Текст книги "Великие научные курьезы. 100 историй о смешных случаях в науке"

Автор книги: Светлана Зернес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Как Ломоносов Москву покорял

Василий Ломоносов, отправляя сына учиться в Москву, дал ему с собой обоз рыбы– на взятки. Анекдот

Кому маячила перспектива сделаться первым парнем на деревне на северном Курострове, а то и на всем поморье? Конечно, Михайло Ломоносову! С его способностями да с отцовским наследством, а если еще и выгодно жениться. Но парня в столицу потянуло.

Стоп, что за ерунда, скажете вы. Какое наследство, какие перспективы? Все слышали про этого беднягу, который сбежал из глуши и прошагал до Москвы едва ли не босиком вслед за рыбным обозом, сжимая под мышкой грамматику!

Но как иногда оказывается, не все так очевидно. История этой, как сказали бы сейчас, головокружительной карьеры полна загадок. И даже для тех, кто посвятил немало времени исследованию его биографии, Ломоносов остается фигурой непростой.

Чем больше загадок, тем больше желающих явить миру сенсационную отгадку. Кто-то пустил слух о том, что Михайло– родной сын самого Петра Великого, но только подтверждений этому не нашлось никаких. Ломоносов-старший, который, вопреки расхожему мнению, далеко не бедствовал, все-таки приходился будущему гению истинным отцом.

Василий Ломоносов владел большой усадьбой, двухмачтовым судном на девяносто тонн, жертвовал на строительство храма, в общем, был не последним человеком в своих краях. Так что несчастный сын темного поморского рыбака– это такой романтичный литературный образ.

Но знаменитые способности к учению у Михаила действительно проявились в раннем детстве: он быстро сделался лучшим чтецом в приходской церкви, клянчил у знакомых книги и раскрыв рот внимал дьяку Сабельникову, говорившему: «Для приобретения большого знания и учености требуется знать язык латинский, а ему не инде можно научиться, как в Москве, Киеве или Петербурге, в сих только городах довольно книг на том языке».

И снова перед нашим мысленным взором– деревенский мальчик, бредущий три неделисквозь зимнюю стужу к знаниям, к свету. Но если уж быть точными до конца, то в Москву отправился девятнадцатилетний парень, довольно крепкий, закаленный северным морем и ветрами.

Ломоносов ушел из дома тайно. Однако известно, что отец знал, где он, потому что Михаил Васильевич писал, как из дома неоднократно приходили требования воротиться. Сын не подчинился, и они с отцом больше никогда не виделись. Только ли тяга к знаниям удерживала Ломоносова вдали от дома, или был серьезный конфликт? Известно про злую и неласковую мачеху, но и отец оказался неласков: так и не прислал сыну ни копейки. Михаилу не хватало даже на перья – он дергал их у гусей на московских прудах!

В Славяно-греко-латинской академии ему пришлось назваться дворянским сыном. Обман, конечно, был скоро раскрыт, но терять такого способного ученика, по-видимому, не захотели.

А дальше судьбу этого человека рисуют такой, будто он катался как сыр в масле, пользуясь благосклонностью самой императрицы! Но и это не совсем так. Даже став академиком, написав тома трудов, совершив много поистине великого, он встречал всякое – и посмеяние, и анонимки, и отказы. Вот прошение Ломоносова в Академию наук, датированное 1743 годом: «Минувшего 1742 г., в генваре месяце подал я, нижайший, в Академию наук предложение о учреждении химической лаборатории, которой еще при Академии наук не было, где бы я, нижайший, мог для пользы отечества трудиться в химических экспериментах; однако на оное мое прошение не учинено никакого решения». А решение красуется на самом документе: «Адъюнкту Ломоносову отказать».

«Что о дураке жалеть, казну только разорял и ничего не сделал», – заявил десятилетний наследник престола Павел I, получив известие о ранней смерти Михаила Васильевича Ломоносова. Интересно, кто вбил ему в голову такие суждения? Не те ли, кто с издевкой подшучивал над дырявым кафтаном академика: «Что это у вас, господин академик, ум из кафтана выглядывает?» На что Ломоносов не оставался в долгу: «Нет, это глупость туда заглядывает».

