Текст книги "Принцесса Иляна"
Автор книги: Светлана Лыжина
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
IV
Свадебные хлопоты обошли Илону стороной. Как и семнадцать лет назад, ей не был известен ни список приглашенных, ни список блюд, которые окажутся поданы к праздничному столу. Невеста знала только дату свадьбы – торжество наметили на начало июля, когда отмечается праздник Посещения Святой Елизаветы Пресвятой Девой Марией.
Знаменательное событие, когда Дева Мария, будущая мать Христа, посетила свою родственницу Елизавету, будущую мать Иоанна Крестителя, отмечалось Католической церковью восемь дней, то есть целых восемь дней подряд были праздничными – ни одного постного, и это казалось очень удобным для предстоящей свадьбы.
В день бракосочетания, конечно, предполагался пир во дворце. В последующий день – ещё один пир. На третий день хотели устроить большую охоту неподалёку от столицы, а утром четвёртого дня новобрачные должны были отправиться в Пешт, в тот самый дом, который сейчас служил местом пребывания жениха под стражей. После свадьбы этому жилищу предстояло стать собственностью Ладислава Дракулы и семейным гнездом.
«Сколько хлопот, суеты! А зачем?» – спрашивала себя Илона, потому что предпочла бы скромную свадьбу без толпы гостей, без большого пира и большой охоты, но кузине Его Величества следовало выходить замуж со всей подобающей пышностью. Даже платье ей полагалось не простое, а такое, которое она не сможет ни надеть, ни снять самостоятельно, и даже цвет платья нельзя было выбрать самой.
На семейном совете, который, конечно, проходил без участия невесты, решили, что одежды брачующихся должны быть в тех же цветах, что и родовые гербы, причём стороны почтят друг друга особым образом. Невеста наденет платье под цвет родового герба жениха, а жениху подберут одежды в цвет герба семьи Силадьи.
Это означало, что Илоне предстояло надеть тот цвет, который она никогда в жизни не носила – красный, да ещё с золотой вышивкой, ведь на гербе у валашских правителей был золотой орёл с крестом в клюве, обычно изображавшийся на красном фоне.
Наряд жениха при этом смотрелся бы скромнее, ведь герб Силадьи не отличался яркими красками – бурая коза, выпрыгивающая из золотой короны, изображённая на белом фоне. И всё же семейный совет решил, что так будет лучше.
* * *
Разумеется, жениха на семейный совет приглашали. Илона знала об этом, потому что в разговорах своих родителей и Матьяша иногда слышала фразы о том, что будущий муж «настаивал» или «просил».
Невеста прекрасно помнила, что речь идёт о договорном браке, то есть о сделке, но почему-то оказалось очень не приятно думать, что жених торгуется со своей будущей роднёй. Сделка есть сделка, и значит, торг уместен, но Илона всё чаще думала: «Пусть бы будущий муж торговался поменьше».
В один из дней она даже обрадовалась, когда случайно услышала разговор Матьяша с её отцом: собеседники направлялись в покои к Эржебет как раз после семейного совета, состоявшегося в покоях Его Величества:
– Ошват, ну, прояви щедрость, – вполголоса говорил король. – Десять тысяч – это мало. Дай двадцать. Приданое должно быть достойным.
– Двадцать этому проныре! – отвечал отец Илоны, а под пронырой, конечно, подразумевал своего будущего зятя. – Хватит и того, что он заполучил мою дочь.
– Не упрямься, Ошват, – твердил король. – Он согласится и на десять. Но что скажут люди? Скажут, что ты жаден. А я не хочу, чтобы так говорили. Мои родственники должны выглядеть достойно.
Матьяш хотел добавить что-то ещё, но увидел Илону, которая, как положено при появлении Его Величества, поклонилась, и замолчал. Обсуждать дела при ней король не собирался.
– Прошу прощения, – сказала невеста и поспешно вышла из комнаты якобы для того, чтобы дать отцу и кузену договорить, а на самом деле просто хотела скрыть свою внезапную радость.
