Текст книги "История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие"

Автор книги: Светлана Кузьмина

Теоретиком русского символизма – создателем основных критериев, принципов и программных задач – стал Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866, Санкт-Петербург – 1941, Париж), писатель, поэт, философ, эссеист, драматург, переводчик, основатель Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге. Он начинал свой творческий путь под влиянием поэзии С. Надсона и Н. Минского и пришел к созданию концепции «нового искусства». Основной вопрос творчества Мережковского: религиозный смысл жизни.

В «Автобиографической заметке» Мережковский рассказал о своем происхождении: «Дед, Иван Федорович, в последних годах XVIII в., в царствование императора Павла I, приехал в Петербург и, в качестве дворянина, поступил младшим чином в Измайловский полк. Тогда-то, вероятно, и изменил он свою малороссийскую фамилию Мережки на русскую – Мережковский» [24]24
  Мережковский Д.С.Автобиографическая заметка // Мережковский Д.С. Поли. собр. соч.: В 24 т. Т. 24. М., 1914. С. 107.


[Закрыть]. Отец его служил помощником столоначальника, а затем и столоначальником в придворной конторе, занимая эту должность в течение всего царствования Александра II. Старинные петербургские дворцы стали местом постоянного пребывания юного поэта, который жил в доме напротив Летнего сада и Троицкого собора. В 1880 г. отец повез мальчика на аудиенцию к Ф.М. Достоевскому, чтобы показать знаменитому писателю первые стихотворные опыты своего сына. «Слабо, плохо, никуда не годится. Чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать,» – сказал Достоевский юному поэту.

«Помню, – вспоминал Мережковский, – прозрачный и пронзительный взор бледно-голубых глаз, когда Достоевский на прощанье пожимал мне руку. Я его больше не видел и потом узнал, что он умер» [25]25
  Мережковский Д.С.Автобиографическая заметка // Мережковский Д.С. Поли. собр. соч.: В 24 т. Т. 24. М., 1914. С. 111.


[Закрыть].

Первые сборники стихотворений Мережковского выходили в 1888–1896 гг. Для нового направления в искусстве – символизма, у истоков которого стоял Мережковский, по его мысли, должна быть «творческая вера во что-нибудь бесконечное и бессмертное» [26]26
  Там же. С. 273.


[Закрыть]. В оформлении его концепции русского символизма значительную роль сыграли творчество П. Верлена, Ш. Бодлера, Э. По, философские построения Ф. Ницше и особенно идеи Вл. Соловьева, а также традиции русской классики. Наиболее ярким образцом художественной практики символизма стал сборник Мережковского «Символы (Песни и поэмы)» (1892), который был встречен разноречивыми откликами в критике. Характерен был предпосланный сборнику эпиграф из «Фауста» Гете: «Все преходящее / Есть только Символ…». Основные принципы символистской поэтики Мережковский видел в «мистическом содержании, символах и расширении художественной впечатлительности» [27]27
  Мережковский Д.С.Автобиографическая заметка // Указ. соч. С. 229.


[Закрыть]. Программное стихотворение этого сборника – «Бог».

 
Я Бога жаждал – и не знал;
Еще не верил, но, любя,
Пока рассудком отрицал, —
Я сердцем чувствовал Тебя.
И ты открылся мне: Ты – мир.
Ты – все. Ты – небо и вода,
Ты – голос бури, Ты – эфир,
Ты – мысль поэта, Ты – звезда…
 

Сборник «Символы» включал поэму «Легенда о Франциске Ассизском», стихотворения «Пророк Исайя», «Марк Аврелий», «Колизей» и отразил интерес Мережковского к «вечным спутникам» человечества и проблеме соотношения язычества и христианства, волновавшей его на протяжении всей жизни.

