Текст книги "По следам Гиены"

Автор книги: Т. Бердникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

И смертью грозил мне, зубами сверкая,

Мокой ненасытный, гиена морская…

© В.А. Жуковский, «Кубок»

Он снова сидел в одиночной камере. Драки с его участием в последнее время становились все более и более жестокими, более кровавыми и его изо всех сил старались изолировать от других сидельцев, не желая допускать смертоубийства.

Правда, нескольких кретинов он все равно отправил на больничную койку – заточки у него постоянно отбирали, но он регулярно делал новые. Он надеялся, что однажды кто-нибудь из сокамерников убьет его.

За два года пожизненный срок осточертел до полубезумия, хотелось выйти на волю, хотелось вновь дышать воздухом свободы, а не нюхать спертый воздух одиночки, хотелось снова жить… хотелось исполнить свое самое большое желание.

Он опустил голову. Он сидел на жесткой кушетке, облокотившись на собственные колени, расслабленно свесив кисти рук и бездумно созерцал грязный пол под своими ногами.

Отвратительное место. Отвратительные люди. Отвратительная еда. Отвратительная одежда.

Он хотел сбежать, но сознавал, что пока что не в силах совершить это. Если бы представился шанс…

Он медленно, глубоко вздохнул и, подняв руку, скользнул пальцами по подбородку. За последнее время он оброс, стал практически неузнаваем – попал в тюрьму он лишь немного небритым, а в ней успел обзавестись бородкой и усами. Ему шло это, он видел в зеркале, что изменился в лучшую сторону – стал краше, сильнее, мужественнее.

Жаль только, что лучшие его годы должны были пройти здесь, в неволе…

Он сжал руки в кулаки и скрипнул зубами. И все это из-за него, из-за этого чертова ублюдка, которому давно пора лежать на кладбище, все из-за него и только из-за него! Он губит свою жизнь в этих стенах, он рушит все свои надежды только из-за одного человека!

О, как он ненавидел его! Как росла и ширилась его ненависть здесь, в этих стенах, и как ему смертельно надоело медленно сгорать на ее огне, не имея возможности выплеснуть наружу!

Поэтому он и устраивал драки, постоянно конфликтовал с сокамерниками. Поэтому его и переводили сюда, в одиночную, чтобы он посидел и подумал над своим поведением.

Он неожиданно ухмыльнулся. Однако, отчасти он добился чего хотел – имя его стало внушать ужас, не только его извечному врагу, но и тем, кто познакомился с ним здесь, за решеткой. Его боялся даже пахан, который несколько раз говорил, что в камеру к ним подселили сущего психа.

Хищник – так прозвали его здесь. Старое имя, старое прозвище было почти забыто, хотя он упорно, раз за разом напоминал о нем, не желая, чтобы его знали под каким-то другим.

И, в то же время, он не мог не согласиться со справедливостью нового прозвища – он и в самом деле был хищником, жаждал крови и утихомирить, усмирить его в такие мгновения было невозможно.

Жестокий, безжалостный, бескомпромиссный, уверенный в себе и озлобленный на весь мир неудачник – таким он был когда-то, и таким он все больше и больше становился здесь.

Когда-то, очень давно, ему хотелось, чтобы его любили. Теперь он мечтал, чтобы его боялись.

Он глубоко вздохнул и медленно провел ладонью по лицу. Скоро должны были принести еду, которая опротивела ему до тошноты, и не надо было демонстрировать охраннику снедающую его ярость. Нет, пусть лучше выпустит его, вернет в общую камеру, чтобы он смог…

Неожиданное шевеление в углу камеры привлекло его внимание. Он медленно поднялся и, действуя максимально настороженно, аккуратно ступая, приблизился, присаживаясь на корточки и всматриваясь пристальнее.

В углу, исходя от одной из плит пола, поднимался странный, сизовато-прозрачный дым, вился, возносился все выше… Но дымом не пахло.

Он нахмурился, склоняя голову набок. Непонятных явлений он не любил – сам был по ним большим мастером, и не хотел позволять кому-то обманывать его.

Дым густел, постепенно принимая какие-то очертания.

