Текст книги "Революционер-народник Порфирий Иванович Войноральский"

Автор книги: Светлана Богина

Соавторы: Татьяна Кириченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Несмотря на то, что студенческое движение, как и крестьянское, было подавлено царизмом, оно заставило правительство пойти на уступки. Власти вынуждены были отказаться от введения реакционного студенческого устава и провести в 1863 г. университетскую реформу с учетом требований студентов. Царское правительство провело также другие буржуазные реформы. Но развития освободительного движения это не остановило.

Вокруг революционно-демократического центра во главе с Чернышевским продолжалось объединение революционных сил. К ним примыкали и студенческие кружки Петербурга. Складывалась первая крупная тайная революционная организация, получившая в августе 1862 г. название "Земля и воля". В ее названии отразился лозунг, выдвинутый Герценом и Огаревым. Студенты Московского университета стали организаторами и активными деятелями Московского отделения "Земли и воли". В нее вошла часть членов кружка Заичневского и Аргиропуло.

Организационным центром "Земли и воли" стала пятерка ближайших сподвижников Чернышевского: братья Николай и Александр Серно-Соловьевичи, А. Слепцов, Н. Обручев, В. Курочкин, а с весны 1862 г. к ним присоединился С. Рымаренко.

В программные требования общества входило развертывание широкой революционной пропаганды в целях подготовки крестьянской революции, ликвидация самодержавия, справедливое решение аграрного вопроса, переустройство России на социалистических началах.

Отделения общества создавались в Петербурге, Москве, Харькове, Казани и других городах. Важным средством пропаганды было печатное слово герценовского "Колокола", свободного от цензуры.

Идейный вдохновитель революционной борьбы в России Чернышевский считал, что в результате победы революции в стране утвердится народное правление крестьян и рабочих. На неопределенное время сохранится и революционное государство для руководства социалистическими преобразованиями в стране. Труд при социализме будет становиться все более производительным и со временем из тяжелой необходимости превратится в духовную потребность.

В июле 1862 г. Н. Г. Чернышевский был арестован. Несмотря на то что против него не было прямых улик и он умело разбивал все попытки обвинения в государственных политических преступлениях, царское правительство вне всякого закона отправило Чернышевского в 1864 г. на Нерчинскую каторгу. В этом же году прошли многочисленные аресты революционеров в разных городах. Были закрыты демократические журналы "Современник" и "Русское слово".

В этих условиях усиливается роль заграничного центра во главе с А. И. Герценом. Революционные силы внутри страны и за границей действуют единым фронтом.

Ничего из происходившего в России и в центре революционной эмиграции не было известно Войноральскому в истинном свете. В газетах события приглушались или замалчивались. Его жизнь протекала медленно, и лишь письма родных и друзей скрашивали его существование. Он много занимался самообразованием, изучал юриспруденцию. Но энергии Войноральского не хватало выхода, вынужденная бездеятельность его сильно травмировала, а все усилия добиться работы были тщетными.

В Глазове Войноральский прожил пять месяцев. Затем властям поступил донос, что он, пользуясь своим знакомством с учителями уездного училища, распространял "вредные идеи своеволия, безначалия и безбожия" и не признавал никакой власти, "кроме своей совести". Полицейская машина сработала, и Войноральский был переведен в августе 1862 г. в город Усть-Сысольск той же губернии. В письме одному из руководителей студенческих волнений Василию Праотцеву Войноральский отметил, что ему даже не сообщили, по какой причине его переводят – "к людям здесь относятся, как к вещам" а "вещи не должны знать, что с ними делают".

После 9-месячного пребывания в Усть-Сысольске в мае 1863 г. Войноральского выслали еще дальше – в Яренск Вологодской же губернии, поскольку было установлено, что он продолжает вопреки запрету встречаться с местной интеллигенцией. Яренск – место еще более суровое. Здешние жители страдали не только от холода, но и от голода.

Войноральский неоднократно обращается к властям с просьбой предоставить ему какую-нибудь работу как бывшему студенту, но его заявления остаются без ответа.

Материальную помощь он имел от родителей, и работа нужна была ему не как средство к существованию: труд был необходимой потребностью его деятельной натуры.

