Текст книги "КотДог (СИ)"

Автор книги: Светлана Тулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Главное, вот ведь дуры! Ксант же и о них заботится, если по большому счёту – где они такого инициатора ещё найдут? Он признанно лучший, по заслугам признанно, вот кастрируй они его – и что? Сами бы потом за хвост себя кусали. Да только поздно было бы! Отрезанное обратно не пришьёшь. Так что его самовольное отсутствие сейчас всем на пользу пойдёт, не только самому Ксанту, вот и Базилий понимает, потому и предупредил. У Базилия три дочурки как раз вот-вот в пору войдут, а к кому обращаться, если не будет Ксанта?

Ничего, вот подумают денёк-другой – и сообразят, что не только погорячились с самим Ксантом, но и вообще в своём требовании искупительной жертвы до смешного повторяют глупые претензии левобережных Вожаков.

Хвостами, так сказать, в такт виляют.

И когда дойдёт до них это – вот тогда и пойдут они на попятный, моментально потеряв к Ксанту всяческий интерес. Ещё бы! Кому же охота хоть в чём-то быть похожим на собак?! Да над ними же тогда даже самые дальние лукошки смеяться будут! Базилий – кот учёный, он тоже считает, что торопиться следует лишь при отлове блох или расстройстве желудка. Вот пусть и бесятся. А мы подождём. По берегу погуляем. Полюбуемся на бегущую воду. Искупаемся. Может быть…

На берегу его ждал сюрприз.

На том берегу, что за рекой. Приятно-забавный такой сюрприз. В чёрных шортах и жёлтой майке…

*

Пришёл-таки.

Мвау!

Какая приятная неожиданность. Красавчик Вит собственной неотразимой персоной. Ну кто бы мог подумать!..

Ксант потянулся и широко зевнул, чтобы скрыть улыбку. Неторопливо стянул через голову майку, уронил на камни. Снова потянулся – картинно, всем телом. Смотрел он при этом в сторону водопада, делая вид, что совершенно не замечает сидящего в сотне прыжков щенка. Пришёл посмотреть? Ну так смотри. Может, и расхочется тебе тявкать и лапу задирать на порядочных котов.

Ксант приоткрыл сквот чуть ли не на половину и выбрал для показательного выступления «драку без правил с шестью противниками». Руки-ноги-лапы слились в полупрозрачную стремительную тень, жалобно пискнул исполосованный острыми когтями воздух, где-то высоко над головой мелькнул водопад, близкая галька и далёкая фигурка в жёлтой майке – и всё кончилось. Драка с шестью противниками тем и хороша, что кончается быстро. Если не сумел справиться с ними за один-два вдоха, можешь уже и не трепыхаться – поздно. Кончать с каждым из шестёрки надо первым же ударом.

Сейчас, например, Ксант не был собой особо доволен – второго своего предполагаемого противника он убить явно не смог, лишь по касательной зацепил. А пятого вообще даже и не задел – на какой-то момент его слегка занесло и когти ушли в сторону, свистнув по воздуху хотя и весьма эффектно, но совершенно бессмысленно. Но со стороны эти ошибки заметить смог бы разве что тренер – но никак не щенок-недотёпа с противоположного берега. Ну что ж, с зарядкой покончено. Теперь очередь водных процедур…

Развалистой кошачьей походочкой направляясь к своему любимому какбыдубу, Ксант почти полностью закрыл сквот. Оставил так, самую малость для облегчения подъема по стволу – при нырянии естественные реакции сквота могли существенно помешать. И в итоге испортить всё впечатление. А это никуда не годится – если уж собрался показушничать, то делать это надо красиво…

Он взлетел по дереву буквально одним движением, едва касаясь ствола когтями. Двумя слегка растянутыми картинными прыжками преодолел толстую ветку, служившую трамплином. На четверть вдоха замер на краю – и прыгнул. Красиво так прыгнул, прогнувшись рыбкой, и в воду вошёл идеально, без всплесков. У самого дна развернулся и, отчаянно работая всем телом, вынырнуть сумел тоже красиво – набранной скоростью его буквально вышвырнуло в воздух. Тут главное – успеть перевернуться, чтобы и второй раз уйти под воду вниз головой и без позорных всплесков.