Он поморщился и поднялся на ноги. Ну вот, похоже, в этих стенах у него уже начались галлюцинации. Что это за мерзкое существо, что за тварь он видит перед собою сейчас? Может, это новый способ психологического воздействия, какая-то странная тактика? Он чуть не свел с ума человека, теперь сводят с ума его.

– Кто ты?.. – прошелестела тень, и он нахмурился, отступая. Говорящие галлюцинации не нравились ему еще больше безмолвных.

– А ты кто? – голос звучал грубо, резко и хрипло – миндальничать с тенями в его планы не входило.

Тень, между тем, продолжала виться и, похоже, совершенно не услышала ответа.

– Кто ты?.. – вновь пронесся по камере шелест странного шипящего шепота, и он, недовольно вздохнув, выпрямился, расправляя плечи. Хочет знать – пусть знает, пусть его боятся и тени.

– Альфа, – резко бросил он, немного приподнимая подбородок, – Твой черед отвечать.

– Сссовпадение… – коснулся слуха шелест.

Тень подалась вперед почти незаметно, как-то очень молниеносно и, не успел он опомнится, как теплый воздух, дым, овивающий ее, коснулся его рук, приподнимая их и заставляя протянуть вперед. Он приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать… но не успел.

Распахнулась страшная, полупрозрачная пасть, усеянная острыми, как нож зубами, и тень вдруг нахлынула на него, заглатывая, поглощая, проникая под кожу и сливаясь с его собственной сущностью…

Он дернулся, раз, другой. Закрыл и открыл глаза. Тряхнул руками, передернул плечами. Склонил голову направо и налево…

На губах его медленно прорисовывалась улыбка.

Он снова был человеком, снова существовал, снова чувствовал! Он поднял руку, с интересом созерцая ее. У него есть руки, ноги… такое подходящее тело! Сильное, способное, и с весьма любопытными мыслями где-то в подсознании. Хм. Пожалуй, стоит дать человеку чуть больше свободы, его не надо подавлять совсем.

«Кто ты?!» – человек внутри яростно рванулся, выбираясь на поверхность. Он улыбнулся. Произносить слова вслух, чтобы общаться с самим собою, с той своей частью, что теперь должна была подчиняться, смысла не было.

«Я – Альфа. Как и ты. Сссовпадение… Подходящее тело… Ессли будешшь посслушшным – исполню твое заветное жжелание…»

Голос шелестел в сознании, и Альфа, ощущая, что сходит с ума, сделав над собой усилие, сжал руки в кулаки. Контроль над телом, утраченный, было, вновь возвращался к нему.

«Я хочу убить Доминика Конте. Это все, о чем я мечтаю».

«Ты получишшь…» – тень в его душе все так же шипела и, казалось, извивалась где-то там, внутри, заставляя испытывать какое-то смутное щекотание, – «Получишшь его… Я хочу того же… Кольцо, мое кольцо… Есссли будешшь посслушшым, вссе получишшь…»

«Тогда договорились», – он хмыкнул и, пожав плечами, скрестил руки на груди, – «Не знаю, что ты за тварь, но если выполнишь обещание – сделаю все, что ты хочешь. Кольцо, брошки, серьги – достану все. Вытащи меня отсюда!»

«Терпи», – последовал короткий ответ, и тень, казалось бы, замерла. Альфа вздохнул и, присев вновь на кушетку, принял ту же позу, в какой сидел несколько минут назад.

Все-таки это, наверное, сумасшествие, безумие. В него вселилась какая-то тварь, какая-то тень с большими зубами, которая обещает вытащить его из тюрьмы, которая обещает убить этого мерзавца Конте! Наверное, он поверил в этот бред от отчаяния, наверное, ему просто очень хочется верить, что у него еще есть надежда на успех, на удачу. Хочется надеяться, что он не конченный неудачник.

«Итак, кто же ты все-таки?» – он склонил голову набок, с интересом рассматривая собственные пальцы. Вроде бы ничего не изменилось, вроде он все такой же. Любопытно, что за чертовщина подселилась к нему в душу так внезапно?

«Мокой» – последовал короткий ответ. Тень шевелилась, укладываясь в его теле, в его сознании, расползалась по всему его существу и он ощущал это.