Статья «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893) была воспринята как манифест новой литературы, эстетическая декларация и философско-эстетическое, теоретическое обоснование русского символизма. В статье в мистико-символическом духе автор рассматривает наследие русской классики, видя в ней основы «нового идеализма». Новое религиозное искусство, по концепции Мережковского, должно быть основано на «мистических прозрениях художника». Рождению «нового искусства» способствовали умонастроения противоречивой эпохи, отрицающей позитивизм и рационализм, но не нашедшей новые основания духовной деятельности. Мережковский писал: «Никогда еще люди так не чувствовали сердцем необходимость верить и так не понимали разумом невозможности верить. В этом болезненном неразрешимом диссонансе, в этом трагическом противоречии так же, как в небывалой умственной свободе, в смелости отрицания, заключается наиболее характерная черта мистической потребности XIX века» [28]28
  Мережковский Д.С.О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Указ. соч. Т. 18. С. 212.


[Закрыть]. Кризис позитивизма русской литературы 60-х годов XIX в., считал он, может привести к «смерти народной литературы – величайшему бедствию, немоте целого народа» [29]29
  Там же. С. 210.


[Закрыть].

В сборнике Мережковского «Новые стихотворения» (1896) выражено несколько полюсов мировидения современного человека: дерзновенный порыв к запредельному, к «преступанию» нормы и обыденное, тоскливо-беспросветное существование. Душевная обнаженность, выявление в образно-символической системе скрытых эмоций, как личных, так и характерных для целого поколения, религиозные поиски были тем принципиально новым, что отличало творчество старших символистов. Стихотворение «Дети ночи» было воспринято как декадентское.

 
Устремляя наши очи
На бледнеющий восток,
Дети скорби, дети ночи,
Ждем, придет ли наш пророк.
И, с надеждою в сердцах,
Умирая, мы тоскуем
О несозданных мирах,
Мы неведомое чуем.
Дерзновенны наши речи,
Но на смерть осуждены
Слишком ранние предтечи
Слишком медленной весны.
 

А. Волынский писал, что у Мережковского «декадентский талант мелкого пошиба, с ничтожно горделивыми мечтаниями» [30]30
  Северный вестник. 1892. № 4. Отд. 2. С. 67.


[Закрыть]. Молодые поэты воспринимали Мережковского как своего учителя. А. Белый вспоминал в «Арабесках»: «Когда по вечерам приходили друзья, близкие, поклонники, Мережковский развертывался во всю свою величину, казался большим и близким, родным, но далеким, пронизанным лучами одному ему ведомого восторга. <…> Здесь, у Мережковского, воистину творили культуру… Вокруг Мережковского образовался целый экспорт новых течений, из которых все черпали. Все здесь когда-то учились, ловили его слова» [31]31
  Белый А.Арабески. М„1911. С. 414.


[Закрыть]. Б. Никольский отметил парадоксальную ситуацию: вокруг Мережковского организовался центр нового искусства и новых идей, а наградою являлось «порицание и глумление» над ним [32]32
  Никольский Б.«Вечные спутники» г. Мережковского // Исторический вестник. 1897. № 11. С. 594.


[Закрыть].

Мировая история, взятая в широких временных и пространственных координатах, и всечеловеческая культура, от ранних культов до христианства, осмысливалась писателем-философом как вечное борение «религии духа» и «религии плоти». Антитеза – основа архитектоники художественных и критических произведений писателя. Антитетичны и поэма Мережковского «Протопоп Аввакум» (1887), в которой звучало заклинание: «Нашу светлую Россию / Отдал дьяволу Господь. / Пусть же выкупят отчизну / Наши кости, кровь и плоть»; «Повесть в стихах», названная по имени главной героини «Вера» (1890); и поэма «Семейная идиллия» (1890), в которой утверждается мысль о неиссякаемой жизненной силе, разлитой и проявленной в самых привычных и обыденных вещах.

Последующие сборники, в том числе «Собрание стихов 1883–1903» (1904), отражали романтические порывы к нездешней красоте, «бессилие» современной души, конфликт между идеалами и ущербностью жизни, мечты об обретении «нового света грядущей веры»:

 
Боже, дай нам избавленье,
Дай свободы и стремленья,
Дай веселья Твоего.
О, спаси нас от бессилья,
Дай нам крылья, дай нам крылья,
Крылья духа твоего.
 

