Текст книги "Что Кейти делала потом"

Автор книги: Сьюзан Кулидж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Сьюзан Кулидж
Что Кейти делала потом

Susan Coolidge

WHAT KATY DID NEXT

© Батищева М., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2015

* * *

Глава 1
Нежданная гостья

Веселое сентябрьское солнце заглядывало в голубую спальню. Его лучи играли на блестящих волосах и в ярких глазах двух девочек, сидевших бок о бок и подрубавших длинные оборки из белого муслина. На кровати лежало недошитое платье, и, как только очередная волнистая, шуршащая оборка была закончена, девочки добавляли ее к белоснежной куче муслина, выглядевшей как нагромождение полупрозрачных облаков или как взбитый в жесткую пену яичный белок.

Этими девочками были Кловер и Элси Карр, а платьем, для которого они подшивали оборки, – первое бальное платье Кловер. Прошло почти два года с тех пор, как Джонни ездила в Инчес-Миллз, о чем некоторые из вас читали в книжке «Девять маленьких гусят», и больше трех лет с момента возвращения Кловер и Кейти из пансиона в Хиллсовере.

Теперь Кловер было восемнадцать. Она оставалась все той же невысокой Кловер, но не так-то просто было бы отыскать где-нибудь более хорошенькую маленькую особу. Кожа у нее была такая белая, что казалось, будто ее руки и плечи, округлые и пухлые, как у ребенка, сделаны из лепестков маргариток или белых роз. Головку изящно обвивали густые каштановые волосы. Улыбка у нее была необыкновенно приятная, а глаза – в них всегда заключалось главное очарование Кловер – по-прежнему имели то трогательное выражение, которое делало их неотразимыми для мягкосердечных людей.

Элси, обожавшая Кловер, считала ее такой же красавицей, какими бывают героини книжек, и очень гордилась тем, что ей, Элси, было позволено подшивать оборки для платья, в котором Кловер предстояло впервые выйти в свет. Хотя что касается «выхода в свет», в Бернете для этого было не так уж много возможностей: чаепития, какие обычно устраивают люди среднего возраста, да изредка скромный танцевальный вечер представляли собой «развлечения» и «светское общество». Девушки начинали «выезжать» почти так же, как встает по утрам солнце – постепенно, без какого-либо определенного момента, который можно было бы считать поворотным пунктом радостного события.

– Ну вот, – сказала Элси, добавляя еще одну оборку к лежащей на кровати куче, – пятая готова. Я думаю, платье будет удивительно красивое. Я рада, что ты сделала его целиком белое – так гораздо элегантнее.

– Сиси хотела, чтобы я сделала голубые лиф и пояс, – сказала Кловер, – но я не согласилась. Тогда она попыталась уговорить меня купить длинную гирлянду пунцовых роз и пришить ее к юбке.

– Как я рада, что ты этого не сделала! Сиси всегда была помешана на пунцовых розах. Удивляюсь только, почему их не было на ней, когда она выходила замуж.

Да-да, непревзойденная Сиси, которая в тринадцать лет объявила о твердом намерении посвятить всю жизнь преподаванию в воскресной школе и посещению бедных с целью подать хороший пример своим более суетным современникам, на деле очень быстро забыла об этих прекрасных замыслах, и не исполнилось ей и двадцати, как она стала женой Сильвестра Слэка, молодого адвоката из соседнего городка! Свадьба и свадебные наряды Сиси и меблировка ее нового дома очень занимали Бернет в предыдущем году, а позднее волнующей новостью стало появление у Сиси малютки, которой было теперь уже два месяца и которая получила имя Кэтрин-Кловер, в честь двух подруг Сиси. И потому вполне естественно, что Сиси и ее дела по-прежнему были предметом постоянного интереса в семействе Карров, все члены которого часто виделись с ней, а в то время, о котором мы пишем, у нее гостила приглашенная на неделю Джонни.

– Она была в них прямо-таки влюблена, – продолжила тему пунцовых роз Кловер. – Когда я не захотела покупать эту гирлянду, она чуть ли не рассердилась. Но розы стоили дорого, и к тому же мне они совсем не были нужны, так что я стояла на своем. А потом, я всегда говорила, что мое первое бальное платье непременно будет просто белым. В романах девушки всегда надевают белое, отправляясь на свой первый бал. А живые цветы гораздо красивее искусственных. Кейти обещала дать мне свои фиалки.