«Морская гиена?» – смутное воспоминание просочилось в душу, он недоверчиво покачал головой, усмехаясь. Среди абсолютно сухой камеры в него вдруг подселилась морская тварь? Свежо предание…

«Тебя называют здесь Хищником…» – тень устроилась и, видимо, несколько слилась с телом и сознанием человека: шипящих ноток в ее голосе стало меньше, – «Обо мне тоже говорят так… Я был рожден пять сотен лет назад, был рожден, чтобы нессти… сссмерть…» – он вновь сбился на шипение.

Альфа ухмыльнулся.

«Тогда нам по пути – я тоже был рожден нести смерть. Принес ее уже многим, но увы… не тому, кому хотел. Как ты оказался здесь?».

«Ждал… долго ждал… подходящее тело…» – тень завозилась, – «Не сссопротивляйсся… Я хочу знать о тебе всссе…».

За дверью послышались знакомые звуки, возвещающие о том, что пришел охранник. Альфа поморщился. Прекрасно, теперь тюремной гадостью ему надлежит кормить еще и этого странного подселенца, и черт его знает, как он отреагирует на эту дрянь.

– Пора есть, Молле, – охранник, держащий поднос (знак особой милости, и то только потому, что в двери не было предусмотрено отверстия, через которое можно было бы кормить пленника), распахнул дверь, заходя внутрь.

Молле медленно поднялся. Внутри у него все горело, тень жаждала действий, хотела крови и он был полностью солидарен с ней.

«Пора!» – прозвучал в сознании короткий приказ. Мужчина широко, совершенно по-звериному улыбнулся. Два хищника слились в его душе в эти секунды воедино, два страшных, опасных охотника, завидевших жертву, почуявших кровь…

Ударом ноги он вышиб поднос из рук охранника и, пользуясь его мгновенным замешательством, выхватил пистолет из кобуры. Охранник потянулся рукой к дубинке – единственному оставшемуся у него оружию. Альфа ударил его ногой под колени. Охранник тяжело завалился на пол.

Мужчина, действуя с той отчаянной и уверенной четкостью, что свойственна лишь закоренелым преступникам, без тени сомнения, сожаления или страха, выстрелил ему в грудь и, ловко перескочив через тело, бросился бежать по длинному коридору.

Звук выстрела должны были услышать – Молле казалось, что он до сих пор еще звенит у него в ушах, но пистолет он продолжать сжимать крепко и в силе своей был убежден. Тень внутри ликовала и толкала его на еще большие безумства, подгоняла изо всех сил, приказывая бежать быстрее.

«Я искупаю тебя в крови, мокой!» – мысленно воскликнул он и резко свернул налево. Он знал, куда бежать.

За поворотом его уже ждали, встречали – несколько человек с пистолетами и один с автоматом. Так просто выпускать его из застенок, похоже, намерены не были.

Он широко ухмыльнулся и медленно поднял руки, сжимая в одной из них пистолет, стараясь показать, что сдается.

– Все кончено, Арчибальд, – тот, кто держал автомат, нахмурился, – Бросай оружие!

– А если я не хочу? – глаза его опасно сверкнули; рука, легко изогнувшись, так легко, будто и не была рукой человека, что изумило его самого, повернула пистолет дулом к обратившемуся мужчине. Грянул выстрел.

Автоматчик упал.

Остальные, вооруженные не так сильно, принялись торопливо стрелять, стараясь остановить задумавшего столь отчаянный и безумный побег преступника, пытаясь не дать ему покинуть тюрьму, отомстить за павшего товарища…

Он рванулся вперед. Тень сливалась с ним, тень меняла его и между пулями он скользил, как вода, обтекая их, не давая ни одной коснуться его кожи, но стреляя сам.

Тела падали, люди кричали, а он бежал вперед, перепрыгивая через них, не обращая внимания на убитых или недобитых. Он выстилал себе путь телами, поливал его кровью и гордился этим.

«После всего ты вновь будешь смеяться в лицо… сссудье…» – мокой внутри восторженно трепыхнулся, заставляя немного дернуться и его. Альфа раздраженно махнул рукой, меряя быстрыми шагами длинный коридор, стремясь к выходу.

