Текст книги "Станция Мост"

Автор книги: Светлана Борминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Куда я попала? – вслух спросила я. – Эй!

Я глянула на часы – без двух минут пять утра… Я посмотрела на них через двадцать секунд – было одиннадцать вечера!.. Сколько я просидела там?

«Топотушки! – фыркая, повторяла я про себя. – Топотушки!.. Топотушки!..»

«Никого здесь нет!..» – Я поднялась, собрала выпавшие осколки Маринкиной чашки и пошла обходить камни… Серый фон и нависшее небо мало напоминали ту землю, на которой я прожила сорок лет. Я оказалась на неведомом кусочке не моей земли… Там была подозрительная тишина, и от моего дыхания шевелилась пыль.

Я ничего не увидела среди камней, устала и села на самый большой валун. «Как мне отсюда выбраться?» – всё время сверлила меня простая мысль. – Чёртова тётя Клава! Не объяснила ничего толком!..

И вдруг я услышала гул; камень, на котором я сидела, шевельнулся. Я вскочила, и гул стал тише, и исчез… Я потрогала его, он был тёплый, но больше ничего не произошло! И если бы я не захотела пить, думаю, что просидела бы среди камней остаток жизни.

Почувствовав жажду и сжимая осколок чашки, пошла в сторону, где ещё не бродила, и увидела каскад. С неба падала вода очень медленной чередою, словно там была протечка, и это был не дождь.

Я набрала в большой осколок воды, выпила и вдруг увидела её – не в воде, а между каплями! Я даже потрогала рукой, а она не исчезла!

Я так и не поняла – может, всё приснилось мне?!

ЭТО ТЫ?

– Зачем? – спросила она.

На меня из каскада воды в смятении смотрела моя мама.

– Мама! – позвала я. – Мама моя!.. Мама!.. Что ты здесь делаешь?

– Зачем ты пришла сюда? – спросила моя седая мама, которой не было уже больше восьми лет.

– Я хочу помочь… Маринку кто-то убил!.. – проглатывая слёзы, заторопилась я. – Мама, мамочка! Тебе там хорошо, мам? Мамочка, тебе там хорошо?

– Да, – неопределённо улыбнулась она и поправилась: – Мне хорошо, а ты сама не понимаешь, чего хочешь!

– Почему? – пожала плечами я. – Я знаю, зачем пришла сюда!

– Ты ведь счастлива…

– Откуда ты знаешь? – заплакала я. – Мам, я одна…

– Ты даже не понимаешь, как ты счастлива! – улыбнулась мама. – А если только тронуть, только заглянуть сюда – тебе станет плохо! Твоя душа навсегда перестанет быть только твоей, ты перестанешь быть счастливой! Чужие души, и не только живые – будут заглядывать в неё, ты никогда не будешь одна! Просто жить и не заглядывать сюда – счастье.

– Мам! – прокричала я. – Мама! Но я буду корить себя, если не попробую вернуть её! Я привязалась к ней! Я её люблю… У меня с Маринкой совместимость душ! Помнишь, ты сама говорила: действуй, как угодно, лишь бы это было оправдано!

Шёлковый шарф оливкового цвета, я протянула руку и оторвала его краешек себе на память, чтобы так не скучать по ней.

Мама посмотрела на меня, улыбнулась и помахала мне рукой.

– Мама, подожди! – я ступила внутрь каскада. Я вымокла и почувствовала ненормальную лёгкость, словно меня подняли вверх…

…ЭТО ТЫ?

…в воде из осколка Маринкина чашка превратилась в целую, я вытащила её и бегом проскочила сквозь люк, который зиял на уровне моих глаз. Я оказалась под мостом и с некоторым подозрением оглядела его железные переплетения, потом стала карабкаться по насыпи, ругая про себя Пушистую!.. Я только зря трачу время, чертыхаясь, укоряла я себя.

Я влезла на насыпь и вздрогнула – небо надо мной было похоже на низкий потолок какого-то дома! Прямо над головой, закручивая в себя всё новые звёзды, висела воронка. Я с трудом отвела от неё взгляд и, закрыв руками рот, быстро припустила по шпалам в обратную сторону. Мне вслед кто-то кричал, топоча ботами:

– Не беги! Я за тобой не поспеваю!

Я повернула голову и от удивления замерла – за мной, хромая, бежал Длинный Коля и, подбежав, дрожащим голосом спросил:

– Ну что они тебе сказали?..

