Текст книги "Домой"

Автор книги: Светлана Рыбакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Саша, худой и черный, обнимал мать с сестрой, плакал и в глубине души за это язвил над собой. На вопрос о ноге махнул рукой.

В этот день они бесконечно пересказывали друг другу все, что с ними произошло. И больше всего Сашка рассказывал о Дауде: если бы не он, сидели бы они сейчас вместе – это вопрос. А еще доставалось генералам:

– Вот встретится мне генерал, я его так пошлю! Я ему скажу!..

– Что ты так кипятишься?..

– Сами войны проигрывают, а потом "такие солдаты нам не нужны"... Интересно, а такие генералы нужны кому-нибудь? Нельзя было обратить внимание, что под носом войска собираются? Предупредить, чтобы были готовы? Все нас бросили! – Саня дернул плечом. – Да что там говорить! когда генерал от нас отказался, осетины хмыкнули, свои ребята, дали пожрать и отвезли во Владикавказ.

– Мы в Осетию звонили, там сказали, что ты в отделении милиции сидишь, – вспомнила вдруг Вера Сергеевна.

– А нас сначала туда привезли. Вовремя мы оттуда смотались – через полчаса отделение захватили. Мне что – отслужил! Вот ребята наши остались там сейчас не в кайф. Знаешь, мать, я все канючил: зачем я в горах, на кой? А как поварился в этой каше, понял: мы там неизбежны. Мне от комендатуры справку дали, а военный билет здесь получу. Печати прямо на вокзале ставили, а там стрельба... Выехал без денег, раздетый. А меня проводники взяли – с войны человек. И в Ростове в наш автобус – без слов. Бумагу посмотрели – и "садись". Знаешь, мать, на войне люди другие, лучше становятся, что ли. Там все про каждого становится ясно. Я этот девяносто второй год не забуду никогда.

Вера Сергеевна гладила сына по спине. Сашка жмурился, тело с удовольствием ощущало чистое белье, не верилось, что вернулся домой и война теперь только воспоминание.

Марина, глядя на эту сцену, опять подумала, что он любимчик, но вслух сказала:

– Мы о тебе так молились, и батюшка, и многие из храма.

– А это даже ребята заметили, что нас будто кто-то выводит. Я за эти дни поверил, что Бог есть. И еще понял, что люди воюют по своему хотению, а Он спасает их – Спаситель. А солдаты наши гадали, кто такой удачливый.

– Саш, мы так все за тебя переживали, а Марина особенно. Сюда прилетела. Даже в Осетию собиралась. – Вера Сергеевна погладила сына по колючему ежику. – А что у тебя лоб такой горячий?

– Мать, это телячьи нежности. Меня немного знобит. – Пожалуйся Маринка скажет "маменькин сыночек".

Вера Сергеевна забеспокоилась.

– И нога мне твоя не нравится. Давай врача вызовем.

– Ага. Плюс пожарников, милицейский патруль и сантехническую аварийку на всякий случай.

– Вечно он рисуется. А между прочим, гангрены бывают, – подала голос Марина, затевавшая вареники.

– Саша, это не шутки. Надо температуру померить.

– Мать, давай до завтра подождем. Я хочу сегодня сидеть дома и не суетиться.

А завтра принесло кучу забот.

Вера Сергеевна решила не оставлять без последствий того, что солдат в окружении бросают на произвол судьбы, а спасшихся вышвыривают из армии раздетых, голодных и без копейки денег на дорогу.

Придя на работу, она стала упорно звонить по всем, какие у нее имелись, телефонным номерам Северо-Кавказского военного округа. Никто не желал с ней разговаривать, но она проявляла настойчивость, пока не попала на низкий баритон, который был склонен ее внимательно выслушать.

Наконец-то Вера Сергеевна дала волю своим нервам: не скупясь на красочные эпитеты и эмоции, она, как Мать Солдатская, высказала баритону все, что думает о северокавказском командном составе.

– Одну минуту. Как же вы говорите, что ваш сын добирался на перекладных, когда ему выдали деньги на билет, суточные и сухой паек?!

– Выкинули как паршивую овцу. Извините, а с кем я разговариваю? спросила Вера Сергеевна, переходя на более спокойный тон.

– С генералом...

Вера Сергеевна охнула про себя, но отступать уже было некуда.

– Извините меня, пожалуйста, за эмоции. Но сами видите, разве так можно с людьми обращаться.

– А простите, я не знаю вашего имени-отчества...

– Вера Сергеевна.

– Так вот, Вера Сергеевна, мне надо поговорить с вашим сыном. Это важно. – В трубке помолчали. – Потому что я лично сам подписывал приказ на суточные, выплаты на билеты, пайки.

– Да?! Очень хорошо. Мой сын будет говорить с вами через несколько минут.

Услышав про генерала, Сашка разнервничался: высказаться, ё-к-л-м-н, или как... А когда набирал генеральский номер – чувствовал холодок под ложечкой, и голос сразу предательски охрип. Разговор получился дельный и серьезный.

Под вечер температура у Сани скакнула под сорок. "Неотложка" установила, что это не гангрена, а сильная простуда и надо в больницу. Сашка, кокетничая с молоденькой девушкой-врачом, заявил, что ради нее – хоть на край света, но помереть он хочет в родных пенатах. В конце концов договорились, что уколы ему будет делать старая Маринина подруга, медсестра. И "неотложка" покатила дальше по своим делам.

Марина предложила исповедаться. Сашке казалось, что он совершенно не готов, но сопротивляться не было сил, события неслись помимо его хотения. Он сдался.

Пока ездили за священником, к городу подкрались сумерки и увели его в темноту. Батюшка пробыл у Саши довольно долго. Марина смотрела в знакомый до последнего бугорка двор, на заветную скамейку у подъезда. Думала, что жизнь проходит как вода сквозь пальцы: быстро и незаметно. И мы совсем не думаем о вечности, хотя встреча с ней бывает иногда неожиданной и скорой.

Батюшка успокоил Веру Сергеевну:

– Все обойдется. У вас хороший сын.

Поздней ночью, после молитвы, Марина зашла в комнату брата. Саша спал, дышал тяжело, на лбу выступили маленькие капельки пота, но лицо его было спокойно. За кавказские полгода он, наверное, впервые уснул мирно и крепко.

Июль-август 2000 года