Текст книги "Станция Мост"

Автор книги: Светлана Борминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Тебя как зовут? – спросила Пушистая, засучивая рукава.

– Мы не можем себе позволить везти тебя до Москвы, – затащив мальчишку в проводницкое купе, наперебой накинулись на него мы. – Вымётывайся на первой же станции!..

– Почему это? – сник и перестал отбиваться он. – Почему-почему-почему?!

– Прошлый раз такой сувенир, как ты, спёр две сумки и обчистил сто карманов! – совсем немного преувеличила Клавдия Егоровна.

И за воротник повела зайца на выход. Поезд тормозил на станции Бор.

Заяц упирался, мы открыли дверь, стали его высаживать, и тут он заплакал на весь вагон!..

– Я в приют еду-ууу… Я тут не прокормлю-юуууусь!.. Дайте денег на проко-ооооорм!..

– Денег на прокорм хочешь? – вдруг спросила тётя Клава.

Я её остановила:

– Высаживаем! Помните, что прошлый раз было?

– Да он маленький, – взвесила его в руке Пушистая. – Я за ним послежу. – Втянула беспризорника обратно и стала читать устную инструкцию, что можно и чего нельзя, если он желает составить нам компанию и без приключений добраться в столицу нашей родины. Потом вручила ему ведро, веник и велела мести вагон.

– Я вас предупредила, Клавдия Егоровна!..

– Злая кондукторша, – сказал мне вслед этот мальчик, я на него поглядела долгим взглядом и, оказалось, не зря.

За окном летела ночь вслед за поездом… Заяц мирно пил чай в нашем купе, вагон был выметен дочиста.

– Я в туалет, – вежливо пояснил мальчишка и встал.

– Иди, Миша, – разрешила Пушистая. Его звали – Миша Крюк.

А через сорок минут в наш вагон почти вбежал бригадир проводниц Стасик.

– Тряси меня, давай!.. Ты ж у нас силач! – выворачиваясь, кричал ему наш Миша. – Я тут!..

– У вас вобла не пропадала? Это ваш оболтус?.. Курил в тамбуре!

У Миши из карманов торчала вобла…

– Вобла? А что?..

– Тормози! – крикнул Миша.

– Не мотай кочаном! – пытаясь удержать в руках рвущегося во все стороны Мишу, зарычал Стасик.

– Воблой торговал, – Стасик запалённо огляделся и, втащив Мишу в наше купе, добавил: – И гашишем…

– Вобла у нас есть, а гашиша нет, – убеждённо сказали мы и переглянулись, а когда Стасик ушёл, бросились к мешку – сверху он был доверху заполнен рыбой, а на дне лежали завёрнутые в полиэтилен несколько плиток гашиша, похожие на такие же, как в фильмах про наркомафию.

Пока мы разглядывали гашиш – Миша под шумок улетучился, только голова лохматая мелькнула.

– Стой! – крикнули мы, но поезд уже тормозил у очередной станции. В тамбуре толпились пассажиры, мы открыли двери, пропуская их, из туалета вышел Миша и бросился мимо нас наутёк.

– Хорошо, Стасик не видел, что на дне, а то бед не обрались бы, – сказала Пушистая и перекрестилась.

– Ага-ага, – согласилась я.

– А ты ещё шикарным мужчиной его назвала!.. – выговорила мне Пушистая.

– А сами-то! – вспомнила я.

Вышли восемь пассажиров, зашли семь, пока разобрались с билетами и бельём, прошёл час. Под сиденьем – мешок! Что с ним-то делать?!

– Давайте его выкинем!.. – Я распахнула окно и потащила к нему мешок.

– Нас убьют за него! – взвыла тётя Клава. – Света, стой!..

– А если собака на вокзале его унюхает?.. Нас посадят, тётя Клава, и разбираться не будут! Мешок у нас?..

– У нас! – кивнула моя напарница, держа мешок двумя руками и одной ногой. – Не дам!.. Убери руку!

– А вы помните терьера Гошу?

– А кто ж его не помнит?!

Тойтерьера Гошу знал весь Казанский вокзал – этот маленький отважный пёс с умной мордой и грустными выпуклыми глазами находил наркотики каждый день!

Гоша – воплощение собачьего ангела на земле. Воинственный и очень правильный пёс. Если бы все люди были такими, как Гоша, – неподкупными, на Земле давно установился бы рай.

