Текст книги "Революционер-народник Порфирий Иванович Войноральский"

Автор книги: Светлана Богина

Соавторы: Татьяна Кириченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

В 40 км от Москвы вел подкоп под железную дорогу отряд в составе: С. Л. Перовская, А. Д. Михайлов, С. Г. Ширяев, А. И. Баранников и Л. Н. Гартман. Когда подкоп стал приближаться к насыпи, грунт стал рыхлым. Возникала опасность обвала каждый раз, когда проходящие поезда сотрясали землю. Теперь каждый, чья очередь была вести подкоп, рисковал быть погребенным заживо. Поэтому народовольцы, отправляясь углублять ход, брали с собой револьверы, чтобы в случае аварии покончить с жизнью без мучений. Когда царский поезд проследовал через Александровск, Желябов прислал телеграмму: "Бабушку проводили утром, встречайте". Наконец наступило 19 ноября 1879 г. Показался поезд. Но вопреки обычаю первым пустили поезд с царской свитой. Он сошел с рельсов, а царь остался невредимым.

С сентября 1879 г. готовился взрыв в Зимнем дворце Степаном Халтуриным, членом "Северного союза русских рабочих", назначенным для этой цели Исполнительным комитетом "Народной воли" в соответствии с его желанием. Устроившись во дворец краснодеревщиком, Халтурин несколько месяцев накапливал динамит, пронося его во дворец небольшими порциями. Взрыв должен был произойти, когда царь войдет в столовую, но царь опоздал к обеду, и это спасло ему жизнь. Взрыв произошел 5 февраля 1880 г., во дворце разбилось около 1000 стекол.

12 февраля 1880 г. царь учредил Верховную распорядительную комиссию по охране государственного порядка и общественного спокойствия во главе с харьковским генерал-губернатором графом М. Т. Лорис-Меликовым. Он возглавил также и следственную комиссию по делу о взрыве в Зимнем дворце.

В своей политике Лорис-Меликов сочетал жесточайший террор по отношению к революционерам и некоторые уступки умеренной ("благомыслящей") части дворянства. Н. К. Михайловский определил такую тактику как политику "лисьего хвоста" и "волчьей пасти".

Верховная распорядительная комиссии просуществовала около 6 месяцев. Затем по указу царя была ликвидирована. По этому же указу создавался департамент государственной полиции при министерстве внутренних дел (III отделение упразднялось, но фактически произошло переименование этого высшего органа полиции). Лорис-Меликов стал во главе министерства внутренних дел. В начале 1881 г. он представил царю доклад об образовании двух подготовительных комиссий для разработки проекта преобразования губернского управления, пересмотра земского и городовых положений и др. Весь этот план преобразований получил название "конституция Лорис-Меликова".

Но решение революционеров казнить царя было окончательным. Летом 1880 г. готовилось покушение на Каменном мосту через Екатерининский канал в Петербурге. На дно канала под аркой моста был заложен динамит. Конец металлического провода был выведен к плоту, где полоскали белье. Провод предполагалось подсоединить к гальванической батарее и, подорвав 7 пудов динамита, обрушить каменный мост.

Желябов принес на плот батарею. Но Макар Тетерка, который должен был ему помогать, опоздал. В результате царская карета промчалась невредимой по мосту. В этот же день 17 августа царь уехал в Крым.

Наступило 1 марта 1881 г. Известие об убийстве царя пришло в Мценскую пересыльную тюрьму в тот же день вечером. В столовую собрались все народники. Возбужденным разговорам не было конца. Оживление царило необычайное. На лицах светилась радость и торжество. Наконец-то свершилось возмездие.

В конце февраля 1881 г. арестовали Андрея Желябова, когда все приготовления к покушению на царя были уже закончены. Руководство операцией взяла в свои руки Софья Перовская.

Было предусмотрено два варианта покушения: 1) взрыв на Малой Садовой улице, под которую была заложена мина на пути следования царя во время прогулки; 2) нападение на царя на Екатерининском канале, если он не поедет по Малой Садовой улице. Когда еще не был арестован Желябов, предусматривался третий вариант при неудаче первых двух – нападение Желябова с кинжалом на царя. Царь не поехал по Малой Садовой улице. Был осуществлен второй вариант: в царя были брошены метательные снаряды конструкции Кибальчича, сначала Н. И. Рысаковым в царскую карету, а затем Н. И. Гриневицким в царя. От взрыва погибли и царь, и Гриневицкий. "Народная воля" казнила царя, но не произошло то, на что надеялись народники – растерянности и паники в верхах. Царское правительство жестоко расправилось с героями "Народной воли". 3 апреля 1881 г. были повешены Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов и Николай Рысаков.

