Текст книги "Половцы"

Автор книги: Светлана Плетнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Начало XIII в. характеризуется установлением относительного спокойствия и равновесия. Русские князья прекратили организовывать набеги и походы на степи, а половцы – на русские земли. Только отдельные западные половецкие орды еще продолжали участвовать в русских братоубийственных войнах, ареной которых в те годы стало Галицко-Волынское княжество. В 1202 г. на Галич ходил Рюрик – великий князь киевский. Он привел с собой много половцев, возглавлявшихся двумя князьями – Котяном и Самогуром Сутоевичами. После смерти князя Романа в 1205 г. его малолетнего сына Даниила поддерживали венгры, половцы же воевали на стороне Изяслава Владимировича. Такие стычки и постоянные «приводы» половцев на русские земли продолжались до 1235 г. (в 1217, 1219, 1226, 1228 гг.). В 1226г. после ссоры Мстислава с Даниилом наследное княжение последнего – Галицкую Русь Мстислав пожелал «преда-ти тестеви своему Котяню на избитье» (ПСРЛ, II, с. 747) т а затем Котян был использован Владимиром Киевским в 1228 г. В тот год Даниил попытался как-то наладить отношения с Котяном: «посла ко Котянови, река: „Отче! измяти воину сю, приими мя в любовь себе". Он же ехав взя землю Галичьскую иде в землю Половецкую и не обратися к ним» (ПСРЛ, II, с. 753). После этого отношения половцев с Даниилом так и остались враждебными вплоть до 1235 г., когда они снова «вземше всю землю Галичьскую».

Что касается центральных русских земель, то последний раз половцы подходили к стенам Киева вместе с кня-зем Изяславом в 1234 г. Окрестности города и Поросье были разорены. Поскольку в борьбе с половцами самую непримиримую позицию занимал князь Даниил, возможно, что и в этой эскападе принимал участие или даже возглавлял ее хан Котян.

Военная активность половцев, осмеливавшихся приводить свои полки к самому Киеву, родство Котяна с Мстиславом, взявшем замуж его дочь, а также весьма почтительное обращение к хану Котяну Даниила свидетельствуют, по-видимому, о том, что Котян был главой нескольких орд, очевидно составлявших западное объединение.

О хане Котяне знали не только русские летописцы, упоминают его и восточные авторы, и венгерские источники. Так, Ан-Нувайри писал: «Случилось (однажды), что человек из племени Дурут, по имени Мангуш, сын Котяна, вышел охотиться; встретил его человек из племени Токсоба, по имени Аккубуль (?) – а между обоими племенами было старинное соперничество – и взял его в плен да убил его...» Узнав об этом, Котян, естественно, отправился в поход на Аккубуля, легко разбил его воинов, и они разбежались по степи. Сам Аккубуль был ранен, но, несмотря на это, решил всеми силами продолжать борьбу. Он не нашел ничего лучшего, как обратиться за помощью к монголам, послав к ним своего брата Ансара. Это обстоятельство говорит о том, что монголы уже появились в восточноевропейских степях, но западные половецкие орды, видимо, еще не столкнулись с ними на бранном поле.

Выше мы говорили о расположении орды Токсобичей где-то в бассейне Дона, в конце XII в. они входили в объединение донских половцев. Тогда орда Токсобичей не могла соседствовать с ордой Котяна. По-видимому, монголы, пришедшие в степи и уже победившие и разгромившие половцев на Калке, вытеснили ряд орд со своих прежних становищ. Одним из направлений этого отступления было западное. Так, вероятно, и появились Токсобичи где-то в Побужье—Приднестровье. Уже ослабленные калкинской битвой и последующими стычками с монголами, находясь на новых чужих пастбищах, они, конечно, не выдержали и небольшого боя с войсками Котяна.

Вполне возможно, что просьба о помощи Аккубуля послужила поводом организации монгольскими военачальниками второго удара по половцам (1228—1229 гг.). Однако этот набег, как и первый, еще не привел западных половцев к порабощению. Хан Котян по-прежнему оставался в своих владениях и, как мы видели, в год монгольского удара грозил разорением Галицкому княжеству. Очевидно, несмотря на желание Токсобичей, монголы не пошли далеко на западные окраины степи, ограничившись походом на Саксин, т. е. на Нижнее Поволжье, на Волжскую Болгарию и еще на каких-то «кипчаков». Где лежали земли этих последних – не яено. Скорее всего, в регионе, расположенном между Саксином и Болгаром (на берегах Волги, в восточной части бассейна Дона).