Еще в Усть-Сысольске Войноральский узнал о польском восстании. Оно началось с 22 на 23 января 1863 г., несмотря на все предупреждения об его несвоевременности. Повстанцы напали на местные воинские команды в Варшаве и других городах. В ходе восстания на страницах "Колокола", в листке "Земли и воли" публиковались воззвания к офицерам и солдатам русской армии и другие обличительные материалы. А. Слепцов от имени "Земли и воли" писал: "Вместо того, чтобы позорить себя избиением поляков, обратите меч свой на общего врага нашего – императорское правительство". Редакция "Колокола" систематически оказывала моральную и денежную помощь восставшим. При поддержке Герцена и Огарева польские эмигранты в Лондоне и Париже в марте 1863 г. разоблачали на страницах журнала реакционную политику царизма. Они организовали экспедицию Лапинского, чтобы отвлечь часть русских войск из Польши высадкой на Балтийское побережье для помощи вспыхнувшему весной 1863 г. массовому крестьянскому движению в Литве. В экспедиции принимал участие М. А. Бакунин. Но организация экспедиции была не на высоте: слишком поздно она была отправлена, а предательство капитана привело к гибели людей и. неудаче всего дела. Шовинистическая пропаганда царизма представила польскую революцию как мятеж, враждебный России. Восстания в Польше и Литве, не поддержанные восстанием русских крестьян, не могли устоять против царских войск.

После разгрома революционного движения в России, организации "Земля и воля", крестьянских выступлений в стране и польского восстания 1863 г. наступил разгул реакции. Были распущены земские учреждения столичной губернии, земства подчинены губернаторам. Студентам запрещалось не только организовывать кружки, но и кассы "вспомоществования". Но даже в этих условиях революционеры не сложили оружия.

Во второй половине 1863 г., когда Войноральский находился в Яренске, в Москве на базе землевольческой группы, сложившейся вокруг Николая Андреевича Ишутина, образовался народнический кружок. В него вошли и несколько товарищей Войноральского по пензенской гимназии – Н. А. Ишутин, Д. А. Юрасов, М. Н. Загибалов, Д. В. Каракозов, а также другие его земляки. Кружок получил название ишутинского. Ишутинцы затем связались с провинциальными кружками и отдельными революционерами в Саратовской, Нижегородской, Смоленской, Калужской губерниях.

В 1864 г. ишутинцы установили связь с польским подпольем в Москве и вместе с поляками организовали побег из пересыльной тюрьмы и отправку за границу выдающегося польского революционера Ярослава Домбровского, одного из руководителей восстания 1863 г.

В отличие от "Земли и воли" ишутинцы сделали вывод о неспособности крестьянства быть главной движущей силой революции. Революционной интеллигенции ишутинцы отводили роль учителя в политическом просвещении народных, масс. В соответствии с этими взглядами ишутинский кружок действовал в трех направлениях: пропагандистском, просветительском и заговорщическом. В пропаганде социалистических идей ишутинцы следовали программе Чернышевского, изложенной в романе "Что делать?": устраивали ассоциации, артели (переплетную, швейную и др.).

В середине 1865 г. в Москву к Ишутину приезжает И. А. Худяков, который стоял во главе петербургского кружка. Между ними состоялись переговоры об объединении московского и петербургского подполий. Худяков писал; "Ишутинский кружок, с которым я познакомился еще летом 1865 г., был одним из замечательных явлений того времени... Эти люди отказались от всех радостей жизни и с самоотвержением молодости посвятили себя делу народного освобождения". Он отмечал далее, что "... в России пробудилась потребность политической свободы. И потребность эта стала всего сильнее чувствоваться с 1861 года со времени освобождения крестьян. Человек, переставший быть рабом, должен быть свободным, а без права выбирать чиновников и требовать их к отчету он остается рабом своего начальства". Сам Н. А. Ишутин так характеризовал причины объединения молодежи в революционный кружок: "Что же делать, ежели скорбь народа дошла до молодежи и больно отозвалась в их сердце, и они хотят помочь ему? Что же делать ежели в благосостоянии народа они видят благосостояние родины. Ведь это народолюбцы!"