Он успел.

Второй раз вынырнул уже неспешно, с ленивой грацией перевернулся на спину. И завис, распластавшись по поверхности и позволяя течению себя нести. Он давно уже изучил это озеро, как собственный хвост. И отлично знал, в каком именно месте нужно вынырнуть, чтобы течение принесло тебя именно туда, куда надо. Ксант еле слышно фыркнул и расслабился, очень довольный собой…

– Ты здорово плаваешь.

Сердце дернулось неприятно – причем почему-то не в груди, а где-то в районе желудка, словно он его невзначай проглотил. От хорошего настроения не осталось и следа. Когда уши твои под водой, голоса с поверхности доносятся искажённо. Но всё же не настолько, чтобы была возможность ошибиться.

Ксант открыл глаза, перевернулся и сел на колени в позе ученика. Вообще-то он встать собирался, но дно оказалось неожиданно близко.

– И прыгаешь тоже здорово…

Ксант встал, чувствуя себя донельзя глупо. И какого милтонса ей потребовалось цеплять эту жёлтую майку? Развязной улыбкой прикрыл то ли раздражение, то ли растерянность:

– Да, я такой!

Отряхнулся, передёрнув всем телом и решительно выходя из воды.

– Пошли наверх, там солнышко.

*

– А нас тогда сразу же в посёлок перевели, в Прибрежный. Меня даже за вещами не пустили, Вит позже всё сам принёс. На заставе в сторожевую будку загнали, там и продержали почти полдня, расспрашивали – как, да что, да почему… А потом сразу и отправили. Прямо в посёлок…

А забавно всё-таки иметь дело с собачкой. Поначалу, у воды, он ведь почти нарывался. Любая мало-мальски уважающая себя юная леди, услышав от кота подобный почти что приказ, к тому же отданный этаким вот нагло-повелительным тоном и с такой вот высокомерной усмешечкой, моментально бы фыркнула, хвостом вильнула – и только бы её саму и видели. А этой – хоть бы что. Разулыбалась, следом чуть ли не вприпрыжку побежала, довольная – как же! Позвали! Пригласили! Позволили! Одно слово – сучка, что с неё взять?

Теперь вот рядом сидит. Болтает, постоянно норовя заглянуть в глаза. Словно спрашивает взглядом одобрения каждому сказанному слову. Ксант не мог сказать, чтобы ему это нравилось. Но и активной неприязни тоже не было. Так просто – забавно.

И непривычно.

– Наверное, это правильно. Мы ведь действительно виноваты. Очень сильно виноваты… Нет, не в том, что сбежали, это так, глупость детская, за это даже почти и не ругают, так, накажут слегка, и всё, сразу же прощают. Все хотя бы раз срываются с поводка, это нормальная болезнь роста, нам вожак-наставник объяснял. Мы провинились гораздо сильнее. И раньше…

Ксант фыркнул, закусив тонкую травинку. Спросил сквозь зубы:

– Испытания, что ли?

– Да, – теперь она смотрела на собственные исцарапанные коленки и выглядела несчастной. – Мы ведь их провалили.

Ксант фыркнул громче. Сплюнул изжёванную травинку.

– Подумаешь, новость! Их все проваливают.

Она упрямо покачала головой, по-прежнему не отрывая взгляда от коленок. Словно хотела рассмотреть там что-то очень важное.

– Ты не понимаешь. Мы были последними. Бобби, Пит, Сьюсси, Большой Рекс и Хинки. И – мы с Витом. Пит был из прошлогоднего помета, но проболел тогда. Я была самой младшей и очень мелкой, меня даже сперва хотели на следующий год оставить. Но у меня были хорошие показатели. У нас у всех были просто невероятно хорошие данные. Но у меня – самые лучшие. Лучше даже, чем у Вита, хоть он и куда крупнее был. Нами так гордились, так готовили… Мы должны были пройти Испытания, понимаешь?! Если не мы – то вообще никто! Мы ведь лучшими были… И всё-таки мы не смогли. Мы виноваты, мы всех подвели. Даже Лорантов-Следователей – они ведь тоже на нас надеялись. Они тоже понимали – если не мы, то никто, если даже нам не удалось, то и никому не удастся, потому и перестали проводить Испытания. Какой смысл, если уж даже мы – не смогли?.. Мы последними были. Мы все виноваты. А я… я была самой последней. Значит, и виновата больше всех.