Как бы там ни было, но грозные тучи монгольского нашествия уже ходили над половецкой степью.

Половецкие феодалы, как и русские князья, не были готовы к борьбе с ними. Эпизод, рассказанный Ан-Нувай-ри, несомненно, является свидетельством отсутствия среди половецкой знати необходимого для борьбы с монголами единения. В степях существовало к приходу монголов не менее семи группировок: помимо четырех, о которых говорилось в этой главе и которые были хорошо известны летописцам, существовали самостоятельные более или менее сильные объединения, мало связанные друг с другом или даже враждебно настроенные к ближайшим соседям (в Предкавказье, Крыму, Поволжье). Ни о каком объединении для борьбы с общим врагом, видимо, не могло быть и речи. Наоборот, новых завоевателей пытались привлечь для уничтожения неспокойного соседа.

Вот в такую крайне благоприятную для развертывания успешных военных действий обстановку и попали монгольские войска, скованные железной дисциплиной, предводительствуемые талантливыми военачальниками.

Глава 9. Нашествие, Последние шаги

О монголах, монгольских завоеваниях, о Золотой Орде повествуют многие сохранившиеся источники: арабские, персидские, китайские, русские, латиноязычные и пр. Благодаря им известны и судьбы других стран, народов и этносов, столкнувшихся с монголами и раздробленных их военной машиной. Одним из таких этносов были кипчаки-половцы-куманы.

Первая волна завоевателей подкатилась и хлынула в восточноевропейские степи в 1222—1223 гг. Во главе ее стояли два любимых и наиболее жестоких и талантливых полководца Чингисхана: Джебе а Субедей. Они появились здесь с юга, пройдя вдоль южного берега Каспия в Азербайджан, оттуда – в Ширван и далее – через Шир-ванское ущелье – на Северный Кавказ и в предкавказ-ские степи. Об этом событии особенно подробно рассказывал араб Ибн-ал-Асир:

«Татары двинулись по этим областям, в которых много народов, в том числе алланы, лезгины и (разные) тюркские племена... Нападая на жителей этой страны, мимо которых проходили, они прибыли к алланам, народу многочисленному, к которому уже дошло известие о них. Они (алланы) употребили все свое старание, собрали у себя толпу кипчаков и сразились с ними (татарами). Ни одна из обеих сторон не одержала верха над другою. Тогда татары послали к кипчакам сказать: „Мы и вы одного рода, а эти алланы не из ваших, так что вам нечего помогать им; вера ваша не похожа на их веру, и мы обещаем вам, что не нападем на вас, а принесем вам денег и одежд сколько хотите; оставьте нас с ними". Уладилось дело между ними на деньгах, которые они принесут, на одеждах и пр.; они (татары) действительно принесли им то, что было выговорено, и кипчаки оставили их (аллан). Тогда татары напали на аллан, произвели между ними избиение, бесчинствовали,, грабили, забрали пленных и пошли на кипчаков, которые спокойно разошлись на основании мира, заключенного между ними, и узнали о них только тогда, когда те нагрянули на них и вторглись в землю их». Необычайно живой и экспансивный рассказ повествует в данном случае о первом предательстве половцев, которое привело их самих к гибели. Это были, очевидно, предкавказские половцы, мирно кочевавшие до этого в северокавказских степях уже целое столетие. Ибн-ал-Асир не без ехидства замечает, что «татары отобрали у них вдвое против того, что (сами) им принесли»

(Тизенгаузен, I, с. 25—26).

Надо сказать, что эти потери были бы еще восполни-мы, но «татары остановились в Кипчаке». Их привлекли обильные летом и зимой пастбища, и они, согнав с них кипчаков-половцев, заняли их вместе с пасущимися на них конями и скотом. Сначала они захватили, видимо, Ставропольскую возвышенность, потом – Прикубанье, а далее, как писал Инб-ал-Асир, «прибыли они к городу Судаку; это город кипчаков, из которого они получают свои товары... Придя к Судаку, татары овладели им, а жители его разбежались...» (Тизенгаузен, I, с. 26). Таким образом, татары через Таманский полуостров и пролив прошли уже и в Крым и разграбили один из самых богатых его городов. Так, постепенно монголы начали растекаться по югу восточноевропейских степей.

