Текст книги "Призрак смерти (СИ)"

Автор книги: Светлана Ключникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Призрак смерти. Глава 1

Мне снился сон: открылась дверь, по палате разлился свет. Лишь на мгновение. Вновь сомкнулся ночной сумрак, лишь приборы слабо и чуть хаотично считывали стук моего умирающего сердца, да боль вновь сковала тело, как бывало днем, в промежутке между регулярным снотворным и обезболивающим. Моменты бодрствования, когда я могла мыслить разумно и не кричать, становились все короче, и я стала путать их со сновидениями – обычно кошмарами, в которых я горела в непрестанном аду, мечтая о полноценной смерти.

Вошедший гость неспешно подошел к кровати, присел на стул. Давно никто не навещал меня, не держал за руку, помогая бороться с безумием надвигающегося страшного будущего. Отец умер несколько лет назад, мама заходила раз в неделю, но начинала безутешно рыдать, так что доктора запретили ей входить и вгонять меня в депрессию. Друзьями в этом городе обзавестись я не успела, потому что несколько последних месяцев, как узнала о злокачественной неоперабельной опухоли и метастазах, пустивших корни во все органы и ткани, не покидала больниц. Я была одна. Я умирала в одиночестве.

Гость мягко и проникновенно сжал мою ладонь, вырвав у меня вздох внезапного физического облегчения и на глазах слезы. Я повернула голову, но то ли из-за медикаментов, то ли из-за давления опухоли на мозг, то ли из-за того, что это все происходило во сне, мое зрение было нарушено, очертания посетителя расплывались, не позволяя увидеть его четко. Спутанные и непослушные бронзовые кудри, гладкое без изъянов красивое лицо, изящные губы и пронзительный взгляд фантастически-ярких, нечеловечески малахитовых глаз. Кожаная куртка, отсутствие белого халата, значит, не врач. Молодой мужчина, привлекательной и прекрасной наружности. Но от него веяло холодом смерти.

– Ты пришел забрать меня?.. – распухший от сухости язык мешал говорить. Страх отсутствовал, желание прервать страдания было гораздо сильнее.

Четко очерченные брови удивленно взлетели вверх. Наклонившись к моему лицу, мужчина оказался очень близко, и я смогла рассмотреть каждую его черточку, каждое идеальное движение рта, пока он шептал магнетические, проникающие под кожу, в глубины сердца слова:

– Все имеет свою цену. Я могу подарить тебе больше, чем ты можешь вообразить… Больше, чем тебе сейчас позволено…

– Я хочу умереть… или хотя бы перестать так мучиться, – крохотная слезинка, концентрат той боли, что кинжалами втыкалась ежесекундно в мое истерзанное тело, скатилась по щеке.

Яркие глаза оказались надо мной, подчинили себе, увлекли в другое измерение, в котором нет места простым человеческим страстям. Обещали сказку:

– Ты получишь и то, и другое.

– Я должна отдать за это душу?.. – прошептала я. Каждый мой день напоминал чистый ад. Может, во мне было недостаточно веры, или я просто устала… но я готова была скрепить договор кровью, если ко мне явился лично дьявол.

– Нет, – покачал он головой, тонкая улыбка тронула совершенные губы, преображая лицо, показывая, насколько мужчина идеален, хорош собой.

Длинные музыкальные пальцы скользнули вдоль моей скулы, и я смогла почувствовать электрические токи, бегущие по нервам, так похожие на наслаждение, которого я не испытывала уже очень и очень давно. Аромат его дыхания проник в мой рот, излечивая что-то сломанное внутри меня и отгоняя боль, я даже стала видеть четче краски, ощутила прилив новых сил, вкус жизни. Его выдох был долог – рот в рот, мой вдох, мое исцеление. Хаотичный сердечный ритм выровнялся и замедлился, боль почти ушла, сменившись расслаблением.

