Текст книги "История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие"
Автор книги: Светлана Кузьмина
Жанры:
Языкознание
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
В предчувствии катастроф нового XX в. Константин Дмитриевич Бальмонт (1867, дер. Гумнищи Владимирской губ. – 1942, Нуази-ле-Гран, близ Парижа), поэт, переводчик и критик, предпринимает дерзновенную попытку «заклясть» хаос жизни гармонией русской речи. Основой творчества становятся собственные душевные переживания, воссозданные в обновленной поэтической форме. Многозначность и таинственность символа преображаются поэтом-мечтателем в непосредственность лирических переживаний.
Бальмонт – поэт настроений: «Я вольный ветер, я вечно вею…», он далек от философско-религиозных построений Мережковского, его не увлекает идея «метафизики всеединства».
Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры.
Полные изменчивой радужной игры.
Первые сборники стихотворений, печатавшиеся с 1898 г., раскрывают своеобразие Бальмонта-пейзажиста; природа «прочитывается» в символистском ключе, ее мир соответствует внутреннему состоянию человека, его душе и настроениям. Поэт импрессионистически передает игру света, увлекается возможностями лексических повторов, синтаксических параллелизмов, напевностью рифм. Создавая «солнечную мифологию», поэт провозглашает: «Будем как солнце», «Только любовь», «Литургия красоты». Сборники под одноименными названиями принесли Бальмонту всероссийскую известность. Читателей завораживали раскованность интонации, готовность к восприятию мира в его солнечном освещении, сила воли и оптимизм:
Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце
И выси гор…
Однако именно Бальмонт открыл путь раннего символизма как путь модерна или декадентства. Романтичный эпиграф к его первому сборнику из немецкого автора Ленау: «Божественное в жизни никогда не являлось мне без сопровождения печали» – подчеркивал декадентское умонастроение. В поэзии Бальмонта явствен культ «Я», «железному веку» противопоставляется первозданность «солнечного» начала, музыкальная стихия космоса. Но весь мир представлялся поэту чуждым, если он не способствовал ярким и радостным впечатлениям. Как поэтическая декларация крайнего субъективизма автора воспринимались строки:
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество —
Моя пустынная душа.
Поэт стал кумиром публики, благосклонно принимавшей яркую образность его стихотворений, любившей их оптимизм, поэтическую свободу и мелодичность. Свое значение Бальмонт видел в том, что привнес в поэзию особую певучесть и стройную музыкальность, и самоупоенно утверждал: «Я – изысканность русской медлительной речи». Поэт ценит мгновения, его стихи стремятся к тому, чтобы «символически стать самой природою» [46]46
Маковский С.Портреты современников. С. 100.
[Закрыть], поэзия для него – «волшебство», творец демиург-волшебник, который, подобно космическому Богу-Творцу, создает мир искусства – «весь мир есть изваянный Стих» [47]47
Бальмонт К.Поэзия как волшебство. М., 1915. С. 6.
[Закрыть].
Сборник «Под северным небом» (1894) несет на себе следы влияния М. Лермонтова и А. Фета. Сборник «Тишина» (1898) пронизан модными в то время теософскими идеями. Бальмонт стал первым поэтом новой русской школы, удостоившийся «Собрания стихов» (книгоиздательство «Скорпион», 1905). В 1908–1913 гг. стихи Бальмонта вышли в десяти томах.
1905–1913 гг. Бальмонт провел за границей, совершая кругосветное путешествие, что нашло отражение в значительно расширившейся тематике его поэзии. Мастерство Бальмонта было бесспорным, но его стихам иногда не хватало философской глубины. Предназначение поэзии видится им в создании безупречной формы, способной сохранить душу поэта:
Чтоб твои мечты вовек не отблистали,
Чтоб твоя душа всегда была жива,
Разбросай в напевах золото по стали,
Влей огонь застывший в звонкие слова.
