Текст книги "Дешевле только даром"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Петр Алексеевич озадаченно наморщил лоб и принялся протирать платком шею. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, и ему не хотелось посвящать меня ни в какие подробности. Скорее всего, ему хотелось сейчас пообедать и, возможно, выпить кружку пива.

– А что именно вас интересует? – недоверчиво спросил он. – Я, знаете ли, не могу иметь никакого отношения к неприятностям Татьяны. Просто физически не могу! Между нами давно все кончено… – Для убедительности он прибавил почти жалобным тоном: – У меня своя семья! Две дочки, жена… вот…

– Да, я видела вашу старшую, – сказала я. – Вы уж извините, пришлось заглянуть к вам домой…

– Домой? – встревоженно переспросил Чижов. – А… что вы там сказали?

– Не беспокойтесь, – ответила я. – Ничего особенного. Просто узнала ваш рабочий телефон. У вас симпатичная дочь.

– М-да, – промямлил он. – Вы, в самом деле, ничего не сказали… такого? Было бы не совсем удобно… Девочки ничего не знают о моем первом браке…

– Нет, я была, по-моему, достаточно осторожна, – сказала я. – Девочки по-прежнему ничего не знают. Впрочем, ваш сын тоже не догадывается, что у него есть сестры…

– Сестры? – удивился Чижов. – Ах, ну да! Но это же, как это говорится, – сводные сестры? – Он немного помялся и застенчиво спросил: – А как он там вообще? Ну, я имею в виду, Игорь?

– Игорь – замечательный парень, – искренне сказала я. – Серьезный, ответственный и, пожалуй, безрассудно храбрый. Из него выйдет настоящий мужчина.

Петр Алексеевич как будто был чем-то неприятно уязвлен.

– Безрассудно храбрый? – недоверчиво спросил он. – Я не совсем понимаю… Что вы имеете в виду? Ведь ему, кажется, всего шестнадцать лет?

– Да, шестнадцать. Тем не менее он не побоялся вступить в схватку с вооруженным бандитом, – объяснила я. – Был серьезно ранен, но сумел обезоружить этого типа и обратить в бегство. Правда, для своего возраста Игорь очень силен – он занимается тяжелой атлетикой, – но все равно, поступок очень серьезный даже для взрослого, вы согласны?

Петр Алексеевич даже приоткрыл рот.

– Вы говорите поразительные вещи! – воскликнул он. – Черт возьми! Тяжелая атлетика! Обезоружил бандита! Невероятно! Игорь – тоненький светлый мальчик с робкими глазами! – Чижов криво улыбнулся. – Удивительно, просто не укладывается в голове! Но вы говорите, он был ранен? Это очень серьезно?

– У него повреждены сухожилия на правой руке, – сказала я. – О последствиях пока говорить рано – лечение еще продолжается.

– Игорь в больнице, – пробормотал Чижов словно сквозь сон. – Безусловно, я должен как-то помочь – вы это хотите сказать?.. Как-то все путается в голове…

– Это вы сказали, а не я. Не собираюсь ничего вам советовать, – возразила я. – Меня интересует сейчас другое…

– Ах, да! Вы же хотели о чем-то меня спросить! – с облегчением произнес Чижов, радуясь тому, что мы ушли от скользкой темы. – Но ведь надо же подумать! – он изумленно покачал головой.

– Да, меня интересуют дела минувших дней, Петр Алексеевич, – подтвердила я. – А именно те обстоятельства, при которых вы расстались со своей бывшей женой…

Мне показалось, что Чижов в этот момент даже вздрогнул. Лицо его сразу же сделалось кислым, и он посмотрел на меня с укоризной.

– Как вы сказали? – спросил он отчужденно. – А почему это вас интересует? По-моему, вы не имеете права… Это – личная жизнь!

– Разумеется, никакого права я не имею, – согласилась я. – Просто рассчитываю на вашу добрую волю. Возможно, ваши показания помогут раскрыть преступление…

Настроение у Чижова портилось на глазах. Он замкнулся, опять засуетился и с тоской посмотрел на циферблат наручных часов.