Шутить с ним было делом неблагодарным. Как и чинить ему препоны. Но под горячую руку попадали только те, кто действительно его допекал, особенно хитрые, засидевшиеся в академических креслах иностранцы. Вот и случались скандалы: «Определенный де в прошлом 1742 году при оной академии адъюнкт Михаило Ломоносов во всю бытность при академии показывал себя во многих поступках не по надежде их профессорской и, часто пьянствуя, делал многие непорядки и драки, за что в сентябре того ж 1742 году и под караул в полицию приведен был. Сверх же того он, Ломоносов, во время следственной об Академии наук комиссии показал всем при той академии обретающимся профессорам многие несносные обиды и бесчестье. А понеже де такие бесчинства и непорядочные поступки для отвращения дальних вредительных следствий во всем свете без наказания не оставляются, и нигде в академиях тот места иметь не может, кто в таких предерзостях явится, а наипаче кто всех чинов академии так чувствительно обидит и обесчестит, того ради по учиненному февраля 21 дня в академической конференции определению объявлено от них помянутому Ломоносову, чтоб он к ним в академическую конференцию не приходил. А сего де 1743 году апреля 26 дня перед полуднем он, Ломоносов, напившись пьян, приходил с крайней наглостью и бесчинством в ту палату, где профессоры для конференции заседают, в которое де время профессорского собрания хотя и не было, однако же находился там при архиве конференции профессор Вицгейм и при нем некоторые прочие служители. Причем де оный Ломоносов, не поздравя никого и не скинув шляпы, мимо их прошел в географический департамент, а идучи мимо профессорского стола, остановился и весьма неприличным образом бесчестный и крайне поносный знак руками против них сделал. Сверх того грозил он профессору Вицгейму, ругая его всякою скверною бранью, что он ему де зубы поправит, а советника Шумахерa называл вором».

Тем«крайне поносным знаком» оказался самый обычный кукиш. Но Ломоносов был высок, крупен, с большими руками, и размер кукиша поразил впечатлительных иностранцев до глубины души.

Приручивший молнию

Бенджамин Франклин изображен на купюре в сто американских долларов. Государственный деятель и видный ученый, он не только в своей стране снискал популярность и признание.

Громоотвод, конденсаторная батарея, электрическая полярность, бифокальные очки и даже Гольфстрим– это только часть его детищ. Особенно интересовало его атмосферное электричество. А начиналось все, можно сказать, с игрушки– с воздушного змея.

Изучая электрическую природу молнии, Франклин ставил эксперименты и по итогам выдал статью, поразившую всех. То, что статья Франклина вышла в газетеPennsylvania Gazette, выпускаемой на деньги Франклина, – что ж такого, мало ли совпадений бывает на свете?

А суть материала заключалась в следующем. Француз Томас-Франсуа Далибард придумал в1750 году одну занятную штуку. Далибард извлек из тучи«электрический огонь», используя для этого очень высокий острый металлический шест.

Франклин пошел дальше и произвел гораздо более эффектный опыт, и, как он утверждал, повторить его смог бы абсолютно любой! Для этого потребуется всего-то один шелковый платок.

Было дано подробное описание, как натянуть платок на тонкие скрещенные кедровые рейки. У вас получится отличный воздушный змей. Главное, платок возьмите понаряднее! Затем привязываете к змею обыкновенный дверной ключ. А дальше змей должен воспарить к небесам, да не куда попало, а в грозовое облако. При этом ключ притянет искровой разряд– «электрический огонь», как называли тогда.

С помощью своего британского друга Франклин сумел ознакомить со статьей членов Лондонского Королевского общества, и вскоре про его электрического змея узнала не только Америка, но и Европа.

Через несколько лет в Европе Франклин подружился с Джозефом Пристли, священником, впоследствии химиком. И до того заинтересовал он Пристли своими электрическими опытами, что тот увлекся ими и уже скоро сумел написать монографию «История и современное состояние электричества». Естественно, змею Франклина была посвящена в ней целая глава, и Франклин ее лично редактировал. В этой главе проскользнула одна короткая фраза– о том, что запуск электрического змея был произведен втайне, чтобы не вызвать насмешек в случае возможной неудачи.

Теперь, спустя столетия, ученые не раз анализировали все связанное с этим громким экспериментом. И пришли к выводу, что. никакого полета в действительности не было.

Если сконструировать воздушного змея строго по описанию Франклина (а оно, как мы помним, было весьма детальным), то змей, возможно, и отправится в полет в ветреную погоду. Но вряд ли сможет утащить на себе ключ, весящий около полукилограмма, какими запирались в те времена двери. Для этого понадобился бы платок гораздо большего размера!

Кроме того, во время эксперимента ученый рисковал погибнуть от сильнейшего электрического заряда, который прошел бы по мокрой от дождя бечевке. Похожим образом уже был убит разрядом немецкий ученый Георг Рихман.

Есть небольшое несоответствие и в датах эксперимента. Если электрический змей был действительно запущен в июне, то почему Франклин молчал об этом несколько месяцев? И вообще, не в характере Франклина было бояться насмешек и прятаться от публики.

