Текст книги "Ты (СИ)"

Автор книги: Светлана Уласевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Но ты же знаешь, – мягко напомнил вампир, – что вольна распоряжаться квартирой по своему усмотрению. У меня в спальне стоит компьютер. Что тебя смущает?

– Утром я подрабатываю няней, подруга попросила выручить. Днём учусь, остаётся только вечер и ночь. Я не могу тебе мешать спать.

– Что ты! – тепло улыбнулся Адреан. – Мне даже приятно будет отправиться в объятия Морфея под барабанную дробь клавиатуры, только бы не эта проклятая тишина.

– Господи! – всплеснула руками девушка. – Как же ты одинок!

И с этими словами она подхватилась с табурета и крепко обняла иного за шею, прижавшись щекой к иссиня-чёрной макушке. Хищник протянул руку и усадил Милену себе на колени, уткнувшись своим лбом в её и мерно раскачиваясь.

Она смотрела в чёрные бездонные глаза напротив и понимала, что этот странный, удивительно красивый незнакомец, вызывающий порой страх, а порой изумительно взрослые, как говорит Алеся, чувства и желания, нуждается в ласке больше, чем все её предыдущие, ничего не добившиеся пассии.

Он стремится всеми правдами и неправдами к живому человеческому общению, чтобы хоть как-то вырваться из цепких лап тоски. Печальное, удивительно одинокое, истосковавшееся по любви и ласке существо.

Месяц. Они знакомы всего месяц. Это вам не бесцельно потраченный год, как выразился последний. Месяц. Ну, что ж. Да будет так!

– Я с тобой, – прошептала Милена и потянулась к его губам, вкладывая в поцелуй всю свою нежность, всю ласку, всю заботу.

Робкие тонкие пальчики осторожно расстегнули верхнюю пуговицу его рубашки, затем вторую, третью, четвёртую, обнажая накаченную грудь и живот. Мужчина отстранился и внимательно посмотрел девушке в глаза, пытаясь проникнуть в чужие мысли.

«Ты пытаешься мне отдаться, девочка, или просто по неопытности не осознаешь последствий своих действий?» С того вечера он больше не настаивал на близости, отложив сие на далёкую перспективу. Мужчина не торопился, ожидая, когда Милена сама к нему придёт. И теперь он внимательно глядел в глубокие ореховые глаза, пытаясь прочитать её намерения и чувства.

Он никогда не настаивал на близости, думала она. По крайней мере, после того странного вечера на четвёртый день их знакомства, когда она так и не поняла, как так получилось, что едва не нарушила собственные принципы. Тогда Адреан «спас» положение и потом открылся с другой, удивительной стороны. Вежливый, галантный, обходительный, спокойный, сильный. Однажды на выходе из душа с неё случайно соскользнуло полотенце и прямо перед ним. Вот никогда не умела завязывать, чтобы хорошо держались! Мужчина улыбнулся, учтиво подал и пошёл на кухню варить кофе.

Порой она ловила на себе задумчивый взгляд, словно он хотел понять её, изучить, притянуть её душу к своей.

Милена смотрела в его чёрные зрачки и видела собственное отражение, а в себе любовь, любовь к этому необычному человеку, вошедшему в её жизнь так странно и напористо. Одинокий в своей боли, горечи, тоске. «Я возьму твою боль, я заберу её себе, только не грусти, только живи. Не надо больше печали, не надо. Я заберу её себе, только позволь это сделать. Я рядом, я с тобой. Я люблю тебя. Я…»

– Ты больше не один, – прошептала девушка, робко распахивая свой халатик. – Я с тобой. С тобой!

Адреан с задумчивой грустью скользнул по обнажённой тонкой шейке, нежной ложбинке между ключицами, молодой упругой груди, затем подхватил красавицу на руки и понёс в спальню. Милена прильнула к нему так, что мужчина почувствовал, как бешено колотится её сердце.

Когда Адреан взялся за пряжку ремня, тонкий слух охотника даже на расстоянии уловил, что сердце девушки забилось ещё сильнее. Человеческое дитя так и не поняло, в какой момент друг преодолел комнату и оказался рядом, заставив её вздрогнуть от неожиданности.

– Не бойся, – мягко прошептал иной, нависая над подругой.