– У меня скоро заканчивается обеденный перерыв, – с обидой произнес он. – В самом деле, что за странная мысль? Если вам пришла фантазия покопаться в чужом белье, почему вы не спросили об этом Татьяну? И вообще, вы все время говорите о каком-то преступлении. Но я не совершал никаких преступлений! Чего же вы от меня требуете?

– Действительно, я задавала этот вопрос Татьяне Петровне, – сказала я. – Но она наотрез отказалась объяснить причины вашего развода. Кстати, она не верит, что вы согласитесь мне о них рассказать. Я понимаю, это может быть очень неприятно, но я задаю вопросы не из праздного любопытства. Возможно, эта давняя история прольет свет на события последних дней…

– Да не собираюсь я выворачивать душу наизнанку перед первым встречным! – вдруг выкрикнул Чижов. – С какой стати? Мне нет никакого дела до каких-то там событий! И давайте закончим на этом!

Теперь он избегал смотреть мне в глаза и изо всех сил напускал на себя сердитый и решительный вид. Ему совсем не хотелось копаться в своем прошлом, и это было подозрительно. Я решила не отступать.

– Последнее слово, конечно, за вами, Петр Алексеевич, – миролюбиво заметила я. – Не собираюсь ничего вам навязывать. Только прошу учесть, что вашей бывшей супруге и вашему сыну угрожает нешуточная опасность. Татьяну Петровну пытались убить. Не исключено, что попытка повторится. Жертвой может стать и Игорь. Один раз он уже пострадал. Неужели здоровье и жизнь близких людей для вас ничего не значат?

Лицо Петра Алексеевича стало просто жалким. Он смотрел на меня, хлопая глазами, и молчал. Губы его предательски дрожали.

– Татьяну хотят убить? – сказал он наконец. – Но кто?! Зачем? Я ничего не понимаю! – это прозвучало так, словно он просил пощады.

– Я сама пока не понимаю, – терпеливо ответила я. – Татьяна Петровна ведет скромную трудовую жизнь, разрываясь между работой и сыном. Нет никаких видимых причин ее убивать. Но эти причины могут скрываться в прошлом, понимаете? Даже если они вам самому не ясны…

Чижов совсем погрустнел. Плечи его обвисли, глаза потухли. У него не было сил ни вспоминать, ни сопротивляться моей настойчивости. Обрюзгший, неповоротливый, в промокшей от пота рубашке, он напоминал загнанную жертву. В очередной раз он посмотрел на часы и обреченно махнул рукой.

– В самом деле! – покорно произнес Петр Алексеевич. – Вы сто раз правы! У меня нет никаких оснований уклоняться… Я обязан рассказать вам все. Но прошу об одном – будьте милосердны, не осуждайте! Осуждать легче всего, но попробуйте поставить себя на мое место… Впрочем, все это лишнее! Я, как всегда, малодушен и многословен… Не обращайте внимания! Я расскажу вам все! Только одна просьба – тут неподалеку есть пивной бар. Очень тихое, приличное место… Мне просто необходимо выпить! Если вы не возражаете…

– Мне-то что возражать! – сказала я. – Но вот ваш строгий начальник…

Лицо Чижова на мгновение затуманилось, но он тут же решительно дернул головой.

– Черт с ним, с начальником! – заявил Петр Алексеевич. – Черт с ним, с работой, с благополучием, со стыдом, со всем на свете! – в его голосе появились почти истерические нотки. – Идемте же, я готов вывернуться перед вами наизнанку!

Глава 8

Петр Алексеевич начал с большой рюмки водки, которую он проглотил одним махом, с мрачной решительностью человека, сжегшего за собой все мосты. Однако к этой рюмке Петр Алексеевич не преминул заказать себе пяток бутербродов с ветчиной и сыром, а также порцию жареной рыбы. Немощная плоть требовала подкрепления, и Чижов не мог устоять.

Он предлагал угостить и меня, но я отказалась. Сейчас мне больше подошла бы чашка хорошего кофе, но в этом заведении его не подавали.

Пока Петр Алексеевич заедал водку бутербродом, я, деликатно отвернувшись, разглядывала в окне густую зелень сквера и беззаботных девчонок в ярких майках, фланирующих по солнечной стороне улицы.

В пивной было сумрачно, тихо и немноголюдно. Стоял специфический пивной запах, который на меня навевал тоску.