– Мне?! Маринку убил…

– Да не о ней!.. Обо мне!.. – переводя дух, перебил меня Пылинкин.

– Что-о-о? – вытаращила я глаза.

– Ну почему я умер, как собака? – крикнул Николай.

Я потупилась, вспомнив его просьбу, и огрызнулась:

– Почему да почему?.. Заладил, Коля!.. Коль, ну ведь всё равно ты уже мёртвый! Не всё ль тебе равно?

Я поняла, что Коля меня стукнул, потому что у меня заболел глаз, а Пылинкин исчез…

Я добежала до станции, на перроне гулял ветер. Шёл девятый час вечера, я подумала, что опоздала! Неужели мой поезд ушёл без меня?!

На меня покосились две местные дамы в ситцевых халатах и продолжили разговор:

– Я говорю ей, зачем выходишь за военного? – выплёвывая шелуху, исступлённо говорила та, что полней.

– А в чём дело? – зевнула её собеседница.

– Военных учат убивать, – сказала ей первая. – Суть военного – убить, а самому выжить.

– Да, – кивнула ей вторая. – И что?..

– Она не понимает, что будет жить с убийцей!.. – выдохнула полная и запахнула потуже халат, её живот возмущённо дышал. – Ты хоть понимаешь меня?

– Нет, – честно призналась ей вторая.

– Женщины, – встряла я, огорошенная философским смыслом их разговора, – «адлерский» не проходил?

– Нету, – махнула рукой вторая. – Вон, ждут его. – И покосилась на дальнюю скамью.

И я увидела тех двух женщин, сошедших вчера со мной на этой станции. Они сидели и не обращали на меня никакого внимания. Я подошла и села рядом. Они повернулись и посмотрели – две женщины с медными волосами. Обыкновенные – увидел и забыл.

– Ну что? – спросила я их. – Чего смотрите? Умные, да?..

Я только раскрыла рот, чтобы поругаться – ну что им трудно было мне помочь?.. Люди они или нелюди?.. Но тут, тихо толкая перед собой вечерний тёплый воздух, к перрону подъехал мой «номер 103-й» и, лязгая сцепкой, остановился.

Женщины поднялись, я тоже встала и пошла в сторону своего шестого плацкартного вагона. Из тамбура щурился бригадир проводниц Стасик, из-за его плеча выглядывала Клавдия Егоровна Пушистая.

– Ну что же вы, Светлана Михайловна!.. Отстали от поезда в такой-то дыре? – показывая белые зубы, начал хохмить Стас. – Премию надоело получать?

– Я за кошкой… за Маринкиной… кис-кис-кис! – объяснила я. – Стасик, не поднимай скандала?.. Забудь, Стасик, а?..

– Я-то забуду, – проворчал он.

– Хороший мальчик!..

– А где кошка? – поднял он рыжие бровки и посмотрел на перрон. – Где пушистая тварь?..

Те две женщины садились в соседний вагон, на перроне было пусто, только на востоке шевелились синие тучи над невидимым мостом.

Я подняла свои исцарапанные руки и показала ему. Кошка, похожая на Маринкину Ночку, сидела в ногах у тёти Клавы и жмурилась.

ЗАБОТЛИВЫЙ И НЕЖНЫЙ

Вагон качнуло и чашка упала. Пушистая с криком успела схватить её у самого пола.

– Ты это… Иди, умойся, а то пассажиров распугаешь!

– Клавдия Егоровна, зачем я там бродила-то?.. Разве я помогла Маринке?.. Может, её уже и нет?

– Иди, умойся, – налила в Маринкину чашку чай Пушистая. – Всё будет хорошо. – И потрепала кошку за ухо.

– Но как я-то узнаю, что всё будет хорошо?

Пушистая промолчала. На меня пришёл взглянуть начальник поезда Вепринцев. Постоял, послушал, как я бежала за составом, а состав – от меня, погладил меня по голове и ушёл…

Я начала работать. В половине третьего ночи, когда у нас был час без остановок, я присела в нашем купе и заснула с мыслью – как же тебя любит этот похожий на скандинава Максим, если не уходит от реанимации сутками…

«Кто же хотел убить тебя… или ограбить? Скандалист Чаплин? – вдруг неприязненно подумала я перед тем, как провалиться в сон. – Кто он в этой истории?..»

Сон, мне приснился сон, я стала впадать в сон, и он был не такой, как обычно, закрученный повтор прошедшего дня.

Я ясно увидела мужчину – Чаплина сидела у него на коленях и что-то рассказывала ему, а он слушал… И было видно, что Маринка очень любит его!

