Текст книги "Школьная любовь (сборник)"

Автор книги: Светлана Лубенец

Соавторы: Ирина Щеглова,Анна Антонова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Да ты что? – заинтересовался Лешка. – Где?

Я рассказала о своих сегодняшних приключениях. В брате я была уверена на все сто – взрослым мы друг друга никогда не закладывали.

– Вот и не знаю, что теперь будет, – грустно подытожила я. – Я ж теперь посмешищем на весь класс стану. А Смирнов вообще затаит злость и отомстит…

– А почему тебе-то? – удивился Лешка. – Пусть этому Орещенко и мстит.

– Ага, а меня опять к директору?

– За что?

– Провоцирую мальчиков на драки, – процитировала я.

– Фигня, – авторитетно заявил Лешка. – Даже не парься, ты тут вообще ни при чем. Один чувак свинья, другой – нет. Пусть между собой и разбираются. Кстати, это какой такой Орещенко? – вдруг заинтересовался он. – Который тогда во дворе к тебе подкатывал?

– Угу, – не стала отпираться я. И уныло протянула: – Легко сказать – не парься. А я даже не знаю, как завтра в классе показаться…

– Как ни в чем не бывало, – уверенно сказал братец. – Вот увидишь, никто не подойдет и ничего не спросит.

– А Смирнов?

– А что Смирнов? Он хоть и скотина, но не совсем же болван, понимает, что не по делу выступил. Наоборот, теперь побоится к тебе лезть.

– Ага, Орещенко испугается!

– А почему бы и нет? Мы, парни, знаешь ли, только силу и понимаем, – самокритично признал он.

– Ну наконец-то ты с темы женской глупости свернул!

– Да ладно тебе, – совсем по-взрослому сказал Лешка. – Вот увидишь, все нормально будет.

В чем я лично, честно говоря, сильно сомневалась.

7 Француз Жак Иванов

К счастью, наутро нам с Иркой снова надо было драить коридор. Я не ожидала, что так быстро опять подойдет наша очередь. Казалось, что еще очень не скоро, я даже на всякий случай с графиком сверилась – нет, все правильно. Но сейчас я даже была этому рада – не придется идти в класс, ловить там любопытные взгляды, что-то объяснять девчонкам, которые наверняка не преминут высказаться… Нет, конечно, ничего не помешает им высказаться позже, на перемене, но это будет уже не то, основной запал пройдет…

К тому же дополнительный плюс, что первый урок – физика. А физика – это вам не английский. Как раз опрос пройдет, и мы культурно появимся аккурат к объяснению новой темы. И ничего не потеряем.

– Это я виновата, – сокрушалась Ирка, возя по полу намотанной на швабру тряпкой.

– Почему это? – удивилась я.

– Если бы я за телефоном не пошла, ничего бы не случилось.

– Ну вот еще не хватало, чтобы ты себя виноватой чувствовала! – с досадой сказала я.

– Ну как же, если бы я не ушла, мы бы с тобой там не сели, и ничего бы не случилось.

– А почему это мы бы там не сели? – возмутилась я. – Мы что, люди второго сорта? И наше место на задворках? Тоже мне господа нашлись!

– Все равно нас вдвоем он бы не послал! – упиралась Ирка.

– Уверена? – прищурилась я. – А по-моему, ему абсолютно все равно.

– Даже если так, за меня Орещенко заступаться бы не полез! – хитро усмехнулась она.

– Что ты хочешь этим сказать? – подозрительно переспросила я.

– Насть, ну неужели не понятно, что это он все из-за тебя, а вовсе не ради борьбы с мировым злом и восстановления вселенской справедливости!

– Откуда ты знаешь, может, как раз из-за борьбы, – смущенно проговорила я. – И восстановления.

– Ага, как инспектор Виктор Крон!

– Вот-вот!

Я оглянулась – вымыта была лишь ничтожно малая часть нашего участка коридора. Такими темпами мы вообще на физику не попадем, не то что на опрос! А самостоятельно изучать новую тему, как ни крути, удовольствие ниже среднего.

– Ирк, давай быстрее, – поторопила я, и мы с удвоенными силами взялись за швабры.

Нет, это просто наказание какое-то – по только что вымытому полу протопали грязные ботинки.

