядывает ему через плечо и одобрительно улыбается. Она показывает на меня и произносит мое имя. Его голова слегка приподнимается… и поворачивается обратно.
Анника возвращается ко мне, не переставая улыбаться. Она приставляет ко рту воображаемую вилку и делает вид, будто ест, потом показывает мне шесть пальцев.
Видимо, мой последний ужин состоится в шесть часов.
Она уходит, и я не понимаю, что мне делать дальше. Мои сумка и рюкзак лежат на одной из кроватей, но что толку их разбирать? «Братство кольца» – мой любимый фильм, но зачем его смотреть? Единственное, чего бы мне хотелось, – поговорить с родителями и в последний раз попросить у них прощения, но, наверное, они не захотели бы меня слушать.
Комнату как будто окутывает туман. Я думаю, что сейчас потеряю сознание от волнения, и опускаюсь на кровать… но тут я чувствую запах.
Запах дыма.
Дымится что-то на столе у Лимона. Дым поднимается к потолку белыми завитками и быстро становится серым, а потом черным.
Лимон по-прежнему сидит со склоненной головой, но его плечи поднимаются и опускаются.
Может быть, он заснул? Папа любит разгадывать кроссворды в воскресной газете при свечах – чтобы создать атмосферу. Возможно, Лимон писал при свече и случайно опрокинул ее, когда…
– Что ты делаешь?! – вскрикиваю я.
Теперь, когда я подошел поближе, я точно знаю, чего Лимон не делает: он не спит. Он раздувает маленький костер, который разгорается у него на столе.
В углу стоит кулер с водой. Я бросаюсь к нему, наполняю два стаканчика и возвращаюсь к столу. В промежутках между ударами барабанов я слышу шипение гаснущего пламени.
Лимон откидывается на стуле. Он смотрит на мокрую черную кучу у себя на столе, а затем медленно поднимает глаза.
Он примерно моего возраста, с лохматыми каштановыми волосами и прыщами на кончике носа. Трудно сказать, рассердился ли он: кажется, уголки глаз и губ у него от природы опущены, так что в первую очередь он выглядит грустным.
– Прости, – говорю я, сам не зная почему.
Он не отвечает. Вместо этого он берет серебряную зажигалку из обувной коробки, где лежат разнообразные приспособления для разжигания костра – спичечные коробки, бутылки с горючим, хворост, – и щелкает. Появляется маленький язычок пламени, который Лимон подносит к нетронутому листку бумаги на столе. Через несколько мгновений бумага пузырится и с хлопком сгорает, рассыпая крошечные оранжевые искры.
Я мчусь к двери. При обычных обстоятельствах я бы не побежал ябедничать – или побежал, не знаю. В любом случае, это не обычные обстоятельства. То, что я сегодня умру, не значит, что все остальные должны умереть вместе со мной.
– Анника!
Она стоит в коридоре и уже подняла руку, чтобы постучать в дверь. В другой руке она держит стеклянную пепельницу.
– Ты не передашь это Лимону? – выкрикивает она с улыбкой.
– Но…
– Спасибо! – Она вручает мне пепельницу и быстро удаляется по коридору. – Встретимся за ужином!
Ошеломленный, я стою и смотрю, как она уходит.
Ученикам Академии Килтер сегодня вечером стоит рассчитывать на шашлык.
Глава 4
Без пятнадцати шесть я закрываю комикс, который уже три часа пытаюсь начать читать. Встаю с кровати и надеваю ботинки. Аккуратно зачесываю волосы набок – так, как нравится маме. Потом, не желая идти на ужин в одиночестве – как будто, если у меня будет компания, это что-то изменит, – я поворачиваюсь к Лимону.
Пламя уже давно выдохлось, но он все еще сидит за столом. Его голова покоится на закрытой обувной коробке, а руки безжизненно болтаются вдоль туловища. Я беспокоился бы, что он наглотался дыма и задохнулся, если бы его спина слегка не приподнималась каждые несколько секунд.
Стоит ли его будить? Может, он разозлится и начнет метать в меня огненные шары? Или подожжет мне волосы спичкой?
На всякий случай я подхожу к кулеру и наполняю два стаканчика водой. Тут мой взгляд падает на маленький столик по соседству. На нем лежит черная телефонная трубка.
Я облегченно вздыхаю. Ставлю на стол стаканчики, беру вместо них телефон, убедившись, что Лимон не видит, и бегу в кладовку. Втиснувшись между футболками и свитерами, от которых несет гарью и бензином, я закрываю дверцу. У этого телефона только одна большая кнопка, на которой написано «вызов», и я ее нажимаю.
– Это был несчастный случай, – шепчу я. – Недоразумение. Я бы никогда…
– Спасибо, что позвонили на горячую линию для горячих голов. Куда мне направить ваш вызов?