«Кто это? Это – не Макс, и не Чаплин! Может быть, это убийца?»

Пушистая своим громким сморканием мёртвого разбудит.

– Света, пошли – станция через минуту. Ну, ты видела?..

– А откуда вы знаете?!

– Мне тоже приснилось, где я найду Марата, и я нашла его именно там… Ну, там, где ты была… Пошли?

У тамбура столпились пассажиры с багажом. Состав тормозил.

– Осторожнее… пропустите, – Пушистая первая перешагнула через багаж и открыла двери. – Доброго пути!.. Чемодан не забудьте.

Пассажиры уже стояли на перроне.

– Сходи завтра в ЗАГС, узнай, с кем Маринка подала заявление на регистрацию – с Максимом или с этим из твоего сна, – подумав, через остановку сказала Клавдия Егоровна.

Ночью наш состав прибыл на восьмой путь Казанского вокзала, и через час, едва-едва успевая, я нырнула в последнюю электричку.

Над Москвой сияла полуночная заря…

НЕ НАДО ГОВОРИТЬ ВСЁ!

– Гурий Палыч, – представился он, и кивнул на стул перед собой. – Присаживайтесь.

«Следователь Волкоедов» было написано на двери кабинета, у которого толпился народ.

Пока я шла от ЗАГСа, представляя, как буду знакомить милицию со своим вещим сном, у меня подкашивались ноги. Уже на лестнице РОВД я вдруг сориентировалась: рассказывать абсолютно всё – верный признак недалёкого ума, если не сказать – безумия. А милиции нужны факты.

– Итак, – усаживаясь, внимательно поглядел на мою грудь и ноги капитан Волкоедов. – Что вас привело сюда?..

Я молчала, не зная, как лучше преподнести то, что узнала. Информация требовала разъяснения…

Волкоедов молча записал мои путаные показания и сказал:

– Проверим… Итак, Чаплина Марина Викторовна намеревалась заключить брак с Перетятько Юрием Сергеевичем? А к вам пришёл её искать Максим… А фамилия… а отчество?.. А где проживает?..

Я надолго задумалась.

– Так… я не знаю, – покрывшись краской стыда, призналась я.

– А вы не могли поинтересоваться? – вопросил Гурий Палыч и сжал губы так, что на его лице начисто пропал рот.

– Могла, – задумалась, потом согласилась я. – А он бы мне сказал?

– Вот листок, напишите его приметы, – положив передо мной бумагу, потребовал следователь.

Так как я пишу с ошибками, мне пришлось долго размышлять над каждым словом, но Волкоедову, похоже, вся эта информация была не очень-то нужна, он подчёркнуто сухо попрощался со мной.

«Какой! – подумала я. – Наверное, не женат».

И вежливо откланялась.

ПРЫЖОК – В ПРОШЛОЕ

Я вышла из РОВД и свернула в сторону горбольницы. В толпе людей на тротуаре я заметила Максима. Мне показалось, он делает вид, что не узнаёт меня… Мне вдруг стало стыдно – я ведь ничего не знаю о нём! Он мог быть другом Маринки, в конце концов!.. Мало ли, что я увидела во сне… Мало ли, что в ЗАГСе лежит её заявление с каким-то Перетятько?..

– Как Марина?.. – спросила я, догнав его.

– Почти умерла, – отвёл глаза он и пошёл дальше.

Я шла и плакала в такт биения сердца.

– Станция Ложь, – повторяла я пока не подошла к главному корпусу.

Жёлтые листья больничных деревьев… служебная дверь. Я дождалась, пока она откроется, и вошла следом за санитаркой с биксами. Реанимация – самое закрытое отделение. Причём закрытое всегда. Туда невозможно проскользнуть ни под каким предлогом, даже за взятку. Может быть, это везение, но я тихо шмыгнула в соседнюю кардиологию и по служебной лестнице прошла внутрь реанимационного отделения. Я увидела на двух соседних кроватях – маленькую девочку, которая с хрипом устало посмотрела на меня, и тебя, Маринка… Ты лежала у окна с трубкой, торчавшей и подключённой к аппарату: за тебя дышал «Сименс» – ярко-красный и не страшный.

Это была ты со своими белыми кудряшками, я тебя узнала!..