– Итак, вы хотите знать, почему мы с Татьяной расстались? – сказал Чижов, закончив жевать. Он скорбно усмехнулся. – Это ужасная история!

Взмахом руки он подозвал скучающего официанта и виноватым тоном попросил принести литр пива и еще одну рюмку водки.

– И нет ли у вас чего-нибудь горячего? – с надеждой добавил он.

– Извините, горячего не готовим, – ответил официант и отправился выполнять заказ.

Петр Алексеевич посмотрел на меня страдальческим, умоляющим взглядом, но тут же засмущался и отвел глаза.

– На самом деле, история чудовищная, – пробормотал он. – Все пострадали, все. Но я считаю, что Татьяна слишком круто поступила со мной. Можно было поступить как-то иначе… Жизнь-то продолжается!

Я не торопила его, опасаясь спугнуть. Спиртное должно было развязать Петру Алексеевичу язык, нужно просто набраться терпения. Может быть, ему проще бы было откровенничать с мужчиной, но здесь я уже ничем помочь не могла, в этом смысле Петру Алексеевичу тоже оставалось только терпеть.

– Вообще-то мы были счастливы, – вдруг произнес он прочувствованным тоном и печально уставился в окно. – Мы познакомились еще студентами. Я заканчивал политехнический, она – педагогический. Я, можно сказать, влюбился с первого взгляда. Татьяна была такая хрупкая черноволосая девушка с очень серьезными глазами. Мне казалось тогда, что она единственный человек, который меня понимает. Увы, это было иллюзией! Невозможно понять другого человека. Себя-то и то не всегда понимаешь…

Чижов замолчал и задумался. Собственная философия нагоняла на него грусть. Тут принесли напитки. Петр Алексеевич поблагодарил официанта, в последний раз с отчаянием взглянул на часы и обреченно махнул рукой.

– Семь бед – один ответ! – пробормотал он и выплеснул в рот вторую рюмку водки.

Через минуту глаза его затуманились, а фигура обмякла. Спиртное начало оказывать свое действие.

– Мы жили душа в душу, – продолжал рассказ Петр Алексеевич. – Особенно когда родился Игорь. Мы все время были вместе. Скажу вам откровенно – мой темперамент не располагает к бесчисленным связям. Я, если хотите, однолюб. Поэтому я был уверен: мы будем вместе до самой смерти, понимаете? Кто мог ожидать, что все рухнет в один миг.

Веки его часто заморгали, и мне показалось, что Петр Алексеевич вот-вот прослезится – слишком много воспоминаний сразу на него нахлынули. Но он удержался от слез, занявшись пивом. Чувствительный, рыхлый, потный мужчина с пивной кружкой в руке – мне было трудно представить его в роли мужа замкнутой деятельной Татьяны Петровны и отца ершистого, уверенного в себе Игоря. Впрочем, может быть, он не стал бы таким, если бы все «не рухнуло в один миг», как он выразился.

Чижов расправился с кружкой пива и заметно захмелел – он то ли не привык пить, то ли, напротив, проделывал это чересчур часто. Не зря же Татьяна Петровна, рисуя его воображаемый портрет, выдвинула предположение о том, что он спился.

Однако говорить Петр Алексеевич продолжал достаточно внятно, хотя и сбивчиво.

– Мы не дрогнули, даже когда начался этот кошмар, именуемый перестройкой, – поморщившись, сказал Чижов. – Ну, вы помните, во что это все вылилось: пропали все сбережения, исчезли продукты, все стало разваливаться на глазах. Откуда-то выплеснулась эта преступность – совершенно дикая, просто шквал преступности! Потом возникли проблемы с работой… Да что я говорю, вы все это знаете не хуже меня!.. Да… Так вот, мы держались! Мы пытались жить прежней полноценной жизнью, будто ничего не произошло. Мы даже не отказывали себе в развлечениях. Мы отдыхали, ходили на выставки, в театр, выбирались на природу, будь она неладна! Там-то все и случилось – на природе… Какое счастье, что мы не взяли тогда с собой сына…

Голос Чижова предательски задрожал, и он поспешно спрятался за пивной кружкой. Только приняв изрядную порцию, он смог рассказывать дальше.