– О, правда? Это будет прелестно! – воскликнула любящая Элси. – Фиалки чем-то очень похожи на тебя… Ах, Кловер, а как ты думаешь, какое платье будет у меня, когда я вырасту и буду ходить на вечеринки и все такое? Это будет ужасно интересно, когда мы с тобой будем выбирать его для меня, правда?

В этот момент послышались звуки быстрых шагов, заставившие сестер поднять глаза от шитья: кто-то бегом поднимался по лестнице. Шаги иногда говорят о многом, а эти наводили на мысль о спешке и волнении.

В следующую минуту дверь распахнулась, и в комнату влетела Кейти с криком:

– Папа!.. Элси, Кловер, где папа?

– Он уехал за реку к тому мальчику, у которого сломана нога, – сыну мистера Уайта, – сказала Кловер. – А что случилось?

– Кто-нибудь поранился? – спросила Элси, встревоженная возбужденным видом Кейти.

– Нет, никто не поранился, но у бедной миссис Эш такие неприятности!

Миссис Эш, как, вероятно, необходимо объяснить, была вдовой, несколько месяцев назад переехавшей в Бернет и поселившейся в уютном домике неподалеку от Карров. Это была красивая, благородной внешности женщина с чрезвычайно приятными манерами и очень привязанная к своей единственной дочке. И Кейти, и папа сразу полюбили ее, и две семьи скоро стали дружны и близки, как иногда происходит, когда тому способствуют обстоятельства.

– Подождите минутку, я все вам расскажу, – продолжила Кейти. – Но сначала я должна найти Александра и послать его навстречу папе, чтобы тот поскорее вернулся домой. – Она снова выбежала на лестницу и громко позвала: – Дебби, Дебби!

Дебби откликнулась. Кейти отдала ей необходимые распоряжения, а затем вернулась в комнату, где сидели сестры.

– Ну вот, – сказала она уже более спокойно, – я должна объяснить все как можно короче, так как мне нужно вернуться к миссис Эш. Вы ведь знаете, что у нее гостит сейчас ее маленький племянник?

– Да, он приехал в субботу.

– Так вот, вчера он весь день чувствовал недомогание, а сегодня ему еще хуже. Миссис Эш опасается, что у него скарлатина. К счастью, Эми провела весь вчерашний день в гостях у Апемов, так что почти совсем не видела мальчика. И сегодня, как только ее мать встревожилась, что девочка может заразиться, Эми выслали в сад поиграть и с тех пор не впускали в дом, так что пока она не подверглась никакой особенной опасности. Я проходила по дороге мимо их сада и увидела, что там, в беседке, сидит с безутешным видом бедная девчушка, совсем одна, с куклой на коленях. Я заговорила с ней через ограду, а миссис Эш услышала мой голос, открыла окно на втором этаже и окликнула меня. Она сказала, что Эми никогда не болела скарлатиной, и уже одна мысль о том, что девочка заболеет, до смерти пугает мать. Ведь Эми – такой слабый ребенок.

– Бедная миссис Эш! – воскликнула Кловер. – Мне так жаль ее! Ну и что же ты сделала, Кейти?

– Надеюсь, я не сделала никакой глупости, предложив взять Эми к нам. Папа не будет возражать – я почти уверена.

– Конечно же не будет! Ну и что же теперь?

– Сейчас я вернусь туда, чтобы забрать Эми. Миссис Эш должна поручить Эллен, горничной, которая не заходила в комнату больного, упаковать в мешок одежду Эми и положить его на крыльце, потом я пошлю за ним Александра… Вы представить не можете, как расстроена бедная миссис Эш. Она не смогла сдержать слезы, когда сказала, что Эми – единственное, что осталось у нее в жизни. И я тоже чуть не заплакала, так мне было ее жаль. Но ей сразу стало легче, когда я сказала, что мы возьмем Эми. Вы ведь знаете, она очень доверяет папе.

– Да, и тебе тоже. Где же ты устроишь Эми на ночь, Кейти?

– А как ты думаешь, где было бы лучше всего положить ее? Комната Дорри сейчас пустует.