Ргмвау!

В голосе трагические подвывания, губки поджаты, бровки домиком. Как же они все похожи в этом своём горделивом самоуничижении. Похожи и… забавны.

Ксант фыркнул в третий раз:

– Подумаешь! Ну и я был последним. Так что ж мне из-за этого теперь – топиться, что ли? Глупая ты – этим гордиться надо! Сами Лоранты-Следователи обломали об нас свои драгоценные зубы – и ничего не смогли выжать! Так долго готовились, так были уверены – и обломались. Об меня. Маленького такого и скромненького котёночка – я в том помёте вообще один был. Нет, правда же, действительно – есть чем гордиться!

Ну вот, так-то лучше – она наконец-то отвлеклась от своих коленок и смотрела на него во все глаза. Довольно-таки округлившиеся глаза, надо отметить.

– У вас… у вас что – тоже?.. У вас тоже нет Испытаний?

– Ну да.

Он откровенно наслаждался её реакцией. При этом ни малейших угрызений совести по поводу выдачи собакам ценной информации не испытывал. Вот ещё! Эти старые твари из Комитета сами во всём виноваты. Если бы они вовремя признали свою ошибку, он не болтался бы тут и не трепал языком. Да и сучку эту глупую жалко. Мается ведь, дурочка. Так пусть порадуется, доставив начальству столь лакомую новость. Ксант вон благодаря ей очень даже порадовался два дня назад. Теперь сучкина очередь.

– И д-давно? Когда… когда у вас были последние?

– Полагаю, тогда же, когда и у вас – У Ксанта было два дня на раздумья. – Пятнадцать сезонов назад, так?

Она кивнула – несколько раз, словно забыв вовремя остановиться.

– Ужас какой. Мы-то думали… Хотя бы у вас… злились, конечно, но понимали, что сами виноваты… надеялись снова заслужить право… всё это время…

– Не переживай! Как видишь, не ты одна виновата, – Ксант успокаивающе потрепал её по плечику, стараясь сдержать улыбку. Торопливо поднялся. – Передавай привет братишке. И… знаешь что? Приходите вечером, если захотите поболтать. Тут на закате красиво, я часто бываю…

Дольше тянуть не следовало – сопение и торопливые шаги Вита приближались довольно быстро, и нужно быть окончательно спятившей на своей вине сучкой, чтобы их не слышать. Ветви его любимого какбыдуба нависали над водопадом в обманчивой близости – пара прыжков до ближайшей, не больше, только вот мало кому удаётся совершить двойной прыжок, оттолкнувшись от воздуха.

Он прыгнул почти без разбега, приоткрыв сквот на треть. Вцепился когтями левой руки в толстую ветку намертво, по инерции крутанул тело, обхватил ногами следующую ветку – ту, что повыше. И успел вовремя втянуть когти – иначе его просто сдёрнуло бы обратно за руку.

Прежде чем гордо удалиться, он позволил себе несколько мгновений полюбоваться её прелестным братишкой во всём его грозно-негодующем великолепии – и даже послать им обоим на прощание по воздушному поцелую.

И даже услышать за спиной такое знакомо-подозрительное:

– Чего он опять от тебя хотел?!

*

====== Старая сказка... ======

*

– Ты помнишь своё Испытание?

Сегодня она была одна. И поэтому Ксант устроился рядом, подставив спину ярким солнечным лучам и грея пузо о тёплый камень. Вчера вечером он отменно развлёкся, лёжа почти в такой же позе и разглядывая сквозь прищуренные глаза эту славную парочку. Юную сучку, которая опять чувствовала себя несчастной и во всём виноватой. И её прелестного братика, так умильно хмурившего свои белёсые бровки. Он, вероятно, предполагал, что хмурит их очень даже грозно. Такой весь из себя супербдительный и готовый мгновенно встать на защиту глупой сестры. Такой весь из себя…

Щенок.