В сборник «Собрание стихов» (1883–1910) вошло 49 лирических стихотворений и 14 легенд и поэм. К этому времени Мережковский стал восприниматься как писатель-классик. А. Блок отметил, что «пафос его стихов – молитвенный; это молитвы об отпущении греха любви к поэзии. Он пел всегда – покаяние» [33]33
  Блок А. Л.Указ. соч. С. 657.


[Закрыть].

Культурным событием русской и европейской жизни стала трилогия «Христос и Антихрист», включающая романы «Смерть богов. Юлиан Отступник», «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», «Антихрист. Петр и Алексей», создававшаяся с 1896 по 1905 г., и сборник статей «Вечные спутники» (1897, третье издание 1906) – цикл критических статей о величайших творениях человеческого гения от М. Аврелия до А. Пушкина и Ф. Достоевского, а также исследования «Толстой и Достоевский» (1901), «Гоголь и черт» (1906). В рамках излюбленной концепции о вечном борении плоти и духа Мережковский рассматривает Толстого как «провидца плоти», а Достоевского как «провидца духа». В. Розанов, ценивший талант Мережковского, считал его «европейцем» в русской культуре [34]34
  Розанов В.Среди иноязычных (Д.С. Мережковский) // Мир искусства. 1903. № 7–8. С. 70.


[Закрыть].

Мережковский был одним из крупнейших русских переводчиков. Им переведены с греческого трагедии Эсхила «Скованный Прометей»; Софокла «Эдип-царь», «Эдип в Колонне», «Антигона»; Еврипида «Медея», «Ипполит», «Смерть Клитемнестры». Переводы были выполнены в первой половине 1890-х гг. и характеризуют его как блестящего мастера, но, изданные в 1914 г., сейчас они мало известны. Он переводил Ф. Горация, Ф. Петрарку, И. Гёте, Д. Леопарди, А. Мюссе, Ш. Бодлера.

Поэзия и проза Мережковского отмечены особой религиозно-философской концепцией – взглядом на историю как всемирную драму борьбы Христа и Антихриста, плоти и духа, язычества и христианства. Все явления и события мировой истории рассматриваются с этой точки зрения, в том числе и русские революции. В статье «Грядущий Хам» (1905) Мережковский писал: «Одного бойтесь – рабства и худшего из всех рабств – мещанства, и худшего из всех мещанств – хамства, ибо воцарившийся раб и есть хам, а воцарившийся хам и есть черт <…> грядущий Князь Мира сего, Грядущий Хам. У этого Хама в России – три лица. Первое – настоящее – над нами, лицо самодержавия, мертвый позитивизм казенщины. <…> Второе лицо – прошлое – рядом с нами, лицо православия, воздающее кесарю Божие <…> той церкви, о которой Достоевский сказал, что она «в параличе». <…> Третье лицо – будущее – под нами, лицо хамства, идущего снизу, – хулиганства, босячества, черной сотни – самое страшное из всех трех лиц» [35]35
  МережковскийД.С. В тихом омуте: Статьи и исследования разных лет. М, 1991. С. 375–376.


[Закрыть]. Он искал общую, объединяющую идею: «Со Христом – против рабства, мещанства и хамства». Эта идея выражена им и в статьях, написанных в годы первой русской революции, – «Гоголь и черт», «Пророк русской революции. К юбилею Достоевского» (1906).

Октябрьский переворот Мережковский воспринял как трагедию. Вместе с женой, З. Гиппиус, эмигрировал в 1919 г. и до конца дней жил в Париже, организовал там литературно-философский салон «Зеленаялампа», просуществовавший до 1939 г., где встречались представители различных поколений русской эмиграции.

Мережковский был противником всех форм тоталитаризма, его философия духовной свободы как основы Царства Божия на Земле (по его концепции, царства Третьего Завета) делала для него невозможным любое сотрудничество с большевизмом или нацизмом, он надеялся на взаимное уничтожение этих двух мировых зол. Мережковский был уверен, что повергнутая в кровь и прах Россия духовно возродится и начнет «спасение мира». Еще до революции Мережковский писал:

 
Давно ли ты, громада косная,
В освобождающей войне,
О Русь, как туча громоносная,
Восстала в вихре и огне?
И вот опять, опять закована,
И безглагольна, и пуста…
Какой ты чарой зачарована?
Каким проклятьем проклята?
 

