Текст книги "Просто дыши"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
9
Аврора взорвалась гневом, а Уилл тем временем неторопливо закончил обед. Опыт научил его, что нет смысла бежать за ней в комнату, когда она в таком настроении. Она рыдала о несправедливости мира и отказывалась слушать все, что он говорил. Ей нужно было время, чтобы остыть; затем он разгребет пепел сгоревших обид и попытается разобрать дело.
После долгого дежурства он пришел домой в надежде на мир и покой, он собирался проверить почту и счета, может быть, сыграть раунд в один-один со своей дочерью на подъездной дорожке. Однако в последнее время он никогда не знал, что ожидает его дома. Его прежде веселая, предсказуемая дочь проходила через болезнь роста, и пока он видел больше боли, чем взросления. Она научилась обезоруживать его, поднимая вопрос о своей матери. Он не мог сказать, вправду ли она испытывает страшную боль от того, что сделала Марисоль, или это просто способ достать его.
Чувствуя себя усталым, он поднялся и отнес посуду в раковину, оставив тарелку Авроры на столе. Это было правило, и он, черт побери, не собирается его менять только потому, что подростковые гормоны сотрясают ее тело.
Да, это было так. Его солнечная, смешная дочка, чье лицо обычно было открытым, как цветок весной, была похищена. Ее место заняла незнакомка, которая вечно была не в настроении, которая спорила и бросала вызов, чье тайное молчание ставило его в тупик, чьи раны он не мог ни видеть, ни исцелить.
Черт. Она пугала его – факт, в котором он едва смел признаться самому себе. Однако это было правдой. Уилл Боннер, капитан пожарной службы и первоклассный служака, ужасно боялся сделать что-нибудь не так с этим ребенком, который стал таким уязвимым и нуждающимся в защите. Это была жизнь, а не игрушка, и все имело огромное значение. Он боялся, потому что не хотел раздувать пламя. Он постоянно спрашивал себя: «Не был ли я груб с нею? Или слишком мягок? Должен ли я сменить этот сумасшедший график работы и поискать доктора? Мать?»
Эти мысли одолевали его иногда, когда Аврора поднимала эту тему. Ему казалось, что он без проблем справляется с родительскими обязанностями. Но пубертат ударил по ней, и возникла новая, напряженная динамика. Внутри она уже была молодой женщиной, и эта Аврора была для него незнакомкой, и, похоже, у нее были нужды, которые он не мог удовлетворить. Но мать – это не то, что он может раздобыть одним движением брови.
Измученный тревогой и неуверенностью, он собрал ее тарелки и убрал ее часть стола. У него не было команды следователей, чтобы помочь решить эту задачку. Он хотел защитить свою дочь и подарить ей счастливую жизнь, но, несмотря на все его усилия, она ускользала от него, и он не знал, как ее вернуть.
– Специальная доставка, – раздался голос у задней двери.
Уилл вышел, чтобы открыть сестре. Впереди нее шел огромный букет белых пионов, Брайди вошла в кухню и положила цветы на стойку.
– Осталось после этой свадьбы в Саусалито, – объяснила она. Цветочная ферма их родителей делала прекрасный бизнес на свадьбах. – Я думала, Авроре они понравятся.
– Спасибо, но теперь Авроре ничего не нравится.
– Значит, мы не в настроении, – заключила она.
– Мы в говнистом настроении, – признал он. – Этот ребенок может раздуть пожар из ничего. Сегодня она разыгрывала карту «ты не моя мать» и посылала к чертям все… – Он едва мог вспомнить. – Все на свете.
Брайди нашла под плитой пару кувшинов, расстелила на столе газету и вооружилась ножницами. Глядя на нее, Уилл внезапно понял: цветы хороши сами по себе. Он бы оставил букет на стойке, вот и все. Ему бы не пришло в голову ставить цветы в вазу или кувшин. Чем больше Аврора действовала как девочка, тем труднее ему было за ней угнаться.
– Ты знаешь, братец, – сказала Брайди через плечо. – Я не могу назвать себя экспертом по части воспитания детей, но это кажется мне нормальным поведением подростка.