И мы выкинули в четыре руки мешок с воблой и гашишем в гудящее чрево окна. И страшно довольные уселись и рассмеялись.

– Выкрутимся как-нибудь! – беспечно махнула рукой тётя Клава. – Если будут на нас наседать, эти наркодельцы чёртовы, я на них такого сглаза нашлю – чирьями изойдут!

– Нашлите-нашлите, Клавдия Егоровна! – закашлялась я. И отодвинулась подальше.

И ТУТ ИЗ ОКНА МЕШОК С ВОБЛОЙ И ГАШИШЕМ ВВАЛИЛСЯ ОБРАТНО… Вслед за мешком из окна появился Коля Пылинкин и, присев на откидную скамью у окна, стал раскуривать толстую самокрутку.

– Какой у тебя причесон, Свет! – глядя на мои поднявшиеся волосы, сказал Пылинкин.

Я посмотрела на него, на лице Коли была криво надета маска, изображающая обезьяну.

– У тебя такое выражение, – сказал Пылинкин, – убери его! А то хуже будет… – И, сняв маску, протянул её мне. У него почти не было лица на лице. Сквозь кожу проступали фрагменты мышц и… пустота.

Я вытащила из сумки баночку со святой водой и плеснула ему в лицо.

Николай молча вытерся.

– Моя красавица, – сказал он. – Узнай про меня!.. Или я за себя перестану отвечать.

Я повернулась к Клавдии Егоровне Пушистой, та молча укладывала себя спать.

– Света, – как ни в чём не бывало, пробурчала она. – Разбуди меня через час, я просто с ног валюсь! – И, закутав голову одеялами, задышала, как паровоз. Я поняла, что помощи мне не дождаться.

– Что тебе надо?! – сквозь зубы, зло спросила я.

– Ты знаешь, душенька, – выдыхая дым прямо из дырок на щеках, сказал Коля. – Если не узнаешь, почему я так плохо помер, я вас сдам милиции прямо в Москве, на вокзале! Гоша, между прочим, мой кореш!..

Тут тётя Клава шумно откинула одеяла и села.

После недолгой борьбы мы вытолкали Пылинкина прямо в окно, и мешок полетел туда же! Но уже через минуту Пылинкин с мешком снова возник у нас в купе, причём материализовался он через закрытое окно. Мы снова выкинули его… два или три раза! И снова Пылинкин с воблой и гашишем трижды появлялся в нашем проводницком купе. Мы вывалили всю воблу в окно, и она разлетелась! И туда же по очереди кинули десять толстых плиток гашиша… Пылинкин через три с половиной минуты сидел у нас в купе с гашишем, но без воблы!..

Мы устали…

И, переглянувшись с тётей Клавой, решили начать переговоры.

– Ты, дурак, Коля? – возмутилась я. – Ну, как, скажи, я ещё раз отстану от поезда? Меня же выгонят…

– Как рецидивистку! – кивнула Клавдия Егоровна.

– Узнай! – упрямо повторял Пылинкин. – Свет, ты такая горлопанка: тебя палкой гони не выгонишь!

– Сам узнай! Вон они скоро на обратном пути влезут, спроси у них!.. Надоел! – отрезала я.

– Света! – крикнул Коля.

– Нет! Сам спроси, Коля!..

– Нет, уж ты сама, – стал вытаскивать гашиш из пакета Николай. – Спроси у них… Спросишь, ну?.. Я так плохо помер! – заныл он. – Зачем я жил, чтобы так помереть?.. Зачем это было со мной?

– Спрошу, ладно, – запихивая гашиш обратно в пакет, согласилась я. – Только убери его! А то нас Гоша на Казанском искусает.

И в тёмном купе я увидела его смирное лицо. Коля посидел, снова надел на лицо обезьянью маску из папье-маше и, рассовав гашиш по карманам, вышел куда-то в окно.

И я спросила их. Между станциями, когда все улеглись. И не получила ответа, они даже не взглянули на меня, как следует… Так, посмотрели.

Я повторила:

– Топотушки, уважаемые, скажите, почему Николай Иванович Пылинкин умер как собака… или пёс? Он мне надоел хуже собаки – скажите, очень вас прошу!..