Спустя секунду я понимаю, что со мной говорит незнакомый женский голос.
– Простите, на какую горячую линию?
– На горячую линию для горячих голов. Вы хотели бы сообщить о краже?
– Нет.
– О бомбе-вонючке?
– Нет.
– Об обмане?
Я делаю паузу. То, что я убил мисс Парципанни, – это правда. То, что я хотел ее убить, – неправда. Она это имеет в виду? Прежде чем я успеваю спросить, снаружи раздается громкий стук. Половицы подо мной ходят ходуном.
– Я перезвоню, – говорю я и отключаюсь.
– Она сейчас взорвется!
Я распахиваю дверцу. Лимон стоит посреди комнаты. Он тяжело дышит, глаза вытаращены, взгляд устремлен в пустоту. Стул, на котором он сидел, упал набок. Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, он кидается к кулеру и обхватывает его обеими руками.
– Не подходите! – кричит он. – Оставайтесь на своих местах, и никто не пострадает!
Кулер большой – и тяжелый. Лимон поднимает огромную прозрачную бутыль и, отрывая ее от пола, отклоняется назад под ее весом, чтобы вода не хлынула во все стороны. Пока он старается удержаться на ногах, я хватаю со стола один из полных стаканчиков и выплескиваю его содержимое Лимону в лицо.
Он замирает. Моргает. Ставит бутыль на место.
– Круто, – говорит он.
– Прости. – Я смотрю на пустой стаканчик у себя в руках, как будто именно он, а вовсе не я, виноват в том, что у Лимона по подбородку стекает вода. – Мне показалось, что ты не в себе. Как будто тебе приснился кошмар.
Некоторое время он молчит.
– Я что-нибудь говорил?
– Кажется, что-то насчет того, чтобы все оставались на своих местах.
Его подбородок, с которого до сих пор капает вода, падает на грудь. Я морально готовлюсь услышать крики, но Лимон просто трясет головой и взъерошивает мокрые волосы. Он выпрямляется, засовывает ноги в поношенные замшевые мокасины и направляется к выходу.
Я вижу, как за ним закрывается дверь. В следующую секунду она снова распахивается. Рука, которая ее поддерживает, вся в шрамах и волдырях.
Я кладу телефон на место, еще раз гляжу на себя в зеркало и протискиваюсь в узкую щель между дверью и косяком. Я такого маленького роста, что могу пройти под рукой Лимона, даже не наклоняясь.
– Меня, кстати, зовут Симус. – Я никогда раньше не протягивал руки, когда здоровался с кем-то своего возраста, но сейчас я делаю именно это. Похоже на то, что Лимон – последний человек, с кем мне доведется познакомиться. Это стоит рукопожатия.
– Ничего так костюмчик, – отзывается он, не отвечая на мой жест.
Я гляжу вниз и вспоминаю, что переоделся. Я подумал, что мама сочла бы темно-синие брюки и пиджак подходящими для такого события – наверное, не менее важного, чем вступление в Национальное Общество Чести [1]1
Национальное Общество Чести (National Junior Honor Society, NJHS) – специальная организация, объединяющая лучших школьников младшего возраста, отличников и целеустремленных ребят.
[Закрыть](именно по такому случаю мне купили этот неудобный костюм), но теперь я чувствую себя по-дурацки. В коридоре около дюжины других детей, все идут на ужин, и все одеты в джинсы, футболки и свитера – как будто это самый обычный день.
Я единственный нарядился как на похороны. Может, потому, что я единственный, кого будут хоронить.
Лимон тащится по коридору, шаркая ногами; я иду позади, в нескольких шагах от него, теребя свои золотые запонки в виде роботов – подарок от папы. Я бы все отдал, чтобы увидеть его прямо сейчас.
Мы выходим наружу, проходим сквозь сад и оказываемся в столовой – или Кафетерии, как ее здесь называют. В Академии Килтер ужинают в большом здании со сводчатыми потолками и окнами, сквозь которые видны волнующиеся поля и далекие горы со снежными вершинами.
– Добро пожаловать! – доносится знакомый голос.
За толпой ребят я вижу Аннику – она машет мне рукой. Она улыбается, но у меня все равно холодеет в животе. Когда толпа смещается вправо, к окошкам, где, судя по всему, выдают еду, я сворачиваю налево и подхожу к столу Анники. Он длиннее прочих и стоит в центре зала.
– Привет, – говорю я, поравнявшись с ней.
– Симус! – она широко улыбается. – Как ты? Тебе все нравится?
– Все замечательно, – отвечаю я, думая, что это очень мило с ее стороны – все еще беспокоиться об этом. – Я просто…
– Погоди-ка. – Парень, который сидит рядом с Анникой за столом, касается ее руки. – Это он?
– Симус Хинкль? – спрашивает девушка по другую руку от него.