В эмиграции Мережковский продолжает свое творчество, создает ряд романов («Царство Антихриста», «Рождение богов. Тутанхамон на Крите», «Мессия», «Иисус Неизвестный»), эссе и стихотворения. Его выдвигали на Нобелевскую премию, которую он не получил. И в прозе, и в поэзии Мережковский проявляет исключительный тип символистского художественного сознания. В мире все является символом, нужно только увидеть, в чем его значение. Как писателя Мережковского привлекают личности, оказавшие влияние на ход мировой истории. Он увлеченно пишет о Наполеоне, посвятив ему роман, в котором в символическом ключе интерпретируется судьба мирового кумира-завоевателя, умершего в ссылке, так же прочитываются стихотворения А. Пушкина, М. Лермонтова и Ф. Тютчева, посвященные Наполеону и ставшие своеобразным импульсом к созданию концепции автора. В книге «Лица святых от Иисуса к нам» Мережковский создает яркие портреты-символы Франциска Ассизского, апостола Павла, который был яростным гонителем первых христиан, а затем, уверовав, стал последователем Христа. Он пишет о великих реформаторах – Кальвине и Лютере, проводит аналогии и параллели между языческими верованиями и христианством, ищет общий знаменатель всей культуры человечества, пророчествует о будущем Третьем Завете – Завете Святого Духа. В судьбах своих героев писатель выявляет переломные моменты, когда происходит преображение личности, ее обращение к высшему, вневременному и вечному началу, и делает вывод о том, что это является общечеловеческим духовным законом. Все наследие Мережковского представляет собой обширнейшее смысловое и эмоционально насыщенное пространство, в котором каждая деталь соответствует иному плану бытия, что-то собой означает и нечто предвещает. Значителен стихотворный цикл «В эмиграции», куда вошли «Кассандра», «Вечерняя песнь», «Плавает лебедь», в котором символические образы музы-лебедя и лебедя– души сливаются в символ убывающей и беспомощной жизни, по-прежнему прекрасной и таинственной:

 
Плавает лебедь в воде замерзающей,
Но уже с трудом;
Скоро сожмет его лед мерцающий
Мертвым кольцом.
<…>
А звездная тайна полночная,
Как улыбка моя.
И падает лебедь беспомощно,
Как я, как я!
 

Оценка творчества Мережковского представляется достаточно трудной. Многие критики указывали, на вторичность и книжность его творчества, переизбыточность иллюстративного материала, однообразие религиозно-философских идей. Г. Адамович настаивал на значительности культурной роли Мережковского [36]36
  См.: Адамович Г.Одиночество и свобода. М., 1996. С. 26.


[Закрыть]. А. Белый считал, что «для уяснения его деятельности приходится придумать какую-то форму творчества, не проявившуюся в нашу эпоху» [37]37
  Белый А.Мережковский // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 481.


[Закрыть]. Н. Берберова вспоминала: «Сколько раз мне, как когда-то А. Блоку, хотелось поцеловать Д.С. руку, когда я слушала его, говорящего с эстрады, собственно, всегда на одну и ту же тему, но трогающего, задевающего десятки вопросов и как-то особенно тревожно, экзистенциально ищущего ответов, конечно, никогда их не находя» [38]38
  Берберова Н.Курсив мой. М., 1996. С. 285


[Закрыть].

Выступив как первопроходец символистской поэтики, Мережковский стал пограничной фигурой, принадлежащей и Серебряному веку, и русскому культурному ренессансу. Стремясь преодолеть декаданс и индивидуализм, он искал новых открытий на религиозно-мистических путях, видя в художественном творчестве огромные духовные возможности.

Сочинения

Мережковский Д.С.Собрание стихотворений. СПб., 2000.

Мережковский Д.С.Собр. соч.: В 4 т. М., 1990.

Мережковский Д.Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995.

Мережковский Д.Тайна трех. М., 1999.

Мережковский Д.Лица Святых. М., 1997.

