Текст книги "Одиннадцать восьминогих"
Автор книги: Святослав Сахарнов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Это почти суд!
Очень развитая девочка из очень хорошей семьи стояла в воротах. На руках её были тёткины капроновые перчатки. Ворота – два кирпича.
– Бью! – крикнул Пим и ударил с носка.
Мяч летел, шипя как снаряд.
Зойка закрыла глаза и подставила мячу ладони. Мяч ударился о них, отскочил и покатился в ворота.
– Мазила! – сказал Толик. – Гол!
Зойка закусила губу и, прихрамывая, пошла прочь.
– Сам мазила!
На лестнице она сняла перчатки, сунула их под мышку; дойдя до площадки третьего этажа, нажала кнопку звонка.
– Ну вот, – сказал Зойкин дядя Николай Иванович, открывая дверь, – извольте радоваться. Может, хоть это остановит тебя?
Зойка замерла на пороге.
В руках Николай Иванович держал узкий белый конверт.
– Штраф из милиции. Маша, иди говори с ней сама. Девочка– а на неё приходят повестки, как на последнего хулигана. Ведь повестка – это почти суд! Это привлечение к уголовной ответственности!
Зойка стояла сжав губы и смотрела в пол. На дяде были домашние туфли. Значит, опять не был на работе: болело сердце.
– Только подумать: моя племянница футбольным мячом бьёт окна! Что ждёт нас потом? Ты будешь играть в регби? Заниматься боксом?.. Первый раз встречаю такого подростка.
Зойка шмыгнула носом. Сыграть в регби она мечтала давно.
Карта
И у Пима дома вышел скандал.
Мать плакала. Повестка валялась перед ней на столе. Пим сидел на диване и сухими глазами смотрел перед собой.
На столе рядом с повесткой лежала газета.,
За спиной Пима висела карта. На карте – два полушария. Туго стиснутые сеткой параллелей и меридианов, рвались на волю материки. Синими пятнами штилели моря.
По синему Атлантическому океану плыл отец. Маленькое экспедиционное судно искало тунцов. Оно искало рыбьи стаи и поднимало тралом со дна бугристые, похожие на футбольные мячи кораллы.
На карте полушарий около озера Байконур была нарисована красным карандашом ракета. Когда-то давно Пим мечтал стать космонавтом…
Взгляд Пима упал на газету. Команда «Авангард» перед матчем с «Водником» цепочкой выбегает на поле. Первым бежит капитан команды – Гиви.
А ЧТО, ЕСЛИ?.. НУ КОНЕЧНО, СВОЯ ФУТБОЛЬНАЯ КОМАНДА!
– Мама, мне очень нужна машинка…
Пим запнулся.
Мать встала, молча подошла к столу и сняла с машинки футляр.
В команде должно быть одиннадцать человек. Команда должна называться… Как же она должна называться? Пим сел за машинку и напечатал;
СПИСОК КОМАНДЫ
1. Центр нападения – Меньшиков Пётр.
2. Правый крайний – Степан Марокко.
3. Левый полусредний – Толик Сердюк.
4. Вратарь – Зойка Никольская.
Кончив печатать, он задумался. Четыре человека. Не густо. Название команды он так и не придумал.
Будем играть
Весь следующий день Пим искал игроков. Он собрал их на перемене.
– А шо? – сказал Степан. – Я могу. Мне батька будь здоров чоботы купил!
– Правильно, – Пим оглядел собравшихся. – А вас надо уговаривать?
– Я, понимаешь, посмотрю, – сказал Рафик Мергерян,
– Форма какая? – спросил Теляков.
– Красная с белым, – уверенно ответил Пим. – Можно без формы.
– Если красная, мы тоже будем, – сказал Коля Руденко и посмотрел на брата.
– Если мама разрешит, – пояснил Костя. – И потом, если шахматы…
– Не уйдут твои шахматы, – сказал Пим, – Сегодня – на тренировку, к шести часам. Мяч мой.
Сухой лист
На тренировку пришли все. Играли долго.
– Чтобы забить с углового мяч, надо бить его ударом «сухой лист». Бьёшь сбоку, мяч крутится и заворачивает в ворота. Вот так, – объяснил Пим.