Услышав об этом, «живущие вдали кипчаки бежали без всякого боя... одни укрылись в болотах, другие в горах, а иные ушли в страну Русских...». Автор подчеркивает, что не предкавказские и не крымские половцы, а живущие вдали от уже захваченных монголами земель испугались новых беспощадных врагов и заметались по степи. Об этом под 1224 г. написал и русский летописещ отметивший, что даже «Юрьгии Кончакович бе болиише всих половець, не може стати противу лицю их (монголов.– С. П.); бегающи же ему, и мыози избьени быша до рекы Днепра... прибегшем же половцемь в Рускую землю, глаголющим же им руским княземь: ,,...аще не поможете нам, мы ныне изсечени быхом, а вы наутрее изсечени будете"» (ПСРЛ, II, с. 740—741). Последняя фраза интересна тем, что свидетельствует о полном восприятии того урока, который получили предкавказские орды, предавшие алан. Стало ясно, что пришедшие завоеватели уничтожают все на своем пути и бороться с ними можно только соединенными усилиями всех восточноевропейских народов. Русские князья и половецкие ханы собрались в Киеве и решили драться с монголами. О панике, которая охватила половцев, свидетельствует тот факт, что один из наиболее влиятельных половцев – «великий князь» Ба-сты спешно принял христианскую религию, желая, очевидно, продемонстрировать свое полное единение с русскими князьями.

Узнав, что монголы уже начали свое движение на русские земли, русские и половецкие полки выступили им навстречу в апреле 1224 г., подошли к Днепровскому 6роду у Протолчии, переправились через реку и там встретились с передовыми разъездами монгольских войск. Они легко победили их и даже «ополонились» стадами. Очень подробно, вскрывая причины развертывавшихся событий, рассказал о дальнейшем Ибн-ал-Асир: «Они (татары) обратились вспять. Тогда у русских и кипчаков явилось желание (напасть) на них; полагая, что они вернулись со страху перед ними и по бессилию сразиться с ними, они усердно стали преследовать их. Татары не переставали отступать, а те гнались по следам их 12 дней, (но) потом татары обратились на русских и кипчаков, которые заметили их только тогда, когда они уже наткнулись на них; (для последних это было) совершенно неожиданно, потому что они считали себя безопасными от татар, будучи уверены в своем превосходстве над ними. Не успели они собраться к бою, как на них напали татары с значительно превосходящими силами. Обе стороны бились с неслыханным упорством и бой между ними длился несколько дней» (Тизенгаузен, I, с. 27). Это было печально знаменитое сражение на Калке. Русские и половцы потерпели жестокое поражение. Одной из причин его было бегство с поля боя половцев, не выдержавших длительной жестокой битвы. Так совершилось второе предательство половцев.

Силы монголов «первой волны» не были особенно крупными. Джебе и Субедей действовали больше дипломатическим коварством и военными хитростями, к которым следует отнести их поспешное отступление в глубь степи, весьма напоминающее известный кочевнический прием «заманивания» в ловушку, как правило дезориентирующее преследователей.

Разорив степные кочевья, пограбив пограничные русские княжества, монголы пошли в Волжскую Болгарию и были там наголову разбиты. Интересно, что болгары в борьбе с ними пользовались теми же приемами отступления, бегства и организации засад, мастерами которых были сами монголы. Однако, видимо, победы вскружили голову Субедею. В результате поражения множество монголов были перебиты; уцелели, по словам Ибн-ал-Асира, всего около 4000 человек. Этот небольшой отряд поспешно спустился по Волге к Саксину и отправился домой – в монгольские степи.

Ибн-ал-Асир писал, что после этого «освободилась от них земля Кипчаков; кто из них спасся, тот вернулся в свою землю...» (Тизенгаузен, I, с. 28). Восстановилась экономика, наладились снова торговые пути, проходившие через половецкие степи. По-видимому, именно в эти годы появляется и распространяется в степях обычай сооружать скрытые святилища. Как и обычные, они ставились на высоких степных курганах. Однако статуи уже не возвышались над оградами, а опускались стоя в глубокие ямы, которые в случае опасности сравнивали с землей. Интересно, что многие из таких скрытых изваяний сделаны не из камня, а из дерева. Дошедшие до нас деревянные экземпляры являются подражанием каменным статуям самого позднего периода их развития, что может быть как бы дополнительным доказательством возникновения скрытых святилищ в самый последний период существования обычая сооружения предкам святилищ.