У революционных сил не было необходимого единства. Рабочий класс страны еще не был организован. И революционная ситуация не переросла в революцию.

Самоотверженную борьбу "Народной воли" с самодержавным режимом иысоко оценили К.. Маркс и Ф. Энгельс. Еще в марте 1879 г. Ф. Энгельс писал о России: "Борьба между правительством и тайными обществами приняла там настолько острый характер, что долго это продолжаться не может. Движение, кажется, вот-вот вспыхнет. Агенты правительства творят там невероятные жестокости. Против таких кровожадных зверей нужно защищаться как только возможно, с помощью пороха и пуль. Политическое убийство в России единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима". [Маркс К., Энгельс Ф., Соч. – 2-е изд. – Т. 19, – С. 158.]

В ЗАБАЙКАЛЬЕ – НА КАРИЙСКУЮ КАТОРГУ

Братья! Хоть тяжки потери

Наши и наших друзей,

Будьте тверды и своей вере!

Не одолеют нас звери,

Не победить им людей!

С. СИНЕГУБ

Время пребывания политкаторжан в Мценской пересыльной тюрьме близилось к концу. Началась подготовка в далекий путь – в Восточную Сибирь на Карийскую каторгу. Весенние месяцы до отъезда проходили шумно: свидания с родственниками и друзьями, страстные споры о событиях и дальнейшем направлении русского революционного движения, хлопоты со сборами в дорогу. Свидания продолжались в конторе с 11 часов утра до позднего вечера. Это не разрешалось по правилам. Но губернское и тюремное начальство иногда шло на нарушение правил.

После обеда начиналось общее веселье. И это было естественно для молодых людей, какими в огромном большинстве были политкаторжане. Их нравственное здоровье поддерживалось убеждением, что они нужны своей родине как борцы за свободу народа. И лишь только чуть окрепли их физические силы, как раскрылся весь азарт и блеск молодости.

Войноральский и Долгушин были среди них самыми старшими: Войноральскому было в это время около 37 лет (14 из них он провел в тюрьмах и ссылке), а Долгушину – за 30 (10 лет из которых он отсидел в тюрьме).

Вечерами, собираясь вместе, танцевали, пели песни – задорные, удалые. Особенно любили старую песню "Ты взойди, взойди, солнце красное" и марш "Мы дружно на врагов". Дмитрий Рогачев обычно был запевалой. Он замечательно умел поднять настроение, заразить всех весельем. Богатырская народная удаль всегда отличала его – и во время "хождения в народ", и в тяжелой работе бурлака на Волге, и при ведении пропаганды среди рабочих.

С помощью родственников и друзей каторжанам собирали необходимые теплые вещи, все они были снабжены сапогами и мешками из брезента.

Накануне отъезда устроили прощальный вечер с песнями и танцами. Казалось, в этом вечере не смогут участвовать в полной мере несколько человек, приговоренных к наибольшим срокам каторги, поскольку они были закованы в кандалы. В их числе были Войноральский, Мышкин, Рогачев, Ковалик. Но когда под звуки общего хора началась кадриль, закованные в кандалы народники неудержимо двинулись в общий круг и, не обращая внимания на пятикилограммовые кандалы, мешавшие идти, стали танцевать, демонстрируя свое презрение к карателям и непреклонный, несломленный никакими испытаниями дух протеста. Эта сцена осталась у всех в памяти как потрясающая "кадриль кандальников".

В день отъезда при прощании с родственниками и знакомыми мать самого молодого из политкаторжан Николая Виташевского подошла к Войноральскому и Долгушину и со слезами на глазах стала просить их не оставлять ее сына без помощи. Она знала о доброте, справедливости, силе духа Войноральского и его товарища. Войноральский и Долгушин, ласково успокаивая ее, заверили, что будут заботиться о Виташевском как о сыне, оберегать его всеми возможными способами. Они расцеловались с матерью Виташевского как родные.

Мышкин, прощаясь со своей матерью, вновь спросил, что ей известно о судьбе его невесты Ефрузины Супинской. Мать ничего не могла сказать. Она еще не знала, что Ефрузина, направленная после суда в ссылку в Архангельскую губернию, простудившись в дороге, умерла.