Мяч полетел прямо. Теляков хихикнул.
– Я не вижу «сухой лист», – сказал Рафик, Пим откашлялся.
– А мы читали, – Коля Руденко посмотрел на брата, – что во всём мире только два человека умеют подавать «сухой лист».
– Третий человек в мире – это Пим, – сказал Теляков.
– Телевизор, тебя давно били? – спросил Толик.
– Не ты, – обиделся тот. – Оставайтесь, если хотите, я пошёл!
– Мы тоже, – сказал Костя, – нас мама ждёт. Пим молча пошёл к дому.
По пути он сбил ногой куст шалфея. Куст брызнул на тропинку лиловым цветом, надломился, упал в пыль.
Навстречу по тропинке шёл Сергей. Поравнявшись с Пимом, он весело кивнул.
– Здорово, Пим! Как дела?
– Здравствуй, – сухо ответил Пим и прошёл мимо. ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ, КТО ГОТОВ ПРОМЕНЯТЬ ДРУГА НА ПУЧОК РЫЖИХ ВОЛОС…
«Железный могол»
Это случилось почти двести лет назад.
Маленький австрийский городок шумел, как улей. Городской театр был переполнен, занавес раздёрнут, сцена – пуста.
Ровно в семь на сцену вышел человек во фраке, с афишей в руках.
Развернув афишу, он звучным голосом прочёл: – «Три вечера. Укрощенный гений шахматной игры. Автомат – непобедимый механический шахматист «Железный могол» – демонстрирует своё искусство». Господин, желающий сразиться с машиной, изволит занять место на сцене.
После вступительных слов человека во фраке из-за кулис выкатили странное сооружение – механическую куклу в кресле.
Кресло было прикреплено к шахматному столу, похожему на ящик. Кукла – одета в халат и чалму.
Хозяин автомата – человек во фраке – пригласил желающих убедиться в том, что внутри куклы нет ничего, кроме рычагов и пружин.
Быть машине соперником вызвался местный аптекарь. Потряхивая локонами парика, он взобрался на сцену и занял место за шахматным столом.
Расставили фигуры. Хозяин машины завёл автомат ключом. Игра началась.
Аптекарь двинул вперёд королевскую пешку. Автомат был недвижим. Затем внутри него что-то зажужжало, защёлкало. Автомат поднял руку, взял плохо гнущимися пальцами свою пешку и двинул её навстречу противнику.
В зале раздался ропот изумления.
Аптекарь заволновался. Он без конца поправлял очки, вытирал лицо платком. Конь аптекаря, который вышел вслед за пешкой, попал под атаку. Автомат снял его и с глухим стуком бросил в коробку.
Дальше пошло ещё хуже. Рокировка не спасла короля. Ферзь чёрных ворвался в середину белых фигур. Потеряв ладью, аптекарь сдался.
Вытирая рукой мокрый лоб, он встал из-за доски и, пошатываясь, спустился в зал.
Зрители ошеломленно молчали.
Хозяин автомата смахнул фигуры с доски, раскланялся и укатил автомат за кулисы.
В зале раздались осторожные хлопки.
Расходясь по домам, бюргеры обсуждали виденное.
– Подумать только – машина! – ахали одни.
– Животное электричество! – уверяли другие.
…Так началось триумфальное шествие по Европе механического шахматиста.
Автомат почти не знал поражений. Ничью он делал один раз на двадцать партий.
Если у него кончался завод, автомат замирал с протянутой рукой. Головой он не двигал.
Слава его неслась над городами Европы. Она обогнала пассажирский пакетбот и раньше его высадилась на землю Америки.
Однако здесь «Железного могола» ждал конец. В одном из городов обиженный проигрышем любитель спрятался в публике и закричал: «Пожар!» Публика бросилась к выходу. Сбежал и очередной игрок, сидевший на сцене. Хозяин метался перед кулисами.
Но самым неожиданным было поведение автомата. Он задёргал руками, затрясся, изнутри его послышались проклятия и крики о помощи. Наконец дверцы столика распахнулись, и на сцену выскочил маленький безобразный человечек.
Тайна раскрылась.
