Текст книги "Что Кейти делала в школе"

Автор книги: Сьюзан Кулидж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Сьюзан Кулидж
Что Кейти делала в школе

Susan Coolidge

What Katy did at school

© Батищева М., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Глава 1
Плоский Холм

Вскоре после того счастливого дня, о котором я рассказала в конце книги «Что Кейти делала», Элси и Джонни совершили свою знаменитую поездку на Плоский Холм – поездку, которую они навсегда запомнили и которая долго служила в семье предметом шуток.

Лето в тот год было прохладное, но, как это часто случается после холодного лета, осень выдалась необычно жаркая. Можно было подумать, что месяцы играют в какую-то игру и меняются местами по кругу. Казалось, сентябрь был полон решимости показать, что, если только захочет, легко сумеет сделаться душным и жарким под стать августу. Всю вторую половину пребывания кузины Элен в доме Карров дни были невероятно знойными, и она с трудом переносила жару и духоту, хотя дети делали все, что могли, чтобы облегчить ее положение, – закрывали в комнатах ставни, приносили холодную воду, обмахивали кузину веерами. Каждый вечер мальчики выкатывали ее диванчик на колесиках на крыльцо, надеясь, что там можно будет найти прохладу, но все было бесполезно: вечера были такими же жаркими, как дни, а от висевшей в воздухе желтой пыли солнечный свет казался густым и горячим. На деревьях появилось несколько ярких листьев, но они были некрасивого цвета и все сморщенные. Кловер сказала, что, наверное, их сварили и потому они теперь красные, как омары. В целом месяц оказался мучительно неприятным, и наступление октября также не принесло почти никаких перемен: в воздухе по-прежнему висела пыль, стояла жара, а ветер, если и дул, то не освежал совсем – казалось, он уже пронесся над какой-то печью, жар которой выжег из него всю жизнь и аромат.

И все же, несмотря на неприятную погоду, было радостно наблюдать, как Кейти день ото дня крепнет и набирается сил. Сначала она спускалась в столовую только к обеду, потом стала приходить и к завтраку. Вечерами она сидела на крыльце; за столом – разливала чай. В первое время остальные смотрели на то, как она ходит по дому, словно на чудо, но все же привыкли к этому на удивление быстро – люди легко привыкают к хорошему. Лишь один человек никак не мог к этому привыкнуть, никогда не принимал это как нечто само собой разумеющееся – и человеком этим была сама Кейти. Сбежать вниз по лестнице, выйти в сад, открыть кухонную дверь, чтобы отдать какое-то распоряжение, – делая все это, она не могла не ощущать в душе невыразимую радость и ликование. Новая жизнь, более активная и не ограниченная отныне стенами одной комнаты, придавала ей новые физические и духовные силы. Щеки ее округлились и порозовели, а глаза стали ярче. Папа и кузина Элен наблюдали эти перемены с неописуемой радостью, а миссис Уоррет, которая как-то раз заглянула к ним пообедать, прямо-таки вскрикнула от удивления, увидев Кейти.

– Подумать только! – воскликнула она. – Когда я приезжала сюда в прошлый раз, вид у тебя был такой, словно ты приросла к своему креслу до конца твоих дней, а вот ты уже топаешь, да до того быстро, что мне бы так. Ну и ну! Прямо чудеса. Сердце радуется, как погляжу на тебя, Кэтрин. Хотела бы я, чтобы твоя бедная тетя была здесь сегодня, – вот чего я хотела бы. Как она была бы рада!