Войноральского и его товарищей везли из Мценска до Нижнего Новгорода поездом, оттуда по Волге на барже. На борту ее по сторонам была укреплена железная решетка, придававшая барже вид клетки. Волгу сменила Кама. По Каме доплыли до Перми. Здесь надо было пересаживаться опять на поезд, уходящий в Екатеринбург. К подходу баржи с политическими от пристани по горе к самому дебаркадеру выстроили двойную цепь вооруженного конвоя. Партия политкаторжан (около 30 человек) стала подниматься в гору, звеня кандалами. Когда политические проходили по площади перед вокзалом меж рядами солдат, в публике, пришедшей посмотреть на них, находился В. Г. Короленко. Он жил в Перми под надзором полиции. О приезде этой партии политических он узнал от жены Рогачева Веры Павловны, которая возвращалась из административной ссылки из Томска и хотела следовать за мужем.

В 8 часов вечера подошел поезд, который повез Войноральского и его товарищей в Екатеринбург – центр Урала.

Из Екатеринбурга пришлось ехать на лошадях в открытых кибитках, запряженных тройкой почтовых лошадей. Из Тобольска на барже поплыли на север по Иртышу. Берега сибирских рек по сравнению с живописными берегами Волги и Камы своим унылым видом и безлюдностью, редко встречающимся жильем навевали мрачное настроение. У села Самарова повернули на юг по Оби.

Наконец добрались до Томска, откуда и начинался собственно этап – путь арестантов на каторгу.

Арестанты, если они не принадлежали к дворянскому сословию, проходили по этапу пешком в кандалах. Только больных перевозили на телегах. Путь от Томска до карийских приисков-рудников, где добывалось золото в Забайкалье, составлял 3030 верст.

По этапным правилам надо было проходить в день 25 верст от этапа до этапа, т. е. места остановки партии арестантов, где имелось помещение для ночлега. Этапные здания находились в плохом состоянии и не могли вмещать всю партию арестантов. Это происходило потому, что они были построены тогда, когда такая партия состояла из 150 человек. Затем, по положению, на этап стали прибывать арестанты по 350–450 человек. Мест на нарах не хватало. Поэтому в хорошую погоду половина прибывших на этап проводила ночь на голой земле на дворе, а в плохую погоду – на полу без одеял и подушек. В этих старых зданиях зимой люди страдали от холода, от отсутствия воздуха и зловония, так как не было вентиляции и окна не открывались. Даже сам губернатор Восточной Сибири генерал Анучин в докладе правительству в декабре 1880 г. признавал, что "большинство этапов в ужасном состоянии, за редким исключением ветхи. Это – источник заразы, зимой в них слишком холодно и они дают мало гарантий от побегов". Стены помещений были испещрены множеством надписей, которые предназначались для товарищей следующей партии. Они как бы выполняли роль газеты с сообщениями, советами, информацией об умерших и др.

Войноральский и его товарищи ехали на подводах, по два человека на каждой. Многие шли рядом с подводами пешком, поскольку повозки были очень неудобными: из-за плохих дорог приходилось испытывать сильную тряску. Колонна проходила около 3 верст в час. Она взметала целую тучу пыли. Пятифунтовые кандалы были тяжелы и заставляли волочить ноги по земле. При безветренной погоде из-за пыли было трудно дышать, особенно тем, кто страдал болезнями дыхательных путей. На время пути выдавались небольшие кормовые деньги, на которые покупали продукты. Для приготовления пищи все разбились на группы по 3–5 человек. Еда в основном состояла из картофеля, хлеба и молока. Войноральский, как и в Мценске, продолжал быть старостой. Он получал у начальства кормовые деньги, делал общие закупки продуктов, улаживал разные организационные вопросы так, что во время всего путешествия не было никаких столкновений с начальством. Наконец, пробыв в дороге целое лето, партия политкаторжан, где находился Войноральский, к осени прибыла в Иркутск. Здесь пришлось задержаться на целую зиму в местной тюрьме.

Иркутская тюрьма имела камеры на 6–7 человек, выходившие в тесный, темный и грязный коридор. Политзаключенным разрешалось покидать камеры и общаться между собой.