– Мы оставили Игоря у моих родителей, а сами купили путевку на теплоход. Нет, не круиз, однодневная поездка… Здесь, в окрестностях, с заходом на живописные острова. На Волге это обычное дело – плывешь по реке, рассматриваешь пейзажи и наслаждаешься жизнью… Мы только не учли одного: в тот рейс среди прочих пассажиров отправилась компания рэкетиров. Настоящие головорезы, без чести и совести. Тогда их можно было встретить на каждом шагу – они никого и ничего не боялись. Единственная возможность обезопасить себя – это держаться от них подальше. Но кто мог знать, что им захочется в этот день отдохнуть на воде?!

Я сразу почувствовал неладное. Эти бритые головы, эти наглые физиономии бросились мне в глаза еще на пристани. Разумнее всего было отменить поездку, но, знаете, эта интеллигентная привычка верить в закон и порядок! Да и элементарно жалко было денег… ну, и еще жалкая попытка вообразить себя мужчиной. Знаете же, как нас воспитывали: настоящий пионер не боится хулиганов, настоящий пионер защищает слабых!.. А если я и есть тот слабый, которого нужно защищать?! Думайте, что хотите, а я не стыжусь этого. Да, я слаб! Я таким уродился. Одни рождаются красавцами, другие уродами, есть сильные, есть слабые – это так же естественно, как смена времен года. Я здесь ни над чем не властен. Или вы тоже считаете иначе? – он с вызовом уставился мне в глаза.

– Я вас слушаю, Петр Алексеевич, – сдержанно ответила я.

– Слушаете и презираете в душе! – капризно произнес Чижов.

Я изобразила на лице недоумение.

– Помилуйте, Петр Алексеевич, за что? Вы же еще ничего не сказали!

Чижов запнулся и недоверчиво посмотрел на меня.

– Да, не сказал, – подтвердил он наконец. – И не знаю, стоит ли. Ведь вы все равно меня не поймете!

– Петр Алексеевич, – напомнила я. – Вы мне обещали! Вы собирались вести себя мужественно, помните? А теперь, выходит, на попятную?

Чижов продолжал сверлить меня взглядом. Спиртное придало ему смелости, но пока ее хватало только на то, чтобы изображать передо мной непонятую и безутешную жертву обстоятельств. Сами обстоятельства оставались за кадром.

Но мое напоминание оказалось весьма своевременным – Петру Алексеевичу стало совестно.

– Кто на попятную? – буркнул он. – Ничего подобного! Я обещал рассказать все, и я расскажу! Думайте обо мне, что хотите, – мне уже все равно.

Он опять сделал попытку замолчать, и мне пришлось его подтолкнуть.

– Итак, с вами на теплоход села компания «крутых», – сказала я. – Вам очень хотелось отменить поездку, но все-таки вы этого не сделали. Что же было дальше?

– А дальше был ад, – просто сказал Чижов. – Желаете подробностей? Пожалуйста. Их было человек двадцать. Нормальных пассажиров – семейных, влюбленных парочек, пенсионеров, каких-то приличных компаний – раза в три-четыре больше. Но это все были законопослушные граждане, каждый сам по себе, а эти мерзавцы поехали бандой. Представляете, волчья стая в овчарне? Ничем хорошим это не могло кончиться.

Но пока, на пристани, они еще старались себя сдерживать. Конечно, и там они вели себя вызывающе нагло – матерились, бесцеремонно рассматривали женщин, отпускали циничные замечания. Но, по-видимому, это просто было их обычным состоянием, пределом корректности, так сказать.

До сих пор не знаю, предусмотрено ли на таких рейсах наличие милицейского наряда. В тот день я милиции на теплоходе не заметил. Да и вся команда вела себя так, будто ничего не происходит. Может быть, они просто не хотели связываться. Но, по-моему, капитан был обязан принять какие-то меры. А он предпочел закрыть на все глаза. Впрочем, не знаю! В моем положении осуждать глупо. Не судите, да не судимы будете!

Пожалуй, закажу я себе еще немного водки… А то так я никогда не доберусь до главного…

Глава 9

Пристань осталась далеко позади. В открытый иллюминатор двухместной каюты врывался волжский ветерок с запахом цветущей воды. Робко вздрагивали задернутые занавески.