Литература

Бахтин М.Мережковский и история // Звено. 1926. № 156.

Белый А.Арабески. М., 1911.

Гиппиус З.Живые лица: В 2 т. Тбилиси, 1991.

Ильин В.Памяти Д.С. Мережковского // Возрождение. 1965. № 168.

Атмосфера и культура Серебряного века немыслимы без Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869, Белев Тульской губ. – 1945, Париж), ставшей законодательницей вкусов эпохи декаданса, модернизма и рождающегося символизма. Под псевдонимом Антон Крайний она публиковала статьи и рецензии, которые определяли репутацию поэтов. Гиппиус стала одним из авторитетных идеологов старшего символизма и проявила себя как поэт, писатель, драматург и мемуарист.

Писать стихи начала с семи лет, с 1888 г. они появляются в печати. До революции была известна как автор сборников стихов, романов, рассказов (сб. «Алый меч», 1906; «Лунные муравьи», 1912 и др.). Вместе с Мережковским, своим мужем, была организатором Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге, сыгравшего значительную роль в формировании «нового религиозного сознания». Гиппиус считала, что декадентство – явление обособленности, факт забвения того, что творчество – часть религиозного действа. В собственном творчестве Гиппиус не избежала модернистского уклона, богоборчества, уживающегося с религиозными мотивами и настроениями, эстетическим максимализмом и субъективным произволом. В 1904 г. вышло ее «Собрание стихов», на которое откликнулся И. Анненский, увидев в творчестве Гиппиус «всю пятнадцатилетнюю историю нашего лирического модернизма» [39]39
  Аполлон. 1909. № 3. С. 8–9.


[Закрыть].

Своими современниками Гиппиус воспринималась неоднозначно. «Сама себе, – вспоминает С. Маковский, – З.Н. нравилась безусловно и этого не скрывала. Ее давила мысль о своей исключительности, избранности, о праве не подчиняться навыкам простых смертных… <…> Сразу сложилась о ней неприязненная слава: ломака, декадентка, поэт холодный, головной, со скупым сердцем. Словесная изысканность и отвлеченный лиризм Зинаиды Николаевны казались оригинальничьем, надуманной экзальтацией. <…> На самом деле она совсем другая: чувствует глубоко и горит, не щадя себя, мыслью и творческим огнем» [40]40
  Маковский С.Портреты современников. На Парнасе «Серебряного века». М, 2000. С. 327.


[Закрыть]. Созданный Л. Бакстом портрет Гиппиус, отразивший «изломы» ее духовного облика, стал в каком-то смысле символом эпохи русского модернизма.

Творчеству Гиппиус присущи поиски «нездешней красоты», эстетический максимализм, ярко выраженное чувство личности, независимой в поисках ответов на «проклятые» вопросы бытия. В сборниках лирических стихов (1904, 1910) мотивы трагической замкнутости, отъединенности от мира, волевого самоутверждения личности сочетались с тонким восприятием природы и чутким отношением к ранимой душе. В стихотворении «Она» Гиппиус передает изначальную двойственность человеческой природы, максимально пристально вглядываясь в свой внутренний мир, безжалостно анализируя «извивы» своей души:

 
В своей бессовестной и жалкой низости,
Она как пыль сера, как прах земной.
И умираю я от этой близости,
От неразрывности ее со мной.
 
 
Она шершавая, она колючая,
Она холодная, она змея.
Меня изранила противно-жгучая
Ее коленчатая чешуя.
 
 
<…>
 
 
Своими кольцами она, упорная,
Ко мне ласкается, меня душа.
И эта мертвая, и эта черная,
И эта страшная – моя душа!
 

Для поэзии Гиппиус важен не столько создаваемый образ, сколько сама мысль, выявленная благодаря диссонансам и переключениям планов постижения возможных смыслов как парадокс. Понятное и привычное у Гиппиус предстает как неожиданное и неизведанное. Взволнованная интонация оставляет ощущение многозначительной недоговоренности, что увеличивает «объем» художественной информации. Символизм Гиппиус распространяется на сферу личных чувств, раскрывающуюся как надличное и вневременное. Стихотворение «Нелюбовь» может проиллюстрировать эту черту поэтики:

 
Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый, – открой, открой!
 