В Иркутской тюрьме среди политкаторжан, кроме приехавших из харьковских централов, были осужденные по нескольким процессам. Позднее, 30 сентября 1881 г., в эту тюрьму был доставлен и В.Г. Короленко. Здесь он и познакомился с Войноральским, Мышкиным, Рогачевым, Коваликом и другими товарищами.

Как-то между друзьями зашел разговор об административной ссылке. Короленко поведал свою историю, он рассказал о своем первом объяснении с молодым прокурором в Вятской тюрьме:

– Я задал ему вопрос: если не ошибаюсь, существует закон, по которому арестуемым должно быть в трехдневный срок сообщено о причинах ареста.

– Совершенно верно, – ответил прокурор.

– И прокурор может своей властью освободить задержанного, если закон нарушен и человек арестован без причины?

– Да, – подтвердил прокурор.

– Тогда почему же я сижу в тюрьме уже неделю, а мне говорят, что единственная причина этого то, что из города уехал губернатор?

После этого вопроса прокурор повернулся и вопросительно взглянул на смотрителя тюрьмы. Тот ответил:

– В административном порядке.

Эти слова ударили прокурора как электрическим током. Он посмотрел на меня, – продолжал Короленко, – и процедил чуть слышно:

– Извините, но тут я ничего не могу сделать.

– Значит, достаточно написать на двери мелом "В административном порядке", и действие закона прекращается? И можно держать человека в тюрьме сколько угодно?

– Ничего не могу сделать, – пробормотал прокурор и вышел за дверь.

– Да, такой институт, как административная ссылка – изобретение самодержавного произвола, – сказал Войноральский и продолжал: – Право устанавливать надзор за кем-либо как по русскому уголовному кодексу, так и по французскому, или германскому – это прерогатива исключительно суда. Но царское правительство применяет административную ссылку произвольно, без зазрения совести и с одинаковым безразличием и по отношению к людям, оправданным судом, как это было с подсудимыми по процессу "193-х", и по отношению к свидетелям, показавшим правду, и по отношению к гражданам, не только не привлеченным к суду, но и к тем, против которых нет вообще никаких улик. Причем срок может быть продлен до бесконечности.

– Так вот я и есть живой пример, – рассмеялся Короленко.– Мне приписали побег, которого не было, на основании донесения урядника, и готово распоряжение министра внутренних дел – отправить в ссылку в Восточную Сибирь. Я доехал до Томска, побывав по дороге в пересыльных тюрьмах. Но комиссия, учрежденная для разбора причин административной ссылки, выявила ошибку и направила меня снова под надзор полиции в Европейскую Россию. Я остался под надзором полиции в Перми. Здесь мне предложили дать присягу новому императору Александру III, на что я ответил следующее: "Я испытал лично столько неправды от существующего строя, что дать обещание в верности самодержавию не могу". По этой причине я был вновь арестован и направляюсь в Якутскую область в административную ссылку на неопределенное время.

Все присутствовавшие почувствовали в этих словах высокую духовную силу начинающего писателя и поняли, что хотя он и не член народнической партии, но он достоин быть им по своей идейной убежденности. Короленко был принят в среду политических каторжан как свой человек. Со многими у него сложились дружеские отношения. Он рассказал Войноральскому, как в тобольской тюрьме ему передали записку от Фомина (настоящее имя – Медведев Алексей Федорович), который должен был участвовать в освобождении Войноральского, но не подъехал вовремя, так как сбился с дороги. Он был арестован и осужден на смертную казнь, которая была заменена бессрочной каторгой. Фомин содержался в "одиночке" без прогулок, изолированный от других и в ужасных антисанитарных условиях. Вскоре Короленко должен был следовать дальше к месту ссылки.

* * *

Войноральский и его товарищи были очень обрадованы тем, что совместная жизнь в тюрьме с народовольцами позволяет им узнать многое о деятельности народнических партий. Они часто устраивали общие собрания, обсуждения и целые диспуты.

Летом 1879 г. "Земля и воля" преобразовалась в две новые народнические организации: "Народную волю" и "Черный передел". Однажды собрались в камере Зунделевича и обратились к нему с вопросом. Народу было много, сидели на кроватях, на табуретках, а кое-кто и прямо на полу. Слушали с жадным вниманием.

