Текст книги "Школа ведьмовства №13. Сладкий запах проклятия (СИ)"
Автор книги: Светлана Шавлюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 21
Глава 21
На тропу мы вышли вместе с луной, которая выскользнула на небосклон и вытеснила солнце. Ночь была светлой и ясной. Холодный лунный свет ярко освещал все вокруг, отдавая теням лишь укромные уголки и закоулки. Я с удовольствием и пользой провела оставшееся до перехода время. Отлежалась в ванной, собрала кое-какие вещи, которые одобрила Ядвига Петровна, поговорила с мамой, по которой безумно соскучилась и которой мне не хватало. И даже утреннее возмущение по поводу тайн, которые хранились в моей семье, сошло на нет перед скорой разлукой. Хотелось просто сидеть рядом, обнимать маму и не отрывать головы от ее плеча. Слушать ее голос, вдыхать до боли знакомый и родной запах и просто улыбаться. Все же я всегда была маминой дочкой и бабушкиной внучкой. Но пришло время расставаться. К тому же, все время я ощущала беспокойство и нетерпение, и только лежа в ванной, нежась в горячей воде с ароматом лаванды, поняла, что эти чувства принадлежат не мне. Это душа бабули волновалась и переживала. Я чувствовала ее очень отчетливо, но видела лишь боковым зрением. А стоило перевести взгляд на то место, где она была замечена, как душа растворялась и исчезала. А попав на тропу туманов и снов, душа и вовсе испытала такой ворох чувств, что мои были на несколько секунд погребены под ними. Зато уже через пару шагов, когда мы отошли от тонкой границы моего мира, которая напоминала мыльную пленку, душа бабушки стала видимой, и чем дальше мы шли по тропе, тем четче становились ее очертания. Это было завораживающе жутко. Я видела призрака. А вот Ядвига Петровна не ощущала по этому поводу никакого дискомфорта. В какой-то момент ведьма остановилась, обернулась и приветливо улыбнулась призраку. А после и вовсе заговорила, как с живой.
Бабушкин голос звучал приглушенно, отдавался эхом, и я могла с трудом разобрать слова. Хорошо, что со мной была Ядвига Петровна. Она и взяла на себя роль переговорщика и переводчика. Бабушка подтвердила, что проклятие наслала Мстислава, удивила тем, что эта ведьма даже пыталась отменить свое проклятие, но к тому моменту уже потеряла душевный покой и с трудом контролировала свои силы, поэтому снять проклятие не удалось. Рассказала и о том, где она жила – маленькая деревня Ручейки, которая находилась в трех днях пути от нашей школы. И просила прощения. Много-много раз. Но я на нее не злилась. Вряд ли моя бабушка знала, чем обернется ее любовь. Да и не могла я на нее злиться. Боль от потери была сильнее остальных чувств.
Когда мы вышли у школьной калитки, перед высоким частоколом, душа бабушки замерцала, затрепетала и стала растворяться.
– Это все? – спросила у Ядвиги Петровны, когда призрак бабули исчез с наших глаз. Я с трудом сдерживала слезы.
– Нет, Мила, – снисходительная улыбка осветила уставшее лицо ведьмы, – в мире живых нет места душам. Мы не видим мертвых в обычном мире. Надо ее отпустить. Ты готова?
Даже если бы я не была готова, я бы сделала это. Не могу я держать ее на привязи, зная, что ей от этого плохо. Как бы ни хотелось снова почувствовать ее едва ощутимое касание, нутром ощутить улыбку, знать, что она рядом, ее нужно отпустить. Не место ей среди живых. А значит…
Откупорила банку с землей и высыпала под ноги.
– Отпускаю душу родную, вольную на земле родной в мир мертвых со спокойным сердцем.
Сморгнула набежавшие слезы и прижала шаль к груди. Вот теперь все. Теперь она уйдет навсегда и безвозвратно. Смогу ли я свыкнуться с этой мыслью когда-нибудь? Наверное, со временем смогу. А сейчас все еще больно. Шепнула Ядвиге Петровне «спасибо» и ушла к себе. Рана еще не затянулась, а все эти разговоры и встречи всколыхнули боль, которая еще не улеглась на дно. Надо отдышаться, выспаться и успокоиться, чтобы уже завтра начать думать над тем, как и когда отправиться в Ручейки. Пора делать нас с мамой счастливыми! В конце концов, мы не заслужили такой жизни, и мама уже достаточно настрадалась и натерпелась. Даже представлять не хочется, что она испытывала, когда на живую вырывала из своего сердца моего отца. И ведь любила. До сих пор, кажется, любит, не смогла забыть и переболеть. Но вырвала и выбросила из своей жизни только ради того, чтобы он жил. Смогла бы я так? Хотя… Рада я тоже выбросила из своей жизни по той же причине. Правда, он еще не забрался в мое сердце так глубоко. Я была влюблена, но нас еще ничего не связывало.