– Опять? – возмущенно бросила я. – Ну ты и…

– Здравствуйте, – ответили мне тихим вежливым голосом.

Я подняла глаза и буквально онемела – передо мной стоял историк.

– Здрасть… – пролепетала я. – Извините. Мы вот тут пол…

– Хорошо учитесь, – невозмутимо кивнул он и пошел к лестнице своей фирменной походочкой.

Я остолбенело смотрела ему вслед, смысл произошедшего доходил до меня медленно, но верно.

– Все, Ирка, – наконец грустно сказала я. – Со мной надо что-то делать. Второй день подряд накалываюсь по-крупному…

– Да ладно тебе, – отмахнулась она. – Ничего не будет. Ты что, Яблокова еще не изучила?

– А ты изучила?

– По крайней мере вижу, что жаловаться и скандалить он не будет. Слыхала, как он обо всем этом поломойстве отозвался? «Хорошо учитесь»!

– Вообще да…

– Ладно, давай, правда, домывать, а то времени уже… – Ирка бросила выразительный взгляд на большие часы над входом. Мы, конечно, знали, что наши куранты спешат, но даже с учетом этого они показывали, что большая, очень большая часть физики уже безвозвратно миновала.

Оглушительно хлопнула входная дверь, протопали и остановились шаги. Я медленно повернулась, удостоверилась, что на этот раз передо мной действительно Ромка, а не, скажем, физик Жак Ардолеонович, который сейчас, наверное, как раз к новой теме переходит. Ссадина на его физиономии подсохла, но, конечно, все еще отлично просматривалась, и это придавало Орещенко какой-то браво-романтичный вид. Прямо как у… инспектора Виктора Крона из «Магия бесмертна»! Вот же меня занесло. А все Ирка виновата!

Мы стояли и молча смотрели друг на друга, и это было ужасно глупо.

– Ты всегда опаздываешь? – все-таки первой отмерла я.

– Только когда ты дежуришь, – ухмыльнулся он.

Брякнуло ведро. Это Ирка, оказывается, домыла коридор и пошла в туалет выливать воду. Типа, я не в курсе, но мне неинтересно!

Орещенко тоже не задержался – кивнул мне, так и не придумавшей никакого остроумного ответа, и, что-то напевая, пошел к лестнице. Как будто вовсе не опаздывал на физику. Без уважительной причины, в отличие от нас!

Ирка все сделала сама – вылила воду, отжала тряпки и отнесла ведро со швабрами в кабинет информатики. Хорошо хоть недалеко, по лестнице не тащить. А может, площади для поломойства распределяются как раз в зависимости от того, на каком этаже классный кабинет? И нам достался этот грязнущий вестибюль не потому, что мы старший класс, а из-за Дормидонтовны? Так вот кто нам удружил!

Я намеренно забивала голову не относящимися к делу глупостями – чтобы не думать о Ромке. Поэтому к кабинету физики подошла с абсолютно пустой головой. И, как оказалось, напрасно.

Мы с Иркой тихо проскользнули за свою парту – благо она совсем рядом с дверью – и затаились. Физик расхаживал у доски и что-то вещал. Ну, здорово, значит, опрос закончился и теперь новая тема, мы даже не очень опоздали. Очень хотелось обернуться и посмотреть, на месте ли Ромка, но я запретила себе это делать.

К чудному имени физика – Жак Ардолеонович – приделывалась самая что ни на есть простецкая фамилия – Иванов. В его внешности французского тоже не было ни на грош – нос картошкой, светло-рыжие кудряшки. А вот Жак Ардолеонович, и все тут!

В классе поднялась какая-то странная суета. А, это физик отчего-то замолчал и двинул к своему столу.

– Ну вот и все по вектору электромагнитной индукции, – сказал он. – А сейчас давайте вернемся к теме прошлого урока.

И взялся за журнал!

Мы с Иркой ошарашенно переглянулись и принялись дергать Светку с Ольгой:

– А что, еще не спрашивали?

– Нет, – отмахнулись они, хватаясь за учебники.

– К доске пойдет… – задумчиво проговорил физик.

Класс замер. Я давно заметила – вот в такие секунды тишина бывает самой полной, глубокой, ничем не нарушаемой. Все замирают, склоняются над партами и тупо таращатся в заданный на дом параграф. Смысл его не очень-то доходит, особенно не запоминаются формулы, но есть наивная надежда, что в памяти отложится хоть что-то.