Спутница только нежно улыбнулась, робко обняла, привлекая к себе, и бессмертный вложил в каждое прикосновение, в каждую ласку весь свой немалый опыт и нежность…

8

Холодный ветер снова взметнул в воздух полы пальто. Холодно. По телу пробежал озноб. Почему в данной стране всегда сыро и ветрено?! От этого любой мороз становится в тысячу раз сильнее!

Колючий ветер взметнул в воздух кучку снега с соседней крыши. Адреан не сдвинулся с места, так и оставшись сидеть на корточках. Казалось, за эти часы он уже сросся с карнизом серого здания, сам превратившись в одну из скульптур, украшавших дом по периметру. Полы пальто задубели.

Внизу бурлила и кипела жизнь: шумели, сигналили машины, орала музыка, горели огни фонарей вместе с неоновыми витринами универмагов, люди бежали каждый по своим делам, глядя только строго перед собой, как лошади, одевшие шоры. Даже если бы вампир стал танцевать наверху польку – никто не обратил бы внимания.

Но охотник не двигался, продолжая наблюдать за всей этой суматохой. Он думал.

Вот уже два месяца, как в его жизни появилась живое, подвижное существо. Милена. Она успокаивала его и одновременно будоражила, заставляя вспомнить, что такое жизнь, вспомнить ту сладкую горечь короткого века, всю его прелесть и насыщенность.

С годами всё приелось. Он много учился, получил образование почти во всех знаменитых университетах мира по тысячам разных профессий, прожил почти сотню судеб. Но всё наскучило. Чувства остыли и потеряли свою яркость. Потом стали видоизменяться: вспыльчивость сменилась хладнокровием, импульсивность – расчётом, гнев – равнодушием, привязанности и симпатии – логикой, а после пришло одно сплошное безразличие и жестокое спокойствие.

Она же напоминала ему о них, возвращала, воскрешала из прошлого былые эмоции и давно умершие ощущения. Порою, вампир сам забывал, кто он на самом деле, и снова становился тем двадцатилетним юнцом-человеком. С нею рядом казалось, что всё прежнее было сном, длинным затяжным сном после сильной усталости. Но наступало утро, и вместе с уходящей девушкой исчезал и мираж, и Адреан вновь с горечью осознавал, что тот жизнерадостный весёлый юноша давно погребён под пылью веков.

Вся жизнь – театр, и мы в ней – актёры. Годы хорошо отточили в нем лицедейский талант. За длинную жизнь он исполнил тысячи ролей, работал во многих знаменитых театрах мира, выступал на самых престижных сценах, даже один раз в Колизее… В последующем навыки пригодились и в охоте. Когда бессмертный встретил Милену во второй раз на остановке, то играл, но потом и сам не заметил, как вышел из образа и стал собой.

За сотни лет одиночество опостылело. Зелёная безграничная тоска ела душу, если та у него имелась. Вампир криво улыбнулся своим мыслям. Что одиночество делает с существами?! Порою хотелось выть на луну или выйти и встретить рассвет солнца, чтобы прекратить эту глупую череду серых будней. Милена внесла разнообразие. Она появилась тогда, когда от отчаяния хотелось кусать и царапать стены.

Это хрупкое человеческое создание внесло в его бытие яркие краски, свежий воздух. Она не надоела ему ни через неделю, ни через месяц и уж тем более теперь. Рядом с ней вечного охватывало какое-то странное чувство сладостной тоски. Что это? Вампир не мог понять, так же как не мог объяснить и знакомство с её родителями. Забыв про осторожность, он взял и съездил на выходных к ней в гости. Даже постарался понравиться родственникам…

Милена не задавала глупых вопросов, не настаивала, почему они видятся по только вечерам, вероятно, относя это к своей второй смене и его работе. Он, действительно, работал. Точнее владел фирмой, поэтому два раза в неделю полный день проводил в кабинете с затемнёнными стёклами, подписывая все необходимые бумаги. Подчинённые этому не удивлялись, зная, что босс ещё и художник, целыми днями сидящий в своей студии. Если требовалась срочная подпись, то документ присылали по факсу, в самом крайнем случае привозили. Вид его мастерской никогда не обсуждали: у творческих натур свои заскоки. Тем более, что картины пользовались успехом за рубежом.