В отличие от большинства символистов, Бальмонт был равнодушен к французской современной поэзии и искал источники вдохновения в поэзии англоязычного романтизма и испанского барокко. Обладая широчайшей эрудицией в области истории мировой поэзии и зная десятки иностранных языков, он стал выдающимся переводчиком. Им переведены П. Шелли, Кальдерон, Э. По, О. Уайльд, У. Уитмен, сделан полный перевод Ш. Руставели «Витязь в тигровой шкуре» и поэтический перевод «Слова о полку Игореве». Как указывает Жан Кассу, Бальмонт более всего ассоцируется с П. Верленом, «Романсы без слов» которого он с большим успехом перевел [48]48
Кассу Ж.и др. Энциклопедия символизма. М., 1999. С. 209.
[Закрыть]. Рене де Гиль видел в русском поэте своего ученика благодаря почти совершенной технике словесной инструментовки.
«Сонеты солнца, меда и луны» (1917) свидетельствовали о виртуозности поэтической техники: Бальмонт написал 225 сонетов, во многих из них использовалась звукопись. Поэтом была создана особая система звуковых повторов, которые могли передавать шорох, свист, звук волн. Аллитерации носили как звукоподражательный, так и формалистический характер (например, «Чуждый чарам черный челн…»; «Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши»; «Вечер. Взморье. Вздохи ветра. / Величавый возглас волн…»). Он прибегает к автокомментированию, саморефлексии, вызванной чувством гипертрофии собственного «Я». Лирика Бальмонта музыкальна, виртуозна, ее диапазон очень разнообразен в историческом и географическом охвате жизни. Поэт пишет о Западе и Востоке, его интересуют индийские и китайские философские системы, быт разных племен и народов, космогония, древние предания и легенды.
Поэт ставил перед собой грандиозную задачу – воссоздать на русском языке формы и ритмы различных образцов поэтической речи всех наций Земли. Его необыкновенные способности к изучению иностранных языков и музыкальная память способствовали разрешению этого небывалого творческого задания. О горизонтах и диапазоне Бальмонта свидетельствует название сборника – «Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних. Египет. Мексика. Майя. Перу. Халдея. Ассирия. Индия. Иран. Китай. Океания. Скандинавия. Эллада. Бретань» (1908). Позже В. Брюсов попытается создать, по образцу Бальмонта, «Сны человечества».
Стремление к беспредельному, гордость за миссию поэта, культ индивидуальности, родственный романтизму, – типичные ноты лирики Бальмонта. Но за всем этим слышны и типично декадентские ноты: провокационные утверждения вседозволенности, желание не высших, а «низших» восторгов, ницшеанство: «Хочу быть дерзким / Хочу быть смелым».
Он сохранил дух символизма и в поздней лирике, создав особую символистскую «технику» поэтического письма, расширившую горизонты изобразительности. Он был противником узко рационалистического и прагматичного восприятия жизни, сугубо реалистического отражения ее в искусстве.
Лирика Бальмонта вызвала отклики многих современников, испытавших в той или иной степени влияние этого поэта. О его аморализме, связанном с особой панэстетической позицией, писал В. Брюсов [49]49
Брюсов В.Я.Собрание сочинений: В 7 т. Т. 6. М., 1973–1975. С. 251–253.
[Закрыть]. Он создал поэтический портрет Бальмонта, в котором негативные качества представали как достоинства:
Бальмонт предвосхитил некоторые типичные темы символизма, такие, как «священное безумие», которое трактовалось как необходимый момент творчества: «Прекрасно быть безумным, ужасно сумасшедшим, / Одно – в Раю быть светлом, другое – в Ад нисшедшим» [51]51
Бальмонт К.Стихотворения. Л., 1969. С. 132.
[Закрыть]; равноценность добра и зла, света и тьмы: «Безумие И разум равноценны, / Как равноценны в мире свет и тьма. / В них – два пути, пока мы в мире пленны, / Пока замкнуты наши терема. / И потому мне кажется желанной / Различность и причудливость умов» [52]52
Там же. С. 298.
[Закрыть]. Аномальное в поэтике Бальмонта становится эстетически «интересным», притягательным. Выход за границы обыденности, экстаз – одна из основных предпосылок для его творчества.