Старшенький, стало быть. Значит, односезонник с Ксантом. А по личику и не скажешь. Впрочем, это котята взрослеют рано, а собаки в большинстве своём так до старости щенками и остаются. Им всегда нужен поводок – и тот, кто этот поводок держит твёрдой рукой. И поэтому с ними так часто скучно. Но пока что Ксанту скучно не было. Этот молочнозубый красавчик, так усиленно пытающийся изобразить из себя гордого вожака стаи, его забавлял.

Перепрыгивать на левый берег Ксант вчера не рискнул, лежал на своей любимой ветке и наслаждался, самым вежливым тоном отпуская довольно рискованные шуточки и тем выводя несчастного пёсика из себя. Довольно долго так наслаждался. Пока не заметил, что неудачливая утопленница молча плачет.

Она старалась делать это как можно незаметнее, глотала слёзы, улыбалась и запрокидывала голову, старательно моргая, чтобы они стекали по вискам, теряясь в светлой путанице волос. Но всё равно настроение было испорчено. Вот же глупая дура! И что ей втемяшилось? Ксант ушёл, не прощаясь.

Да что там, не ушёл – сбежал. Даже в полноценный сквот сверзился, так хотелось отхлестать себя по бокам длинным хвостом.

С придушенным мявом вывернулся из мешающей одежды, злобной фурией пронёсся по толстым широким веткам, распугивая птичью идиллию. Одна крылатая дура заполошно порхнула прямо из-под лап – прыгнул, но не поймал, да, впрочем, не особо и хотелось, и прыгнул-то так, от злости больше, мол, разлетались тут! Порядочным котам лапу поставить некуда!

Поорал немного для порядка, подрал кору и таки хлестнул себя хвостом. Полноценного удара по бокам не получилось – всё время под хвост попадались какие-то мелкие ветки. И почему-то от этого вдруг стало смешно.

Злость испарилась.

Он вернулся по веткам неторопливой уверенной пробежкой, всё ещё помякивая и делая хвостом непристойные жесты – но уже больше так, для порядка. Настоящая злость ушла. Надо же, как далеко шарахнуться успел, не на шутку достало, видать. Хорошо, что без майки, из шорт вывернуться несложно, а вот майку бы точно порвал, и хранительница Благодати Миурика, ставшая недавно младшей из Старших матерей, ни за что не дала бы новую – одежда драгоценна, её выдают лишь взрослым, беречь умеющим. Не умеешь беречь – значит, не достоин, ходи голым, как в сквоте. Или сам себе делай кожаную. Как у охотниц. Они утверждают, что гордятся этими грубыми самодельными шмотками. Да только вот почему-то заядлые охотницы проводят большую часть жизни в сквоте – может, как раз потому, что в сквоте можно бегать голышом? Вряд ли им на самом деле нравится эта грубая и жёсткая гадость их плохо обработанных шкур – Ксант попробовал как-то, и полдня не проносил, как стёр себе всё, что только мог. Нет уж!

Мрявкнув от неприятного воспоминания, Ксант передёрнулся; кожу скрутило судорогой – так, что густая рыжая шерсть прошла волнами от ушей и до самого кончика хвоста, последний раз недовольно мотнувшегося из стороны в сторону. Спрыгнул с дерева, уже на земле вышел из сквота, торопливо натянул брошенные шорты. Огляделся – не видел ли кто?

Хоть в этом повезло – зрителей не наблюдалось. Никто не видел, как он только что самым постыдным образом потерял лицо, ушёл в сквот не по собственной воле, а просто свалился от избытка эмоций, как маленький.

Короче, не очень приятно вчера всё кончилось.

А всё она, сучка эта, чтоб ей! Доводит, понимаешь, приличных котов до не пойми чего…

И вот – явилась как ни в чём ни бывало. Сидит себе, улыбается, болтает ногами над пропастью. Словно вовсе и не она тут вчера рыдала, кусая губы, вся из себя такая разнесчастная. Впрочем, пусть сидит себе. Она хоть и не такая очаровательная, как её прелестный братишка, но тоже весьма забавная. По-своему. А уж темы для разговоров выбирает… Ну вот кто, например, добровольно захочет вспоминать о собственном Испытании?