И та, что поменьше, в ореоле пушистых медных волос, смилостивилась:

– Если повезёт, ты можешь узнать об этом сама… Очень просто, – на мой немой вопрос, предложила она: – Просто приди на место его смерти и сядь там…

– И долго мне там сидеть? – похолодела я.

– Ночь.

– Или две, – глядя в окно, сказала мне вторая, с громадной копной оранжевых волос на голове. Как она с ними ходит, изумилась я. На неё ж, наверное, оборачиваются.

– А вы не можете?.. – ухватилась я за соломинку.

– Нет! – сказали обе и нахмурились, и я отступила.

– Это было когда? – спросила маленькая.

– Год назад.

– Год?! Ты не сможешь вернуть его, зачем тебе это надо?..

– Он приходит и спрашивает, – пожаловалась я. – Приходит и спрашивает.

– Побрызгай на него святой водой. – Они переглянулись.

– Брызгала!

– Или крестом…

– Стукнуть? – уточнила я. – А почему не во сне?..

– Что во сне? – подняла брови оранжевая.

– Я в прошлый раз попала на место преступления во сне, – пояснила я. – Скажите, в чём тут механизм и отличие?..

– Ты попала туда благодаря своей интуиции, – начала говорить маленькая.

– Совсем необязательно засыпать, чтобы попасть куда-то, – перебила вторая.

– А механизм всего этого попадания в чём?.. – два раза, как попугай, повторила я.

– Ты нестерпимо должна этого захотеть, – грустно глядя мне в глаза, сказала та, что поменьше.

– Да, только так ты попадёшь туда, – кивнула вторая.

Я взглянула на них и вдруг поняла – они несчастливы. Но почему они не люди, в таком случае?.. Они же обычные женщины, я глядела на них во все глаза и не видела различий между нами. И волосы я могу покрасить в такой же радикально оранжевый цвет, а что?..

– Что ты от них ещё хочешь, рыбка золотая?.. На какой вопрос тебе ещё ответить, – меня сзади обняла какая-то женщина.

Я подскочила.

– Тётя Клава!..

– Пойдём, – потянула она меня за рукав.

– Тётя Клава!.. – в купе я просто закричала.

– Ты спрашиваешь у цыганки механизм гадания?

– Спрашиваю! А как же?.. Всегда! – я не покривила душой. – А что?..

– И тебе отвечают? – с подозрением взглянула на меня Пушистая.

– Когда как, – ответила я. – А вообще-то ни разу! Но я всё равно спрашиваю.

– А не надо ничего спрашивать! – сердито попросила тётя Клава. – Они вот в следующий раз не поедут с нами…

– Ну и что? Велика потеря, – махнула я рукой. – Я ведь так и не поняла – кто помог мне тогда на станции Мост. Кто услышал меня?!

– Велика потеря… – повторила Пушистая. – Ты не понимаешь… Не беспокой их больше, – вздохнула тётя Клава. – Заставь дуру Богу молиться…

– Я с умными людьми очччень умная, тётя Клава. А с остальными – какие люди, такая и я! Много их, умных-то? С кем поведёшься – того и наберёшься! – ворчала я про себя весь остаток пути в Москву.

– А почему они не люди, тётя Клава? – всё-таки спросила я, когда мы прощались после рейса.

– Они не умрут, – сквозь зубы сказала Пушистая и, помахивая сумочкой, побежала в сторону метро. Только икры в колготках цвета лосося замелькали быстро, словно спицы на колёсах велосипеда…

ЖЕНЯ

Я не спала всю ночь, вглядываясь в тёмные углы своей квартиры, мне везде мерещился Длинный Коля с маской обезьяны на просроченном лице.

Лишь под утро я кое-как заснула.

Днём я зашла к Женьке Пылинкиной – и удивилась!

Она открыла мне дверь и впустила. Я шла за ней, она обернулась, выйдя на свет, на меня взглянули глаза, в которых было, не поверите… счастье!.. Я так давно не видала безграничного счастья в чужих глазах, что тяжело вздохнула!

Красивая, в узорах дорогая и новая посуда на кухне, обычная белая занавеска на окне, Женька села и я села напротив.

– Всё ездишь? – спросила она. Я кивнула.

– Женька! – Я развела руками. – Откуда?..