– Маринка, просыпайся!.. Цепляйся за жизнь, Маринка! – я взяла твою холодную ладошку и потрясла её. И незамеченная, через минуту ушла…

Ноги понесли меня на тот самый пустырь – в тот туалет, рядом с которым тебя нашли в то утро. Даже днём бывший рынок, через который редко кто ходил в старую часть города, представлял собой унылое зрелище… «А что же было той ночью?» – вглядывалась я в пастообразную стену с буквами «Ж» и «М».

На грязном бетонном полу кучками сохли экскременты, заброшенный туалет всё ещё был посещаем. Смятые газеты, битое стекло, окурки и много подсолнечной шелухи… На земле валялись пустышка, которую обычно сосут младенцы, когда мамина грудь вне пределов досягаемости, и разбитая бутылка из-под сухого вина. И ещё две туфли в разных концах туалета – одна без каблука.

Я подняла их, потом пустышку и пошла домой, солнце почти зашкалило за горизонт.

– Дешёвая, – вертела я в руках пустышку, пока ехала в свой микрорайон. – Бутылка из-под «Сангрии»… Ты ведь покупала вино…

В окно смотрел яркий и холодный лунный луч, пока я засыпала. Пустышка и бутылка высвечивались на подоконнике. Твои туфли я положила на стул у кровати.

…Кто-то фонарём посветил мне в лицо, я зажмурилась, и через минуту – Маринка засмеялась и помахала мне рукой… как той самой ночью, когда мы с ней попрощались в начале Святой улицы. ПОЧЕМУ Я СНОВА ЭТО ВИЖУ?

…Я продолжала идти за Маринкой, а не ехать, как ту ночь, в пустом автобусе в свой микрорайон.

– Марин, Марина… – громко позвала я. – Маринка, стой!

Но она уже входила в ночную продуктовую палатку у дороги. Она вбежала по ступенькам, пропустила кого-то и вошла… Из палатки вышла маленькая женщина со свёртком… Ребёнок! Завёрнутый, как кокон, и очень махонький на вид свёрток, там должен лежать месячный младенец…

Я озадаченно взглянула… Стояла ночь, градусов пять, эта женщина была одна с грудным младенцем на дороге у магазина… У обочины с выключенными фарами стояла какая-то кособокая легковушка, в ней кто-то курил, рубиновый сигаретный огонёк светил со стороны водительского сиденья…

Марина что-то покупала, показывая рукой продавщице… Я поискала глазами женщину с ребёнком и увидела её голосующей за деревом… Никто не останавливался, машины проезжали мимо.

Я озадачилась ещё больше и попыталась войти внутрь палатки, Маринка увидит меня, и мы вместе пойдём с ней домой! Я буду сторожить её до самого утра! Я толкнула дверь, а она не поддалась, я взглянула – у меня не было рук!!!

Это был всё-таки сон…

Марина вышла и, помахивая пакетом, в двух шагах прошла мимо и быстро побежала к дому… Я за ней.

И вдруг я в страхе проснулась!.. У моих ног на кровати сидел Длинный Коля.

– Чего тебе? – крикнула я.

– Ты знаешь, – сварливо проворчал Пылинкин и сплюнул. – Спроси, почему я умер, как собака!!!

– Исчезни, гад!..

Я села на кровати и вдруг подумала, а как же я помогу Маринке?.. Нужно взять какое-то оружие – и потяжелей! Марина, ведь мы будем отбиваться?.. Сколько их было – один или два, ну тех, кто напал на тебя? Я в спешке обежала своё жилище, схватила кухонный нож и тяжёлую банку с зелёной краской и, кинув всё это в пакет, легла и намотала его на руку.

Пока я снова заснула, прошло не меньше часа, но время как-то ужалось, и я увидела Маринку, правда, она шла не в сторону своего дома по ночной дороге, её красная куртка мелькала в середине пустыря – она почему-то бежала к туалету!!! Я рванулась за ней и вдруг услышала – крик!

– Маринка! – крикнула я и снова проснулась… На моей кухне кто-то кидал кастрюли об пол! Пылинкин… бледный гость из прошлого!..

– Так что, не узнаешь?.. – брякнув сковородой о линолеум, склочно спросил Длинный.

– Убью! – завопила я и вцепилась ему в воротник. Длинный стряхнул меня, как букашку, и говнистым шагом вышел через закрытую дверь.

Но я снова заснула и оказалась на совершенно тёмном пустыре… Сзади торчала автобусная остановка, и горел жёлтым светом фонарь над палаткой… Впереди, через кучи арматуры темнел карточный домик туалета… Я, подвывая, бросилась туда… на моей руке болтался тяжёлый пакет с краской и кухонным ножом…

Он обернулся, и я сначала не узнала его – скрученный галстук и бледное лицо, перечёркнутое злобой…

Марину убивал не Чаплин, а другой – тактичный, заботливый и нежный… Максим… скандинав.