«Дай только выбраться, и я не попадусь…»

«Выберешшшьсся…»

Оставалось еще несколько коридоров. Одиночная камера находилась на отшибе от остальных мест заключения, пути, ведущие к ней, сплошь были засажены тюремщиками, кругом стояли видеокамеры – Хищник был опасным преступником, его боялись оставлять без присмотра, но как выбраться по этим коридорам к тому, что выводил уже почти за пределы тюрьмы, он знал. Он выяснил это еще в первый месяц своего заключения, приглядываясь, присматриваясь и сопоставляя, он нарисовал себе мысленную карту и теперь передвигался легко и уверенно, стреляя иногда в видеокамеры, попадающиеся ему на дороге.

Он и вправду был зверем, почуявшим кровь, хищником, жаждущим лишь убийства, он почти обезумел от ощущения близящейся свободы и шел, бежал, рвался к ней изо всех сил, не останавливаясь ни на секунду, ни на миг.

Тень в его душе, чувствуя, как тело все больше и больше становится ее, как оно все сильнее и сильнее удовлетворяет ее требованиям, тихо ликовала, что поиски наконец завершены. Она так долго металась, так долго страдала, не имея возможности получить тело, не в силах завершить то, что начала еще пять столетий назад… И вот, наконец, вот он – ее человек! Чем больше он проливает крови, тем сильнее становится тень в его душе, а чем сильнее становится тень – тем больше он убивает. Замкнутый круг, из которого не выбраться, из которого не хочется выбираться…

Он без затруднений перескочил через еще одно поваленное тело, ловкий, легкий, уверенный в собственном превосходстве над всеми и, наконец, выскочил в последний коридор, в широкую галерею, завершающуюся тяжелой решеткой, автоматически перекрывающей путь, замыкающей свободу.

Он уже был немного ранен – не все пули ему удалось миновать, кое-какие все-таки достигли своей цели, и теперь рукав тюремной робы уже насквозь пропитался кровью, а нога выше колена омерзительно ныла, пытаясь не дать ему сохранять прежнюю скорость.

Он снова хромал. Все тот же Альфа, что и два года назад – немного прихрамывающий, но не обращающий внимания на боль, уверенный в себе и в своих силах, дерзкий и неукротимый. Он смеялся в лицо опасности, смеялся, глядя без страха прямо в темное дуло пистолета…

Охранники, заметив близящегося преступника, повскакали с мест. Их было двое – один с внешней стороны открытой сейчас решетки, другой с внутренней, оба вооруженные, оба готовые на все, лишь бы не дать Хищнику увидеть свободу. Он был слишком опасен, чтобы его можно было выпускать…

Он опустил руку с пистолетом и, прищурившись, сохраняя на губах легкую не то улыбку, не то ухмылку, неспешно двинулся вперед, немного прихрамывая.

Первый выстрел он сделал в пол, проверяя, остались ли еще патроны – ход глупый, как он понял почти сразу, но довольно угрожающий. Вторым выстрелом снял охранника с внутренней стороны решетки.

Тот, что оставался снаружи, торопливо надавил на кнопку и тяжелая металлическая конструкция поползла вперед, перекрывая собою коридор.

Альфа ухмыльнулся шире. Он чувствовал силу, силу, наполняющую все его существо, его тело, его руки и ноги, он чувствовал, что кровь убитых дала ему эту силу и был безмерно рад этому.

Он приближался, все так же медленно, нарочито неспешно, угрожающе, сумасшедший, дикий, с горящими безумием глазами, в выпачканной кровью одежде, хромающий и ужасно, ужасно неостановимый.

Охранник за решеткой непроизвольно попятился. Альфа вытянул руку, сжимающую пистолет.

Курок провалился внутрь, но выстрела не последовало – патроны все-таки закончились, причем закончились в самый неподходящий момент.

Мужчина зарычал и, отшвырнув бесполезное оружие в сторону, внезапно вцепился руками в решетку. Он и вправду был похож на психа – прилагал невероятные силы, пытаясь справиться с механизмом, пытаясь оттолкнуть решетку назад, вдавить ее в стену, он рычал от ярости, от бешенства, а кровь из открывшейся раны на руке шла все сильнее.