– Я думаю, ей лучше поселиться здесь, с тобой, а мне перебраться в комнату Дорри. Ты же знаешь, она привыкла спать в комнате своей мамы. Ей было бы очень грустно, если бы мы оставили ее совсем одну.

– Пожалуй, ты права. Только это такое неудобство для тебя, Кловер, дорогая.

– Ничего! – бодро ответила Кловер. – Мне, пожалуй, даже нравится пожить иногда в другой комнате. Это то же самое, что путешествие, – почти то же самое.

С этими словами она отложила недошитое платье, затем открыла ящик комода, вынула из него свои вещи и начала переносить их через лестничную площадку в комнату Дорри, делая все неторопливо и аккуратно, как это всегда было характерно для Кловер. Она почти завершила свои приготовления, когда возвратилась Кейти, ведя с собой Эми Эш.

Эми была довольно высокой восьмилетней девочкой с простодушным, обычно веселым, лицом и длинными светлыми волосами, распущенными по спине. Она была похожа на Алису в стране чудес[1]1
  «Алиса в стране чудес» (1865) – фантастическая повесть английского писателя Льюиса Кэрролла (1832–1898).


[Закрыть], как ее изображают на картинках, но в данный момент это была очень несчастная Алиса, так как глаза ее припухли, а на щеках виднелись следы недавних слез.

– Да что же такое случилось? – воскликнула добросердечная Кловер, обнимая Эми и крепко прижимая ее к себе. – Разве ты не рада, что погостишь у нас? Мы рады.

– Мама не поцеловала меня на прощание, – всхлипнула девочка. – Она даже не спустилась вниз. Она только выглянула в окно и сказала: «До свидания, Эми! Веди себя хорошо и не доставляй хлопот мисс Карр» – и отошла от окна. Раньше я никогда никуда не уходила, не поцеловав маму на прощание.

– Мама не стала целовать тебя, так как боялась, что может заразить тебя скарлатиной, – объяснила Кейти, в свою очередь выступая в роли утешительницы. – Она не поцеловала тебя не потому, что забыла. Я думаю, ей было еще тяжелее, чем тебе. Ее главная забота – чтобы ты не заболела, как заболел твой кузен Уолтер. Она готова на все, лишь бы этого не произошло. А как только Уолтер поправится, она поцелует тебя – десятки раз, вот увидишь! Пока же она говорит вот в этой записке, что ты должна каждый день писать ей маленькое письмо, а она будет спускать из окна на веревочке корзинку, в которую мы с тобой будем бросать наши письма. А потом, стоя у калитки, мы будем смотреть, как она поднимает эту корзинку. Как это будет забавно, правда? Мы будем играть в то, что ты моя маленькая дочка и что у тебя есть настоящая мама и «мама понарошку».

– А спать я буду вместе с вами? – спросила Эми.

– Да, вот в той постели.

– Красивая постель, – объявила Эми после того, как с минуту очень серьезно рассматривала кровать Кловер. – И вы будете каждое утро рассказывать мне сказку?

– Если ты не станешь будить меня слишком рано. До семи часов сказки у меня всегда бывают сонные… Давай-ка посмотрим, что Эллен сложила в этот мешок, а потом я отведу тебе несколько ящиков комода, и мы уберем туда твои вещи.

Мешок был набит хорошенькими платьицами и нижним бельем, в спешке засунутыми кое-как и вперемешку. Кейти вынимала вещи из мешка, пальцами разглаживала складки и расправляла примятые оборки. Когда она приподняла последнюю юбку, Эми с радостным криком налетела на что-то, лежавшее внизу.

– Это Мария-Матильда! – воскликнула она. – Я так рада! Я боялась, что Эллен забудет о ней и бедная крошка не будет знать, что и подумать, когда я и ее маленькая сестра так долго не будем навещать ее. Понимаете, у нее была корь и она лежала на дальней полке в кладовой, так что никто не услышал бы ее, как бы громко она ни кричала.

– Какое у нее красивое личико! – сказала Кейти, взяв куклу из рук Эми.

– Да, но не такое красивое, как у Мейбл. Мисс Апем говорит, что Мейбл – самый красивый ребенок из всех, каких она только видела. Вот посмотрите, мисс Кловер. – И Эми взяла другую куклу со стола, куда положила ее, когда вошла. – У нее прелестные глаза, правда? Она старше Марии-Матильды и поэтому знает гораздо больше. Она уже начала учить французские глаголы!