Темы любви и страсти разрешаются поэтом в этом же ключе. «Гимн огню» передает охваченность огнем восторга и любви, который влечет к «вечному огню смерти». Солнечный свет, который поэт не устает воспевать, становится частью смертного огня: «Я хочу, чтобы белым немеркнущим светом / Засветилась мне – Смерть».
Для мировосприятия этого поэта характерен крайний импрессионизм, философия мгновения, и благодаря этому жесткие нормы морали исчезают, растворяются в текучести желаний и быстрой смене оценок. Поэт тяготеет к идеалу красоты, понимаемой им то как чувственная любовь, то как разлитая в природе нега и ее нерукотворные пейзажные образы. Бальмонт прежде всего поэт, главным средством которого является рифма как знак всеобщей музыкальности мира и созвучной этой стихии души. Эллис писал: «Лишь немногие читатели и критики умеют разобраться во всей груде созданного им, различать два исключающих друг друга его лика, лик бессмертного, великого и вдохновенно-дерзкого искателя новых образов и созвучий, Бальмонта – творца новой поэзии в России, заслуги которого не могут быть достаточно взвешены и оценены по достоинству, и лик сгоревшего, надломленного и утратившего себя, бессильного и претенциозного искателя всех стилей, жалкого пародиста всех своих лучших и заветных напевов, Бальмонта – создателя «декадентского» трафаретного, модного пошиба» [53]53
Эллис.Русские символисты. С. 106.
[Закрыть].
Бальмонт представлял тип романтического символизма. Преображение мира он мыслит через мечту, грезу, противопоставляет реальность (res) и реальнейшее (realiora), вводит в поэтическую ткань возможности творческого иллюзионизма, воплощения мечты. С помощью формально-художественных средств открывал возможности звукописьма, образного воплощения красочности мира. Критики символизма – акмеисты негативно оценивали его творческие опыты. О. Мандельштам писал: «Грандиозные космические гимны Бальмонта оказались детски слабыми и беспомощными по фактуре стиха» [54]54
Мандельштам О.Буря и натиск // Мандельштам О. Слово и культура. М., 1987. С. 205.
[Закрыть]. И он же назвал Бальмонта «отцом русского символизма», признавая, что «от Бальмонта уцелело поразительно немного – какой-нибудь десяток стихотворений. Но то, что уцелело, воистину превосходно, и по фонетической яркости, и по глубокому чувству корня и звука выдерживает сравнение с лучшими образцами заумной поэзии. Не вина Бальмонта, если нетребовательные читатели повернули развитие его поэзии в худшую сторону. В лучших своих стихотворениях – «О ночь, побудь со мной», «Старый дом» – он извлекает из русского стиха новые и после не повторявшиеся звуки иностранной, какой-то серафической фонетики. Для нас это объясняется особым фонетическим свойством Бальмонта, экзотическим восприятием согласных звуков. Именно здесь, а не в вульгарной музыкальности, источник его поэтической силы» [55]55
Там же. С. 206–207.
[Закрыть].
Несмотря на то что Бальмонт какое-то время симпатизировал М. Горькому и революционным настроениям 1905-х гг., к Октябрьскому перевороту поэт отнесся отрицательно. В 1920 г. он выехал за границу с официальным разрешением. Эмигрантские годы провел во Франции, живя в Париже и Кабретоне на берегу Атлантического океана. В изгнании ощущал себя одиноким, «чужим среди чужих». Первый эмигрантский сборник «Марево» (Париж, 1922) создавался в период тяжелой душевной депрессии. «Эта книга высокого трагизма, и вся она о России» [56]56
Крейд В.Поэт серебряного века // Бальмонт К.Д. Светлый час. Стихотворения. М., 1992. С. 23.
[Закрыть]. Свойственная поэтике Бальмонта солнечная палитра сменяется «марой», тьмой, мотив родной земли развивается в трагически-безысходном контексте. Символы «мировое дерево», «цветок» развенчаны:
Это древо в веках называлось Россия,
И на ствол его – острый наточен топор.
На несчетности душ выдыхает он чары,
Захмелевший, тяжелый, разъятый цветок,
Чуть дохнет, меднокрасные брызнут пожары,
И пролитая кровь – многодымный поток.