Сомнительно, впрочем, что тетя Иззи была бы так уж рада: обжитой вид парадной гостиной ужаснул бы ее до крайности. Но в ту минуту подобная мысль не пришла Кейти в голову. Она была тронута неподдельной добротой, звучавшей в голосе миссис Уоррет, и охотно приняла ее поцелуй. Кловер принесла лимонад и виноград, и обе девочки целиком посвятили себя тому, чтобы удобно устроить и угостить старую леди. Уже перед тем, как уходить, она сказала:

– Что ж это никто из вас никогда не заглянет ко мне на Плоский Холм? Я, кажется, достаточно часто повторяю мое приглашение. Вот Элси, например, да и Джонни – они как раз в таком возрасте, когда приятно провести время в деревне. Почему бы не отправить их ко мне на недельку?.. Джонни сможет кормить цыплят, да и гоняться за ними тоже, если захочет, – добавила она, так как в этот момент перед их глазами неожиданно предстала Джонни, преследующая одну из бентамок[1]1
  Порода мелких кур.


[Закрыть] Фила. – Скажи ей об этом, Кейти, хорошо? На ферме множество цыплят. Она сможет гонять их с утра до ночи, если хочет.

Кейти поблагодарила миссис Уоррет за приглашение, но подумала, что вряд ли детям захочется ехать на Плоский Холм. Она передала Джонни слова миссис Уоррет, а затем все это совершенно выскочило у нее из головы, и потому она была удивлена, когда несколько дней спустя Элси снова заговорила на эту тему. Вся семья была в то утро в подавленном состоянии, так как накануне кузина Элен покинула их. Элси лежала на диване, обмахиваясь большим веером из пальмовых листьев.

– Ох! – вздохнула она. – Как ты думаешь, Кейти, будет в этом мире опять прохладно когда-нибудь? Похоже, я больше не вынесу этой жары.

– Ты нездорова, дорогая? – с тревогой спросила Кейти.

– Нет, не то чтобы нездорова, – ответила Элси. – Вот только эта отвратительная жара, и никуда от нее не уйти. Я все думаю о деревне. Как бы я хотела оказаться там и почувствовать дуновение ветра. Не позволит ли папа мне и Джонни съездить на Плоский Холм погостить у миссис Уоррет, как ты думаешь? Может быть, он позволит, если ты его попросишь?

– Но, Элси, – сказала изумленная такими речами Кейти, – Плоский Холм – это не настоящая деревня. Он находится возле самого города – всего в шести милях отсюда. А дом миссис Уоррет, по словам папы, стоит возле самой дороги. И ты думаешь, дорогая, что тебе там понравилось бы? Там наверняка ненамного прохладнее, чем здесь.

– Прохладнее! Намного! – возразила Элси чуть раздраженным тоном. – Там очень близко лес, мне миссис Уоррет говорила. К тому же на ферме всегда прохладнее. Там место более открытое, и ветер дует, и… все гораздо приятнее! Ты представить не можешь, как я устала от этого раскаленного дома. Прошлую ночь я почти совсем не спала, а когда задремала, мне приснилось, что я – буханка черного хлеба и Дебби сажает меня в печку. Препротивный сон. Я так обрадовалась, когда проснулась. Ты ведь спросишь папу, нельзя ли нам поехать?

– Спрошу, конечно, если ты так этого хочешь. Но только… – Кейти не договорила. Образ толстой миссис Уоррет всплыл у нее в памяти, и она не могла не сомневаться в том, найдет ли Элси ферму на Плоском Холме такой приятной, как надеется. Но иногда истинная доброта заключается именно в том, чтобы позволить людям воплотить в жизнь их неразумные желания. Да и взгляд у Элси был такой печальный, что у Кейти не хватило духу возразить или отказать в просьбе.

Доктор Карр тоже, казалось, был полон сомнений, когда услышал о предложенном плане.

– Слишком жарко, – сказал он. – Я думаю, девочкам там не понравится.

– Понравится, папа! Конечно, понравится! – закричали Элси и Джонни, медлившие у дверей в ожидании ответа на свою просьбу.

Доктор Карр улыбнулся, взглянув на полные мольбы лица, и вид у него при этом был чуть лукавый.

– Хорошо, – сказал он, – вы можете поехать. Завтра мистер Уоррет будет в городе – у него какие-то дела в банке. Я попрошу его передать миссис Уоррет, что вы приедете, и вечером, когда будет попрохладнее, Александр отвезет вас.