Но сперва я увидела трещины в стенах, с пола поднималась та женщина… у неё не было живого места на лице – красном, опухшем и страшном. Рядом завёрнутый пищащий свёрток – ребёнок!.. Прямо на осколках и между экскрементами на грязном полу.

Пока я ловила ртом воздух, женщина подхватила ребёнка и, шатаясь, вышла из туалета, а Максим, повернувшись, снова начал душить Маринку, она извивалась под ним и хрипела… Он не видел меня!..

Я закричала!.. Он не услышал меня! Я выхватила нож, которым ежедневно режу хлеб, размахнулась и воткнула ему прямо в позвоночник!.. Он даже не вздрогнул!.. А нож из моих рук упал и затерялся где-то в трещинах на полу…

Марина кричала и вдруг затихла! Сладко и еле уловимо запахло кровью… Фонарь с дороги едва освещал разбитую внутренность туалета.

Я размахнулась, и банка с краской опустилась на затылок Максима – светлый в темноте… Банка чпокнула и раскрылась – зелёная краска хлынула на его шею и потекла по спине!..

С улицы сквозь стекло на меня глядели два голубя и, продолжая греться на солнце, обсуждали особенности осенних холодов, – я проснулась!..

В МОЮ ДВЕРЬ – ПОСТУЧАЛИ!..

Я узнала её по рассеченной губе, она сидела на второй скамейке у рынка и тянула пиво, младенец спал в кульке на лавочке. «Как они живут – такие женщины? – подумала я. – А так и живут», – поняла я, когда разглядела её.

– Вот… приехала к подруге… показать ребёнка, – пошевелила она разбитыми губами и взяла горячую пиццу из моих рук.

– Ты где ночуешь? – спросила я и, не дожидаясь ответа, сделала предложение: – Поедем ко мне…

– Поедем к тебе?.. – переспросила она и вытерла губы. – Ты хочешь забрать моего ребёнка?.. Пошла ты! – И, схватив свёрток, стала отходить, оглядываясь на меня…

Я смотрела ей вслед и не знала, как же мне её остановить? Я нашла её случайно – выхватив глазами из маршрутного такси!.. Кожа на лице почти разгладилась, но разбитые губы и ссадина на щеке – эти её отметины из сна я запомнила, их спутать невозможно! Она почти ушла, я догнала её на повороте к «Дорожному» кафе.

– Маринка тебе помогла, – я схватила её за рукав. – А ты убежала, – дрожащим голосом продолжила я, – ты даже не позвала никого на помощь!.. Слышишь, а?..

Она обернулась… У неё был такой вид, что я прикусила язык. Мне стало стыдно!.. На нас посмотрели несколько женщин. Мимо, обдав мазутной вонью, прогрохотал «КамАЗ». Я дважды сказала ей адрес и пошла от неё не оглядываясь.

– Ребёнка у меня вымоешь! – крикнула я, снова обернувшись.

Но её уже не было…

Я не помню, как вернулась домой, сбросила туфли, и вдруг в мою дверь постучали. Я обрадовалась и, не посмотрев в глазок, открыла. На пороге стоял Максим с перевязанной головой.

Мы переглянулись, и я от страха изобразила улыбку.

– Ай, нэнэ-нэнэ-нэ-нэ! – игриво пропел Максим и толкнул меня кулаком в грудь. Я влетела внутрь прихожей, больно ударившись спиной о зеркало.

– Эй, потише!

– Ты что в милиции наплела, дурочка? – на меня нечутко смотрели голубые глаза двухметрового мужчины. – Я теперь к себе в квартиру войти не могу, ясно?.. Меня там менты ждут! Твоих ручонок дело?..

Я и не мечтала, что кто-то в меня будет целиться, но он опустил руку в карман и достал серый, похожий на дамский, пистолет.

– А собственно зачем? – меланхолично спросил Максим и сунул пистолет обратно в карман. – Я тебя лучше придушу…

– Он вам нанёс душевную травму? – на редкость противным голосом спросил следователь Волкоедов. – Или физическую? Ну, что же вы молчите, позвольте вас спросить?

– А-аааааа к-к-как вы вошли?..