Чижовы молча сидели на койках. Петр Алексеевич все еще находился в напряжении, которое охватило его при посадке, и он никак не мог от него избавиться, хотя и понимал, что выглядит глупо. Ему все время хотелось сказать жене что-то веселое, ободряющее, но слова не шли на ум.

Татьяна несколько раз пыталась поймать его взгляд, но Петр Алексеевич все время сконфуженно отворачивался. Наконец она не выдержала.

– Ну что, так и будем дальше сидеть как на похоронах? – голос ее звучал с едва уловимой насмешкой.

Петр Алексеевич через силу улыбнулся.

– Почему же как на похоронах? – пробормотал он. – Отдыхаем. А ты хотела бы выйти на палубу?

– Ну, хотя бы на палубу, – недовольно ответила жена. – А ты не хотел?

– Нет, отчего же? – Петр Алексеевич поспешно поднялся. – На палубу – так на палубу…

Татьяна посмотрела на него и тоже встала.

Выходя из каюты, Чижов запел вполголоса, неимоверно фальшивя: «На палубу вышел, сознанья уж нет…», но застеснялся и умолк.

Они остановились у борта и, облокотившись о поручень, стали смотреть в убегающую покрытую золотистой рябью воду. Иногда Чижов украдкой бросал взгляд на жену. Ее настроение беспокоило его. Татьяна явно была не в духе. Между бровей ее залегла упрямая складка, выдававшая высшую степень раздражения. Петр Алексеевич понимал, что жена недовольна им, но вины за собой не чувствовал. Не может же быть он весел, когда на теплоходе такая публика!

Стройную фигурку жены обтягивало белое узкое платье, сквозь которое просвечивал купальник. В другое время Петр Алексеевич испытал бы гордость оттого, что у него такая молодая соблазнительная жена, но сейчас ему почему-то хотелось, чтобы наряд на ней был не очень откровенный и чтобы она вообще не так бы бросалась в глаза.

Несколько раз он осматривался по сторонам, пытаясь убедиться, что вокруг все спокойно. Двое солидных мужчин курили у борта в некотором отдалении. С верхней палубы сбежал по лестнице матрос. Парней с бритыми затылками и наглыми физиономиями нигде не было.

– Что ты озираешься? – спросила неожиданно Татьяна.

– А? Нет, ничего! – поспешно сказал Чижов. – Просто смотрю. Что-то мало народу на палубе…

– Тебя это беспокоит? – отчужденно спросила жена.

Петр Алексеевич посмотрел на нее с упреком.

– И что ты злишься? – досадливо пробормотал он. – Все было нормально…

– Все было нормально – до тех пор, пока ты не увидел этих мордоворотов на пристани, – отрезала жена. – После этого ты сам не свой. Весь сжался и смотришь по сторонам, как загнанный заяц…

– Ничего я не смотрю! – обиделся Чижов. – Скажи, тебе самой испортили настроение эти подонки…

– Да я не желаю их даже замечать! – презрительно сказала Татьяна. – Мне тошно, что они на тебя произвели такое впечатление!

– Они произвели на меня именно такое впечатление, какое произвели бы на любого порядочного человека! И больше ничего! – произнес Петр Алексеевич.

– Ладно, не будем больше об этом, – устало сказала Татьяна. – Разговоры ничего не изменят.

– Может быть, выпьем немного вина? – нерешительно спросил Чижов. – Надо просто отвлечься.

– Ты, как всегда, знаешь самый лучший способ, – язвительно заметила Татьяна, но после некоторого колебания все же согласилась пойти в ресторан.

В том, что он совершил ошибку, Петр Алексеевич убедился очень скоро. Кажется, вся бритая компания собралась именно в ресторане. Они даже сдвинули вместе несколько столиков, чтобы подчеркнуть свою монолитность. На столах в изобилии топорщились горлышки бутылок. Пир, оказывается шел уже давно, поэтому физиономии, разом обернувшиеся в сторону Чижовых, были красны и беспокойны.

У Петра Алексеевича пересохло во рту. Он инстинктивно прикоснулся к плечу Татьяны, избегая смотреть в сторону гуляющих. Повернуть обратно означало проявить совсем уж покорное малодушие, поэтому Чижов мечтал только об одном: побыстрее миновать теплую компанию и забиться куда-нибудь подальше в угол.

Гомон за столиками стих. Пьяные мордовороты бесцеремонно разглядывали вошедшую парочку. Татьяна шла, будто не замечая эти взгляды, надменно подняв голову. Чижов машинально передвигал ноги, ставшие вдруг ватными, и панически высматривал место поукромнее. Неожиданно он поймал взгляд официанта – тот был хмур и неодобрителен.

Сзади хлопнула дверь. Обостренный слух Петра Алексеевича уловил этот звук, и он быстро обернулся через плечо. В ресторан вошла еще одна пара – смуглая черноволосая девушка в красном платье с глубоким вырезом и ее спутник, старший лейтенант, в парадном мундире с эмблемами ВВС в петлицах.

– Ну ни хрена себе! – вдруг выкрикнул кто-то из-за стола. – Народ с телками вовсю развлекается, а мы что – не люди? Слышь, Лось? Я тоже телку хочу!

– Хотеть не вредно, Чифир! – ответил спокойный рассудительный голос. – А эти тебе чем не телки? Какая тебе нравится?

Кричавший даже привстал со стула – это был совсем молодой парень с изуродованным лицом, – видимо, когда-то у него была тяжелая травма глазницы, и теперь левый глаз постоянно косил в одну сторону и казался неживым.

– Мне вот эта, в белом! – захлебываясь, объявил он, тыча пальцем в сторону Татьяны. – Станок у нее в самый раз!

– А мне лучше, когда у бабы буфера покрупнее! – вдруг веско объявил грязный седоватый мужчина, сидевший спиной к Чижовым. – Люблю подержаться!

– Тогда тебе надо к литеру обратиться! У его телки впереди много чего есть… Эй, литер, уступишь нам свою бабу?

Летчик изменился в лице – на бледных щеках заиграли желваки. Прищуренными глазами он впился в багровые рожи, которые, ухмыляясь, маячили над столом. Видимо, он был человек не робкого десятка.

Его спутница схватила его за рукав и прошептала еле слышно:

– Не надо, Леша! Давай лучше уйдем отсюда! Я тебя очень прошу!

Петр Алексеевич сам не заметил, как остановился. Он смотрел на разворачивающуюся сцену с болезненным любопытством и ужасом.

– Смелые, подонки, когда стаей, да? – задыхаясь от ненависти, сказал лейтенант. – Да я вас по одному…

– Ты, летун, фильтруй базар! – сурово сказал седоватый. – Ты кого тут подонками назвал? Тут приличные люди отдыхают…

– Да порвать ему пасть, козлу! – рявкнул кто-то на дальнем конце стола.

«Крутые» зашумели, задвигались. Зазвенела опрокидываемая посуда. Подруга старлея потянула его за собой к выходу.

– Леша! Немедленно уведи меня отсюда, слышишь?! – она уже по-настоящему сердилась.

Летчик крепко сжал ее локоть и, хищно раздувая ноздри, повел к дверям. Вслед им полетел отборный мат, а, едва они вышли, кто-то швырнул бутылку.

Вдребезги разлетелось стекло в двери. Чижову показалось, что снаружи донесся крик боли. В этот же момент к гуляющим подскочили два взволнованных официанта и принялись что-то объяснять могучему типу в белой тенниске, который, видимо, был тут за главного – кажется, это его назвали Лосем.

Развалясь на стуле, Лось вполуха слушал официантов, и с его сытого равнодушного лица не сходила презрительная усмешка.

– Ладно, не дергайся! – бросил он официанту, поводя борцовским плечом. – За все уплочено. Не путайся под ногами! – Он отпихнул его и встал.

– Эй, рыжий, а ты куда? Ты куда, рыжий, свою сучку уводишь? Ах, падла!

«Почему они зовут меня рыжим? – подумал Чижов. – Ведь я вовсе не рыжий!» Разумеется, он не отозвался, хотя каждую секунду ожидал удара сзади.

Однако пронесло. Они покинули ресторан и опрометью вернулись в свою каюту. Первой прервала молчание Татьяна.