– Отлично, отлично! – закричала Джонни, запрыгав, а Элси бросилась папе на шею и крепко сжала его в объятиях.

– А в четверг я пришлю за вами, – продолжил он.

– Но, папа, это же всего два дня, – запротестовала Элси, – а миссис Уоррет говорила «на недельку».

– Да, она сказала «на недельку», – вмешалась Джонни, – и у нее так много цыплят, и я буду кормить их и гоняться за ними, сколько захочу. Только слишком жарко, чтобы много бегать, – добавила она задумчиво.

– Ты ведь не пришлешь за нами в четверг, правда, папа? – с тревогой настойчиво спрашивала Элси. – Я хотела бы остаться там надолго, но миссис Уоррет сказала «на недельку».

– Я пришлю за вами в четверг, – повторил доктор Карр твердо. Затем, увидев, что губы у Элси дрожат, а глаза полны слез, он добавил: – Не смотри так печально, киска, Александр приедет за вами, но если вы захотите погостить подольше, то можете отослать его обратно с запиской, в которой напишете, когда за вами приехать. Это вас устроит?

– Конечно! – ответила Элси, вытирая глаза. – Вполне устроит. Только такая жалость, что Александру придется ехать дважды в такую жару. Мы совершенно уверены, что захотим остаться на недельку.

Папа только засмеялся и поцеловал ее. Теперь, когда все было решено, девочки начали готовиться к поездке. Сколько волнений! Нужно было упаковать вещи, решить, что брать, а что не брать. Элси оживилась и повеселела от этой предотьездной суеты. Она заявила, что уже сама мысль о деревне – прохладной зеленой деревне – делает ее совершенно счастливой. Но, по правде говоря, она была в лихорадочном возбуждении и не совсем здорова и не знала точно, чего она хочет или что чувствует.

Отправление в путь было приятным, если не считать того, что Александр вывел из равновесия Джонни и оскорбил Элси, спросив, когда они выезжали из ворот: «А знают ли маленькие мисс, куда они хотят ехать?» Часть дороги шла через леса. Они были довольно болотистыми, но зато густые кроны деревьев не давали проникнуть сюда солнечному свету, и здесь была прохлада, пряный запах елей и папоротников. Элси почувствовала, что хорошее время явно пришло, и ее настроение улучшалось с каждым поворотом колес.

Вскоре леса остались позади и экипаж снова оказался на солнцепеке. Дорога была пыльной, такими же пыльными были и поля, уставленные снопами кукурузных стеблей. На траве, под садовыми деревьями, лежали кучи пыльных красных яблок. Мучимые жаждой коровы медленно брели по тропинке и мычали так уныло, что девочкам тоже захотелось пить.

– Я ужасно хочу воды, – сказала Джонни. – Как ты думаешь, Элси, еще далеко ехать? Александр, когда мы доберемся до дома миссис Уоррет?

– Мы почти приехали, мисс, – ответил Александр кратко. Элси высунула голову из экипажа и с любопытством огляделась. Где же восхитительная ферма? Она увидела стоящий у дороги желтовато-оранжевый дом – но это, конечно же, не могла быть долгожданная ферма! Но Александр подъехал к воротам дома и соскочил с козел, чтобы помочь девочкам вылезти из экипажа. Это действительно была ферма! От неожиданности у Элси на мгновение перехватило дыхание.

Она огляделась вокруг. Леса, конечно, были, но лишь в полумиле от дома, за полями. Возле дома деревьев не было совсем – только несколько кустов сирени с одной стороны. Не было и зеленой травы. Гравиевая дорожка занимала весь узкий передний двор, а из-за пламенного цвета стен и отсутствия ставней на окнах казалось, что дом стоит на цыпочках и упорно на что-то таращится – на дорожную пыль, вероятно, так как больше таращиться было не на что.