Охранник сдвинул брови и поднял автомат. Улыбаться ему не хотелось – ситуация не казалась забавной, он не ощущал себя победителем, он боялся, боялся этого страшного, безумного человека, этого Хищника, жаждущего крови, мечтающего убивать, и это было совершенно неудивительно, абсолютно естественно – Альфа казался олицетворением приближающейся смерти.

Палец охранника коснулся курка – нужно было оборвать жизнь этого ублюдка, Арчибальда Молле, в конце концов отправить его на тот свет, и он был готов сделать это!.. Но… не смог.

Решетка заскрипела и, внезапно поддавшись натиску силы сумасшедшего человека, медленно двинулась в обратном направлении. Механизм ломался, механизм сопротивлялся, а Молле, истекая кровью, отодвигал ее все дальше и дальше.

Вот, наконец, появился достаточный зазор, и он, извернувшись, как кошка, выскользнул за решетку, бросая ее, частично сдвинутую, сломанную и застопоренную, на том же месте.

Глаза его горели, на губах была безумная улыбка.

– Нет патронов… – слетело с его губ слабое шипение, и сильная, испачканная в масле решетки рука внезапно сжала горло бедного охранника. Тот задрожал, роняя автомат. Что делать, он не знал, не мог себе даже представить – такой силы в человеке он не подозревал, не ожидал, что таковое вообще возможно, и Хищник начинал казаться ему уже сверхъестественным существом.

– Можно и так! – рыкнул он, и охранник закричал, ощущая, как пальцы впиваются в его кожу, будто когти, прорывая ее. Крик сменился жутким бульканьем, глаза закатились… Тело упало на пол, пачкая его кровью.

Альфа отшвырнул в сторону кусок плоти – вырванный кадык и, ухмыляясь, оглядел собственную окровавленную руку. Такой способ убийства ему понравился.

Он бросился вперед, выскакивая во двор, все такой же безумный, покрытый своей и чужой кровью и, увидев несколько новых противников, жизнерадостно расхохотался. Тело действовало словно само по себе, он почти не помогал ему, наслаждаясь собственной силой и ловкостью.

Несколько прихрамывающих шагов вперед, перекат по земле, чтобы уйти от выстрелов, удар в грудную клетку, удар в челюсть, выбитое оружие… Охранник, внезапный даже для самого преступника прыжок ему на плечи, толчок, красивое сальто – и вот он уже повис на высоких воротах, обтянутых сверху колючей проволокой и, карабкаясь, точно обезьяна, забрался по ним наверх, игнорируя впивающиеся, царапающие кожу шипы. Немного присел, чтобы было сподручнее и, прыгнув, уверенно приземлился с другой стороны.

«В лес!» – рыкнул мокой в голове, и Арчибальд, начиная ощущать, что вскоре силы покинут его, бросился в растущий неподалеку лес, петляя среди деревьев, стараясь скрыться меж ними. В эти секунды, в эти минуты он и в самом деле был безумен – он почти ничего не соображал, он бежал вперед, не разбирая дороги, весь в крови, раненый, почти умирающий, но черпающий силы в тени, накрывшей собою его душу…

***

– Иди за нами… за нами… за нами… Следуй!.. Следуй… следуй…

Мужчина, только что выдавивший на руку небольшое количество шампуня и сейчас взбивающий его на волосах в пену, тяжело вздохнул. Ему надоело слышать эти голоса, этот непрестанный шепот в воде, надоело ощущать, что его опять кто-то преследует, что его снова сводят с ума. С него хватило и прошлого приключения, пережитого два года назад.

– Слушай! Слушай-слушай-слууушааай…

– Да черт бы вас побрал, – он недовольно фыркнул, смывая пену. В последнее время душ принимать стало совершенно невозможно – голоса непрестанно звучали среди шороха воды, куда-то звали, к чему-то призывали, и он от этого безмерно устал. Он рассказывал о голосах и брату, и лучшему другу, получал от них закономерные советы обратиться к врачу и только морщился в ответ. В собственной нормальности он по-прежнему был уверен, в том, что на сей раз его не сводят с ума, а хотят добиться чего-то другого, не сомневался.