– Я облегчу твои последние дни, ты больше не будешь страдать, – пообещало сновидение перед тем, как тихо и ненавязчиво исчезнуть. – Взамен мне нужно не много: твое тепло, Изабелла… твое жизненное тепло… чтобы ты отдала мне его добровольно…

***

Мой сон был спокойным и мирным, впервые за несколько месяцев. Словно я очнулась от кошмара, а болезнь оказалась всего лишь плохим сном. Когда я открыла глаза, хотелось потянуться, как в прежние времена, когда я была беззаботным ребенком, не знающим проблем и здоровым. Увидеть обои в цветочек в собственной комнате. Услышать пение мамы с кухни. Учуять запах свежих блинов и выпить шоколадного молока.

Но электронный писк приборов и иглы, воткнутые в вены, жестоко напомнили, что я все еще в больнице. Больна. Умираю одна.

– Очнулась? – доброжелательный голос сестры Ренаты окончательно вырвал меня из сна. Яркий солнечный свет залил помещение, ослепил глаза, когда девушка в светло-кремовом халатике раздвинула жалюзи, заставив меня поморщиться и неловко, неосторожно дернуть рукой, чтобы прикрыть глаза.

Теплые лучи обожгли кожу на лице, всегда причиняя мне боль. Но в этот раз словно рука матери ласково коснулась, провела по щеке, смахивая пылинку.

– Надо же, – говорила Рената, изумленно читая показания приборов. Хмурила лоб. – Поздравляю, Изабелла, твое состояние явно улучшилось. Видимо, новое лекарство, назначенное доктором, помогло.

– Правда? – прошептала я, в пересохшем горле царапались песчинки, но даже это ощущалось не больно, не как всегда. Легче. Проще.

– Как ты себя чувствуешь? – Рената потрогала мой лоб, засунула в уголок рта электронный градусник.

– Лучше, – промямлила я. Где-то в глубине сознания зародился вопрос, было ли ночное видение сном. Или ко мне в действительности приходил дьявол, чтобы заключить сделку? – Кто-то был у меня ночью, говорил со мной. Вы не знаете?..

– Исключено, – деловито покачала головой медсестра, записывая показания в мою карту, – ночью охрана в больницу никого не пускает, тем более в реанимационное отделение. – Она обнадеживающе улыбнулась мне. – Но если так пойдет и дальше, мы переведем тебя в обычную палату и будем наблюдать. Удачи.

Она ушла, а старая миссис Коуп, лежавшая рядом со мной за плотной белой шторкой, заворочалась и ворчливо закряхтела:

– Бойся, девочка, ночных гостей, на этой больнице лежит проклятие, ходят нехорошие слухи…

Заинтересовавшись, я повернула голову в сторону скрипучего голоса.

– Что вы сказали?..

Протянула руку, удивляясь, что мне хватило силы дернуть шторку, а ясности разума – уловить смысл сказанного. Мой каждодневный ад был наполнен либо нестерпимыми мучениями, либо полубредом вследствие приема обезболивающих, сильных как наркотик. После слов ночного посетителя я была готова поверить в какой угодно слух, если он внятно объяснит мое чудесное внезапное исцеление.

Гвендолин Коуп также доживала последние дни, но, в отличие от меня, ей было уже за восемьдесят. Блекло-желтые с проседью волосы когда-то, наверное, отливали приятной рыжиной, но теперь, влажные и спутанные, торчали во все стороны, делая старушку похожей на клоунессу.

– Что за слухи, миссис Коуп? – мягко попросила я, пользуясь тем, что в кои-то веки могу говорить, а не только стенать и молить об уколе.

Старушка грустно улыбнулась мне, делясь историей:

– Я в этом городе уже не первый десяток лет живу! И слышала страшилок немало. А в больнице этой приходилось даже работать! Так вот, даже тогда, лет пятьдесят или сорок назад… не помню точно, поговаривали, что в этих стенах обитает призрак! Забирает души тех, кто устал жить и готов умереть. Только так – приходит, лишь если человек перестал бороться. И все, – миссис Коуп нравоучительно подняла указательный палец, придавая вес словам, – все, кто принял его предложение, каким бы оно ни было, сначала будто бы даже начинали поправляться… – она обвела взглядом стены, словно в них затаился враг. – Но затем неизбежно умирали! Тихо, спокойно, без боли, но тем не менее, резкое улучшение в состоянии безнадежных больных – плохой знак.