Я эту кухню Пылинкиных помнила, как облупленную. То, что было раньше, сравнимо разве, что с бараком где-нибудь в колхозе.

– Я вышла замуж, – шёпотом сказала Женька.

– Да-а-а?..

Я ожидала чего угодно, но чтобы замотанная, исхудавшая, нервная, как граната без чеки, вдова Пылинкина когда-нибудь снова выйдет замуж… Это было так же невероятно, как встретить трёхметрового человека.

Персики, румяная картошка, два яйца на тарелке и чистые окна в когда-то закопчённой квартире… У меня долго стоял в глазах натюрморт чужого счастья, хотя я вышла и попрощалась с Женькой ещё вчера вечером.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ КОЛИ

С экрана в меня целился космический пришелец, я собралась с духом и стала одеваться… На ровной дороге, в густых сочных зарослях, ясной ночью, ближе к утру я пыталась узнать тайну смерти Пылинкина Н. И.

– Как мне вернуться в ту ночь в июле? – сидя в кустах, в изнеможении задавала я себе вопрос, вспоминая с каким остервенением Николай забрасывал воблу с гашишем обратно в наш вагон.

Старая протёртая до дыр монета Луны перевернулась в небе, я сморгнула и огляделась…

И я поняла, что попала в точку! Был не октябрь, а самый настоящий июль! Тот июль, когда всё и случилось…

На зелёной траве – лежала чья-то гармонь… Две собаки проводили меня взглядами, одна залаяла и схватила зубами за подол, другая внимательно посмотрела на лающую, и та отпустила край моей юбки, не сводя с меня злых жёлтых глаз.

Я прождала всю ночь, ничего не увидела и по инерции пошла к квартире Пылинкиных на первом этаже.

Было почти четыре утра, и первые пьяницы уже выходили на улицу, чтобы добавить на старые дрожжи и жить дальше, а не мучиться. Вот вышел Ганс из пятнадцатой и прошёл в полуметре от меня, на углу его ждал Подольский бывший преподаватель ПТУ. Наконец дверь распахнулась, показался Пылинкин Николай и, выдохнув, засеменил за своими соседями. Я вытянула шею и хоть знала, куда они идут, удостоверилась ещё раз – к рынку.

Там поутру можно было разжиться стаканчиком фирменного самогона на выбор: от бабы Дуси или от Овчарки, квадратной женщины с железным ртом. Её побаивались все, даже собаки. «Укушу один раз, но до смерти», – обычно предупреждала она, если кто-то из поддатых клиентов начинал качать права.

Я увидела весь его день с утра – отблески его… Я ходила за ним до ночи и устала. День пьяницы – долгий и муторный. Я бы лучше ходила за каким-нибудь первоклассником.

Было почти десять вечера, когда Женька, размахивая лысым от старости веником, выгнала Длинного из квартиры.

– Хоть бы ты сдох! – крикнула она и хлопнула дверью так, что та едва не вывалилась вслед за Колей.

Длинный посидел на ступеньках лестницы и, хватаясь за поручни перил, вышел на улицу. Была примерно половина одиннадцатого ночи… Длинный огляделся и кругами пошёл к реке.

Огляделся и кругами… я вдруг очнулась! Ясное небо затянулось чёрными облаками. На меня с неба октябрьского, а не июльского сыпал дождь со снегом!.. Я посмотрела на свои посиневшие руки и присела на корточках, закрыв глаза.

Снова июль… Я огляделась, Длинного нигде не было видно!

Я побежала на луг, где любил сидеть Коля, но, вспомнив, где его обнаружили прошлым летом, резко свернула к реке.

И застала такой разговор:

– Я пью от тоски…

– А я бросил – от тоски.

– Как мне жить?.. Я её люблю, а она меня из дома…

– Ты скот, вот она и выгнала!

– Я скот, – согласно кивнул Коля, – но я всю жизнь её люблю!

– Ты испоганил ей всю жизнь, – я, наконец, увидела, кто разговаривал с Длинным.

– А кто испоганил – мою?.. – Коля сел почти прямо, но упрямо заваливался вбок, он хотел спать. Его тянуло в сон.

– В жизни случается только то, что должно, чего не должно, того просто не будет. Даже если ты считаешь, что сам не захотел этого.

– Ты о чём? – пьяно спросил Коля. – Наливай! – И махнул рукой.