– Так, тема сложная, думаю, надо спросить кого-нибудь из мальчиков, – сказал тем временем физик. И опять уткнулся в журнал.

Девчонки облегченно вздохнули. А он объявил:

– Смирнов.

По классу снова пронесся облегченный вздох, но обрадовались мы рано, потому что Смирнов встал и честно сказал:

– Я не готов.

– Два, – в том же телеграфном стиле ответил Жак и нарисовал в журнале закорючку.

– Тогда к доске пойдет…

Я боялась, что вызовут Ромку. Вряд ли он физику выучил, учитывая все вчерашние события. А мне почему-то жутко не хотелось, чтобы он вот так же, как Смирнов, стоял дурак дураком и говорил, что не готов.

– Крохин.

Крохин в отличие от Смирнова не просто встал, но и прошел к доске.

– Сме-е-ертник, – пронеслось по рядам.

– Ни пуха! – подбодрили откуда-то с задних парт.

Но, как оказалось, снова напрасно – Крохин помялся-помялся, да и пошел себе восвояси.

– Вижу, мальчики что-то нас подводят, – хитро усмехнулся Жак. – Придется позвать на помощь девочек!

Парни, надо сказать, нисколько не расстроились, наоборот, выдохнули и расслабились. А мы снова уткнулись в учебники, глаза судорожно забегали по странице… Не раз уже замечала: за какие-то доли секунды каким-то шестым или седьмым чувством понимаешь – тебя.

– Антипова!

Уже вставая, последний взгляд на страницу. Тревожный шепот Ирки:

– Знаешь?

Отвечать было некогда. Проходя мимо первой парты, я услышала ободряющий шепот Светки с Ольгой:

– Подскажем!

Это утешает, но, в принципе, я справилась и так: законную «четверку» получила. И когда после урока мы толпой выходили из класса, Орещенко тихо сказал:

– Молодец, – и тут же стал остервенело проталкиваться к выходу.

А я так и осталась с раскрытым ртом. Как будто не по физике ответила, а экзамен по высшей математике сдала!

Да и вообще день прошел вполне мирно, напрасно я боялась – никто на меня косо не смотрел, не лез с вопросами. Только перед физрой случился казус.

Когда мы пришли в раздевалку, там еще были «ашки». Счастливые, у них физра уже кончилась… Я, как обычно, спряталась в угол за вешалку – никогда не могла заставить себя переодеваться на виду у девчонок.

– Ну, как там у вас Яблоков? – услышала я из своего угла, высунулась и увидела Олеську Петренко – самую отвязную девчонку из «ашек».

– Нормально, – откликнулась Юлька Щеглова. – Нас он больше любит!

– Ну да, – усмехнулась Олеська. – Куда нам против тебя.

– Ты что это? – вдруг толкнула меня Ирка.

Я обнаружила, что вылезла из-за вешалки и стою посреди раздевалки с колготками в руках, не сводя взгляда с болтающих девчонок.

– Ревнуешь? – не отставала она.

Я смутилась и отошла к стене:

– Нет, что ты.

– Что у него за жена! – продолжала тем временем Петренко. – Такому мужику рубашки погладить не может!

И тут уж я не выдержала, снова вылезла из-за вешалки:

– Какое ваше дело? Только и знаете в грязном белье ковыряться!

– Да, и постирать рубашки тоже не мешало бы, – невозмутимо кивнула Олеська.

– Да что вы вообще понимаете, – отмахнулась я.

– Ой, конечно, ты-то про своего любимого историка все понимаешь!

– Я его как человека и личность уважаю, – твердо сказала я. – Не то что вы…

– Да конечно, рассказывай!

Короче, мало мне было вчерашнего скандала, так сегодня в новый ввязалась. Ну что я за человек такой, а?

А когда мы с Иркой снова драили коридор, на этот раз заключительно – после уроков, – я снова встретилась с Лешкой.

– Ты чего опять так поздно? – осведомилась я, орудуя шваброй.

– Давай домывай быстрей, по дороге расскажу, – заговорщицки оглянулся он.

– Умный какой – домывай! Хочешь быстрее, помогай.

– Ну давай швабру, – на удивление быстро согласился он.

– А швабры у нас лишней нету, – развела руками я.