Появление скрытых святилищ свидетельствует, очевидно, о неуверенности половцев в своих силах и в своем будущем в восточноевропейских степях. Они боялись за сохранность своих святынь и понимали, что не смогут защитить их в случае повторного удара монголов.

Вторая волна монголов хлынула в Восточную Европу в 1228—1229 гг. Поход был направлен приказом Угедея, избранного после смерти Чингисхана великим кааном. 30-тысячное войско возглавил снова Субедей-багатур и царевич Кутай. Направление похода было точно обозначено: Саксин, кипчаки, волжские болгары. Следует сказать, что и этот поход в целом не нарушил жизнь в степях, особенно в западной их части – начиная с Днепра и до Дуная. Мы уже знаем, что в год этого похода, т. е. когда восточные половцы вновь метались по донским и волжским степям, западный хан Котян спокойно разорял Галицкое княжество и надменно пренебрегал предлагаемой Даниилом Галицким дружбой. Правда, по сведениям Ан-Нурвайри, орда Дурут, возглавляемая Котяном,, была как будто уничтожена.

Однако, очевидно, арабский историк ошибся, поскольку Котян упоминается в различных источниках и позднее, причем в качестве влиятельного и сильного в воев-ном отношении хана. Несмотря на это, известно, что многие знатные половцы во главе своих аилов-чадей и родов-куреней уходили из вольных степей на службу к государям соседних стран. В частности, в венгерских источниках сохранились сведения, что именно в 1228 г. часть половцев после разгрома их монголами пришли в Венгрию. При этом они изъявили желание принять католичество, а это значило, что они отказывались не только от своей земли, но и от своих предков, от принадлежности к половецкой общности. Возможно, тогда же появились половцы и другие кочевнические соединения в лесных, совершенно непригодных для кочевания областях. Так, в Ростово-Суздальской земле нашла, вероятно, пристанище значительная часть берендеев, пополнивших ряды привлеченных туда еще Юрием Долгоруким всадников – вассальных войск потомков этого князя. Пришли половцы и в Литовское княжество. Об этом свидетельствуют интересные, дошедшие до нас документы XIV в., в которых говорится о происхождении рода князей Половцы-Рожиновских, находившихся на службе в Литве с XIII в. (Федоров-Давыдов, 1966, с. 228). Их предком называется известный хан Тугоркан, а владения их были якобы в Поросье. Мы знаем, что Тугоркан был приднепровским ханом и Поросьем не владел. Однако его потомки, возможно, именно в лихую годину монгольского нашествия могли пойти на службу к киевскому князю и получить землю на пограничном Поросье, среди черных клобуков, многие из которых погибли в битве на Калке, и земли их нужно было заселять новыми пограничными вассалами.. Следующие монгольские нашествия стали причиной ухода рода Тугоркана дальше на север – под покровительство литовского государя.

Прошло семь лет. На Европу хлынула третья монгольская волна, закончившаяся завоеванием стран Восточной Европы, разорением их и полным или частичным порабощением. Во главе монгольских войск стояли 11 царевичей-чингисидов, в том числе Менгухан и Бату – основатель Золотой Орды, а кроме царевичей вел монголов все тот же Субедей – старый, опытный, хорошо знакомый с народами, которые предстояло уничтожить или покорить. Одной из важнейших задач завоевания было полное овладение пастбищами восточноевропейских степей и подчинение кипчаков-половцев. Мы знаем о яростной и упорной борьбе русских княжеств, Волжской Болгарии и других народов, столкнувшихся с монголами в Европе. Меньше всего сведений сохранилось о сопротивлении половцев. До нас дошел только замечательно яркий и красочный рассказ о событиях этого времени перса Джувайни, писавшего свою книгу «История завоевания мира» в 50-х годах XIII в., т. е. непосредственно после окончания завоеваний и покорения восточноевропейских народов. С книгой Джувайни был хорошо знаком Рашид-ад-Дин (персидский автор XIV в.), он добросовестно пересказал ряд эпизодов. Пересказ отличается от подлинника сухостью и бесстрастностью изложения. Поэтому и мы не рискуем излагать здесь повествование Джувайни и приведем его полностью:

