Текст книги "Страж ночи"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Сьюзен ВИГГЗ
СТРАЖ НОЧИ

Глава 1

Венецианская республика. Февраль 1552 года

Этот день был необычным для Сандро Кавалли. Войдя в залитую солнечным светом просторную студию, он внезапно увидел обнаженную женщину. И хотя пристально разглядывать натурщиц было не в его правилах, на сей раз этот благородный синьор задержался в тени мраморной арки, забыв о неотложном деле, приведшем его к художнику Тициану.

Долг чести требовал, чтобы Сандро как-то дал знать о себе и отвел в сторону полный благоговения взгляд, позволив женщине прикрыться прозрачной легкой накидкой, лежавшей на диване рядом.

Но впервые за свою тридцатидевятилетнюю жизнь Сандро Кавалли оказался не в силах совладать с собой.

Не подозревая о присутствии постороннего, женщина мечтательно смотрела в окно, открывавшее вид на купола соборов, трубы каминов и черепичные крыши Венеции. Ее рука скользила по подушкам с необыкновенной чувственностью.

Испытывая постыдное удовольствие, Сандро впитывал в себя красоту натурщицы подобно тому, как знаток вдыхает аромат чудесных духов. Через застекленную крышу на нее струились редкие лучи зимнего солнца. Женщина сидела, вытянув одну ногу и поджав другую, расслабленные пальцы руки, покоившейся на колене, напоминали поникшие лепестки лилии. Интимные уголки тела были скрыты тканью, еще более подчеркивавшей ослепительный блеск наготы.

Но ошеломляло не только отсутствие одежды, поразительное впечатление производил и цвет ее волос. В то время как эталоном женской красоты считались длинные золотистые локоны, волосы незнакомки, ниспадавшие шелковистой волной, были иссиня-черными и блестели, как антрацит. Одна выбившаяся прядь струилась по плечу, опускаясь на грудь.

На созданной мечтой сластолюбца белой груди с мягкими сосками цвета созревшей сливы и задержался взгляд Сандро, прежде чем опустился ниже, к гладкой ягодице и таинственной тени у вершины сомкнутых бедер.

Эта женщина из плоти и крови показалась ему призраком, богиней, пришедшей из тумана далеких времен, чтобы облагодетельствовать своим присутствием очарованных смертных.

Сандро почувствовал, что вспотел. Так возжелать незнакомку! Что с ним? На какое-то мгновение он совершенно позабыл о цели своего визита в дом Тициана, Очарование натурщицы заставило вспомнить, что когда-то и он был пылким молодым мечтателем.

Непрошенные воспоминания взволновали душу. Недовольный собой, Сандро отогнал невольные фантазии и откашлялся.

– Прошу прощения, синьора! Могу я спросить, где маэстро?

Женщина повернулась. На ее лице не было ни испуга, ни смущения – только вежливое любопытство. Необычно большие синие глаза смотрели лукаво. Юное лицо, свежее и трепетное, поражало тонкостью своих черт.

– Он ушел за голубем, – ответила она, поднимаясь с дивана.

Высокая. Высокая и потрясающе красивая. Каждый изгиб ее роскошного тела волновал и дразнил. Теперь уже злясь, Сандро хмуро смотрел, как натурщица снимает с крючка синюю шелковую накидку, оборачивает вокруг себя и завязывает на талии. Склонив голову набок, она взглянула на гостя, заметив, наконец, его смущение.

– Вы что-то не похожи на человека, который когда-либо покупал голубей!

– А зачем они мне? – удивился Сандро. – Я и на самом деле никогда не покупал голубей.

– Маэстро потребовался голубь для портрета, – объяснила незнакомка, кивая в сторону мольберта.

Жест был плавный, изящный.

Любопытно. Сандро снял черную бархатную шапочку, сбросил с плеч черный, с алой подкладкой плащ, перекинул его через спинку стула и подошел к мольберту.

На его взгляд, картине слегка не хватало скромности, хотя в композиции явно ощущался талант Тициана. Игра света и тени придавала полулежащей женщине поразительно яркое сияние. Налитая, словно напоенная весенним дождем почка, она была изображена на ложе, покрытом легкой тканью, а сверху, через распахнутые ставни, низвергался каскад золотых монет.

