Текст книги "Затерянное королевство (СИ)"
Автор книги: Светлана Ключникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Мрачным мистическим покрывалом опустилась ночь, погрузив старый дом в глубокую и тяжёлую тишину. Безмолвие теперь стало моим постоянным спутником, единственным другом. Я сидел в кресле, вытянув обессилено ноги, и смотрел в стену немигающим взглядом. Сколько часов? В глаза словно щедро насыпали стекольной крошки – значит, долго.
Вяло, но неизбежно накатывающий озноб, с которым не хотелось бороться, пронизывал до самых костей, будто я опускался в вырытую в мёрзлой земле могилу, а прямоугольник звёздного неба над головой становился всё меньше. Ничто не связывало меня больше с этим миром, кроме бренного тела. Никто не мог заставить снова жить и дышать, и я медленно и неуклонно шёл к смерти, осознавая причину.
Бутылка выскользнула из онемевших пальцев и покатилась по пыльному грязному ковру. Я даже не шевельнулся, чтобы поднять её. Стекольная крошка в глазах жгла, вызывая слёзы, но так и не смогла заставить меня моргнуть. Может, если я останусь недвижим, дама с косой заберёт меня сегодня? Маловероятно… Я был ещё слишком живой, чтобы об этом мечтать. Понадобится много усилий и времени, чтобы заморить это упрямое молодое тело.
Где-то на втором этаже скрипнула половица, нарушая мой безмолвный покой. Медленно и размеренно бьющееся сердце треснуло, как корка, покрывающая остывающий вулкан. Боль, заглушённая спиртным, всегда возвращалась. Я так и смог научиться с ней жить. Все говорили: это обязательно пройдёт, это временно. Но я оказался слишком слабым и не выдержал, она меня сломала.
Что бы сказала Белла, увидев меня таким? Она бы не поверила своим глазам. Она считала меня сильным, иначе никогда не смогла бы полюбить. И я бы её разочаровал. То, во что я теперь превратился, уничтожило бы её веру в меня, и она наверняка бы нашла себе кого-то другого…
Впрочем, нет. Она бы не бросила меня. В тишине пустого дома сквозь года я слышал её голос, чувствовал горячие ладони на своих щеках: “Что это ты расклеился, любимый? Соберись, нам ещё украшать дом к приезду гостей!” Её весёлый смех сорвал бы с меня маску горя, заставил забыть о печали. Я бы пошёл за ней, куда угодно… Даже в ад.
Вот только в пекле таким, как Белла, не место. Она давным-давно уже на небесах…
Жгучая расплывчатая пелена в глазах причудливо исказила вид старого потухшего камина и фото в чёрной рамке над ним. Я ненавидел себя, ненавидел свои бессильные слёзы, но не поднял руки, чтобы стереть внешние признаки страдания. Кого это волнует? Я был совершенно один много дней подряд…
Внезапно в воспоминаниях вспыхнул звонкий голосок Элис, пытающейся вернуть мне желание жить. Когда это случалось в последний раз? Была ли она здесь вчера, месяц или даже год назад? “Какого черта ты делаешь с собой”, – возмущалась она, сдвигая тяжёлые портьеры и впуская в мое мрачное грязное обиталище свет, вспышкой нестерпимой боли отразившийся в груди. “Пора прийти в себя, Эдвард! Пора смириться – Белла УМЕРЛА!”
“Заткнись!!!” – заорал я на сестру тогда и выставил её за дверь, велев убираться. Я знал: она всего лишь пыталась помочь, она любила меня. Но я не в силах был выносить ее оптимизм и темперамент, когда сам наполовину был уже мёртв. Моё тело ещё цеплялось за этот мир, но душа отказывалась существовать дальше без Беллы.
Быть мёртвым – значило уже не испытывать испепеляющей утраты, от которой невозможно дышать. Не сгорать от непрерывной, невыносимой пытки неподъемной виной. Быть мёртвым – значило скоро встретиться с той, которую люблю.