Он всегда рисовал. Даже тогда, в юности. И испокон веков его произведения раскупали за огромные деньги. Шли годы, и, помня о том, что человеческая жизнь быстротечна, бессмертный менял имена вместе со стилями письма и жанрами. Но ценность полотен, вместе с его гением оставалась. Они как всегда продолжали пользоваться бешенным успехом.

Забавно, что до сих пор ни один искусствовед не заподозрил в его шедеврах одного и того же автора. Обычно они кричат, что каждый мастер неподражаем и даже в другом стиле будет чувствоваться его манера. Это как подчерк. Напиши правой рукой, левой, да хоть ногой – всё равно по определённым чертам видно, что упражнялся в грамматике один и тот же. Говорят, подчерк отражает характер. Может быть, но Адреана пока никто не засёк. Возможно, это также часть его гения.

Забавно, однако, что Милена, рассматривая однажды у него в студии картины двух знаменитых авторов, сказала:

– Знаешь, у меня такое чувство, что их писал один человек.

– Почему ты так решила? – удивился Адреан, глядя на свои работы.

– Не знаю, – пожала плечами та. – Просто чувствую, и всё. В них обоих какая-то тоска, одиночество и отчаяние.

– Это удел всех гениев.

– Возможно, – грустно согласилась гостья, идя дальше по студии. – Но хоть они все и одинаковы в своём отчаянии, их участь могла быть куда лучше, если б те захотели.

– Но, возможно, тогда они не были бы гениями, и не создали бы такого.

– А они пробовали? – обернулась она к вампиру, подходя ближе. – Они пробовали?

– Думаю, нет.

– Страх, – спокойно произнесла Милена. – Страх мешает жить. Мы боимся что-либо изменить, потому что метаморфозы повлияют на то, что уже имеем. И мы держимся за Своё мёртвой хваткой. А ведь, может быть, именно это и мешает нам взлететь выше, до самых небес. Творчество – это полёт, а многие таланты сидят на земле, боясь разбиться! И ты тоже.

Адреан вздрогнул. Забавно, но то же самое ему говорил его учитель – Леонардо да Винчи. И, чтобы поверить, не ослышался ли, переспросил:

– Что?

– Ты – талантлив, – повторила она, – но ты сидишь на земле и боишься взлететь, страшишься разбиться.

– Мои картины покупают за огромные деньги.

– Я знаю, – улыбнулась Милена. – Но ты – птица, сидящая в клетке своих демонов.

Адреан снова содрогнулся. И эти слова ему прежде говорил Леонардо, когда они сидели в саду, пили вино и обсуждали творчество. Учитель был гением и видел потенциал в нём. «Ты боишься высоты, – часто повторял он, – но самое смешное то, что ты не рождён ползать и пресмыкаться. Твоё место – там!» – и он указывал пальцем на небо.

– Ты боишься высоты, – тихо произнесла Милена. Адреан обнял её сзади и зарылся носом в пушистые ароматные волосы.

Сколько раз он лазал по деревьям, забирался на самые высокие скалы и крыши и кричал оттуда: «Я не боюсь высоты!» Охотник и сейчас любил сидеть на небоскрёбах, в этом городе выбирал самые высокие здания, видно, в долг старой привычке противоречить, доказывать учителю обратное. Но Леонардо лишь смеялся: «Наверное, я не доживу до того дня, когда ты взлетишь!» – «Я стану знаменитым!» – схватил его за грудки Адреан. – «Станешь, – спокойно произнёс гений, – но даже тогда твои картины будут лишь палитрой для росписи. Творчество – это полёт, а твои порывы больше похожи на попытки моей летательной машины взлететь. Ты скачешь по кочкам, а не творишь! Вот тебе облака, вид сверху, чтобы ты не забывал, как выглядит небо. И может быть, когда-нибудь любопытство сделает с тобой то, чего не смог добиться я, и ты сравнишь копию с оригиналом!» И он подарил ученику картину, которую тот прозвал «Манок».

Когда изобрели самолёт, вампир проверил. Всё в точности. «Как ему это удалось?» – извечно мучил с тех пор таланта вопрос.

Милена проследила взгляд друга на картину, где были нарисованы облака. Её спутник уже минуту их задумчиво изучал.