Две недели. Именно столько прошло с того дня, как я освободила бабушку из клетки чуждого ей мира. И этот факт придал мне уверенности, добавил веры в свои силы, хоть надежда и была очень и очень призрачной. Но мой оптимизм иссяк уже на третий день после возвращения. Рад не оставлял попыток поговорить. А я, оказавшись рядом с ним, чувствовала, как тает мое сопротивление, как истончается броня, и сквозь нее проникает розовый туман грез. Улыбка парня, его теплый обеспокоенный взгляд и тихий вопрос: «Почему ты бежишь от меня?», – заставляли трепетать всем телом и сжимать кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не броситься к ведьмаку на грудь. Я боялась говорить ему правду. Как он отреагирует? Сбежит? «И правильно сделает», – с горечью думала я, наблюдая за ним издалека. А пока он не знает правды, я могу мечтать о том, как все хорошо закончится, о том, как вскоре я найду решение, и никакая чернота уже не будет лежать между нами широкой пропастью. И эта борьба с ним, с собой и, казалось даже со всем миром, изматывала меня просто неимоверно. В поисках вариантов и ответов я затерроризировала весь преподавательский состав, ночами до боли в глазах вчитывалась в строчки бабушкиной ведьмовской книги, но сидя в комнате, не двигалась с места во всех смыслах. Тогда-то я и поняла, что нет иного выхода, как посетить деревню Ручейки и поговорить с местными жителями, а если повезет и Мстислава жива, то и с ней. А уж если она уже тоже покинула мир живых, то я решительно настроилась посетить их жуткий Лес Заблудших Душ. Хуже уже просто не может быть. И пусть я поседею от страха, пока буду искать нужную душу, но использую и этот шанс, чтобы стать счастливее.
Мои планы, которыми я поделилась с Ядвигой Петровной, были понятны женщине, хоть она их и не одобряла. Мы договорились, что пока мое сердце до конца не отдано кому-то, да и я не успела завладеть безраздельно чьим-то, нет причин торопиться. Стоит поучиться, в таком путешествии любые знания пригодятся. К тому же, осень неумолимо брала свое. Еще две недели назад солнце опаляло своими лучами все вокруг, а теперь небо все чаще затягивают густые серые тучи. Так что, я не сбежала из школы, чтобы набраться знаний и храбрости для путешествия. Но с каждым днем сама становилась все больше похожа на ту самую грозовую тучу, которая сегодня висела над школой.
Закутавшись в тонкую кожаную куртку с капюшоном, купленную в родном мире, я бегом добежала до школы, боясь попасть под дождь, который наверняка вскоре ударит по земле. Скинула одежду, перехватила ее поудобнее и свернула в один из коридоров первого этажа. Шла, как на казнь, ожидая в очередной раз увидеть Рада перед дверью нужного мне кабинета. Он поджидал почти каждый день. Но чаще всего я делала вид, что не замечаю его, проходя мимо. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что стену у нужной двери подпирает Стас, а не Рад. И ждет парень явно меня.
– Совсем уморила мужика своими играми, – хмыкнул мимо проходящий парень и покосился на меня. – Уже и брата привлек для поимки очередной жертвы.
– Иди, куда шел, – буркнула я, зло глядя на сплетника.
И так на душе гадко, еще и все вокруг не упускают возможность прокомментировать наши недоотношения с Радом. Причем, если от девочек это ожидаемо, то парни чуть ли не ставки ставили на то, чем закончится эпопея под названием «Впервые брошеный Радислав». Да-да, все вокруг шушукались и не понимали причин моего поведения, не понимали «отчего сначала принимала парня, а потом нос воротит». Другие же посмеивались (в основном парни) над Радом, который впервые получил такой «отворот-поворот, когда добыча была уже в сетях». Это дословные обрывки фраз, которые зачастую долетали и до меня. Парни гоготали, что в этот раз в сети заманили его, а он теперь не знает, как из них выбраться. Я даже вначале часто слышала фразу от девчонок «так ему и надо», но, видимо, мой несчастный замученный вид не лучился довольством и счастьем, поэтому, варианты множились. Меня даже «забеременели» местные кумушки, но я уже перестала обращать внимание. А тут еще и Стас, принесла нелегкая.