– Вы, матушка, дверь забыли запереть, – менторским тоном промолвил следователь и потряс сафьяновой папочкой на липучках. – Это тот самый Максим? Неужели тот самый, ай-яй-яй! – покачал головой Волкоедов. – Надо же… А что же вы, моя красавица, промолчали?.. Я-то думал, что вас любовник душит… А то б я его задержал… Точно б задержал! Та-а-ак, изнасилование в уборной женщины с ребёнком? Шутить изволите?.. Откуда вы это взяли?.. Видели?! Во сне? Ну-ну… Соска и бутылка на подоконнике? На чьём подоконнике?.. На вашем?! А кто, позвольте вас спросить, разрешил вам забирать их с места преступления, а? Кто? – и расправил грудь.

«Точно – неженат! – окончательно раскусила я. – Такого хочется убить меньше, чем через три минуты…»

– Ну, я пошёл? – с порога помахал папкой Волкоедов. – Может, ещё догоню?

И ушёл. Только воздух вихрился потоками в том месте, где он стоял.

СКАЖИ, ЗАЧЕМ?

В мою дверь позвонили. Я сидела в ванне и, накинув полотенце, тихо вылезла и пошла открывать…

– У тебя горчица есть? – макая в кетчуп шестую сосиску, спросила гостья.

– Юль, тебя не вырвет? – Я неодобрительно отношусь к поеданию сосисок из моего холодильника. Там запасов-то…

Юля Глинкина. Двадцать один год. Не замужем. Ушла из дома, странствует. А ребёночек… Она его украла, так и сказала, потом уточнила – у судьбы.

– В смысле? – Я привыкла к обману.

– Я обещала, что его не будет, а потом взяла и передумала! – передо мной сидела хитрая девчонка с небесными глазами. Чисто вымытая, в моём платье в ирисах. Я так завидую молодым, у них в глазах ещё столько счастья.

Они не знают, что будет дальше…

– А где ты жила? – повторила я несколько раз, пока Юля со вкусом ела.

– Моего дома нет ни на одной карте мира, – просто ответила гостья. И я оставила её в покое. Ясная девочка.

Я и не думала рассказывать ей про всё, но зачем-то рассказала. Мы сидели и молчали. Ребёнок спал в корзине из-под новогодних игрушек.

– Он будет императором Мексики! – убеждённо сказала Юля, глядя на сына. – Между прочим, его зовут Элвис.

– Валерий Леонтьев – красивее, – на всякий случай я перевела акцент.

– Да? – удивилась Юля. – Вообще-то я его ещё не зарегистрировала.

– Я не понимаю, ну ты видела, что там было-то? – спросила она чуть погодя. – Ты видела?.. Я даже не уверена, что он меня хотел изнасиловать!.. Он сразу начал бить! Ты видела это?

– А зачем ты туда пошла? Нет, я не видела, – спросила, потом ответила я. – Как ты попала туда?

– Ты не видела, как он меня туда тащил?.. С дороги, – Юля обиженно засопела и отвернулась.

– Ты наврала, тебе нет двадцати! – вдруг поняла я.

– Ну мне шестнадцать, и что?

– Ничего… только перестань врать, – попросила я.

– Не занудничай. – Юля села. – Она меня спасла, а я спасла своего ребёнка. Ну, что мне надо было умереть там?.. Ты этого хотела?.. Он же избил меня, я еле ноги унесла! Я ведь и не видела её, только слышала, как она стала его оттаскивать от меня! Только он отпустил – я начала отползать…

Я молчала и прислушивалась к себе… Я частенько не понимаю логику и поступки чужих людей.

– Давай я заявлю на него?.. Ты этого хочешь? – Юля сидела и мрачно смотрела мне в глаза. – А насчёт твоего сна – я в него не хочу! Я боюсь туда возвращаться.

– Но мы будем неуязвимы, – торопливо стала я перечислять преимущества снова оказаться в том туалете и увидеть своими глазами убийцу. – Он нас не увидит! Ну как… согласна?

– Я только не пойму, я же буду там и… я ещё и во сне явлюсь туда? Нас, что, будет двое? Две Юли Глинкины?.. Одну будут насиловать, другая будет наблюдать? – На меня грустно смотрели небесные глаза.

– Да, тебе туда лучше не ходить, – подумав, согласилась я.

– А ты зачем туда пойдёшь? – укачивая Элвиса, спросила Юля. – Пусть его милиция забирает! Что ты там забыла, во сне?..

– Мне нужно перевести стрелки, – сказала я, и сама удивилась, о чём это я?

– Чего-о?..