– Слууушаай… Слушай-слушай-слушай-слушай! Гиена… гиена… следуй за нами… гиена…

Он тяжело вздохнул и, завершая благополучно испорченное омовение, решительным жестом выключил воду. После чего выбрался из ванны и не менее решительно натянул халат, завязывая его пояс.

Ему хотелось еще раз обсудить ситуацию с другом.

Он покинул ванную комнату, взъерошивая мокрые после душа волосы и, подойдя к стационарному телефону, уверенно надавил на одну единственную кнопку – телефон был последней модели, с кучей наворотов и одним из его плюсов было сведение к минимуму времени, затрачиваемого на набор номера многократно вызываемого абонента.

В ухо понеслись гудки. Мужчина отсчитал ровно четыре штуки, когда они сменились знакомым молодым голосом.

– Что случилось, Ник?

Ник усмехнулся. Собеседник его, конечно, тоже всегда знал, кто звонит.

– Можешь подняться ко мне? Разговор есть.

Из трубки донесся тяжелый вздох.

– Обычно, когда ты так говоришь, это не предвещает ничего хорошего. Сейчас иду…

Ник кивнул и уверенно опустил трубку на рычаги. Он не сомневался, что друг выполнит свои слова – в конечном итоге, жил он не за тридевять земель, а всего-то этажом ниже самого мужчины, да и квартиры их были соединены внутренней лестницей. По большому счету, Ник мог просто свеситься с нее вниз и громко окликнуть приятеля, но он предпочитал соблюдать условности, создавая у последнего ощущение, что он живет очень отдельно.

Друг, правда, над этим по большей части потешался, но, с другой стороны, никогда особенно и не возражал.

Он успел немного вытереть мокрые волосы, и даже расчесать их, когда по лестнице, наконец, зазвенели знакомые легкие шаги.

Над ступенями показалась русая шевелюра, и молодой человек, переступив через последнюю ступеньку, остановился, опираясь локтем на перила.

– Итак, что у нас вновь стряслось?

– Голоса, – говорил мужчина очень весомо, зная, что друг поймет. Он и в самом деле понял и, посерьезнев, подошел ближе, немного сдвигая брови.

– Доминик… Это уже становится не смешно. Может, все-таки стоит обратиться к врачу? Нет, давай я попрошу Карла – он пришлет к нам Конрада Трейсмана, ты же знаешь, этот человек – профессионал…

– Дерек, я не хочу, – Доминик медленно потянул носом воздух, затем так же неспешно выдохнул, – Правда, я не ощущаю себя сумасшедшим, я полностью здоров, я невозможно здоров!.. Ну, да ты знаешь. Просто когда я хожу в душ, в шуме воды слышу голоса, которые зовут меня куда-то за ними следовать.

– Сумасшедшие себя тоже сумасшедшими не ощущают, – Дерек изобразил на лице довольно кислое выражение, – Трейсман благодаря тебе в последнее время превратился в настоящего специалиста по тирвасам, к кому, как не к нему тебе обращаться? Скажи спасибо, что я не рассказываю о твоих голосах Карлу, – он неожиданно немного насупился, скрещивая руки на груди, – Уверен, он бы повел себя куда как жестче, чем мы с Ричардом.

– Вот поэтому я и прошу ему не рассказывать! – мужчина слегка всплеснул руками, но тотчас же посерьезнел, – Слушай… Если без шуток – у меня на самом деле нет ощущения, будто кто-то сводит меня с ума. Уж точно не так, как тогда, с капитаном… – его мимолетно передернуло, – Меня просто как будто кто-то зовет, кто-то хочет, чтобы я пришел… может быть, помог… может, мне стоит прислушаться?..

Дерек несколько секунд молчал, в немом изумлении созерцая друга, затем закатил глаза.

– Приплыли. Скажи мне, Ник Конте, ты и в самом деле считаешь, что такое твое решение – признак нормальности? Да я бы сказал, что ты рассуждаешь, как псих из психов сейчас! Куда ты собираешься за ними следовать, в канализацию?

– Нет, ну не то, чтобы в канализацию… – Доминик Конте, почесав в затылке и еще больше взъерошив влажные волосы, присел на подлокотник дивана, слегка разводя руки в стороны, – Смотри. Душ – это вода. А вода ведь бывает не только в канализации, правильно? Может, тут дело в каком-нибудь море, или озере, или пруде…

– Или луже, – устало подхватил Дерек и, подойдя к креслу, стоящему напротив дивана, с размаху упал в него, – Все понятно – к тебе взывают трупы из озера возле дома Карла. Помнишь, Еж как-то признался, скольких его ребятки отправили на дно?

– Не напоминай, – Доминик недовольно поежился, – Я, конечно, сознаю, что мы водим дружбу с человеком опасным и способным на многое, но предпочитаю думать об этом поменьше. Дерек… – он на несколько секунд закусил губу, – Сегодня они несколько раз повторили «гиена». Вода, гиена… Это уже кое-что.

– Гиена, пьющая воду… – молодой человек немного развел руки в стороны, – Гиена, купающаяся в воде… Не знаю, Ник, я, конечно, после всех наших приключений поверить готов во все, что угодно – в конце концов, не каждый день один мой лучший друг оказывается тирвасом, а второй – убийцей с нехилым стажем! – но гиена в воде?.. Я пока склоняюсь к тому, что ты немного спятил от усталости, и это неудивительно! Скажи, после какого количества рабочих дней ты, наконец, взял себе этот единственный выходной?

Мужчина поморщился. Работал в последнее время он действительно много, да и друг не уступал ему в этом – будучи владельцем ресторана, он пропадал на работе целыми днями, и лишь сегодня каким-то образом ухитрился выкроить себе выходной. К слову, именно поэтому и сам Доминик, вняв уговорам приятеля, решил сегодня немного передохнуть.

– Дней пятнадцать… – недовольно буркнул он, – Вообще, Дерек, кто бы говорил! Ты из «Рубикона» просто не вылезаешь!

– «Доминика», – молодой человек, уже давно привыкший спорить с другом из-за названия принадлежащего ему ресторана, недовольно потер двумя пальцами висок, – У меня-то хотя бы всего один ресторан, я не пытаюсь успеть на куче фирм сразу!.. Скажи, а что Дик думает о твоем безумии?

– Дик не думает, – мужчина негромко вздохнул, затягивая потуже пояс халата, – Дик увлечен новой девушкой. Уже третья за последний месяц, между прочим, и про каждую он говорит с невероятным трепетом!

– После смерти Джилл ему трудно вновь связывать себя отношениями11
  ^* Об этом и других событиях можно прочитать в книге Т. Бердниковой «Доминик»


[Закрыть]*, – парень задумчиво облизал губы, слегка пожимая плечами, – Ты же сам говорил, что до женитьбы он был точно таким же. Дай ему время, может и остепенится… Кстати, в новостях недавно прошла информация о невесте племянника Красного Билла. Похоже, старик Ред скоро обзаведется новой дочерью…

– Сплетничаем, как две девицы, – Ник фыркнул, – А ведь я позвал тебя говорить о серьезных вещах, Дерек, – я думаю, что мы можем попытаться что-нибудь узнать… выяснить… куда они зовут меня?

– Как? – Дерек устало опустил плечи, – Как, Ник? Спросить Ежа, пусть велит Питу добыть информацию – о чем?

– О гиене в воде, – мрачновато отозвался мужчина, – О том, какая может быть связь… может, поискать в старых книгах?

Молодой человек утомленно вздохнул. Идея все еще казалась ему глупой.

– Хорошо. Хорошо, я подумаю, что можно сделать… Но если ты считаешь, что это серьезно – нам в любом случае придется привлечь Ежа. Карл не позволит нам в одиночку заниматься непонятными вещами… Ах, кстати, Ник, – парень слегка развел руки в стороны, – С днем рождения.

***

Альфа глубоко вздохнул и, зажимая куском грязной тряпки рану на руке, с интересом огляделся.

Он бежал долго, очень долго, он еле дышал, но не позволял себе останавливаться – он воспитал свое тело, сделал его таким же сильным, таким же выносливым, как дух, и закалил свою волю в горниле тюрьмы. Он потерял много крови, так много, что ощущал это физически – слабость, головокружение, черные точки перед глазами, – но упорно двигался дальше, не обращая внимания на собственное состояние.

Наконец, ему повезло. Миновав один или два густых пролеска, на значительном расстоянии от тюрьмы, он наткнулся на маленький дачный поселок и, не мудрствуя лукаво, выбил окно в крайнем доме, забираясь в него.

Здесь он мог немного передохнуть.

Он стащил тюремную робу, отшвырнул ее с омерзением в сторону и, схватив какую-то тряпку из числа валяющихся по всему дому, зажал ей рану. Та, что была на ноге, так сильно его не беспокоила – она не кровоточила так и, похоже, пуля застряла где-то в ней, но идти в больницу и просить извлечь ее позволить он себе не мог.

Прихрамывая, он обошел дом, перерывая все, что только можно и небрежно отбрасывая ненужное. Воровство, проникновение на территорию чужой собственности не смущало его – в конечном итоге, срок ему итак светил максимальный, а преступлением больше – преступлением меньше роли уже не играло.

Наконец он наткнулся на аптечку, где с большой радостью обнаружил несколько нехитрых медикаментозных средств, в частности бинт и перекись водорода. Появилась надежда остановить кровь.

Он обильно смочил тряпку перекисью и опять зажал рану, абсолютно не обращая внимания на легкое пощипывание в ней – в свете основной боли оно было совершенно не заметно.

Он уже не был тем Арчибальдом Молле, что некогда лежал, прикованный к постели, получив шесть жалких царапин, изображая из себя жертву чьего-то произвола, нет, – теперь он был Арчибальдом Молле, беглым преступником, плюющим на собственное состояние здоровья, довольно равнодушно относящимся к ранам, да и вообще, куда как более опасным, чем прежде.

Кровь перестала, и Альфа с большим облегчением, кое-как действуя одной рукой, перевязал рану, стараясь затягивать бинт как можно сильнее.

Бегло осмотрел рану на ноге, прощупал. Да, он был прав – пуля застряла внутри, а это значит, что теперь ему предстоит хромать, пока не вытащит ее. Он бы, наверное, вытащил сам, но не хотел терять времени.

«Дальше!» – обжег его мысленный приказ знакомым шипящим голосом, и Арчибальд поморщился. О подселенце он уже успел забыть.

«Дальше мне надо отдохнуть и поесть», – сумрачно отозвался он, – «Человеческому телу требуется топливо».

Мокой умолк, и мужчина продолжил заниматься своими делами. На втором этаже домика, куда он поднимался в поисках аптечки, он заметил платяной шкаф без дверки, а в нем – какую-то одежду, вперемешку мужскую и женскую. Одевать тюремную робу вновь его не тянуло, поэтому он, прихрамывая, отправился снова наверх.

Здесь его ждало некоторое разочарование – штаны оказались ему коротки, а рубахи не сходились на груди: видимо, хозяин этого домика не был столь широк в плечах, как влезший сюда преступник. Он сплюнул сквозь зубы на пол и, натянув рубаху, но не застегивая ее, в коротких штанах, в обуви, которую носил еще в тюрьме, опять отправился вниз. Надо было поесть, но искать еду в явно не часто используемом доме смысла, должно быть, не было.

Он нашел небольшую кухоньку и несколько бутылок с чистой водой. Перерыл, выбрасывая на пол содержимое, шкафчики. Нашлась упаковка быстрорастворимой лапши.

Оглядевшись, он обнаружил чайник и, сделав несколько больших глотков из одной из бутылок, почувствовал себя спокойнее. Что ж, перекусить есть чем, с голоду он не умрет… Это радует.

«А ведь у Доминика Конте сегодня день рождения», – он ухмыльнулся, обращаясь мысленно к своему странному спутнику, к этой тени, решившей подселиться в его тело, – «Хороший я сделал ему подарочек, однако».

«Ссс моей помощщщью!» – прошипела в ответ тень, – «Дальшшшеее…»

«Успокойся, вскоре отправлюсь дальше», – он вздохнул и, услышав щелчок электрического чайника (электричество в доме отключено не было), возвещающего о кипении, с удовольствием открыл картонную упаковку, затем наливая воду в бумажное подобие миски. В воздухе сразу потянуло приятным, безмерно вредным для здоровья запахом.