Противные щупальца страха сжали мое горло. И, поддаваясь пугающему рассказу Гвендолин Коуп, я тоже подозрительно оглядела палату. Пусть неотчетливо, но я помнила, как открылась во сне дверь, ощущение ласкающих пальцев ночного гостя, его лицо, глаза, его оживляющее дыхание. Все слова, обещающие избавление от мук в обмен на нечто невнятное. Тепло. Что бы это значило?

– Будь уверена, если он явился тебе, значит, жить осталось считанные дни, – погрозила старушка пальцем и вновь взяла в руки книжку, которую до этого читала, аккуратно обращаясь с обвившими ее больное тело проводами, ведущими к аппарату, искусственно поддерживающему жизнь немощного сердца.

Прислушавшись к себе, окинув взглядом провода и иглы, вспоминая, что на вопрос, нужна ли ему моя душа, ночной посетитель ответил «нет», и чувствуя огромное облегчение оттого, что в моей изматывающей болезни наступила передышка, я сделала единственный вывод, который могла:

– Разве это плохо? – тихо спросила я не миссис Коуп, а скорее саму себя, задумчиво глядя в потолок. – Умирать в муках, не знать, когда же они закончатся – это сущий кошмар. Если призрак существует, если он облегчает страдания больных, быть может, он совершает доброе дело, помогая умирающим без боли перейти в иной мир? Может, вовсе не душа ему нужна, а что-то другое? Не такое… существенное?

– Это все мечты, девочка, – проворчала миссис Коуп, не отрываясь от книги. – Разве дьявол скажет тебе правду, дорогая?

***

Мой организм поддерживали специальными питательными веществами, потому что я давно не могла принимать пищу самостоятельно. За новый день меня осмотрели с десяток разных врачей, брали анализы и удивлялись результатам. Мои исколотые руки избавили от части капельниц, а обезболивающее вполовину сократили, так что я смогла даже немного почитать книжку, одолженную у соседки.

Днем меня навестила счастливая мама, смотревшая с такой надеждой, что я почувствовала вину. Ведь если верить словам призрака, я все равно скоро умру, а улучшение – это кратковременное явление. Так оно и было: уже к вечеру неуклонно стала нарастать боль, резкими всполохами разрезая тело. Вернулась тошнота и убийственная слабость. Хотелось стонать. Но я терпела, не желая вновь оказаться под действием наркотических веществ и перестать внятно мыслить.

– А что нужно делать, чтобы пришел призрак смерти? – спросила я у миссис Коуп вечером, неуверенная, что ночной посетитель вернется на вторую ночь. Еще неизвестно, кому из нас было нужнее его появление, ему мое гипотетическое тепло или мне его способность уменьшать страдания.

Старушка посмотрела на меня поверх очков, крючок и наполовину связанный носочек в ее руках замерли.

– Откуда мне знать, дорогая? – сказала она, с сочувствием наблюдая за моим наверняка бледнеющим от боли лицом. – Никто прежде специально не звал его, все боялись. Разве ты хочешь скорой кончины? Это ненормально. Зачем призывать смерть, родная? Это имеет какой-то смысл?

Я поморщилась, когда в голову вонзился очередной кинжал, но все равно не нажала кнопку вызова, надеясь на появление странного существа и того, что он сдержит свое обещание.

Сон был рваным и беспокойным. Дежурная ночная сестра Джейн, обеспокоенная резким ухудшением моего состояния, порывалась вызвать дежурного врача, но я убедила ее, что нужно подождать хотя бы до утра, прежде чем делать выводы. Качая головой, Джейн уходила, с тем чтобы через час снова заглянуть в палату, проверяя, не умерла ли я или не готова ли согласиться на обезболивание.

Он вернулся, звать не пришлось. Мягкий ласковый шепот и магнетическое облегчающее прикосновение заставили меня распахнуть глаза. Снова темно, и его лицо в свете электродиодов выглядело нечеловечески фантастично: на бледной коже отблески белого, красного и синего.

– Тш-ш, Изабелла, – бормотал он, словно заговаривал мою болезнь лишь ему ведомым заклинанием. Я с наслаждением выдохнула, прикрывая глаза и сильнее прижимаясь к его руке, нежась от прикосновения к необычайно холодной коже.