Мне на глаза вдруг опустилась беспроглядная пелена, я снова обнаружила себя сидящей по щиколотку в снегу. Становилось нестерпимо оставаться у реки в такой холод. Я вскочила и, пытаясь согреться, стряхнула снег с куртки и пересела на то самое бревно, на котором сидели Пылинкин и его знакомый.

Я и не думала, что совсем не захочу этого видеть – чужих последних минут, которые не смогу теперь забыть никогда. «Зачем я сунула свой нос во всё это? – спросила я себя. – Как я расскажу Коле про его смерть?..»

…Они уже выпили и сидели на бревне, глядя в пустые пластиковые стаканчики… Коля заваливался на бок, но выпрямлялся, помогая себе рукой. Тот, другой, встал и, покачиваясь, стал расстегивать брюки… Я заморгала и снова вернулась из июля в свой октябрь!..

Я посидела, съёжившись, снова смахнула снег с куртки и вернулась в июль.

Тот, второй, уходил, застёгивая брюки на ходу, а Коля всё клонился с бревна на землю и наконец упал головой назад в цветущий клевер позади себя. Казалось, Длинный делает мостик, лёжа на бревне… Но Пылинкин мог спать и не в таком причудливом положении. Если бы этот парень не вернулся и не надавил ему на грудь… Длинный захрапел сильнее, открыл глаза и начал кашлять, изо рта у него потекла пена… Тот убрал ногу и посмотрел сперва на Длинного, потом – на меня! Я от страха вжалась в бревно, но он просто смотрел на окна за моей спиной… Он не стал убивать Длинного. Он просто ушёл, толкнув ботинком бревно, на котором лежал двухметровый Пылинкин… Бревно медленно, вместе с Колей, заскользило в реку. В июле река мелеет и становится похожа на лужу. Если бы Пылинкин был трезв, он, как черепаха перевернулся бы, но Коля снова спал! Хотя сквозь пьяный сон что-то чувствовал, потому что зашевелился!

Высокие с пышной кроной деревья, и на берегу пролежень в траве от бревна.

Это дышащее тело, дышащее последние минуты. Я в изнеможении опустилась на траву и смотрела… Он утонул на моих глазах!

Золотая латунь Луны освещала длинную речную лужу, из воды торчали два корня ног Коли Пылинкина, когда я уходила.

Проснулась: на правой руке огромный синяк, его не было, когда я засыпала.

Я ждала Длинного целую неделю, а он словно раздумывал, знать ему или не знать, что случилось с ним в ту его последнюю ночь. И не торопился увидеться со мной. Я уехала в рейс, вернулась, а его всё не было.

СКАЖИ, ЗА ЧТО?..

Когда я видела, как Женька идёт – с новым мужем, как она помолодела, как светятся её глаза… Мне не хотелось ей ничего говорить! Зачем ей знать тайну смерти Длинного? Она бы и не поверила мне…

Да и глядя на этого её здоровячка-мужа, верилось с трудом: ботинок, который столкнул в воду бревно с Длинным, действительно принадлежал ему. Женькин сын учился!!! Я и Длинному не хотела говорить… или всё-таки сказать, кто его убил?

Женька беременна! Она расцвела.

Коля бы не дал ей житья, не ушёл никуда, она не могла развестись. Нет, она не бросила бы Длинного, хоть он мучил её…

– А ты не сглазишь моё неземное счастье? – потрогав меня за рукав, улыбнулась мне Женька, встретив на улице сегодня.

Она быстро шла в сапожках на высоких каблуках, я не узнала её! Женька Пылинкина! Она была в ярко-красном костюме – такие на рынке берут за… да не важно!

Женька влюбилась, и её полюбил человек.

Обычный водитель бензовоза. Что я знала о нём? Он не очаровательный человек… И что? Что изменится, если я начну говорить…

Я смотрела на улицу сквозь стекло закрытого окна, была светлая ночь… Завтра наступало и наступило.

– Добрый вечер, Светлана.

– Добрый вечер, Николай.

Так мы встретились в последний раз, Николай повёл меня в ресторан на набережной. Я шла, он шёл рядом, улица сияла фонарями.

– Видел её сегодня… молодую, у неё сейчас новый мужик! – грустно сказал Коля, когда мы заказали по салатику и шашлыку.