Нет сомнений и в том, что Бенджамин Франклин явился автором эксперимента. Да и эксперимент как таковой все же был. Но только мысленный!

Скорее всего, ученый продумал план опыта, произвел расчеты и даже точно предсказал и описал результат. Вот только змей расправил крылья и взлетел лишь благодаря воображению автора.

Что ж, фантазиям нужен высокий полет!

Голову на отсечение

Фантазия способна увести далеко. Бывает, один придумает разные невероятные вещи на бумаге, а второй прочтет и воплотит невероятное в жизнь. Случается и наоборот: начинает второй, а первый вдохновляется.

Всем известный роман Беляева о голове профессора Доуэля появился на прилавках в тридцатых годах прошлого века. Но даже современного читателя впечатляют злоключения оживленной человеческой головы. С трудом верится, но замысел этот был подсказан вполне реальными опытами.

Первая голова почти волшебным образом ожила под руками физиолога Алексея Кулябко. Голова была рыбьей. Через сосуды пропустили физиологический раствор, и несколько часов она функционировала отдельно от тела. Окрыленный успехом, Кулябко повторял опыт многократно, а потом, снова первым в мире, смог оживить еще и человеческое сердце. Это был рывок!

Приняв своеобразную эстафету, советские биологи и медики взялись за любые попытки продления жизни. Да с такой смелостью, с таким размахом, что результаты и правда стали напоминать научную фантастику.

Москва, проспект Мира, дом № 51. На скромной мемориальной доске выбито имя Сергея Сергеевича Брюхоненко. В 1928 году на съезде физиологов этот скромный человек шокировал всех собравшихся: перед участниками предстала живая голова собаки. Главную роль в этом «шоу» сыграл аппарат искусственного кровообращения – автожектор, который Брюхоненко тоже сконструировал сам. Голова реагировала на звук, свет, запахи. Зал замирал.

О достижении хирурга стало известно за рубежом. Даже Бернард Шоу откликнулся в своей манере – толив шутку, то ли всерьез: «Я испытываю прямо-таки искушение дать обрезать голову мне самому, чтоб я впредь мог диктовать пьесы и книги так, чтоб мне не мешали болезни, чтоб я не должен был одеваться и раздеваться, чтоб мне не нужно было есть, чтоб мне не приходилось делать ничего другого, как только производить драматические и литературные шедевры!»

Другой блестящий хирург, Владимир Демихов, уже не только отрезал, но и пришивал. В его маленькой темной лаборатории чудеса рождались одно за другим. Сначала собака с двумя сердцами по ней бегала, а потом появилась и вовсе двухголовая! «Двойной» щенок Гришка лаял и лакал молоко обеими головами, сам пугаясь этого. За пятнадцать лет из– под ножа Демихова вышло двадцать таких собак, а выхаживал он их вместе с женой у себя дома, в коммунальной квартире.

Помнится, еще во времена Крымской войны случился такой эпизод. В полевой госпиталь к хирургу Николаю Ивановичу Пирогову притащили на носилках обезглавленного солдата. Голову несли следом. На возмущение дежурного(«Куда вы его несете, он же без головы!») вояки отвечали совершенно искренне: «Ничего, господин Пирогов как-нибудь привяжет, авось еще пригодится наш брат-солдат!»

Пирогов, само собой, за это дело не взялся. Но совсем недавно, в концеXX столетия, пытался«привязывать» головы хирург Роберт Уайт из Огайо. Начал сразу с наших родственничков– обезьян. Говорят, когда первая«пациентка» очнулась и поняла, что с ее телом что-то не так(а точнее, все не так, чужое оно!), она тут же попыталась укусить нехорошего доктора. После такой ошеломляющей операции Уайт надеялся проснуться народным героем, но к тому времени уже вовсю заговорили о моральной стороне вопроса. Где ж это видано, чтоб головы меняли?!

Уайт не остановился. Обезьяны были лишь первым шагом на пути к его главной цели– провести такую операцию на человеке. Нашелся даже доброволец, прикованный к инвалидной коляске, – он дал согласие пришить свою голову к другому, здоровому телу. Но пока ему все же придется подождать. Даже если совсем не прислушиваться к голосу морали, все равно сшивать спинной мозг пока еще не научились. Внутренние связи в организме слишком сложны, слишком многообразны.

Хотя в случаях, когда кто-то почти«потерял голову», но спинной мозг чудом не задет, возвращать потерю на место уже получалось! Больные даже уходили из клиники сами, с головой на плечах, вновь обретя способность говорить, видеть, слышать. А ведь шансов у них было, прямо скажем, не больше одного-двух процентов.