Элис не понимала этого. Она жизнерадостно разожгла камин, притворяясь, будто не замечает моего дурного настроения. Поставила ёлку и, мурлыкая под нос песенку, украшала её шарами и мишурой, пока я не рявкнул на нее и не прогнал из холла, а потом и из своей жизни. Элис ушла, а дело её рук до сих пор портило мне вид у камина: на облысевших сухих лапах висели покрытые пылью шары. Когда же сестра была здесь в последний раз? Видно, не вчера…
Моё зрение прояснилось, внезапно упав на фотопортрет, и я сглотнул, чувствуя, как осколки вины впиваются в горло, раздирая его в клочья. Девушка была прекрасным созданием, самим совершенством: длинные каштановые кудри обрамляли идеальной формы лицо, бледная кожа подчеркивала изящество тонкой шеи, придавая внешности аристократический вид. Белла могла стать профессором, исследователем, преподавателем и даже научным сотрудником, но вместо этого отдала всю себя благотворительной деятельности, благо солидные банковские счета отца ей это позволяли. Всё, что он заработал нечестным трудом, стремясь обеспечить семью, дочь возвращала нуждающимся людям вопреки его воле и осуждению. Она была Робин Гудом в юбке.
Мы познакомились три года назад под Рождество. Встреча была самой обыкновенной: я приехал в супермаркет за покупками, Белла финансировала благотворительный концерт детских коллективов с бесплатной раздачей игрушек. Я был поражён размахом и щедростью, и тем фактом, что организатору было всего двадцать два! Издали я любовался хрупкой красивой девушкой, а затем пожертвовал её фонду всё, что имел в кошельке, оставив себе только несколько монет на дорогу.
“Щедрое сердце”, – она заметила мой вклад: среди брошенных в прозрачную копилку мелких монет мои зелёные купюры сильно выделялись.
“Вы вдохновили меня на это”, – смутился я, собираясь сбежать. Но Белла не позволила. Словно она уже тогда ощутила пронзившую нас особую связь.
“Поможете убрать аппаратуру?” – предложила она, её улыбка могла растопить полярные шапки и разогнать штормовые тучи.
“Да”, – согласился я, эта девушка заворожила меня.
Я с трудом протолкнул воздух в лёгкие, чувствуя, как выветривается алкоголь и возвращается боль. Взглянул на бутылку виски, прикидывая, смогу ли дотянуться, не вставая. На дне ещё плескалась янтарная жидкость – этого хватит, чтобы отравить меня до утра обманчивым ощущением облегчения.
Я не хотел вспоминать причину, по которой Беллы не стало. Это приносило слишком большую боль.
Наши отношения никогда не были гладкими, мы оказались слишком разными. Я был обычным: стремился сделать карьеру, в будущем – завести стандартную семью с парой детишек разного пола. Я был слишком приземленным для такой идеалистки, как Белла.
Она казалась мне ангелом во плоти: стремилась помочь людям, беззаветно любила животных, и даже соседи устроили из нашего дома проходной двор, пользуясь её дружелюбием и добротой.
Сколько раз в необъятном доме её отца, который он отдал в распоряжение дочери после переезда в Сиэтл, с нами жили бездомные, и не сосчитать. Она не пропускала ни одной беспризорной собаки, тащила домой, отмывала, кормила и пристраивала в хорошие руки. Она была человеком с огромным сердцем, и я не мог не восхищаться возлюбленной. Но со временем хаос, создаваемый ею, начал меня бесить.
Мы стали часто ссориться: я убеждал Беллу притормозить и не пускать в дом всякий сброд, а если ей так сильно хочется помочь им, было проще построить приют для бездомных. Она не слушала.
Ее отец оказался весьма хитрым и внимательным человеком, вовремя уловив разлад в наших отношениях. Во время одной из нечастых семейных встреч он отвел меня в сторону и предложил работу в его компании. Заработок и перспективы были настолько вдохновляющими, что я не смог бы устоять, даже если бы на это была причина. Согласился, почти не раздумывая.
Моя карьера резко прошла в гору, я витал в облаках и перестал считать отца Беллы злодеем. Разве он не стремился всего лишь позаботиться о родных?