– Да что ты! Какие же?

– Пока только j’aime, tu aimes, il aime[2]2
  Я люблю, ты любишь, он любит (франц.).


[Закрыть] – то же самое, что наш класс учит в школе. За другие она не бралась. Иногда она произносит их совсем неплохо, но иногда так бестолкова, что мне приходится ее бранить. – К этому времени Эми уже успела снова прийти в хорошее настроение.

– У тебя есть только эти две куклы?

– Ах, пожалуйста, не называйте их так! – с настойчивостью в голосе попросила Эми. – Это их ужасно обижает. Я никогда не даю им понять, что они куклы. Они думают, что они настоящие дети. И только иногда, когда они уж очень плохо себя ведут, я в наказание употребляю это слово. У меня есть еще несколько детей. Среди них старая Ragazza[3]3
  Девочка, девушка (итал.).


[Закрыть]. Это имя ей дал мой дядя. Она тряпичная[4]4
  По-английски rag – лоскут, тряпка.


[Закрыть], но у нее такой тяжелый ревматизм, что я больше с ней не играю; я лишь даю ей лекарство. А еще есть Эффи Динз[5]5
  Эффи Динз – героиня романа В. Скотта «Эдинбургская темница» (1818).


[Закрыть], у нее только одна нога, и Мопса-волшебница[6]6
  «Мопса-волшебница» – популярная в конце XIX – начале XX в. детская книжка американской писательницы Джин Инглоу.


[Закрыть], она совсем маленькая и сделана из фарфора, и Пег Линкин-вадди – но она не в счет, потому что развалилась на части.

– Какие необычные имена у твоих детей! – заметила Элси, вошедшая в комнату во время этого любопытного перечисления.

– Да, имена им дал дядя Нед. Он очень чудной дядя, но милый и всегда так интересуется моими детьми!

– А вот и папа! – воскликнула Кейти и побежала вниз, чтобы встретить его.

– Правильно ли я поступила? – с тревогой спросила она, после того как рассказала обо всем отцу.

– Да, дорогая, совершенно правильно, – ответил доктор Карр. – Надеюсь только, что Эми забрали вовремя. Я сейчас же пойду повидать миссис Эш и осмотреть мальчика. И еще, Кейти, – держись подальше от меня, когда я вернусь, и не подпускай ко мне других, пока я не переоденусь.

Удивительно, как быстро и как легко человеческие существа привыкают ко всякому новому положению вещей. Когда в дом нежданно приходит болезнь или горе, или случается пожар, или дом разрушает торнадо, за этим следует несколько часов или дней беспорядка и растерянности, но потом люди собираются с духом, с мыслями и берутся за дело. И если их жилище разрушено, они разбирают развалины, перестраивают, чинят – подобно тому, как муравьи, чей муравейник растоптан, немного побегав, точно безумные, вокруг руин, начинают все вместе восстанавливать свое маленькое конусообразное сооружение, столь важное в их глазах. Проходит совсем немного времени, и перемены, которые поначалу казались такими печальными и странными, становятся чем-то привычным и обыкновенным и больше не вызывают у нас удивления.

Через несколько дней Каррам уже казалось, что Эми всегда жила у них. Необходимость избегать встречи с папой, пока он не переоденется после своего ежедневного визита к больному, уроки Эми и игры с ней, ее утренний и вечерний туалет, прогулки с «мамой понарошку», записочки, бросаемые в корзинку, – все это представлялось частью порядка вещей, который имел место долго-долго и которого, если бы все вдруг стало по-прежнему, каждому из них стало бы не хватать.