Обо всей этой деятельности Войноральский получал скудные сведения из писем Дмитрия Юрасова. Ему страстно хочется быть в курсе всех дел. Он настойчиво приглашает Юрасова приехать в Яренск. Наконец Войноральский получает сообщение Юрасова о возможном своем скором приезде и об общих товарищах по гимназии и университету – Дмитрии Каракозове, Николае Хлебникове, Владимире Шилле. 27 мая 1865 г. Юрасов писал Войноральскому: "Мы расстались с тобой, когда многое еще не были выяснено – с тех пор прошло много времени, и нам не приходилось говорить, как следует. Немудрено, найдем друг в друге перемены; я расскажу, что делалось без тебя и что занимает нас теперь. Это будет для тебя интересно, и я уверен, мы не разойдемся с тобой – по крайней мере в главном. Письмо твое я не получил, но если тебе нужны деньги, то напиши, я постараюсь прислать". В другом письме от 5 октября 1865 г. Юрасов сообщал о прекращении деятельности пензенского кружка, членами которого, очевидно, они были.

Войноральский не оставляет надежды на освобождение из ссылки. В конце 1865 г. он пишет на имя министра внутренних дел следующее заявление: "В настоящее время я нахожусь в ссылке уже около четырех лет. Тяжесть наказания, которое я несу, увеличивается еще более тем, что не имею возможности быть полезным отечеству настолько, насколько позволяют силы... что по моему убеждению, укоренившемуся во мне благодаря полученному мной воспитанию в гимназии и университете, составляет обязанность каждого честного гражданина. Я же, напротив, в продолжение уже четырех лет нахожусь в положении тунеядца... потому что, несмотря на горячее желание найти себе какую-либо работу, достигнуть этого нельзя, и хотя не по закону, то по крайней мере на деле, лишенному прав гражданства". И это письмо Войноральского осталось без ответа. Тогда он направил письмо министру внутренних дел, минуя администрацию ссылки, через своего товарища в г. Устюге. Но у того был проведен обыск, нашли письмо Войноральского. Войноральского отправили в другой уездный город Вологодской губернии –Вельск. Одновременно с Войноральским из Яренска был выслан и его товарищ по ссылке Журавский, сосланный за участие и польском восстании 1863 г.

Журавский писал Войноральскому из Пинеги о необходимости приложить все силы для развертывания революционной деятельности на понятном им обоим условном языке: "Двигайся, сколько можешь: ко сну везде клонит, в Яренске же более чем где-либо, но подумай сам, что выйдет, если подобно прочим уснем и мы?.. Теперь более чем когда-либо, нам нужно быть честными; иначе нас совесть замучит. Итак, брат мой дорогой, продолжай начатое".

Да, совесть честного человека в России не могла молчать! Именно поэтому Войноральский и его друзья стали врагами самодержавной власти в России и встали в ряды революционеров, борцов за свободу народа.

Прошел февраль, март 1866 г., а Дмитрий Юрасов все не приезжал к Войноральскому. Приехать он не смог, поскольку был арестован в связи с неожиданно последовавшими событиями.

4 апреля 1866 г. по всей стране пронеслась весть о покушении на Александра II, совершенном Д. Каракозовым. Он выстрелил в царя, прогуливавшегося по Летнему саду, но промахнулся, и был сразу арестован. В его кармане обнаружили прокламацию "Друзьям-рабочим", переписанную от руки. В ней было сказано: "Братцы, долго меня мучила мысль и не давала мне покоя – отчего любимый мною простой народ русский, которым держится вся Россия, так бедствует? Отчего ему не идет впрок его безустанный тяжелый труд, его пот и кровь, и весь-то свой век он работает задаром? Отчего рядом с нашим вечным тружеником – простым народом: крестьянами, фабричными и заводскими рабочими и другими ремесленниками, живут в роскошных домах-дворцах люди, ничего не делающие, тунеядцы, дворяне, чиновная орда и другие богатеи, и живут они на счет простого народа, чужими руками жар загребают, сосут кровь мужицкую... сообразите, что царь есть самый главный из помещиков. Царь и посылает своих генералов с войсками наказать крестьян-ослушников, и стали эти генералы вешать крестьян и расстреливать... за неплатеж откупных денег в казну, за недоимки у крестьян отнимают последнюю лошаденку, последнюю корову, продают скот с аукциона и трудовыми мужицкими деньгами набивают царские карманы... и вот я решил уничтожить царя-злодея и самому умереть за свой любезный народ". Далее в прокламации говорилось в соответствии с программой ишутинской организации, какой будет жизнь народа без царя и помещиков.