– Тот самый Симус Хинкль? – повторяет парень, как будто я могу быть собственным клоном.
Все взрослые за столом мигом прекращают есть и разговаривать. Они обмениваются понимающими взглядами. Кто-то улыбается. Остальные, кажется, изучают меня – может, пытаются отыскать в моей преступной натуре проблески человечности.
Я опускаю глаза; мое лицо пышет жаром сильнее, чем духовка леди Лоррэйн. Они знают, что я сделал. Удивляться в принципе нечему, но я все равно надеялся, что эта темная история останется между мной и Анникой. По крайней мере, до тех пор, пока я не потеряю навсегда способность прислушиваться к сплетням.
– Слушайте все, – объявляет Анника. – Я рада представить вам того самого Симуса Хинкля. Нашего нового студента, подающего очень большие надежды.
Я резко вскидываю голову.
– Симус, познакомься со своими учителями. Это Гарольд, Ферн, Уайетт, Самара, Дэвин, Лиззи и мистер Громер.
Мистер Громер – единственный, кого она не назвала по имени. Он также единственный, кто заинтересован ужином больше, чем моей персоной. Он бегло смеривает меня взглядом и возвращается к своему чизбургеру.
– Приятно познакомиться, – говорю я. Я не знаю, что происходит, но уверен, что мама хотела бы, чтобы я оставался вежливым до самого конца.
– Нам тоже, – отвечает Уайетт. – Честное слово.
– Не обращай внимания, они слегка взволнованы, – говорит Анника.
– Слегка? – удивляется Ферн.
– Это уникальный случай, – объясняет Анника. – Обычно мы перестаем принимать заявления за шесть месяцев до начала учебного года и выносим окончательное решение о зачислении через три месяца. Без исключений. Но сейчас прошел уже месяц с начала занятий… и тут мы решили принять тебя.
– Хотя у нас и так полно учеников, – замечает Дэвин.
– Яблоку негде упасть, – поддакивает Лиззи.
Они ухмыляются. Я стискиваю кулаки, чтобы удержаться и не закрыть лицо руками. Откуда-то из глубины к горлу подкатывает одно-единственное слово. Когда оно добирается до моего рта, я крепко сжимаю губы – словно мой последний ужин перед настоящим последним ужином грозится вырваться наружу.
Я смотрю Аннике в глаза. Они мерцают в свете свечей.
– Почему? – выдавливаю я.
– Потому что у нас наконец появилась веская причина сделать исключение. – Она склоняется ко мне и понижает голос, так что ее слышу только я: – Ты, Симус Хинкль… самый первый убийца в Академии Килтер.
На секунду все вокруг застилает белая пелена. В зале воцаряется молчание. Я думаю, что уже умер – от какого-нибудь быстродействующего яда, который мне только что вколола Анника, или от такого сильного сердечного приступа, что он убил меня, прежде чем я успел это почувствовать, – но мир постепенно снова приобретает краски. Разговоры возобновляются.
Это была просто реакция моего тела на то ужасное слово.
– Завтрак? – шепчу я.
Анника задирает голову. Приставляет ладонь к уху:
– Прости, что?
Я сглатываю. Делаю еще одну попытку:
– Завтра будет завтрак? У меня?
Анника смеется. Учителя смеются. Не смеюсь только я – и мистер Громер.
– Конечно, будет, – говорит она. – Завтрак, обед, ужин. Десерт. И ночью будет что пожевать. Завтра у тебя будет все, что захочешь, и послезавтра, и в любой другой день.
Я должен почувствовать облегчение. Судя по всему, в ближайшее время я не умру. Но меня все равно трясет – из-за жуткого слова на букву «у» и из-за того, что учителям, кажется, на него наплевать.
Анника тянется ко мне и сжимает мою руку:
– У тебя был трудный день. Поужинай и иди отдохни. Завтра ты во всем разберешься.
– Хорошо, – говорю я, разворачиваясь. – Ладно.
– О, и еще, Симус!
Я поворачиваюсь обратно. Учителя переговариваются друг с другом, и Анника жестом приглашает меня подойти поближе. Она протягивает мне что-то, что напоминает увесистый мобильный телефон. На маленьком экране мелькают строчки. Она прокручивает их слишком быстро, и я не успеваю ничего прочесть, но вижу, что текста очень много.
– Ты когда-нибудь вел дневник? – тихо спрашивает она.
– Что? Нет.
Все знают, что дневники – это для девчонок.
– Это удобно. Если тебе вдруг станет грустно или тревожно и не с кем будет поговорить, он поможет тебе описать твои чувства и разобраться в них. Мне, по крайней мере, всегда помогает.
Мне в голову сразу же приходят два вопроса. Первый: что может заставить Аннику, которая способна при желании перевоплотиться в бравого сержанта, грустить или тревожиться? И второй: зачем она мне обо всем этом говорит? Прежде чем я успеваю решить, стоит ли задать хоть один из этих вопросов, Анника берется за вилку.