– А может, ну его? – выдвинул рациональное предложение Леха. – И так чисто!

– Ирка, слышишь? – с сомнением оглянулась я.

– И так, – без промедления согласилась подруга.

Оглядевшись и не заметив поблизости никаких заинтересованных лиц, мы досрочно свернули поломоечную деятельность и, не привлекая внимания, тихо разошлись по домам.

– Ну колись, – сказала я по дороге. – Чего опять натворили?

– Ты только никому, – дежурно предупредил Леха.

– Обижаешь!

– Короче, приходим мы сегодня, смотрим – лужи нет, а стулья стоят на своих местах. Миха предположил, что Елена до сих пор сидит в классе, не зная, что вода высохла, и питается цветами из горшков и мелом, но ее там почему-то не оказалось. А вскоре появилась бригада сварщиков! – торжествующе объявил он.

– И что? – не разделила его восторга я.

– Да ты что! – возмутился Леха. – Сварщики – это же выдающиеся люди! Температура сварки две тысячи градусов, поэтому они рано уходят на пенсию. На руках сохнет кожа, устают глаза, так что сварщики – люди нервные и раздражительные. Поэтому они все время матерятся.

– Что? – возмутилась я.

– Мы сами слышали, в столовой. Они варили во время уроков, чтобы никто не видел, и мы смогли как следует рассмотреть их только в столовой. Они сидели в грязных спецовках и матерились.

– А я ничего такого не видела, – удивилась я.

– Просто наши столы рядом стояли. Ну так вот. Миха Бондаренко увидел провода, сказал, что они хотят взорвать школу, и решил им помешать. На следующей перемене мы спрятались за угол аппендикса и увидели, как невеселые сварщики тащатся с двадцатикилограммовым мотком провода, разматывая его на ходу. Мишка подождал, когда они отойдут подальше, наступил на провод, а потом потянул на себя. Скоро из-за угла показался сварщик. Увидев Миху, он сказал: «Не балуйся» и обматерил его.

– Да ладно! – усомнилась я.

– Не веришь – спроси Миху, – горячо возразил Лешка.

Спрашивать странноватого Миху я, естественно, не собиралась, поэтому братец продолжал рассказ:

– Миха сказал: «Хорошо, хорошо», но вернулся, когда сварщик ушел, и снова натянул провод. На этот раз мы успели убежать, но сварщик остался караулить. Так что на той перемене мы уже ничего не смогли сделать. Но к следующей тупые сварщики все забыли, и мы начали по новой.

– И как?

– Да на каждой перемене этим и развлекались. А после уроков, – Леха сделал интригующую паузу, – мы долго следили за сварщиками, выбирая момент, когда они отвлекутся. И тогда Миха зацепил провод за ручку двери нашего кабинета русского, где сидела классная.

– И что? – невольно заинтересовалась я.

– Да мы сразу убежали, так что не знаю, чем дело кончилось.

– Ну вы даете, – вздохнула я.

– Ты обещала – никому, – еще раз предупредил Леха.

– Да что толку, если вас там и так видели.

– Я же имею в виду – дома, – расплылся в улыбке он.

8 Зима на Меркурии

Астрономию у нас вел все тот же Жак Ардолеонович.

– На этот предмет нам выделена всего одна четверть, – сразу предупредил он. – Поэтому будем двигаться ускоренными темпами и на сегодняшнем уроке рассмотрим параграфы с первого по пятнадцатый.

Мы и ахнуть не успели, как понеслось. Периоды обращения планет, масса, скорость света и звука… Все это даже было бы интересно, если бы не формулы. Такие же, как на физике, даже еще сложнее!

– А еще, – сказал Жак в конце урока, – каждый из вас должен будет сделать доклад по различным небесным телам. Начнем, конечно же, с планет Солнечной системы и будем двигаться сверху по алфавиту.

Я фыркнула и собралась было записать это выдающееся высказывание в специальный блокнотик для маразмов, как до меня дошло, с какой первой по алфавиту планеты Солнечной системы начнет Жак.

– Итак, на следующем уроке Антипова Анастасия сделает нам доклад о Меркурии.

– Ну, спасибо, – прошипела я. – Ох, кому-то, кто журнал заполнял, надо руки оторвать!

Светка с Ольгой синхронно оглянулись и захихикали.

– Да ладно, – попыталась меня утешить Ирка. Видимо, чувствовала себя виноватой оттого, что на моем месте должна была быть она. – Всем же когда-нибудь придется. А так отделаешься, и все.

Физик тоже, видимо, заметил мою излишне бурную реакцию на Меркурий и успокоил:

– Я книжку дам, по которой можно готовиться.

И на том спасибо!

– Сразу предупрежу на будущее, чтобы морально подготовить, – усмехнулся Жак и заглянул в журнал. – Через урок мы послушаем доклад Александровой Ирины о второй планете Солнечной системы – Венере. Потом книгу передашь, – кивнул он мне.

И Ирка сразу перестала меня утешать.

На сегодня было назначено первое занятие театральной студии, и мы договорились встретиться в школе без пятнадцати три. С большим удивлением я узрела не только Тезикову, но и Светку. Я поздоровалась с ней как ни в чем не бывало, чтобы это не выглядело каким-то из ряда вон выдающимся событием. Пусть не думает, что судьбоносное одолжение нам сделала! И все-таки интересно, как Ольга ее на это раскрутила? Надо будет при случае поинтересоваться.

– О, еще народ прибавился, – радостно приветствовала нас девушка, кажется, Юлия.

– Все равно, что ж вас так мало? – задумчиво оглядела нашу скромную компанию Светлана Юрьевна.

– Ну, может, потом еще какой народ подтянется, – оптимистично предположила Юля.

– Ну хорошо, занимайтесь, – милостиво разрешила культмассовичка. – Пока в этом классе, а там посмотрим.

После ее ухода все облегченно вздохнули.

– Давайте знакомиться, – весело предложила девушка. – Меня зовут Юля, я учусь в училище культуры, вернее, уже заканчиваю в этом году. Меня к вам на практику отправили. Так что будем с вами заниматься актерским мастерством. Начнем с чего-нибудь простенького, ну, скажем, я вас попрошу показать какую-нибудь профессию. Подумайте минутку, и жду ваших выступлений.

Думала я недолго. Вышла к доске, оглядела ряды поднятых на парты стульев и объявила:

– У меня будет…

– Нет, не надо рассказывать, – прервала меня Юля. – Наоборот, мы должны угадать.

– Ну, думаю, вы легко угадаете, – отчего-то смутилась я.

– Показывай уже, не надо оправдываться.

Я послушно прошествовала, как по подиуму, вдоль доски и обратно.

– Ну манекенщица, – сказала Ольга.

– Да, – кивнула Юля. – Это-то понятно. Но надо постараться, чтобы в этом небольшом выступлении была какая-то фишка, событие. Например, упало что-нибудь или расстегнулось…

– Брюки превращаются… – пробормотала Ирка.

– Да, что-то в этом роде, – кивнула преподавательница. – Ну давайте дальше.

Иркин «фотокорреспондент», Ольгина «повариха» и Светкина «учительница» удостоились примерно таких же комментариев.

– Что ж вы сразу не предупредили, что событие нужно, – упрекнула Ольга.

– Хотела посмотреть, догадаетесь ли вы сами! – заявила Юля. И без перехода продолжала: – А вообще-то нам с вами теорией заниматься особенно некогда, Светлана Юрьевна четкую задачу поставила – сделать номер к юбилею школы.

– Какому еще юбилею? – удивилась я.

– Ну вы даете, – в свою очередь удивилась она. – В родной школе юбилей, а вы не в курсе?

– Не-а, – вразнобой ответили мы.

– Ну так знайте! Вашей школе скоро стукнет тридцать лет, и по этому поводу готовится грандиозный концерт, на котором мы и должны выступить. Я так понимаю, театральная студия в основном для этого и создавалась.

Мы понимающе кивнули. Римма всегда славилась любовью к показухе!

– Помимо номера, – продолжала Юля, – нашей студии почему-то еще поручили написать юбилейные стихи для праздничной стенгазеты. Кто возьмется?

Мы замолчали, потупив глазки.

– Значит, стихи будет писать… – Юля оглядела наши скромные ряды и постановила: – Настя.

– Почему я? – сразу вскинулась я.

– Уверена, у тебя получится, – кивнула она.

Я совсем не разделяла ее уверенности, но спорить не стала. Пусть сама убедится!

Дома я отнюдь не ударилась в стихотворство, а нашла у Лешки энциклопедию «Астрономия для самых маленьких» и засела за доклад. Несмотря на то что для маленьких, вполне толково написано. Главное, наглядно, с картинками. Хоть как-то компенсируется заумность книжки, выданной физиком!

Неожиданно для себя я увлеклась. Такая интересная планета этот Меркурий, кто бы мог подумать. Оказывается, он вокруг своей оси не вращается, а только вокруг Солнца. Поэтому на одном полушарии там вечная зима, а на другой – вечное лето.

Зачитавшись, я не заметила, как явился со своей стрельбы Лешка и, конечно, немедленно развопился:

– Опять мою энциклопедию взяла? С тебя еще одно сочинение!

– Может, еще два сочинения?

– Можно и два, – не стал отказываться он.

– Тогда с тебя доклад по астрономии!

– Какой еще доклад?

– По астрономии! – повторила я. – Раз энциклопедия твоя, сам и делай!

– Ну… – растерялся Лешка и тут же разрешил: – Ладно, бери уж. Так и быть.

– Ну спасибо!

Я увлеченно занималась Меркурием, когда рядом снова нарисовался брат.

– Насть, когда сочинение напишешь? – совсем другим тоном спросил он.

– Напишу, – вздохнула я, вспомнив, что так и не выполнила обещание. – Напомни тему.

– «Роль описаний природы в романе Пушкина „Евгений Онегин“.

– Ладно, давай своего Пушкина.

Так от звезд небесных я плавно переплыла к земным. После Меркурия картины природы показались мне просто детским садом.

– Все, переписывай, – я подала Лешке двойной листок. – Только без ошибок!

– Так ты ж потом проверишь, – легкомысленно отозвался он.

Лешка уселся переписывать в тетрадку плоды моих трудов, а я решила заняться возложенной на меня высокой миссией – сочинением праздничных стихов для стенгазеты. Начало – «В школе нашей юбилей, тридцать лет сравнялось ей» – далось относительно легко. А вот дальше меня замкнуло. Ну никак я не могла продвинуться дальше двух этих несчастных строчек.

– Насть, это что за слово? – беспардонно вторгся в мои творческие муки Лешка.

– Где? – я с досадой заглянула в текст. – «Проникновенный», что непонятного!

– Попробуй разбери твою куропись, – проворчал он.

– Не нравится – не ешь, – отозвалась я.

– Да нет, мне все нравится, – сразу передумал он, принимаясь снова строчить в тетради.

Нет, в таких условиях писать стихи совершенно невозможно! Я быстренько оделась и пошла в прихожую. А что, все великие поэты искали вдохновения в природе. Тот же Пушкин не придумал же свои описания! Мне, конечно, не пейзаж нужен, но все-таки…

– Настя, куда так поздно? – окликнула мама.

– Во двор, – отозвалась я. – Ненадолго.

– Ненадолго! – строго повторила она.

Я вышла из подъезда. И правда, уже совсем стемнело. Я поежилась – и похолодало. Осень наступила, листики опали. Не все пока опали, конечно, только пожелтели и покраснели… Ничего, лучше будет думаться. Вот и у Пушкина как раз осенью самое вдохновение случалось.

Ушла я недалеко – в лесополоску за соседним домом. Там было совсем нестрашно, да и на помойку время от времени кто-нибудь пробегал.

Да, так на чем я остановилась… Я шла по краю дорожки, зарываясь носками ботинок в сухие листья, и не могла не признать, что так мне думается гораздо лучше. В голове сами собой рождались строчки:

В школу ходим мы с тоскою,

Это я от вас не скрою,

И глядеть постыло нам

На упрямых классных дам.

Так, стоп! Что-то меня совсем не в ту степь понесло. Вдохновение, называется! Я пыталась перестроить себя на празднично-юбилейный лад, но в голове помимо воли появлялось:

А учителя у нас

В школе просто высший класс:

То заставят опыт делать,

Чтоб взлетело в воздух дело,

То заставят коридор

Мыть сто раз со всех сторон…

Нет, опять не то! Коридор – сторон, это разве рифма? Почти как у Незнайки: палка – селедка. А делать – дело? Вообще не рифма, а чушь какая-то, ботинки – полуботинки. И слова повторяются: два раза «заставят». Ну это, положим, можно списать на специальный прием, типа, усиление эффекта, что-то в этом роде мы по литре проходили…

Сзади послышался подозрительный шорох. Я обернулась – из темноты на меня огромными скачками неслась здоровенная псина. Вот кого я боюсь, так это собак. Даже маленьких и надежно привязанных к поводку. А тут и не маленькая, и не привязанная…

– Уберите собаку! – срывающимся голосом крикнула я.

Думать, что милая собачка гуляет тут сама по себе, не хотелось.

– Файлик, ко мне! Файлик, фу! – раздался смутно знакомый голос.

Неужели опять? Я замерла на месте, зная, что бежать от собаки ни в коем случае нельзя, и наблюдала, как Ромка застегивает на шее чудовищного Файлика поводок.

– Привет! – слегка задыхаясь, сказал он, с трудом удерживая псину.

– Твой? – спросила я вместо приветствия.

– Угу. Классный, правда?

– Не знаю, – с сомнением протянула я.

– Не любишь собак?

– Не-а.

– Да ладно, Файлик хороший, – горячо возразил он. – Не кусается.

– Угу, все так говорят…

– А ты чего тут одна бродишь? – Ромка благоразумно решил сменить тему.

– Стихи сочиняю.

Я понимала, как по-идиотски это прозвучит, но никакого более логичного объяснения придумать не смогла. Ну а что я тут брожу, в самом деле? Разве что, зная, когда он гуляет с собакой, специально подгадала, чтобы «случайно» встретиться. Правда была не лучше, но все-таки…

– Что?

– Мне поручили написать стихи для праздничной стенгазеты в честь юбилея школы, – пояснила я.

– Какого юбилея?

– Еще один, – вздохнула я и поведала новость про неизвестно откуда свалившийся праздник.

– Ты занимаешься в театральной студии? – недоверчиво переспросил он.

– Угу, – подтвердила я, уже жалея, что упомянула об этом факте своей биографии.

– Здорово! Когда выступать будете?

– На этом самом юбилее.

– Обязательно приду, – пообещал он.

– Попробовал бы ты не прийти, – усмехнулась я.

– А что, это обязаловка?

– Ну ты ж хотел посмотреть мое выступление!

– А, точно! Придется прийти, – развел руками он.

Мы оба старательно делали вид, что ничего не случилось, не было ни столовой, ни Смирнова, ни директора, и я боялась сказать лишнее, чтобы снова не рассориться.

– Ром, – осторожно позвала я, – а помнишь…

– Насть! – раздался громкий Лешкин голос.

Ой, сколько времени?

– Тебя, – заметил Ромка, видя, что я не спешу откликаться.

– Да, – крикнула в ответ я.

Лешка появился на дорожке, окинул нас внимательным взглядом и сказал:

– Меня мама послала тебя искать.

– А чего меня искать, я что, куда-то пропала? – с вызовом поинтересовалась я.

– Вот сама ей и объясни!

– Ладно, пойду, – с сожалением бросила я Ромке. – Пока.

– А стихи? – вдруг спохватился он.

– Потом, – отмахнулась я.

– Что за стихи? – подозрительно поинтересовался Леха, когда мы уже шли к дому.

– Пушкина, – мрачно ответила я. – Праздничные описания природы в романе «В нашей школе юбилей».

9 Хорошо, но нехудожественно

Ох и выступила я на следующей астрономии! Все про этот Меркурий рассказала. И меня даже слушали! Вот что значит действительно интересное рассказывать, а не просто по учебнику шпарить.

Но физик, однако, не угомонился, даже когда я все рассказала, и ехидненько так предложил:

– А теперь, Настя, нарисуй нам схему обращения Меркурия вокруг Солнца.

Наверное, думал, что я не знаю! А я картиночку эту прекрасно запомнила – она в Лешкиной энциклопедии была, кстати, а вовсе не в физиковой книжке! – и добросовестно воспроизвела на доске: в центре солнышко, а по орбите Меркурий циркулирует. В этой точке такое положение, в этой – этакое. Тут вечное лето, тут вечная зима. Красота!

За моей спиной послышалось какое-то подозрительное хихиканье. Я повернулась и увидела, что Светка с Ольгой согнулись пополам и чуть ли не лежат на парте от смеха, а Ирка делает мне какие-то непонятные знаки. Я снова посмотрела на рисунок – ну да, все правильно. Странно, может, у меня нос в меле или еще какая неприятность во внешности случилась?

Физик в рисунке тоже никаких странностей не отметил, похвалил, сказал, что «пять», и отпустил садиться. Вполне довольная собой, я вернулась на место. Ой, с доски-то я не стерла! Присмотревшись к своим художествам, я фыркнула. Глянула еще раз и уткнулась носом в рукав, еле сдерживая рвущийся смех: посередине доски светило маленькое солнце с кривыми лучиками, а вокруг него летала огромная кособокая планета Меркурий во всех своих положениях на орбите…

Рисовать я никогда толком не умела. Помнится, как-то в младших классах задали нам нарисовать осенние листья. Постаралась я от души, листья у меня получились ярко-красные и ярко-желтые, а черенки и прожилки коричневые. На следующем уроке учительница продемонстрировала листок с моими художествами и громко вопросила:

– А это что за земляные червяки? – тыча пальцем в толстые коричневые прожилки на мои рисунке.

Потом, правда, мы никаких листьев уже не рисовали, ни осенних, ни весенних, все больше вазы да натюрморты. Помнится, задали нам нарисовать натюрморт и не дали никакой натуры. Вот просто рисуй по памяти что хочешь, и все! Я рисовала кастрюлю и примкнувшие к ней овощи.

А вот Серега Сараев, который, кстати, потом куда-то из нашего класса делся, создал высокохудожественное произведение с бутылкой на заднем плане и рыбьим скелетом на переднем. Рисовал Серега хорошо, так что с художественной точки зрения придраться в рисунке было не к чему. Заметив нездоровое оживление в нашем углу, учительница подошла, посмотрела в альбом Сараева и как раз застала момент, когда он старательно выводил на бутылочной этикетке окончание «ейн». Она помолчала, а потом придушенным голосом проговорила:

– Я бы попросила без надписей!

Эта история стала классикой школьного фольклора и до сих пор пересказывалась из поколения в поколение.

– … так что, к сожалению, больше мы докладов слушать не будем, – донесся голос Жака, вторгаясь в мои ностальгические воспоминания.

Похоже, я пропустила что-то важное! Надо бы послушать, что там физик вещает, вдруг полезное.

– Времени на астрономию выделено очень мало, а успеть надо много. Так что на следующем уроке мы с вами пишем контрольную. И сегодня нам надо освоить параграфы с пятнадцатого по двадцать пятый.

Ирка, которой я так и не успела передать книжку, радостно сказала:

– Круто! – но, покосившись на меня, замолчала.

А я не расстроилась. Ну и пусть. Неизвестно еще, что там за контрольная. А так пятерочка у меня уже есть!

После урока ко мне подошел Орещенко:

– Отличный доклад! И рисунок такой хороший…

– Ты теперь будешь хвалить за каждый ответ у доски? – прищурилась я.

А вечером занятие театральной студии посетила сама Светлана Юрьевна – прослушать с горем пополам дописанный мною шедевр «В нашей школе юбилей».

Очень все ее мы любим,

Уважаем, не забудем

Нашу школу никогда,

Всем она нам дорога, —

с пафосом закончила я.

Все подозрительно молчали. Значит, сейчас будет критический разнос моего позорного творчества…

– То, что нужно, – наконец сказала культмассовичка. – Есть беловой вариант? Давай я отдам художникам стенгазеты.

Она забрала у меня распечатанный стих и удалилась со словами:

– Надеюсь, и номер на ту же тему не заставит себя долго ждать!

– Вообще-то, – робко сказала я, когда мы остались своей компанией, – у меня есть еще один вариант.

И с выражением зачитала альтернативный шедевр «В школу ходим мы с тоскою».

Отсмеявшись, Юля сказала:

– А давайте и номер сделаем пародийный.

– Да вы что, не примут, – испугалась я. – Сказали же – в духе юбилейного стиха. Значит, должно быть пафосно и торжественно.

– А мы никого конкретно задевать не будем, – заверила Юля. – Никакого мытья коридоров! Настя напишет абстрактные стишки на тему школьной жизни, а потом разыграем…

– Опять Настя напишет? – ужаснулась я.

– Ну а кто еще? – развела руками она.