«Когда каан (Угедей) отправил Менгу-каана, Бату и других царевичей для овладения пределами и областями Булгара, асов, Руси и племен кипчакских, аланских и других, (когда) все эти земли были очищены от смутьянов и все, что уцелело от меча, преклонило голову перед начертанием (высшего) повеления, то между кипчакскими негодяями нашелся один, по имени Бачман, который с несколькими кипчакскими удальцами успел спастись; к нему присоединилась группа беглецов. Так как у него не было (постоянного) местопребывания и убежища, где бы он мог остановиться, то он каждый день (оказывался) на новом месте, (был), как говорится в стихе, „днем на одном месте, ночью на другом" и из-за своего собачьего нрава бросался как волк в какую-нибудь сторону и уносил что-нибудь с собою. Мало-помалу зло от него усиливалось, смута и беспорядок умножались.

Где бы войска (монгольские) ни искали следов (его), нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему по большей части служили берега Итиля, он укрывался и прятался в лесах их, наподобие шакала, выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался, то повелитель Менгу-каан велел изготовить 200 судов и на каждое судно посадил сотню вполне вооруженных монголов. Он и брат его Бу-чек оба пошли облавой по обоим берегам. Прибыв в один из лесов Итиля, они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные телеги и куски свежего конского навоза и помета, а посреди всего этого добра увидели больную старуху. Спросили, что это значит, чей это был стан, куда он ушел и где искать (его). Когда узнали наверняка, что Бачмаи только что откочевал и укрылся на остров, находящийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядков скот и имущество находятся на том острове, то вследствие того, что не было судна, а река волновалась, подобно морю, никому нельзя было переплыть (туда), не говоря уже о том, чтобы погнать туда лошадь. Вдруг поднялся ветер, воду от места переправы на остров отбросил в другую сторону и обнаружилась земля. Менгу-каан приказал войску немедленно поскакать (на остров). Раньше, чем он (Бачман) узнал, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жен и детей, забрали с собою множество добра и имущества, а (затем) решили вернуться. Вода опять заколыхалась, и, когда войско перешло там, все снова пришло в прежний порядок. Никому из воинов от реки беды не приключилось. Когда Бачмана привели к Менгу-каану, то он стал просить, чтобы тот удостоил убить его собственноручно. Тот приказал брату своему Бучеку разрубить его (Бачмана) на две части»

(Тизенгаузен, II, с. 24).

Эта трагическая история о яростной и безусловно героической борьбе половцев за свободу и свою землю.

Интересно, что писавший тридцатью годами раньше Ибн-ал-Асир значительно холоднее и с большим осуждением позволял себе писать о монголах. Джувайни уже полностью на стороне завоевателей, однако и в его повествовании звучит невольное восхищение отважным половцем. Помимо Рашид-ад-Дина, рассказ о Бачмане (Баци-маке) помещен и в китайских источниках – в сочинении «История первых четырех ханов из рода Чингизова».

Надо сказать, что остаются не вполне ясными причины, по которым вдруг, как когда-то море перед евреями, бежавшими из Египта, разверзлись воды Итиля и пропустили монголов к острову. Представляется весьма вероятным, что остров, находившийся в дельте Волги, становился им только во время приливов, в отливы вода уходила. Думается, что также посуху перешел на него и Бачман, полагая, что ему полностью удалось «замести следы», смытые наступавшей водой. Возможно, что, если бы не сведения, полученные монголами от пленной, Бач-ману и на этот раз удалось бы скрыться от преследования.

Что касается Рашид-ад-Дина, то этот историк со свойственной ему добросовестностью дотошно включил в повествование о Бачмане сведения, которые не попали в сочинение Джувайни (Тизенгауяен, II, с. 35—36). По-видимому, он узнал о них из других источников или, возможно, сохранившихся в степях устных рассказов. Прежде всего, согласно данным Рашид-ад-Дина, Бачман имел титул «эмира» и происходил из племени «ольбур-лик». Последнее, возможно, следует читать как элъ-бури т. е. объединение Бурчевичей, известных в восточных источниках под наименованием бурджоглы. Таким образом, Бачман принадлежал к одной из самых воинственных орд приднепровского объединения, являясь, возможно, прямым потомком (внуком или правнуком) хана Боняка. Вторая существенная подробность, упомянутая Рашид-ад-Дином, повествует нам о том, что у Бачмана был отважный союзник «Качир-укулэ из племени асов», которого после казни Бачмана также убили. Джувайни указывал, что монголы овладели землями асов, при этом четко противопоставляя их аланам. В другом отрывке своего сочинения он, вновь перечисляя покоренные Батыем земли, говорит об асах и аланах отдельно. То же мы видим и у перса Джузджани, писавшего, возможно, несколько раньше Джувайни, и у Казвини, писавшего примерно па полстолетия позже.

Это дает некоторые основания считать, что под «асами» восточные авторы имели в виду отнюдь не кавказский народ, тем более что при перечислении их часто помещают вместе с Русью и Волжской Болгарией, а не с аланами. Видимо, эти асы – те самые ясы, о которых писал русский летописец под 1116 г., размещая их на берегах Северского Донца. Вероятно, они так и остались там – на «нейтральных» русско-половецких территориях, никогда, естественно, не принимая никакого участия во враждебных действиях против русских княжеств и потому ни разу после начала XII в. и не упомянутые летописью. Однако этнически и территориально это была вполне реальная общность, которую надо было брать силой, о чем хорошо были осведомлены завоеватели. Если эта гипотеза верна, то тогда естественна и связь бурчевича Бачмана с асским (ясским) князем, который жил не более чем в 200 км от кочевий приднепровского «эмира».

Возникает вопрос, каким образом два «эмира» со своим окружением попали из междуречья Днепра и Донца на берега Волги? Очевидно, здееь следует помнить слова Джувайни о том, как метался Бачман по степям. Если бы он действовал только в пределах нижневолжского региона, его смогли бы окружить очень быстро. Видимо, лесные массивы Волги были его последним пристанищем. Там их с Качир-укулэ и настигли монгольские войска.

История Бачмана с наибольшей полнотой отражает отчаянное сопротивление, которое оказывалось населением степи новым завоевателям. Помимо Бачмана, борьбу возглавляли и другие половецкие ханы и беки. В 1237—1239 гг., когда покорение кипчаков-половцев взял в свои руки Батый, вернувшийся в степи после разорения русских земель, в плен было взято несколько половецких военачальников (Арджумак, Куранбас, Капа-ран), посланных навстречу монголам половецким ханом Беркути (Тизенгаузен, И, 1941, с. 37). Непрекращавшиеся волнения в степях, мешавшие монголам наладить собственную экономическую базу (планомерное кочевание) и создававшие постоянную опасность в уже как будто бы завоеванном тылу, привели к тому, что монголы решили просто уничтожить всю половецкую аристократию. Это, очевидно, методично и целенаправленно и было сделано. Об уничтожении воинской и аристократической верхушки свидетельствует полное исчезновение каменных изваяний в европейских степях ко второй половине XIII в. Их некому стало ставить: не осталось ни богачей-заказчиков, ни тех, в чью честь и память воздвигались святилища. Эта свирепая политика завоевателей вызывала, помимо упорного сопротивления, становившегося с каждым месяцем бесполезнее из-за явного превосходства сил монгольских военных подразделений, активную откочевку оставшихся в живых феодалов вместе со своими ордами под покровительство государей других стран. Так, согласно сведениям венгерских источников, в 1237 г. обратился к королю Беле с просьбой об убежище хан Котян, еще недавно грозивший Галицкому княжеству. Он пришел в Венгрию с 40-тысячной ордой. Значительная часть страны пострадала от такого вторжения – потоптаны были пашни, огороды и виноградники. Тем не менее, видимо зная о силе надвигавшихся монгольских войск, сейм венгерских баронов санкционировал поселение половцев в междуречье Дуная и Тиссы и на восточных окраинах государства (Голубовский, 1889, с. 47). Интересно, что, узнав об этом, Батый послал королю письмо, наполненное желанием поссорить венгров с половцами и угрозами в случае неповиновения приказу оставить половцев без покровительства разгромить Вентрию. Написано письмо было в необычайно надменном и властном тоне требования абсолютного подчинения:

«Узнал я сверх того, что рабов моих куманов ты держишь под своим покровительством, почему приказываю тебе впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, так как они, кочуя без домов в шатрах, могут быть и в состоянии убежать, ты же, живя в домах, имеешь земли и города, как же тебе избежать руки моей»

(Федоров-Давыдов, 1966, с. 233).

Очевидно, король и венгерские феодалы не пожелали подчиниться столь грубому посланию. В начале 40-х годов команы скопились в Венгрии в «большом числе» и даже осмелились напасть на монгольскую армию чингисида Сонгкура, однако были наголову разбиты монголами. И после этого разгрома полов-цы-куманы продолжали жить и кочевать в степях Венгерского королевства, вызывая постоянное недовольство соседних с их землями княжеств, периодически подвергавшихся грабежам.

Наследник Белы – Стефан женился на одной из дочерей Котяна (крестившейся Елизаветой), который получил от короля титул «dominus Cumanorum» – правитель куман. Несмотря на близкое родство, Котяна обвинили в измене (связях с русскими и монголами) и казнили. Половцы его орды взбунтовались и начали разорять и жечь венгерские селения. Король пытался уговорить и утихомирить их, но они продолжали военные действия, отвечая: «Это тебе за Котяна». Не пожелав далее подчиняться венгерскому королю, они ушли в земли соседней Болгарии.

Тем не менее влияние половцев продолжало расти, особенно при короле Ладиславе (Ласло), воспитанном матерью-половчанкой. Он окружил себя знатными половцами, при дворе распространились половецкие обычаи, роскошь, одежда.

Все это вызывало постоянное недовольство венгерских феодалов, земли которых к тому же постоянно подвергались разбойным нападениям кочевников. Король, заинтересованный в ослаблении своих феодалов, не желал вмешиваться в распри и не поддерживал венгерскую аристократию. Тогда знать обратилась за помощью к папе. Папа прислал в страну своего легата. Под давлением церкви в 1279 г. король вынужден был огласить своеобразный «манифест», начинавшийся так: «Ладислав Божьей милостью король Венгрии... Кумании, Булгарии...» Он требовал от князей половецких Альпара и Узура и других оставить почитание идолов, «отбросить» обычаи язычников, обратиться к единению с католической верой и всем поголовно креститься. Кроме того, к ним предъявлялось требование отказаться от «палаток и переносных жилищ... и оставаться в деревнях по обычаю христианскому». Для наблюдения за соблюдением всех этих правил в каждое «племя» и его «колена», т. е. в орды и курени, назначались инквизиторы. Половецкие князья получали определенные наделы земли и на основании этого феодального владения становились вассалами короля, равными в правах с венгерскими феодалами.

Через три года половцы вновь взбунтовались, ушли к монголам в Приднестровье и оттуда напали на Венгрию, разорив страну до самой столицы – Пешта. Видимо, после этого все, что стесняло свободу половцев в «манифесте», было отменено, поскольку в 1290 г. папа Николай вновь писал королю о том, чтобы он заставил половцев жить в домах, а тех, кто принял христианство, уничтожить хотя бы идолов. Только через столетие половцы полностью осели и христианизировались, однако по-прежнему оставались всадниками-лучниками в венгерских войсках.

Еще до монгольского нашествия, с начала XII в., половцы начали активно проникать на территорию Болгарского царства, находившегося тогда под властью Византии. Они занимали пастбища на широкой долине нижнего Дуная, в Добрудже и северо-восточных землях Болгарии. В 70-х годах XII в. болгары подняли восстание против византийского господства. Возглавили его два брата – куманы Асен и Петр, поддержанные куман-скими войсками (Златарскии, II, с. 430—480). В результате Асен I в 1187 г. стал царем Болгарии. Куманы-половцы стали играть видную роль в жизни государства. При преемнике Асена – Калояне болгарские и куманские феодалы, недовольные объединительной жесткой деятельностью царя, устроили заговор и в 1207 г. убили его. На престол опять сел половецкий феодал – племянник Асена – Борил, царствовавший 11 лет. После него при Асене II (1208—1241 гг.) приток половцев, бежавших от монголов и частью из Венгрии, усилился. Судя по находкам в Северо-Восточной Болгарии каменных статуй (датируются поздним временем – XIII в.), подкочевывали сюда не только западные половцы-куманы, но и отдельные курени восточных половцев, какое-то время продолжавших ставить святилища своим предкам на новых землях. Впрочем, как и в Венгрии, половцы в Болгарии крестились, обращаясь в православие. В одном из латиноязычных источников (в письме к папе Григорию 1227 г.) упомянут половец по имени Борис, т. е. явно православный. Интересно, что западная половецкая епархия была православной и руководил ею греческий епископ, на что указывал в письме венгерскому королю папа Григорий в 1234 г. Очевидно, православие было принято половцами под воздействием и, возможно, под давлением болгарского населения.