– Даная, – хрипло произнес Сандро.

– Да, богиня-девственница, очаровавшая Зевса. Нравится?

– Я же не Зевс!

Но Сандро не мог отвести глаз от картины. Первое впечатление – Даная преисполнена страстью, вожделением, однако, внимательно вглядевшись в лицо, он понял: восторженный взгляд выражает идею более величественную, нежели исступленное наслаждение. У женщины на картине был вид невинной девушки с широко открытыми глазами и одновременно… многоопытной куртизанки.

– Вам неинтересно, о чем думает Даная? – натурщица стояла за спиной, совсем рядом. Сандро ощущал ее дыхание.

Гость застыл. Притворившись, будто рассматривает дымку облаков на заднем плане, он на самом деле, любовался соблазнительной грудью женщины.

– Боюсь, я не очень сведущ в искусстве, – Сандро повернулся к незнакомке.

Она стояла так близко, что можно было видеть, как в ее темно-синих глазах преломляется свет зимнего солнца.

– О! Тогда останьтесь, м… м… – девушка прикусила губу, как это обычно делал Сандро.

От ее слов у него запершило в горле.

– Кавалли. Сандро Кавалли, – прокашлявшись, представился он.

Натурщица подошла еще ближе, глаза были полны восхищения.

– Вы… Страж Ночи?

– Да, – ответил Сандро, зная, что его род занятий вызывает трепетный интерес. – А вы?

– Лаура Банделло.

«Лаура Петрарки, – подумал Сандро. – Да, эта женщина может вдохновить мужчину на стихи! Какого-то другого мужчину, – напомнил он себе, – но не Стража Ночи! Его поэзия – это ритм преступного мира и размер отчаявшихся душ».

Лаура смотрела на Сандро так, как будто у него над головой светился нимб.

– Мой господин, я слышала о вас столько удивительного! Вы вырвали из рук турок корабль с похищенными женщинами, – перечисляя его заслуги, Лаура загибала пальцы, – вы защитили от французов соляные копи Равенны, не позволили германским ландскнехтам закрыть приют!

Лицо девушки горело восхищением, в голосе слышалось восторженное придыхание. Сандро смутился и вновь откашлялся:

– Да, правда, вот только искусству ходить по воде я так и не обучился.

Смех Лауры прозвучал подобно перезвону хрустальных колокольчиков, и в этот миг она показалась ему каким-то неземным существом. В сиянии света, льющегося из готического окна, девушка была подобна легкой дымке над лагуной – радостное и воздушное создание.

– Маэстро скоро вернется, – сказала натурщица – Не хотите ли вина?

У Сандро перед глазами встал изуродованный труп, найденный на рассвете. Некогда ему бездельничать, развлекая разговорами эту юную красавицу!

– Хорошо, я с удовольствием выпью с вами немного вина, – с удивлением услышал он свой голос.

Лаура подошла к высокому шкафу и стала осторожно отодвигать горшочки с краской и перепачканные полотна, двигаясь столь грациозно, что гость понял, почему Тициан выбрал, именно эту девушку для воплощения в жизнь задуманной картины. А когда она склонилась, рассматривая кувшины в плетеных корзинах, и ее бедра соблазнительно обозначились под тонким шелком, Сандро пришлось напомнить себе, что он христианин и защитник женской добродетели, но тело при этом упорно доказывало, что кроме того, он еще и здоровый мужчина, в жилах которого течет кровь, а не водица.

– Что бы вы хотели? – спросила она, обернувшись.

«Тебя», – подумал Сандро, стиснув зубы. На какое-то время он потерял дар речи.

– Есть чудесная марсала из лучшего урожая за последние сорок лет. Или, может, вот это, имбирное? Маэстро получил его в подарок от одного купца из Смирны.

– Не имеет значения. Мне все вина кажутся одинаковыми.

Лаура быстро выпрямилась. Под прозрачной накидкой соблазнительно затрепетала грудь.

– Не разбираетесь в живописи, не цените вино… А я-то считала, что все патриции – знатоки вин, литературы, искусства и наук.

– Но не тот, который перед вами, – хмуро ответил Сандро.