– Полагаю, твой ответ «да», – прошептало видение, сладкий аромат дыхания попал в мой рот, вызывая слюноотделение и почти физическую потребность испить этот вкус. Как будто я превращалась в наркомана, зависимого от нового вида наркотика, неизвестного врачам.

– Да, я согласна, – вырвалось у меня прежде, чем я успела обдумать. Отчаянно желая удержать спасение подле себя, я схватила ладонь гостя, вцепляясь в нее скрюченными от волнения пальцами и отмечая, что он вполне физически ощутим и совсем не похож на бестелесное привидение.

Его зрачки расширились от удивления, когда я приподнялась с подушки, приближая наши лица. Это было близко к поцелую, но все же это не был он. Мое естество взывало к его исцеляющему дыханию, нуждаясь в нем патологически сильно, остро и необъятно. Вторая рука бесконтрольно поднялась, и пальцы схватили кожаную куртку, привлекая гостя ближе. Едва заметное сопротивление и изумленная кривоватая ухмылка лишь подстегнули держать крепче, чтобы не сбежал.

– А ты нетерпелива, – сделал вывод мужчина, нависая над моим лицом и прислоняя свой лоб к моему, его ладони вынудили мою голову вернуться на подушку. Открывая рот в беспомощном ожидании целебного напитка, я часто и рвано дышала, едва осознавая себя. Я полностью попала под гипнотизирующее влияние малахитовых глаз.

– Да, – не споря, согласилась я, почти касаясь губами его полуоткрытых губ в безумном ожидании начала. Словно не он оказывает мне услугу, облегчая боль. А я эгоистично отбираю у него живительные силы, крадя еще один день своей недолгой жизни. Рот в рот, долго и волшебно, настойчиво и восхитительно. Отчасти похоже на сексуальную жажду, которую можно утолить, только испив до самого дна. Мое тело задрожало от восторга, изгибаясь на кровати в попытке получить больше. Мужчине пришлось насильно оторвать мою голову от себя, и несколько мгновений мы взирали друг на друга: он с престранным выражением настороженности и шока, я – с жадностью наркомана, нуждающегося в увеличении дозы. Еще. Еще!

Распахнувшаяся дверь палаты резко вернула меня в реальность. Гость отступил на шаг, теряясь во мгле, но все еще оставаясь видимым. Его указательный палец, прижавшийся к губам, и строгий взгляд требовали молчания.

Взволнованная тем, что ночная дежурная сестра заметит моего странного гостя, я переводила взгляд с нее на него, удивляясь тому, что она как ни в чем не бывало проверяет показания приборов, трогает мой лоб, спокойно проходя мимо мужчины, словно бы и не замечает его присутствия.

Бешеный стук моего сердца, который, скорее всего, и привлек медсестру заглянуть, медленно утихал, возвращаясь к ровному и устойчивому биению, как днем. Сознание прояснилась, боль ушла: призрак смерти сдержал обещание, избавив от страданий.

– Не спишь? – тихо спросила сестра Джейн, меряя мою температуру и пульс. – Хм, все хорошо. Приснилось что-то?

– Да, да, просто сон, – поспешно согласилась я, открывая от изумления рот, когда сестра Джейн заглянула сквозь шторку проверить миссис Коуп, при этом практически коснувшись мужчины плечом. Он равнодушно взирал на нее с высоты своего немаленького роста, с явным выражением сдержанного ожидания, когда же она уйдет.

– Вы никого не видите в палате? – выдохнула я, когда медсестра, поправив шторку, вернулась ко мне, вытаскивая градусник изо рта. – Мне кажется, в палате есть кто-то еще! – Хмурый взгляд незнакомца не остановил мой порыв убедиться, что Джейн ослепла. Или это я сошла с ума, и моя больная фантазия придумала призрака, наверняка после страшилок миссис Коуп.

– Тут никого нет, тебе приснилось, – улыбнулась Джейн, но все же обвела глазами палату, удовлетворяя мое пожелание. Ее взгляд ненадолго задержался на мужчине, заслоняющему фигурой стойку с капельницей, но спокойно скользнул мимо, будто там никого нет.