Но все отнюдь не сделалось вдруг по-прежнему. Болезнь маленького Уолтера оказалась тяжелой, а уже начав поправляться, он случайно простудился, и ему снова стало хуже. Были даже некоторые очень серьезные симптомы, и в течение нескольких дней доктор Карр не был уверен, что все обойдется благополучно. Дома он ничего не говорил о своих опасениях, но сохранял молчание и веселое лицо, как это умеют доктора. И только Кейти, которая была более близка с отцом, чем все остальные, догадывалась, что в соседнем доме события принимают угрожающий характер, но она была слишком хорошо приучена к подобным ситуациям, чтобы задавать вопросы. Пугающие симптомы, однако, исчезли, и маленький Уолтер стал медленно поправляться, но это было долгое выздоровление, и, прежде чем на щеках племянника появился румянец, миссис Эш сделалась худой и бледной. Не было никого, кому бы она могла перепоручить заботу о ребенке. Мать Уолтера давно умерла, а отцу, перегруженному работой коммерсанту, едва удавалось найти время, чтобы раз в неделю навестить сына; дома у мальчика не было никого, кроме экономки, которой миссис Эш не вполне доверяла. Так что добрая тетушка отказывала себе в удовольствии видеть собственного ребенка и отдавала все свои силы и время Уолтеру.

Прошло почти два месяца, а Эми по-прежнему оставалась у доктора Карра и была там вполне счастлива. Она очень полюбила Кейти и вполне непринужденно чувствовала себя со всеми остальными. Джонни, которая уже возвратилась от Сиси, и Фил отнюдь не были такими большими или такими гордыми, чтобы не пожелать разделить забавы восьмилетней девочки; что же до старших, то Эми стала их настоящей любимицей. Дебби пекла для нее полукруглые пирожки с начинкой и придавала всевозможные причудливые формы печенью с корицей, лишь бы доставить ей удовольствие. Александр позволял ей править лошадьми, когда она сидела на переднем сиденье большого экипажа Карров. Доктор Карр редко чувствовал себя настолько усталым, чтобы быть не в состоянии рассказать ей сказку, – и никто, на взгляд Эми, не рассказывал таких замечательных сказок, как доктор Карр. Элси придумывала всякие чудесные игры, в которые можно было поиграть перед сном, Кловер шила великолепные шляпы и пелерины для Мейбл и Марии-Матильды, а Кейти – Кейти делала все.

Кейти обладала особым даром завоевывать расположение детей – даром, который нелегко описать. У некоторых есть этот дар, у некоторых его нет. Этому невозможно научиться, это врожденный талант. Она была веселой, требовательной, уравновешенной – все одновременно. Она и развлекала, и воспитывала их. Было в ней нечто пробуждавшее детское воображение, и всегда они ощущали ее сочувствие и симпатию. Эми была послушной девочкой и к тому же не по годам понятливой и сообразительной, но никогда и ни к кому она не относилась так хорошо, как к Кейти. Она следовала за Кейти повсюду, словно была влюблена в нее, осыпала ее нежными словами, дарила ласками, какими не дарила никого другого, и, взобравшись на колени к Кейти, по полчаса подряд гладила ей плечи своей нежной рукой и ворковала, как счастливый голубок, глядя ей в лицо. Кейти смеялась над этими проявлениями чувств, но они доставляли ей большую радость. Ей было приятно быть любимой, как и всем ласковым людям, но больше всего – быть любимой ребенком.

Наконец долгое выздоровление завершилось, Уолтер был перевезен к отцу – при этом были приняты все меры предосторожности против утомления и простуды, – а в доме миссис Эш появилась целая армия рабочих. Обои сорвали, штукатурку отскоблили, стены выкрасили и оклеили заново, матрасы перетянули, постельное белье и часть одежды сожгли – тогда доктор Карр объявил, что в помещениях обеспечены санитарные условия, и миссис Эш послала за своей маленькой девочкой, которая могла теперь возвратиться домой, не подвергаясь опасности.

Эми была вне себя от радости, что увидит маму, но в самый последний момент уцепилась за Кейти и заплакала так, словно сердце ее разрывалось.

– Я хочу и вас взять с собой, – всхлипывала она. – Ах, если б только доктор Карр позволил вам поселиться со мной и с мамой, я была бы так счастлива! А без вас мне будет очень одиноко!

– Глупости! – воскликнула Кловер. – Одиноко? Это с мамой-то и всеми твоими бедными детьми, которые все это время ломали голову, что же случилось с тобой! На первых порах им всем потребуется твое внимание, я уверена: кому-то надо будет дать лекарство, кому-то сшить новое платье, кого-то отшлепать – множество самых разных забот. Помнишь, я обещала сшить платье для Эффи Динз из той коричневой с голубым шотландки, из которой сшита юбка Джонни? Я собираюсь начать его завтра.