– Боже, как может человек вашего возраста не разбираться в винах? Давайте попробуем имбирное, – предложила Лаура, наполняя два бокала из муранского стекла. – Маэстро уверяет, что оно сладкое.

Протянув ему один кубок, она сделала глоток из другого. Опущенные веки, влажные полураскрытые губы… Даная в предвкушении экстаза, в ожидании того, кто купит ее благосклонность.

Лаура открыла глаза, и Сандро чуть не утонул в их божественной синеве.

– По-моему, никакое вино не бывает слишком сладким, – она дотронулась краем своего бокала до бокала Сандро. – За вас, мой господин!

– И за вас! – он осушил бокал одним глотком.

Вино оказалось сладким, как мед, и почти таким же густым, совсем не по его вкусу… Но тогда для чего он снова протягивает бокал?

– Теперь помедленнее, – заметила красавица, вновь наполняя бокалы, – вином, как, впрочем, и другими удовольствиями, нужно наслаждаться неторопливо, смакуя ощущения.

В последнее время Сандро даже не помышлял о наслаждениях, с головой уходя в работу. Сомнительное удовольствие – задерживать преступников, хватать воришек и присматривать за разжиревшей знатью.

– Вы здесь по делу, мой господин?

– Да.

Она рассмеялась.

– По краткости ваших ответов и нежеланию их хоть чуточку приукрасить, я так и поняла.

В Лауре, как заметил Сандро, была одна примечательная черта: она, казалось, ни на секунду не оставалась в покое, постоянно находясь в движении – то приглаживая локон, то перебирая пальцами край накидки, то проводя рукой по подоконнику… И как только удается Тициану запечатлеть ее облик на холсте?

– Нет, – помолчав, ответил Сандро, – вы не угадали причину краткости моих ответов. Просто человеку в моем положении необходимо быть сдержанным.

– Сдержанным… – Лаура произнесла слово так, словно пыталась почувствовать его вкус.

Подбоченившись и добродушно подразнивая гостя, она промолвила:

– Но от женщины моего положения едва ли можно ожидать сдержанности. Сестра Лючия частенько упрекала меня за отсутствие выдержки.

«Мне нет никакого дела до выдержки или же отсутствия таковой у этой красавицы, – сказал себе Сандро – И до сестры мне тоже нет никакого дела». Но неотразимое обаяние девушки не позволило ему оборвать беседу.

– Сестра Лючия?

– О, сколь вы внимательны и благовоспитанны. В умении поддержать разговор вам не откажешь. – Манера разговора и взгляд натурщицы были безжалостно непочтительны. – Я говорила о сестре из Санта Марии, Челесте, – Лаура отвернулась и принялась рассматривать хорошо ей знакомый вид, открывавшийся из окна.

Канал был усеян гондолами, перевозившими купцов и патрициев. Желтые грузовые лодки доставляли в город продовольствие. Прямо напротив располагалось большое здание с фасадом из истрианского камня.

– Я выросла в монастыре, – пояснила Лаура.

Она обхватила себя руками, словно ей было холодно.

– Отца я никогда не видела, – добавила она.

Проявляя внимание и благовоспитанность к собеседнице, Сандро поинтересовался:

– А мать?

– Она отдала меня в монастырь. Вернее, продала, – голос девушки звучал сухо и отстраненно, как у покупателя, делающего заказ.

Вздоха гостя она не заметила.

– Продала вас?

Лаура обернулась, и Кавалли обратил внимание, что в ее глазах затаилась печаль. Он догадался: она пытается скрыть, какую боль, доставляют ей воспоминания.

– Сестры из монастыря взяли меня помогать по хозяйству.

Как бы предвидя негодование собеседника, Лаура, оправдывая мать, добавила:

– Мы были нищими. У нас и дома-то своего не было. А деньги, выплаченные сестрами, мама потратила на то, чтобы поскорее покинуть Венецию. Она ненавидела этот город, говорила, что слишком много несчастий принесла ей здесь жизнь.

В глазах девушки мелькнул лучик давно угасшей надежды:

– Мама обещала, что когда удача ей улыбнется, прислать кого-нибудь за мной, но… – Лаура зябко повела плечами, – с семи лет я ее больше не видела и ничего не слышала о ней.