– Боже, какая мерзость! – пробормотала она, прижимая пальцы к вискам. – Десяток подонков… Неужели нельзя принять никаких мер? – Вдруг она подняла голову и с уверенностью заявила: – Нужно идти к капитану! Представляешь, что может случиться, когда эти перепьются вконец? Надо обязательно поговорить с кем-то из команды! – Она решительно шагнула к двери.

Петр Алексеевич удержал ее за плечи и усадил на кровать.

– Полежи немного, успокойся! – ласково сказал он. – Я сам схожу.

Татьяна посмотрела на него совсем иначе – с надеждой – и ободряюще сжала его ладонь. Петр Алексеевич молодецки расправил плечи и вышел из каюты.

Он поднялся на палубу, и здесь его решимость как-то сразу угасла. Ему показалось, что он отчетливо слышит глумливые хриплые голоса, доносящиеся из ресторана. Петру Алексеевичу стало тоскливо и одиноко и захотелось немедленно вернуться в каюту. Но он заставил себя подняться наверх и, наткнувшись на какого-то человека в тельняшке, сбивчиво попросил проводить его к капитану. Матрос объяснил, что капитан в рубке, и рассказал, как туда пройти.

Чижов разыскал рубку и, потея от неловкости, вошел, несмотря на предостерегающую табличку на двери. В рубке находились трое: сосредоточенный матрос в обнимку с колесом и двое худощавых мужчин в фуражках с гербами и форменных белых рубашках. По обилию галунов на погончиках Чижов угадал капитана и сказал, что хочет поговорить.

Капитан покосился на него с неприязнью и сделал вид, что не слышит. У него было волевое угловатое лицо и стальные холодные глаза. С такой внешностью ему следовало бы бороздить океаны, но приходилось довольствоваться почему-то прогулочными рейсами по волжскому фарватеру. Петру Алексеевичу показалось, что этот факт оскорбляет капитана до глубины души.

– Вы что – не видели, что написано на двери? – вдруг резко спросил капитан, не глядя на Чижова.

– Извините, – сказал Петр Алексеевич. – Дело в том, что положение очень неприятное. Хорошо принять какие-то меры… Может быть, сообщить на берег…

– В чем дело? – отрывисто спросил капитан.

Чижов неопределенно махнул рукой и торопливо проговорил:

– Здесь на теплоходе пьяная компания… С виду настоящие бандиты. Пристают к пассажирам, мешают отдыхать…

– Что? Какая компания? – раздраженно произнес капитан, по-прежнему не поворачиваясь к Чижову. – Кто мешает вам отдыхать? Какие бандиты? У меня нет таких сведений!

«Экий дундук», – с тоской подумал Петр Алексеевич. Но капитан был не столько опасен, как бритоголовые из ресторана, и Чижов тоже позволил себе возвысить голос.

– Так вот вам сведения! – сердито сказал он. – Они уже разбили дверь в ресторане! Хотите, чтобы они разбили кому-нибудь голову?

Капитан и на этот раз проигнорировал его. Обернувшись к помощнику, у которого на плечах галунов было поменьше, он сказал небрежно:

– Сходи, Никитич, посмотри, чего там!

– Ага, – коротко ответил помощник и тут же шагнул к двери, дружески взяв Чижова за плечо.

Уловив в этом жесте сочувствие и поддержку, Петр Алексеевич на ходу попытался растолковать свои претензии подробнее. Помощник слушал, не перебивая, машинально кивая после каждого слова. Чижова это почему-то нервировало, и наконец он умолк, вдруг сообразив, что идут они в ресторан, куда ему совсем не хотелось. Помощника нисколько не удивило его молчание, и на его лице ровным счетом ничего не изменилось.

В одном из коридоров они увидели покачивающегося Чифиря с изуродованным глазом. Чижову показалось, что тот как-то особенно пристально посмотрел им вслед. Петр Алексеевич хотел что-то сказать помощнику, но тот, предостерегающе подняв руку, пошел дальше.

В ресторане, к удивлению Чижова, компании уже не было. Были даже выметены осколки стекла, и официанты споро убирали остатки пиршества. За другими столиками Петр Алексеевич увидел человек пятнадцать вполне мирных посетителей, намеревающихся пообедать.