– Привет, – устало вздохнула я, бросив на него мимолетный взгляд. Отвела глаза и буркнула, – у меня урок, так что, говори сразу и по делу, зачем ждал.
– Ты выглядишь болезненно.
Усмехнулась и покосилась на него. Лицо спокойное, только губы немного пожаты, выдавая недовольство. Еще бы я выглядела здоровой и румяной, когда сплю плохо и ем без аппетита.
– Стас, – голос звучал тихо и ровно, но нотки раздражения все же проскользнули, всколыхнув его, – я в порядке, правда. Жива, здорова, как видишь. Если ты за этим меня ждал, то я, пожалуй, пойду, извини.
– Что у вас с Радом? – он преградил мне путь, как и всегда заложив руки за спину. Взгляд испытующий, прямой, чуть прищуренный. Я бы сказала даже выжидательный. Только зря старался, ничего нового я ему сказать не могла.
– Ничего, Стас, у нас с Радом ни-че-го, – скривилась я, но продолжила, – и чем раньше он это поймет, тем лучше.
– Он тебе, вроде, нравился, да и сейчас ты явно не согласна с тем, о чем говоришь. Он это видит и борется. Лучше скажи честно, почему ты его избегаешь, решила подразнить?
– Я похожа на ту, кто играется и дразнит? – криво улыбнулась и развела руками, подавив желание еще и покрутиться, чтобы, так сказать, предстать перед заботливым братом моего неудавшегося ухажера во всей своей бледной красе.
– В том-то и дело, что нет. Ты похожа на ту, что страдает, но не пытается ничего изменить. Зачем ты и над ним, и над собой издеваешься?
– Слушай, Стас, – довольно резко и зло прошептала я, чтобы не подливать масла в огонь сплетен, – просто оставьте меня в покое. Ему не нужно быть со мной. И точка.
– Если бы ты сейчас сказала: «Не хочу быть с ним», – я бы и сам ушел, и Рада отвадил. Это было бы трудно, но я бы постарался. Но ты сказала другое, – он сделал шаг и буквально навис надо мной. – Почему ему не нужно? Что с тобой не так?
И снова этот странный отблеск огня в глазах, который так завораживал и пугал. И шепот моего ответа, который я мысленно произносила каждый раз, когда говорила с Радом, чтобы не поддаться чувствам:
– Я проклята, ему нельзя, нельзя, нельзя… Проклята, – шептала я, глядя в увеличившиеся глаза Стаса. И только тогда осознала, что призналась. Опустила голову, боясь увидеть реакцию на мое признание, отступила и тихо попросила: – только не говори никому. И ему особенно. Просто не нужно больше за мной ходить. Это опасно, – на грани слышимости проговорила я.
– Я могу чем-то помочь?
Я вскинула голову. Стас словно окаменел. Его темные глаза почернели, желваки ходуном ходили, но он даже не смотрел на меня. Его взгляд был направлен выше моей головы. Конечно, злится. За брата переживает, но благородный, как девочки и говорили, помощь все же предлагает.
– Спасибо, нет, – покачала головой, вновь опуская взгляд, – только с Радом поговори, чтобы он прекратил меня преследовать. Он только хуже делает. Я не знала раньше, а если бы знала, – закусила губу и покачала головой. Обошла замершего на месте Стаса и уже у двери тихо проговорила, зная о прекрасном слухе Стаса, – ты только за братом присматривай, если он вдруг сейчас заболеет и перед смертью окажется, скажи мне сразу. Я уйду, это поможет. Должно помочь.
Стас обернулся, перехватил меня за локоть и заставил взглянуть уже в обычные, пусть и все еще черные глаза.
– Если тебе понадобится помощь, то ты всегда сможешь найти меня за холмом, в школе.
С сожалением оглядел меня, невесомо коснулся волос, словно хотел погладить, как ребенка, которого пытаются успокоить, но сдержался. Дождался моего кивка, сжал ободряюще пальчики, шепнул: «Все наладится», – и быстро ушел. Надеюсь, хотя бы Рад оставит меня в покое.