– Ты помнишь с кем ты пил… в тот раз? – Я разглядывала маленький зал и весёлые лица вокруг.

– С кем – с кем?.. – передразнил меня Коля. – Наливай!..

Я рассердилась, но подскочил официант и красиво плеснул мне коньяк в куцый бокал. Официант улыбнулся и попятился, а Коля быстро вылил коньяк себе куда-то мимо рта. Я то не пью, забыла сказать.

Колю развезло, он вяло тыкал вилкой в салат и вспоминал свою Женьку в розовом платьице…

– Накопилось, Свет! – сказал Коля, когда вспомнил всё и начал вспоминать по второму кругу, а я ему деликатно намекнула, чтобы закруглялся.

Официант подскочил и снова налил, Коля молниеносно выпил и – заплакал.

– Говори, Свет! – взвыл Коля на весь зал. Я вжалась в бархатный стул, но моя тревога была напрасной. Нас никто не слышал, я молчала, а Коля был бесплотный дух.

– Я всё узнала про тебя, это не так чтобы очень грустно, Коль, но и не то, чтобы весело, – прошептала я. – Может, не будем ворошить?..

– Вороши! – крикнул Коля во всё горло.

В ресторане погас свет!.. Я от страха спрятала голову руками! Но начинался номер варьете, который через три минуты сменился стриптизом.

– Ну? – Коля с трудом отвернулся от сцены. – Давай!

– Тише, – попросила я.

– Говори, всё нормалёк! – кивнул Николай и с ненавистью оглядел зал. У Коли начиналась белая горячка, он уже принялся смахивать с себя чёртиков, сперва прищуриваясь, потом всё быстрее отряхивая щелбанами свои рукава. И это от двухсот граммов?..

– Ты пил с ним, – объяснила я. – «Нырни от чертей», – сказал он тебе, Коль, и ты нырнул!

– От чертей?.. – зарычал Николай.

– От чертей, Коль, от них!.. Он тебе сказал, а ты и нырнул!

– В реку? – спросил Коля.

– В реку, – сказала я. – И не вынырнул…

– Ннн-нелепая смерть, – стал заикаться Николай. – А Женька знает?

– Знает, Коль, как же ей не знать?.. Плакала она по тебе очень, Коль…

– Сильно плакала? – поднял голову Пылинкин, вглядываясь мне в глаза.

– Ревела белугой.

– Это хорошо, – прослезился Коля. – Моя Женька… Девушка с белыми ногами… Да-а-а! – прокашлялся он. – Ревела, говоришь, Свет?

– Руки на себя хотела наложить!.. Что ты, Коля, не понимаешь разве, ведь всю жизнь с таким дураком, как ты, прожила! Ещё б ей не плакать!..

Я так и не сказала ему, что он утонул не сам, и как он стал захлёбываться, молотя руками по воде, а тот уходил… Тот, кто толкнул Пылинкина из жизни…

– Я шмель печальный, – на прощание сказал Коля и помахал мне кепкой.

И гудя, улетел в раскрытое окно ресторана. Коля снова был в маске.

– Чтобы не пугать тебя… девушка с белыми ногами!.. Я отлетаю от земли! – И исчез.

ЗА СВОБОДУ ЛУНЫ!

Следующий день был намного лучше, Марину выписывали. Я пришла её забирать.

– У тебя такие друзья, никаких врагов не надо, – выдохнула Марина и взяла мою сумку, пока я оттаскивала за воротник Галю Водопьянову от своих дверей. – А где девчонка с ребёнком? Ну та, с разбитой губой?..

– Исчезла… Я из рейса приехала, а её нет.

– Ничего не украла, Свет?

Я промолчала, доставая ключи, и мы вошли. Сзади Галя заглянула в прихожую и сказала нам вслед:

– Идём мы, а навстречу нам Диля и Жанетта… обе пьяные! – Галя поводила глазами. – Девчонки, дайте мне попить! О, Маринка живая! Или я сплю?.. – у Гали остановился взгляд.

– Спишь! – отрезала Чаплина и закрыла дверь.

– Целую всех! – выкрикнула Галина из-за двери. – Я за свободу луны! Вы чего там окопались, девчонки?..

Мы сели и стали пить чай.