– Что может быть нормального в том, чтобы быть такой ужасной?
– Это пройдет, словно утренний туман. Посмотришь. Через несколько минут она снова станет сама собой.
– Но надолго ли? Я могу упустить ее, а она в ответ возненавидит меня.
– Я бы сказала, что это достаточно обычное явление.
– Что, ненавидеть меня?
– Подумай об этом, Уилл. Она безупречна в любой сфере своей жизни. Безупречна в школе, безупречна, когда она с Эллисоном или со мной, безупречна, когда она с мамой и папой. И все-таки она человек. Она должна каким-то образом выражать свое отношение к тому, что не так безупречно. Безопасным способом. – Она подрезала ножки цветов до подходящей длины.
– И я этот способ.
– Я так думаю. На определенном уровне она знает, что не важно, насколько она плохая, насколько она зла или мятежна, все равно ты никогда ее не оставишь. Ты то мягкое место, куда удобно падать. – Она отступила, чтобы оценить расставленные цветы, поправляя их то так, то этак.
Уилл мгновение молчал. Может быть, Брайди в чем-то права. Может быть, Аврора сохраняет все свое плохое поведение для него. Он никогда, ни в коем случае не бросит ее, и она это знает.
– Я поговорю с ней, – сказал он сестре.
– Дай мне знать, если я чем-то смогу помочь, – отозвалась Брайди. Она сделала паузу и открыла газету. Газета открылась на разделе комиксов.
– Уже читал комиксы? – спросила она.
– Точно. Все так делают.
– Полагаю, что так.
– Почему ты спрашиваешь?
– Моя новая клиентка – художница комиксов. Помнишь Сару Мун из старших классов?
– Конечно, я слышал о семье Мун. – Он нахмурился, пытаясь припомнить имя Сара.
– Она была в твоем классе, болван. Она рисовала анонимные карикатуры, которые высмеивали практически каждого в школе.
Уилл поднес руку ко лбу.
– Я ее помню. – Он припомнил облик тощей блондинистой девушки с резкими чертами, выныривающей из-за угла, когда ты этого совсем не ожидаешь, осматривающей все критическим взглядом Она рисовала горячие пародии на Уилла в школе, изображая его как накачанного стероидами придурка – Она была просто кошмарная. Итак, что с ней?
– Она только что вернулась в Гленмиур.
– О! У нее какие-то неприятности?
– Даже если бы и были, я бы тебе не сказала
Не имеет значения, думал Уилл. Может быть, тайны и сохраняются, но только не в их городке. Он узнает историю Сары Мун по таинственному и невидимому сарафанному радио, скорее раньше, нежели позже.
Часть третья
10
Сара проснулась в спальне своего детства, ее сердце бешено стучало в ужасе. С тех пор как она вернулась в Гленмиур, ее начали мучить ночные кошмары – безымянные, безликие страхи, которые отравляли ее сон и заставляли просыпаться в поту, хватающей ртом воздух Она старалась успокоиться, пытаясь сосредоточиться на знакомых деталях комнаты.
Несколько минут чувство нереальности было почти непреодолимым. Мягко застеленная белая кровать с железными спинками плыла, словно плот, дрейфующий во времени Попрактиковавшись в дыхательных упражнениях, которые она выучила в классе йоги, она залезла поглубже под облако одеяла.
Пот постепенно испарился, и ее сердце забилось в нормальном ритме. Было время, когда она пыталась вспомнить свои кошмары, вытащить их на свет, попытаться узнать их внутреннее значение. Сейчас ей не хотелось вспоминать. Ей просто хотелось избежать их. И она, черт побери, слишком хорошо знала их значение. Она обрезала швартовы своей прошлой жизни и потерялась в море Она была поражена горем, смертельно напугана, физически больна Она в депрессии.