Стратим, птица, олицетворяющая народную правду, жестоко убита, и поэтому «Петь, как раньше пел, сейчас нельзя, нет сил». Символ и магия стиховой музыки не в состоянии предотвратить беду: «Земля сошла с ума. / Она упилась кровью». В русском зарубежье вышло более десяти сборников Бальмонта: «Светлый час: избранные стихи»; «Гамаюн», «Светослужение». Изданы также книги «Дар земле» (Париж, 1921), «Мое – Ей. Поэма о России» (Прага, 1924), «Раздвинутые дали» (Белград, 1930), «Северное сияние» (1931, Париж). Основные темы – воспоминания о России, раздумья о трагизме истории. Позднее творчество отмечено поиском строгой формы, способной вместить символисткую технику поэтического письма и подлинные чувства страдания и отчуждения от непринятого мира. Ю. Терапиано точно отметил: «В чужом и скудном для него мире, после всеобщего крушения и распада той атмосферы, к которой он привык в России, после наступившей переоценки ценностей, то, чем жил Бальмонт – звуки, формы, метафоры, «красота», буйственная оргиастическая страсть, «взлеты» и «прозрения» – стали представляться слишком внешними, неискренними, – «литературой»» [57]57
Терапиано Ю.Встречи… С. 28.
[Закрыть].
Умер поэт в нищете, в русском общежитии в Нуази-ле-Гран 23 декабря 1942 г., его смерть никем не была замечена.
Сочинения
Бальмонт К.Стихотворения. Л., 1969.
Бальмонт К.Избранное. М., 1990.
Бальмонт К.Золотая россыпь. Избранные переводы. М, 1990.
Бальмонт К.Где мой дом. Стихотворения, художественная проза, очерки, письма. М., 1992.
Литература
Азадовский К. М., Дьяконова Е. М.Бальмонт и Япония. М., 1991.
Айхенвальд Ю.Силуэты русских писателей: В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 69–73.
Бальмонт Е. Л.Мои воспоминания о К. Д. Бальмонте // Литературная Россия. 1987. № 12.
Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 5. М.; Л., 1962.
Эллис.Русские символисты. Томск, 1998. С. 47—106.
Федор СологубФедор Кузьмич Сологуб (настоящая фамилия Тетерников; 1863, Санкт-Петербург – 1927, Ленинград), поэт, писатель. Стихи символистского направления начал публиковать с 1882 г., романы – с 1886 г. Художественная практика Сологуба претворила собственно символистскую поэтику.
Сологуб – один из значительных русских символистов. Его сборники: «Стихи» (1896), «Тяжелые сны» (1896), «Пламенный круг» (1908), «Соборный благовест» (1921), «Чародейная чаша» (1922), «Костер дорожный» (1922) открывают внутренний мир личности, которая отъединена от мира, не верит в целесообразность истории, видит нелепость и абсурдность всех человеческих целеполаганий и в то же время тонко чувствует многогранность жизни, верит в бессмертие души (иногда отрицает и это), ценит добрые, милосердные духовные движения человека к человеку, так как законы жизни грубы и жестоки.
Но, предчувствуя райские радости,
Пред которыми жизнь – только сон,
Отрекаюсь от призрачной сладости,
Отвергаю томленье времен.
Увяданье, страданье и тление, —
Мне суровый венец вы сплели.
Не свершится завет Воскресения
Никогда и нигде для земли.
Лирике Сологуба свойственны скептицизм по отношению к земному устроению жизни, меланхолия, сочетание мистики со стремлением к нерукотворной Красоте, понимание непреодолимости разрыва между вымыслом и реальностью, множественность «масок» героя, который то стремится к «сладкой» смерти, примиряющей противоречия жизни, то страшится ее. Стихи Сологуба завораживающе музыкальны при органичном многообразии ритмов. Одной из «масок» может быть и душа собаки:
Высока луна Господня.
Тяжко мне.
Истомилась я сегодня
В тишине.
<…>
Землю нюхая в тревоге,
Жду я бед.