– Похожи на облака в «Сикстинской Мадонне» Рафаэля, – осторожно сказала она.

– Похожи, – вздохнул Адреан. Девушка мягко выскользнула из объятий иного и подошла к другой картине.

– Тоже облака, – улыбнулась она, изучая «Вызов». – Только вид снизу. Забавно!

– Что именно?

– В ней выражен как бы протест вот этой картине, – указала она на «Манок». – Какой-то странный юношеский протест. Художник словно написал своё небо в ответ на вызов автора тех облаков. – Будто говоря: «Да пошёл ты!»

– Почему?

– Хороший вопрос, – одобрила собеседница, гладя раму пейзажа. – Только лучше другой.

– За что? – осторожно предположил вампир.

– Уже лучше, – улыбнулась она, оборачиваясь к Адреану. – Его задевает та картина, раздражает и вместе с тем восхищает. Поэтому он и написал эту, как бы в противовес. Облака вид снизу. Чья она?

– Неизвестного автора.

– Странно, – озадачилась девушка. – Я бы подумала – твоя, – и она подошла к облакам Леонардо. – Старая, – восхищённо произнесла ценительница прекрасного, дотрагиваясь до холста. Сколько ей?

– Около пятисот.

– Леонардо да Винчи? – изумлённо выдохнула красавица, сдувая пыль с правого нижнего угла.

– Что?

– Это же – Леонардо да Винчи! – вскрикнула шокированная Милена. – Но я никогда не видела такой картины в современных сборниках!

– Почему ты так решила?

– Здесь в углу его подпись. Это оригинал!

– Ты могла и ошибиться, – спокойно заметил вампир. – Даже искусствоведы порою не могут установить её подлинности, особенно если автор меняет привычки.

– Ты её кому-нибудь показывал?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это, действительно, он.

– Откуда полотно у тебя?

– Семейная реликвия.

– Теперь ясно.

– Что? – встревожено спросил Адреан.

– Откуда у меня то странное чувство, будто эта картина написана для тебя. Вампир застыл на месте.

– А что ещё ты чувствуешь? – осторожно осведомился он.

– Здесь? – переспросила Мил, окидывая взглядом студию.

– Да.

– Меня восхищает то, что в этой мастерской вместе с твоими набросками присутствуют также полотна великих художников. Они размещены с уважением, трепетом, благоговением и даже любовью. Это почти нонсенс. Потому что ты относишься к ним не как к учебному макету или конкуренту, а как к шедевру искусства и безгранично ценишь творцов. Но самое интересное то, что у меня создаётся ощущение, будто все эти картины – живые и разговаривают друг с другом уже много сотен лет. И от этого такое чувство, будто ты знал в лицо всех их авторов.

Это было правдой. Но вампир стоял и не мог понять, откуда у простой девушки такой талант читать его прошлое.

– Такое ощущение, что ты не раз и не два беседовал с ними и даже дружил.

– Мне двадцать пять, а половина из них уже давно в могиле, – усмехнулся Адреан.

– Вот это-то и странно, – кивнула его спутница и пошла дальше. – А этот «Крик» Мунка так похож на тебя. Я бы сказала, это тоже твоя работа.

Вампир криво улыбнулся, следя за передвижением гостьи. Такое чувство, будто он впустил в свою лабораторию медиума. Неужели влюблённые люди способны так глубоко и тонко чувствовать друг друга?

– Чья это картина? – указала Милена на милый деревенский пейзаж.

Это была его работа. В данной деревушке между холмами он жил, когда был ещё учеником Леонардо. Они часто там творили. Именно в том месте юноша и набирал силу, изучал звуки земли. Как говорил наставник: «Расправлял крылья!» К сожалению, не взлетел, но провёл самые счастливые годы в своей короткой жизни. И однажды покидая, он написал её с одного из холмов.

– Только не говори: «Неизвестного автора!» – осторожно перебила его молчание девушка.

– А как ты считаешь?

– Кто-то из Тройки. Я так называю великих гениев: Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля Санти.

– Искусствоведы того же мнения.

– Но ты-то знаешь ответ! – лукаво улыбнулась Милена, хитро глядя на художника.

– Не понял! – возмутился парень.

– У меня такое чувство, что тебе он известен. В этой студии нет незнакомых тебе авторов. Их могут не ведать другие, но не ты.