Звонок телефона, раздавшийся в регистратуре длинного больничного коридора, заставил ее, кивнув мне и пожелав спокойного сна, поспешно уйти.

Широко распахнутыми глазами я смотрела на медленно приближающегося ко мне прекрасного молодого человека – плод воображения. Должно быть, это предсмертные галлюцинации, не более того. Но даже если это так, то лучше пусть приходит, чем снова вернуться к боли и крикам.

– Почему она тебя не заметила?! – шепнула я, когда гость присел на мою кровать, ощутимо продавив ее весом. – Ты сон? Ты ненастоящий? – пальцы сами собой тянулись к куртке, трогали тыльную сторону его ладони, убеждаясь в его физическом воплощении.

– Более чем настоящий, глупышка, – чуть улыбнулся он, наклоняясь к моему лицу, и его пронзительно-зеленые глаза неизбежно стали вовлекать меня в омут волшебства. – Меня видят только те, кому я позволяю себя увидеть.

Черные зрачки, окаймленные зеленью, вдруг стали расширяться, как у охотящейся, почуявшей добычу кошки. Я смогла разглядеть вкрапления янтарных лучей в малахитовой радужке, чуть менее яркой, чем была при нашей первой встрече. Словно я погружалась в черную душу призрака, проходя сквозь малахитовую иллюзию входных дверей, за которыми крылось нечто мрачное. Оно не пугало, но притягивало. Черный зрачок заполнил все пространство, пожрав цвет.

Сама не заметила, как приложила ладони к шее мужчины, требовательно притягивая к себе, будто любовника. Он не сопротивлялся, но озадаченно наблюдал. Я же недоумевала, почему он не уходит, как вчера, медлит и чего-то ждет.

– Как тебя зовут? – задала я вопрос, удивляясь, что до сих пор не спросила имени. Откуда-то из подсознания всплыла подсказка, подсмотренная в фильмах ужасов: чтобы лишить демона власти, сперва нужно узнать его имя.

– Эдвард, – ответил он тихо и растерянно. Его потемневший взгляд скользил по моему лицу с оттенком сожаления, словно прощальный.

– Теперь ты убьешь меня? – я чувствовала приближающийся холод неизбежности, интуиция кричала, что пришло время отдать плату за обещанное облегчение. И она будет непомерно большой.

– Ты хочешь, чтобы я сделал это сегодня?..

Я поняла, что сделка еще не заключена. Я снова торопилась. Я должна выбрать. Назвать срок своей смерти. До тех пор он будет помогать.

– А сколько обычно просят?

И снова изумление во взгляде, будто я постоянно сбиваю его с толку.

– День, иногда два, – предположил он не очень уверенно. – Обычно хватает одного дня, чтобы успеть попрощаться с родными. Никто не хочет страдать слишком долго. Я прихожу только к тем, кто уже жаждет умереть и не готов ждать.

– Почему?..

– Потому что с ними легче договориться, – прозвучал циничный ответ.

– И тогда ты убиваешь их? Как ты это совершаешь? Это больно? Тепло – что это значит? Почему для того, чтобы убить, нужно согласие, что это меняет? Зачем ты вообще это делаешь, зачем помогаешь?

– Изабелла, я тобой поражен, – прикрыл глаза он, лишая меня возможности тонуть в омуте его малахита. Гладкая щека скользнула вдоль моей скулы, а движение пальцев, перебирающих пряди моих волос и убирающих их с виска и шеи в сторону, действовало как настоящая ласка, вызывая дрожь во всем теле и вздохи предвкушения.

Кровать прогнулась с обеих сторон от меня, и я догадалась, что странный мужчина забрался на нее обеими ногами и руками, нависая надо мной как коршун над мышью. Его губы, холодные и трепещущие, скользили возле уха, лишая меня дыхания. Движения были бы похожи на соблазнение, если бы интуитивно я не понимала, что все не может быть настолько банально. Ощущение надвигающейся смерти было пронизывающим до костей, однако все еще не вызывало страха, умело сломленное лаской.