– Марин, а я так и не разобралась, кто они – топотушки? Я не поняла в чём механизм этого всего, ведь всё настолько зыбко: это возвращение в прошлое во сне, и я там ничего не могла сделать или почти ничего. Я просто видела то, что было, и всё потом как-то устроилось, но я не понимаю как?..

– Ты меня вела там за руку, – Чаплина подняла руку, потрясла ею и начала смеяться. – Ты меня звала, а я слышала твой голос и по сантиметру выбиралась оттуда!..

– Откуда, Марин?

Марину передёрнуло.

– Сухая трясина и зелёный огонь… Ты тащила меня из зелёного огня, в котором я горела. Наверное, станция Мост – геопатогенная зона… Может быть, когда-то давно там упал метеорит, вроде тунгусского? Или это место, где есть выход в космос, по крайней мере, на снимках с орбиты станция Мост выглядит как сплошная затемнённая дыра на поверхности Земли. Чёрная дыра? Сформулируй вопрос и попроси, и ты можешь узнать всё, что вмещает твоё воображение, или… твоё горе. И нет никакого механизма – это аналог молитвы: ты просишь, и тебе даётся!

– Значит, может и не даться?

– Наверное!

– Слушай, а если что-то глобальное поменять, к примеру, остановить теракт?.. Вон, по телевизору третий день показывают захват террористами целого кинотеатра с людьми на Дубровке, а Марин?..

Гудки внизу… Длинные и настойчивые!

Внизу у подъезда Марину ждал невзрачный с вмятиной на капоте белый «бокстер» с Перетятько за рулём.

– Твой…

– … навеки! – засмеялась Чаплина.

Конечно, ты больше не вернулась на работу в наш шестой плацкартный… Конечно, ты окончательно выздоровела и вышла замуж за Перетятько. Через месяц мы отплясывали в кафе «Ниагара» и швырялись рюмками об паркет на счастье. На твоё счастье, Маринка!

Моя рюмка попала сперва в люстру, потом на лысину баяниста и, наконец разбилась на тысячу мелких ос¬колков. Мне было так грустно на этой свадьбе – я так и так расставалась с тобой. Из Дракина ты переехала в Москву. Чаплин, когда ты забирала вещи, искусал себе не только локти, но и коленки. Когда я звоню тебе домой, то обычно попадаю на Перетятько-свекровь. Дама из разряда гарпий. Ты, смеясь, называешь её своей второй мамой и говоришь, что у неё исключительный вкус, но меня ты не проведёшь!

Что касается того самого Макса, который так удачно разыграл передо мной твоего безутешного возлюбленного, а на самом деле чуть не убил тебя, то его привезли тем же самым утром, когда ты пришла в себя, в ту же больницу и положили по соседству с тобой, буквально через палату от тебя – с переломом основания черепа… Это Юля подняла кусок арматуры во сне и опустила ему на голову. Он пока в реанимации, и еще не пришёл в себя, но врачи надеются, что придёт в скором времени – у него очень здоровое сердце. «Зачем, зачем такому герою насиловать?» – задаю я себе вопрос и не нахожу ответа. Да помани он пальцем, при нынешнем-то дефиците сильного пола к нему ещё очередь выстроится из необласканных дам! Может, и хорошо, что ты уехала из Дракина, твой сосед Максим – явный псих! Возможно, его даже не посадят в тюрьму за попытку изнасилования, ведь Юля Глинкина исчезла, прихватив своего Элвиса вместе с корзинкой из-под новогодних игрушек, а ты выздоровела и уехала. Полечат Макса аминазином, и снова он вернётся на Святую улицу, в свою квартиру на пятом этаже, к своей маме-учительнице.

Я многого не понимаю в этой жизни, может, действительно Бог навсегда покинул её? А зачем тогда он создал нас? Раз создал – не бросай!.. Слышишь, Бог? Вернись на Землю, ведь каждую секунду рождаются новые люди, и они ещё ни в чём не виноваты – полюби хотя бы их!..

Я сегодня целый день искала Юлю и ищу до сих пор. Глупая девчонка! Ведь скоро зима… Где она? В моём старом платье с ирисами?

Я шла по своей улице и задавала себе вопрос за вопросом, и сама пыталась на них ответить, и вдруг встретила соседку с третьего этажа и поздоровалась с ней. Я ей даже улыбнулась!