– А не слишком ли ты много всего чувствуешь? – подошёл к ней Адреан, опуская руки на талию, и наклоняясь вперёд. И через несколько минут, отрывая свои губы от её, спросил: – Это чувствуешь?

– Почувствовала, – шёпотом поправила она, всё ещё не раскрывая глаз. – У тебя была классическая школа.

– Что?!

– Сюрреализм, абстракционизм, кубизм и прочее – мишура, у тебя была не современная, а древняя классическая школа! – вдруг прошептала Милена, сама не зная почему. Адреан снова вздрогнул и изучающе посмотрел на неё.

– И это потрясающе! – прошептала та.

– Почему ты так решила?

– Я вижу по твоим картинам!

– По каким? – ехидно уточнил художник, обводя рукой холсты.

– Все земные – твои, – тихо прошептала девушка.

– «Земные! – с разочарованием выдохнул да Винчи. – Я всегда узнаю тебя по холсту, как ни прячься! Ты можешь сменить стиль, графику, но не душу!»

– Они прекрасны до слёз! – положила руки ему на грудь Милена и взглянула в остекленевшие глаза.

– «Они все прекрасны до слёз! – положил тогда ему на плечи свои руки гений. – Но им нужен воздух! Полёт! Ты талантлив, безумно талантлив, мальчик! Ты рождён в творчестве! В тебе течёт кровь гениев, и ты когда-нибудь тоже станешь гением. А пока ты – птенец, который сидит на земле в гнезде, пока твои родители летают. Взлети! Прошу тебя! Когда ты взлетишь, то перешагнёшь даже их! Не бойся!»

– Эй! – вырвала его из оцепенения Милена. – Что с тобой?

– Иди к мольберту, – тихо сказал Адреан. Девушка внимательно посмотрела на любимого и подошла к чистому холсту.

– Возьми в руки кисть и палитру, – со странной дрожью в голосе сказал Адреан. Он сам не знал, чего больше бояться подтверждения или провала своей странной, немного бредовой идеи. – Рисуй.

– Ты хочешь, чтобы я оставила на таком ценном материале свои каракули?

– Брось! Не смей так себя унижать!

– Но я редко рисую.

– И что? Я хочу, чтобы ты нарисовала что-нибудь для меня.

– Что?

– Что хочешь. Она робко улыбнулась и осторожно взялась за тонкую кисточку.

Адреан сел рядом. Его всё ещё била странная дрожь. Стоило прожить несколько столетий, чтобы снова услышать эти слова!!! Совпадение? Или что-то иное? «Чушь! Скорее, просто случайность! А если, нет? Что тогда? Что это? И чего он хочет от меня?! Я живу, творю, и почитаем! Получаю приличные деньги! Чего ещё надо?»

Ответ пришёл в голову сам, стоило вампиру взглянуть на подарок учителя. Облака сверху. Леонардо всегда хотел, чтобы он взлетел. Сколько наставник бился над этим, сколько раз мучил Адреана. «Взлети, взлети, взлети!!!» «Неужели это и после смерти не даёт преподавателю покоя? Но почему?» «Учителя всегда беспокоит участь учеников, – сказал однажды после очередных перепалок да Винчи, – я не имею права лезть в твою жизнь, здесь ты справедлив, но, мальчик, ты – алмаз, а я – твой огранщик, и меня всегда будет заботить, что с тобою станет и кто из тебя вырастет. У меня душа болит при мысли, что ты можешь загубить свой талант, поэтому прости назойливого старика и подари ему своё снисхождение».

«Да, он был великим человеком. Сколько жизни, сколько страсти! Какая безграничная тяга к знаниям! Он пытался вылепить меня по своему образу и подобию, но одновременно воспитывал индивидуальность и неповторимость. Тайный ученик Леонардо да Винчи. Меня редко кто видел с ним. Сохранились ли какие-нибудь свидетельства в истории? Возможно, где-то вскользь и говорится. Ладно, вернёмся к Милене. Почему она его «волеизъявитель»? Что у них общего?»

И следующее воспоминание заставило его грустно улыбнуться. Как ни парадоксально, но именно с этим человеком он был счастлив. С ним связаны его самые лучшие воспоминания.