– Поражен, почему? – задала вопрос я, лишь бы что-то сказать, иначе совсем потеряла бы голову. Впрочем, именно этого он и хотел, отвлекая словами и пальцами от главного действия, которое я с замиранием сердца ждала, начав догадываться о природе гостя, но еще не веря.

– Ни капли страха и сомнений, еще никто так благосклонно не встречал мой приход. Обычно требуется немалое усилие, чтобы усыпить их бдительность, уговорить перестать бояться, но не с тобой… ты тянешься ко мне сама? Мне почти не приходится стараться. И ты остаешься в сознании, что еще более удивительно, ведь я должен быть для тебя просто сном, ты не можешь так четко чувствовать мое присутствие, запоминать меня. Я впервые подобное встречаю! И ты способна говорить со мной, способна задавать вопросы? Способна обо мне рассказать? Ты не должна никому говорить, что я существую, – низко прорычал он как приказ, – но ты чуть не выдала меня… Изабелла, ты отличаешься от других. Начать с того, что ты красива. Как вышло, что такая молодая девушка в полном расцвете юного блеска умирает от рака, не утратив при этом внешней привлекательности? Словно нежный цветок розы, уже искалеченный внезапным морозом, но еще не знающий, что завтра умрет… Его лепестки все так же свежи, сияя в ярких лучах последнего уходящего дня его жизни.

Витиеватая речь, больше подходящая маркизу прошлого века, чем призраку смерти, не отвлекала от нежных прикосновений рта, все сильнее напоминающих поцелуи, с каждым разом плотнее прижимающихся к коже, оставляющих пульсирующий влажный след, от которого хотелось бежать и одновременно отдаться без остатка. Я была невинна, когда узнала о болезни, но все же могла отличить страсть от обычной случайной ласки. И, хотя я реагировала телом, понимала, что сексуальности в этом прикосновении не больше чем в услуге массажиста, призванного всего лишь расслабить, но не возбудить. Я должна была бояться грядущего. Понимала это разумом, не испытать страх не могла.

Осознание странности происходящего не помогало и противиться нарастающему наслаждению, пронизывающему каждую клеточку. Однако я, едва дыша, нашла в себе силы отвечать:

– Опухоль обнаружили слишком поздно, поэтому я избежала химиотерапии.

– Жаль будет убивать тебя, Изабелла, – поделился мужчина. – Смерть слишком жестока, забирая тебя во цвете жизни…

Мужчина надо мной вдруг напружинился и резко сгруппировался, я услышала сильный холодный выдох и давление на кожу в области артерии, но любые мысли, любые эмоции мгновенно были стерты бешеным адреналином, вспенившим кровь. Мощная сладострастная волна вонзилась под кожу, стремительно разрастаясь внутри, заставляя потерять всякую привязку к реальности. Я ахнула, распахивая глаза, но не видя потолка, не видя ничего, кроме стремительно крутящихся перед глазами точек, потрясенная и полностью погруженная в ощущение телесной жажды, которую не испытывала никогда. Пьянящая восхитительная волна, захватывая все новые и новые участки, взрывала их в фейерверке оглушительного удовольствия, пока не достигла ног. И прежде, чем я смогла осознать, что происходит, и испытать смущение, я кончила. Так сильно, что думала, будто уже умерла и оказалась на небесах.

– Черт возьми! – выругалась я от удивления и шока, вся дрожа. И тут же сонливость накрыла ударом поддых, шумом в ушах и близкой потерей сознания. Руки бессильно упали, неимоверная слабость мешала дышать и едва чувствовать влажный язык, двигающийся вдоль шеи снизу вверх, снизу вверх, будто рану зализывает животное. Так мягко и приятно.

Я шевельнула головой и плечами, потягиваясь, как полусонная кошка. Все расплывалось перед глазами: знакомое лицо, ярко блестящие малахитовые глаза и алые, кровавого цвета губы, чуть приоткрытые в триумфальной эйфории испытанного удовольствия. Перепачканный чем-то густым и красным язык прошелся по губам, смакуя остаток вкуса.

Все стало казаться сном, как он и говорил. Я почти не могла держать глаза открытыми, падая в объятия Морфея стремительно, как в головокружительную пропасть. Но когда заскрипела кровать, я сделала рывок и схватила уходящего ночного гостя за руку. Он удивленно обернулся.