Сердце у Элси замерло, когда они с Джонни очень медленно вылезли из экипажа и Александр, протянув руку через забор, громко постучал в переднюю дверь. Прежде чем на стук ответили, прошло несколько минут. Сначала послышались тяжелые шаги и скрип пола в передней, и кто-то начал возиться с засовом, который не поддавался. Затем голос – они узнали миссис Уоррет – позвал:

– Изафина! Изафина! Иди сюда, может быть, ты сумеешь открыть дверь?

– Ну и смех! – прошептала Джонни, начиная хихикать.

Изафина, вероятно, была наверху, так как вскоре они услышали, как она сбежала вниз, после чего началась новая шумная возня возле упрямого засова. Но дверь по-прежнему не открывалась, и в конце концов миссис Уоррет прижала губы к замочной скважине и спросила:

– Кто там?

Голос прозвучал так глухо и загробно, что Элси подскочила.

– Это я, миссис Уоррет. Элси Карр, – ответила она. – И Джонни тоже здесь.

За дверью что-то защелкало, послышалось перешептывание, после чего миссис Уоррет снова прижалась губами к замочной скважине и крикнула:

– Дети, обойдите вокруг дома! Я никак не могу открыть эту дверь. Она совсем разбухла от сырости.

– От сырости? – прошептала Джонни. – Да дождей-то не было со второй половины августа. Папа вчера об этом говорил.

– Это неважно, мисс Джонни, – заметил Александр, услышав ее слова. – Здесь люди нечасто открывают парадные двери – только если свадьба, похороны и прочее такое. Так что вполне вероятно, что эту дверь не открывали лет пять. Я помню, что, когда в последний раз возил сюда мисс Карр перед ее смертью, было точно так, как сейчас, и ей тоже пришлось идти к задней двери.

Джонни широко раскрыла глаза от удивления, но времени на то, чтобы что-то сказать, уже не было, так как они повернули за угол дома, где в дверях кухни их ожидала миссис Уоррет. Элси показалось, что на этот раз хозяйка Плоского Холма выглядит даже толще, чем обычно; но миссис Уоррет поцеловала их обеих и сказала, что очень рада видеть наконец хоть кого-то из Карров в своем доме.

– Как жаль, – продолжила она, – что я заставила вас ждать. Но дело в том, что я заснула, и когда вы постучали, то вскочила и спросонья не могла понять, кто бы это мог быть. Изафина, отнеси вещи девочек наверх и поставь в комнате для гостей. Как здоровье папы, Элси? И Кейти? Надеюсь, она не слегла опять.

– Нет-нет! Ей, похоже, все лучше день ото дня.

– Ну и правильно, – с чувством ответила миссис Уоррет. – А то, пожалуй, в такую жару, да когда гости в доме, и все такое… Вон цыпленок, Джонни! – воскликнула она, неожиданно прервав свою речь и указав на длинноногого петушка, пробежавшего мимо двери. – Хочешь прямо сейчас его погонять? Погоняй, если хочешь. Или вы хотите сначала пройти наверх?

– Лучше наверх, – ответила Джонни вежливо. Элси в это время подошла к двери и посмотрела вслед Александру, уезжающему по пыльной дороге. У нее было такое чувство, словно их покинул последний друг. Затем вместе с Джонни она направилась наверх следом за Изафиной. Сама миссис Уоррет, по ее словам, никогда не «лазила наверх» в жаркую погоду.

Спальня для гостей располагалась под самой крышей. Там было очень жарко и душно, словно окна ни разу не открывали с того дня, как дом был построен. Как только девочки остались одни, Элси подбежала к окну. Она толкнула вверх оконную раму, но едва лишь отпустила ее, как та упала опять с грохотом, от которого задрожал пол и запрыгал, задребезжав, кувшин на умывальнике. Девочки ужасно испугались, особенно когда услышали голос миссис Уоррет. Она стояла у нижней ступеньки лестницы и спрашивала, что случилось.

– Это просто окно, – объяснила Элси, выходя на лестничную площадку. – К сожалению, оно само закрывается. Что-то с ним не в порядке.