Акция была неожиданной для многих членов ишутинской организации. Хотя целью этой организации и было свержение самодержавия и даже убийство царя, если тот не примет требований народа. Но покушение на царя не рассматривалось как первоочередная задача и официального согласия на него от организации Дмитрий Каракозов не получал. Имея плохое здоровье, он боялся, что не успеет сделать ничего значительного для народа, и ошибочно полагал, что убийство царя поможет революционерам в осуществлении их цели –свержении самодержавия в России. Он тайно от большинства членов организации уехал из Москвы и получил фактическую поддержку у группы Худякова –петербургского отделения ишутинской организации.

Покушение на царя повлекло за собой разгром ишутинской организации и не позволило осуществить намечавшийся план освобождения из сибирской ссылки Н. Г. Чернышевского. Этот план тщательно подготавливался ишутинцами с 1865 г.

Осужденные ищутинцы получили разные сроки каторги и ссылки. По удивительному стечению обстоятельств несколько человек из них, в том числе Странден, Юрасов, Загибалов, отбывали Нерчинскую каторгу в Александровском заводе вместе с Чернышевским.

После казни Каракозова в руки архангельской администрации попало письмо Войноральского Журавскому, из которого обнаружилась связь Порфирия Ивановича с его друзьями-ишутинцами, привлеченными к суду.

Это послужило предлогом продления северной ссылки Войноральского еще на несколько лет.

В марте 1867 г. его перевели в г. Пинегу Архангельской губернии, где он прожил год и три месяца, а с июня 1868 г. – в г. Мезень той же губернии "вследствие замеченных вредных стремлений".

Царская охранка жестоко преследовала всех, кто был знаком или связан с ишутинцами. Пензенский учитель В. И. Захаров был лишен права преподавания и отстранен от преподавательской деятельности.

Прошло почти семь лет со времени ареста Войноральского. Шел последний месяц лета 1868 г. Мать Войноральского Варвара Михайловна через влиятельных людей все эти годы безрезультатно пыталась добиться распоряжения министра внутренних дел о переводе Войноральского в Пензенскую губернию.

Весть об окончании ссылки была для Войноральского как оглушительный выстрел в тишине. Ему даже не верилось, что теперь не придется больше скитаться по заснеженным малонаселенным северным городкам.

Дожидаясь распоряжения от местного начальства о выезде на родину, Войноральский размышлял о бесправном положении русского человека, миллионов людей в России и твердо решил направить все свои силы на беспощадную борьбу с самодержавным деспотизмом, как только он сможет действовать.

СОБИРАНИЕ СИЛ

О, если б в мир внести хоть каплю правды чистой!

За это я готов страдать.

И верьте, жалобы на мой удел тернистый

Нам от меня б не услыхать.

Ф. ВОЛХОВСКИЙ

Наконец-то Войноральский в родных местах. Он остановился в имении матери, в селе Богородском (Варварино) Городищенского уезда Пензенской губернии. Поступать на государственную службу и свободно передвигаться по губернии ему было запрещено. Но Варвара Михайловна продолжает хлопоты, и только в апреле 1873 г. в результате вмешательства влиятельных лиц полицейский надзор за Войноральским был снят.

Кажется, теперь Войноральский имеет все: материальные блага, книги, его окружают родные и близкие люди. Он может заниматься самообразованием, хозяйством. Но это не удовлетворяет его деятельную натуру и гражданскую совесть. Он стремится восстановить, насколько позволяло положение, свои прежние связи с революционно настроенной молодежью и завязать новые. Так, он пытается установить контакт с Петром Заичневским, прибывшим с сибирской каторги в Пензенскую губернию под надзор полиции.

В течение двух лет Войноральский выполняет работу управляющего в одном из имений. В этой должности он имел возможность беседовать с крестьянами, вникать в их дела, помогать советами и деньгами.

Его часто можно видеть в кругу пензенской молодежи старших классов гимназии и семинарии. Он рассуждает с ними о литературе, дает рекомендации для самообразования.