Слабо пахнет на дороге
Чей-то след.
Никого нигде не будит
Быстрый шаг.
Жданный путник, кто ж он будет, —
Друг иль враг?
Сологуб создает собственный миф, выдуманную землю очарования сказки Ойле и звезду Маир:
Звезда Маир сияет надо мною,
Звезда Маир,
И озарен прекрасною звездою
Далекий мир.
Земля Ойле плывет в волнах эфира,
Земля Ойле,
И ясен свет блистающий Маира
На той земле.
Река Лигой в стране любви и мира,
Река Лигой
Колеблет тихо ясный лик Маира
Своей волной.
Главным поэтическим сборником стал восьмой по сч^ту сборник «Пламенный круг», в котором проявилось своеобразие Сологуба-поэта, строгого, уравновешенного, с какой-то скрытой иронией и тайной печалью:
Умереть или жить,
Расцвести ль, зазвенеть ли,
Завязать ли жемчужную нить,
Разорвать ли лазурные петли,
Всё равно – умереть или жить?
Сологуб настойчиво пишет о смерти, психологически мотивируя и разрабатывая эту линию «танато-поэзии» (термин Ханзен-Лёве). «О смерть! Я твой. Повсюду вижу / Одну тебя, – и ненавижу / Очарования земли…» [58]58
СологубФ. Стихотворения. Л., 1975. С. 120.
[Закрыть]; «Я душой умирающей / Жизни рад и не рад» [59]59
Там же. С. 147.
[Закрыть]; «…И вновь я выйду на свободу, / Под небом ясным умереть/ И, умирая, на природу/ Глазами ясными смотреть» [60]60
Там же. С. 163.
[Закрыть]; «…И тает жизнь его, как дым. / В тоске бездейственно-унылой / Живет он, бледный нелюдим, / И только ждет он смерти милой» [61]61
Сологуб Ф.Стихотворения. С. 255.
[Закрыть]. В смерти и ее призыве поэт видит высший смысл: «…Подруга-смерть, не замедляй, / Разрушь порочную природу / И мне опять мою свободу / Для созидания отдай» [62]62
Там же. С. 281.
[Закрыть]. Сологуб производит странное впечатление своими образами-снами. Они и связаны с жизнью и удалены от нее:
Ты не бойся, что темно.
Слушай, я тебе открою, —
Все невинно, все смешно,
Все божественной игрою
Рождено и суждено.
<…>
Вспомни, как тебя блаженно
Забавляли в жизни сны.
Все иное – неизменно,
Нет спасенья, нет вины,
Все легко и все забвенно…
Смерть в поэзии Сологуба – путь спасения от обмана жизни, она – единственная реальность, которая не предаст человека, а ее близнецами являются сон и мечта. А. Белый назвал Сологуба «певцом смерти» [63]63
Белый А.Истлевающие личины // Белый А. Стихотворения и поэмы. М; Л., 1966. С. 96.
[Закрыть]. Однако стихотворение из сборника «Пламенный круг» под названием «Нюренбергский плач» современники отнесли к разряду классических. Художник для Сологуба является единственным существом, «перекраивающим реальный мир по своей воле». Мир для Сологуба распадается на две несопрягаемые сферы: объективную и субъективную; человек находится под тотальной властью Ананки-судьбы, тогда как история, напротив, является результатом «случайности». Художник оказывается на границе этих сил и не может быть по-настоящему свободен, поэтому он стремится выйти из объективного мира случайности и предопределенности и создать свой субъективный мир, который подчиняется только его собственной воле. Эта позиция рождает проблему соотношения автора и произведения. «Я сам творец и сам свое творенье», – утверждает поэт.