– А вставила ли ты гвоздь? – спросила миссис Уоррет.

– Гвоздь? Нет, мэм.

– Так как же тогда, скажи на милость, ты хочешь, чтобы оно не закрывалось? Вы, молодежь, никогда не обращаете внимания на то, что у вас перед глазами. Посмотри на подоконник и увидишь гвоздь. Он там специально положен.

Элси в полной растерянности вернулась в комнату. На подоконнике действительно лежал большой гвоздь, а в боковой части оконной рамы было отверстие, куда этот гвоздь надо было вставить. На сей раз она открыла окно без происшествий, но длинная штора из голубой вощеной бумаги вызвала новое замешательство. Свисая вниз, она закрывала окно, не давая доступа воздуху. Элси не знала, как закрепить эту штору.

– Скатай ее и заколи булавками, – предложила Джонни.

– Я боюсь порвать бумагу. Ах, ну что это за гадость, – ответила Элси с отвращением в голосе.

Однако она все же вколола пару булавок и закрепила штору так, чтобы та не мешала. После этого девочки оглядели комнату. Она была обставлена очень просто, но царили в ней чистота и порядок. На комоде, накрытом белым полотенцем, лежала подушечка для булавок, на которой вколотыми булавками была выведена надпись «Вспоминай о Рут». Джонни залюбовалась и подумала, что ни за что не решилась бы испортить узор, вынув хоть одну булавку, как бы сильно она в этой булавке ни нуждалась.

– Какая высокая кровать! – воскликнула она. – Нам придется сначала встать на стул, чтобы на нее забраться.

Элси потрогала кровать.

– Перина! – воскликнула она с ужасом в голосе. – Ох, Джонни! Зачем мы только приехали? Что мы будем делать?

– Я думаю, мы это переживем, – ответила Джонни, которая чувствовала себя отлично и рассматривала несходство новой обстановки с заведенными дома порядками скорее как нечто забавное, чем трагическое. Но Элси застонала. Провести две ночи на перине! Как она это вынесет!

Они сошли вниз к ужину, который был подан в кухне. Небольшой огонь, который развели там, чтобы вскипятить чай, уже почти догорал, но было душно и жарко, а сливочное масло совсем растаяло, и миссис Уоррет подцепляла его ложкой. Над столом с жужжанием вились мухи, целый отряд их облепил тарелку с пирогом. Хлеб был отличный, а также и творог, и печеная айва; но Элси не могла есть. От жары ее лихорадило. Миссис Уоррет была очень огорчена таким полным отсутствием аппетита, так же отнесся к этому и мистер Уоррет, добродушный на вид, лысый старик, которому представили девочек. Он вышел к ужину без пиджака, в одной рубашке, и казался столь же необыкновенно тощим, сколь необыкновенно толстой его супруга.

– Боюсь, Люсинда, такой ужин не нравится малышке, – сказал он. – Ты должна приготовить для нее завтра что-нибудь другое.

– Ах, нет, не в этом дело! Все очень вкусно, но только я не голодна, – принялась оправдываться Элси, чувствуя, что вот-вот заплачет. И она в самом деле немного поплакала после ужина в сумерках, когда мистер Уоррет сидел у двери на свежем воздухе, курил свою трубочку и бил комаров, а миссис Уоррет спала в большом кресле-качалке, производя при этом весьма громкие звуки. Однако Элси постаралась скрыть свои слезы даже от Джонни, так как чувствовала себя самой дурной девочкой на свете, оттого что ведет себя так скверно, когда все вокруг так добры к ней. Она повторяла это себе снова и снова, но пользы от этого было мало. Любая мысль о доме, о Кейти, о папе вызывала отчаянное желание вернуться к ним, и тогда глаза Элси снова неожиданно наполнялись слезами.

Ночь прошла плохо. Не было ни одного дуновения ветерка, свежий воздух не доходил до жаркой постели, где лежали маленькие сестры. Джонни спала совсем неплохо, несмотря на жару и комаров, но Элси почти не сомкнула глаз. Один раз она встала и подошла к окну, но голубая бумажная штора неожиданно с шумом упала, стукнув Элси по голове, чем очень ее испугала. В темноте было невозможно найти булавки, так что пришлось оставить штору висеть развернутой. Бумага хлопала и шелестела всю оставшуюся ночь, что также мешало заснуть. Все же около трех часов ночи она задремала, а уже минуту спустя – так ей показалось – проснулась. Комната была залита ярким солнечным светом, а под окнами кукарекало и квохтало полдюжины петушков и курочек. У Элси ужасно болела голова. Ей очень хотелось остаться в постели, но она побоялась, что это сочтут невежливостью. Она оделась и вышла к завтраку вместе с Джонни, но была такой бледной и ела так мало, что миссис Уоррет весьма взволновалась и сказала, что лучше бы Элси не выходить во двор, а просто полежать на диване в парадной гостиной и «развлечься книжкой».

Диван в парадной гостиной был обит очень скользким вощеным ситцем фиолетового цвета. Это был очень высокий и очень узкий диван. Боковых спинок не было, поэтому подушка постоянно выскальзывала и голова Элси неожиданно откидывалась назад, что было отнюдь не приятно. И, что еще хуже, задремав, Элси сама свалилась на пол, соскользнув с гладкого ситца, словно с ледяной горки. Это происшествие до того взволновало ее, что, хотя Джонни принесла два стула и поставила их возле дивана, чтобы предотвратить новое падение, Элси так и не решилась опять задремать. Тогда она решила последовать совету миссис Уоррет и «развлечься книжкой». Книг в парадной гостиной было немного. Элси выбрала толстый черный том, на котором было написано «Полное собрание сочинений миссис Ханны Мор»[2]2
  Ханна Мор (1745–1833) – английская писательница-моралистка; назидательный роман «Целебс в поисках жены» был написан ею в 1809 г.


[Закрыть]. Часть тома занимала проза, а часть – поэзия. Элси начала с главы под названием «Советы относительно формирования характера юной принцессы». Но там оказалось слишком много длинных и непонятных слов, так что Элси обратилась к другому произведению – «Целебс в поисках жены». Там рассказывалось о молодом человеке, который хотел жениться, но не был уверен, найдутся ли на свете девицы, которые будут достаточно хороши для него. Поэтому он ездил то к одной, то к другой девице, но, погостив несколько дней, обычно говорил: «Нет, она не подойдет» – и затем уезжал. Наконец он все-таки нашел юную леди, которая казалась именно такой, какая была ему нужна: она посещала бедных, рано вставала, всегда ходила в белом и никогда не забывала заводить часы и исполнять свой долг. Элси уже почти была уверена, что теперь привередливый молодой человек удовлетворится и скажет: «Это та, что мне нужна». Но – увы! – увлекшись, она не заметила, как во второй раз скатилась с дивана, теперь уже в компании миссис Ханны Мор. Они приземлились на подставленные заранее стулья, откуда Джонни, подбежав, и подобрала их обеих. Вообще говоря, лежать на диване в парадной гостиной было не очень успокоительно. По мере того как день проходил и бившее в окна солнце нагревало комнату, Элси чувствовала себя все более и более утомленной, тоскующей по дому и безутешной.

Тем временем Джонни была очень занята благодаря усилиям миссис Уоррет, в уме которой прочно укоренилось представление о том, что для любого ребенка главная радость в жизни – гонять цыплят. Стоило одному из них промелькнуть мимо кухонной двери, что происходило через каждые три минуты, она кричала: «Джонни, вот еще один. Погоняй-ка его!» И бедная Джонни чувствовала себя обязанной выскочить на солнцепек. Она была очень вежливой девочкой, и ей не хотелось говорить миссис Уоррет о том, что бегать в жару неприятно: в результате к обеду Джонни была совершенно измотана и, как казалось Элси, должна была бы рассердиться, но Джонни не умела сердиться – она никогда не сердилась. После обеда ей пришлось еще тяжелее, так как солнце стало жарче, а цыплята, которым жара была нипочем, пробегали мимо дверей кухни каждую минуту. «Ну-ка, Джонни, вот еще один», – слышалось постоянно, так что наконец Элси пришла в отчаяние. Она встала и, войдя в кухню, попросила утомленным тоном:

– Миссис Уоррет, позвольте, пожалуйста, Джонни посидеть со мной, потому что у меня очень болит голова.

После этого Джонни получила отдых, ибо миссис Уоррет была добрейшей из женщин. Она была уверена в том, что развлекает свою маленькую гостью самым замечательным образом.

Было около шести часов вечера, когда головная боль у Элси стала проходить и они с Джонни, надев шляпы, вышли прогуляться в сад. Там почти не на что было смотреть: грядки с овощами да несколько кустов смородины – вот и все. Элси, прислонившись к изгороди, глядела на дом миссис Уоррет и пыталась понять, почему у него такой вид, словно он встал на цыпочки. Неожиданно послышалось громкое ворчание, и что-то коснулось ее макушки. Она вздрогнула, обернулась и увидела огромную свинью, которая стояла на задних ногах по другую сторону изгороди. Свинья, когда стояла таким образом, была выше Элси, и то, что коснулось головы девочки, было холодным свиным рылом. Так или иначе, но появившаяся таким неожиданным образом свинья показалась девочкам каким-то страшным диким зверем. Они завизжали от ужаса и бросились в дом, откуда Элси более не решилась выйти во все оставшееся время их пребывания в гостях у миссис Уоррет. Джонни время от времени гонялась за цыплятами, но это было сомнительное удовольствие, к тому же она все время с опаской следила за маячившей в отдалении свиньей.

В тот вечер, когда миссис Уоррет спала в своем кресле, а мистер Уоррет курил, сидя у дверей дома, Элси почувствовала себя столь несчастной, что совсем потеряла присутствие духа. Она положила голову на колени Джонни, вместе с которой сидела в самом темном углу парадной гостиной, и плакала, и рыдала, стараясь не шуметь. Джонни утешала ее, ласково поглаживая и похлопывая, но не смея сказать ни слова из страха, что миссис Уоррет проснется и застанет их на месте преступления.

Когда пришло утро, единственной мыслью Элси было, приедет ли за ними после обеда Александр. Весь день она смотрела то на часы, то на дорогу в лихорадочной тревоге ожидания. Ох, а что, если папа передумал и решил позволить им остаться на Плоском Холме на целую неделю? Что она будет делать? Проволноваться до вечера и остаться в живых, пожалуй, еще можно, но если их заставят провести еще одну ночь на этой перине, с этими комарами, слушая, как стучит голубая штора, и дрожа час за часом, – она умрет, она наверняка умрет.

Но Элси было не суждено ни умереть, ни даже узнать, как легко пережить небольшие неудобства. Около пяти часов она была вознаграждена за свое тревожное ожидание появлением на дороге облака пыли, из которого вскоре появились уши старого Сивки и верх хорошо знакомого экипажа.

Экипаж остановился у ворот. В нем был Александр, оживленный и улыбающийся. Он был очень рад снова увидеть своих «маленьких мисс» и обнаружил, что они также очень рады вернуться домой. Миссис Уоррет, впрочем, не узнала, что они рады отъезду, нет, нет, ни в коем случае! Элси и Джонни были слишком хорошо воспитаны для этого. Они поблагодарили хозяйку и очень любезно попрощались с ней, так что после их отъезда миссис Уоррет сказала мужу, что было совсем нехлопотно принимать в гостях этих детей и что она надеется на их новый приезд. Ведь им так здесь понравилось; жаль только, что Элси выглядела такой бледненькой и осунувшейся. А в этот самый момент Элси сидела на полу экипажа, уткнувшись головой в колени Джонни и плача от радости, что визит окончен и они едут домой.

– Если только я доберусь туда живой, – сказала она, – никогда, никогда не поеду больше в деревню! – Это было довольно глупое заявление, но мы должны простить ее, так как бедняжка была не совсем здорова.

Ах, каким чудесным показалось все дома! Семья собралась на тенистом крыльце – Кейти в белом платье, Кловер в таком же, с розовыми бутонами у пояса, – и все были готовы приветствовать и ласкать маленьких путешественниц! Сколько было объятий и поцелуев, сколько рассказов о том, что случилось за два дня их отсутствия: пришло письмо от кузины Элен, у Белой Маргаритки четверо котят, таких же белых, как она сама, Дорри построил водяное колесо, которое поворачивалось в корыте с водой и которое папа назвал «поистине хитроумным», а Фил выменял одного из своих бентамских цыплят на брахмапутра[3]3
  Азиатская порода кур.


[Закрыть] у Юджина Слэка. И никто не потребовал отчета о поездке до того самого времени, когда все сели вокруг накрытого к чаю стола. Элси уже вздохнула с облегчением и как раз думала о том, как все замечательно – начиная от персикового компота и кончая льдом, позвякивающим в кувшине с мороженым, – когда папа задал ужасный вопрос:

– Значит, Элси, ты все-таки решила вернуться через два дня. Как же так? Почему вы не остались на неделю? Ты, мне кажется, бледна. Не слишком ли много веселилась? Расскажи-ка нам все о поездке.

Элси посмотрела на папу, папа посмотрел на Элси. Глаза у папы чуть-чуть поблескивали, но в остальном он был совершенно невозмутим. Элси заговорила, потом засмеялась, потом заплакала, и данное объяснение прозвучало как единый взрыв слов, смеха и слез.

– О, папа, это было ужасно! То есть миссис Уоррет была очень добра, но такая толстая; и ах, какая свинья! Я никогда не видела такой свиньи. И тот ужасный диван был такой скользкий, что я свалилась пять раз и один раз очень сильно ушиблась. И у нас была кровать с периной, и я так скучала по дому, что весь вечер проплакала.

– Я думаю, это было очень приятно для миссис Уоррет, – вставил папа.

– О, нет – она об этом не знала. Она спала и храпела так, что никто ничего не слышал. А мухи! Какие мухи, Кейти! И комары, и наше окно закрывалось, пока я не вставила гвоздь. Я так рада, что вернулась домой! Я никогда больше не захочу поехать в деревню, никогда, никогда! Ах, что было бы, если бы Александр не приехал!.. Кловер, над чем ты смеешься? И ты, Дорри… Это так жестоко. – И Элси, подбежав к Кейти, спрятала лицо у нее на груди и заплакала.

– Не обращай внимания, дорогая, они не хотели тебя обидеть. Папа, у нее очень горячие руки. Нужно дать ей что-нибудь на ночь. – Голос Кейти чуть дрогнул, но она не хотела обидеть Элси, показав, что ей тоже смешно.

Папа действительно решил дать Элси «что-нибудь», перед тем как она пошла спать, – очень умеренную дозу, как я полагаю, так как докторские дочки обычно не принимают лекарств, – и на следующий день ей было гораздо лучше. По мере того как становились известны подробности приключений на Плоском Холме, семья смеялась все больше и больше, пока не стало казаться, что насмешки никогда не кончатся. Фил обычно изображал свинью, с торжеством стоящую на задних ногах и тыкающую Элси рылом в затылок, и много-много раз фраза: «Это кончится тем же, чем и твой визит на Плоский Холм» – оказывалась полезной и отрезвляющей, когда Элси была упряма и настаивала на каком-нибудь плане, на минуту показавшемся ей замечательным. Одно из положительных последствий наших детских ошибок в том, что каждая из них чему-нибудь учит нас, и так, ошибаясь, мы становимся все умнее, пока не придет время и мы не окажемся готовы к тому, чтобы занять свое место среди удивительных взрослых людей, которые никогда не совершают ошибок.