А знать о своем состоянии, к сожалению, еще не значило его выносить. Это просто лишало ее сил, в большей степени, чем когда-либо. Вероятно, ей следовало показаться доктору и получить кое-какие лекарства. Когда Джек был болен, ей предложили целое меню, и успокоительные пилюли значились в самом начале списка. Она не принимала ничего. Странно, но она считала себя обязанной страдать. У ее мужа был рак, и попытаться забыть об этом, принимая пилюли, казалось ей нечестным проявлением трусости. Вместо этого она исчезала в своем искусстве, рисуя, прорабатывая свои эмоции в фигурках на чистом белом листе бумаги.
Но она больше не должна страдать за Джека. Она вообще не должна страдать. Она должна повидать доктора, выписать лекарства, но она была слишком глубоко в депрессии, чтобы вылезти из кровати.
Она и не представляла, что способна столько спать. Прежде она любила вставать пораньше. В Чикаго она просыпалась на рассвете, вместе с Джеком, и делала ему чашку кофе. По радио передавали «Доброе утро», и они каждый погружались в свою часть газеты. Бизнес и спорт для него, редакционные статьи и стиль жизни – для нее, особое внимание она уделяла разделу комиксов.
В самом начале их брака такого сценария еще не было. Тогда утренние новости были последним, о чем они думали. Радио было настроено на сексуальные блюзы или нежную музыку кабаре, саундтрек для новобрачных. Обычно они занимались любовью час или больше, пока Джек не спохватывался, что он опаздывает на работу. Затем, пока Сара смеялась над его торопливостью, он мчался в душ и бросался к машине, английский маффин в зубах, термос с кофе в руках и выражение удовлетворенного мужа в глазах.
Затем, с приходом болезни, пришел конец этим утренним идиллиям. Вместо массажных масел и приглушенных джазовых мелодий, их ночные столики заняли бутылки с пилюлями и пластырями, миски для того, чтобы собирать в них рвоту, списки инструкций от медиков и стопки бесконечных бумаг, касающихся лечения Джека и стоимости этого лечения.
Они не смогли вернуться к тем дням, когда были молодоженами. Сара думала, что она приняла это. Она притворялась, что не обращает внимания на более тихую домашнюю рутинную жизнь, которой они теперь следовали, – сообщения о пробках по радио, шуршание переворачиваемых газетных страниц.
– Я идиотка, – прошептала она низкому потолку своей спальни, ее взгляд проследил за лучом солнца, пробивающимся сквозь занавески. Она говорила себе, что они с Джеком стали более зрелой парой, а не отдаляются друг от друга. Каким-то образом она убедила себя, что эта дистанция – нормальная фаза в любых взаимоотношениях.
Но ей никогда не удавалось убедить себя быть счастливой. Ее подсознание продолжало шептать, что что-то не так. Она устала его затыкать, и лучшее, что ей удалось сделать, – это похоронить себя в работе, мечтая о семье, которая у них однажды будет, и пытаясь обдумывать способы оживить свои интимные отношения с Джеком.
Что за пустая трата времени, думала она теперь, протягивая руку к своему альбому для скетчей и любимому карандашу, которые всегда держала на ночном столике. Она сделала быстрый набросок Ширил, говорящей своей матери Лулу: «Я должна научиться слушать свое подсознание».
И Лулу, саркастическая разведенка, отошедшая от ужасного тридцатилетнего брака, отвечала: «Дорогая, зачем тебе подсознание, когда у тебя есть я».
– О, черт, – сказала Сара. Альбом набросков выскользнул у нее из рук и упал на пол. – Не делай этого, Ширил. Не делай того, что ты собираешься сделать.
Она зарылась под одеяло и закрыла глаза. У Ширил иногда была поразительная привычка занимать ее воображение. Потерять контроль над частью своего воображения – это было своего рода безумие, но Сара не могла отрицать, что такое случалось. Она не знала, что сделает Ширил, пока Ширил не придумывала этого сама.
Сара решила поспать еще немного. Но она знала, что, когда проснется, комиксы примут направление, которого она не планировала. После разрыва с Ричи Ширил собиралась переехать к своей матери.
– В конце концов, это означает, что я еще не совсем сошла с ума, – сказала она редактору по телефону, когда Карен Тобиас позвонила ей на этой неделе.