В автомате, под столом, сидел горбун – отличный шахматист. Человеку, который волновался, сражаясь с машиной, выиграть у него было очень трудно.
Первая машина, играющая в шахматы, оказалась мошенничеством..
– А мы с вами жуликами не будем, – заключил Виктор Петрович.
Шёл его урок.
– Машина, которую мы начнём завтра строить, – маленькая вычислительная машина. Только из-за того, что она маленькая, она не сможет играть в шахматы. Если сравнивать её с конторскими счётами, у неё слишком мало косточек, чтобы решать сложные задачи. Но простые задачи она решать будет.
Что она будет делать?
– Для того чтобы понять, как устроена машина, я ещё раз напомню вам счёты. Самые обыкновенные счёты, – сказал Виктор Петрович. – Их косточки могут быть переброшены влево или вправо. Перебрасывая косточки влево, мы записываем числа. Можно представить себе счёты, у которых вместо косточек – лампы. Лампы могут быть зажжены или погашены. Зажигая лампы, мы будем записывать числа. Зажигая новые лампы или гася, мы будем прибавлять или вычитать новые числа.
Зажжённые и погашенные лампы… Их можно назвать единицами и нулями. Или двойками и нулями. Наша машина, я сказал, будет похожа на забор. Зажжённая лампа на первой дощечке будет обозначать двойку в нулевой степени, на второй дощечке – двойку в первой степени, на третьей – двойку во второй, и так далее. Чтобы записать число пять, я зажгу одну лампу на третьей дощечке и одну – на первой. Четыре и один – это пять.
Наша машина сама будет складывать или вычитать числа. Командовать будем мы. Мы будем нажимать кнопки на пульте. Будем приказывать: «Сложи, вычти…»
– А дважды два она умножит?
– Безусловно. Завтра после уроков можно начинать работу. Кто хочет помогать мне?
Пим откашлялся и встал.
– Виктор Петрович, – сказал он. – Мы обсудили этот вопрос на совете отряда. Желают все. Но мы решили, что придут отличники и самые дисциплинированные.
– Ну, зачем же самые дисциплинированные? – удивился Виктор Петрович. – Пусть придут те, у кого есть паяльники. Лампы я куплю сам. Нужно шестьдесят четыре лампы. Наша машина будет считать до тридцати двух. Итак, завтра вечером, в шесть часов, в комнате, где раньше была фотолаборатория…
ЭВМ
В фотолабораторию пришли десять человек.
– Кто принёс паяльник, поднимите руку, – сказал Виктор Петрович.
Поднялись две руки.
– Марокко с паяльником – за первый стол, Сердюк – за второй. Паяем платы. – Виктор Петрович начертил на доске схему. – Таких плат, я говорил, должно быть тридцать две.
К Толику подошли Зойка, Теляков и Пим.
– Ты паяй, – сказал Толик Пиму. – Я подожду.
– Включаю! – сказала Зойка и воткнула вилку паяльника в розетку. Паяльник лежал на столе. Над кончиком его закурился голубой дымок. Пим ткнул паяльником в кусок канифоли. На куске выступила янтарная капля. Теперь припой. Зойка щипцами держала два провода. Белый блестящий шарик упал на провода, дрогнул и затуманился. Провода слиплись.
Телякову надоело стоять около Пима. Он ушёл к Степану.
Степан паял – как клеил: припай – провод, припай – провод…
– Ось як, бачишь? – сказал он. Теляков кивнул.
Второй провод у Пима паяться не захотел.
– Да у тебя холодный паяльник! – сказал Виктор Петрович.
Пим поправил вилку, положил паяльник на табурет. Вернулся Теляков.
– Теперь паять буду я, – сказал он.
– Подождёшь! – буркнул Пим. – Напили лучше фанерок.
– Сам пили! – обиделся Теляков. – Не хочешь, не надо, буду сидеть.
Он опустился на табурет.
– Паяльник! – закричала Зойка.
– Ай! – взвизгнул Теляков.
– Ребята, – закричала Зойка, – человек горит! Штаны Телякова потушили.
– Обжёгся? – участливо спросил Толик.
– Не твоё дело! – Теляков сопел и переминался с ноги на ногу.
– Иди домой! – сказал Виктор Петрович. – А все остальные – стоп! Сначала оборудуем рабочие места. Делаем подставки для паяльников.
Число «пи»
От канифольного дыма щипало глаза. Передав Зойке паяльник, Пим вышел в коридор. Он сел на подоконник и стал смотреть, как в чёрном прямоугольнике окна бродят красные и зелёные самолётные огоньки.
Следом в коридор вышел Рафик. В руках его была книга.
– Ты чего зубришь? – спросил Пим.
– Понимаешь, задачка не получилась. Я думал Виктора спросить. Посмотри, пожалуйста.
Рафик открыл книгу.
«Окружность разделена на четыре равные части. Чему равна длина каждой дуги, если радиус окружности – 20 сантиметров..»
– Здесь надо умножить на «пи», – сказал Пим. – Оно равно…
Он начал листать задачник.
Куда девалось это проклятое «пи»?
Хлопнула дверь.
В полутьме по коридору шёл Ксанф.
– И чего собрались? – начал он, обращаясь к мальчикам. – Сколько раз вам говорили…
Пим закрыл задачник.
– Ксанф, – совершенно серьёзно сказал он, – чему равно число «пи»?
Школьный сторож вздрогнул.
– Три и четырнадцать сотых, – пробормотал он, дёрнул головой, постоял, повернулся и пошёл прочь.
Пим снова открыл книгу. «Справочные величины»… «пи» – 3,14, при точных вычислениях 3,141592…» Он свистнул. Ого! Вот так Ксанф!
– Пим, а почему он знает это? – шёпотом спросил Рафик.
В дверях лаборатории показался Виктор Петрович.
– Ну, воины, пора. Убирайте лабораторию – и по домам.
Пим соскочил с окна.
ЛЮБОПЫТНО: КСАНФ ЗНАЕТ ЧИСЛО «ПИ»!
Инспектор
Как только в класс вместе с Лидией Гавриловной вошла полная женщина в пенсне и с портфелем, все поняли – инспектор.
Инспектор села рядом со Степаном.
– Начнём урок, – сказала Лидия Гавриловна. Она заметно волновалась.
Первой она вызвала Зойку. Зойка рассказала о болдинской осени, о сказках Пушкина, о Татьяне.
– Татьяна всю жизнь любила Онегина, а у того настоящая любовь прошла мимо, и он уехал путешествовать. Им овладело беспокойство, охота к перемене мест…
Лидия Гавриловна весело поморщилась: ни болдинская осень, ни Онегин в программу не входили.
Инспектор слушала, полузакрыв глаза, и довольно кивала. Вдруг она заметила стоящего у задней парты Телякова.
– А этот мальчик почему стоит? Он, наверное, хочет дополнить?
– Я не хочу дополнить, – сказал Теляков.
– Он вчера сел на паяльник, – объяснил Пим «Инспектор строго посмотрела на него. Пим проворно закрыл тетрадь. В тетради по литературе был нарисован кит.
… Когда кит ныряет за добычей, он может почти час гнаться за ней не всплывая…
Лидия Гавриловна вызвала ещё Толика, а потом сама прочла наизусть стихотворение Пушкина «Кавказ».
«И бьётся о берег в вражде бесполезной
И лижет утёсы голодной волной…»
Читала Лидия Гавриловна хорошо.
В классе было тихо. Когда урок кончился, инспектор поднялась и подошла к Лидии Гавриловне.
– Поздравляю вас, – сказала она. – Хотя у меня есть пожелания методического плана, но остальное хорошо. Видно, что вы любите поэта и сумели свою любовь передать детям. Девочка, которая отвечала, знает материал, как восьмиклассница. Очень вдумчивый мальчик, хотя и экспансивный, сидел на второй парте. По его лицу было видно, что у него есть вопросы. Кстати, где он?
Позвали Пима.
– У тебя были вопросы во время урока? – ласково спросила инспектор. – О чём ты думал?
Пим покраснел.
– Не стесняйся, можешь задать этот вопрос мне. О чём ты думал, когда девочка так поэтично рассказывала про осень?
– Я думал, почему кит может сорок минут не дышать под водой, – сказал Пим.
Это сплошной ужас!
У Лидии Гавриловны вздрагивали плечи. Перед ней стоял Виктор Петрович.
– Да успокойтесь же, успокойтесь, – говорил он.
– Вам легко говорить, – прошептала Лидия Гавриловна. – У вас педагогический талант. А я… пять лет училась, преподаю третий год – и всё не так.
– Что вам сказала завуч?
– Зинаида Фёдоровна… сказала: «Вы распустили класс. На уроке у вас стоят. Бросают реплики. Один ученик нагрубил инспектору». А он не грубил. Это Меньшиков. Он сказал правду. Он действительно думал о китах.
Виктор Петрович улыбнулся.
– Распустили класс… Какая ерунда! Вы сами прекрасно знаете, что это не так. Вот вам носовой платок, вытрите слёзы. Это ещё не худшее, что будет с вами в жизни. Я оптимист.
Лидия Гавриловна кивнула.
Прозвенел звонок. Виктор Петрович кашлянул, постоял и направился к дверям девятого «б».
Лидия Гавриловна подняла голову. На сером, истёртом каблуками полу лежали оранжевые квадраты света. За высоким, с откинутой фрамугой окном светилось молодою листвой шелковичное дерево. На ветке, против окна, сидели два скворца.
Лидия Гавриловна прижалась щекой к тёплому стеклу. Постепенно боль и обида прошли.
И зачем только Зинаиде Фёдоровне было кричать: «Это сплошной ужас!»?
Лидия Гавриловна постучала пальцем по стеклу. Скворцы повернули к ней головы.
– Скворушки, скворушки, – сказала она, – я вас знаю, у вас жёлтые носы!
Птицы согласно забормотали.
Южное сияние
Наступил май. С машиной надо было торопиться. Работали каждый день.
– Сегодня начнём монтировать, – сказал Виктор Петрович.
Вечером Пим и Зойка встретились по дороге в школу. Шли по шоссе. Дымилась степь. На горизонте туманной полосой голубело море.
Громыхая и урча, их обогнал самосвал. Он двигался как слон. Чёрные ядовитые клубы висели за ним в воздухе.
– Ух, и отрава! – сказал Пим.
Зойка посмотрела наверх. Вверху было небо. Жёлтое с зелёной полосой. Еле приметная облачная полоса…
Когда Зойка была маленькая, они с матерью жили в Ленинграде.
Как-то она вышла на балкон и увидела небо. Жёлтое небо с зелёным заревом. Зарево разгоралось, обняло полнеба, а затем, задрожав, начало гаснуть.
– Это северное сияние, – сказала мать.
…Зойка посмотрела снова вверх. Зелёная полоса змеилась и медленно уплывала на запад.
– Чего ты? – спросил Пим.
– Видишь, – сказала Зойка, – полоса? Однажды в Ленинграде я видела северное сияние… Может, и это?..
– Тоже ещё сказала, – засмеялся Пим. – Южное сияние, что ли? Это истребитель пролетел. Выхлоп у него знаешь какой здоровый! А зелёное – потому что закат.
Заурчал второй самосвал. Пим поморщился.
– Носит их, – сказал он. – Такая отрава. Дышать нечем.
– И всё-таки это сияние, – тихо сказала Зойка.
Зойка
Отца Зойка не помнила. Отец умер, когда ей ещё не было года. Зойка росла у матери одна. Мать работала врачом. Она была легка на подъём. Часто меняла города. В каждом городе покупала кровать, книжный шкаф и письменный стол. Уезжая – оставляла соседям.
Последний год они жили на Ладоге. На острове.
– Нет, – сказала однажды мать, – тебе надо уезжать. Это не учёба – ходить по льду в школу. Пол зимы училась, пол – гуляла. Я напишу брату в Крым.
Был май. Холодный, солнечный май. Зойка вышла из дома и лесом пошла на северный берег к Монастырской бухте.
Бухта открылась вдруг.
Она начиналась у горбатого скалистого мыса, плавной дугой вдавалась в берег и заканчивалась у развалин монастыря.
В монастыре двести лет назад останавливался проездом Пётр Первый.
Серые скалы с частоколом бронзовых сосен поднимались над озером. У развалин светилась песчаная коса. Добела перемытый волной и дождём песок клином уходил в синее озеро-море.