Адреан родился в Италии. Кем были его родители – неизвестно. Однажды будущий учитель подобрал его на дороге, заметив, как мальчик рисует палочкой на песке лошадей, пасущихся на лугу. «Пойдём со мной, милый, – ласково произнёс идущий в деревню незнакомец, кладя свою руку на плечо ребёнку. – Пусть ты ещё зародыш, но я сделаю из тебя толк!» – «Кто вы? – спросил тогда маленький художник, сбрасывая чужую ладонь. – Я вас не знаю» – «А в тебе есть характер! – восторженно присвистнул маэстро. – Это хорошо! Я Леонардо да Винчи, а ты кто?» – «А я – будущая звезда!» – гордо произнёс мальчуган. «Это тоже хорошо, – улыбнулся виртуоз, – Отведи-ка меня к своим родителям». «Их нет, – тихо ответило дитя. – Папы я никогда не видел, а мама недавно умерла» – «Как её звали?», – чего-то вдруг с тревогой спросил мастер. «Фелица». Почему-то тогда лицо учителя на минуту помрачнело. «Иди со мной, мальчик, – тихо сказал он. – Ты будешь жить у меня» Этих фактов никто не знает. История вообще покрыта белыми дырами, просто другие сего не замечают.

Иной внимательно посмотрел на Милену. Уж, не да Винчи ли она реинкорнация? Они, действительно, чем-то похожи. Та же энергия, та же воля и любовь к жизни, тот же огонь. Адреан встал и заглянул через плечо девушки.

– Что-нибудь случилось? – обеспокоено повернулась она к остолбеневшему другу.

Носферату ничего не ответил. Только смотрел остекленевшим взглядом на пушистые золотистые облака. Вид сверху.

– Эй! – осторожно тронула она его за плечо. – Очнись!

– «Да очнись же ты, наконец! ВЗЛЕТИ НАД ЭТОЙ ГРЕШНОЙ ЗЕМЛЁЙ!» – прозвучали в мозгу слова учителя.

– Как?! – вдруг схватил испуганную девушку за плечи художник. – КАК мне это СДЕЛАТЬ?! Я бился как рыба об лёд! Я искал! – тряся её, истерично закричал бессмертный. – Я пытался! Но всё бесполезно! Я из кожи вон лез! Но я не могу, не могу, слышишь?! Взлететь с этой земли! Я не могу оторваться! Я не знаю как! – и он пнул в бешенстве столик с красками. – Я ХОЧУ! ХОЧУ ЛЕТАТЬ, НО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ! НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ, СЛЫШИШЬ! – он схватил табуретку и метнул в свою свежую картину.

– НЕТ!!!!! – бросилась вперёд Милена. – Не смей! Слышишь?! Не трогай свои работы!

– «Никогда не смей! Слышишь?! – кричал на него да Винчи, глядя на поломанный мольберт. – Человек не ангел, терпение не безгранично, но никогда, слышишь?! Никогда не смей выражать свой гнев в лаборатории! Круши кухонную утварь, табуретки, мебель, но не свои работы! Слышишь?!»

– Не надо! Пожалей свои труды! – подскочила к нему уже сзади девушка и обняла, сдерживая руки. – Они же бесценны в своей индивидуальности! Второй раз такое не получится!

– «В одну реку нельзя войти дважды! Даже десять раз рисуя одно и то же, ты не напишешь, как было! Это дети твои! Не смей уничтожать искусство – это грех!»

– Пожалуйста, не надо, – всхлипнула Милена, прижимаясь щекой к его спине. – Грех уничтожать такое, пожалуйста! Умоляю! Художник глубоко вздохнул и обмяк в её руках:

– Как? Как ты это делаешь? – хрипло спросил он.

– Что именно?

– Как взлетаешь? Научи меня летать. Я пытался, пробовал много раз, но не получалось. А потом плюнул и стал писать, чтобы заработать. Я знал моду, фасон, сколько тысяч за это выложат, и когда трудился, думал только о деньгах. Я и сейчас в курсе.

– Искусство не продаётся, – горько вздохнула Милена. – Деньги не властны над творчеством. Ты грешил. Нельзя продавать талант! Это то же самое, что продавать душу! А душа не продаётся!