Молодежь очень внимательно слушала Войноральского. По блеску горячих глаз он чувствовал, что его слова находят отклик в сердцах и душах, молодых людей. И крепла надежда, что свяжут они свою судьбу с революционной борьбой, что гражданственность русской литературы поможет им справиться с вирусом равнодушия и бездумного прожигания жизни ради личных выгод.

Беседы повторялись, молодые люди тянулись к Войноральскому. А он переходил от творчества русских классиков к критическим статьям в журналах "Современник" и "Отечественные записки", произведениям Чернышевского и Добролюбова. Рассказывал юношам о русских революционерах за границей –Герцене, Огареве, Бакунине, о революционной борьбе в странах Западной Европы. Войноральский хорошо понимал общественное значение литературы в условиях России. Об этом очень точно сказал Герцен: "У народа, лишенного общественной свободы, литература – единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести".

Встречи с местной интеллигенцией позволяли Войноральскому завязывать контакты с людьми, сочувствующими освободительным идеям, желающими помогать революционерам или участвовать в революционной пропаганде.

Участник бесед Войноральского с гимназистами – Иван Селиванов осенью 1871 г. поступил в Москве в Петровскую земледельческую академию. От него Войноральский узнал подробности главного политического процесса об убийстве С. Г. Нечаевым студента Иванова и деятельности нечаевской организации. С. Г. Нечаев, бывший вольнослушатель Петербургского университета, активно участвовал в студенческих волнениях 1868–1869 гг. Был одним из составителей "Программы революционных действий". В ней конечной целью студенческого движения провозглашалась социальная революция. Составители документа намечали ее на весну 1870 г. Фанатично преданный идее революции, Нечаев всю свою деятельность построил на мистификации, обмане, полном отрицании нравственных принципов при выборе средств в революционной борьбе. Он разработал "Катехизис революционера", в основе которого лежал лозунг "Цель оправдывает средства".

В начале 1869 г. Нечаев решил установить связь с революционной эмиграцией. Он распускает слух о своем аресте и уезжает за границу – в Женеву. Здесь он выдает себя за будто бы бежавшего из Петропавловской крепости представителя русского революционного комитета. Войдя в доверие к Огареву и Бакунину, Нечаев получает от них значительную сумму денег, предназначенную для революционных нужд. За границей на эти средства Нечаев совместно с Бакуниным издал около десяти прокламаций и листовок, автором которых был преимущественно Бакунин.

Возвратившись в 1869 г. в Россию, Нечаев продолжает бурную деятельность. Он пытается создать подпольную заговорщическую организацию "Народная расправа". В состав этой организации Нечаев привлекал в основном студентов Москвы и Петербурга.

Нечаев считал, что революционер должен отречься от всего личного, пренебречь нравственностью и, если надо, идти даже на преступление. Поэтому, когда студент Петровской земледельческой академии Иванов высказал сомнение в существовании таинственного центрального комитета и собирался выйти из общества, Нечаев объявил Иванова вредным и опасным для организации и потребовал организовать убийство Иванова.

Заговорщики, заманив Иванова в грот парка академии, где будто бы готовилось открытие типографии, стали его душить, а Нечаев выстрелом в голову убил его. Труп был найден, началось следствие и аресты. Нечаев уехал сначала в Петербург, а потом за границу.

На суде обнаружилось, что члены организации, созданной Нечаевым, были введены им в заблуждение, ничего не знали об обмане.

От имени I Интернационала Генеральным советом в 1871 г. было официально объявлено, что Нечаев не имеет отношения к Интернационалу.

В августе 1872 г. Нечаев был арестован в Цюрихе, выдан русскому правительству как уголовный преступник и в январе 1873 г. приговорен к 20 годам каторжных работ. Как позже стало известно, умер Нечаев в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.

Поступки и деятельность, получившие название "нечаевщина", глубоко потрясли и взволновали Войноральского. Он считал, что важно вовремя выявить опасность "нечаевщины", этот дух безнравственности и авантюризма, нужно предъявлять к революционеру требования не только в отношении его идейной убежденности, но и непременно высокой нравственности.