– Приятного аппетита! – улыбается она.
Я все еще в недоумении, но разговор окончен. Поэтому я разворачиваюсь и начинаю пробираться сквозь битком набитый Кафетерий. Когда я дохожу до окошек с едой, голосов учителей уже не слышно.
– Привет-привет, – говорит парень за стеклом, когда я подхожу к стойке. На нем ярко-красная футболка с надписью «Кафетерий Килтер» и бейсболка. На серебристой бирке большими буквами выгравировано имя – Хью. – Клевый прикид.
– Спасибо, – благодарю я.
– Имя у тебя есть?
Я отвечаю не сразу.
– Симус Хинкль.
Если до Хью и долетали новости о новом перспективном студенте Академии Килтер, то он не подает вида. Все с тем же выражением лица он несколько раз нажимает на тонкий сенсорный экран.
– Рыбные палочки. Хрустящие. С майонезом и медово-горчичным соусом. Так?
Я открываю рот, чтобы согласиться, и вдруг стойка опрокидывается и исчезает. Передо мной появляется блестящий серебряный поднос. Его круглая крышка так сияет, что в отражении я могу увидеть капли пота на собственной шее.
– Приятного аппетита, – бросает Хью.
Я благодарю его, беру поднос и оглядываюсь в поисках свободного места. Замечаю Лимона: он, прихлебывая, ест хлопья и не отрывает взгляда от эпизода «Южного парка», который транслируется на плоском экранчике с обратной стороны подноса. Я бы подсел к нему, но все стулья рядом уже заняты. Вообще все стулья заняты – кроме тех, что стоят в дальнем правом углу зала. Что и неудивительно: вместо телевизоров их окружают книжные шкафы. Я решаю, что мне не помешало бы побыть наедине с собой и хорошенько все обдумать, и направляюсь туда.
Усевшись, я ставлю поднос на колени и приподнимаю крышку.
– Ух ты! – не удерживаюсь я. Рыбные палочки просто громадные – каждая из них стоит пяти палочек леди Лоррэйн. Они не оранжевые, а золотистые. И когда я нажимаю на них вилкой, корочка с хрустом лопается, но сами палочки не сразу распадаются пополам.
Я впечатлен, но все еще настроен скептически: я никогда не пробовал ничего лучше палочек леди Лоррэйн. Я отламываю кусочек, макаю сначала в майонез, потом в медово-горчичный соус и отправляю в рот.
– Ух ты! – снова восклицаю я, хотя с набитым ртом получается что-то вроде «ушты».
Палочки так восхитительны, что заставляют меня забыть, почему я здесь оказался. Когда я все доедаю, мой взгляд падает на серебристую кнопку в нижнем правом углу подноса. Рядом с ней затейливым шрифтом вырезана надпись «Секунды».
Я оглядываюсь, как будто за мной следят и ждут, что я сделаю неверный шаг, поддамся искушению и захочу получить больше, чем заслуживаю.
И за мной действительно следят. Когда я сюда усаживался, рядом никого не было, но теперь через два стула от меня сидит девочка. У нее бледная кожа, розовый нос и темно-рыжие волосы, кое-как заплетенные в косу, которая свешивается ей на плечо. На девочке мешковатый зеленый свитер, кеды и те самые девчачьи трусы – слишком короткие, чтобы называться шортами, и слишком длинные, чтобы быть настоящими трусами. Она сидит одна, как и я.
– Чего ты хотел? – спрашивает она.
По крайней мере, мне кажется, что она говорит именно это. Меня слишком отвлекают ее глаза – красновато-коричневые, как потертые пенни.
– Прости, что? – переспрашиваю я.
– От Анники. Ты подошел к ней и хотел что-то спросить, верно? И она начала говорить, прежде чем ты успел открыть рот?
Я пытаюсь что-то ответить, но слова не идут.
– Я не слышала, что она сказала, если тебя это волнует.
Именно это меня и волнует. С чего бы мне верить этой девчонке? Что, если она все слышала и теперь растрезвонит на всю школу? С другой стороны, если бы она действительно что-то слышала, разве она подсела бы ко мне? Разве ей не хотелось бы держаться от меня как можно дальше?
Она все еще ждет ответа. Я опускаю глаза и провожу пальцем по надписи «Секунды», пытаясь собраться с мыслями.
– Стирка, – наконец отвечаю я. – Я спрашивал, должны ли мы сами стирать или…
Я поднимаю голову и замолкаю.
Девчонка исчезла.
Я весь вспыхиваю от смущения, тянусь к стакану с водой и бросаю взгляд на рукава пиджака.
И вижу, что мои запонки в форме роботов тоже исчезли.