Глава 22
Глава 22
И снова дни потекли рекой. Я старательно с головой погружалась в обучение, научилась отгораживаться от сплетен и косых взглядов, свыклась с мыслью о своем проклятии и училась. Настойки безобидные – успокаивающие, сонные, укрепляющие и бодрящие. С маниакальным рвением варила, записывала и повторяла дома. Мало ли что понадобится в пути и в борьбе с моей проблемой. Обережные вышивки: от сглаза, на удачу, здоровье, богатство, крепость духа, любовь… Особенно последнюю… Многие мои вещи обзавелись аккуратно вышитыми знаками с изнаночной стороны. Чаще всего в незаметных местах. А некоторые вещи и вовсе обзавелись целыми орнаментами на рукавах, воротничках и подолах. Все свое свободное время я тратила на повторение заговоров. Шутка ли – каждый из них до запятой выучить, я в школе на литературе столько не учила, сколько за пару месяцев жизни в этом мире. И никаких вам пассов, вывихов пальцев, чтобы нужную финтиклю изобразить, магических шаров и прочей атрибутики, которая с лихвой присутствовала в наших фильмах и книгах. Нет. Все гораздо тоньше, на каких-то других уровнях, которые я приноровилась улавливать, но пока еще это удавалось из ряда вон плохо. Словно погружаешься в вязкий туман, который скрывает много тайн и возможностей. И в этом тумане, среди серой мглы, сокрыто множество тоненьких ниточек, которые оплели весь мир. И дергая за нужную, можно добиться определенного результата. Это как игра на многострунном инструменте. Если знаешь и умеешь, то из-под пальцев вырывается чарующая музыка, но стоит неумехе пройтись пальцами по струнам, как уши в трубочку сворачиваются от жуткого бренчания. Так и тут, только масштабнее. Залезет какой-нибудь «умник» в серое марево, запустит свои лапы в струны природы, и все, пиши пропало, вызывай ведьм и ведьмаков усмирять ураган, бороться с восставшей нечистью или взбесившейся живностью. Так что руки тянуть к неведомой магии я не торопилась, а бормотать стишки-заговоры за обедом не мешал никто. Главное, беззвучно, чтобы не назаговаривать чего-нибудь. Только Олька с сочувствием поглядывала, подсказывала, да кормила.
Повезло, что Рад свои осадные действия прекратил. Уж не знаю, какое внушение ему сделал Стас, но преследование закончилось. Теперь при неожиданной встрече мой неудавшийся ухажер бросал на меня хмурые, задумчивые, а иногда и полные надежд взгляды, но больше не пытался выловить. Только цветочки стали вновь появляться на коврике у двери. И я была готова дать голову на отсечение, что несмотря на свои слова о том, что Рад говорил о своих пробелах в знаниях о травах, все же о языке цветов он знал. Или знакомился, когда готовил очередную маленькую радость для меня. Алевтина Ивановна все же рассказывала на своих занятиях о такой романтической мелочи, как цветочные послания. Но в конце первого года обучения. И вот на пороге я регулярно находила одинокие цветочки, передающие мне слова поддержки, говорящие о том, что он скучает и думает обо мне. Эти маленькие дары хоть и навевали тоску, сжимая сердце, но и придавали мне сил. Да и, несмотря на тоску, я все же не могла не улыбнуться, глядя на очередной нежный цветочек у моих ног.
В этот день на пороге лежал нарцисс. Не сдержала улыбки. «Вот же балбес, – с нежностью подумала я и аккуратно погладила пальчиками светлые непонятного цвета листочки – не белые и не желтые, скорее молочного оттенка, – Алевтина Ивановна поймает, голову оторвет, а он все равно таскает из ее теплицы цветы».
Осень уже не подкрадывалась, она напирала с неумолимой силой. Но удивительное дело – всю территорию, огороженную частоколом, будто накрывал невидимый купол, который не пускал на свою территорию золотую и холодную красавицу. За частоколом среди вечнозеленых елок виднелись солнечно-золотые березки, которые еще не скинули свои листья, а у нас даже трава не пожухла. Стало заметно прохладней, ветер, как и дождь, стали нашими частыми спутниками, но осень словно замерла за невидимой границей и была не в силах ее переступить. Лишь ее запах – прохлады, предстоящих холодов и скорого снега доносился до нас. Девочки говорили, что это защитная магия Ясноликой, которая защищает не только от дурных гостей, но и от холодов, но в первую очередь дерево защищало не все вокруг, а само себя, не позволяло себе заснуть крепким сном на зиму и ослабить защиту этого мира. Мы больше не бегали на озеро, а в банный день теперь устанавливалась очередь на шесть бань, которые находились на территории школы. Неудобно? Ерунда! Особенно для той, кого эти неудобства уже не волновали.