– С апреля 1879 г. землевольцы готовились к съезду, – начал свой рассказ Зунделевич. – Съезд должен был поставить очередные задачи революционной борьбы, решить вопрос об отношении к борьбе за политические свободы. Перед съездом партии в Воронеже, назначенным на 19 июня, в Липецке 15 июня собрались землевольцы, которые стояли за внесение в программу партии задачи свержения самодержавия как первоочередной на ближайшем этапе революционного движения. Кроме членов "Земли и воли", в Липецк приехали вызванные с юга и не входившие в число землевольцев Желябов, Ширяев, Колодкевич, Гольденберг. В Липецке Андрей Желябов проявил себя как настоящий лидер по широте взглядов, идейной стойкости, влиянию на товарищей.

– Можно подробнее о Желябове! – раздались голоса...

– Отчего же? Расскажу. О нем есть что рассказать, – улыбнулся Зунделевич. – Желябов – сын крепостного крестьянина, учился на юридическом факультете Новороссийского университета. За руководящую роль в студенческих волнениях он был выслан из Одессы, стал видным участником "хождения в народ". После процесса "193-х" за отсутствием улик был освобожден, и летом 1878 г. продолжал пропагандистскую работу в деревне. Андрей Желябов стал как бы живым символом вовлечения крестьян в борьбу с самодержавием. Он считал, что только после свержения самодержавия можно осуществить социалистическую революцию. Но Желябов не только силен духом, но и могуч физически, ну как есть Илья Муромец! Однажды он продемонстрировал свою силу, когда товарищи ехали на очередное заседание съезда в Липецке: он на спор поднял пролетку за заднюю ось.

Все присутствующие при этом разговоре, сидевшие с сосредоточенными лицами, не могли удержаться в серьезном настроении, и каждый в меру своего темперамента реагировал – кто улыбкой, кто шуткой или смехом. Затем к Зунделевичу обратился Рогачев:

– Скажите, чего Вы хотели, посягая на жизнь царя.

– Мы думали, что благодаря этому произойдет могучий толчок, который освободит присущие народу творческие силы и послужит началом социальной революции. Съезд работал 19–21 июня 1879 г., – продолжал Зунделевич. – На съезде было в первый же день зачитано политическое завещание В. Осинского. Он писал: "Наше дело не может погибнуть. Эта-то уверенность и заставляет нас с таким презрением относиться к смерти". Осинский высказывал убеждение в том, что в настоящих условиях партия просто физически не может взяться ни за что более, чем террор.

– А как выступил Плеханов? – спросил Ковалик.

– Он высказался против внесения в программу пункта о политической борьбе, против террора. Он задал Николаю Морозову вопрос:

– Признаете ли Вы террор общим универсальным методом?

На что Морозов ответил:

– Я считаю такой метод допустимым только в период жестоких гонений, когда всякое средство борьбы с произволом является практически невозможным.

Тогда Плеханов задал другой вопрос:

– А где предел, дальше которого идти нельзя?

И Морозов отвечал:

– Как только будет обеспечена свобода слова и низвергнут абсолютизм.

– Считаете ли вы возможным и впредь высказываться в таком духе? –обратился Плеханов к товарищам.

Большинство голосов ответили: "Да". Тогда Плеханов покинул заседание съезда. Его позиция оказала влияние на товарищей. Многие в этих условиях не решались идти на раскол партии, да и от основных задач народнической программы товарищи не хотели отказываться ради политики террора. Поэтому "политикам" не удалось добиться включения в программу партии задачи свержения самодержавия как первоочередной. Основной задачей по-прежнему была признана пропаганда среди крестьян. Признавая террор как крайнюю исключительную меру, съезд большинством голосов высказался за смертную казнь Александра II.

– Но землевольцы, – продолжал Зунделевич, – не были удовлетворены решениями Воронежского съезда и 16 августа этого же года собрались на новый съезд в Петербурге. Здесь произошел окончательный раздел "Земли и воли" на две революционные организации: партию "Народная воля" и партию "Черный передел". В "Народную волю" вошли участники Липецкого съезда. В "Черный передел" – Г. В. Плеханов как один из руководителей, О. В. Аптекман, Д. Г. Дейч, Я. В. Стефанович, В. И. Засулич, П. Б. Аксельрод, М. Р. Попов, Е. Н. Ковальская и др. Но уже в начале 1880 г. чернопередельческий центр распался: Плеханов, Засулич, Дейч, Стефанович уехали за границу.