– Вит говорит, что вообще ничего не помнит. Странно, он же меня даже старше, хотя и на чуть всего, но всё время это подчёркивает. Я, мол, старший, а ты – так, мелочь пузатая. И вдруг – не помнит. Не понимаю. Я-то ведь помню, значит, и он должен! Правда, я плохо помню… так, кусками всё. Помню боль. Очень больно было, больно и страшно. Словно куда-то падаешь. Как в плохом сне. И нужно что-то сделать, а ты никак не можешь понять – что… Просто падаешь – и никак не можешь проснуться…

– Красиво говоришь. – Ксант передёрнул плечами, чувствуя, как кожу на спине стянуло ознобом, несмотря на жаркое солнце. – Похоже на начало «Поэмы…».

– Ну… да. Извини… Знаешь что? Я думаю, она как раз об этом. Об Испытаниях. И о том, что нам надо сделать, чтобы их выдержать.

– Вырастить крылья? – сказал словно бы в шутку, но ехидный смешок замер на заледеневших губах. Чёрная птица с острыми крыльями, рвущаяся наружу из грудной клетки, персональный Ксантов кошмар, о котором он никому не рассказывал никогда. Она не может знать! Никто не может знать. Просто совпадение, просто случайно угадала, а на самом деле ничего она не знает.

– Не знаю. Извини, я, конечно, могу ошибаться, но… понимаешь, мне кажется, там не всё так просто, и крылья – это не на самом деле крылья. Это иносказание такое, загадка для нас. Мне, например, тогда казалось, что у меня в животе растет чёрная квазироза. Тонкий стебель тянется вверх, через грудь к горлу, распускает вокруг шипы, они рвут меня изнутри, потому-то и больно так… Но эта боль почти приятна, потому что под самым горлом уже появился чёрный бутон. И лепестки дрожат, разворачиваясь… А когда он раскроется – я всё узнаю и всё смогу сделать, как надо, всё-всё-всё… Но Испытание кончилось раньше, чем я успела понять. Цветок так и не раскрылся. А ты? Извини, конечно, что я спрашиваю, но… Ты что-нибудь помнишь?

Она – пёсик.

Просто пёсик.

Маленький глупенький пёсик-девочка. У пёсиков свои правила. Она, наверное, даже и не догадывается, насколько неприлично спрашивать о таком на другом берегу. И насколько невозможно на это ответить… Ксант пожал плечами, пытаясь выглядеть равнодушно-нейтральным и не топорщить шерсть на загривке. Но всё-таки не удержался:

– Не знаю. Во всяком случае, я не помню ничего такого, из-за чего мне вдруг захотелось бы утопиться.

– А я и не хотела. – Она снова улыбалась, склонив голову к плечу и хитренько так поглядывая на него из-под светлой чёлки. – Я просто подумала – а вдруг, если я прыгну с этой ужасной скалы и как следует испугаюсь – всё получится? Ну, понимаешь, тот чёрный бутон… это очень похоже на открытие сквота. Я не знаю, как туда ходишь ты или кто другой, а у меня – очень похоже. Такое же лёгкое шевеление раскрывающихся лепестков под самым горлом… Вот я и подумала – а что, если это и есть цель Испытаний? Открытие двери в новый и совершенно неожиданный сквот! А мы испуганно замираем на пороге… потому что малы, потому что боимся совершенно не того, чего следует и не так, как следует, и вообще ничего не понимаем. Но теперь-то я взрослая и всё понимаю! И умею бояться правильно. Главное ведь тут – суметь как следует испугаться. Первый раз сквотнуть – это тоже всегда очень трудно, мы выросли и не помним, но я видела, как мучаются малыши. И ты тоже, наверное, видел, да? Тужатся, стараются – и ничего не выходит. Ну вот никак! Но если есть смертельная угроза, если опасность реальна или хотя бы кажется реальной для малыша – то всё у него получается само собой, всё сразу становится намного проще! Срабатывает автопилот – оп, и ты уже на четвереньках! Ну что ты улыбаешься? Думаешь – глупости? А вот и нет! Все детские игры на страшилках почему основаны? Да потому же самому! Чтобы переход облегчить! И на Испытаниях нас наверняка именно поэтому так пугают! Вот! Всё сходится, понимаешь! Не улыбайся, я же всё равно вижу, что понимаешь. С нашими об этом невозможно говорить, они не понимают, а ты – понимаешь. Наши тоже вид делают, что не помнят, и не хотят даже слушать. Даже Вит, хотя мне кажется, что он-то как раз всё отлично помнит. Просто не хочет – ни помнить, ни понимать. Ведь тогда нужно будет что-то делать, понимаешь? Нельзя же понимать – и ничего не делать… Ну что ты молчишь? Считаешь, что я не права?

В этом тоже они все – вечно им хочется что-то менять и куда-то бежать. Даже извиняться через слово почти забыла, так увлеклась. Интересно, все сучки столько болтают – или это ему персонально так повезло? Не то чтобы её нескончаемая трескотня особо раздражала, но какое-то время он всерьёз обдумывал – а не вернуться ли на любимую ветку? Впрочем, лень победила.

Он неопределённо дёрнул ухом – думай что хочешь. То ли согласен, то ли нет, то ли просто муху прогнал.

– А ты хороший, – сказала она вдруг. – Вит не хотел меня одну пускать, он глупый и всего боится. Считает, что все коты – извращенцы, только об одном и думают. А ты меня и не трогал ни разу даже! Это потому, что я для тебя слишком старая, да? Если ты тоже с Последнего Испытания – то мы ведь односезонники, да? – она хихикнула, – Почти однопометники. Наши парни предпочитают помоложе, хотя бы на два сезона. Но я слышала, что у вас всё наоборот и коты очень любят старых женщин. Может, я как раз-таки недостаточно старая для тебя?

Кажется, она раньше сидела чуть дальше. И этот тон… она что – кокетничает?

Ксанту стало смешно.

Странные они всё же, эти пёсики. И с чего они так уверены, что сопливая молочнозубая перворазка может быть привлекательнее зрелой и опытной леди? От зрелой и опытной всегда знаешь, чего ждать. При должном умении можно даже удовольствие получить. Зрелая любовница умна и предприимчива, она думает не только о себе и своих желаниях. Она научилась не только брать всё, что можно, она умеет и отдавать. С истеричной же малолетней перворазкой, которой и хочется и колется – никакого удовольствия, окромя потрёпанных нервов. А можно и когтями по морде получить – у Тима, вон, на всю жизнь шрам остался. Нет, неспециалисту к таким лучше и близко не подходить…

Хотя… Если уж говорить начистоту, Ксант как раз таки и был таким специалистом. Потому-то и не боялся он драных стерв из Комитета.

Кастрировать?

Ха!

Лапы коротки!

Да стоит им хотя бы раз заикнуться о подобном не в своей тесной вонючей компашке, а на Большом Кругу – как весь Совет Матерей взвоет дурными голосами и выпустит когти на защиту своего лучшего инициатора. Любая мать, в помёте которой имелись незрелые котята женского пола, была с Ксантом приторно вежлива и предупредительна. Двадцать девять благополучно проведенных инициаций говорили сами за себя. Плюс десятка три или даже больше вполне приличных котят – и это в его-то годы! Впрочем, кто их считает, котят этих…

Короче, обращаться с юными девицами Ксант умел. Но кто же путает работу и удовольствие?..

– Вит хороший, но глупый. Он бы меня не пустил, если бы не Сьюсси…

Она хихикнула, слегка розовея. Пояснила, придвинувшись ещё ближе:

– У Сьюсси свадьба сегодня. Первая. А Вит такой красавчик – вот она его в женихи и затребовала. Весь посёлок с утра на ушах стоит, и ещё дня три гулять будут, а то и больше – первая свадьба обычно надолго затягивается.

Она была слишком близко. Ксант осторожно сел, стараясь, чтоб это не выглядело чересчур невежливо – всё-таки дама, хоть и сучка. Вроде вышло естественно, теперь между ними снова не меньше шага – вполне комфортное расстояние.

– Вит женится?

Бедный красавчик Вит. Впрочем, дело житейское…

– Да нет, ты не понял, свадьба у Сьюсси! Она наверняка Тресса выберет, она к нему всегда неровно дышала. А Вит ей просто в женихи нужен, потому что он самый красивый в Прибрежном. Тут и так-то парней немного, она почти всех выбрала, но Вита – первым! А вообще-то, несправедливо, что её сюда прислали сразу после выпуска с натаски. Могли бы позволить сначала свадьбу отгулять, а потом уж и распределять… а то первая свадьба, память на всю жизнь – и всего одиннадцать женихов, обидно…

– Всего одиннадцать? – Ксант хмыкнул. – Действительно, бедная Сьюсси. А… зачем? Зачем они ей, эти одиннадцать, если она всё равно своего Тресса выберет?

– Ну как ты не понимаешь?! – Ну вот. Опять. Опять эти трагически заломленные ручки и бровки домиком. – Именно для того, чтобы была возможность выбрать! Они все будут бегать вокруг неё, выполнять малейшие желания, доказывать, что они лучше всех! И – кто знает? Может быть, она даже и передумает, случалось и такое… иногда. Если левый жених оказывался достаточно убедительным.

У неё хватило совести при последних словах покраснеть. Или это просто закат? А глазёнки уже снова заинтересованно блестят – как же быстро она переходит от трагедии к любопытству!

– А… у вас? Извини, что спрашиваю, но… у вас свадьбы что – не такие?

Ксант представил себе десяток ополоумевших от гормонов соплеменников, с высунутыми языками нарезающих круги вокруг какой-нибудь из Старых Леди. И содрогнулся.

– Нет, – ответил он осторожно, тщательно подбирая слова. В конце концов – она просто маленькая глупая сучка, она не виновата в том, что ничего не понимает. – У нас выбирает кот. Видишь ли, кошке… ей, как правило, всё равно – кто. Поэтому именно кот решает, будет ли он в этот раз с этой кошкой. Или уступит её… товарищу, а сам подождёт другую.

– Что, на самом деле? – У неё обиженно вытянулось личико, – А я думала, что наставник врёт… Как же это может быть, чтобы совсем всё равно? Не представляю… Ужас какой! А если вдруг никто не захочет? Или сразу двое?! Тогда что – она сразу с обоими, что ли?!

– Это опять же решают коты – уже между собою. Иногда дерутся, иногда – договариваются. Бывает, что и оба становятся мужьями на раз или даже консортами на более длительный срок. А что: если они друзья или даже партнёры и их обоих вполне устраивает такая ситуация – кому какое дело? Главное, чтобы разобрались со всем этим побыстрее – кошки, они ведь ждать… не любят.

– Жуть какая!

Она прижала ладошки к щекам. Что-то непохоже по её восторженной мордахе, что её так уж испугали кошачьи нравы. Или это свойственно всем правильным пёсикам – так восторгаться тем, что ужасает? Только вот братишка её, помниться, что-то не очень-то восторгался. Может, это свойственно только правильным сучкам?

– У нас рассказывали историю о Леди-Кошке и трёх её консортах, но я всегда думала, что это просто красивая сказка из стародавних времён…

Красивая сказка… и стародавняя... ну да, как же!

Очень красивая. Просто до тошноты. Хотя… может быть, с другого берега она именно такой и казалась – красивой и далёкой. Для того чтобы понять, насколько эта сказка отвратительна, надо было оказаться с нею совсем рядом, вплотную, чтобы как следует разглядеть… а вряд ли кого из пёсиков могли допустить так близко к святому святых – любимому кронпринцу Старшей Матери. К нему и котов-то не особо подпускали. Ксант мог бы гордиться своею выдержкой – он даже не вздрогнул. Не задержал дыхания, не передёрнул плечами, даже бровью не повёл. В прошлом он куда более нервно реагировал на любое упоминание, ну так то в прошлом. Три года – вполне достаточный срок, чтобы перегореть дотла, до невесомой серебристой золы. Зола – не угли, в ней больше нечему обжигать. Тем временем сучка снова каким-то неведомым образом оказалась рядом. Ведь вроде же не двигалась – и вот, почти вплотную. На этот раз Ксант не стал отодвигаться – в начале лета сумерки короткие, а ночи холодные. Вот и сейчас вечерняя прохлада уже вступала в свои права, утепляться же, сползая в сквот в присутствии… хм… всё-таки девочки, пусть даже и пёсика – было как-то не очень. А у неё горячее тело. Если перейти на ночное зрение – наверняка будет пылать, что твой костёр. Горячая гладкая кожа… Это приятно.

Мвау!

Очень даже.

– Не таких уж и стародавних… Я был с ней знаком, хотя и не очень близко. Она умерла всего два сезона назад. Сильная женщина… Интересная… очень.

Он слегка потёрся ухом о её горячее плечо. Но мурлыкать не стал – обойдётся. Хотя и… ну да.

Приятно.

Ну и что такого? Ну и подумаешь!

Просто приятно в холодных сумерках прижаться боком к такому горячему телу. Просто слишком давно не было такого, чтобы просто тепло, а не работа… и без разницы, что она пёсик. И даже то, что девочка – тоже без разницы, на бесптичье и рыбка сойдёт. Сам виноват, что затянул с отходняком на целых три года, многовато даже для такой неординарной личности, как Миу. Того и гляди начнут хихикать за спиной или даже смотреть сочувственно, и непонятно, что хуже. Если уже не начали. Три года назад ни одна усатая мегера не позволила бы себе даже косо взглянуть в его сторону или заикнуться о высылке на исправительные сельхозработы с сопутствующим урезанием … гм… в правах. Может быть это – сигнал? Первая птичка-ласточка?

– А ты хороший.

В голосе её – истовая убежденность. Ню-ню. Забавно слышать такое от сучки. И даже немного – вот ведь странно! – приятно. Так же приятно, как холодным вечером прижиматься к её пусть даже и костляво-нескладному, но такому горячему боку. Голос у неё приятный, а лица в темноте не видать. Вот и славно…

– Ты хороший и всё-всё-всё понимаешь. Ты слушаешь, а не просто делаешь вид. А это такая редкость… Будь ты из наших – я бы, наверное, тебя выбрала. Не в женихи, а по-настоящему.

Уррф…

Вот же… с-сучка!

Словно ведром холодной воды – да против шерсти, когда только-только в сквоте пригрелся да расслабился. Это хорошо ещё, что у Ксанта выдержка из морёного какбыдуба, другой бы на его месте…

Короткая паника – она же просто ничего не понимает! Она же уверена, что комплимент ему отвесила – а она и отвесила, по ихним сучьим законам. Нда. Увесистый такой комплимент, слышали бы её Старые Матроны – вот бы обхихикались! Промолчать – обидится, а начнёшь объяснять – обидится тем более. Вот же вляпался! Пригрелся у гладенького да тёпленького, расслабился… и даже не отстраниться теперь – тогда уж точно обидится.

Она отстранилась сама. Можно даже сказать – отшатнулась. Попыталась заглянуть ему в лицо – встревоженно и напуганно.

– Я что-то не то сказала? Ты так напрягся… Извини, я совсем не хотела! Не обижайся! Я думала – это весело будет, ты посмеёшься! Я пошутить хотела! Извини…

Уррф!

А объяснить, похоже, всё-таки придётся. Может, тогда она и обидится, но иначе – заизвиняет ведь до смерти!

– Послушай… я же объяснял тебе – у нас всё иначе. Кошки не выбирают. Но даже не в этом дело.

– Да-да-да, я помню! – закивала она радостно, думая, что поняла основную проблему. Заулыбалась, в темноте сверкнули белые зубы – Я потому и думала, что тебя развеселит, если я…

– У нас нет сворок, – решительно перебил Ксант. – И связи, как правило, не длятся дольше периода гульки. Ну, четверть сезона, от силы, да и то редко. Тебе наверняка наставники говорили, что коты не умеют любить, только трахаться… ну так вот – это правда. Это не байки, это способ защиты, пойми. Никто из нас просто физически не способен на глубокие чувства – иначе мы бы все давно попереубивали бы друг друга. Кошку – её ведь нельзя любить и оставаться при этом в здравом уме. Ни один рассудок не выдержит. Ею можно восхищаться, перед ней можно трепетать, её можно опасаться или ненавидеть, но любить – упаси тебя Лоранты-Следователи! Нельзя любить шлюху, которой всё равно – с кем. Нельзя любить того, кто регулярно надолго уходит в сквот, причём уходит не телом, а сознанием… О, они ужасно разумны и рассудительны – в любое другое время, и даже чересчур, словно стремятся наверстать… но приходит гулька – и всё… кошка в гульке неразумна, она – животное, причём не очень-то симпатичное, нечем восхищаться, нечего уважать.