Белла скептически отнеслась к моим улучшившимся отношениям с её отцом, но и не возражала. Какое-то время всё было хорошо…
Я не особо мог вспомнить, когда произошёл перелом: проявляя беспокойство о дочери, Чарли Свон не раз невзначай просил меня повлиять на Беллу, чтобы та перестала бездумно тратить деньги и нашла себе достойное занятие. Свон оказался умным психологом и стратегом, постепенно перетянув меня на свою сторону, тем более я и сам порядком устал от причуд Беллы.
Тот страшный день я представлял очень хорошо, никакой алкоголь не смог бы вытравить его из моей памяти.
В дом к нам постоянно ломились какие-то незнакомцы, которых мы впервые видели – лентяи и иждивенцы просекли тему давно. Я не спорю, среди них, конечно, попадались хорошие люди, оказавшиеся в трудном положении. Но и проходимцев встречалось достаточно.
Мне надоело. Мы с Беллой вели разговоры о свадьбе, и я поставил вопрос ребром: черт с ними, с собаками и женщинами, даже с подростками, но взрослых неработающих мужиков в нашем доме отныне быть не должно!
Белла вспылила и обвинила во всём мою ревность. Она не поверила, что я просто беспокоюсь за неё: мало ли, пока меня не будет дома, что-то произойдёт. В то время она уже и так приютила двоих бездельников-автостопщиков, и мне действительно совершенно не нравились взгляды, которые они бросали на мою невесту.
Белла заявила, что они останутся здесь, а я могу убираться и жениться на её папочке. Меня это серьезно задело. И я ушёл на ночь глядя, громко хлопнув дверью.
Мучаясь от бессилия и, что греха таить, вины, ведь Белла всего лишь старалась помочь нуждающимся людям, а я совсем не хотел показаться чёрствым, я провел ночь на работе, ютясь на узком диванчике охранника. Утром он меня разбудил, сообщив, что звонил Чарли Свон: в семейном особняке что-то случилось.
Я опрометью кинулся домой, коря себя на чём свет стоит, надеясь втайне на мелкую неприятность в виде ограбления. Две полицейские машины, лента, опоясывающая наш небольшой сад, и карета скорой помощи, в которой лежало закрытое простынёй тело, заставили меня покачнуться на ослабевших ногах. Разум отказывался осознать реальность: Беллы больше нет. Я не мог в это верить.
Чарли Свон схватил меня за плечи, не пуская к телу, к которому я рвался, а упав на колени, пытался ползти, воя, матерясь и протягивая дрожащие руки. Эти подонки не просто убили её – открытую душу, накормившую и приютившую их. Они по очереди насиловали её, пока я спал без задних ног, злясь и придумывая новые способы обрезания крыльев своей любимой, оставив её без защиты…
Моя вина была тяжёлой, как гора, разрушительной, как цунами. Первые часы я был убеждён, что сойду с ума, мой разум попросту не выдержит. Я этого хотел – безумие казалось спасением от боли, которую просто невозможно вынести физически. Но даже этого Господь, которому тогда я, может быть впервые, молился, не дал, позволив сполна ощутить всю раздирающую тоску потери и тяжесть испепеляющей вины.
С тех пор прошло два, а может три года – я потерял счёт времени. Мечтая умереть, только бы не видеть этот жестокий мир, безжалостно перемоловший жерновами несправедливой судьбы моего ангела, я всё же не решался на самоубийство. Пусть я не верил в существование некой божественной силы, я хотел иметь шанс попасть на небеса.
Пелена слёз от горестных воспоминаний усилилась, причудливо искажая вид стены с фотопортретом в черной рамке. Старый потрескавшийся камин приобрел необычную яркость, как будто я смотрел на него через огромную линзу при свете дня. Кто включил люстру, и почему мне мерещится огонь, мягко лижущий свежие поленья? Я даже почувствовал их аромат, а на лице и ногах ощутил лёгкое касание тепла.
Зажмурив глаза, я потряс головой, вновь думая о глотке виски. А когда приподнял веки, моя сухая ёлка приобрела ухоженный вид искусственного дерева: золотые иглы и большие стеклянные шары ещё не набрали пыли. Причём, если не фокусироваться на камине, меня по-прежнему окружал ночной мрак.