– Правда? – И Эми забыла о своем горе. – Какая это будет прелесть! Юбочку можно сделать не очень широкой: Эффи не ходит, ведь у нее только одна нога. Но она будет так рада, потому что нового платья у нее не было – уж я и не знаю, с каких пор.

Утешившись тем, что Эффи ожидает такая радость, Эми удалилась в довольно хорошем настроении, и миссис Эш была избавлена от неприятного впечатления – единственное дитя в слезах в первый вечер воссоединения с матерью после долгой разлуки. Но Эми постоянно говорила о Кейти и, казалось, так полюбила ее, что это навело миссис Эш на мысль, имевшую важные последствия, как это будет видно из следующей главы.

Глава 2
Приглашение

Любопытный факт – и он делает жизнь очень интересной – заключается в том, что, вообще говоря, никто из нас не знает о предстоящих событиях до того самого момента, когда они произойдут. Мы просыпаемся утром, понятия не имея о том, что огромное счастье совсем близко, и, прежде чем наступит вечер, оно приходит, и весь мир преображается для нас. Или мы просыпаемся веселые и бодрые, даже не подозревая о том, что тучи горя сгущаются на нашем горизонте, чтобы на время скрыть от нас солнце, и еще до полудня все для нас погружается во тьму. Ничто не шепчет нам заранее ни о радости, ни о горе. Никакой инстинкт не приказывает нам помедлить или поспешить, когда предстоит вскрыть письмо или телеграмму или отодвинуть засов двери, за которой стоит посланец с добрыми или дурными вестями. И так как может случиться – и часто случается так, что приходят счастливые вести и происходят радостные события, каждый новый день, когда он начинается для нас, подобен еще не прочитанной истории, возможно очень занимательной и полной приключений, которым предстоит сделаться нашими, как только мы разрежем страницы и начнем читать.

Ничто не шепнуло Кейти Карр, когда она, сидя у окна и зашивая длинную прореху на школьном жакете Джонни, увидела, как миссис Эш входит в боковую калитку и звонит в колокольчик папиной приемной, – ничто не шепнуло Кейти, что этот визит имеет для нее какое-то особое значение. Миссис Эш часто приходила в приемную, чтобы получить профессиональный совет доктора Карра по тому или иному вопросу. Может быть, Эми не совсем здорова, думала Кейти, или пришло письмо с известиями об Уолтере, или что-то не так в доме, где все еще работали обойщики и маляры. Так что она продолжала спокойно штопать жакет нитью, выдернутой из кусочка такой же ткани, аккуратно вводя иглу в материал и выводя из него и делая красивые, ровные стежки без всякого трепета или дрожи предчувствия, тогда как если бы только она могла пронзить взглядом две стены и две двери, отделявшие комнату, где она сидела, от папиной приемной, и узнать, что говорит папе миссис Эш, школьный жакет был бы тут же отброшен и, забыв о своем росте и правилах приличия, она запрыгала бы от удивления и восторга. Ведь миссис Эш просила папу позволить Кейти сделать именно то, чего Кейти хотелось больше всего на свете, – она просила его позволить Кейти поехать вместе с ней, миссис Эш, в Европу!

– Я не очень хорошо себя чувствую, – сказала миссис Эш доктору. – Я переутомилась за время болезни Уолтера и, кажется, не могу стряхнуть усталость, как надеялась прежде. У меня такое ощущение, что перемена обстановки принесла бы мне большую пользу. Вы так не думаете?

– Я согласен с вами, – признал доктор Карр.

– Мысль о Европе не совсем нова для меня, – продолжила миссис Эш. – Я всегда хотела поехать, но отказывалась от поездки – отчасти потому, что боялась ехать одна и не знала никого, кого бы мне действительно хотелось взять с собой. Но если вы, доктор, позволите мне взять с собой Кейти, все препятствия будут устранены. Эми горячо любит ее, и я тоже. Она именно та спутница, какая мне нужна. Если она будет со мной, мне ничто не страшно. Я надеюсь, вы согласитесь.

– И как долго вы собираетесь отсутствовать? – спросил доктор Карр, испытывая одновременно и удовольствие от этих похвал в адрес Кейти, и ужас при мысли расстаться с нею.

– Думаю, около года. Пока мои планы остаются довольно неопределенными, но в мои намерения входило провести сначала несколько недель в Шотландии и Англии – у меня есть кузины, которые живут в Лондоне и были бы рады принять нас у себя; а моя давнишняя подруга замужем за англичанином, жителем острова Уайт, так что, возможно, мы съездили бы и туда. А затем мы могли бы переправиться во Францию, посетить Париж и другие места и, прежде чем наступят холода, перебраться на юг, в Ниццу, а оттуда в Италию. Ведь Кейти хотела бы увидеть Италию, как вам кажется?

– Полагаю, что да, – улыбнулся доктор Карр. – Было бы странно, если б она этого не хотела.

– Есть еще одно обстоятельство, заставляющее меня предполагать, что посещение Италии в предстоящую зиму было бы особенно приятным и для меня, и для Кейти, – продолжила миссис Эш. – Дело в том, что там будет мой брат. Он лейтенант военно-морского флота, и корабль «Начиточес», на котором он служит, входит в Средиземноморскую эскадру. Скоро эта эскадра должна прибыть в Неаполь, и если бы мы оказались там одновременно с ней, то Нед сопровождал бы нас и брал на различные приемы, которые устраивают на флагманском корабле, что было бы приятным разнообразием для Кейти. Затем, ближе к весне, я хотела бы съездить во Флоренцию и Венецию, а в начале лета посетить озера на севере Италии и Швейцарию. Но все зависит от того, отпустите ли вы Кейти. Если вы откажете мне, я брошу всю эту затею. Но ведь вы не откажете, – добавила она просительно, – вы не будете так жестоки. Я буду заботиться о ней и сделаю все, что смогу, чтобы она была довольна, – только согласитесь отпустить ее со мной. Я буду считать это таким одолжением с вашей стороны. И это совершенно ничего не будет вам стоить. Понимаете, доктор, все это время она будет моей гостьей. Я хочу, чтобы это было ясно с самого начала. Она едет ради меня, и я беру ее только на таких условиях. Прошу вас, доктор Карр! Я уверена, вы не откажете мне, когда я так этого хочу.

Миссис Эш была очаровательна и говорила очень убедительно, но все же доктор Карр колебался. Отправить Кейти развлекаться целый год в Европе – такое никогда не приходило ему в голову. Одна только стоимость такого путешествия уже оказалась бы непреодолимым препятствием, так как сельские доктора с шестью детьми не бывают богатыми людьми даже в ограниченном и старомодном истолковании слова «богатый». Столь же невозможным казалось и позволить ей ехать за счет миссис Эш; в то же время представившаяся возможность была так привлекательна, а сама миссис Эш так искренна и настойчива в своей просьбе, что трудно было ответить категорическим отказом. В конце концов доктор согласился не спешить с решением и сначала все хорошенько обдумать.

– Я поговорю с Кейти, – сказал он. – Девочка должна иметь возможность выразить свое мнение. Но какое бы решение мы ни приняли, позвольте мне поблагодарить вас от ее имени, так же как и от моего собственного, за вашу доброту.

– Ах, доктор, дело совсем не в доброте, и я не хочу, чтобы меня благодарили. Мое желание взять Кейти с собой в Европу – чистейший эгоизм. Я одинока, – продолжила она, – и у меня нет ни матери, ни сестер или кузин моего возраста. Профессия моего брата заставляет его надолго уходить в море; я почти не вижу его. У меня нет никого, кроме нескольких старых тетушек, а они слишком слабы здоровьем, чтобы путешествовать со мной или стать мне опорой в случае необходимости. Как видите, меня, право же, нужно пожалеть!

Миссис Эш старалась говорить весело, но ее карие глаза были затуманены слезами, когда она произнесла это маленькое обращение. Доктор Карр, отзывчивый всегда, когда дело касалось женщин, был глубоко тронут. Вероятно, это отразилось на его лице, так как миссис Эш добавила с возросшей надеждой в голосе:

– Больше я не буду упрашивать. Я знаю, вы не откажете мне, если только не сочтете это правильным и необходимым. И, – продолжила она лукаво, – я очень рассчитываю на Кейти как на союзницу. Я почти уверена, она скажет, что хочет поехать.