Сандро потер рукой подбородок. Ему трудно было представить эту уверенную в себе красавицу маленьким испуганным ребенком, оставленным матерью на попечение монахинь.

– Вы решили покинуть монастырь? – спросил он. – Сестры, должно быть, настаивали на вашем пострижении?

– Вовсе нет, – Лаура подошла к столу с блюдом зимних, слегка сморщенных яблок, выбрала одно и протянула гостю.

Поколебавшись, он взял, произнеся про себя: «Ева».

Девушка села на низкий красный диван.

– Мой господин, меня никогда не привлекала монашеская жизнь. Я собираюсь стать великой художницей.

Рука Сандро с яблоком застыла у рта.

Лаура рассмеялась.

– Вы так на меня смотрите, что можно подумать, что я собралась водить колесницу, перевозящую покойников на тот свет. Неужели так странно, будто женщина решает стать художником?

– В общем… да, я нахожу это… гм… необычным.

Лаура наклонилась, ее губы насмешливо изогнулись.

– Мой господин, вы меня разочаровываете! Я полагала, что человек, ответственный за тишину и покой Венеции, не может иметь столь нелепых предрассудков. Или вы считаете, что женщины вправе выбрать только одну из трех возможностей: стать женой, монахиней или проституткой? Надеюсь, вам все же покажется нелепым осуждать меня за то, что я захотела несколько расширить этот перечень.

Сандро скользнул по девушке взглядом и не удержался от замечания:

– Две первые возможности, по крайней мере, уж наверняка несколько расширили бы вас в талии.

Лаура хлопнула ладонями по коленям.

– А вы не лишены чувства юмора!

– Изредка оно дает о себе знать.

Сандро надкусил яблоко и с удивлением обнаружил, что оно хорошо сохранилось и было почти таким же сочным, как только что сорванное с ветки.

– Простите, но возникают сомнения, хватит ли у вас сил переносить все тяготы и лишения, неизбежно сопровождающие художника в его жизни.

Девушка вскинула брови, поднялась с дивана и протянула руку.

– Идемте! Вы сами решите, достойны ли мои работы принятого мной решения.

Сандро не хотел брать ее за руку, не хотел, чтобы она вела его за собой, но любопытство одержало верх, он подчинился. Удерживая в своей ладони хрупкие пальцы, он ощущал, как мягка и шелковиста была кожа девушки. Волосы Лауры пахли жасмином, и аромат был столь пленителен, что Сандро захотелось остановиться и, притянув натурщицу к себе, вдохнуть его полной грудью. С трудом он подавил этот безудержный порыв.

Они прошли в боковую нишу студии. Из полукруглого окна виднелось море. Посередине небольшой площадки стоял мольберт.

Кавалли выпустил руку Лауры и подошел к мольберту. Помещенная на нем картина поразила его. В отличие от полотен, которые ему доводилось видеть прежде, картина Лауры не содержала в себе ни мифологических, ни христианских образов. На ней была изображена простая венецианская семья, вышедшая на прогулку. Любовь художницы к людям и природе светилась в каждом мазке. На траве, сверкавшей утренней росой, сидела женщина, раскинув по земле широкую юбку скромного белого платья. В руках она держала книгу в золотом переплете. Справа стоял маленький мальчик, склонившись к матери.

Сандро показалось, что у ребенка лицо шаловливого херувима. Позади женщины был изображен высокий мужчина в одежде кондотьера. Пальцами он нежно касался локонов жены. Старуха, одетая в темное, находилась чуть поодаль, под цветущим каштаном. Ее лицо, несколько повернутое в сторону, разглядеть было трудно из-за тени, отбрасываемой ветвями Напряженная поза фигуры указывала на желание уйти. Сандро старуха показалась настолько живой, что он чуть было не протянул руку в стремлении вытащить ее из тени на свет, чтобы получше рассмотреть. Ему захотелось присоединиться к этой семье и послушать, о чем читает женщина, может быть, даже коснуться ее мягких золотистых волос жестом стоявшего позади мужчины.

– Чудесно! – сказал он, преисполнившись восторга.