Я тяжело вздохнул, не в силах постичь происходящего передо мной. От тени отделилась маленькая четырехногая фигурка и, покачивая приподнятым хвостом, важно направилась ко мне, поблёскивая золотыми пластинами.
– А?.. – шокировано выдавил я, потерявшись во времени. Насыщенный алкогольными парами мозг отказывался делать какие-либо выводы. Я просто смотрел.
Кот – а это был, без сомнения, кот, хоть и металлический – сел возле моих ног, изящно обернув хвост вокруг передних лап. Его бусинки-глаза оценивающе сверкнули.
– Эдвард Мейсен? – воспитанно уточнил он, наклоняя голову и прижимая уши, совсем как настоящий.
– Да? – потрясённо отозвался я, отдавая себе отчет, что общаюсь с механическим котом, говорящим человеческим голосом, и не обращая внимание на коверкание моей фамилии Мейсон, пишущейся через “о”.
– К вашим услугам Муа, преданный слуга Изебеллы Свен.
Вся кровь отлила от моего лица, а пальцы судорожно впились в подлокотники кресла. Вот и конец, у меня началась белая горячка… Я покосился на валяющуюся бутылку, как на единственное спасение от неожиданных галлюцинаций. Кот посмотрел туда же.
– Милорд изволит губить себя таким примитивным способом? – заметил Муа, дёрнув кончиком хвоста. – Позвольте заметить, что капля яда была бы эффективнее.
– Позвольте заметить, что это не ваше кошачье дело, – парировал я, начиная злиться на натуральность своего воображения. Ещё не хватало, чтобы моё собственное сознание вело себя как моя надоедливая сестра, раздавая советы.
– Выходит, вы умирать не очень-то и хотите, – проницательно анализировало металлическое животное с мозгами интеллектуала. – Значит ли это, что вы по натуре борец и готовы ради цели на все?
– Это смотря какая цель, – пробормотал я, сделав попытку дотянуться до бутылки, но кот, плавно поднявшись, как бы невзначай оттолкнул ее хвостом. Теперь, чтобы поднять её, придётся оторвать тяжёлый зад от кресла.
– Ну, к примеру, встретиться с живой Изебеллой? – рассуждал Муа, похаживая туда-сюда и вальяжно качая тонким, состоящим из пластинок хвостом.
Я вздрогнул, моя протянутая к бутылке с виски рука застыла на полпути. Кот сел напротив огня и стал казаться воплощением самого дьявола: удивительно осмысленные для искусственного существа глаза-бусины замерцали от пламени, сквозь поверхность стали просвечивать внутренние механизмы, колесики и шарниры, такие же как у старых механических часов.
Пока я пытался прийти в сознание от прозвучавшего невероятного предложения, ветки ёлки зашевелились. Оттуда показалась маленькая голова с удлинённым носом и вислыми ушами, такая же золотистая, как у Муа, но на этот раз напоминающая морду той-терьера.
– Не слушай его, – посоветовала механическая собака, благоразумно оставаясь на дереве, – это нарушит равновесие.
– Брось, Каспиан, – не поворачивая головы, снисходительно обратился к нему Муа, не сводя глаз с меня. – Ещё ни разу нам на голову не упало небо, хотя искажения постоянно производят обмены.
– Только те, которые подписали договор, – веско уточнил Каспиан. – И речь никогда не шла о живом человеке.
– А кто говорит о живом? – пугающе усмехнулся кот, растянув губы в почти человеческой улыбке.
Я помотал головой – иллюзия казалась слишком реальной даже для пьянчуги, преображение в которого со мной, похоже, уже произошло.
На этот раз приложив усилие, я наклонился и схватил бутылку, чуть не свалившись с кресла. С координацией у меня были проблемы, которые проходили обычно только после того, как я хорошенько просплюсь.
– Ты прекрасно знаешь, Муа: что задумал ты, незаконно! – фоном в моей посветлевшей комнате всё ещё шёл ненавязчивый разговор, точнее, в моем разыгравшемся воображении.
– Только если об этом узнают, – отмахнулся механический кот.
Дрожащей рукой отвинтив крышку, ненавидя себя за то, каким беспомощным слабаком стал за два года, я опрокинул бутылку, но мне в рот ничего не полилось.