«Десяти тысяч золотых ему довольно. Он не потребует больше, потому что и так рад, что женится. Он рад, что женится на мне. Рад, – повторяла Илона, направляясь в свои покои, но вдруг остановилась и спросила себя: – А как же Вашек?»
Она вдруг с ужасом осознала, что не вспоминала о нём уже несколько дней, и ей тут же представилось, как покойный муж смотрит на неё с небес и очень печалится. Илона вообразила, что он молчит и даже не вздыхает, но выражение его лица, обрамлённого светло-русыми волосами, которые на небе стали ещё светлее, говорило красноречивее любых слов. Нет, этого взгляда казалось невозможно вынести!
«Тебе нельзя так поступать с Вашеком! Нельзя! – подумала Илона и напомнила себе, что согласилась на предстоящий брак потому, что он договорной, то есть совершается без учёта чувств. А ещё она вдруг поняла, что не смогла бы согласиться, окажись на месте Дракулы другой жених. Когда Илона твердила, что её смущает прошлое жениха, то обманывала и себя, и других. Только за такого мужчину как Дракула она и могла бы выйти! Илона согласилась потому, что её женихом стал тот, кто просто не может нравиться, потому что это Дракула – жестокий да и просто отталкивающий человек. Казалось, что своим согласием она угодила всем. Даже Вашеку. А теперь получалось, что Дракула нравился ей вопреки всему. Как же так?
«Этот жених не должен тебе нравиться. Не должен», – сказала себе невеста Дракулы. Испугавшись изменить Вацлаву, она уже не радовалась, перестала улыбаться. Зато чувство вины начало исчезать. Опасности нарушить верность покойному мужу теперь не было.
* * *
На семейном совете очень много обсуждалось то обстоятельство, что Дракула – не католик. Подобно большинству влахов он исповедовал христианство восточной ветви, а ведь вероисповедание весьма важно, когда речь идёт о заключении брака.
Как и обещал Матьяш своей кузине, разговор даже не заходил о том, чтобы ей ради предстоящей свадьбы сменить веру, но и жених по условиям брачного договора не должен был переходить в католичество. Стороны решили, что брак будет «смешанный».
Илона впервые услышала о смешанном браке, когда во дворец пришёл один из священников, состоявший при архиепископе Эстергомском. Именно этому архиепископу предстояло совершить обряд бракосочетания между ней и Ладиславом Дракулой, а священник, исполняя поручение архиепископа, должен был рассказать невесте и жениху, как всё произойдёт.
Когда посланец, облачённый в чёрную сутану, прибыл в королевский дворец и оказался препровождён в покои Эржебет, там уже собралась вся семья: сама Эржебет, Ошват Силадьи и его супруга Агота с дочерьми. Только Матьяш не присутствовал, потому что ещё давно выяснил для себя подробности, касающиеся этого дела, и не считал нужным слушать их повторно, а вот родители невесты, её старшая сестра и сама Илона преисполнились любопытством, совсем не праздным.
– Вы уж расскажите нам, отец, – произнесла Агота, когда посланец в чёрной сутане уселся на пристенную скамью. – Дело для нас новое, непривычное. Я, признаться, очень беспокоюсь, как бы люди не начали судачить, что брак моей дочери ненастоящий.
– Уверяю вас, он будет самый настоящий, – спокойно произнёс священник и елейно улыбнулся. – Как можно усомниться в действительности брака, если бракосочетание пройдёт по католическому обряду.
– Католическому? – переспросила Агота и оглянулась на младшую дочь, которая сидела неподалёку.
– Да, именно так, – кивнул посланец архиепископа. – Если бы бракосочетание происходило в Валахии, то могло случиться по-другому, но поскольку оно произойдёт здесь, обряд будет католический.
– Слава Господу! – мать Илоны облегчённо вздохнула и перекрестилась.
Эржебет, сидевшая в своём любимом кресле, удовлетворённо улыбнулась:
– А как же иначе! Ведь мой сын с самого начала сказал, что нашей Илоне совершенно не о чем беспокоиться. Как можно сомневаться в словах моего сына!