– Я бы сочла ваши слова за комплимент, ведь вы говорили, что не разбираетесь в живописи, – Лаура вновь его подразнивала, но ее щеки зарделись от похвалы.

– В детстве я был совершенно равнодушным к учению ребенком. И, став взрослым, остался чужд искусству, но когда на меня что-то производит впечатление… – Сандро замолчал.

Никогда раньше не баловал он женщин поэтическими сравнениями – сейчас же готов был сообщить собеседнице, что ее румянец напоминает ему алость свежей розы.

Однако прежде чем он успел сообразить, что происходит, Лаура схватила его руку и прижала к своей груди. Ее сердце стучало, кожа под тонкой шелковой накидкой показалась ему такой теплой…

– Мой господин, вы либо бессовестный льстец, либо добрый, отзывчивый человек.

Он отнял руку.

– Никогда не льщу людям! Лесть сродни лжи, а лгунов я презираю. Но добрым человеком я себя также не считаю. Кое-кто, пожалуй, умер бы от смеха, услышав, как вы меня характеризуете, – возразил Сандро. – Однако, я говорю, что думаю. У вас необычное мастерство художника.

– О, нет, – ответила Лаура, – вы путаете мастерство с талантом! Мастерства мне как раз не достает, поэтому я и беру уроки у маэстро Тициана, но, не имея возможности их оплатить, позирую для его картин. На ее лицо легла тень тревоги.

– Живопись занятие дорогостоящее, – продолжала она, – а брать плату за свои работы я не могу, пока не принята в Академию. И вряд ли это когда-нибудь случится. Увы, женщинам в Академии не рады.

Лаура кивнула в сторону картины:

– Посмотрите, мужчину я расположила позади женщины.

– Чтобы показать почтение к ней?

– Чтобы скрыть, что я не умею рисовать мужчин!

Заметив недоумение во взгляде Сандро, она усмехнулась:

– Видите ли, мне, как женщине, запрещено рисовать обнаженных натурщиков.

– Рад это слышать.

– В вас говорит мужчина, что весьма огорчительно.

Лаура взяла с полки тяжелый альбом и стала перелистывать страницы.

– Туника, например, на изображенном мною мужчине выглядит так, будто долго лежала в сундуке. Помимо мужской анатомии, у меня трудности с перспективой, да и с композицией…

– Позвольте мне взглянуть, – Сандро взял альбом и, пока Лаура перечисляла свои недостатки, рассматривал рисунки распускающегося миндального дерева, резвящегося терьера, прачки с плетеной корзиной для белья, колпаков каминных труб и очаровательной надменной африканки.

Он был поражен: Лаура обладала проницательным острым взглядом, способным уловить самое незаметное движение и тончайшее чувство. В свои рисунки она вдохнула жизнь, придав нанесенным на бумагу линиям реальные пространственные формы, подобно чародею, касанием волшебной палочки оживляющему разные предметы.

Внимание Сандро привлекло изображение молодой женщины, склонившейся над столом с карандашом в руке. Уродливая, с торчащим позади горбом и лицом, искривленным болью, она, казалось, светилась изнутри, совершенно поглощенная своим занятием. Лаура не смеялась над ее уродством и не ужасалась ему. Она изобразила горбунью с чувством глубокого сострадания.

– Это Магдалена. Послушница из монастыря. Мы с ней дружим с детских лет.

Художница перевернула лист, а на следующем оказалась необычно красивая пожилая женщина в монашеской одежде.

– А это ее мать, Челестина.

– Монахиня? Она вдова?

– Не думаю. Челестина никогда не говорила, кто отец Магдалены. Поговаривают, это ее духовник.

– А что это за склянки перед ней?

– Сестра Челестина – алхимик.

– Необычное занятие для монахини, – заметил Сандро.

– Вы не любите ничего необычного, верно, мой господин? – спросила Лаура.

Дожидаться ответа она не стала и продолжила:

– Порой целыми днями Челесгина смешивает для маэстро Тициана краски. Иногда такое получается! Однажды случился взрыв и загорелось все правое крыло здания. Челестину бы, наверное, прогнали из монастыря, но у нее есть покровитель, делающий щедрые пожертвования на нужды обители, однако имени его никто не знает.