– Я вынужден буду доложить…
– Прекрати, Каспиан, неужели не хочешь хоть раз в жизни помочь? – рассуждал кот, облизывая морду и позвякивая шарнирами. – Он отлично подходит: никаких привязанностей не осталось, одинок, и со дня на день всё равно умрёт. А если его удастся приспособить, послужит цели нашей и может, даже сумеет помочь…
Я с изумлением смотрел на пустое дно, не понимая, когда уже успел опустошить бутылку. В последнем воспоминании она покатилась по полу на четверть полной, сейчас же в ней не осталось ни капли.
– Ну, что ты скажешь? – я вздрогнул и застонал, отшатываясь от кошачьих глаз, внезапно оказавшихся близко. Когда же этот бред закончится?! Мне нужно было встать и взять из бара непочатую бутылку, но кот меня держал – его металлическая лапа лежала на тыльной стороне мой ладони, и я ощущал кожей каждый острый коготок.
– А? Что? – недоумевал я, ломая голову над реалистичностью случившегося со мной недоразумения.
– Хочешь вновь увидеть Изебеллу?
Меня прошибло горячим потом, выступившим испариной на лице. Того гляди, случится кровоизлияние, и я, наконец, подохну.
– Это невозможно, – прохрипел я, приглушенная боль взорвалась в груди, выворачивая наизнанку. Сколько бы времени ни прошло, мне было тяжело произносить эти ужасные, звучавшие как предательство, слова: – Она умерла!!!
Я выдохся. Закрыл глаза и сглотнул горькую слюну. Воспоминания нахлынули неудержимым потоком: ангел с невинной улыбкой взывал ко мне из другого мира – оттуда, откуда нельзя вернуться. Из-за своих амбиций и упрямства я потерял любимую…
– Вроде как бы и да, но может и не совсем… – загадочно обронил кот, не собираясь уходить из моей обновленной реальности.
– Не слушай соблазнительные речи, котам верить нельзя – твоя Изебелла действительно умерла! – подал голос пёс с ёлки.
– Заткнись, Каспиан, не мешай мне работать! – зашипел Муа, и сейчас я был абсолютно с ним солидарен: пёс, бормочущий о смерти моей невесты, неосознанно начал меня раздражать.
Возможно, я был неправ и с безумием стоило бороться. Но я уже давным-давно сдался. Белая горячка – выход более приятный, чем страдать. Может, кот был недалёк от истины, и жить мне осталось недолго. Так отчего же не сделать путь в ад приятнее? Правда, странные собеседники отвлекали бы меня от тоски лучше, если бы не упоминали священного имени Беллы.
– Что это? – заинтересовался кот, вспрыгнув мне на колени и обнюхав помолвочное кольцо, которое я подарил Белле перед свадьбой – её не стало, но мне так и не хватило духу убрать его, и я носил ободок на мизинце, словно мы всё ещё обручены. – Бриллиант?
Естественно! Отец моей возлюбленной был богат и не потерпел бы дешёвой подделки.
Я сжал кулак. Механическое животное посягало на святое, и я не хотел ничего отвечать.
– Дай сюда, – потребовал кот, бусины глаз сверкнули неподдельным азартом. – Да не бойся ты, верну через две минуты, только поколдую!
– Не давай ему ничего, – весомо посоветовал пёс. – Нарушите закон, и обоим вам не жить.
– Ой-ой, не нагнетай, – закатил глаза Муа. Его металлические лапы отдавили мне все колени, таким он был тяжёлым. Удивительно осязаемая галлюцинация.
– Не дрейфь, мой прекрасный король Эдвард Мейсен Второй, – промурлыкал Муа, дёрнув хвостом, – я всего лишь настрою тебе маячок, чтобы ты смог вызвать меня, когда передумаешь. Бриллианты – естественные проводники, поддерживающие связь между границами, – сверкнул он глазами, и я заметил на его шее прозрачный кулон.
– Если дам, ты уйдешь? – уточнил я.
– Клятвенно обещаю! – поднял кот лапу.