Помощник оставил его и заговорил со старшим официантом вполголоса, рассеянно оглядывая углы. Тот ответил тоже тихо, пожимая плечами, сохраняя на лице профессионально-непроницаемое выражение.

Неожиданно оба куда-то ушли. Петр Алексеевич еще немного постоял посреди ресторана, чувствуя себя удивительно глупо, и, так ничего не дождавшись, пошел к себе.

Внезапно откуда-то донесся знакомый хриплый мат. Чижов слегка похолодел и, втянув голову в плечи, поспешил в свою каюту. На немой вопрос жены он ответил, что капитан теперь в курсе, а хулиганы убрались из ресторана.

Но настроение у обоих теперь было испорчено окончательно. Петр Алексеевич постоянно ловил себя на мысли, что прислушивается к тому, что происходит в коридоре и на палубе. Скверные предчувствия терзали душу.

Повторить вылазку в ресторан Татьяна отказалась наотрез. Петр Алексеевич, которого, несмотря ни на что, начинал мучить голод, растерянно смотрел в окно и украдкой вздыхал. Теперь ему хотелось, чтобы это нелепое путешествие как можно скорее закончилось, но он понимал, что у капитана имеется расписание, которого он будет придерживаться «от» и «до».

Так, не выходя из каюты, они доплыли до островов, расположенных как раз посередине между двух берегов. Теплоход пришвартовался к причалу и бросил трап. Здесь к услугам отдыхающих имелись пляжи, укромные уголки среди зарослей и тихие заводи. Раньше тут располагалась турбаза, но сейчас она то ли была на ремонте, то ли вообще не функционировала, и островные берега были обжиты лишь немногочисленными «дикарями», занимавшимися рыбной ловлей. По шуму, доносившемуся снаружи, Чижовы поняли, что пассажиры выходят на берег. Петр Алексеевич выбрался на палубу, чтобы узнать обстановку, оставив жену в каюте.

К сожалению, ничего утешительного он не обнаружил. Часть пассажиров успела сойти на берег, но никто не спешил окунуться в прибрежную волну или покидать мяч на солнечном пляже. Чижов заметил, что все находящиеся на берегу, а также вышедшие на палубу напряженно смотрят в одну точку, а именно в сторону трапа, где происходило что-то непонятное.

Там у борта столпилась возбужденная толпа. В основном это были все те же возмутители спокойствия, предводительствуемые Лосем. Вели они себя крайне агрессивно, выкрикивали что-то и размахивали руками. Было заметно, что все они пьяны почти до беспамятства. Чуть в стороне, удерживаемый какими-то незнакомыми мужчинами, стоял летчик. По лицу его обильно текла кровь. Девушка с большой грудью была рядом. Она уговаривала летчика уйти. Чижов не узнал ее голоса.

Кто-то из хулиганов порывался продолжить драку, но этому воспрепятствовали два человека – Лось, оттеснивший забияк ударом могучего плеча, и капитан, находившийся, оказывается, тут же. Его волевое лицо было слегка бледным, но не растеряло своей твердости.

Он стоял напротив Лося, высоко подняв голову, и что-то тихо, но веско ему говорил. Лось снисходительно выслушал и похлопал капитана по плечу широкой ладонью.

– Все путем, шеф! – сказал он с неясным оттенком угрозы. – Все путем!

Лейтенанта все-таки увели с палубы. Хулиганы бессмысленно и яростно шарили по сторонам глазами, то ли ища его, то ли выбирая новый объект. Капитан сказал что-то резкое и, повернувшись кругом, отправился на мостик.

Пьяная ватага ссыпалась по трапу на берег. Никто из находящихся на палубе не торопился последовать за ними. Всех охватила растерянность.

Петр Алексеевич вернулся в каюту, присел на койку. С берега доносились пьяные крики и женский визг.

– Самое лучшее, что мог бы сделать капитан, – ровным голосом сказал Чижов, – это оставить эту компанию здесь. Но он, конечно, этого не сделает. Тем более что на берегу есть другие люди. Ты знаешь, они все-таки избили того летчика!

– Удивительно! – бесцветным голосом откликнулась Татьяна. – Как измельчали мужчины! Среди всех, кто отправился в эту поездку, один только лейтенант ведет себя как подобает…