Она посмотрела на меня с ненавистью…

Я пожала плечами и пошла дальше.

Около дома стояла ещё одна соседка.

Я снова поздоровалась и улыбнулась, она же окатила меня таким холодным душем из-под очков-хамелеонов!..

У меня от обиды всё зачесалось!

Я не стала чесаться на улице и зашла в подъезд.

«В чём дело?» – подумала я, трясущимися руками доставая ключ.

На меня из зеркала смотрела – молодая и краснощёкая дива с медными волосами.

Это я-а-а?!

Клянусь – я не красила своих волос!

Значит! Я! Топотушка!

Ну и повеселюсь же я теперь!

Хотя…

Да, сознаюсь, я снова попробовала, я дважды вернулась туда.

Я очень хотела, я загорелась узнать всё про Колю Шаброва и двух других Коль – блондина и брюнета… И самое главное – я хотела предотвратить хотя бы один теракт. Вернуть, изменить, повернуть назад стрелки часов и спасти хотя бы одну жизнь, но… станция Мост не пустила меня больше к себе.

С моими-то медными волосами я снова оказалась на кусочке земли – между старым вокзалом и посёлком Солнышко. Я ехала туда специально и сошла на перрон ночью, всё было, как тогда – один в один.

Но я не нашла моста, хотя искала всю ночь… А утром – голубое небо с летящими облаками, и нигде никакого намёка на люк с мостом. Я поняла: это навсегда, ведь, чтобы Мост открылся, нужно очень страдать по уходящему человеку, так страдать, что больно жить!..

И всё-таки я не совладала с собой и в третий раз вынужденно поехала туда… У меня появилась причина – через несколько месяцев, ранней весной. И я нашла люк, но, скатившись кубарем под железные своды, ничего не смогла предпринять. Начался ливень, с неба стали падать камни и, шипя, таять совсем рядом – каменный космический град накрыл меня с головой…

«Нельзя?» – спросила я небо, и рядом со мной взорвалась шаровая молния.

«Нельзя!!!» – громыхнул гром.

Нельзя!!!

Я повернула и сделала несколько шагов назад – дождь прекратился…

Я пошла быстрей – выглянуло солнце.

Когда я подходила к вокзалу, моя одежда высохла, и, если бы не ссадины и синяки на моих руках, я, наверное, забыла бы о каменном граде.

МОСТ ЗАКРЫЛСЯ ДЛЯ МЕНЯ

Если есть на свете какая-то проблема, мучительная для вас, – вы должны очень захотеть её решить, и она решится.

Если есть на Земле что-то, что не даёт вам дышать, вам нужно просто очень захотеть и начать действовать. Всё.

Единственное, что меня расстраивало в этой истории, которая подошла к концу, – Марина из Чаплиной стала Перетятько.

Длинный, как хвост кометы междугородный звонок.

– Ну, ты где? Здравствуй!.. – кричу в трубку я.

– Здравствуй, моя любовь, – раздаётся чаплинский мурлыкающий голос. – Вот, сижу на лавочке и встречаю рассвет.

– А где это? – обижаюсь я.

– На берегу океана.

– Тихого?.. – живо представляю я штилевой и спокойный океан.

– Северного Ледовитого…

– Боже мой… И мне хочется! Там медведи белые бегают?..

– Бегают, а что? – смеётся Чаплина (хотя теперь она – Перетятько).

Жена знаменитого гляциолога, доктора наук, профессора, члена Королевской академии наук и т. п.

– Грустно мне, Марин, – вздыхаю я в трубку. – Меня снедает грусть.

– Тебе мужика надо…

– Опять? – пугаюсь я.

– Ну ты больше никого не спасала?.. – Сквозь эфирные помехи я едва слышу её голос.

– Нет, пока. Сил моих не хватает!

– Да ладно притворяться! Ну всё, всё!.. Я ещё тебе позвоню… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … Что там, в запределе твоём?… … … … … … …. … … … … … … …..… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …

Кровеносные сосуды железных дорог опутали всю Землю. В сосудах бегут поезда, в них едут люди к иным людям.

Зачем-зачем-зачем? – стучат стальные колёса по синим рельсам.

Чтобы увидеться и поцеловаться.

«Ну что там, в запределе твоём?»

Если бы я знала, Чаплина!!!

19.08.2003 г. от Р. Х.