– Я попытаюсь поменять жизнь жертвы на жизнь убийцы. Устроить ему подходящую смерть, а его жертва снова будет жить, – я это сказала убеждённо, будто давно об этом знала.

– Ты сумасшедшая, – зевнула Юля.

– На свете много сумасшедших, – согласилась я. – Я спасу Маринку и забуду обо всём!

«Но как мне это сделать?» – засыпая, думала я.

ВТОРАЯ НОЧЬ

Я очень рано появилась во сне. Мне пришлось долго ждать нашего с Маринкой появления. Я нервно вышагивала вдоль ночной дороги, стараясь держаться подальше от машин, которые разворачивались на пятачке около продуктового магазина. И вдруг подумала, ведь я могла попасть совсем не в тот сон. С чего я так уверена, что попала именно в свой, вчерашний?..

И вдруг вспомнила, что сегодня я даже не позвонила в реанимацию узнать, может быть, Маринка пришла в себя! Утром, когда я ехала в больницу, я увидела из окна Юлю, потом был визит «скандинава», счастливое появление в нужный момент следователя Волкоедова, и – снова Юля!.. День сверкнул и закончился.

Я чуть было не пропустила нас!.. Мы появились с Маринкой минута в минуту. Я помахала ей рукой и ушла, а Маринка побежала к продуктовой палатке… Всё было как вчера!.. Но я увидела то, что не успела увидеть в тот раз, – как из припаркованной у дороги машины вышел высокий и красивый всё тот же Максим и подошёл к голосующей у дороги Юле. Он довольно долго разговаривал с ней, в темноте светились его зубы и блестели глаза, он что-то говорил, красиво раскачиваясь на ногах – обаятельный!.. Я находилась как раз между палаткой и глазами выхватывала то Максима с Юлей у дороги, то Маринкину красную ветровку.

В этот раз меня никто не будил!.. И я бросилась вслед за Маринкой, которая увидела, как Максим дотащил уже до середины пустыря упирающуюся Юлю. Маринка сперва и не думала бежать, но, услышав, как кричит брошенный на землю ребёнок, огляделась и побежала туда, лавируя между куч мусора, заросших травой…

Всё происходило очень быстро! Но, оказывается, Маринка узнала его! Она крикнула:

– Макс, я тебя вижу!.. Отпусти-ииии-и-иеэээёёёооооо!..

И снова возня и жуткий крик внутри туалета, и тишина… На пороге лежал младенец и смотрел в небо блестящими глазками… Шаги, и оттуда вышла Юля. Она что-то отбросила в сторону и подняла младенца!.. Я заглянула внутрь, Максим лежал на боку рядом с Мариной… Марина хрипела, он не шевелился, только на затылке обозначилось красное пятно.

Я проснулась! И стала искать глазами Юлю. Её нигде не было! Её не было в квартире, Элвис спал и на отсутствие матери не жаловался. Я заглянула везде, даже за лимон в горшке, мне надо было возвращаться в сон, а я не могла больше заснуть.

Я накинула куртку и выбежала на лестницу, потом по ступенькам вниз и мимо дома к реке, в темноте она отсвечивала, как тело человека. Я вдруг увидела целый телефон на углу и, поискав, нашла жетон в кармане.

– Чаплина?.. Н-у-у?.. Вышла из комы! Вчера… Не спит, нет!.. Лежит, улыбается! – ответил мне голос больничной сестры. – Не волнуйтесь так, – услышав мои рыдания, успокоила она. – Ваши волнения кончились.

– Её можно увидеть?

– Завтра, – сказали мне.

Я повесила трубку, поднялась на свой пятый этаж и вошла в незапертую дверь. На кухне горел свет, спиной ко мне сидела Юля и, вздыхая, говорила кому-то:

– Ты – моя золотая нить… Ты – часть моей жизни… Ты – самое главное, что может быть на земле…

Я заглянула и увидела Элвиса. Он сосал грудь.

– Ты была там? – Я осторожно потрогала её за плечо. – Юль, ты была?..

– Я не хочу это вспоминать, – отрезала Юля.

– Да-а-а… А завтра к Маринке пойдём?

– А что? Она уже?.. – повернулась Юля.

– Да… Наверное. Конечно!

Я боялась поверить в чудо.

ЗЕЛЁНЫЙ ОГОНЬ

Она была живая, как всегда, словно никогда не думала умирать, хотя…

– Ну, и?.. Что там было? – Чаплиной бы только посмеяться. – Могильная трясучка, да? В люке-е твоём! И кости-кости… Ну, будешь вешать объявление?..