 
<…>
 
 
Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах, – порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье – и в Нелюбви [41]41
  Гиппиус З.Н.Сочинения: Стихотворения. Проза. Л., 1981. С. 128.


[Закрыть].
 

Разделяя религиозно-философские взгляды Д. Мережковского, Гиппиус сосредоточена на вопросах взаимоотношения человека и Бога. Трансцендентное понимается как созидающее начало, как Любовь, до которой можно «достучаться».

Смерть в ее стихах предстает как путь к воскрешению, как новое начало, грех может быть искуплен, одиночество преодолено. Декадентские мотивы отчаяния соседствуют с мотивами единения с миром и людьми.

Октябрьский переворот Гиппиус не приняла. Ее понимание сути событий, отраженное в сборнике «Последние стихи» (1918) и дневниках, которые велись на протяжении 1917–1919 гг. («Петербургский дневник», «Черная книжка», «Серый блокнот»), отражает внутренний драматизм и борьбу идей. В 1919 г. З. Гиппиус вместе с Д. Мережковским и Д. Философовым, их секретарем, через Минск попала в Варшаву, а затем приехала в собственную квартиру в Париже. Восемь строк стихотворения «Отъезд» передают состояние перед окончательным решением покинуть родину:

 
До самой смерти… Кто бы мог подумать?
(Санки у подъезда, вечер, снег.)
Знаю. Знаю. Но как было думать,
Что это – до смерти? Совсем? Навек?
 
 
Молчите, молчите, не надо надежды.
(Вечер, ветер, снег, дома.)
Но кто бы мог подумать, что нет надежды…
(Санки. Вечер. Ветер. Тьма.)
 

Сборник «Стихи» (1922) вышел в Берлине, итоговая и лучшая стихотворная книга «Сияния» (1938) опубликована в Париже. Г. Струве считал, что в эмиграции «поэтический источник Гиппиус не только не иссяк, но, скорее, обновился» [42]42
  Струве Г.Русская литература в изгнании. Париж – Москва, 1996. С. 101.


[Закрыть]. В сборнике «Сияния» отдается предпочтение «сиянию слов», истинных и искренних (стихотворение «Сияния»), мера Истины и последние ответы на вечные вопросы – только у Бога (стихотворения «Мера» и «Быть может»), а путь человека должен быть, по мысли поэта, уподоблен пути Христа (стихотворение «Как Он»).

 
Преодолеть без утешенья,
Все пережить и все принять.
И в сердце даже не забвенья —
Надежды тайной не питать, —
 
 
Но быть, как этот купол синий,
Как он, высокий и простой,
Склоняться любящей пустыней
Над нераскаянной землей.
 

Для сборника «Сияния» характерен христианский взгляд на историю и мученический путь России. В стихотворении «Грех» Гиппиус выразила одну из моральных заповедей русской эмиграции первой волны:

 
И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело – воздаянье
Само в себе, таясь, таит.
 
 
И путь наш чист, и долг наш прост:
Не надо мстить. Не нам отмщенье.
Змея сама, свернувши звенья,
В свой собственный вопьется хвост.
 
 
Простим и мы, и Бог простит,
Но грех прощения не знает,
Он для себя – себя хранит,
Своею кровью кровь смывает,
Себя вовеки не прощает —
Хоть мы простим и Бог простит.
 

Гиппиус смотрит на человека с точки зрения духовного и эстетического совершенствования, пути познания себя и мира, философско-психологического спора со временем и собой. Лейтмотивными являются темы одиночества, диалог с Богом, несовершенство земного бытия, устремленность к Красоте и Гармонии. О своих главных темах она сказала в стихотворении «Тройною бездонностью мир богат…»:

 
Тройною бездонностью мир богат.
Тройная бездонность дана поэтам.
Но разве поэты не говорят
Только об этом?
Только об этом?
 
 
Тройная правда – и тройной порог.
 Поэты, этому верному верьте.
Только об этом думает Бог:
О Человеке.
Любви.
И Смерти.
 

«Человек без Бога, – подчеркивает близко знавший Гиппиус С. Маковский, – представлялся ей чудовищным автоматом, «чертовой куклой»» [43]43
  Маковский С.Портреты современников. С. 339.


[Закрыть]. Гиппиус, как и большинство русских писателей-эмигрантов, верила в Воскресение России. Социальной и кровавой революции она противопоставляла революцию духовную. В поздней поэзии Гиппиус использует образы пушкинского «Медного всадника», идеи Достоевского, петербургский миф, с его позднейшими наслоениями, евангельский сюжет о воскресении Лазаря и создает свой миф о России погребенной («Уже смердит») и воскрешенной Богом. Русская тема неотступно звучит в стихотворении «Лазарь». Ожидание чуда, неистовый призыв к Богу, молитва о России запечатлены в стихотворении «Я от дверей не отойду»:

 
Не отступлю, не отступлю,
Стучу, зову Тебя без страха:
Отдай мне ту, кого люблю,
Восстанови ее из праха!
Верни ее под Отчий кров,
Пускай виновна – отпусти ей!
Твой очистительный покров
Простри над грешною Россией!
 

В нравственно-философском романе «Чертова кукла» (1911), пьесах «Маков цвет» (совместно с Д. Мережковским и Д. Философовым) и «Зеленое кольцо» автор ставит героев в пограничные ситуации, символистские идеи переплетаются с ницшеанством и религиозной философией, основа бытия ищется в нравственно-этических законах, проблеме Добра и Зла, на границе демонологии и богопознания, искушения и преодоления соблазнов.

По аналогии с петербургской жизнью Мережковский и Гиппиус организовали в Париже салон «Зеленая лампа», название которого указывало на преемственную связь с пушкинской традицией. Этот салон стал центром культурной жизни русских эмигрантов, где встречались поэты и писатели «старшего» и «младшего» поколений: К. Бальмонт, Н. Минский, И. Бунин, И. Шмелев, философы Н. Бердяев, С. Франк,

А. Карташев, поэты, начинавшие свой творческий путь в эмиграции, Д. Кнут, Ю. Мандельштам, Б. Поплавский [44]44
  См. подробнее: Терапиано Ю.«Воскресенья» у Мережковских и «Зеленая лампа» // Терапиано Ю. Встречи: 1926–1971. М., 2002. С. 44–47.


[Закрыть].

В интересных и содержательных мемуарах «Живые лица» Гиппиус создает портреты современников – А. Блока («Мой лунный друг»), В. Брюсова («Одержимый»), Ф. Сологуба,

В. Розанова, А. Вырубовой. Книга, посвященная Д. Мережковскому, с которым она прожила, не расставаясь, 52 года, осталась незаконченной. Крушение судьбы и творчества писателя, обреченного на жизнь вне России, – тема позднего творчества Гиппиус. Ю. Терапиано подчеркивал, что Гиппиус «всегда была подлинной патриоткой, глубоко любящей свою родину» [45]45
  Цит. по: Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. М., 1997. С. 175.


[Закрыть].

Сочинения

Гиппиус З.Н.Стихи. Воспоминания. Документальная проза. М., 1991.

Гиппиус 3.Петербургский дневник. М., 1991.

Гиппиус 3.Чертова кукла. Проза. Стихотворения. Статьи. М., 1991.

Гиппиус З.Н.Живые лица: В 2 т. Тбилиси, 1991.

Литература

Азадовский К. М., Лавров А. В.З. Н. Гиппиус: Метафизика. Личность. Творчество // Гиппиус З.Н. Сочинения. Стихотворения. Проза. Л., 1991. С. 3—44.

Гаспаров М. Л.Избранные труды: В 2 т. Т. 2. М., 1997. С. 443.

Савельева С. Н.Жанна д'Арк русской религиозной мысли. М., 1992.

Терапиано Ю.Встречи: 1926–1971. М., 2002. С. 39–43.

Святополк-Мирский Д.Зинаида Гиппиус (1928) // Русская литература, 1990. № 4.