Наступил 1873 г. Войноральский вступил в должность мирового судьи, твердо решив стойко защищать интересы крестьян и не жалеть сил в борьбе за их нужды. В письме от 12 августа 1873 г. он писал своей давней пензенской знакомой Анне Тушинской в Петербург: "Я по натуре своей не могу работать без того, чтобы основательно не вникнуть в дело и разобрать каждый предмет досконально. Правда, для этого я создаю себе втрое больше работы, но зато приходится вознаграждать себя мыслью, что удается провести в практику несколько новых взглядов, несмотря на юность моего судейства; зато опять, с другой стороны, я имею массу жалоб на меня со стороны... сильных мира сего... нападающих на крестьян".

27 сентября 1873 г. Войноральский писал Тушинской следующее:

"...Мой друг, осмотрись округ себя – какай масса страданьем невежества, тупости и бедности... Желая быть человеком, неужели мы не должны серьезно, сочувственно вникнуть в эту мрачную бездну... а раз восчувствовав всю тяжесть этого явления, свои-то личные уколы, миниатюрные в сравнении с той массой, невольно отводишь на второй план и преимущественно задаешься теми идеями, которые могут привести нас к облегчению общих зол".

Войноральский не мог не предполагать, что эта открытая защита крестьянских интересов будет встречать сопротивление помещиков и долго не сможет продолжаться. Но тем не менее он от своих принципов не отступал. И даже на собрании в земстве, выступая с речью, где приводил факты о тяжелом положении крестьян, Войноральский смело говорил о злостном нарушении помещиками гражданских прав крестьянства, страдающего от полуголодного существования и зависимости от помещиков. После такой речи, которую Войноральский закончил гневными, словами: "Народ не стерпит! Народ поднимется!" – к нему подошел юноша с тонкими чертами лица, сразу располагающий к себе открытым приветливым взглядом карих глаз. Он представился:

– Мышкин, правительственный стенограф. Мне хотелось, если позволите, с Вами поговорить.

Так началась их дружба, которой суждено было пройти через многие серьезные испытания и лишения.

В 1873 г. изменилась личная жизнь Войноральского. Он познакомился с дочерью судебного следователя Доронина Надеждой Павловной, дом которой находился по соседству с его участком. Надежда Доронина – красивая, обаятельная девушка с добрым и отзывчивым сердцем – сразу расположила к себе Войноральского, Хотя он заметил, что девушка очень далека от социальных проблем, интересовавших передовую молодежь. Отец Надежды не очень заботился о том, чтобы его дочь была достаточно развита, много читала, считая, что это не главное для женщины. Он был человек крутого и деспотичного нрава.

Однажды, когда в доме П. И. Войноральского собрались знакомые, в том числе Доронин, он не постеснялся в присутствии гостей помыкать своей дочерью, отдавая ей одно за другим приказания, сопровождавшиеся унизительными выговорами и незаслуженными упреками. Надежда выполняла все, едва сдерживая слезы. Когда она вышла из комнаты, Войноральский, выйдя вслед за ней, попробовал ее успокоить, и она откровенно ему рассказала, что отец – деспот и самодур, а она и вся семья страдают от его произвола. Тогда Войноральский сказал ей: "Это издевательство надо прекратить! Если Вы согласны, я спасу Вас от отца. Я делаю Вам официальное предложение выйти за меня замуж".

Надежде нравился Войноральский: его красивое мужественное лицо с русой бородой, взгляд серых глаз, всегда добрый и приветливый, с искорками смеха, его ладная фигура, которую не портил невысокий рост, его остроумные, находчивые ответы в разговорах, умение увлекательно рассказывать обо всем, что его интересовало. Ну что было здесь долго раздумывать? Надежда дала свое согласие. Для самого Войноральского все это произошло неожиданно: скорая женитьба не входила в его планы, но быть спокойным свидетелем издевательства над прекрасной девушкой – это было свыше его сил и рассудка.

Когда они вошли в комнату, где сидели гости, отец Надежды в гневе за неожиданное отсутствие закричал на дочь, осыпая ее бранью. Тогда Войноральский, взяв Надежду за руку и встав между ею и отцом, громко, чтобы слышали все, твердо сказал:

– Вам больше никогда не придется издеваться над вашей дочерью. Вы не отец, а бурбон и негодяй! Я сделал ей предложение и забираю ее навсегда, чтобы она забыла все унижения, которым подвергалась в вашем доме.

Вскоре Надежда стала женой Войноральского.