– Рай мне и так не светит, – прошептал вампир, чувствуя, как по щекам бегут слёзы. Он плакал!!! Впервые за все эти сотни лет! Последний раз это было на могилах учителя и его близкого друга Микеланджело.

– Почему? То, что предначертано тебе при рождении – лишь предназначение и общее направление. Тебе, своими поступками, изменять судьбу к лучшему или к худшему. Выбор за тобой. Поэтому мы и дети Всевышнего, а не рабы.

– Я проклят.

– Значит, надо тебя благословить.

– Пытались много раз, – повернулся мужчина к ней. – Думаешь, поможет?

– Ты не веришь, – вздохнула она. – Вот твоя беда.

– Во что? – взмолился он, опускаясь перед ней на колени. – Во что?

– Твоя проблема, – вздохнула она, нежно гладя его голову, уткнувшуюся в её живот. – Что ты не веришь во всё. Ты сам не веришь, что можешь взлететь, и поэтому с каждым днём врастаешь в землю с корнями. Ты творил, чтобы жить, а надо жить, чтобы творить. Когда ты писал картины для себя? Когда хотел сделать что-нибудь для других? В твоих полотнах застывшая боль, грусть, тоска, отчаяние. Их легко передать – они сильные чувства, но пробовал ли ты отразить восторг, радость, любовь? Когда ты последний раз писал тогда, когда тебе хочется? когда в душе зарождается странное чувство восторга, такое, что хочется плакать? Когда хочется изменить мир к лучшему?

– Никогда и очень давно.

– Ангел, ангел? Где твои крылья?

– Что?

– Где твои крылья? – тихо повторила Милена. – Ты почти их раскрыл, но вдруг споткнулся и упал. Ты рисуешь небо, хочешь туда, но не веришь, сам не веришь в себя.

– Я боюсь высоты.

– Потому что не веришь в свои силы, ты боишься упасть, но именно это и является основой науки. Ребёнок должен сотню раз шмякнуться пятой точкой, чтобы понять: это никуда не годится, и в результате научиться ходить. Учатся на ошибках, падают все. Искусство в том, чтобы потом подняться. Я не могу обучить тебя летать, ты это умеешь сам. Мне же остаётся убедить тебя в твоих возможностях.

– Спасибо, Учитель, – прошептал Адреан, целуя её руку.

– Я тебе не учитель, – еле слышно отозвалась девушка, теребя волосы, – я – твой ангел-хранитель.

– Что?

– Однажды я решила, что стану ангелом-хранителем для того, кого полюблю, – спокойно пояснила гостья. – И, кажется, я тебя люблю.

Он поднял изумлённые глаза и долго смотрел ей в лицо. Потом тихо, но восторженно прошептал:

– Ты мой подарок!

Милена опустилась к нему на колени, обняла и уткнулась своим лбом в его чело. Адреан обнял её в ответ. В студии царила тишина, а они так, молча, и сидели, боясь нарушить единение. Потом парень встрепенулся и шёпотом спросил:

– Можно мне тебя нарисовать? Девушка смущённо улыбнулась и опустила глаза:

– Если ты этого хочешь.

– Желаю всей душой!

– Хорошо. У меня же сессия, и следующий экзамен – философия, так что я могу провести в твоей уютной студии все дни напролёт, слушая чьи-то консультации, мой дорогой преподаватель! – засмеялась Милена.

Два месяца назад, ещё до встречи с милой студенткой, вампир помирал со скуки и, чтобы хоть как-то разнообразить серую жизнь, решил поработать учителем. Адреан и раньше так практиковал. Это всегда интересно и необычно наблюдать за ростом и развитием молодёжи, находясь среди неё. Такой труд изобилует также различными неожиданностями (особенно, если препода не очень любят). В любом случае, для уставшего от существования бессмертного это являлось хорошей встряской и прививкой от уныния. Их молодая кровь взбадривала и его.

Выбор пал на политехнический университет, потому что там он тоже когда-то учился и ещё ни разу не преподавал. Иного приняли с радостью, едва взглянув на послужной список. Однако так как его основной предмет начинался лишь со следующего семестра, а философу срочно надо было уезжать на конференцию, то новобранец с удовольствием согласился довести дисциплину у факультета гуманитарного образования и управления. Для девушки это был сюрприз. Приятный.