Так что в недалеком будущем, глядишь, каждый захочет приделать себе голову поумнее или тело пофигуристее. Вот начнется«охота за головами»! Зато в школе учителя больше не смогут попрекать за забытую дома тетрадку: «А голову ты не забыл?»

Кто остался с носом?

Красота всегда была чьей-нибудь«головной болью». Почему это у Мани нос греческий, а у Тани картошкой? Но обиды, нанесенные природой, наука научилась компенсировать.

Нос– штука во всех смыслах выдающаяся. И посему самая уязвимая! Еще, помнится, любопытной Варваре с ним не повезло, Буратино тоже намучился, а красноносого олененка Рудольфа вообще засмеяли поначалу.

В старину лишение носа было распространенным способом наказать преступника– чтоб на всю жизнь запомнил! Но то, что один смог отрезать, другой вполне может пришить на место. Сегодня«хирургия красоты» – пластическая хирургия– совершает настоящие чудеса как нечто обычное, повседневное.

Удивительно, но первыми клиентами хирургии красоты стали мужчины. Только форма носов их не очень волновали, потому что случилось это еще в Древнем Риме, а с носами там было все в порядке. Спросом пользовалось удаление шрамов со спины. Видите ли, шрамы говорили о том, что воин просто отвернулся от противника и позорно бежал. Ради сокрытия следов этого проступка и не на такое пойдешь!

Индийская медицина, как уже доказано, тоже знала пластические операции с древности. Врачи умели восстанавливать любые части лица, поврежденные каким-либо образом. Но европейцы считали унизительным учиться у индусов.

В XVI веке итальянец Гаспар Тальякоцци написал о реставрации носов первый трактат. «Мы лечим и восстанавливаем части тела, данные природой, но отнятые роком. Мы делаем это не для приятности глаз, а для того, чтобы поддержать надежды получившего травму человека и помочь его душе» – вот что писал этот человек. Он очень любил свою работу, но. коллеги не оценили. Им показались противозаконными такие операции, прежде всего по отношению к природе.

И только в начале XIX века хирург Джозеф Карпю из Лондона выполнил операцию по ринопластике по индийскому методу. Когда спустя несколько дней настал момент снять повязку с лица пациента и посмотреть, что же под ней, свидетели в один голос утверждают – Карпю в удивлении воскликнул: «Бог мой, да это же нос!»

С тех пор и началось развитие этого направления семимильными шагами. Прошли времена, когда пластические операции были привилегией одних звезд. Сейчас исправимо все – и когда слишком мало, и когда слишком много. В Китае даже придумали конкурс «Мисс искусственная красота». Не важно, мисс вы или уже миссис: к участию допускаются женщины, перенесшие как можно больше пластических операций. А интересно, какие санкции прописаны для «нарушительниц» с натуральными частями тела?

Но не торопитесь ложиться под нож, заметив в себе какой-нибудь «недостаток». Вон астроном Тихо Браге почти всю жизнь проходил с золотым носом. Как это получилось? Да просто повздорил на балу со своим знакомым. Спорили о какой-то математической формуле, в итоге дошло до дуэли, где соперник и отхватил Тихо часть носа. Не унывая, пострадавший заказал муляж из сплава золота, серебра и меди. Нос был сделан так мастерски, что выглядел почти как настоящий (правда, приходилось без конца его подклеивать – отваливался из-за собственной тяжести!). А со своим соперником Браге потом навсегда помирился.

Наркомания

Сегодняшняя пластическая хирургия – дань моде. Вряд ли кому-нибудь пришла бы в голову безумная мысль улечься под нож (хоть ради красоты, хоть ради здоровья), если бы не было обезболивания! Анестезия, мечта всех врачей и пациентов, стала настоящим прорывом в медицине. Прорывом случайным и в тожевремя долгожданным.

Примерно в 1800 году в Англии появился новый вид развлечения. Кто-то однажды вдохнул один из недавно открытых газов – закись азота N O – и был немало удивлен, получив необычные ощущения: приятное возбуждение, прилив сил и веселья. Новость распространилась мгновенно, и на следующие полвека газ, прозванный веселящим, стал популярнейшим наркотиком. Разумеется, особенно оценила новинку молодежь.

Хамфри Дэви увлекся химией. Впоследствии он сумеет открыть калий, натрий, изучить процесс электролиза, сконструировать шахтерскую горелку, побывать в должности президента Королевского общества и вообще оставить большой след. Но пока ему было всего девятнадцать, и избежать дурного влияния не удалось. А дурно влиял на парнишку ни много ни мало его научный руководитель доктор Томас Беддо!