Пока Муа бормотал что-то над моим кольцом, что-то похожее на детское заклинание, я смотрел на пса. Тот грустно покачивал головой, словно пытался отговорить меня от необдуманного поступка. И чем сильнее мой разум прояснялся, тем живее становилась галлюцинация, хотя должно было быть наоборот.
– Дай знать, человек, – кивнул мне на прощанье кот, вальяжно направляясь в свою тень – между наряженной елью и пылающим камином. – Пользоваться средством коммуникации, надеюсь, умеешь?
– Да, конечно, – сосредоточено покивал я, немигающими глазами пытаясь уловить момент, когда иллюзия исчезнет. Не веря в то, что это всё не сон.
– Только в рабочий режим не включай, путешествовать один не пытайся, дабы не было беды, – напутствовал уходящий гость.
То ли я моргнул. То ли проснулся. Но передо мной уже не было ничего: огонь в камине погас, угли даже не тлели. На старой сухой ёлке опять висела паутина и пыль. А меня окружили холод нетопленного помещения и ночной сумрак.
– Чтоб меня за ногу! – выругался я, откинув голову назад в привычном родном безмолвии и закрыв ладонями глаза.
**~
Утро выдалось хмурым: из-за плотных портьер едва просачивался дневной свет. Я обвел глазами большую гостиную с высокими потолками, кухонный стол на восемь персон, за которыми никогда уже не посидят гости, соседи или беспризорники, и ощутил тошноту, ненавидя самого себя за трусость и жестокосердие. Я отвадил от этого дома посторонних, да… но только вместе с Беллой.
Язык был сухим, как пустыня. Дрожа от озноба и жестокого похмелья, я посмотрел на всё ещё валяющуюся у ног бутылку и обнаружил её пустой. Странное воспоминание, похожее на кошмар, заставило рассмотреть обручальное кольцо со всех сторон, но естественно, никаких маячков я на нём не обнаружил. И от этого стало вдруг нестерпимо больно – как будто ночная галлюцинация дарила невозможную надежду, отнятую всегда наступающим одиноким и опустошающим утром…
Я был слаб. И противен самому себе за все поступки: одинаково за неспособность понять Беллу и защитить. Я должен был. Должен поддерживать её во всем, если собирался стать ей мужем, а иначе моя любовь к ней теряла всякий смысл…
Теперь слишком поздно. Я дошёл до домашнего бара, ненавидя каждый прожитый одинокий день. Было бы лучше для всех, если бы я избавил этот мир от своего гнусного присутствия. Бар оказался пуст – я не поверил глазам. Все запасы были исчерпаны: на меня смотрел с десяток пустых бутылок, как будто я заглянул в зеркало правды. Притом, что все они оказались закрыты.
Придется тащиться в магазин, а я не был уверен, что в кармане осталась хоть десятка. Кредитные карты давным-давно опустели. До чего я докатился? Разбив запылённую старую копилку, в которую мы с Беллой ради забавы совали мелочь, я выгреб монеты и, накинув пальто, отправился в ближайший супермаркет.
Руки стыли: пока я просиживал дома штаны, выпал снег, чистый, как новый белый лист, предлагающий начать жизнь с нуля, искрящийся, как бриллианты. От странных ассоциаций я нервно потёр нос и лоб, мёрзшие на пронизывающем зимнем ветру, напоминающем, что я напрасно не надел шарф и шапку.
В городе царил настоящий праздник: повсюду развевалась рождественская мишура, стояли криво и ладно слепленные снеговики, в окнах мигали лампочки и виднелись силуэты ярко украшенных ёлок. Невольно воспоминания о наших совместных с Беллой новогодних праздниках напали на меня, вызывая душераздирающую тоску… Как бы я хотел, чтобы мой странный сегодняшний сон оказался правдой, и я волшебным способом перенесся в неведомый сказочный мир, где Белла каким-то чудом жива… или в прошлое, чтобы я мог предотвратить её ужасную смерть… Я б не упустил возможности всё исправить. Вот только в реальном мире никто не в силах подарить такой шанс. Мы теряем любимых навсегда…
Я завернул за угол и с удивлением обнаружил на месте привычного магазина кафе, даже не припоминая, когда его построили. За столиками, в окружении услужливых официантов и романтичной ретро-обстановки сидели парочки и завтракали. Я завидовал их счастью – каждый выход в город был мучением для меня, и если бы я не был вынужден иногда пополнять запасы еды, вообще бы не покидал стен дома.