– Я нарисую тебя в средневековом платье, как царицу или княгиню, – тихо сказал Адреан.

– Думаешь, мне пойдёт? – робко спросила она.

– Я уже это вижу! Подожди здесь минуту, я сбегаю за нарядом, а пока ты будешь одеваться приготовлю что-нибудь поесть.

– Как скажешь, – улыбнулась она, целуя его.

И он рисовал её. Сначала как принцессу, потом делал наброски в самых бытовых ситуациях: она готовит, читает вечером книгу, лёжа на ковре и болтая ногами; смеётся, нежно смотрит на него. Однажды, зайдя в её спальню, нарисовал спящей в его рубашке.

В первый раз вампир боялся везти девушку в этот дом. До сих пор он возил её на другую квартиру, в современном стиле. Студентка часто там ночевала, когда пара опаздывала в общежитие. Милена знала о существовании загородного дома, но никогда не настаивала туда наведаться. Только однажды проболталась, что мечтала бы увидеть его работы. Адреан долго думал и рискнул месяц назад, приготовив предварительно все пути для защиты от многочисленных вопросов, которые могли последовать.

Но старинная резная мебель и готический стиль её не удивили. Даже понравились, а, увидев плотные вечно закрытые шторы, только засмеялась и изрекла:

– Сова!

– Что? – не понял вампир.

– Ты сова! Днём спишь, а ночью гуляешь.

– Почему ты так решила? – осторожно спросил он.

– Только тому, кто любит спать до обеда, могут понадобиться такие шторы!

– Я дрыхну до ужина, – улыбнулся вампир.

– Значит, я права! – засмеялась гостья.

Вампир и сейчас, вспомнив это, улыбнулся. Глупых вопросов не было, случались порой наивные, но не глупые, за это он её и уважал. Ему нравились её деликатность и такт. И поэтому попросить у подруги сегодня утром помощь в реализации одной идеи, возникшей ещё тогда, когда он впервые её рисовал, было очень трудно и неловко. Но она с пониманием выслушала и раздумывала пятнадцать минут, потом спокойно встала и пошла в студию.

Когда дело дошло до пуговиц кофточки, решительность Милены ослабла, однако она всё же скинула верхнюю одежду, хоть робко и неуверенно. Вот на землю упала последняя часть туалета, и девушка стояла перед ним совершенно беззащитная и такая ранимая. Он жестом указал ей на резной диванчик. Но едва Адреан дотронулся до неё, чтобы поправить позу, она вздрогнула.

– У тебя руки холодные, – тихо пояснила она.

– Я знаю, – улыбнулся он, целуя её в лоб.

Она позировала ему. Обнажённой. И то чувство, которое художник испытывал, рисуя, он не забудет никогда. Не было грязи, пошлости, страсти. Только лёгкие какие-то возвышенные мысли. Он любовался ею, восхищался. Всё было проникнуто каким-то странным тёплым, слегка серебристым светом, и вспоминались слова учителя: «У каждого из нас своя Джоконда».

Из воспоминаний бессмертного вырвал раздавшийся где-то далеко крик. Внизу никто не заметил, но Адреан знал, что не ослышался. Слух вампира очень тонкий и никогда не ошибается. Крик повторился. Это был призыв о помощи. На кого-то напали. Он бы проигнорировал, но что-то в этом голосе заставило его вскочить и помчаться в одну из безлюднейших улиц самого опасного района.

Через несколько секунд иной был на месте. Здесь царили тишина, холод и пустота, если не считать двух борющихся тел внизу. Мужчина, по виду бомж, и юная хрупкая девушка.

– Отпусти её, – с угрозой предупредил вампир, приземляясь сзади.

– Иди своей дорогой, мужик, и не нарывайся на неприятности, – прохрипел незнакомец, бросая бьющуюся девушку на мешки с мусором.

– Сдаётся мне, что на них нарываешься ты, – спокойно заметил хищник, разминая пальцы.

– Правда? – ехидно уточнил незнакомец, поворачиваясь к нему. – Сейчас проверим! – и из его верхней челюсти полезли огромные острые клыки. – Впечатляет? «Так вот он, чужак!»

– Я видел и лучше, – улыбнулся Адреан, обнажая свои зубки. Чужак озадачился и с лёгким испугом выдохнул: