Текст книги "Шесть жизней Анны Карениной (СИ)"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
«В гору поехали, что ли?» – раздраженно подумала Анна. – «Только откуда они их в Подмосковье нашли? И трясет, как будто по колдобинам от Нижнего на Знаменку едешь. А еще такие деньги с людей берут!»
Каренина сердито оглянулась, отыскивая взглядом Сорокиных и Вронского среди пассажиров, желая, чтобы скорее все было кончено, этот фарс, эти муки, эта недосказанность, что не давала ей уйти и покончить со своими страданиями навсегда, это бесконечное унижение…
Но Вронский увидел ее первым.
Глаза их встретились, Анна начала подниматься, но Алексей опередил ее. Гневно сверкнув глазами, он вскочил и, сдвигая своей длинной лямкой лямки остальных пассажиров и с каждым шагом запутываясь в них все больше, двинулся к ней.
– Господин, пожалуйста, вернитесь на место, – забеспокоилась женщина в форме, но Вронский был слеп и глух ко всему, что не касалось Карениной.
Окончательный затор на потолочной струне случился метрах в полутора от Карениной, и Вронский, будучи не в состоянии сделать больше ни единого шага, остановился и обвиняюще прищурился.
– Ты здесь! – тихо, но возмущенно заговорил он, не сводя с нее взгляда. – Отчего ты нас преследуешь? С какой целью? И к чему эти нелепые представления в ресторане? Мне за тебя стыдно, Анна! Я никогда не ожидал…
– А я никогда не ожидала от тебя такого низкого предательства и трусости! – жарко выпалила в ответ Каренина. – Ты поиграл мной и бросил, как надоевшую куклу, даже побоявшись сказать, что я тебе наскучила! Ты лицемерно продолжал делать вид, что все идет как прежде, что ты любишь меня, и я тебе верила, потому что хотела верить! Да, это неумно и смешно, но тебе, как никому другому, известно, что без тебя моя жизнь теряет смысл! И теперь, когда ты определился, кто тебе дороже, я не мечтаю ни о чем ином, кроме как уйти и избавить тебя от своего надоевшего присутствия. Не хочу быть тебе обузой, не хочу заставлять тебя изворачиваться и лгать, унижая тем себя и меня. И знай, что то, что случится сейчас – твоя вина исключительно, и пусть тебе и твоей новой amour будет стыдно всю оставшуюся жизнь!
– Что ты опять задумала, Анна?! – Вронский потянулся к ней, но она не стала ждать.
С душераздирающим стоном она бросилась к малиновой портьере, скрывающей выход, оттолкнула метнувшуюся ей наперерез женщину в форме, повернула ручку и шагнула наружу, ожидая через долю секунды встретиться с несущейся мимо землей. В то же мгновение за спиной ее что-то щелкнуло, дернулось, хлопнуло – и Анна почувствовала, как неведомая сила прервала ее короткое падение и стала поднимать вверх. Над головой ее, откуда ни возьмись, расцвел огромный белый купол, матово отблескивая красками заката. Из-за ее спины к нему тянулись толстые шелковые шнуры.
«Что это, что?! Где я?!» – хотела выкрикнуть Каренина, но стоило ей приоткрыть рот, как безбрежные массы небесного океана поспешили занять новое пространство, и она закашлялась, задыхаясь воздухом, ставшим вдруг плотным, как картон. Слезы брызнули из ее глаз. Подъюбники и юбка закрыли лицо, приводя в панику – но ненадолго. Сильный порыв ветра надорвал их с треском, а новый, налетевший через несколько секунд, довершил его дело, унося в вечернюю даль длинные широкие лоскуты.
Прикрывая лицо руками, чтобы можно было дышать, она выглянула меж пальцев, словно подсматривая за мирозданием, и дыхание ее перехватило – но уже не от ветра. Вид потрясающей красоты и необычности открылся перед глазами Анны.
Погруженная в теплые вечерние сумерки, плыла далеко под ее ногами земля. Лес, речка, шахматная клетка полей и садов, россыпь кубиков-дач, тонкая ленточка дороги, на которой словно застыли крошечные букашки – возы, экипажи, а то и самодвижущиеся кареты на резиновом ходу – и тишина. Ни шума деревьев, ни скрипа колес, ни рева моторов, ни плеска волн – не было слышно ничего, кроме ее собственного прерывистого дыхания. Людей внизу не было видно тоже, и Анна вдруг подумала с замиранием сердца, что род людской за те минуты, что ее не было внизу, мог прервать свое существование на этой земле, и осталась бы она одна – лететь, подобно сказочной фее, на волнах эфира и взирать на безлюдное, и оттого печальное великолепие. И очутившись лицом к лицу с прекрасным, но одиноким миром, окружавшим ее, с прохладным прозрачным воздухом, с горизонтом, алеющим нежным румянцем заката, с лесом, полями и реками, такими маленькими и беззащитными – и такими вдруг родными, Каренина неожиданно почувствовала себя с ними единым целым. Сладкий прилив умиления и нежности к этому миру нахлынул внезапно, и показались в эту минуту все ее обиды ничтожными, ревность – капризом, страсть к Алексею – одержимостью и эгоизмом, которыми мучила она и его, и себя, а попытки покончить с жизнью – вершиной безрассудства, и она внезапно ощутила себя свободной. Впервые по-настоящему свободной и хозяйкой своей судьбы.
«Теперь я вольна распоряжаться собой и своей жизнью как захочу – и не зависеть от Алексея! Я свободна, свободна, как птица!..»
Новый порыв ветра – и зеленое море подмосковной тайги о чем-то запело под ней, то ли соглашаясь, то ли приветствуя – неожиданно близко.
* * *
Анну нашли под утро, когда восток окрасился робким сероватым светом – предвестником зари.
Два человека с фонарями, спотыкаясь и выкликая ее имя, пробрались через бурелом и вышли на маленькую поляну, все еще укрытую тенями ночи, как и весь лес, и тут в тусклом желтом свете на сосне мелькнуло что-то белое.
Один из них залез на дерево, чтобы обрезать зацепившиеся за ветки стропы, и его товарищ по поиску бережно принял на руки неподвижное тело первой в мире женщины-парашютистки.
Ощутив прикосновения, она застонала, словно прощаясь с жизнью, с трудом приподняла заплывшие от укусов комаров веки и обвела затуманенным взглядом склонившиеся над ней лица.
– Анна, прости меня! Прости! Только теперь я понял, какая ты на самом деле – страстная, отважная, неистовая, только сейчас! Никто из моих знакомых дам никогда бы не осмелился…
– И даже Сорокина? – неожиданно быстро пришла в себя умирающая.
– Я порвал с ней!
– Алеша… милый… – ласково прошептали в ответ запекшиеся губы. – Теперь ты постигнул, что нет ничего возвышенней любви… посланной нам небом…
– Да!
– Так дождись ее… и живи счастливо своей жизнью…
– Как – своей?! Моя жизнь – это ты! – пылко заговорил Вронский, но Каренина его уже не слышала.
Ее томный, чуть расфокусированный взор устремился на второго склонившегося над ней – водителя летающей машины, которого она сразу узнала. Глаза их встретились, и Анна удивилась, как можно было с первого взгляда не обожествлять такого совершенного человека, как он, не благоговеть перед ним, не посвятить свою жизнь ему. Что бы он ни делал, вокруг него сиял ореол мужественности и героизма. Непостижимо, как этого можно было не ощущать, быть не затронутой им, не затянутой с головой совершенно добровольно в сей стремительный водоворот…
– Мадам… я также покорен вашей отвагой, – пилот с трудом отвел взгляд.
– Когда я любила Вронского, я ходила по земле, – мечтательно улыбнувшись, проговорила Анна, – А теперь я буду летать.