Я прошёл до следующего перекрёстка, не встретив ни одного супермаркета на знакомой, вроде, улице. Я начал сомневаться, туда ли свернул, поэтому, заглянув за угол и не увидев ничего похожего на витрины, решил вернуться. Снег звонко хрустел под ногами: я и забыл, какое это приятное ощущение. Быстрая ходьба разогрела тело, а морозный воздух освежил мозг. Это было плохо: в отсутствие алкогольной подзарядки я становился агрессивен и невыносим. Боль сжигала меня дотла, ломая каждый раз с новой силой – такие моменты просветления были мне не нужны.
Замедлив шаг, я нахмурился и невольно оглянулся назад, чувствуя себя дураком: вместо кафе меня встречала пустота, первый этаж жилого дома не отличался от всех остальных в веренице красно-кирпичных стен.
Мимо проехала машина, клаксон пискляво заверещал, так что заложило уши. Стоя как столб, я неприязненно посмотрел пикапу вслед, пытаясь вспомнить, что за мудак в нашем городе водит эту убогую ржавую тачку.
Впереди – с улицы, в конце которой стоял наш с Беллой дом и которую я только недавно проходил, пустую и тихую – раздавались песни и крики. Растерянный и подавленный пугающим развитием моих ночных галлюцинаций, я всё же направился вперёд: нужно же было куда-то идти, хотя бы для того чтобы разобраться.
Быть может, пока я опустошал дома необъятный бар Чарли Свона, какой-нибудь богатый извращенец решил перестроить весь Форкс? Я больше ничего не узнавал: моя родная улица на себя стала не похожа. Налево и направо раскинулось праздничное гулянье меж рядами ярмарки, предлагающей посетителям любую продукцию от ароматных свежих пирогов до детских игрушек и ёлочных украшений.
Я медленно брел, сглатывая голодную слюну: не то чтобы я хотел есть, но все выглядело действительно аппетитно, пробуждая во мне ностальгию и крошечную жажду жизни. В конце концов я всё-таки купил себе маленький сладкий рогалик, тем более с выпивкой мне пока не везло.
Продавцы как-то странно посматривали на меня: наверное, я выглядел как оборванец в своем запылённом пальто. Хотя, они были одеты не лучше меня: длинные коричневые кожаные куртки с меховыми воротниками или шубы почти на каждом, на головах у мужчин – цилиндры начала века, у женщин – шляпки. Может, это какой-то особенный ярмарочный дресс-код? Я, конечно, хотел бы вернуться в прошлое, но не настолько далеко… Мне бы хватило и пары лет, только чтобы спасти Беллу от смерти… Если б это было возможно, я сделал бы ради этого все!
Ярмарка казалась бесконечной: я уже давно повернул назад, поняв, что купить алкоголь здесь не светит, но ряды все продолжались и продолжались, не выпуская меня из своих хищных лап. Периодически у меня неприятно кружилась голова, словно я нырял в ледяную пропасть – а вылечить похмельную тошноту было нечем.
Я стал внимательней смотреть по сторонам, осознав, что реально заблудился, как ребенок в мегаполисе. Какого черта я не могу выбраться из рядов лавок, когда знаю этот город вдоль и поперек? Я попытался заглянуть за крыши прилавков, чтобы сориентироваться по цвету домов, но позади, казалось, стены утратили краски и состояли из сплошного серого кирпича.
– Эй, ты, – грубо окликнул меня продавец странного вида сосудов с узкими высокими горлышками – я понятия не имел, что в них такое. Я видел подозрительно сощуренные глаза в прорези узких век, остальное лицо закрывала неаккуратная борода. – Откуда взялся?
Я мог бы возмутиться – подобное неуважительное обращение было непростительным, но какое-то шестое чувство толкнуло меня поторопиться прочь. Внезапно захотелось слиться с толпой и стать невидимым – интуиция и давно отравленный алкоголем мозг кричали во всю глотку, что происходящие странности не стоит игнорировать.