– Когда вы покинули монастырь, Лаура?

Она была довольна тем, что он назвал ее по имени.

– Около шести месяцев назад. Я исписала фресками весь монастырь и украсила рисунками огромное множество книг. Настоятельница монастыря стала жаловаться, что я трачу слишком много денег обители на кисти, краски и прочие необходимые для работы материалы. Да мне самой надоело изображать сцены на одни лишь библейские сюжеты. Вот я и ушла из монастыря.

Сандро нахмурился.

– Вы расписывали монастырь? Дозволено ли мне будет как-нибудь взглянуть?

Лаура кивнула, черные атласные волосы заструились по плечам. Если бы Сандро был поэтом, он сравнил бы их с полуночной волной или кружевом, колышущимся от легкого ветерка.

– Уже в десять лет я украшала рисунками книги. Один часослов послали лично Его Преосвященству, который его похвалил. Его одобрение убедило сестер снабдить меня красками, что сама сделать я не могла, и тогда мне позволили писать образа, триптихи, фрески.

– Любопытное становление художника, – подумал вслух Сандро.

– Да, но боюсь, что не окончательное.

– И поэтому вы покинули монастырь?

Лаура отвела глаза. Сандро хорошо знал, что означает, когда человек вдруг начинает избегать взгляда собеседника.

– О чем вы умалчиваете, мадонна?

– С чего вы взяли, что я о чем-то умалчиваю?

– Вы сильны в живописи, а я в поисках правды. Так какова подлинная причина?

– Мне не по душе было то, что творится в обители.

У Сандро запершило в горле.

– Вы хотите сказать, что не интересовались постами, мессами и уединенными молитвами?

Лаура с досадой махнула рукой.

– Вижу, вы не отстаете, пока я не расскажу. Дело в том, что некоторые сестры имели… неблагопристойные отношения с наезжающими в обитель монахинями, и был среди них один… Его звали Луиджи. Особенно он любил юных послушниц. От меня же святой отец получил коленом под зад.

– Браво! – воскликнул Сандро, уже обдумывая, как устроить монаху-сластолюбцу длительное паломничество в Иерусалим на борту самого гнилого и разваливающегося на щепки судна, какое только разыщется в Венеции.

Лаура ослепительно улыбнулась.

– Я совершенно уверена, что женщина может вступить в интимные отношения с мужчиной только по одной причине…

–… по любви, – одобрительно кивнул Сандро. – Совершенно с вами согласен.

– Однако, я вовсе не это собиралась сказать. Я полагаю, женщина может решиться на близость с мужчиной только… из-за денег, – она едва сдерживала смех.

У Сандро похолодело в груди. Он швырнул альбом на стол и гордо прошествовал из боковой ниши, где устроила себе мастерскую Лаура, в студию Тициана. Черт бы побрал эту красавицу. Жизнь давным-давно лишила его иллюзий, но сейчас на какое-то время ему захотелось поверить вновь, как в детстве, что в мире нет ни порока, ни зла. Сандро решил, что не стоит злиться. Ведь воспитывали эту девушку монахини, ничего не знающие о любви.

Лаура последовала за ним. К удивлению Сандро, она оставалась невозмутимой. О крутом нраве Стража Ночи знала вся Венеция, а эта девушка, рассердив его, улыбалась, да еще так ослепительно! Ее улыбка обезоруживала.

– Мой господин, я докучаю вам. Давайте лучше поговорим о вас.

– О себе я говорить не люблю.

– Подобно вам, я не отстану, пока вы не расскажите мне о себе, – Лаура тряхнула головой и в темных волосах, казалось, мелькнуло голубое мерцание.

Подавив невольное восхищение, Сандро поправил воротник своей батистовой рубашки.

– Ну что ж! Пожалуй, вы правы, я должен отплатить той же монетой в благодарность за ваш откровенный рассказ. У меня есть дочь, Адриана. Недавно она вышла замуж за наследника Капо из Совета Десяти.

– Глава Совета? – глаза Лауры округлились, она даже присвистнула. – Вот это да! Ну и повезло же ей!

Да эта натурщица, кажется, насмехается над ним. Кавалли нахмурился.

– Мой сын, Марк-Антонио, ведет семейное дело по торговле кораблями и вскоре получит место в Сенате.

– Вы, должно быть, гордитесь обоими, – в голосе девушки звучала уже не насмешка, а, скорее, тоска.

«Видимо, порой она думает о покинувшей ее матери и отце, которого и вовсе не знала», – решил Сандро.

– А ваша жена? – поинтересовалась Лаура.

– Она умерла, – бесстрастно ответил Сандро.

– О, извините… Вы ее любили?

– Мы поженились, когда мне было пятнадцать лет. Брак был заключен по соглашению между родственниками, – Сандро скорчил гримасу, воспоминания нельзя было назвать приятными.

Ему не довелось выбирать себе невесту. Решение за него приняли родители, и он повиновался – не столько их воле, сколько своему собственному непреклонному чувству долга.

– Я получил ее персидские специи, она – мое муранское стекло.

– И долго вы уже вдовствуете, мой господин?

– Жена умерла двадцать лет назад, – Сандро провел носком башмака по мраморному полу. – Не знаю, почему я вам об этом рассказываю.

– Каждому иногда бывает необходимо выговориться, снять камень с сердца.

– Нет у меня на сердце никакого камня, мадонна.

Лаура усмехнулась.

– Странно! Я думала, невозможно не согласиться с очевидным утверждением. Но… отчего же умерла ваша жена?

– Вы хотите знать, не были ли причиной смерти роды, болезнь или самоубийство?

Сандро хотелось высечь натурщицу: она заставила его заново пережить позор прошлого.

– Вас интересует, не был ли я слишком скуп, прижимист и не волочился ли за другими женщинами, не так ли?

– Мой господин, если вы не желаете отвечать мне…

– Это случилось при взрыве Арсенала в 1532 году. Кто-то поджег магазин, в котором продавался порох, – он выглянул в окно. – Вон там, в восточной части города, двадцать лет назад находился Арсенал.

Сандро снова вспомнил панику, ужас и боль, охватившие его в ту ночь.

– Не понимаю, мой господин, что такая благороднейшая синьора, как ваша жена, могла делать в этой части города.

Страж Ночи в упор посмотрел на собеседницу.

– Она пошла туда, чтобы встретиться со своим любовником, галеотто.

– Любовник вашей жены был гребец с галеры? – у Лауры перехватило дыхание.

– Да. Вы потрясены, мадонна? Полагаю, вы догадываетесь, сколь мало приятных чувств испытывает мужчина, узнав об измене жены.

Натурщица бросила на него лукавый взгляд.

– Я думала о другом: в чем заключалась природа вашего несоответствия?

– Несоответствия?.. – краска гнева залила лицо Сандро до корней волос. – Почему вы думаете, что я в чем-либо не соответствовал жене?

– Ну, должна же была быть какая-то причина, почему ваша жена обратилась к другому мужчине за утешением.

Сандро был настолько потрясен словами девушки, что не сразу подыскал ответ. Никогда прежде никто не осмеливался предположить что-либо подобное, хотя в глубине души он понимал: в замечании Лауры есть доля истины. Раздраженный беседой и отсутствием Тициана, встретиться с которым ему было крайне необходимо, Сандро погрузился в угрюмое молчание.

– Простите, что вмешиваюсь, – сказала Лаура.

Но, видно, вмешиваться в чужие дела было неотъемлемой чертой ее характера – она тут же с неослабевающим интересом принялась расспрашивать его о том, что не касалось ее ни в какой степени.

– Мне так хочется, чтобы вы рассказали о очередном преступлении, расследуемом сейчас вами!

– Да что у вас за интерес к моим делам?!

– Интерес художника! Не могу же я писать портреты, не разбираясь в людях! А это преступление, оно…

– Нет! – Сандро резко взмахнул рукой. – Если я вам расскажу о нем, то вы уже не останетесь столь юной и прекрасной, какой мне кажетесь сейчас.

Девушка замерла, вино же тонкой струйкой продолжало литься в бокал. Впервые Кавалли увидел Лауру совершенно неподвижной, подобно Данае, с таким мастерством изображенной Тицианом, пылкой и восторженной, как олицетворение неземного очарования.