– Я хочу еще! – потребовала я, вымаливая хотя бы еще один день жизни, один миг этого неземного наслаждения.

Зеленые глаза остро сверкнули.

– В тебе растет алчность, Изабелла, – констатировал он.

– Пожалуйста, – попросила я мягче, выпуская его руку, хотя совсем не желала делать этого.

– Я приду завтра, – заверил он, наклоняясь и мощно покоряя одним пронзительным взглядом, от которого я присмирела и вернулась на подушку. Эдвард потянул носом воздух, прикрывая глаза, довольная улыбка тронула изящные тонкие губы. – Было бы расточительством выпить такой изысканный и редкий нектар за один раз…

Призрак смерти. Глава 2

II

Долгий сон почти не вернул силы, я очнулась слабой, когда вокруг суетились врачи, устанавливая капельницы. Упавшее до нижнего предела давление и слишком крепкий сон, напоминающий кому, от которой меня никак не могли пробудить, послужили причиной тревоги за мою жизнь, и доктор принял решение сделать мне переливание крови, чтобы стимулировать больное тело.

Как только врачи оставили меня в покое, дряхлая рука миссис Коуп отодвинула шторку, и ее окруженные глубокими морщинами глаза с подозрительностью сыщика уставились на меня.

– Ужасно выгляжу, да? – пробормотала я, чувствуя себя на удивление неплохо. Мешанина воспоминаний о ночи едва ли обретала ясность. Каким бы реальным ни был ночью гость, сейчас, при ярком свете дня он казался выдуманным. А слабость и галлюцинации вполне можно было бы списать на побочное действие наркотиков, которыми меня кололи для обезболивания, или предсмертный бред.

– Лучше, чем я думала, засыпая вчера, – строго проговорила миссис Коуп, напрягая зрение и присматриваясь ко мне еще пристальней, словно пыталась разглядеть что-то необычное. – Не припомню, чтобы кто-то прожил дольше одного дня после того, как видел призрака. Ты еще легко отделалась. И у тебя на шее большой синяк, девочка.

Я подняла руку, ощупывая след вчерашнего «поцелуя смерти», но кожа была абсолютно гладкая. Немного онемевшая. Прохладная, как Его дыхание…

– Напрасно ты подпустила его к себе, – миссис Коуп покачивала головой, словно точно знала, какое преступление я совершила. А затем резко задернула шторку, и в ее голос, к моему шоку, прокрался страх: – Но я лучше замолчу, а то он и ко мне придет, а я, хоть мне и восемьдесят два, все еще рассчитываю на пересадку сердца и лет пять жизни…

Эх, знала бы добрая старушка, что я уже разгадала тайну этой больницы, после ночи не осталось сомнений, хотя поверить все еще было трудно. Или знала? Она указала на синяк не просто так? Я захотела расспросить ее об этом, но когда открыла рот, горло вдруг сдавило словно клещами. Откашлявшись, я попробовала снова. Без успеха.

Шторка отодвинулась, миссис Коуп вновь пронизала меня Шерлок-Холмс-взлядом, наблюдая за моими бесполезными попытками заговорить.

– Спросить о нем что-то хотела? Это Он тебе не дает, – прошептала она, пугливо косясь по сторонам. – Раз попалась в его сети, теперь не уйдешь. Бедная девочка, глупая, – покачала головой миссис, возвращая шторку на место и атакуя кнопку вызова с неожиданной для старухи силой. – Да где же медсестра? Эй, я не хочу тут больше оставаться!

Если бы миссис Коуп точно знала, что за призрак ходит к смертельно больным по ночам, то не боялась бы его присутствия днем, когда вся палата залита ярким солнечным светом. Но увы… даже этого я не смогла ей рассказать, чем больше пыталась, тем сильнее сжималась на горле воображаемая петля, грозя удушить. Я оставила попытки: очевидно, что хитрый вампир каким-то образом околдовал меня, наложив запрет на разговоры о нем, чтобы я не выдала случайно или намеренно его тайну.