– Мы и не думали сомневаться, – смутилась Агота. – Просто всё так непривычно!
– А что это за смешанные браки такие? – спросил отец Илоны, сидевший рядом с женой. – Откуда они взялись?
– Они пошли от правителей, которым требовалось заключать политические союзы, – ответил посланец архиепископа. – Этому есть примеры довольно ранние. Несколько столетий назад подобные браки уже совершались.
– Вот видите! – сказала Эржебет и многозначительно подняла указательный палец. – Ваша дочь будет выходить замуж так, будто родилась в семье правителя. Этот брак не унизит её, а возвысит. Это же ясно, но вы всё сомневаетесь!
– А между кем совершались? – продолжал спрашивать Ошват Силадьи.
– К примеру, матушка нашего великого короля Иштвана Святого всегда оставалась христианкой восточной ветви. Брак с отцом Иштвана был смешанный. Вспомните также союз между нашим королём Андрашем Первым и дочерью правителя Руси. Жена Андраша после свадьбы тоже осталась в своей вере и лишь позднее, когда овдовела, приняла нашу веру, чтобы выйти замуж во второй раз, за достойного католика, которого звали...
– Иштван Святой? Андраш? – перебил Ошват. – Это же было полтысячи лет назад! А есть что-нибудь поближе к нашим временам?
– Можно и поближе, – согласился посланец архиепископа. – В Валахии, откуда происходит жених вашей дочери, тоже есть примеры.
– Да? – удивился отец Илоны, но его собеседник остался невозмутим:
– Да. Прапрадед, прадед и дед господина Ладислава Дракулы по отцовской линии[6]6
Имеются в виду князь Николае Александру, князь Раду I по прозвищу Чёрный воевода (Нэгру Водэ) и князь Мирча I по прозвищу Старый.
[Закрыть] были женаты на католичках, и как раз через смешанный брак, то есть супруга сохраняла своё вероисповедание.
– Надо же! – воскликнул отец Илоны. – А Дракула нам ничего не сказал.
Священник, почему-то смутившись, пояснил:
– Об этом мы говорили с господином Ладиславом, когда я посещал его вчера, и оказалось, что он сам не всё знал... Особенно в отношении своего деда... Но спорить не стал, хоть и продолжал сомневаться.
– Вот как? – насмешливо спросил отец Илоны. – Дракула даже не знал, что его бабка была католичка?
Священник смутился ещё больше, даже покраснел, что на фоне его чёрной сутаны казалось весьма заметно. Был бледный, а стал розовый:
– Нет, о вероисповедании своей бабки он знал. Разумеется, знал, но... его бабка... э... не являлась супругой деда.
– Что? – насторожилась Агота.
Посланцу архиепископа ничего не оставалось, как прямо заявить:
– Отец господина Ладислава рождён от внебрачной связи, потому что дед господина Ладислава был женат, но... жил с любовницей. Совсем не редкость среди правителей Валахии.
– Ну и дела! – воскликнул Ошват Силадьи.
– Возможно, вас успокоит то обстоятельство, что бабка господина Ладислава, хоть и не являлась супругой деда, но тоже исповедовала католичество, – поспешил добавить священник-посланец.
– Ну и дела! – снова воскликнул Ошват.
Он хотел сказать что-то ещё, но жена дёрнула мужа за рукав, а посланец архиепископа, немного сбившись с мысли из-за всех этих подробностей, повторил на новый лад то, что уже и так сообщил:
– Господину Ладиславу, конечно, известно, что его дед был женат, но то, что супруга деда подобно э... любовнице тоже являлась католичкой, вызвало у господина Ладислава удивление.
– А вы доподлинно знаете про смешанные браки с правителями Валахии? – осторожно спросила Маргит.
– Да, – отвечал посланец, наконец совладав с собой, – я знаю доподлинно, что прапрадед господина Ладислава вторым браком женился на католичке из наших земель и приказал построить рядом с дворцом католический храм нарочно для своей супруги. Когда прадед господина Ладислава женился на католичке, этот храм подновили, и этим же храмом впоследствии пользовалась женщина, на которой был женат дед господина Ладислава. Она тоже происходила из наших земель, как и... как и бабка господина Ладислава. Семья господина Ладислава связана с нашим королевством весьма тесно.