Я уже уходила из школы, когда столкнулась с Радом на лестнице. Он лишь скользнул по мне взглядом, а я уже привычно отвела свой, но тут, как назло, вспомнила о нарциссе, смысл послания которого я никак не могла выудить из закоулков памяти, а девчонки, которых спрашивала, не знали. И вот именно в этот момент я не смогла сдержать улыбки. Легкой, нежной, мечтательной, такой, какая была сегодня утром у входа. Просто блеск! Молодец, Мила! Потому что это провал. Разнесла свою игру в неприступность в щепки. Осознав, что сейчас фактически чайной ложечкой себе могилку вырыла, если Рад видел мою реакцию, ускорила шаг и завернула от него голову так, что едва вывих не заработала. Будем надеяться, что не заметил. Иначе, второй осады я не выдержу. Честное слово, сбегу. Я только дышать нормально начала, расслабилась немного… Ну и вот, собственно, результат.
О результате я узнала тем же вечером. Когда тревога улеглась, мой провал уже казался не таким пагубным, а все переживания – надуманными. Вот тогда-то из темноты, царящей за окном, до меня донесся стук, который отвлек меня от повторения пройденного материала.
Медленно, словно не веря своим ушам, перевела взгляд на окно. А там, за стеклом, он. И стекло мутное-мутное, вымыть надо обязательно в ближайшее время, запылилось от таких ветров-то. Да и Марья Федоровна беспорядка не одобряет. Суровая она у нас. Вот сейчас дверь откроется и все, буль-буль карасики. Я вот даже и стук ее шагов слышу… А нет, это Рад в окно снова стучит. Глаза пучит непонимающие, головой машет, руками водит. Ой-ей, ступор, ёшки-матрешки, сижу тут, рот раззявила об уборке думаю. Подскочила, как ужаленная, окно распахнула, вцепилась в его кофту, что есть сил и втащила в комнату. Так испугалась, что даже не дышала. Только сердце громко в груди ухало. А если бы упал? Разбился бы? Хотя нет, не разбился бы, но покалечился бы точно. Ох, как я сейчас нашу надсмотрщицу понимала.
– Фьюить, – заковыристо свистнул Рад через плечо и на меня глянул. Победоносно так, предвкушающе.
За окном что-то скрипнуло, зашуршало и стихло. А я на ноги подскочила (пока его тушу через окно тянула, сама на полу выстелилась), шарахнулась в сторону от этого лазутчика несчастного и зашипела:
– Совсем ополоумел? – злым взглядом сверкнула. – Меня ж чуть Кондратий не хватил! – дурак, как есть дурак. И я – дура. Разулыбалась, видите ли, цветочки вспомнила. Тьфу!
– Кто это? – хмуро спросил Рад, внимательно осматривая мою комнату. О чем это он? – Что ему от тебя надо? – распалялся уже поднявшийся с пола парень. В руках ромашки злосчастные сжимает. И в комнате сразу так тесно стало и дышать трудно. Он ведь своей широкой фигурой почти все пространство занял. И видно, что злится, губы поджимает. Но я не понимала почему. Сам ведь пришел, цветы припер, а теперь вопросы странные задает. – На каком году обучения? Это из-за него ты меня бросила? Я ему расскажу, как хватать мою девочку. Где этот рукастый?
Я глазами похлопала, сначала ничего не поняла, а потом до меня дошло… Он ревнует меня. По-настоящему. К Кондратию. Рукастому.
Как мне удалось удержать серьезное лицо и не заржать, переполошив соседок, одному Богу известно. Тело подрагивало в беззвучном смехе, а лицо закаменело, чтобы не выдать истинных эмоций. Только губы приходилось кусать, чтобы не разъезжались.
– Еще нас темными называют, – сквозь плотно сжатые зубы пробурчала я. – Ты зачем по стене полез? А если бы разбился?
– Но ведь не разбился, – тут же самодовольно улыбнулся он и шагнул ко мне. А я от него, к стеночке.
– А если бы Марья Федоровна увидела? Поймала! Она бы нам уши бы точно поотрывала, а тебе, – прищурилась, вспомнив рассказ девчонок, – и не только уши.