К вечеру я осталась в палате одна, полностью освобожденная от капельниц и ненавистных катетеров, доктор решил дать моему тему «отдохнуть» от лекарств, признав в состоянии моего здоровья существенное улучшение. Это казалось чудом, но даже анализ крови на онкомаркеры показал уменьшение метастаз в крови. Я чувствовала себя лучше, и мысли мои спиралевидно закручивались вокруг одного и того же: вампира, который скоро придет. Минутная стрелка неумолимо отсчитывала часы до моей неизбежной смерти, вызывая волну дрожи всякий раз, когда я поднимала глаза на тикающие настенные часы.

Еще вчера, крича от страшной, раздирающей изнутри боли, я мечтала покончить с ней. А сегодня не могла избавиться от желания найти причину продлить жизнь хотя бы еще на один день. Рука бездумно водила карандашом по листу бумаги, рисуя мужское лицо. Обычно я записывала в личный дневник значимые события, последнее случилось более двух месяцев назад и было исполнено страха: это был тот самый день, когда я узнала, что не жилец. Заметка содержала печальные мысли, полные мрачной безысходности и отчаяния молодой девушки, не готовой так рано погибнуть, протестующей против несправедливости судьбы. Чернила расплылись от оброненных на листок слез. Больше с тех пор дневник я не открывала, не видя никакого смысла. Да и боль не позволяла делать это.

И вот теперь я изрисовала несколько листов изображениями лица. Некоторые, наиболее удавшиеся, были подписаны «Эдвард», другие, с темными глазами и капельками крови на губах – будоражащим воображение словом «вампир». Не везде мой ночной гость вышел похожим, я не умела рисовать. Ну а на последнем рисунке вокруг лица я расположила с десяток сердечек, даже не заметив, как сделала это. Я улыбнулась, признавая факт, что мужчина околдовал не только мой разум, тело, но и незаметно прокрался в сердце. Вряд ли он того намеренно хотел, не за тем пришел, но девичья душа – это глубокий темный омут, в котором не видно дна, где кроются совершенно непредсказуемые эмоции. И могут всплыть на поверхность в самых неподходящих местах и в самый неожиданный момент. Смертельная болезнь, два дня до гибели, больница, врачи и лекарства – идеальное сочетание, чтобы девушке влюбиться, – саркастически усмехнулась я, закрывая дневник и убирая его на полочку.

И прежде, чем я успела вновь вернуться к тяжелым думам о последних часах моей подходящей к завершению жизни, в голове уже сформировался ответ, что я еще хочу испытать перед тем, как отдать богу душу. Новая идея оказалась похуже раковой опухоли, завладев всеми моими мыслями и пожирая тело изнутри. Раньше, до болезни, я не была ни храброй, ни сентиментальной, думала, вся жизнь еще впереди, успею все попробовать, часто проявляла неуверенность и робость. Я хорошо училась, слушалась отца и мать. И теперь меня накрыло внезапное и сильное разочарование от множества упущенных возможностей, которые я отвергла когда-то давно потому, что «еще не пришло время». Что ж, теперь оно безвозвратно ушло, и шанса вернуться назад и все исправить уже не будет.

Он появился внезапно, застав слезы на моих глазах и вызвав сильную реакцию, так как неожиданно материализовался прямо из воздуха, стоящим за спинкой кровати.

– Ты меня в могилу вгонишь, – воскликнула я, прикладывая руку к отрывисто и часто вздымающейся груди.

– Часом раньше, часом позже… – мрачно, без улыбки побормотал он, не отрывая пристального взгляда, в котором перемешалась адская неожиданная смесь: от задумчивой предопределенности до несвойственной ему ранее грусти. Он снова чего-то ждал, а мое сердце глухо и надрывно трепыхалось, как пойманная в клетку птица. Видя каждую черточку лица, подмечая детали стиля одежды слишком отчетливо, не как вчера и позавчера, когда Эдвард казался видением, и не было уверенности в его настоящем присутствии, я осознала, что на этот раз он явился действительно реально, таким, какой есть, не пытаясь околдовать и создать вокруг себя таинственный ореол, не воздействуя на меня никаким подвластным ему волшебством.