Беддо вообще верил, что за применением газов для врачебных целей большое будущее. И, недолго думая, применял их. Его пациенты вынуждены были дышать газами от коровьих испражнений через трубки, проведенные в палату. И Беддо ничего не стоило возложить на своего подопечного Дэви«почетную» обязанность испробовать закись азота лично. А поскольку Дэви был прилежен и исполнителен, то не отказался.

«Этот газ заставил мой пульс подскочить на двадцать ударов в минуту, а сам я принялся плясать как сумасшедший по лаборатории» – такие ощущения испытал юный помощник доктора. Подобное действие закись азота оказывала на всех дышавших ею. В театрах устраивались«вечера веселящего газа», где все желающие могли отведать этой штуки, а потом потешать публику своими нелепыми телодвижениями. За небольшие деньги веселящим газом можно было насладиться во время массовых гуляний– ярмарок, карнавалов. Люди хохотали, скакали и даже наносили друг другу побои. К тому же у закиси азота был один досадный побочный эффект. Повышенная доза его могла вызвать обморок.

Кто знает, чем бы все это закончилось, если бы не дантист Гораций Уэллс.

Грешным делом Уэллс тоже пристрастился к подобным вечеринкам. Однажды один из его друзей, находясь под действием газа, поранился. Рана оказалась довольно глубокой, но мужчина даже не заметил ее, ибо не чувствовал боли. Тут Уэллса и осенило.

Обезболивающее действие закиси азота врач решил проверить на себе. Приняв большую дозу газа, он потерял сознание, и коллеги удалили ему зуб. Когда Уэллс пришел в себя, боли не было. Дальше вдохновленный медик провел пятнадцать операций по удалению зубов, и все они прошли успешно. Ну все, кажется, настал момент поделиться открытием с научной общественностью!

Уэллс нашел добровольца, согласного расстаться со своим зубом публично. Созвал коллег и приготовился продемонстрировать первый в мире открытый опыт обезболивания. Но к великому своему несчастью, он не сумел рассчитать время наркотического воздействия закиси азота, и его пациент вопил от боли(не мог потерпеть, неженка!).

Провал был оглушительным. Присутствующие единодушно назвали опыт«чепухой» и покинули зал.

Доктор-неудачник впал в депрессию. Он пристрастился к более сильным наркотикам, чем этот газ. С ним случались припадки: однажды Уэллс выскочил на улицу, плеснул серной кислотой в проходящих мимо женщин и был арестован.

В1864 году Американская ассоциация стоматологов официально признала открытие анестезии при помощи закиси азота за Горацием Уэллсом. Но бедолага Уэллс об этом уже никогда не узнает.

А что же с нашим Хамфри Дэви? Неудивительно, что этот молодой человек тоже быстренько«подсел» на закись азота. Он начал употреблять ее ежедневно, наслаждаясь весельем и галлюцинациями(правда, свою работу все же не бросал). Он даже описывал действиеN O стихами. Только вряд ли эти стихи были хороши.

Газовые вечеринки получили популярность и в Америке. Но там нюхали не закись азота, а эфир. Кроуфорд Лонг, молодой врач из штата Джоржия, тоже не чурался подобных посиделок. И тоже однажды почувствовал на себе обезболивающий эффект: вдохнув эфир, он упал, но тут же бодренько поднялся без каких-либо последствий.

Лонг решил проверить действие эфира на своих больных. Результат превзошел все ожидания, пациенты оставались весьма довольны. Но что-то помешало ему обнародовать свое открытие тогда же. Только через тридцать лет Лонг решился сделать это, однако опоздал. Другие специалисты тоже заинтересовались проблемой и неплохо преуспели.

16 октября 1846 года другой стоматолог, Томас Грин Мортон из Филадельфии, продемонстрировал перед публикой наркоз эфиром. Он удалил больному опухоль челюсти и убедил присутствующих, что безболезненная хирургия возможна.

Эфир тоже обладал не только приятными свойствами: при входе и выходе из наркоза вызывал возбуждение, больные кричали, вырывались и получали на операционном столе вывихи и растяжения. Кроме того, эфир воспламеняем, и у пациентов даже случались ожоги. Но, несмотря на недостатки, эфир, как и веселящий газ, довольно долго использовался хирургами для масочного наркоза. Затем применили хлороформ, потом другие препараты.

Днем открытия анестезии в конечном итоге стали считать 16 октября. В этот осенний день анестезиологи отмечают свой праздник. Что ж, наши поздравления и низкий поклон!