– Но ведь не поймала, – лучась довольством, проурчал он, – А я тебя… – Один плавный шаг, и его руки оказались за моей спиной, – поймал, – прошептал он мне в губы.
Смех, как рукой сняло. Зато тело стало совсем непослушным. Ноги к полу приросли, пальцы снова в кофту вцепились. И хоть тресни, отпускать не хотели. Сердце совсем ошалело, то замирало и в пятки падало, то к самому горлу подскакивало, когда хотелось сказать что-нибудь, чтобы гостя внезапного прогнать. Но и слова выдавить не могла. Только в глаза его светлые, зеленые вглядывалась, тонула и забывалась. А когда губ коснулось его теплое дыхание, то и голову потеряла, мир закружился, увлекая меня за собой.
– Моя птичка, – прошептал он и легонько губ коснулся.
Осторожно, словно ждал, что я оттолкну. А у меня совсем сил не осталось на борьбу. Вот сейчас поцелую, окунусь в его тепло, а завтра сбегу. Сбегу, куда глаза глядят. И без всяких знаний проживу, до Мстиславы доберусь. А сейчас… На носочки встала, обвила его шею руками и сама за поцелуем потянулась.
А Раду большего оказалось и не нужно. Широкая ладонь прошлась по моей спине, вынуждая притиснуться к сильному телу, вторая рука зарылась в мои волосы, которые неизвестно когда распустить успел. Оттянул их и приник к губам. Жадно, сладко и яростно. Играючи скользнул языком по моим губам, нежно куснулся языка и довольно заурчал, видимо, почувствовав дрожь, которая прокатилась по моему телу. Но я только с большей яростью отвечала ему. Хотелось напиться этим поцелуем, согреться в этих собственнических объятиях, слышать его тяжелое дыхание, которое с хрипами вырывается из груди в перерывах между поцелуями, и тот ласковый бред, который он шептал, покрывая мое лицо поцелуями. И я улыбалась, не сопротивлялась, только глаза не открывала, потому что их уже жгли слезы. Это из-за внутренней борьбы. Я так хотела, чтобы эти минутки сумасшествия, когда я внезапно оказалась полностью в его власти, никогда не заканчивались. Но я знала, что так нельзя. Что своей улыбкой все испортила. А он своим приходом только все усугубил.
– Что же ты бежишь от меня, птенчик, – шептал он, подхватывая меня на руки.
Дошел до моей кровати, всколыхнув во мне волну паники, но вопреки моим мыслям, укладывать меня не стал. Сел сам, усадил меня на свои колени и покрыл шею легкими летящими поцелуями. Тяжелый полустон-полувздох вырвался сам собой. Тело уже горело, низ живота налился щекочущей жаркой тяжестью, а перед глазами плыл туман.
– Прости, прости, Миланка, если сделал, что не так, – уткнувшись носом в мои волосы, глубоко вдохнул и снова принялся зацеловывать меня. – Прости, если обидел, только не убегай, моя красавица.
Убегу. Обязательно убегу. Но не сегодня. Врать не стану. Отшучусь.
– Сейчас Марья Федоровна придет, – прошептала я припухшими горящими губами, – и ни ты, ни я убежать не сможем. Она нам ноги вырвет, спички вставит, чтобы больше не бегали. Ты – по девкам, я – вообще.
– Не придет она, – шепот коснулся уха. А потом его коснулись и губы, пуская по телу лавину мурашек. – Она на другом конце парней гоняет. Некогда ей нами заниматься, – прикусил мочку уха, сорвав очередной стон, который заставил меня густо покраснеть, и усмехнулся. – Милая, моя милая девочка! Миланка! Я так по тебе скучал. А ты чернее тучи ходила, глаза отводила, да нос воротила. За что ты так со мной? – заглянул он в глаза, словно в самую глубь души забраться хотел.
А я… А что я ему скажу? Не хочу правду говорить. Жуткая она, безнадежная, беспросветная. Но я все равно верю, что у меня все получится, ведь, если не верить, то и жить незачем. Так что, придется вести себя, как настоящая ведьма. Настоящая безрассудная ведьма.
Склонилась, нашла его губы и поцеловала. Со всем своим желанием, со всей своей влюбленностью, жадностью, страхом и верой. Хотела в этом поцелуе передать все свои чувства, поделиться с ним и забыться на мгновение. И у меня получилось, несмотря на то, что он быстро перехватил инициативу и буквально распластал меня у себя на руках.