И действительно, возглас восторга, вырвавшийся у Кейти, когда ей был предложен план миссис Эш, говорил об этом достаточно ясно, делая излишними дальнейшие объяснения. Поехать в Европу на год вместе с миссис Эш и Эми – это казалось похожим на сказку. Все, что она слышала, о чем читала – соборы, картины, альпийские вершины, знаменитые места, знаменитые люди, – вдруг пронеслось в ее воображении ошеломляющим потоком, поражающим и захватывающим своим великолепием. Нежелание доктора расстаться с ней, все его возражения растаяли в лучах ее радости. Он и не предполагал, что ей так захочется поехать. Но в конце концов, это была замечательная возможность – быть может, единственная такого рода возможность в ее жизни. Доктор знал, что миссис Эш легко могла позволить себе доставить Кейти это удовольствие; в известной степени справедливо было и то, что своим согласием Кейти делала миссис Эш не меньшее одолжение, чем та ей своим приглашением. Естественным результатом такого хода мыслей стало то, что доктор Карр начал колебаться в своем мнении.

Но прошло первое волнение, и Кейти взглянула на дело более серьезно. Как сможет папа целый год обходиться без нее? Ему будет очень не хватать ее, – это она хорошо знала, – и не окажутся ли домашние заботы слишком тяжелой ношей для Кловер? Почти все варенье уже успели сварить – и это было единственное утешение, но оставалась еще зимняя одежда, о которой следовало позаботиться: Дорри требовались новые фланелевые рубашки, платья Элси предстояло переделать для Джонни, – а засолить огурцы, а заказать уголь! Сонм хозяйственных забот начал осаждать Кейти – на лбу появилась маленькая морщинка, а лицо, такое веселое всего лишь за несколько минут до этого, приняло озабоченное выражение.

Как ни странно, но именно эта морщинка и выражение озабоченности положили конец сомнениям доктора Карра.

«Ей всего лишь двадцать один год, – размышлял он, – детство едва осталось позади. Я не хочу, чтобы она стала вечно обеспокоенной, замученной нудной работой, а ее юность прошла в заботах обо всех нас. Она должна поехать, хотя не знаю, как мы сумеем обойтись без нее. Придется маленькой Кловер выступить вперед и показать, на что она способна».

И «маленькая Кловер» храбро «выступила вперед», когда прошло первое потрясение и она отвела душу, хорошенько поплакав в одиночестве о том, что придется целый год обходиться без Кейти. Затем она вытерла глаза и начала бескорыстно упиваться мыслью об огромном удовольствии, какое предстоит сестре. Ничто не казалось невозможным, лишь бы обеспечить Кейти эту радость, и Кловер не принимала всерьез многочисленные тревоги и опасения сестры.

– Деточка, – заявила она, – я не хуже тебя сумею определить, что передо мной фланелевая нижняя рубашка, когда ее увижу. Выпустить ткань из складок на платье Джонни? Вот уж поистине! Для того чтобы распороть складку, не-требуется никакой сверхчеловеческой изобретательности! Дай мне твои ножницы, и я тебе сейчас это покажу. Повидло из айвы? Дебби сумеет его сварить. Ее повидло почти ничем не хуже твоего; да будь оно и хуже, разве стали бы мы горевать, если ты в это время восходишь на Монблан[7]7
  Монблан – самый высокий горный массив в Савойских Альпах, на границе Швейцарии, Франции и Италии.


[Закрыть] и водишь дружбу с Микеланджело[8]8
  Микеланджело Буонарроти (1475–1564) – великий итальянский художник и скульптор.


[Закрыть] и европейскими монархами? Я замариную персики! Я закажу растопку! А если когда-нибудь случится так, что я растеряюсь и не смогу обойтись без дружеского совета, то схожу к миссис Холл. Не беспокойся о нас. Мы легко и успешно со всем справимся. На самом деле, я ничуть не удивилась бы, если б вдруг развила в себе такие способности к ведению хозяйства, что по возвращении домой тебе пришлось бы всю оставшуюся жизнь только сидеть сложа руки и смотреть, как все делаю я! Вот было бы замечательно, а? – И Кловер весело рассмеялась. – Так что, Кейти, дорогая, пусть тень не омрачает твоего чела, чтобы ты выглядела так, как должна выглядеть девушка, отправляющаяся в Европу. Да если б я ехала в Европу, так все время просто стояла бы на голове!