Местные организации "Черного передела" продолжали действовать до середины 80-х гг., развернув работу не только в деревне, но и среди рабочих и солдат. А в 1883 г. Г. В. Плеханов за границей вместе с В. И. Засулич, П. Б. Аксельродом, Д. Г. Дейчем, В. Г. Игнатовым создали группу "Освобождение труда" – первую русскую марксистскую организацию. – Вам, наверное, известно, какой была обстановка в стране в то время, – продолжал Зунделевич. – В 1879 г, крестьянские волнения охватили большое количество губерний. Участились стачки рабочих. В Саратовской губернии, например, в избах закрывали днем ставни на весь день, чтобы уложить детей спать и уменьшить тем самым их страдания от голода. Правительственная печать многое скрывала. Но в печатных органах "Земли и воли" и "Народной воли" все называлось своими именами. Правда, во второй половине января 1880 г. типография "Народной воли" в Саперном переулке была разгромлена. Работники типографии оказали вооруженное сопротивление. Были арестованы Бух, Цукерман, Иванова, Грязнова. Поскольку Бух и Цукерман с нами, то они могут об этом рассказать подробнее сами.

Николай Бух, серьезный молодой человек с резкими чертами лица, понял это как предложение вступить в разговор:

– Мы не открывали дверь полиции, отстреливались, чтобы выиграть время и успеть сжечь все, что было необходимо. Пока к полицейским не прибыло подкрепление, мы успели убрать с подоконников горшки с цветами – условный знак и разбили стекла в окнах на улицу, чтобы обратить внимание товарищей. Ворвавшаяся полиция и жандармы страшно избили всех нас и продолжали бить уже связанных.

– Полиция на суде отрицала это, – добавил Цукерман.

Обратившись к Буху и Цукерману, Войноральский сказал:

– Вашу сотрудницу Софью Иванову я прекрасно знал. Она отлично работала в нашей типографии на Арбате, Как сейчас, вижу ее лучистые синие глаза... А кстати, я хочу вспомнить и всех других героических женщин "Народной воли", о которых мне стало известно, – сказал Войноральский. – Ведь это впервые в русской освободительной борьбе у руководства движением встали женщины –Софья Перовская, Вера Фигнер, Анна Якимова. Софья Иванова, Анна Прибылева-Корба, Татьяна Лебедева. Таню Лебедеву я хорошо знал по работе в Москве. Все эти революционерки, как нам известно, теперь ни в чем не уступают мужчинам – и по работе среди крестьян, и в кружках рабочих, студентов и военных. Они умеют мужественно переносить невзгоды, молчать и не выдавать товарищей при арестах.

Войноральский посмотрел на товарищей – лица их потеплели. При его словах они думали и о героинях "Народной воли", и о других женщинах, их спутницах в революционной работе и жизни, близких им людях, любимых. Наступило молчание. Войноральский, выждав некоторое время, вновь обратился к Зунделевичу:

– У меня есть несколько вопросов к Вам и к Николаю Буху как членам Исполнительного комитета "Народной воли". Я знаю, они очень интересуют многих, а именно: как в программных документах "Народной воли" отразились основные народнические взгляды на цели, задачи и движущие силы революции? Как обосновываются в них новые положения о свержении самодержавия как первоочередной задаче, о роли рабочих в подготовке революции и работе в армии?

Зунделевич, сосредоточенно сведя брови, ответил:

– Вопросы серьезные и требуют обстоятельного ответа. "Народная воля" продолжает дело своих предшественников, начиная от Герцена и Чернышевского и их последователей. В программе записано следующее: "Мы социалисты и народники. Мы убеждены, что только на социалистических началах человечество может воплотить в своей жизни свободу, равенство, братство, обеспечить общее материальное благосостояние и полное всестороннее развитие личности, а стало быть, и прогресс... Мы убеждены, что развитие народа прочно только тогда, когда каждая идея, имеющая воплотиться в жизнь, проходит предварительно через его сознание и волю. Ближайшая наша цель – произвести политический переворот, уничтожить современное государство и передать власть народу. Воля народа может быть проведена учредительным собранием, избранным свободной, всеобщей подачей голосов. Программа требует постоянного народного представительства, широкого областного самоуправления при обязательной выборности всех должностей, самостоятельности общины как экономической и административной единицы, передачи земли народу, фабрик и заводов рабочим, полной свободы совести, слова, печати, сходок, ассоциации и избирательной агитации, всеобщего избирательного права без всяких ограничений, замены постоянной армии территориальной". При разработке программы были разные позиции: идея захвата власти и декретирования социализма сверху, идея борьбы за конституцию с последующим мирным развитием по социалистическому пути. Но победила позиция А. Д. Михайлова, А. И. Желябова о политической борьбе за свержение самодержавия как начале народной революции, когда политический переворот сливается с социальным.