– Какое?

– Оживляю мёртвых, – хмыкнула Чаплина. – За три копейки.

– Ты не была мёртвой…

– Откуда ты знаешь?

– Ты не была…

– Была, – сказала Марина. – Там нет ничего…

– Совсем?

– Совершенно.

И закрыла глаза.

Я же пыталась разглядеть в ней ту, прежнюю…

– Да, там валялось несколько косточек динозавра… А что было – там? – спросила я её. – Где ты была?!

– Да, ну! – Маринка не перестала улыбаться, и вдруг сморщилась. – Вон она с ребёнком, была в продуктовом магазине… «Какой ты маленький», – сказала я… Страшный туалет с очками… Сосед Максим – он швырял меня о стены, Свет!..

– И всё? – Я вспомнила звериный страх, с которым бежала во сне по пустырю.

– Там был зелёный огонь, – подумав, сказала Марина.

– Один лишь огонь?.. – не поверила я.

– А ещё – там ходят незнакомцы с большими членами!.. – шёпотом дважды повторила Маринка. И показала, как обычно рыбаки изображают длину выловленной плотвички.

– Да-а?! Серьёзно, Марин?

– На каждом углу!

– Чаплина!!!

– Так ты теперь топотушка? И там был громкий гул? – искоса взглянула на меня Марина.

– Ну да, наверное, – пожала плечами я.

– Громкий гул – к ливню, а на вид – обычная полоумная тётенька, – вздохнула Юля.

– К ливню?! Кто-о-о?! Я-а-а?! Не может быть!!!

Нас начала выгонять медицинская сестра…

Дверь заскрипела, и в палату медленно протиснулся капитан Волкоедов в халате. Вместе с ним вошёл мужчина.

– Юрий Сергеевич?.. Перетятько? – вспомнила я похожего мужчину из своего сна.

– Может быть, – не глядя, сказал он. Он видел одну Чаплину.

– Не видный, – уже на лестнице я перевела дыхание. – Правда, он не очаровательный человек, Юль?..

– Жених? – спросила Юля.

– Жених! – кивнула я.

И мы загрустили.

ПЫЛИНКИН и et cetera,

или Мешок с костями

Мы снова ехали в Адлер и обратно… Обычный рейс.

Всего час назад наш состав отъехал от конечной станции и застучал, как обычно, к Москве-оскве-оскве!..

В Адлере нас с Пушистой обаял красивый мужчина южной наружности и попросил передать мешок с воблой москвичу, который явится к поезду в назначенное время. Он сам легко в одной руке занёс мешок и, несмотря на его стандартные размеры, сумел уместить под лавкой.

– Он по-царски отблагодарит вас, красавицы!.. Если спросит от кого, скажите, вобла через Гурама! – напоследок с абхазским темпераментом заверил нас Гурам и улыбнулся. Мы зажмурились…

– Шикарный мужчина! – выдохнули мы вслед белым брюкам.

Очень яркий свет – солнечный коловорот – отражался в стёклах, пока мы проезжали море, и вдруг в сердце кольнуло тоскливое предчувствие…

Сегодня, как обычно, мы проверяли наш вагон на беспризорников, которые осенью возвращаются из Адлера в Москву на зимовку. Мы разыгрывали, что уходим, громко говорили: «Пошли, тётя Клава», «Уходим, Света!» А сами тихо возвращались из тамбура и прислушивались… Как им удавалось пробираться в закрытый вагон и прятаться да так, что не видно?

Мы подкрадывались и прислушивались к шевелению, чиханию, сопению и ворчанию!.. Проверяли под лавками, на верхних полках, в туалете, но на этот раз не нашли ни одного – в вагоне стояла липкая тишина.

И только когда поезд уже отстукивал к Москве второй час, в середине вагона раздался визг. Кричала женщина:

– Крыса-ааа!.. У нас тут крыса!

Кудлатый и чумазый хлопчик лежал и чесался под матрасом на верхней полке, и если бы он не зачесался, то ехал бы, пока дама не собралась лечь на свою полку и заснуть. На крысу он похож не был, скорее, на помятую обидчивую моль.

– Сама ты крыса… – помогая себе рукой, вылез из-под матраса и сел, свесив ноги в рваных вьетнамках.

– Я после этой чесотки на матрас не лягу! – прошипела дама.

– Спи на полу, – разрешил бомжонок и растянулся на матрасе уже сверху. – Освободите проход, граждане, – усовестил он набежавшую толпу. – Человека не видели?