Никто ещё не был здесь с зимы. Ни один след не пятнал сияющую выпуклую поверхность косы.
Подойдя к развалинам, Зойка остановилась. Был штиль.
Цепляясь за кирпичные обломки, Зойка по монастырской стене спустилась к озеру.
Нехоженая дорога начиналась у её ног и тонула в неподвижной воде.
Зойка поставила ногу на песок. С тихим хрустом надломился верхний, спрессованный ветром слой.
Она сделала шаг. Второй. Песок тонко запел. Она сделала ещё десяток шагов и остановилась. Было тихо. Совершенно тихо. Ей сделалось страшно. Зойка бросилась назад. На вершине скалы она обернулась. Внизу на литой нехоженой поверхности косы чернела оборванная цепочка следов.
– Страшно… – сказала Зойка и засмеялась.
Зелёная тетрадь
Монтировал машину сам Виктор Петрович. Ему помогал Степан. Остальные смотрели. Когда установили на место десять плат, Виктор Петрович объявил перерыв.
– А мы не очень устали, – сказал Толик.
Виктор Петрович улыбнулся.
Вышли в коридор. У машины – она теперь и верно стала похожей на забор – остались Зойка и Пим.
Пим сидел на столе и смотрел на свет радиолампу.
– Пим, – неожиданно спросила Зойка. – Ты помнишь, как я первый раз пришла в класс?
Пим пожал плечами.
– Я вошла во время перемены, а в классе был ты…
– Я дежурил.
– …Я села, долго молчала, а потом спросила: «У вас мальчики с девочками дружат?» Помнишь, что ты ответил?
– Не помню.
– Ты сказал: «А что с ними дружить?» А вы с Толиком по-настоящему дружите?
Пим нахмурился.
– Знаешь, – сказал он, – лучше зачисти провод. Вон тот. Виктор сейчас его паять будет.
– Мне пора домой, – сказала Зойка. – Дяде порошки нужны, у меня рецепт.
Она замолчала. Пим взял провод и начал возиться с ним.
– Знаешь что, – сказала Зойка, – хочешь, я покажу тебе одну тетрадь?
– Какую?
– Так. Чужая. Она у меня в классе.
Она убежала и вернулась с тонкой тетрадью в зелёной обложке.
– Вот, – сказала она. – Ты мне её обязательно отдай. Пим нерешительно взял тетрадь в руки.
– Я ухожу, – сказала Зойка, – ты мне её обязательно отдай, слышишь?
Хлопнула дверь,
Пим раскрыл тетрадь. На первой странице крупными буквами было написано:
«Снежный человек – заманчивая, но недоказанная гипотеза».
На второй: «Может ли девочка дружить с мальчиком? Отвечает 6-й «а». И шли ответы, написанные разными почерками:
«1. Если вы встанете рядом с мальчиком и возьмётесь за руки, – не думайте, он вас не укусит.
2. У нас в классе дружат.
3. Если б я куда-нибудь очень спешила, а кто-нибудь вдруг остановил меня и спросил, можно ли дружить с мальчиком, я бы не задумываясь ответила: «Да, можно».
4. Среди девочек редко встретишь хорошего друга.
5. Девочки не хотят дружить с мальчиками, боятся насмешек.
6. По-моему, все, кто учится в одном классе, должны быть друзьями. Ведь у них одна цель.
7. А почему бы не дружить с мальчиком? Ведь у нас в стране все равны. Важно, чтобы была хорошая дружба, а с кем дружить – с мальчиком или девочкой – неважно».
Под некоторыми ответами стояли инициалы. «Л. У.» – Людка Усанова. А Зойка?
– Пим!
В дверь просунулась голова Толика.
– Ты что делаешь? Что у тебя? Покажи! Давать или не давать?
Пим остановился в нерешительности. Толик подошёл и взял тетрадь.
– Ух, ты! – сказал он. – Вот это да!
Он прочёл про снежного человека и захохотал.
– Я тебе её завтра отдам! – сказал он и сунул тетрадку в портфель. – Пошли домой?
– Я ещё поработаю, – нерешительно ответил Пим. – Мне можно: мать на собрании.