– Мой господин… – прошептала натурщица, заметив, что вино, переполнив бокал, льется на стол.

Вдруг она бросилась к нему и, прежде чем Сандро успел сообразить, что происходит, Лаура уже обняла его за шею и, приподнявшись, нежно поцеловала в губы.

Отклик его тела оказался молниеносным. Могучее примитивное желание захлестнуло Стража Ночи. Лишь усилием воли, закаленной годами, ему удалось заставить себя отступить подальше от девушки.

У Лауры были влажные полные губы, в глазах светилось удивление.

– Мой господин, простите, я, кажется, забылась.

– И мне так показалось, надеюсь, что ничего подобного не повторится.

– Просто раньше ни один мужчина не заботился обо мне так, никого не тревожили мои чувства, – Лаура прижала руку к груди. – Я тронута, мой господин. Вы добрый и…

– Нет, – поспешно возразил Сандро, – дело всего лишь в том, что я не люблю, когда в мои дела вмешиваются чрезмерно порывистые юные натурщицы.

– Очарователен, как всегда, Сандро? – донесся от дверей веселый голос. – Страж Ночи должен уметь найти подход к любой женщине!

– Маэстро! – не обратив внимания на насмешливое замечание вошедшего, Кавалли с протянутой рукой направился к Тициану Вечеллио, самому знаменитому художнику Венеции. – Я думал застать вас дома, но обнаружил в студии лишь одну юную девушку.

– Вижу, вы познакомились с Лаурой.

– А вы, как я вижу, теперь разыскиваете натурщиц по монастырям!

– Господин только что закончил рассказывать мне о своей покойной жене, – вставила Лаура.

Брови Тициана удивленно приподнялись. Он знал, что Сандро имеет славу человека скрытого, и удивился: как только ей удалось вызвать его на откровенность!

– А голубя вы принесли? – спросила Лаура.

Приподняв край накидки, она грациозно прошла мимо мужчин.

Тициан снисходительно улыбнулся. Темноволосый, с острой бородкой, внушительного телосложения, с врожденной грацией, он напоминал сатира, созерцающего очередную добычу.

– Вместо голубя я принес… – художник жестом подозвал слугу.

Круглолицый, с живыми глазами мальчик лет двенадцати вошел в студию. Под мышкой он держал маленькую темношерстную дворняжку.

– Какая чудесная собачка! – воскликнула Лаура, присев и хлопнув себя по коленям.

Собачонка выскользнула из рук мальчика и засеменила к ней, виляя хвостом. Она взобралась к девушке на колени и принялась лизать ей лицо.

– Какой милый песик! – продолжала восхищаться Лаура.

Сандро с отвращением отвернулся.

– Стражу Ночи не дозволено любить собак? – добродушно укорила натурщица. – Подойдите же и почешите это очаровательное существо за ушком!

– Когда же он в последний раз играл с собакой? – пытался вспомнить Сандро, подходя к девушке. – Да и было ли такое вообще?

Дворняжка от Лауры бросилась к Кавалли. Ее внимание привлек высокий сапог. Маленькие острые зубы прокусили тонкую кожу обуви и впились в большой палец на правой ноге Сандро.

– Черт возьми! – ругнулся он, стряхивая пса со своего сапога.

Собачонка повисла в воздухе, но не ослабила хватку, лишь издала негромкое рычание.

– Ради бога! – отбивался Кавалли. – Эй! Кто-нибудь! Отцепите же от меня это животное!

– Не обижайте малыша, – сказала Лаура.

– Малыша…?

– Да не размахивайте вы так ногой!

Пробормотав что-то ласковое, она обняла злобно ворчащего щенка и оттащила подальше от ноги гостя.

Заворчав, песик подбежал к плащу обидчика, небрежно приподнял заднюю лапу и обмочил дорогую алую подкладку.

Сандро закатил глаза:

– У меня с утра было предчувствие, что день сложится неудачно!

Все еще смеясь, Тициан смахнул с лица слезы.

– Что вы сказали, мой друг?

– Ничего, – Сандро скрипнул зубами. – Послушайте, маэстро, у меня к вам важное дело.