– Вот как! – воскликнула Карен. Она была редактором странички комиксов в «Чикаго трибюн», которая печатала «Просто дыши», и она дала Саре самый большой отпуск.
– Ну, основная линия начинает выглядеть в точности как моя жизнь, может быть даже слишком. Но когда Ширил переехала к своей матери, ну, это совсем другое. Моя мать умерла несколько лет назад, так что, если бы я переехала к ней, это было бы нечто трагическое, понимаешь?
– Не говоря уже о грубости.
Сара зевнула, удивляясь, как она может быть такой измученной после сна.
– В любом случае я счастлива, что события развиваются таким образом. Это доказывает, что мы с Ширил совершенно отдельные существа.
– Потому что она собирается жить со своей матерью?
– Точно.
– А в данный момент ты живешь где?
– В Гленмиуре, Калифорния, помнишь? Я говорила тебе, что вернулась домой и переехала к отцу.
– И это отличается от истории Ширил… но как?
– Теперь ты перешла к сарказму. Но ты не мой терапевт.
– Это правда. Если бы это было так, я бы точно знала, какой совет тебе дать.
– Мне не нужны никакие советы. Разве Вирджиния Вулф не говорила, что, если она заставит замолчать голоса в своей голове, наступит день, когда ей нечего будет писать.
– Разве Вирджиния Вулф это сказала?
– Может быть, это была Гот.
– И они отлично справлялись со своей работой. – Карен прочистила горло. Затем Сара услышала молчание и вдох и представила себе своего редактора, зажигающую сигарету. Это было не очень хорошо. Карен курила только в периоды сильного стресса. Сара сконцентрировалась.
Раздался еще один вздох, за которым последовал долгий выдох.
– Сара, послушай. Мы реорганизовываем страничку.
Сара не была наивной. Она достаточно давно была в этом бизнесе, чтобы не знать, что это означает.
– А, – сказала она, снова зевая. – Вы урезаете комиксы.
– Если бы это зависело от меня, я бы оставила тебя в деле. Я люблю Лулу и Ширил. Но у меня бюджет, которому я должна следовать.
– И некий синдикат предложил тебе два убогих, фабричной выделки комикса, убивающих мозги по цене одного.
– У нас были жалобы. Ты это знаешь. Твои комиксы сложные и противоречивые. Такого рода вещи печатаются в журналах, а не на газетных страничках юмора.
– Которые, между прочим, будут не так уж забавны, если вы заполните их пустым дешевым материалом, – подчеркнула Сара.
Карен снова выдохнула в трубку.
– Знаешь, что самое печальное?
– Развестись и быть уволенной в один и тот же месяц, – сказала Сара. – Поверь мне, это грустно.
– Грустно то, – возразила Карен так, словно Сара ничего и не говорила, – что у меня не хватает бюджета, чтобы печатать комиксы, которые я люблю. Сара, тебе стоит вступить в синдикат. Таким образом ты не будешь зависеть от одной газеты.
– И мне не скажут прямо в лицо, что меня уволили.
– Ну, это так.
– Как много времени у меня есть? – спросила Сара.
– Мне нелегко далось это решение. Я была вынуждена.
– Сколько времени? – снова спросила Сара.
– Шесть недель. Это лучшее, что я могу сделать.
– Уверена, что это так.
– Эй, на меня оказывают массу давления.
– А я устала. Мне нужно поспать. – Сара повесила трубку и натянула одеяло на голову.
11
– Ну и что теперь с этим родительским контролем в твоем компьютере, Аврора? – спросила Глиннис Росс, которая в этом году была ее лучшей подругой. Третьей стороной треугольника была Эдди Арменгаст, которая сидела с другой стороны от Авроры, пока девочки изучали экран компьютера.
– Мой папа загрузил в компьютер специальную программу, – сказала Аврора. – Она блокирует выход на порносайты и сайты азартных игр.
– И, кроме того, не позволяет грузить песни, – сказала Эдди, разочарованно глядя на экран.
– Как мы теперь услышим новую песенку «Слитер-Кинни»? – спросила Глиннис, крутя на запястье ярко-желтый браслет.
– Мы сделаем это сегодня вечером у меня дома, – сказала Эдди. – Ты ведь не передумала переночевать сегодня у меня, верно?
Протянувшись через голову Авроры, они хлопнули друг друга в ладоши. Она откинулась назад на стуле. Дружба на троих имела свои недостатки. Иногда двое объединялись, чтобы дать третьему почувствовать, что он лишний. Они не делали этого намеренно. В их случае виновата была география. Глиннис и Эдди жили в Сан-Джулио, через бухту от Гленмиура, и их дома находились друг от друга на расстоянии пешей прогулки, Они ночевали друг у друга практически каждую ночь пятницы и субботы. Аврора не могла дождаться, когда она наконец-то хорошо освоит лодку, чтобы пересекать бухту самостоятельно. Тогда она будет присоединяться к этим ночевкам, когда захочет.
– Предполагалось, что мы будем искать темы для нашего доклада по социологии, – сказала Аврора. Задачей было взять интервью у кого-нибудь из общины о его работе. – Вы это сделали?
– Я думаю поговорить с моим дядей, диджеем, – отозвалась Глиннис.
– Не можешь, – возразила ей Эдди. – Разве ты не читала задание? Это не может быть кто-то из родственников.
– Тогда Аврора может взять интервью у своего отца, – с ухмылкой предложила Глиннис.
Аврора ощутила пронзительный холод, как будто она слишком быстро проглотила стаканчик мороженого.
– Не могу поверить, что ты это сказала.
– Я просто пошутила.
– Это не смешно, – резко возразила Аврора. Глиннис иногда проявляла дурной характер.
– Это в самом деле не смешно, – согласилась Эдди, беря сторону Авроры. – Это грубо и вульгарно.
Глиннис шмыгнула носом.
– Ты должна признать, что это по крайней мере странно, что ты живешь со своим приемным отцом, Аврора.
Она ненавидела, когда люди сплетничали о ее семье. Из-за этого она лезла из кожи вон, чтобы информация о ее биологическом отце звучала как нечто особенное. Он был политическим узником. Правительственным агентом. Гуманитарным диссидентом, который прятался от властей.
Она не могла изложить так же красочно историю своей матери, во всяком случае не в Гленмиуре. Большинство жителей в городе знали ситуацию. Большинство из них, вероятно, знали больше, чем сама Аврора.
– У нас с тобой обеих матери-одиночки, – возмутилась Эдди.
– Как и у большинства ребят, но они обычно живут со своими матерями, иногда с отцами. Приемный отец – это определенно считается странным, – защищалась Глиннис.
Глиннис старалась не придавать значения тому, что ее мать – лесбиянка, но явно переживала из-за этого. Во всяком случае, у Глиннис быламать.
Аврора полагала, что для посторонних это выглядело так, что ни один из ее настоящих родителей не захотел взять к себе свою дочь. Аврора и сама так думала. Она постоянно выслушивала вопросы любопытствующих, сующих нос не в свое дело. «Что случилось с твоими родителями?» «Есть ли у тебя кровные родственники?» Или удар ниже пояса: «Как случилось, что твой приемный отец всего на четырнадцать лет старше тебя?»
«Как и моя мать», – думала Аврора, когда кто-нибудь спрашивал ее об этом, но она не произносила этого вслух. Она старалась не сосредотачиваться на мысли, что она теперь в том же возрасте, когда ее мать забеременела Авророй.
Давным-давно Аврора перестала спрашивать отца, почему ушла ее мать. Но она не переставала гадать об этом. У мамы была серьезная работа. Она содержала дом Гвендолин Данди, чей громадный викторианский особняк стоял на холме с видом на бухту. Наследница громадного состояния, миссис Данди нанимала небольшой штат прислуги, который обслуживал ее поместье, и заставляла их работать во все лопатки. Мама часто приходила домой разбитая и измученная, полная жалоб на то, как миссис Данди трясется над своей коллекцией хрусталя, или на ее надоедливую самоуверенную болтовню.
– Теперь ты сама можешь стать чьей-нибудь приемной матерью. – Эдди ткнула Глиннис пальцем между ребер.
Глиннис вздрогнула:
– Не пугай меня. – И, торопясь сменить тему, она кликнула другой линк на компьютере. – Может быть, одна из нас может взять интервью у Дики Романова. Предполагается, что он родственник русского царя.
– В России нет царя, – сказала Аврора.
– Больше нет, – согласилась Глиннис, просматривая список выпускников школы. – Некоторые из Романовых бежали из России, приехали в Америку и занялись меховой торговлей.
– Моя мама говорит, что Дики держит магазинчик для наркоманов, – сказала Эдди. – Я проверяла, он не продает меховых шапок. Только заколки для волос и кальяны и все такое. – Она говорила так, словно знала в этом толк.
– Одна из нас может поговорить с той женщиной, у которой магазин художественных принадлежностей, – предложила Аврора. – Джуди де Витт. Она делала эти металлические скульптуры в городском парке. – Мысль об интервью с художницей ей понравилась, поскольку изобразительное искусство было ее любимым предметом.
– Мы можем спросить ее, где она делала себе пирсинг языка, – заявила Эдди с преувеличенным трепетом.
– Что плохого в том, чтобы сделать себе пирсинг? – спросила Аврора.
– Это признак повреждения мозга, – констатировал ее отец, входя в комнату. – Во всяком случае, я слышал такое мнение. – Он бросил в Аврору пакет «Читос» и вручил ей банки с имбирным лимонадом. – Держите, озорницы.
Аврора вспыхнула. Она называла своих подруг озорницами лет сто тому назад, и их, вероятно, от этого так же тошнило, как и ее.
– У тебя же есть татуировка, – возразила она. – Это признак чего?
Он рассеянно почесал руку. Его рубашка скрывала длиннохвостого дракона, вытравленного на его плоти.
– О, я был молодой и глупый.
– Почему ты ее не сведешь?
– Это напоминание о том, чтобы не быть таким дураком, – сказал он.
– Эй, мистер Боннер, – произнесла Глиннис учительским тоном. – Мы должны взять у кого-нибудь интервью для социологии. Могу ли я взять интервью у вас?
– Моя жизнь – открытая книга.
О-хо-хо, подумала Аврора, припоминая все те разы, когда она спрашивала о своей матери. Там были кое-какие секреты, кое-что, что ее отец не любил обсуждать. Например, о Тихуане, откуда приехали Аврора с матерью, и на что была похожа их жизнь, пока они не переехали. Он всегда вел себя так, словно тут и говорить не о чем.
«Когда тебя привезли в Штаты, ты получила шанс на лучшую жизнь», – было его любимое объяснение. Когда она хотела знать, что было не так с их старой жизнью в Мексике, он просто говорил: «Это было нездоровое место. Слишком много нищеты и болезней».
– Когда вам будет удобно? – спросила Глиннис.
– Как насчет прямо сейчас?
Она на мгновение показалась испуганной, затем пожала плечами.
– Я возьму блокнот.
Глиннис и Эдди ловили каждое слово, которое произносил отец Авроры, когда он говорил о том, как рос в Гленмиуре, и как он учился в школе, и как был одним из волонтеров, которые боролись с огнем в Маунт-Вижн, и как, может быть, этот опыт позже привел его к тому, что он стал самым молодым капитаном пожарных в районе.
Аврора знала, что множество других ребят были волонтерами, когда горела Маунт-Вижн, но никто из них не стал пожарным. Что-то еще склонило его к этому делу, хотя он никогда не объяснял, что именно.
Она взяла альбом и принялась работать над изображением Икара, который был в таком восторге от полета, что забыл о предостережениях отца, подлетел слишком близко к солнцу, и его крылья расплавились. Она рисовала его за мгновение до того, когда он еще не подозревал, что упадет в море и утонет. Ей хотелось, чтобы в последнюю секунду он припомнил предостережение отца и улетел в безопасное место, но вы не можете менять древних мифов. Это случилось так, как случилось, и никакие желания ничего не могут изменить.
В английском классе они изучали греков и архетипы, которые пришли из мифологии. Когда Ахиллес был рожден, ему предсказали, что он будет безупречным воином. Его мать-богиня взяла младенца за пятку и опустила его в реку Стикс, зная, что это защитит его от ран. Он вырос, защищенный от всех опасностей, просто как ее отец на Цветочной ферме Боннеров. От него ожидали великих вещей. Он даже не знал, что одно крошечное пятнышко на его пятке не было опущено в магическую реку. Он не имел представления о том, что уязвим. Силы небесные не сказали ему об этом. Если бы он знал о своем слабом месте, это знание уменьшило бы его мужество и удержало бы его от риска, которому подвергается всякий воин.
Главный смысл мифа заключался в том, что каждый уязвим, каким бы сильным он ни казался. В случае с ее отцом Аврора знала, где была его ахиллесова пята. Это была она. Он никогда этого не говорил. Он не должен был. В маленьком городке, где все знают всех, она слышала несколько версий этой истории. Ее отец должен был поступить в колледж или играть в какой-нибудь бейсбольной команде и стать богатым и знаменитым, может быть, жениться на звезде или наследнице. Вместо этого он окончил свою карьеру с Авророй и ее матерью, опасной работой и пачкой счетов на оплату.
В старших классах Аврора встретила нескольких учителей и тренеров, которые помогали отцу справляться со школьными нагрузками и спортом и были очевидно разочарованы, когда он не последовал по предсказанной дорожке. То, как они говорили: «Он отправился в Мексику и вернулся с женой и ребенком», наводило на мысль о том, что Аврора и ее мать были просто дешевыми сувенирами или соломенными шляпками.
– Какая самая трудная часть вашей работы? – спросила его Глиннис.
– Быть в разлуке с моей дочерью, – отвечал он без колебаний.
– Я хочу сказать, в борьбе с огнем.
– В этом году у нас было несколько случаев поджога. Иногда с этим довольно трудно смириться.
Она наклонилась вперед, ее глаза расширились.
– Поджоги?
– Да. Намеренное раздувание огня. Иногда ради страховки, иногда ради нервного возбуждения.
– Вы хотите сказать, что кто-то просто зажигает спичку, и начинается пожар?
– Иногда это специальные приспособления. И обычно бывает катализатор.
– Типа чего?
– Специальное приспособление иногда может быть очень простым – сигарета с прикрученными к ней спичками. Когда сигарета догорает до спичек, они воспламеняются. А катализаторы – это такие вещи, как газ, керосин, растворители для краски. Смола и лак, которые используют моряки, – здесь этого полным-полно. Мы можем определить их, используя специально обученную собаку. В нашем районе есть Рози, Лабрадор, которая может вынюхать на пепелище катализатор с вероятностью один к триллиону. У нас также есть фотоионизационный детектор. – Он сделал паузу и произнес слово по буквам. – Он известен как монитор широкого спектра. Детективы используют зонд, чтобы исследовать место, где мог присутствовать катализатор. – Через десять минут отец закончил интервью и большую часть «Читос». – Как я справился?
– Я дам вам знать, когда получу оценку, – сказала Глиннис, заканчивая свои заметки росчерком. – Спасибо, мистер Боннер.
– Нет проблем. Я буду в гараже, Аврора.
После того как он вышел из комнаты, Глиннис закрыла блокнот.
– Твой папа такой классный.
– И не пытайся, – предостерегла ее Аврора. Ее подружки не в первый раз говорили об этом. Ее папа? Классный? И…
Чтобы сменить тему, она сказала:
– Мне все еще нужно найти кого-нибудь для интервью.
Эдди кликнула на веб-сайт комиксов, который Аврора раньше никогда не видела.
– Посмотри здесь. Это одна из бывших учениц моей мамы.
Мама Эдди была завучем английского отделения в старших классах, и Эдди всегда первой узнавала школьные слухи.
Аврора почувствовала острый укол зависти к Эдди – или к любому человеку, имеющему мать, с которой можно посплетничать.
– Комиксы, – протянула Глиннис с усталым вздохом. – Что в них такого?
– Ничего, – ответила Эдди, – но в городе, где никто ничем не прославился, она – это хотя бы кто-то.
– Сара Мун, – произнесла Аврора, исследуя страницу с претендующим на художественность черно-белым фото женщины, ее лицо было наполовину скрыто тенью. Фотография скрывала ее черты, как в кадре из фильма нуар. – Готова поклясться, что она имеет отношение к ребятам из Устричной компании бухты Мун. – Рисунки были энергичными скетчами, главный персонаж говорил фразочки вроде: «Для меня шоколад – это овощ».
Комиксы назывались «Просто дыши». Конкретный эпизод был посвящен главной героине, Ширил, сделавшей себе пирсинг на пупке.
Аврора загорелась интересом. Мистер Шопен, учитель рисования, говорил, что у нее настоящий талант к рисованию. Может быть, интересно встретиться с человеком, который живет на доходы от искусства.
– «О художнице, – прочла Эдди вслух. – Сара Мун – уроженка графства Вест-Марин, Калифорния. Окончила университет Чикаго, сейчас живет с мужем в Чикаго».
– И как мне взять у нее интервью? Тут написано, что она живет в Чикаго.
– Согласно сведениям моей мамы, это положение изменилось, – проинформировала их Эдди. – Теперь она живет здесь. Она клиент твоей тети.
Тетя Авроры Брайди практиковала семейное право, и большей частью ее делами были разводы. Она никогда не говорила о своих делах, но если женщина становилась ее клиентом, то, как правило, это означило, что она разводится. Авроре не стоило спрашивать, почему Сара Мун вернулась в Гленмиур, потому что она знала ответ. Женщины уезжают, когда их брак подходит к концу. Таков закон.
После того как подружки ушли, Аврора нашла отца в гараже, работающим над парусной лодкой. Это была та же лодка, которую он и тетя Брайди использовали в регатах в бухте, когда они были детьми, так что это была фамильная вещь. Лодка была четырнадцати футов длиной и прошла весь путь от Кейп-Кода под руководством ее дедушки Агнуса.
– Что ты делаешь, папа? – спросила она.
Он не поднял взгляда, но продолжал возиться с крепежом; закатный луч, пробившийся через пыльное окно, осветил его широкие плечи. Она помнила, как висла на этих плечах, когда была маленькой, чтобы прокатиться на нем, когда он делал свои ежедневные упражнения. Он был способен прокатить их обеих и опустить на пол, словно вес жены и ребенка для него ничего не значил. Сейчас она чувствовала себя одинокой, и ей хотелось, чтобы он сделал паузу в работе, но он не стал.
– Папа?
– Пытаюсь починить треснувшую перекладину. Ее в самом деле надо было бы заменить.
– О, это важно.
– Я думал, ты хочешь выиграть следующую регату.
– Нет, это ты хотел ее выиграть. Ты не представляешь, чего хочу я, – сказала она с драматической нотой в голосе.
– Я чем-то могу тебе помочь? – спросил он, все еще не оборачиваясь.
– О да. Я только что заметила, что у меня кровь в глазах.
– Ха-ха.
– И мои волосы в огне.
– Я понял.
– И я беременна.
– Дай мне тот зажим, Аврора-Дора. – Он наполовину повернулся и протянул руку.
Аврора взвесила свои шансы. Она может использовать его настроение как повод рассердиться на него – снова. Или она может провести с ним некоторое время, прежде чем он через пару дней заступит на дежурство.
– Пожалуйста, – попросил он.
Она протянула ему зажим и несколько минут смотрела, как он работает.
– Как случилось, что ты ничего не рассказал о моей матери, когда Глиннис брала у тебя интервью? – спросила Аврора, хотя она была на сто процентов уверена, что знает ответ.
– Тема была моя работа, – ответил он.
– Ты никогда не говоришь о моей матери.
– Она не поддерживает со мной отношений с тех пор, как переехала в Вегас, – напомнил он ей. – Ты это знаешь. Теперь двигай табуретку.