– А вы сами откуда всё знаете? – спросил отец Илоны, на что услышал:
– Во исполнение просьбы Его Величества, которая была обращена к Его Высокопреосвященству, мы провели расследование, изучали архивы, и вот итог.
– Так значит, смешанные браки – дело вполне обычное? – спросила мать Илоны.
– О, да! – священник несколько раз кивнул. – А с тех пор, как между нашей церковью и восточной христианской церковью была заключена уния[7]7
Флорентийская уния 1439 года.
[Закрыть], то есть чуть более тридцати лет назад, всё упростилось. Если две ветви христианства объединились, то верующим, которые принадлежат к этим ветвям, тем более можно объединиться. На смешанный брак уже не нужно особого разрешения из Рима. Достаточно благословения от архиепископа.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Эржебет. – Не будет лишней волокиты с бумагами. А то я два года назад отправила письмо в Рим по одному делу, так до сих пор не дождалась ответа.
Меж тем мать Илоны продолжала волноваться о том, как будет выглядеть брак со стороны:
– Итак, отец, – сказала Агота, обращаясь к священнику, – бракосочетание пройдёт по католическому обряду, а что будет дальше? Как супруги станут жить?
– Так же, как и католическая пара, – отвечал посланец архиепископа. – Соблюдать посты, праздновать общие праздники, которые совпадают по датам. К примеру, Рождество. А в том, что не совпадает, каждый из супругов будет придерживаться правил своей церкви. Увы, вместе посещать храм у них не получится. Каждый станет ходить в свой. Ваша дочь продолжит посещать мессы, а ваш зять – литургии... если я правильно произношу, как это называется у восточных христиан.
– Что ж, понятно, – кивнула мать Илоны, но священник сказал ещё не всё:
– Если же в таком браке родятся дети, то сыновья обычно воспитываются в вере отца, а дочери – в вере матери, но это условие не обязательное. В брачном договоре может быть указано, что все дети станут воспитываться в вере отца или в вере матери. Это уж как договорятся семьи будущих супругов. Кстати, позвольте официально спросить – как вы решили в нынешнем случае? Будет ли среди католиков прибавление?
– Среди католичек оно, возможно, будет, – улыбнулась Эржебет. – Когда Ладислав только узнал, что женится на католичке, то сперва настаивал, чтобы все дети исповедовали его веру. Но когда обнаружил, что ему предстоит породниться с семьёй Силадьи, то уступил: он согласился, что дочери будут католичками подобно матери. Вот, как он ценит оказанную ему честь!
«Зачем спорить о вере детей, если детей у меня всё равно не появится?» – подумала Илона, но вслух ничего не сказала, потому что была младшей в семье, а младшим положено молчать, когда говорят старшие.
Часть IV
Свадьба
I
За минувшие семнадцать лет Илона уже успела забыть, что бракосочетание – это очень утомительно. Несмотря на то, что все возможные приготовления были совершены накануне, утром пришлось очень рано встать, чтобы, умывшись и помолившись, сесть в кресло и сидеть там около двух часов очень прямо, пока тебе делают причёску. Затем пришлось ещё около часа одеваться, а затем потратить ещё час на разные мелочи, и вот Илона, уже готовая ехать на бракосочетание, остановилась посреди комнаты, посмотрела в зеркало, стоявшее на туалетном столике, и сама себя не узнала.
Кто эта женщина в красном платье с золотой вышивкой? Откуда эта высокая замысловатая причёска, кажущаяся огромной из-за белого полупрозрачного покрывала, приколотого к волосам? Почему руки у неё такие холёные, будто она никогда не делала этими руками никакой работы?
Новые туфли немного жали ногу. Туго затянутый лиф платья не давал свободно дышать. От них хотелось избавиться, поэтому невеста подумала: «Быстрее бы всё закончилось», – но, увы, всё только начиналось.
– Ах, доченька, что же мы делаем, – вздохнула мать, уже давно одетая, чтобы ехать в церковь.
– Вы готовы? – спросил отец, входя в комнату.
– Да, – ответила Илона и, помня обычай, склонилась перед родителями: – Отец, матушка, благословите ехать в церковь.
– Да благословит тебя Всемогущий Бог, – поочерёдно ответили те и осенили дочь крестным знамением, а затем произнесли: – Амэн.
День выдался ясным и солнечным. Во многих дворцовых комнатах яркие лучи, пробиваясь сквозь стёкла витражей, оставляли на стенах и на полу цветные узоры, и такие же узоры появились на стенах церкви Матьяша – бывшего собора Девы Марии – где состоялось бракосочетание.
Илона не помнила, как доехала туда из дворца. Не помнила, как вышла из колымаги, поднялась по каменным ступеням и оказалась под высокими стрельчатыми сводами, где вот-вот должна была начаться свадебная месса. Запомнился лишь путь к алтарю. Невеста шла, ведомая отцом, а справа и слева толпились разодетые люди, и половину из них она не знала. Позади шла мать, которая раза два тихо всхлипнула, но сумела сдержаться и не расплакалась.
Возле алтаря, испещрённого цветными пятнами солнечных зайчиков, уже ждал архиепископ Эстергомский в белом богослужебном облачении и другие церковнослужители в похожих одеждах.
Вот справа, в первом ряду нарядной толпы показался жених – не Вашек, а Ладислав Дракула, поэтому Илона поначалу даже не верила в истинность происходящего, когда отец вручил её этому человеку, и она под руку вместе с Дракулой пошла к алтарю. Казалось, что это сновидение, глупое сновидение, где всё перепуталось, но вскоре пришло осознание, что «сон» уже не закончится, пробуждения не будет, и придётся жить в этом сне, несмотря на всю его нелепость.
Не так давно невеста смеялась, когда ей предложили стать женой Дракулы, и вот это уже нисколько не напоминало шутку. Кузен Матьяш, который, сидя на балконе вместе со своей матерью, ждал начала богослужения, теперь уж точно не стал бы останавливать то, что совершается, и говорить: «Пошутили, и хватит».
Вот родители Илоны встали в первом ряду гостей, слева чуть позади своей дочери-невесты. Там же оказалась и Маргит со своим мужем, пришедшие заранее. Две сестры переглянулись, и старшая указала глазами куда-то за плечо младшей. Оказалось, Маргит указывает на жениха, который неотрывно смотрел на свою невесту и улыбался, но Илона не смогла улыбнуться ему в ответ. Она лишь опустила глаза и именно так взошла по ступенькам к алтарю, ведомая женихом и остановилась перед архиепископом Эстергомским.
Вот архиепископ произнёс на латыни:
– Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, – с этих слов началось приветствие, обращённое к жениху, невесте и всем собравшимся. Месса началась.
Всё это время жених продолжал держать невесту за руку, а затем по подсказке одного из церковнослужителей всё же отпустил и повернулся к алтарю вполоборота, как и Илона, чтобы собравшиеся гости видели не только затылки будущей супружеской четы. Свадебная месса, как ни крути, это не только богослужение, но и представление.
Во время службы читались отрывки из Ветхого Завета, но Илона не понимала их смысла, как и смысла проповеди, которую после этого произнёс архиепископ, поскольку всё было на латыни. Илона знала лишь то, что в проповеди раскрывается суть христианского брака.
Наверное, речь архиепископа оказалась хороша, потому что многие собравшиеся, среди которых было немало людей, знавших латынь, внимательно слушали и чуть заметно кивали. А вот жених Илоны явно не относился к числу сведущих, потому что, хоть и стоял спокойно, но совсем не слушал, а посматривал на невесту. Она не раз ловила на себе его взгляд, но старалась делать вид, что не замечает.
«Хорошо, что ходить вместе с этим человеком в церковь мне больше не придётся, – подумала Илона, – а то он и в другие дни смотрел бы на меня вместо того, чтобы следить за ходом службы. Это же неприлично!»
Рядом с женихом по-прежнему стоял церковнослужитель, подсказывая, когда нужно произносить «амэн» и креститься, но даже эти простые действия жених совершал по-своему. Он крестился не слева направо, а справа налево и вместо «амэн» произносил что-то вроде «аминь».
Илоне даже показалось, что её будущий муж нарочно чуть запаздывает с этим словом, чтобы все слышали отличие. «Что за человек такой! – думала невеста. – Почему он не старается быть, как все? Почему оказывается смутьяном даже в храме? То, что Дракула – смутьян, это известно всем. Но почему даже сейчас?»
Вот настало время для бракосочетания как такового. Матьяш и его матушка, находившиеся на балконе, встали, что придало всему происходящему особую торжественность.
Вот архиепископ Эстергомский взял правую ладонь невесты и вложил в левую ладонь жениха. Вот жених вслед за архиепископом начал повторять:
– Я, Ладислав, беру тебя, Илона, в свои законные жёны и обещаю с нынешнего дня хранить тебе верность в невзгодах и в благополучии, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни, пока мы оба живы.
Брачная клятва в отличие от остальных слов службы произносились по-венгерски. Пусть это и выглядело не очень достойно – будто совершается свадьба каких-нибудь неучёных простолюдинов – но брачные обеты следовало произносить сознательно, а жених действительно не знал латыни. Конечно, он мог бы заучить брачную клятву наизусть, но было решено сделать ему послабление, и это оказалось к лучшему. Венгерская речь жениха звучала осмысленно и потому убедительно.
Благодаря послаблению Илона тоже говорила на понятном ей языке, и, наверное, поэтому она, повторяя вслед за архиепископом ту же клятву, вдумалась в смысл. Произнеся «обещаю с этого дня хранить тебе верность», Илона растерялась: «Как странно. Кому я обещала верность? А как же мои родственники? Как же они все? Что я стану делать, если вновь вспыхнет ссора, которую мой кузен Матьяш погасил посредством моего брака? Что, если мой муж выступит против моего кузена? Чью сторону мне придётся принять? Ведь тётя говорила, что я уроню свою честь, если забуду о долге перед семьёй, но если во время раздора я буду на стороне семьи, то нарушу клятву, которую дала сегодня».
Затем началось благословение обручальных колец, и Илона, ожидая, когда жених наденет ей кольцо на палец, снова подумала: «Что если начнётся противостояние?» Она представила себе обе стороны и вдруг осознала очевидное: «А ведь Ладислав Дракула одинок. И в этом храме – тоже».
Илона, пусть и не знакомая с половиной присутствующих на свадебной мессе, знала, что все они – родственники или друзья семьи Силадьи. Помимо родителей, старшей сестры, кузена и тётушки здесь собралось много людей, которых Илона могла назвать роднёй. К примеру, Иштван Батори[8]8
Иштвана Батори в научной исторической литературе чаще называют Штефан Батори.
[Закрыть], видный королевский военачальник, на сестре которого в своё время был женат дядя Михай. А ещё здесь присутствовали Понграцы, но не те, что из Липто, а другие, из Денгеледя, которые стали королевскими родственниками через брак одной из тёток Матьяша по отцовской линии – Клары Гуньяди. Были здесь и представители семейства Розгони, весьма ловкого, ведь оно ещё много лет назад сумело посредством браков породниться и с семьёй Силадьи, и с Понграцами из Денгеледя.
Илона на нынешней свадьбе находилась среди своих. А её жених – нет. Он оказался настолько одинок, что Матьяш выбрал нескольких придворных, чтобы на время свадьбы изображали свиту и родню «королевского кузена Ладислава», потому что жениху не положено быть на церемонии и на последующих пиршествах одному, особенно когда с невестой приходит множество народу.
Единственный, кого Ладислав Дракула мог бы взять с собой – его девятнадцатилетний сын, носивший такое же имя, как отец. Илона узнала об этом юноше недавно, ей даже не представили его, и потому сейчас она не могла быть уверена, что он присутствует на свадьбе.
Илона очень хотела бы познакомиться с ним, но Матьяш сказал, что пока ни к чему:
– Тут весьма тонкое дело, кузина, – объяснил король. – Происхождение этого отпрыска сомнительно. Мало того, что он рождён вне брака, так ещё в землях нехристей, а мать и вовсе не известна. Как мне передавали, всё началось с того, что мой кузен Ладислав привёз из Турции трёхлетнего мальчика и объявил своим сыном. Туманная история. К тому же теперь, когда мальчик стал юношей, в нём не очень-то видны черты родителя. Я бы на месте кузена сомневался в своём отцовстве, но тот почему-то не сомневается. В любом случае тебе, будущей законной супруге, не подобает сейчас знакомиться с таким родственником, который, может, вовсе и не родственник. Вот выйдешь замуж и решишь сама, хочешь ли признать его.
– Тогда я хочу, чтобы этого юношу представили мне в день моей свадьбы после церемонии, – твёрдо произнесла Илона.
– Что ж, – Матьяш развёл руками, – пусть будет так.
И вот теперь Илона, почти ставшая супругой Ладислава Дракулы, представила себе положение человека, который назовётся её мужем. Она представила его одного перед толпой богатых и влиятельных персон. Все такие сильные и уверенные, а возглавляет их кузен Матьяш. И вот Дракула стоит перед ними – одинокий человек, которому не на кого опереться, потому что девятнадцатилетний юноша, находящийся рядом, не настоящая опора.
Илона где-то слышала, что младший Ладислав, пока его отца держали в тюрьме, воспитывался при дворе епископа Надьварадского, всё равно как в монастыре, а воспитание продолжалось около двенадцати лет – почти две трети жизни, если тебе девятнадцать.
«Что этот мальчик знает о людях? Ничего, – думала Илона. – И он не сможет помочь отцу, даже если захочет. Просто не сообразит, как. А я могу помочь им обоим. И с чего я взяла, что может возобновиться вражда? Её не будет, ведь человек, который сейчас наденет мне на палец кольцо, неглуп и понимает, что окажется раздавлен, если попытается сделать что-то наперекор моему кузену Матьяшу. Может быть, со временем, когда наберёт силу и снова станет править в Валахии?.. Но что такое маленькая Валахия по сравнению с огромным Венгерским королевством? Нет, не будет вражды. Её и сейчас нет, а есть свадьба как символ примирения, и есть два потерянных человека, отец и его сын, которым я могла бы помочь».
Затем она в который раз вспомнила о своём первом муже и, мысленно обращаясь к нему, пообещала: «Вашек, я просто помогу им. Просто помогу. Ведь христианский закон велит нам оказывать помощь тем, кто в ней нуждается».
* * *
Всё на нынешней свадьбе шло не так, как семнадцать лет назад. Невеста уже не была невинной девочкой, а являлась женщиной, которая выходит замуж вторично, поэтому гости не собирались отказываться от своего любимого развлечения – смотреть, как новобрачные целуются.
Илоны знала это и потому радовалась, что свадебная месса длится долго и после обмена кольцами отнюдь не заканчивается. Пусть пришлось в общей сложности больше часа стоять в новой, не очень удобной обуви, но всё равно казалось лучше стоять в храме, чем сидеть на празднике во дворце и развлекать гостей, целуясь напоказ и отвечая на нескромные вопросы. Эти вопросы нарочно задаются, чтобы вконец смутить новобрачную и раззадорить её мужа. Редкая свадьба обходится без подобных вещей.
Вот почему новобрачной хотелось, чтобы никогда не заканчивалось причастие, во время которого она и муж, уже получив облатки, стояли на коленях перед алтарём, а к архиепископу всё подходили и подходили люди, чтобы вкусить Тела Христова.
«Вот сейчас последний гость причастится, и свадьба станет совсем другой, не торжественной, а стыдной», – думала Илона, наблюдая за происходящим, потому что вспомнила, что вскоре после этого придётся целоваться с мужем.
Она никак не могла смириться с тем, что прямо возле алтаря придётся целоваться напоказ, много думала об этом и уговаривала себя не волноваться, но у неё, конечно, не получилось уподобиться каменной статуе, которую сколько ни целуй, она не покраснеет. А ведь поцелуй был очень скромный, как и положено в доме Господнем.
Во второй раз пришлось целоваться на выходе из храма. Гости, уже вышедшие на площадь, залитую полуденным солнцем, и образовавшие полукруг у главных храмовых дверей, очень настаивали, поэтому новобрачной пришлось покориться, когда супруг мягко развернул к себе её лицо и дотянулся губами до её губ.
В то же время показалось странно и неожиданно, что второй поцелуй мужа был таким же сдержанным, как первый. Больше ощущалось прикосновение усов, довольно жёстких, чем сам поцелуй. Наверное, супруг тоже не радовался от мысли, что придётся целовать жену всем напоказ.
Илоне понравилось, как тот себя ведёт, но она сказала себе: «Не обольщайся. Во дворце за праздничным столом он после одного или двух кубков, конечно, изменит мнение». Ей тут же представились эти полупьяные поцелуи и медвежьи объятия, и подумалось: «Ах, как же хорошо было на прошлой свадьбе!» На той свадьбе новобрачная ещё не считалась по-настоящему взрослой, поэтому Вацлав во время пира не целовал жену, а первую ночь пришлось отложить на несколько месяцев.
Семнадцать лет назад Илона немного сожалела о том, что после пира отправилась спать в одиночестве, зато сейчас с огромной радостью отложила бы брачную ночь на неопределённый срок, но достойную причину найти не получалось.
«Может, зря я согласилась снова выйти замуж?» – думала Илона, а меж тем новоявленная супружеская чета и все, кто присутствовал на церемонии в церкви, торжественно, с музыкой, переехали во дворец, где уже ждало праздничное угощение, а в другом зале были выставлены подарки новобрачным.
Илона увидела резную мебель, серебряную посуду, ковры, бархатные кроватные пологи и даже постельное бельё очень тонкой работы. Всё должно было стать частью обстановки дома в Пеште, а пока гости осматривали это, Матьяш выполнил обещание и представил кузине юношу, который теперь стал её пасынком, а она ему – мачехой.
Пожалуй, Ладислав-младший и впрямь не очень походил на отца, что проявилось особенно явственно, когда отец и сын оказались друг напротив друга. Ладислав-старший стоял под руку с супругой, а Ладислава-младшего по знаку Его Величества подвёл к ним кто-то из придворных, и вот появилась возможность сравнить.
Сын оказался выше ростом и не такого крепкого телосложения. Тёмные волосы и карие глаза очень напоминали отцовские, но нос был не прямой, а с горбинкой, и само лицо выглядело не узким, а широким.
По характеру этот юноша показался Илоне скромным и даже застенчивым, чего она никак не ждала от сына Дракулы, однако не стала делать поспешных выводов, ведь ей удалось поговорить с пасынком всего минуту, а затем Матьяш, который их познакомил, сказал:
– Ну, хватит. Пора садиться за стол. Гости ждут.
Пришлось подчиниться, несмотря на то, что новоявленная мачеха предпочла бы, присев со своим пасынком где-нибудь в уголке, долго расспрашивать его о годах, проведённых при дворе епископа Надьварадского и о раннем детстве. Увы, на нынешнем празднике ей отвели совсем другую роль – следовало изображать счастливую новобрачную.
Покорно направляясь к столу, Илона вдруг подумала, что только в сказках мачеха непременно злая: «Я буду доброй. Буду. И если уж не могу родить, то, возможно, сын Дракулы станет мне сыном, ведь матери у него нет. Господь, прошу Тебя, пусть никто не отберёт у меня этого мальчика! Пусть этот мальчик не отвергнет мою заботу! Господь, сделай так, чтобы эта забота стала мне утешением в новом браке!»