21 октября 1873 г, он послал Тушинской такое письмо: "Наконец-то... в течение последних трех недель я так привел в порядок свой мировой участок, что сейчас готов к сдаче, даже сдаточная опись уже готова, и теперь только поджидаю я съезда, чтобы заполучите отпуск и стремиться в Питер... Если кому будет надобность в адвокате даровом..., то можешь распространять про мою готовность принять на себя эту обязанность... мне было бы грешно, приобретя некоторую в законах искусность, не помочь советом и делом тем из питерских бедняков, которые в этом нуждаются".

За этой фразой между строк Тушинская понимала, что Войноральский думает о пропаганде среди рабочих.

На собственном опыте Войноральский убедился, что в самодержавной России невозможно официальным путем утверждать справедливость, защищать права и интересы простого народа. Он решает ехать в ноябре 1873 г. в Петербург для продолжения своего образования: или сдать экзамен на степень кандидата юридических наук, или поступить в вуз по другой специальности.

А пока шли приготовления к отъезду, Войноральский устраивал собрания местной молодежи и интеллигенции. Их участником стала и Надежда Павловна.

Молодые люди обменивались мнениями об "Исторических письмах" П. Л. Лаврова и о произведении В. В. Берви-Флеровского "Положение рабочего класса в России". Спорили о том, что такое образованный человек.

– Помните, – сказал Войноральский, – как утверждает Лавров: "Образование – это не начитанность, не овладение специальными знаниями, не ученость в какой-либо отрасли науки, а гармоническое, т. е. согласованное во всем, единство знаний, чувств и действий".

– Правильно! – поддержал эту мысль Э. Ю. Каменский, еще находившийся под надзором полиции за участие в польском восстании.

– Совершенно недостаточно подготовить к жизни молодого человека, если привить ему только различные знания и не позаботиться о том, чтобы он стал нравственным человеком.

– Если не воспитать в человеке чувства справедливости, долга перед родиной, то о том, чтобы он стал гражданином, не может быть и речи, –подхватил Войноральский.

– А гражданином, по Лаврову, может быть только критически мыслящая личность, – вступил в разговор Жилинский, член организации П. Г. Заичневского.

– Помните, как в шестом письме Лавров говорит о том, как личности, бессильные в единственном числе – ведь "один в поле не воин", –превращаются в общественную силу? – продолжал Войноральский.

– Помним, но нелишне вспомнить еще раз, – раздались голоса. И Войноральский продолжал:

– Надо, чтобы каждый человек понял силу критически мыслящей личности. Критика, по Лаврову, – единственная прогрессивная сила, управляющая коллективной жизнью людей. Критика – это привычка, которую человек должен приобрести и усвоить на всю жизнь, чтобы иметь право называться развитой личностью. Ведь только критически мыслящий человек есть личность и гражданин. А как вы считаете, – обратился Войноральский к собравшимся, –критически мыслящая личность может быть одинокой?

– По Лаврову – не может, – раздались голоса.

– Да, по мнению Лаврова, такая личность не может быть одинокой, потому что, критикуя общественные нормы жизни, она находит себе единомышленников в лице угнетенного народа. Надо только лучше объяснять причины существующего зла, шире распространять свои критические взгляды. Нужны энергичные люди, рискующие всем и готовые всем жертвовать для народа.

– Одна из главных мыслей "Исторических писем" – это долг интеллигенции перед народом, – заметил Жилинский.

– Да. Это в четвертом письме, – продолжал Войноральский, – где Лавров говорит о цене прогресса и определяет, что такое прогресс. Но для знаний необходимо время, свободное от физического труда. Большинство населения у всех народов сейчас занимается тяжелым физическим трудом и порабощено меньшинством. А это значит, что образованные люди получили знания за счет труда народа. Поэтому не первая ли наша обязанность – вернуть долг народу в борьбе за его свободу? Нужна революция, которая принесет ему свободную и счастливую жизнь. Но это будет народная революция, не такая, как были раньше, когда одна господствующая группа заменялась другой, а народ так и не избавлялся от угнетения и несправедливости.

Долго еще продолжалась беседа. Говорили о критике Лавровым взглядов Бакунина, в том числе и о государстве, об образовании русской секции I Интернационала в Женеве в 1870 г., о первой пролетарской революции –Парижской Коммуне, победившей в марте 1871 г. и просуществовавшей 72 дня.