Я завернул за поворот ещё и ещё, стремясь избежать возможной погони, и всякий раз на меня обращали все более пристальное внимание, головы резко поворачивались ко мне, словно у меня выросли на голове рога или я возникал прямо из воздуха.
Нутром чуя неприятности, я спрятался в застекленной лавке с яркими пёстрыми сувенирами, похожими на индейские штуки для ритуалов.
– Далеко забрался, – скрипучий голос заставил меня вздрогнуть, когда я, скрывшись за висящими ловцами снов и бубенцами, запыхавшийся от бега, оценивал изнутри улицу.
За прилавком сидели две старые женщины. У одной на лице были крупные несуразные очки с толстенными линзами, вторая была седой и лохматой. Ну натуральные ведьмы!
Однако я ощутил небольшое спокойствие, решив, что здесь смогу перевести дух. Побоявшись комментировать вопрос, перешёл сразу к делу:
– Есть у вас выпить?
Возможно, мои галлюцинации пройдут, когда горячительное попадёт в желудок. Это место выглядело так, будто тут есть всё.
– Бранди или джунн? – поднялась седая женщина, показывая морщинистым пальцем на полку с бутылками без этикеток. Впрочем, мне было уже всё равно, какое пойло мне продадут.
– Брэнди, – нахмурился я странному акценту странных женщин.
– Пять десятков, – бухнула седая бутыль на деревянный стол, а когда я принялся отсчитывать монеты, поморщилась. – Нет денег – нет бранди, убери свои фальшивки с глаз долой!
– Покойствие, Гера, не местный он, – мягко и как-то даже льстиво улыбнулась мне очкастая, когда я потрясённо посмотрел на них обеих. Опираясь на кривую клюшку, показала пальцем на мою руку. – Но если тебе так хочется выпить, ты можешь расплатиться кольцом…
Что-то засосало под ложечкой, заставив резко сжать кулак и прикрыть драгоценность второй ладонью. Теперь я был по-настоящему напуган и перестал дышать, в тревоге глядя на старух. Даже пьянице и идиоту было бы ясно: эти двое знают о назначении моего кольца, более того, имеют представление о том, кто я такой и откуда явился. То есть, они понимают гораздо больше, чем я!
От осознания невозможного я полностью протрезвел. Меня охватил животный ужас. Потеряв опору, я опустился на низкую табуретку, дрожа. Старуха в очках понимающе улыбнулась, переглянувшись с соседкой. Я мог бы сбежать, но на пороге лавки всё ещё толпились люди, как будто поджидая меня…
– Помогите мне, – взмолился я, дёргая душащий ворот пальто – сердце хаотично билось о тесные ребра. Мне нужны были ответы. Сам я не в силах был принять происходящего со мной.
– Взял откуда? – достав лупу, старуха в очках наклонилась, разглядывая мое кольцо, кивая и поцокивая языком.
– Дали, – пробормотал я, покрываясь потом при мысли, что все мои ночные видения могли оказаться правдой. Куда я, в таком случае, забрался?! Беглый осмотр давал представление, что это точно не Форкс! По крайней мере, не тот Форкс, в котором я живу и который знаю.
– Просто так? – седая изумлённо и подозрительно на меня уставилась, как будто я преступник. В испуганном разуме вспыхнули предупреждающие слова металлического пса: “если тебя поймают, тебе не жить”. Толпа у дверей магазина становилась всё говорливей и больше…
– Сказали, там маячок. Вы можете мне его показать?!
– Да вот же он, на самой видимости, – постучала очкастая ногтем по кольцу, и я, напрягаясь, поднёс его к глазам, не на шутку паникуя.
– Надо же, – заметила седая скептически, – разглядеть не может, а искривлять настроился. Чудеса, да и только!
– Искри-что?! – выдохнул я, снова чувствуя себя как в пьяном бредовом сне.
– Как же ты дошёл, пути не ведая? – удивилась седая.
Очкастая, видя непонимание на моем лице, пояснила:
– Думал о чём, куда хотел добраться?
– Кому же пришло в голову дать этой обезьяне гранату? – возмущенно проговорила седая, поджав тонкие белые губы. – Каменный век!