Широкую известность Сологубу принес роман «Мелкий бес» (1907), прочитанный всей образованной Россией. Главные действующие лица – учитель Передонов, уездная барышня Людмила Рутилова и гимназист Саша Пыльников. Но действительно действующим (но не живущим) героем является Недотыкомка, она может менять облик, превращаться в живое и неживое, дразнить и совращать Передонова. Недотыкомка заставляет его убить приятеля, сводит с ума, лишает службы. С одной стороны, все, что делает Передонов, делает он сам, а с другой – он лишь орудие Недотыкомки. На маскараде увидел Передонов Недотыкомку и поднес спичку к занавеске, Недотыкомка побежала огненной струей и сожгла весь дом. Сологуб мастерски приоткрыл возможности духовных метаморфоз, «мелкой бесовщины», приводящих к драматичным и кощунственным изменениям жизни. «Мелкий бес» повествует о деградации личности, одержимой идеей жизненного успеха. Давящая повседневность и символизация конкретного зла в человеке передана стилистически тонко, чему способствует искусное сопряжение сюжетных линий.
Трилогию «Навьи чары» (начало публикации 1907 г.), в переработанном виде названную «Творимая легенда», сам Сологуб считал своим главным произведением. Сологуб переосмысливает традиции Гоголя, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, переклички с которыми обнаруживаются в его прозе. Действительный мир и мир иррационально-запредельный переходят друг в друга в «Навьих чарах», создавая солипсическую картину мира. Мистико-символистский план повествования включает и реально сатирические картины современного автору общества. Блок так писал о творчестве Соло :губа: «Разгадка своеобычности произведений Сологуба – не в одном языке. Скорее всего она коренится в его любимом приеме. <…> Этот хаос, исказивший гармонию, требует немедленного оформления, как жгучий металл, грозящий перелиться через край. Опытный мастер сейчас же направляет свои усилия на устройство этого хаоса. Задача показать читателю нечто чудовищно-нелепое, так, однако, чтобы его можно было рассматривать беспрепятственно, как животное в клетке. Животное это – человеческая пошлость, а клетка – прием стилизации, симметрии» [64]64
Блок АЛ.Творчество Федора Сологуба // Блок А.А. Указ. соч. С. 161.
[Закрыть]. Сологуб создавал также рассказы и пьесы («Победа смерти», 1907).
В 1921 г. Сологуб просил разрешение на выезд за границу, но получил отказ, за которым последовало самоубийство его жены, воспринятое им в трагически-эсхатологическом ключе. «Влияние Сологуба, – утверждал О. Мандельштам, – выразилось чисто отрицательно: доведя до крайней простоты и совершенства путем высокого рационализма приемы старой русской лирики упадочного периода, включая Надсона, Апухтина и Голенищева-Кутузова, очистив эти приемы от мусорной эмоциональной примеси и окрасив их в цвет своеобразного эротического мифа, он сделал невозможными всякие попытки возвращения к прошлому и, кажется, фактически не имел подражателей. Органически сострадая банальности, нежно соболезнуя мертвенному слову, Сологуб создал культ мертвенных и отживших поэтических формул, вдохнув в них чудесную и последнюю жизнь. Ранние стихи Сологуба и «Пламенный круг» – циническая и жестокая расправа над поэтическим трафаретом, не соблазнительный пример, а грозное предостережение смельчаку, который впредь попробует писать подобные стихи» [65]65
Мандельштам О.Слово и культура. С. 208.
[Закрыть].
Сологуб расширил возможности русского стиха в передаче внутренней, глубоко потаенной и сокровенной жизни, которая и оказывается, по Сологубу, высшей реальностью. Заглянув в ее потаенные глубины, поэт обнаружил там страх и тяготение к небытию, жажду невоплощенной Красоты, которую стремился выразить в поэтических образах и мифопоэтических картинах Маир и Ойле.
Сочинения
Сологуб Ф.Стихотворения. М., 1975.
Сологуб Ф.Из неизданного. Л., 1996.
Литература
Блок А.Творчество Федора Сологуба // Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 5. М.; Л., 1962. С. 160–163.
Ерофеев В.На грани разрыва – «Мелкий бес» Ф. Сологуба и русский реализм // Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1996. С. 119–140.
Иванов-Разумник Р.О смысле жизни (Федор Сологуб, Леонид Андреев, Лев Шестов). М, 1908.
О Федоре Сологубе / Сост. А. Чеботаревская. СПб., 1911.
Эренбург И.Портреты русских писателей. Берлин, 1922.