Текст книги "Просто дыши"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Стряхнув капли дождя, она на цыпочках, в носках двинулась к лестнице. Она никогда не была здесь раньше, но ей был знаком интерьер дома, Джек работал всего с несколькими планами домов. Массивные размеры и роскошные материалы снаружи – он строил то, что без смущения называл «типовыми домами». Она однажды спросила его, не надоело ли ему в самом деле строить все время один и тот же дом. Он рассмеялся в ответ.

– Разве может надоесть плетение рыбацкой сети? – возразил он.

Ему нравилось делать деньги. И ему это хорошо удавалось. Она была не столь удачлива. Каждый год, когда они платили по страховке за дом, он смотрел на цифры доходов от ее комиксов и снисходительно улыбался: «Я всегда хотел быть покровителем искусств».

Наверху лестницы она повернула на звук радио, ее плащ задел перила. По радио передавали «Разбитое сердце», и она вздрогнула. У Джека был ужасный вкус к музыке. Настолько ужасный, что это даже умиляло Сару.

Дверь в хозяйские комнаты была открыта, и дружественное пламя камина освещало покрытый ковром пол. Она заколебалась, чувствуя что-то…

Предостережение пульсом забилось в ее ушах.

Она шагнула в комнату, ее ноги утонули в пушистом ковре, пока глаза привыкали к мягкому золотистому свету. Рассеянный свет, мягко струящийся из двух пожизненной гарантии газовых фонариков, осветил два обнаженных тела, слившиеся в объятии на толстых шерстяных одеялах, расстеленных перед камином.

Сара испытала мгновение невыносимого смущения, ее взгляд затуманился, и она почувствовала головокружение и тошноту. Здесь была какая-то ошибка. Она вошла не в тот дом. В чужую жизнь. Она боролась с паническими мыслями, играющими в пинг-понг в ее сердце. Секунду или две она просто стояла недвижно, ошеломленная, позабыв дышать.

После бесконечных секунд они заметили ее и сели, подобрав одеяла, чтобы прикрыться. Песня по радио сменилась на такую же отвратительную: «Поцелуй бабочки».

Мими Лайтфут, осознала Сара, была точно такой, как Джек описывал ее: лошадница – сухая кожа и никакого макияжа, волосы в хвостик. Но с большими сиськами

Наконец Сара обрела голос и произнесла единственное, что было у нее в голове:

– Я привезла тебе пиццу. И кока-колу. Со льдом, как ты любишь.

Она не бросила пиццу и не пролила напиток. Она осторожно положила все на консоль рядом с радио. Она была так собранна и точна в движениях, словно всю жизнь работала горничной.

Затем она повернулась и вышла.

– Сара, подожди!

Она слышала, как Джек зовет ее, пока сбегала по лестнице со скоростью и грацией Золушки, услышавшей, как часы бьют полночь. Сунуть ноги в ботинки – это едва ли заняло у нее много времени. В одну секунду она была снаружи со своим сломанным зонтиком и бросилась к машине.

Она уже завела двигатель, когда из дома выскочил Джек. На нем были хорошие брюки – те самые, с отутюженными складками, которые она отметила сегодня утром, – и больше ничего. Она видела, как его рот открывается, произнося ее имя: «Сара». Она включила дальний свет и испытала чувство глубокого удовлетворения, когда «лексус» снес бампером почтовый ящик из речного камня. Огни ее машины осветили фасад дома, в их свете засиял брус крыльца, деревянные рамы окон, андерсеновское стекло и шикарный подъезд к дому.

На мгновение в свете фар появился Джек, ослепленный, застывший на месте.

Что бы сделала Ширил? – спросила себя Сара. Она схватилась за руль, перевела автомобиль на привод и нажала акселератор.

Часть вторая

2

После того как Сара разрушила почтовый ящик и сбила фонарь на Улице мечты, она в самом деле намеревалась сбить и Джека тоже. На один безумный момент она сопоставила себя с сумасшедшей женщиной по телевизору, оправдывающейся из-за решетки: «Я не думала. Моя нога просто нажала на акселератор, и я врезалась в ограждение…»

Однако она умудрилась направить «лексус» в сторону от него и двинуться к шоссе. Она не знала, что делать, и не могла размышлять здраво, поэтому направилась домой, превышая скорость, словно лошадь, рвущаяся в конюшню после долгой пробежки.

Как можно было предсказать, ее мобильник зазвонил сразу же. Джек, наверное, еще полуобнажен. Он, вероятно, все еще пахнет сексом с Мими Лайтфут. Сара отключила телефон и сильнее нажала на акселератор. Ей необходимо было попасть домой, дать себе время отдышаться и решить, что делать дальше.

Когда она въехала на круговую подъездную дорожку, до нее дошло, что она никогда больше не почувствует себя здесь дома, это просто место, где она живет. Это был Дом, который построил Джек, думала она, слыша в голове отзвуки старой детской песенки. И она была женой, которая жила в Доме, который построил Джек. И была любовница, которая соблазнила мужа и которая наплевала на жену, которая жила в Доме, который построил Джек.

Дом располагался среди таких же домов в превосходном месте у озера. Деревья, которые окружали переулок, разделялись на подъездные дорожки, почтовые ящики, в тон домам, и вход в каждый дом находился на подходящем расстоянии от тротуара. Весь район был спланирован дизайнером, который работал на «Дэйли констракшнз».

Она въехала в просторный гараж, едва не задев рабочий автомобиль Джека – обыкновенный «форд»-пикап F-350 – и заторопилась внутрь. Затем она застыла на месте. Что теперь? Она чувствовала себя странно, как будто пережила тяжелую травму, словно стала жертвой жестокого изнасилования.

Она посмотрела на настенный телефон на кухне. Автоответчик мигал. Может быть, ей стоит позвонить… кому? Ее мать умерла много лет назад. Ее друзья… она позволила себе сосредоточиться на доме, и ее чикагские друзья были больше друзьями Джека, чем Сары.

Что бы сделала Ширил? – подумала она, отделяя эту мысль от паники, которая заполняла ее душу. Ширил была умна. Она была толковой. Ширил бы напомнила Саре, что надо сфокусироваться на практических делах, например на том факте, что у нее отдельный банковский счет. Это было то, что они сделали во время болезни Джека, чтобы у нее был доступ к деньгам, если случится немыслимое.

Итак, немыслимое случилось. Но не то, однако, чего она боялась.

Ее желудок сжался в спазме – чувство, которое она обычно приветствовала после процедуры, поскольку это означало, что биология работает. Сейчас дискомфорт означал что-то совершенно другое.

Зазвонил телефон. Увидев номер Джека, она переключила его на автоответчик.

Она посидела немного посреди темного дома, ее промокшее пальто и ботинки все еще были на ней. Это была такая странная головоломка. Мужья изменяли женам во все времена: сколько раз она наблюдала в дневное время по телевидению заплаканных преданных мужьями женщин, ищущих утешения в национальных ток-шоу. Проблема так же знакома каждому, как цепочка на шее. Однако этот предмет всегда проходил мимо Сары, как плохая погода в другой части страны. Она могла осознавать ее, представлять, на что это похоже. Она думала, что понимает.

То, что никогда не объяснялось в ток-шоу, – то, что никто и никогда не объяснял, – что конкретно ты предполагаешь делать в тот самый момент, когда ты сделал это великое открытие. Вероятно, ей не стоило оставлять им пиццу.

Она была знакома со стадиями горя: шок, отрицание, гнев, соглашение… Она отлично изучила их, когда потеряла мать и когда ее мужу поставили диагноз: рак. Но это было другое. Во всяком случае, она знала, что должна чувствовать это. Это было ужасно, но, в конце концов, она это знала. Теперь она видела, как мир перевернулся вверх ногами. Предполагалось, что она должна перейти от шока к фазе отрицания, но это не работало. Все было чересчур реально.

Позже вечером она сидела, перебирая возможные варианты – напиться, закатить истерику, отомстить, но ни что не казалось ей правильным. В конце концов утомление взяло верх, и она отправилась в постель. Она лежала неподвижно, ожидая, что слезы хлынут у нее из глаз. Вместо этого она сухими глазами следила за тенями на стене и неожиданно уснула.

Сара очнулась от глубокого сна, услышав звук льющейся воды. Она повернулась на кровати и увидела, что половина Джека нетронута. Он вернулся домой, но не в ее постель. События предыдущего дня навалились на нее и уничтожили всякую возможность уснуть снова.

В прошлом году она отправлялась в постель одна практически каждую ночь, потому что Джек работал допоздна. Сколько браков было принесено в жертву, разрушено и сожжено на алтаре «поздней работы»?

«Я идиотка», – думала она. Она поднялась и почистила зубы, закутавшись в халат. На полочке в ванной стояла бутылочка витаминов для беременных, которые она принимала. Обычно наутро после искусственного оплодотворения она весело глотала пилюли, полная надежд и возможностей. Она спросила себя, когда стала считать, что искусственное осеменение – это нормально.

Теперь Сара смотрела на бутылочку в тупом ужасе.

– Мне лучше не быть беременной, – прошептала она.

Вот так мечта о том, чтобы иметь ребенка, растаяла, словно подснежник в кастрюльке. Ш-ш-ш.

Хорошая новость состоит в том, подумала она, проводя пальцами по волосам, что им не удалось завести ребенка за все те многие разы, когда она была в «Решении проблем деторождения», так что опасность, что она сейчас беременна, невелика. Слабое утешение, но все равно утешение.

Она позвонила в клинику и оставила сообщение на автоответчике, что сегодня не придет на вторую часть процедуры. Она решительно взяла бутылочку и высыпала витамины в унитаз. Затем, словно повинуясь внезапному порыву, подняла бутылочку вверх, потрясла ее и, заметив, что несколько таблеток осталось, медленно завернула крышечку. Вероятно, стоит оставить немного. Просто на всякий случай.

Сара сунула ноги в шлепанцы и последовала на звук льющейся воды в гостевой комнате. Джек пришел домой поздно. Она чувствовала, как он смотрит на нее, но лежала неподвижно, притворяясь спящей, уверенная в том, что он знает, что она притворяется. Им было что обсудить, но она не хотела заниматься этим в два часа ночи. Теперь, при свете дня она чувствовала себя… чувствовала, что не стала сильнее. Но шок и отрицание ушли, оставив место холодной ярости, какую она никогда не испытывала раньше, и это пугало ее.

Она остановилась на пороге, чтобы обнаружить Джека чисто выбритым, с полотенцем обмотанным вокруг худощавых бедер. В нормальных обстоятельствах она сочла бы его сексуальным. Она даже могла бы испытать на нем некоторые соблазнительные движения, но эти движения долгое время не приносили ей никаких результатов. Не то чтобы она начала понимать настоящую причину недостатка его желания, она видела его новыми глазами. И теперь он вовсе не казался ей сексуальным.

– Итак, – сказала она. – Кто начнет? – И когда он ничего не ответил, спросила: – Как долго это продолжается? Сколько раз в неделю? – У нее было еще дюжина вопросов, но Сара осознавала, что главный вопрос – это она сама. Почему она не видела и не знала?

Он опустил голову. Стыдно, подумала она. Это многое обещает. Но если она была честна сама с собой, ей следовало признать, что она не хочет, чтобы он унижался и умолял ее о прощении. Она хотела… она сама была не уверена в том, что она хочет.

Но когда Сара подняла глаза, она не увидела в его глазах униженности, нет, только враждебность. Ну хорошо, значит, ему не стыдно.

– Просто секс, – сказал он и двинулся в ванную.

Он появился оттуда мгновение спустя, одетый в белый махровый халат, который они держали для гостей. Его руки высовывались из слишком коротких рукавов, моги оставались голыми.

Вероятно, не существовало дресс-кода для распада брака. Халат вполне подойдет. В конце концов, это не даст им убежать из дома в приступе ярости. Или, может быть, нет. В этот момент ей хотелось быть где угодно, только не здесь.

– Мы оба были несчастливы, – резко сказал он ей. – Ты не можешь этого отрицать.

О, ей хотелось. Ей хотелось поклясться, что ее жизнь была превосходной. Это сделало бы его ответственным за мгновенный коллапс. Вместо этого она осознала, что сражалась с постоянным разочарованием, постепенно опускаясь все ниже, и разочарование все нарастало, и ей было достаточно легко игнорировать это, пока несчастье с конским хвостом не отразилось в зеркале.

– Я не стану этого отрицать, – сказала она, – пока ты не станешь отрицать, что ты выбрал один из худших способов выразить свое несчастье.

Он не отрицал. Он действовал так, словно она вообще ничего не говорила.

– Я не просил о том, чтобы заболеть. Ты не просила себе мужа с такой болезнью. Но это случилось, Сара, и это испортило все.

– Нет, это тыиспортил все.

Он сузил глаза, холодный и такой привлекательный.

– Когда я был болен, когда все обстояло наихудшим образом, это изменило нас. Мы больше не муж и жена. Мы просто вроде… родителя и ребенка. Я не мог этого вынести. Когда я с тобой, чувствую себя парнем, больным раком.

Ее живот свело, и на мгновение она сфокусировала всю свою горечь на болезни. Это была правда, рак и его лечение забрали у него достоинство, сделали его беспомощным. Однако теперь он не был беспомощным, напомнила она себе.

– Это позади, – заявила она. – Мы должны научиться снова быть мужем и женой. Я не знаю, как насчет тебя, но я работаю как раз над этим. Очевидно, ты тоже решил снова почувствовать себя мужчиной, только без жены.

Неожиданно он ядовито посмотрел на нее.

– Ты провела последние годы в попытках забеременеть, – возразил он, – с моей помощью или без нее.

– Но ты говорил мне, с того момента, как мы обручились, как сильно хочешь детей, – напомнила она.

– Но это никогда не принимало форму одержимости, – сказал он.

– А у меня приняло?

Он зло рассмеялся.

– Давай посмотрим. Давай просто посмотрим.

Пройдя мимо нее, он вышел из комнаты и пошел в большую комнату, переделанную в гардеробную с зеркалами. Чувствуя тошноту, она последовала за ним. Он сорвал со стены календарь и швырнул его на пол.

– Календарь твоей овуляции.

Он перешел к другой стене.

– Карта температуры.

Он сорвал ее со стены и бросил на пол, затем перешел к туалетному столику.

– Здесь ты держишь свои термометры – смотри, у тебя по одному для каждого отверстия – и таблетки для беременности. Я полагаю, твоим следующим шагом будет установление веб-камеры в спальне, чтобы ты могла записывать тот самый момент, когда наступает время моей роли. Кажется, так делают на конюшнях?

– Ты говоришь просто абсурдные вещи, – сказала она ему. Ее щеки вспыхнули от унижения. «Защищайся», – подумала она. И сразу поняла, что это не ее работа. – Я изменила ради тебя всю свою жизнь. Как ты можешь говорить, что я забыла, что у меня есть муж?

– Ты права. Ты не забывала. Когда приходит время оплодотворять яйцо, ты требуешь представления, и неудача – это не главное. Разве ты не видишь, что меня охватывает тревога всякий раз, когда ты ко мне с этим обращаешься?

– Обращаюсь к тебе? Значит, ты так это видишь?

– Боже правый, ничего удивительного, что я не могу сделать это для тебя. Но я должен делать это, Сара. Ты не позволяешь себя остановить. К чему беспокоиться о муже, когда у тебя запас спермы на целую жизнь?

– Пойти в клинику было твоей идеей. Ты сидел там и держал меня за руку, месяц за месяцем.

– Потому что я думал, это избавит меня от тебя.

О боже. Она пыталась быть для него сексуальной. Желанной. Понимающей.

– Почему ты ничего не сказал?

– Это бы ничего не изменило, и ты это знаешь. Послушай, Сара, – сказал он, и гнев пылал в его голосе. – Может быть, я тот, кто сбился с пути…

– Я бы сказала – точно, а не может быть.

– Такие вещи не происходят в вакууме.

– Нет, они происходят в наполовину законченных домах. – Она чувствовала, словно ее ударили, и конца этому не было, не было законов, чтобы защитить ее от агонии, от унижения, от чувства холодной жестокости. Она издала горький звук, не вполне смех. – Полагаю, я знаю, куда делалась твоя эрекция. Я гадала куда. И разве это понравится твоим клиентам? Знать, что их дом использовали для того, чтобы ты трахал конюшенную девчонку.

– Мими не…

– Прекрати. – Она подняла руку, чтобы остановить его. – Не говори мне, что она не конюшенная девчонка, не шлюха, не разрушительница семьи. Не говори мне, что она Роберт Трент Джонс в дизайне арен. Не говори мне, какая она ласковая и понимающая.

– Почему? Потому что ты собираешься сказать мне, что ты понимаешь? Новая кровь – игра жеребца с кобылой – это еще не измена. Может быть, если бы ты была на ее месте… мы бы зачали новую жизнь.

– О, если бы ты была на ее месте, – сказала она. – Это классика. В любом случае ты мог прийти ко мне, поговорить об этом. Но я полагаю, тебе легче обвинять меня в своем выборе.

– Ну хорошо, я вижу, ты не готова осознать свою роль в этом деле.

– Мою роль? У меня есть роль? О боже. Ну, знаешь что? Я сейчас в центре сцены.

Он склонил голову.

– Отлично. Продолжай. Позволь мне насладиться этим. Не останавливайся на том, чтобы сокрушить «лексусом» почтовый ящик. Сделай самое худшее.

– Это твоя специальность. – Она парировала, зло польщенная, что он упомянул «лексус». – Что может быть хуже того, с чем я столкнулась вчера?

На мгновение Джек замолчал. Затем он сказал:

– Мне жаль.

Ну вот, подумала она, готовая вздохнуть с облегчением. В конце концов, небольшая сцена раскаяния.

Шагая по разбросанным по полу вещам, он прошел в главную комнату, руки засунуты в карманы халата.

– Сара, – продолжал он. – Мне жаль, что ты все так обнаружила. Что я не сказал тебе об этом раньше.

Обнаружила… сказал об этом… Минутку, подумала она. Это должны были быть извинения, разрешение кризиса. Фаза «мы сможем с этим справиться». Вместо этого он говорит ей, что это не было аномалией, минутным помрачением. Это продолжалось некоторое время. Живот Сары свело.

–  Сказал мне что?

Он повернулся и посмотрел ей в глаза:

– Я хочу развестись.

«Поздравляю, – подумала она, заставляя себя выдержать его взгляд. – Ты только что пережила техничный нокаут». Но каким-то образом она удержалась на ногах. И все еще была спокойна.

– Предполагается, что это должна сказать я, – произнесла она.

– Мне жаль, что это причиняет тебе боль.

– Никакого раскаяния, Джек. Тебе жаль, что тебя поймали. Тебе жаль ранить мои чувства. А как насчет сожалений о том, что ты разрушил нашу семью? О, и тут еще зачатие. Как насчет того, что ты не сообщил мне о своем маленьком секрете до того, как я пошла на все эти страдания в связи с искусственным оплодотворением, а? Или ты собирался изменить свое мнение, если мне повезет и я забеременею?

– Боже, я об этом не думал. – Он провел руками по волосам.

– Ты не думал? Ты возил меня в «Решение проблем деторождения» месяц за месяцем, и тебе не пришло в голову спросить себя, хочешь ли ты этого?

– Ты так этого хотела, я не знал, как сказать тебе о своих сомнениях. Послушай. Я на некоторое время переберусь в другое место, – сказал он.

– Не будь смешным. Это твой дом. – Она жестом обвела шикарный дом, указывая на теплую, спокойную элегантность декора. Когда-то Джек назвал его домом ее мечты, но он никогда таким не был. Он был перепланирован, переобустроен, словно журнальная картинка. Она просто переехала сюда и распаковала вещи, как временный житель. Он был наполнен дорогими вещами, которые она не выбирала и которых никогда не хотела, – предметы искусства, подобранные со вкусом, коллекции, роскошная мебель. Глубоко в душе она знала, что это место, которому она никогда не принадлежала. Она представляла себя гостем отеля, покидающим шикарный номер.

Бросить все. Это была идея. Это не было решение, над которым она работала. Оно просто появилось в ее сознании. Предательство свершилось; следующим шагом будет уйти. Все так просто.

Или, думала Сара, она может остаться и бороться за него. Настоять на помощи, обдумать все, использовать то, что есть между ними общего, исцелиться вместе. Другие пары делают это, разве нет? Однако в глазах Сары все это выглядело ужасно утомительным. И холод, который она чувствовала внизу живота, казалось, содержал в себе ужасную правду. Он может быть тем, кто просит развода, но и она была той, которая хотела от него уйти. Когда все сошло с рельсов? Она не могла определить этот момент. Она обычно чувствовала себя такой счастливой и ничего не хотела. Теперь она гадала, куда делась ее удача. Может быть, они с Джеком использовали все ресурсы, когда их космический наставник указал на рак.

– Это твоя жизнь, – сказала она ему. – Ты не можешь уйти от своей собственной жизни, Джек.

– Я просто имел в виду…

– Но я могу. – Вот. Она произнесла это, вызов брошен на землю между ними.

– Что это должно означать? – спросил он. – Куда ты пойдешь? Ты никого не знаешь. Я хочу сказать…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, Джек. Теперь нет никакого смысла прибегать к дипломатии, разве не так? Весь этот брак был выстроен вокруг твоей жизни, твоего родного города, твоей работы.

– Эта работадавала тебе возможность целыми днями сидеть дома и рисовать картинки.

– Ну, черт побери, я полагаю, что должна быть за это благодарна. Может быть, это был способ смириться с тем фактом, что тебя нет дома.

– Я не знал, что ты чувствуешь себя обиженной из-за того, что меня занимает моя работа.

– Ты вообще не знал, что я чувствую по поводу массы вещей. Например, по поводу твоей неверности. Если бы ты знал, что я чувствую на этот счет, ты, вероятно, бросил бы меня, преждечем трахать кого-то еще.

Его мобильник зазвонил снова.

– Мне пора на работу, – бросил он и отправился одеваться.

Он показался из гардеробной несколькими минутами спустя и выглядел опрятным и начищенным, словно орел-скаут.

– Послушай, Сара, – сказал он. – Нам нужно справиться с этим. Смотри на вещи проще. Сегодня вечером мы еще поговорим об этом.

Она стояла у окна и смотрела, как его большой сияющий автомобиль исчезает на залитой дождем дороге. После того как он уехал, она осталась стоять там, глядя на серый день. Ее ум лениво работал, угнетенный разочарованием и медленно растущей яростью. Она перебирала в уме вещи, которые сказал ей Джек, и кое в чем признала его правоту: они так сосредоточились на желании иметь ребенка, что не заметили, как перестали хотеть друг друга.

Это было увечье, слишком часто используемое извинение неверности. А Джек был взрослым человеком. Это не извиняло того, что он сделал, и не придавало юридической силы его требованию развода.

Она глубоко вздохнула. Итак, что она должна делать: слоняться по дому весь день и ждать, когда он приедет домой и обуздает ее? Отличный план.