– Но ведь у "Народной воли", как об этом раньше упоминалось, не одна редакция программы и не один программный документ! Какая между ними разница? – снова спросил Войноральский.

Зунделевич кивнул головой.

– Сейчас отвечу. Если в программе Исполнительного комитета "Народной воли", принятой в конце 1879 г., главная ставка делалась на захват власти только партией, то в принятой весной 1880 г. его программе, одобренной и местными группами "Народной воли", ставится цель подготовки восстания силами партии при поддержке рабочих и войск. Кроме того, разработана "Программа рабочих членов партии", предусматривающая подготовку восстания и в городе, и в деревне, чтобы собирать силы в народе, устраивать крестьянские союзы, "произвести совместный переворот". Подготовленный "Устав дружины рабочих" нацеливает на "массовое вооруженное восстание". Но в разработанных в это время программных документах идея о борьбе за свержение самодержавия и завоевании демократических прав уживается с верой в одновременный политический и социальный переворот, осуществляющий социалистические преобразования и обществе.

– Какую же роль "Народная воля" отводит рабочим? – вступил в разговор Мишкин.

– К концу 1880 г. сформировалась "Рабочая организация "Народной воли". Она входит как часть в ее состав. Таким образом, народовольцы делают ставку на подготовку рабочих к вооруженному выступлению против самодержавия. В ходе восстания Временное правительство должно находиться под контролем рабочих, которые будут следить за тем, чтобы оно действовало в пользу народа.

– Так кого же считает "Народная воля" главной силой революции –рабочих или крестьян? – спросил Войноральский.

– Крестьянство – основная движущая сила революции. Россия в огромном большинстве страна крестьянская, а рабочий класс не развит и не организован так, как на Западе, – отвечал Зунделевич. – "Народная воля" стремится организовать рабочий класс, но это процесс длительный. Значительное количество рабочих уже подготовлено народовольцами к революционной борьбе. И среди видных деятелей "Народной воли" – рабочий Тимофей Михайлов.

– А есть ли успехи в привлечении на сторону революции военных? –спросил Ковалик.

– Военная организация "Народной воли" создается параллельно с гражданской. Начинаем пробивать брешь в главном оплоте самодержавия –армии, создаем революционные группы среди войск. Ведется пропаганда среди офицеров-моряков, артиллеристов. В "Подготовительной программе" предусматривается создание центральной боевой организации, способной начать восстание, и провинциальной революционной организации, способной поддержать его.

– Но политикой террора, мне кажется, народовольцы увлекаются в ущерб главным революционным задачам, – сказал Войноральский. – Я этим не хочу сказать, что они недооценивают другие стороны революционной работы. Стремление убрать с дороги очередного представителя русского самодержавия или самого царя требует огромных сил и жертв со стороны революционеров. Стоит ли такая игра свеч? Надо беречь силы партии. Я не осуждаю террористов, их безумно смелые действия достойны восхищения. Но террор – это не тот путь, по которому должна идти партия!

– Но если нет возможности действовать иначе, неужели нужно сидеть сложа руки и не действовать? Признать свое поражение как политической силы? – спросил Виташевский.

– Терроризм привлекает тем, что он якобы способен внести панику в ряды правительства, – ответил Войноральский. – Я в это не верю. Надо вести тайно революционную пропаганду и агитацию, не рассчитывая на скорый успех и не задавая сроков. Об этом очень обоснованно пишет Лавров – крупнейший в настоящее время теоретик революционной борьбы. Революция, по его мнению, произойдет тогда, когда создадутся для этого все необходимые условия. Но надо всеми силами это время приближать.

В начале 1882 г. политкаторжане-"централисты", кроме Долгушина (отправленного на Кару позже из Красноярской тюрьмы) и Сажина (у которого кончился срок каторги), выехали из Иркутска на почтовых и к весне прибыли на карийскую каторгу, расположенную по речке Каре (что означает "Черная река"). Кара – приток Шилки, впадающей в Амур. По берегу Кары располагалось несколько тюрем.